В 2013 г. в сборнике «Рожденные в СССР», выпущенном Союзом писателей России, опубликована повесть «Альпийская роза Приморья».
В октябре 2014 г. издательство «Союз писателей» включило стихи Геннадия Исикова в проект «Писатели XXI века. Хрестоматия. Вечные чувства в стихах современных поэтов".
25 декабря 2014 года Геннадий Исиков принят в Российский союз писателей.
В 2015 издательство «Союз писателей» включило отрывок из повести "Наследники Дерсу" в проект «Писатели XXI века. Хрестоматия для старшего школьного возраста" 2015 г. литературный портал «Проза.RU» номинировал повесть «Пасека» на премию «Писатель 2015 года».Издательство "Планета книг" по акции "Озарение" опубликовало повесть и разместило в интернет магазине.http://planeta-knig.ru/shop/921/desc/paseka
В 2015 г. литературный портал «Проза.RU» номинировал повесть "Наследники Дерсу" на премию «Писатель 2015 года».
Отзывы на стихи и прозу можно прислать по электронному адресу gai611@mail.ru
Купить книгу можно по указанной сноске.
http://planeta-knig.ru/shop/921/desc/paseka
Геннадий Исиков
«Наследники Дерсу"
ПОЭТ, ПИСАТЕЛЬ, ЖУРНАЛИСТ... ЛЕСНИЧИЙ
Исиков Геннадий Александрович родился 29 июня 1948 года на пасеке колхоза «Горный гигант» в урочище Медео вблизи г. Алма-Ата. Восьмилетнее образование получил в санаторно-лесной школе. В 1963 году поступил в Лениногорский лесной техникум Восточно-Казахстанской области, который окончил через четыре года. Во время учебы в 1965 году опубликовал первое стихотворение в газете «Лениногорская правда». В 1967 году был направлен помощником лесничего в Нарынкольский, а затем в Прибалхашский и Пригородный лесхоз Алма-Атинской области. В 1970 году поступил на заочное отделение Казахского сельскохозяйственного института.
11 сентября 1972 года переехал с семьей в Приморский край. В Кавалеровском лесхозе работал инженером лесного хозяйства, инженером охраны и защиты леса, лесничим Хрустальненского лесничества. В 1976 г. окончил Приморский сельскохозяйственный институт.
Принимал активное участие в конкурсе Министерства лесного хозяйства РСФСР на лучшую публикацию об охране природы, по итогам 1978 года стал лауреатом третьей премии.
В 1979 году при участии Кавалеровского РК КПСС был переведен на должность организатора районной редакции радиовещания. В 1980 году поступил в Дальневосточный государственный университет на факультет журналистики. В 1982-ом принят в Союз журналистов СССР. Занимался в клубе «Литературная строка» при Союзе писателей в г. Владивостоке, вел занятия Лев Николаевич Князев. В 1985 году в сборнике «Приморье» был опубликован рассказ «Пасека». В том же году был принят на должность собственного корреспондента Приморского радио и телевидения по Тернейскому, Дальнегорскому, Ольгинскому и Кавалеровскому районам. В 1986 году Г.А. Исиков и его семья переехали в Дальнегорск, где находился корпункт. В 1988 г. окончил факультет журналистики Дальневосточного государственного университета.
В 1990 г., став учредителем, выпустил первую в СССР уфологическую газету «Природа и аномальные явления», в 1991 году – газету «Высота 611». Работал директором типографии, в 1992-1993 годах – собственным корреспондентом ИТАР-ТАСС. В 1994 г. стал учредителем газеты «Приморье – реклама», в 1995 году – издателем городской газеты «Вечерний Дальнегорск».
Активно занимался политической деятельностью. В 2000–2003 годах работал помощником депутата Государственной думы III созыва В.В. Гришукова, в 2007–2011 – помощником депутата Законодательного собрания Приморского края В.В. Беспалова.
В 2007 году конференцией Приморского отделения политической партии «Коммунистическая партия Российской Федерации» утвержден корреспондентом газеты «Правда» по Приморскому краю. Награжден памятными медалями ЦК КПРФ.
ОТ АВТОРА
Мне очень повезло. Моё счастье в том, что, работая лесничим, а позже журналистом, встречался с замечательными людьми – таёжниками, потомками первопроходцев, староверами, горняками, сельчанами, и это обязывает оставить о них память.
Но каждый герой повести – всё же собирательный образ, в котором можно заметить черты судеб многих людей, характерных для того времени.
Возможные совпадения фамилий случайны или сохранены из глубочайшего уважения. Это относится, например, к староверу Мурачёву Семену Степановичу, с которым я долгое время поддерживал приятельские отношения.
В повести «Пасека» я описываю время социализма. Мне хотелось запечатлеть и достоинства народовластия, и то, что все успехи общественного строя кроются в человеке, его нравственных достоинствах, а поражения – в отсутствии таковых. Воистину, сам человек – или Бог, или Дьявол.
В XXI веке мы стали свидетелями сильных наводнений, изменения климата. Это расплата человечества за хищническое уничтожение лесов по всей планете. И с каждым годом стихия будет напоминать о себе со всё более угрожающей силой.
Ещё во времена царя Петра I ввели должность лесника, а затем учредили корпус лесничих, в Академии вырастили учёных-лесоводов, лесоустроителей, которые были на государственной службе и носили военную форму.
В годы Великой Отечественной войны выдавали в день по буханке хлеба тем, кто был занят на посадке леса. В войну садили лес и думали о будущем!
Лесные хозяйства государственной лесной охраны занимали обычно территорию одного административного района. В штатном расписании каждого хозяйства – шестьдесят инженерно-технических работников и рабочих. Весной каждый из них две недели трудился в лесу и высаживал по тысяче саженцев в день ручным способом, а механизированным, с помощью лесопосадочной машины, – десятки тысяч.
В СССР на должности рядового лесника в 1990-е годы работало 74000 человек...
На все виды лесохозяйственных работ выделялись средства. 50 процентов средств, необходимых для содержания лесной охраны, лесхоз зарабатывал сам: цех ширпотреба выпускал товары народного потребления, используя древесину от санитарных рубок.
Сокращение рядовых лесников по России привело к увеличению возгораний в лесах. Примером тому может служить пожар 2014 года в Якутии на громадной территории. В советское время лесники в считанные минуты прибывали к месту пожара и тушили его с минимальными затратами для государства. Ущерб лесу был незначительным.
Передача функций тушения лесных пожаров МЧС, по моим наблюдениям, вряд ли оправдывает себя...
Преобразование и сокращение государственной лесной охраны было вызвано, по-видимому, желанием растащить леса по собственным олигархическим уделам. Сегодня назрела острая необходимость пересмотреть лесное, водное и земельное законодательство.
К примеру, в царские времена если барин, дворянин, собственник земли, выезжал на жительство в другое государство, то лишался в России права собственности на землю, о чём делалась запись в реестре земель губернии.
Если попирают общечеловеческие ценности, стремятся любыми доступными приёмами к стяжательству, мы получаем безнравственное общество.
Если усилия людей складываются в созидании, получаются грандиозные победы в кратчайшие сроки, такие как полёты в космос.
Я вижу смысл в исследовании человеческих душ и наблюдении за реальными людьми.
Всю жизнь я занимаюсь пчёлами. Это привело меня к размышлениям о том, как можно организовать идеальное общество. Ведь жизнь пчёл – это образец социума, где каждый заботится о подрастающем поколении и оставляет после себя плоды своей жизни – энергию Солнца, преобразованную в процессе фотосинтеза растений и самих пчёл в мёд, пыльцу, прополис, воск, маточное молочко.
Лишь благодаря этим насекомым планета Земля может оставаться зелёной, покрытой богатой растительностью.
Пчёлы подсказывают и формулу бессмертия: пчела летом живёт всего месяц, а матка – пять лет, в шестьдесят раз дольше!
Тайна кроется в количестве маточного молочка, заложенного в ячейку с личинкой. Так что же это за чудо такое, маточное молочко пчёл?..
Природа загадывает много загадок, и вопрос в том, захочет ли человек в них разобраться.
То, что каждое растение в той или иной степени обладает лекарственными свойствами, известно людям с древних времён. Но есть загадки сложнее, чем свойства растений и на их основе создание лекарств, например.
Сотня ульев с пчелиными семьями, за которыми присматривает пчеловод, – прообраз человеческого социума, где каждый улей – это государство, а пчеловод – это наш общечеловеческий разум. И я мечтаю, чтобы понимание этого было первым шагом на пути к гармонии с Её Величеством Природой.
Поэтому свою повесть я так и назвал – «Пасека».
Что же человечество выберет? По какому пути пойдёт?
Уничтожение себя и природы, вечные войны и захват сырьевых ресурсов у соседней более слабой нации? Войны по утверждению собственной религии или идейных убеждений?..
Или созидательный путь? Взаимное уважение. Понимание, что планета Земля – это хрупкая экосистема...
НАСЛЕДНИКИ ДЕРСУ
Заброшенный посёлок Лесной разместился на просторной поляне у реки Кенцухе, окружённой со всех сторон крутыми отрогами хребта Сихотэ-Алинь. На тёмно-синем небе мерцали звёзды, полная луна освещала опавшие на землю золотые листья берёз и рыжую хвою.
В окна кордона – дома, рубленного из лиственничных брёвен, – падал лунный свет. В сочных сумерках виднелась нехитрая утварь комнаты: кровать, где посапывали лесник и его жена, кухонный стол у печи и обеденный у окна в углу. Над ним поблескивали окладами из почерневшей меди образа староверческих икон.
Неожиданно тишину вспугнул донёсшийся с поляны храп испуганного коня.
Николай Тихонович, крепкий суховатый мужчина за шестьдесят, спросонья натруженной пятернёй потянулся за коробком спичек на стуле, чиркнул, поджег фитиль керосиновой лампы, надел стеклянный колпак. Осторожно, стараясь не разбудить свою подругу жизни, в майке и трусах поднялся с тёплой постели, сунул ноги в поношенные туфли и подошёл с лампой к окну; отодвинув шторку, стал вглядываться в освещённую луной поляну и кромку тайги из редких деревьев. С вечера лесник оставил коня пастись за сараем с домашней скотиной.
– Что там? – спросила мягким, сонным голосом жена, заворочалась и стала подниматься, в предчувствии беды.
– Спи, Ульянушка. Не твоего ума дело. Даст бог, обойдётся. Карька забеспокоился.
– Были бы собаки, так и голос подали, – крепкая, в меру полноватая женщина надела поверх ночной сорочки сарафан, прибрала волосы и повязала ситцевый платочек.
– Если тигра, то и собака не в помощь. Забьётся под крыльцо и дрожит от страха, – хозяин надел брюки для работы по хозяйству, связанный женой свитер, фуфайку, застегнул на все пуговицы.
– Так, и ты не вздумай во двор идти! – больше попросила, чем приказала жена, зная, что Николай всё равно сделает по-своёму.
– Так я, того, с ружжом, – миролюбиво успокоил Николай жену. – Только гляну.
Хозяин снял со стены двустволку ИЖ шестнадцатого калибра, переломил, посмотрел в ствол – заряжена или нет, достал из патронташа тёмные латунные гильзы с пулями, загнал в стволы, в карман положил ещё четыре патрона.
– Тигру выслеживать – всё одно, что идти смерть искать. Это днём-то. А ночью и подавно. Куда ж я пойду? Пальну только для острастки.
– И не думай даже. Не ровен час ранишь.
– Так коня ж погрызёт! – Николай Тихонович не спешил, поглядывая в окно и стараясь успокоить жену.
– И ладно, и пускай! – Ульяна встала рядом, глядя в оконце. – Казённый он. Ты же обо мне подумай! Если тигра тебя погрызёт, что ж я без тебя делать-то на белом свете буду? – слёзно запричитала женщина.
– Без коня как без рук: ни вспахать, ни дров привезти, ни шишек. И на пожар тож поспешать сподручнее, если что. – Мужчина всем своим видом внушал полное спокойствие. Уверенные, неспешные движения рук говорили, что он привык иметь дело с ружьём.
– Уезжать надо. Жизни тут никакой не стало. На двор-то и днём выйти страшно, как собаки не стало. Гадай, за каким углом тебя зверюга поджидает. Глушь кругом. Лесоучасток закрывают. Соседи-то все отсюдова съезжают…
– Скажешь тоже, глушь!.. Дорогу вон рядом японцы проложили до самого моря. Рудник открылся, серебро нашли. Грузовики ходят, автобусы. За грибами, шишкой да ягодой народу столько кажный день по тайге шастает, что за всю жизнь мы с тобой столько не видывали. Была глухомань, да не стало.
– Христом богом прошу, – голос хозяйки набрал и уверенности в своей правоте, и твёрдости. – Съезжать нам надо отсюдова к детям. Соседи-то свои дома по брёвнышку раскатывают да в Кавалерово свозят. А тут, считай, весь день-деньской я одна. Ты в лесничество на работу или в тайгу, а мне и словом перекинуться не с кем. Сама с собою да со скотиной, да ещё помянёшь кого, кто на кладбище лежит за нашим забором. Жуть меня другой раз одолевает. Сил уже нет жить так. Страшно. Собак тигры поели, теперь, того и смотри, до коровы доберутся. А без коровы как? Пропадём! Пенсии нет, картошку да огородину в посёлке растить ещё и лучше, а здесь и зимой, и летом от кабанов покоя нет, а за ними тигра ходит. Вот нам и достаётся. Картошку-то нынче опять свиньи выпахали. Ты, вроде, и в засаде сидел. А они ж тебя за километр чуют. Почём зря ночами не спал!
– За что ж корить-то меня? Это зверь, ему на то и нюх дан. Не всякий раз охота удачной бывает… – Николай Тихонович слегка обиделся, но виду не подал, снял крючок с двери и вышел на крыльцо.
«Да, – согласился он с женой. – Был посёлок Лесной – магазинчик да горстка домиков лесорубов, а только название от него и останется. Удобное место, речка рядом, земля в пойме плодородная, для пчёл раздолье с весны до поздней осени. Всегда с мёдом, и на продажу остаётся», – он с тёплым чувством посмотрел в сторону рядов ульев большой пасеки, омшаника и сарая, где хранил инвентарь.
Николаю Тихоновичу не в тягость своими руками сделать хоть сани, хоть телегу, улей с рамками, стол или стул, бочата под грибы да помидоры, капусту да бруснику. Прирос он тут душой, хозяйство справное, на всём своём живёт, переехать на новое место – всё равно, что сгореть, заново начинать придётся. В Кавалерово дом-то свой есть, переехать можно, да простора таёжного нет, тишины, спокойствия.
Испокон веков, – никто не знает точно, с какого времени, – рядом проходила старая тропа то ли китайцев, то ли удэгейцев, то ли тазов, то ли другого какого древнего народа. Русские расселялись по северу края из небольшого уездного города Ольги на берегу залива святой княгини. Тропу накатали колёсами конных телег, и появились дороги, но до того узкие, что не разъехаться. А шли и пешими, и телегами со скарбом, и скотину гнали мимо бухты святого князя Владимира, хутора Туманово. Болотистой низиной вдоль речек вёл путь через Суворово на Богополье.
За перевалами да речными бродами от реки Тадуши развилка: на запад – в селение Кавалерово, на Сихотэ-Алинский перевал и дальше на реку Уссури и в Китай; на восток – в Богополье, Тадушу и к морю. Из Богополья ещё один путь ведёт через скалы и Монастырку в бухту Тетюхе. Третья дорога ведёт через сопку в поселок Лесной, от него в Тройку и по хребту в ту же бухту, затем на запад в Мономахово и Тетюхинский рудник, а на север – в бухты Пластун, Терней и Амгу, где и селились староверы.
От Суворовской развилки на Лесной в гору подъём на восемь километров, потом спуск – ещё восемь. Путь этот преодолеть и коням, и людям доставалось большими трудами. Вверх – надо помочь телегу подталкивать сзади, на спуске притормаживать тонким брёвнышком, чтоб коню телега не переломала ноги. В Лесном путники на берегу реки останавливались – себе и коням отдых дать.
Николай посмотрел на восток. Крутая яйцеобразная сопка, а дорога по ней извивается так плавно, что хоть на подъём, хоть на спуск и конь телегу может тянуть, с трудом, конечно, если гружёную.
А с верхушки перевала такой вид, что залюбуешься: на восток всю Тадушинскую долину видать до моря. Здесь во время войны, на самой маковке, артиллерийская батарея стояла, японские самолёты поджидала. Окрестные сопки под военным лесничеством находились. Вот тогда дорогу под машины и расширили, скалистый грунт под ней, хорошая дорога получилась. А на запад сверху глянешь, то кенцухинскую долину видать, как на ладошке, и реку Ердагоу! По ней можно и в Китай уйти тропой. Сопки высокие, распадки рек и речушек – красота неписаная вокруг, дикая.
После войны пригнали в Лесной пленных японцев. Из Кавалерово через Кенцухинский перевал дорогу строить. Теперь от Кавалерово до Тетюхе всего-то километров шестьдесят. Устроили спуск над пропастью длиной три километра, а он сократил объездную старую дорогу на сто с гаком!
Николай Тихонович предавался размышлениям, оглядывая просторную поляну, заросшую медоносным разнотравьем, побитым ночными морозами.
Лесник прислушался: в небольшом сарайчике, куда он на ночь закрыл корову и телят, они вздыхали от волнения, переминаясь с ноги на ногу.
Держа наизготовку ружье со взведёнными курками, он осторожно прошёл за сарай, огляделся – коня не видно: «Тигр, значит, Карьку в тайгу погнал, больше некому, – утвердился в своей догадке лесник, продолжая размышлять: – А ведь и впрямь хорошее место Лесной! Название само за себя говорит. Рыба на нерест заходит, лови да соли на зиму, и кедрачи рядом – орехов тьма-тьмущая, и людям, и кабанам, и белке хватает! А брусники! А грибов! Видимо-невидимо всяких. И охота, понятно, кормит. В пойме реки – кабаны, по распадкам – изюбри, дикие козы стадами. Тигру приволье, человека не трогает, если только не раненый или старый, которому и козу не добыть. Или совсем молоденький несмышлёныш. Было дело, такой вот молодой в позапрошлом году как-то собачку с цепи не сразу сорвал, та в конуру забилась, да конура спасёт разве? Со страху собачка и не взвизгнула. Пропала собачка, хорошая была лайка. Потом у других соседей тигрёнок потаскал собак. А в прошедшем году осенью, до снега, другой, старый тигр тоже заходил на подворье. Да если б просто прошёл своей дорогой мимо. Так нет! На крыльце дома лучшую собачку задавил, друга верного. Отнёс от дома метров на триста да и съел. Считай на глазах. А как тигра преследовать? Этого он не простит. Не родился человек, чтоб перехитрил взрослого тигра в тайге. Пойдешь за ним – погибнешь».
Вспомнил Николай Тихонович, как год назад встретился он с тигром. На другое утро после гибели собаки отправился он вдоль реки и по следам определил, что трудно хозяину тайги стало добывать зверя: «Часто ложится, видать, приболел или ранил кто».
Шёл лесник тогда по тропе и тут заметил: «Пень какой-то интересный. Откуда? Не было здесь таких пней. А у этого пня… глаза… такие… как у тигра. Его глаза ни с каким другим зверем не спутаешь, гипноз от них».
Собственной кожей лесник этот взгляд на себе прочувствовал, озноб взял. Постоял, размышляя: «Может, назад идти? Опасно. Покажешь ему спину – погонится. Раз собаку съел, голоден. Бог его знает, что у него на уме».
Думал Николай Тихонович, а сам незаметно для себя медленно всё ближе и ближе к тигру подходил. Вот уже сорок… тридцать метров, а тот как сидел, так и сидит. Наблюдает. И Николай Тихонович вроде как опомнился, в себя приходить стал: «Тигр-то на расстоянии верного выстрела, морду видно выжидательную».
И тут, как это бывает в минуту смертельной опасности, страх у Николая Тихоновича вовсе пропал, и возникло чувство мести за дружка своего: «Съел собачку? Так ведь и меня задавишь?! Ан нет! Ещё поглядим, кто кого!»
Не чувствовал в себе лесник желания убивать тигра, пройти хотел мимо. Но вот подошёл – и что ж делать? «Мимо? Можно и мимо, – думал, – но опасно. Да и назад нельзя».
И вот тут что-то сработало против его воли, гипноз зверя, наверно. Николая Тихоновича как к дереву привязали. Стоит и смотрит. Он на тигра. Тигр на него. Минут пятнадцать стоял. Большой тигр, крупный, шерсть тёмно-рыжими и светлыми полосками на солнце переливается. Кончик хвоста подёргивается. И задал мысленно лесник тигру вопрос: «Ну, что? Кто будет первым нападать? Ну!.. Давай!.. Ну!!! Что медлишь?! Давай!!! Кидайся!!! Я-то успею стрельнуть!!!» А тигр сидит и смотрит в глаза ему, Николаю Тихоновичу: «Вот, мол, не боюсь я тебя, человек». Рыжие волосы шкуры тигра горят на солнце. «А на морде никаких эмоций, – наблюдает лесник, – сидит не двигаясь, будто силы его покинули». И подумалось тогда: «Зверь смерти своей ждёт, помочь ему просит». Присел тогда Николай, прицелился в самое сердце. Выстрелил.
Старый оказался тигр, раненный кем-то. Двух метров длиной, все три с хвостом. «А может, просто смерти искал сам, раз так близко подпустил и не реагировал? Он же всё понимает, царь зверей. И погиб, вишь ты, с поднятой головой, гордый, бесстрашный, а не издох от бессилия».
Позвал тогда Николай Тихонович племянника своего Фёдора на помощь. Сняли дорогую шкуру, а ещё забрали ценные в китайской медицине кости. Фёдор-то на грузовой машине в дальние рейсы ездит, через знакомых тайно сбыл добычу, хорошие деньги получились.
После этого случая целый год тигров в Лесном не было…
На сопки, припорошённые инеем, лунная ночь накинула звёздное одеяло, словно пыталась сохранить дневное тепло осеннего дня.
Стоял лесник с ружьём у стайки, слушая вздохи коровы. Лёгкий ветер принёс от реки неясные звуки. Николай Тихонович опасливо оглянулся по сторонам. Луна бросала тени от строений, деревьев и кустов, а дальше стояла непроглядная темень.
«А чего ещё ждать-то от тайги? – переживал лесник. – Сам не загнал в стайку Карьку. Конечно, и корова, и конь, и телята всегда спокойно паслись на лугу у дома. А тут, на тебе, конь испуганно ночью заржал. Неспроста это. Тигра почуял, не иначе, тут бродит».
…Тигр из хвойных лесов шёл на восток к берегу моря в дубняки, где удался урожай жёлудей, туда же двигались на зимовку и семьи диких свиней. Перебирая лапами по зверовой тропе, натоптанной по водоразделу, он учуял запах дыма человеческого жилья.
Крупный тигр, повадками дикой кошки, пригибаясь к земле, на полусогнутых лапах прошёлся по поляне, выследил коня, вспугнул. Конь заржал от испуга, моля человека о помощи. Зверь отрезал путь к дому и спасению. Сделав лёгкий прыжок в сторону добычи, он погнал испуганного Карьку вдоль берега по рыбацкой тропе в чащобу, где конь мог бы напороться на сухие сучья и сваленные бурей деревья.
Тигр остановил бег и дал коню успокоиться, затем обошёл его, прижимаясь к земле, и подкрался так близко, что одним броском сбил его с ног, вцепился когтями мощных лап в голову и, поймав пастью ноздри и нижнюю челюсть жертвы, задушил.
…Николай понял, что конь пропал. «Прохлопал ушами, – сетовал лесник. – Надо было с вечера в стайку загнать, да кто ж знал, что царь-то объявится. Утром гляну, что с конём, да в лесхоз съезжу доложить», – и побрёл в дом успокоить Ульяну.
http://planeta-knig.ru/shop/921/desc/paseka
Купить книгу можно в интернет магазине "Планета книг"по указанной сноске.
Геннадий Исиков
«Наследники Дерсу"
В повести использованы эпизоды таёжных встреч с харзой и тигром Василия Храмцова, экс-директора Лозовского заповедника, и с бурым медведем Александра Окунева из Дальнегорска.
Барсучонок и харза
Закончив работу и заполнив мешки семенами, Сергей взял на плечо мешок готовых орехов и подумал, что если он спустится вниз и перейдет через долинку на соседний склон, то не заблудится. Охотничьим шагом, уходя то влево, то вправо, он обшаривал взглядом пожухлую хвою и листву, примечая на завтра, где можно будет собрать шишек, миновал распадок и стал подниматься по скалистому склону соседней гряды.
На его пути лежала сваленная бурей старая липа, с выцветшей белесоватой корой, её ствол повис над землёй на обломанных ветвях. Сергей обошёл её. За деревьями показался довольно крутоватый склон, усыпанный камнями от выветренной скалы, видимой из-за вершин кедров. Он прислонился спиной к стволу огромного дерева отдохнуть. Осенняя тишина тайги окружала его. Заметив рядом с камнем барсучью нору, Сергей затаился в надежде увидеть зверька и понаблюдать за его повадками.
Вскоре показалась узкая продолговатая голова с небольшими прижатыми ушками и бусинками глаз. На сильных коротеньких лапах с длинными загнутыми когтями сидело серое, плотное, клинообразное тело молодого зверька, величиной чуть меньше средней собаки, с серебристой шерстью и коротким хвостом. За первым показался второй, затем третий, из другого входа, чуть в сторонке, вылезла барсучиха, крупнее размером и темноватой окраски. Она осторожно осмотрелась, принюхалась. Ветерок дул на Сергея, и барсуки не почуяли человека. К тому же мешок шишек и одежда пропахли смолой.
Затаив дыхание, он с восторгом наблюдал, как барсуки энергично разбежались по склону, роясь в лесной подстилке из хвои и опавших листьев, разыскивая личинки насекомых и гусениц. Отыскав шишку, один барсук начал шелушить её, он грыз орешки, настороженно оглядываясь по сторонам, готовый мгновенно скрыться.
Сергей знал о том, что барсуки устраивают норы с двумя или тремя входами среди скал, а жильё содержат в чистоте. Иногда к ним подселяются квартировать енот или лисица. Но если енота хозяин норы как-то терпит, то лисицу не может из-за её неряшливости. Если барсуку не удаётся выгнать плутовку, он сам уходит и делает новую нору. Всю зиму зверёк отлёживается. Если его поймать и принести домой, легко приручается и становится удивительно доверчивым и преданным другом. И лесу приносит незаменимую пользу. Взрыхляя почву, он зарывает семена трав, женьшеня, кустарников и деревьев, чтобы они смогли прорасти.
Сергей поймал себя на мысли, что, залюбовавшись зверьками, потерял много времени, и осторожно, чтобы не распугать семью, вернулся в распадок и тропой пошёл вниз, затем поднялся на хребет и по тропе заспешил к биваку. О своей встрече со зверьками он промолчал, чтобы не выдать место и не разжечь азарт Владимира поохотиться. Вряд ли и Виктор отказался бы от свежины.
На следующий вечер Сергей снова решил проведать семью барсуков. Рано наступающие в горах сумерки медленно сгущались, тень заползала в распадки, заторопились вернуться к палатке до наступления ночи. Завязали мешки, помогли вскинуть друг другу на плечи и направились по водоразделу к палатке. Сергей специально отстал и спустился к тому месту, где нашёл барсучью нору. Солнце скрылось за кедрачами соседней гряды, предвещая приближение ночи. Он ступил на едва заметную звериную тропу и пошёл вниз. Осенняя тишина окутала окружающий его сумеречный мир тайги. Вдруг раздались странные звуки: «ха…р…р, фы…р…р». Сергей испуганно остановился: «Что бы это могло быть? Такой тревожный и озлобленный голос зверей».
– Фыр…р! Пах…х! – раздалось опять в наступающей темноте.
Очень осторожно Сергей начал пробираться к тому месту, откуда доносились непонятные звуки. Впереди показалась небольшая лужайка, и он не сразу понял, что на ней происходит. Серо-чёрно-жёлтый небольшой клубок хвостов, ног, тел катался по земле, шипел и визжал. Сергей сбросил мешок с орехами на землю, схватил палку, хотел было разогнать дерущихся зверьков, но тут клубок распался. Чёрно-оранжевый зверёк метнулся, словно молния, фыркнул что-то по-своему и опять сцепился с серо-серебристым.
Нападающей была довольно крупная харза*, её атаки отбивал барсук. Он оказался совсем молодым, и в таких переделках ему, похоже, ещё не приходилось бывать, но он не сдавался. Работая зубами и когтями передних лап, он защищался изо всех сил. Ловкая и сильная харза, словно змея извиваясь, фыркала и пыталась вцепиться в глотку своей добычи.
Сергею стало жаль барсучонка. Он, размахнувшись, хотел палкой проучить настырную хищницу, но она, мгновенно изогнувшись, вывернулась, отскочила в сторону и сделала резкий бросок на человека. Такого отпора Сергей не ожидал и со страха прыгнул в сторону, почувствовав прилив адреналина. Барсук тем временем юркнул в чащу.
– Я тебе покажу кузькину мать, – бормотал Сергей, замахиваясь палкой в очередной раз. Но харза уже растворилась в сумерках. Вот только что тут была, кинулась на него и вдруг исчезла.
Осмотревшись по сторонам, Сергей ничего подозрительного не заметил, осенняя тишина снова окружила его. Он взвалил мешок на плечо и заторопился к палатке. Успокоив себя, подобрал свежую шишку, отламывая чешуйки, доставал орешки и грыз их. Мягкая скорлупа легко поддавалась, вкусное зёрнышко вызывало всё больший аппетит. Он вспомнил, что в орехах кедра содержится сорок процентов растительного жира. Двести граммов зёрен, а это стакана полтора, заменяют пятьдесят граммов орехового масла, что восполняет всю затраченную за день энергию с лихвой. В наступающих сумерках Сергей незаметно дошёл до палатки.
Встреча с тигром.
Ночной холодный и влажный воздух оседал обильной росой на хвою кедров и елей, листья берёз, клёнов и черёмух, лиан актинидии и лимонника, готовую к сенокосу траву, предвещая тёплый солнечный день и обильное выделение нектара у цветущей малины.
Пётр Иванович, надев энцефалитный костюм, резиновые сапоги и непромокаемый плащ, оставшийся ещё от лесной службы, прикрепил к поясу охотничий нож, вышел на дорогу и за вторым изгибом свернул на знакомую зверовую тропу к реке. По ней пчеловод не раз ходил на рыбалку и за грибами. Капли росы играли бриллиантами в первых лучах солнца, неведомой рукой рисуя праздничную картину лета.
Переживания за Лену отошли на второй план, он успокоился, любуясь родной стихией. Тайга просыпалась, под пологом леса светлело. Впереди показалась пойма реки, свободная от деревьев. «Вот ещё один поворот, и там будет виден переход через реку, – вспомнил Пётр Иванович, сбивая перед собой походной палкой росу с травы, – а там, метрах в тридцати от брода, давно упавший на землю ильм».
Дерево лежало на влажной земле. Древесину поразил мицелий съедобного гриба, в жаркую пору он давал обильный урожай плодовых тел, сросшихся друг с другом, цветом нежного яичного желтка.
Пётр Иванович представил уже вкус жаренных с луком грибов на подсолнечном масле с картошечкой, как неожиданный рёв дикого зверя оглушил его и заставил вздрогнуть, волосы встали под кепкой дыбом, а по спине пробежали мурашки. Он вздрогнул и весь сжался в комок, не зная, что предпринять, застыл на месте. В голове зароились мысли: «Может, это медведь нашёл дупло с дикими пчёлами и добирается до мёда, пчёлы нещадно жалят, а он ревёт? Или тот, что украл у Николая улей, расправляется с ними? – подумал пчеловод, слушая лесные шорохи и звуки. – Если занят этим делом, ему не до меня».
Пётр Иванович сделал ещё пять шагов, и снова раздался предостерегающий рёв, уже посильней и с каким-то урчанием.
«Надо было бы ружьё с собой прихватить на всякий случай, палка – это не оружие против медведя, а нож… дело удачи. Это когда на рогатину поднимают медведя, то с ножом идут. А бегущий на тебя зверь – дело гиблое».
Пётр Иванович на всякий случай взял в правую руку нож и снял короб, чтобы кинуть в морду зверя, поднять на ноги, если тот вдруг пойдёт на него. Осторожно оглядываясь, он стоял на тропе, не решаясь что-нибудь ещё предпринять. «Вперёд идти? Смысла нет. Там рычащий зверь! А!.. Будь что будет!» Он сделал ещё два шага и вновь услышал грозный рёв предостережения.
«Что за чертовщина? Слева, в пойме, должен быть ручей… – Поразмыслив, решил: – Поднимусь по склону сопки вверх и обойду зверя, от греха подальше».
Густая роса блестела на траве и листьях колючего кустарника, и Петру Ивановичу очень не хотелось сходить с тропы. «Что же делать? Не лезть же на рожон?» – он повернулся направо в сторону сопки сделать первый шаг, нырнуть в колючий кустарник, как снова поблизости услышал как будто недоброжелательный разговор людей, какое-то озлобленное бормотание. «Откуда тут люди?» – с недоумением подумал он и, оглянувшись в сторону неясного рыка, увидел тигра.
До него было метров пятнадцать, может быть, двадцать. Густые высокие заросли папоротника страусопёра скрывали зверя. Верхняя часть ярко-полосатой спины плыла над травой, голова у тигра была опущена, хвост тоже. Тигр шёл, боковым зрением удерживая в обзоре человека и не показывая агрессии.
Пётр Иванович почувствовал, что тигр ведёт себя по отношению к нему так, словно он, Пётр Иванович, для него – обыкновенный трухлявый пень или крупная коряга, и не более. Своё недовольство тем, что человек занял звериную тропу раньше него, а ему, царю тайги, пришлось обходить по мокрой траве, он выказывал то громким рёвом, то как будто бормотанием, то кошачьим урчанием.
Пётр Иванович замер, провожая тигра искоса, избегая встречи глаза в глаза, всем своим замершим видом давая понять, что он миролюбив и не представляет опасности, мол, вот, видишь, какой я хороший. Мол, иди своей дорогой, куда шёл, а я подожду.
Тигр спокойно, на виду, обошёл грибника по кромке леса, свернул на тропу, на которой стоял Пётр Иванович, и вскоре хищник скрылся из вида.
Пчеловод стоял на тропе, глупо озираясь по сторонам и приходя в себя от только что пережитого. Он почувствовал наконец-то, что поджилки ног тряслись от волнения и напряжения, мысли стали приходить в порядок: тигр вышел из урочища, прошёл по старой лесовозной дороге до пасеки, затем свернул на зверовую тропу чуть позже, чем на неё вышел Пётр Иванович, и шёл за ним до самой речки, пока не нагнал. Тогда тигр подал сигнал, дескать, убирайся с дороги, иначе… Видимо, тигр не хотел, как и грибник, лезть в колючий мокрый кустарник.
Пётр Иванович не рад был тому, что так рано сунулся в лес, зная, что в такое время хищник ещё активно промышляет. «И Николай не советовал идти», – вспомнил он.
Пётр Иванович простоял ещё минут десять, проводив тигра, успокоился, что он зверю не нужен. Набрав грибов неподалёку в своём приметном месте, вернулся на пасеку. «Слава Богу, всё обошлось мирно», – шептал он, вспоминая раз за разом встречу с хозяином тайги.
***
…На дороге из-за поворота показался «Запорожец». Фёдор выглянул из окна, поздоровался, проезжая мимо, у своей палатки разгрузил пустые фляги, надставки с рамками.
Пётр Иванович сходил за Николаем и Фёдором пригласить на помолвку дочери и Сергея. Сели за самодельный стол. Счастливый отец достал из ящика пчелобудки маленький деревянный бочонок, отлил в банку и потом разлил по кружкам, с трудом соображая после бессонной ночи, что бы такое серьёзное сказать в своём пожелании молодым.
Разливая уху по чашкам, Сергей с гордостью произнёс:
– А рыбалка очень даже понравилась.
– Конечно, как не понравится? Такую вон рыбоньку поймал, – съязвил Фёдор. – А всё прикидывался, что ни с кем не знаком!
Живя по-соседски, он несколько раз видел, что с работы они шли вместе, и где-то глубоко в душе Фёдора затаённая боль отозвалась именно сейчас, от того, что не с ним его Ленка. На следующий сезон решил встать пасекой с Николаем отдельно.
Сергей не обратил внимания на реплику, продолжил:
– А мы слышали, как медведь ночью через реку перешёл, метрах в пятидесяти от нас.
– Повезло, – поддержал разговор Николай. – Вы слышали, а у меня улей упёр!
– Так мы же километрах в пятнадцати от пасеки были, за перевалом, – изумился Сергей.
– Шкуру и спасал, – усмехнулся Фёдор. – Уйдёт подальше, в другом месте пошкодит, а там опять жди в гости. Ох, и проныра эта зверюга! А хитрая бестия, умная, каких свет не видел! И не заметишь, как подкрадётся.
Пётр Иванович поставил на стол большую сковороду с жареными грибами и картофелем на сале, нарезал хлеб и подал кружки с медовухой гостям и молодым:
– Праздник на душе у меня, дочь замуж выдаю, пусть будут счастливы! – он по-доброму взглянул на Сергея, чокнулся с ним первым, потом с остальными. Все выпили, а Лена пригубила и поставила кружку на стол.
– А меня сегодня тигр с тропы прогнал, – посетовал Пётр Иванович. Улей медведь утащил, не спалось. За ильмаками на рассвете пошёл. На тропе к ручью стою, слышу рёв, подумал, что медведь неподалёку от меня диких пчёл грабит. Он то ревёт, то бормочет. А когда я увидел спину тигра в папоротнике, понял, он ревёт и бормочет почти по-человечьи для того, чтоб я уступил ему дорогу. Очень уж не хотелось ему по мокрой траве идти, но сошёл, обогнал и по своим делам дальше отправился. Метров пятнадцать до него было. Натерпелся страху, скажу вам. Всякое в тайге видел, а такой выходки от зверя не ожидал. И, понимаете, всем своим поведением он показал, что нет ему до меня дела, вроде как равные мы с ним. Но я в этом увидел, что уступил он мне, человеку, не тропу, а корону царя тайги. Признал, что, хотя и равные мы с ним таёжники, а я, выходит, всё же главнее. И получается, что должен человек взять на себя ответственность за него, тигра, за его сохранность. А вместе с ним и за остальных зверей и птиц, за тайгу. За всех, кто живёт в тайге! Вот о чём он говорил мне своим поведением! Смелый тигр!.. Благородный! Царь!..
Пётр Иванович разлил медовуху снова по кружкам, поднял:
– Вот будущему лесничему и дочери и пожелаем, чтобы взяли на себя ответственность и за тайгу, и за семью. Чтоб дружной семья была, крепкой, навек. И чтоб жизнь была смыслом наполнена, для кого живёшь, для чего. Каждый из нас появляется на белый свет, чтобы совершить путешествие во времени. Есть время, которое тебе отведено, и есть вечность. Вот это твоё время пребывания на Земле и называется жизнью. Задумайтесь, дети, чем наполнили каждую секундочку, что успели сделать хорошего? Детей оставили после себя? Воспитали достойными? Посадили сад? Рощу? Лес? Дом построили? Чем прославились? Спасали леса от пожаров? Значит – сохраняли тайгу со всем её зверьём, птицами, грибами. Вроде бы и невидимая эта работа, а нужная. Вот этого я вам и желаю.
Медведь и рыбак.
За изгибом реки их взору открылся залом – участок от берега до берега, заваленный упавшими друг на друга деревьями во время прошедшего несколько лет назад сильного тайфуна. Рыбаки то и дело выходили на дорогу, снова спускались на плёсы, останавливались на берегу, выуживая рыбёшку за рыбёшкой, облавливали заводи и ямы с водоворотами. Прозрачная до дна искристая вода, играя на камнях, то ускоряла бег, то кружила в заводи, то устремлялась в узкое русло, то растекалась и слабела на перекатах. Любуясь природой и забрасывая удочки, они незаметно дошли до другого таёжного ручья. Виктор остался рыбачить, а Сергей побрёл по берегу выше по течению к другому ручью в распадке за изгибом сопки. В диком незнакомом мире обострилось чувство одиночества, он с осторожностью то и дело оглядывался по сторонам, сознавая, что тигр, медведь или стадо диких кабанов могут напомнить о себе, тишина казалась обманчивой. Тополя, ивы, клёны, переплетаясь кронами, нависли над тропой и берегом реки.
Он вышел к небольшому ручью с глубокой ямкой и заметил, как стайка форели тенью проплыла у дна. Перейдя ручей, подкормил рыбу сухарём и тут же выудил несколько форелей, они переливались в лучах солнца яркими красками. Тайга на склонах соседних вершин Ольгинского перевала впитывала в себя последнее осеннее тепло. Незаметно для себя Сергей успокоился. Удачная рыбалка делала отдых очень приятным.
Неожиданно слух Сергея уловил мягкое потрескивание перепревших сухих веток. Страх, как не видимый ночью дым от костра, как туман, как наваждение, окутал его всего, проникнув внутрь каждой клеточки. Он почувствовал спиной, что кто-то на него смотрит. Сказалась натренированная воля воина и десантника: Сергей медленно осмотрелся по сторонам, но никого не заметил. Тропа, заросшая зимняя дорога, завалы вниз по течению – всё те же места, но чувство страха нарастало.
«Дай-ка я, – подумал Сергей, – костёр разведу от зверя, на всякий случай. Если это зверь за мной наблюдает, отпугну огнём».
Он не спеша собрал вокруг себя хворост, сучья, на берегу ручья развёл костёр, постоял у огня, посидел на камне, смотря на дым, стелющийся в сторону леса, успокоился немного, сложил пойманную рыбу в рюкзак и, отойдя шагов на десять от костра, снова стал забрасывать удочку в ямку.
Однако страх с новой силой попытался сковать тело рыбака. «Что-то всё-таки не то», – стал размышлять Сергей, поддаваясь инстинкту самосохранения. Он как бы со стороны увидел себя совершенно другого. Куда делись покой и чувство блаженства от картины осеннего леса, обласканного тёплыми лучами солнца? Лес стал недружелюбным, от реки повеяло холодом, по телу бегал озноб.
Сергей вдруг увидел, что у костра стоит медведь, бурый взрослый медведь, сильный, красивый, шерсть на нём переливается и лоснится от сытости и жира. Удивление, замешанное на жутком страхе, овладело полностью, он почувствовал, как волосы на голове поднялись дыбом.
«Как он тут оказался? Стоит у костра, где каких-то десять минут назад я разводил костёр и сидел у огня!.. Как он подошёл? Я даже не слышал, чтобы ещё раз где-то ветка хрустнула или крикнула сойка…»
И откуда взялись силы у Сергея! Как был в кирзовых сапогах, он в один короткий миг умудрился запрыгнуть на другой берег ручья, взлетел как птица, с удочкой и рюкзаком за спиной! Он выскочил на дорогу, остановился и, оглянувшись, увидел, как огромный бурый медведь, с блестящей на солнце тёмной шерстью, сделав всего один прыжок от костра, преодолел половину расстояния до Сергея. Медведь хлопнулся передними лапами в ручей – фонтан брызг и …стук когтей о камни! Засияла лёгкая радуга. «Какое зрелище и… клацанье!..» – мелькнуло в сознании.
Во время второго прыжка медведя Сергей, как при замедленной съёмке в кино, увидел когти: «Вот это… когти!!!»
Медведь в прыжке опустился на дорогу в десятке метров, сделал третий прыжок, мелькнув громадой бурой туши рядом с Сергеем и ...скрылся из виду в тайге, как растворился.
От пережитого страха и жуткой картины летящего на него зверя Сергей не мог несколько секунд шевельнуться. Медленно оглянулся: «Медведя нет. Что делать?.. Бежать нельзя, – он знал, – у зверя тут же проснётся инстинкт охотника. Если побегу, значит, я для него слаб, мной можно пообедать».
Желание остаться в этом месте и ещё порыбачить исчезло, словно его и не было. Сознание работало чётко в одном направлении – «остаться в живых». Сергей сделал над собой усилие не оборачиваться и не спеша направился по заросшей дороге в сторону палатки. Так он прошёл около километра, до стоянки оставалось ещё примерно столько же. «Где же Виктор?» – подумал Сергей и вдруг услышал с другого берега хруст. Он остановился, прислушался. Хруст доносился отчётливо: «Хлоп! Хлоп! Хлоп!..»
Сергей, едва успокоившись, понял, что медведь идёт за ним следом по другому берегу реки, и тут его осенило: «А вдруг у зверя проснулся интерес и он не прочь поохотиться на меня? До палатки метров восемьсот, а может, и меньше... Медведь быстро бегает на короткие дистанции, и, если я сейчас побегу, он отстанет. Должен отстать… В запасе у меня ещё тридцать метров, пока он речку перемахнёт. Шанс прибежать живым к палатке есть, пусть один из тысячи, но есть! Рискну!»
И откуда у Сергея взялись силы! Он стартовал, словно олимпиец на короткую дистанцию, побежал, не ощущая земли под ногами, летел, как по воздуху, оставляя за собой всех чемпионов мира!
Увидев дым костра и палатку, Сергей остановился, посмотрел назад: «Тут ли медведь? Нет!» – облегчённо вздохнул и, переводя дыхание, чтобы не выдать пережитого страха, направился к друзьям.
– За мной медведь по той стороне реки шёл, представляете? – поделился Сергей, опасаясь вызвать очередные насмешки в свой адрес.
– Страху-то нет в том. Если бы ты мишку того когда-нибудь ранил, он сразу бы на тебя кинулся. А так опасаться нечего. Ему дикоросов хватает, он сыт, у него другая забота – ягоду поесть, порыбачить, шишкой полакомиться, – успокоил Виктор. – Рыбы в речке много, глубина тут небольшая, он сам себе наловит. Ему было интересно, наверное, как ты рыбу из воды палкой доставал, вот этого он не умеет делать. А рыбак-то он отменный. Ту ямку он, может, для себя облюбовал, кету поджидал, вот тебя и решил прогнать.
Сергей, находясь под впечатлением, старался всем своим видом показать, что он спокоен. Однако он не мог забыть когтей медведя, и в ушах всё стоял цокот их о камни, фонтан брызг, и от всего этого не просто мурашки пробегали по спине, а настоящие красные муравьи, кусая, терзали вновь и вновь!