Глава 12
В главном зале для торжеств и приемов было уже многолюдно и шумно, все выглядели возбужденными, шутка ли, сейчас представят молодую царицу, которую Ледогора ждала ни одно десятилетие. И всем без исключения жителям было лестно осознавать, что инициацию их новой повелительницы проводила одна из священных и более всех почитаемых богинь Ледогоры. Наконец-то теперь здесь воцарится мир и порядок и не будет брожений в умах, да и охотников за властью поубавится.
– Да уж, эти Легорды выделились, так выделились… Такого позора еще ни в одном клане не случалось… Это надо было так распустить сыновей?.. И на что замахнулся мерзавец, на царскую власть!.. Стыд и позор клану, в котором появился на свет такой мужчина… – Перешептывались между собой представительницы вассальных кланов, скрывая за едкими замечаниями тот страх, который переживала каждая из них. Ведь все они прекрасно осознавали, что и сами распустили своих сыновей, дали им слишком много воли, тем самым подтолкнув к междоусобным распрям. И за это теперь придется каяться и просить прощение, дабы избежать несчастной судьбы опального клана и отвести от своих сыновей, участвовавших в войне за власть, ту страшную участь, которую уготовили для Рейнольфа.
Мужчины, прибывшие на церемонию вместе с главами своих родов, те кто не участвовал в бунте, вели себя тише воды, ниже травы. Все больше жались по стенам, избегая женских осуждающих взглядов, старались выглядеть как можно незаметнее, даже избегая общения с другими мужчинами. Если они и переговаривались друг с другом, то делали это очень тихо, по возможности пытаясь уклониться от этих нежелательных разговоров, которые могли расценить за первые ростки заговора. После недавних волнений, доверие к мужчинам сильно пошатнулось и во всех родах правила и законы ужесточились.
К трону вышла женщина и люди, собравшиеся в зале, поутихли, с немым удивлением оглядывая незнакомую, красивую даму в светло-фиолетовом платье, с серебристым узором по кромке подола и рукавов, с глубоким, не по моде, декольте, с пышной прической медовых волос, в которые были вплетены драгоценные нити дымчатого жемчуга. Она гордо прошла к трону и встала по левую сторону от него, поправила длинную серебристую перчатку, украшенную светло-фиолетовым узором и покрутила в руках небольшую сумочку, гармонирующую с фиолетовыми изящными туфельками, затем подняла голову и оглядела всех присутствующих. В зале снова тихонечко зашептались, обсуждая появление незнакомой дамы.
Следующим появился надор, заставив двор окончательно стихнуть и затаиться.
– Ее величество, Александра сол Леда-Нова, царица и новая владычица Ледогоры!
Александра, стоявшая за занавесью, глубоко вздохнула и шагнула вперед, тут же услышав восхищенный вздох толпы. Надор с поклоном протянул ей руку, затем проводил к золотому трону. Девушка еще раз глубоко вздохнула, собираясь с силами и поймав ободряющий взгляд своей новой наставницы, грациозно и величественно села на свое законное место.
Надор произнес торжественную речь, объявляя наконец о коронации. Молодой царице надели на голову венец, очень красивый и изысканный, выполненный в виде переплетенных в изящный узор золотых и серебряных тончайших прутков с вкраплениями из разноцветных драгоценных камней. В середине диадемы красовался сумеречный бриллиант, выгодно гармонирующий с глазами повелительницы, вышивкой ее платья, а так же с браслетом на руке, украшенным точно такими же бриллиантами.
А дальше пошла рутина. Надор вызывал к трону ее величества каждый вассальный клан, рассказывая вкратце о прошлых заслугах рода перед царством Ледогоры и империей, затем называл полные титулы главы рода и ее наследницы. Вперед выходила госпожа клана, а с ней, оставаясь чуть позади, ее отпрыски или сопровождающие родственники. Женщины опускались на одно колено, а мужчины на оба и стояли с низко опущенной головой. Не случись бунта, вассалы бы так не унижались, высокородные женщины ограничились бы глубоким поклоном, а мужчины вассального рода обязаны были преклонить колено перед троном повелительницы. Но сейчас все было иначе, эти люди, чувствуя свою вину, и на животы бы попадали, лишь бы заслужить милость и прощение новой царицы.
Госпожа клана произносила клятву вечной верности и касалась кончиками пальцев мыска туфельки ее величества, в знак покорности ее безоговорочной власти. Затем, с разрешения царицы, поднималась, поздравляла повелительницу с ее коронацией и покорнейше просила об аудиенции.
И так раз за разом, прошли шесть родов.
Наконец вызвали последний клан Гофрей. Вперед вышла сухопарая, высокая Герцогиня Клементина, сначала она поклонилась, отдавая дань традициям, а затем только опустилась на одно колено, прижав ладонь к сердцу, низко склонилась перед царицей. Ее дочь последовала примеру матери, а сыновья безропотно и сразу опустились на колени.
– Приглядитесь к молодому Гофрею… – Прошептала Эннабель на ухо царице. – Императрица пророчит его вам в мужья, очень достойная партия.
Александра взглянула на статного мужчину, стоящего перед ней на коленях с низко склоненной головой и почувствовала легкое замешательство. Она совсем ничего не знала об этом человеке и вдруг, по велению императрицы, он станет ее мужем?
Эмиль Гофрей чуть приподнял голову, видимо надеясь, что отвлекшись на герцогиню, произносившую клятву, его своевольство не заметят и тут же столкнулся с внимательным взглядом царицы. В янтарных глазах метнулся страх, лицо вмиг сделалось белым и голова вассала опустилась еще ниже. Густые, каштановые волосы, собранные в хвост, упали на плечо и Александра увидела тонкий золотой ободок на шее мужчины. Этот знак статуса и смиренности носили представители знатных семей, мужчинам других сословий полагалось надевать на шею ободки различной толщины в зависимости от ранга, сделанные из всевозможных сплавов серебра, слугам – кожаные ремешки, тут каких-то определенных стандартов не было, а рабам надевали тяжелые, широкие стальные ошейники.
«Даже служители ордена носят на шеях статусные серебряные ободки, в знак подчинения и послушания». – Подумала царица, разглядывая красивую шею молодого человека, и чуть не вздрогнула, когда увидела главу Гофрей, тянущую руку к ее ноге. После проявления вассальной покорности, ее величество милостиво позволила Клементине подняться, выслушала традиционное поздравление, дала согласие на аудиенцию и позволила вассальному клану присоединиться к остальным гостям.
– Вы держитесь превосходно… – Наклонившись к ее уху, прошептала Эннабель. – Продолжайте в том же духе, сейчас подходит очередь графинь доминерий. Их всех милуйте без улыбки, принимайте клятвы, но говорите с ними сухо и без эмоций, просьбы об аудиенции отклоняйте, откладывая на более поздний срок, пусть мучаются неизвестностью и переживают. Это сложная часть, но и она закончится. – Ободряюще поддержала наставница. – Зато потом будет перерыв и торжественный ужин. А уж после него состоится суд над Легордами.
– Суд будет открытым? – Удивилась Александра.
Маркиза скользнула взглядом по залу.
– Все эти люди – представители элиты, к тому же в той или иной мере замешаны в заговоре, а кто и открыто поддерживал Легордов. Так что им обязательно нужно присутствовать на приговоре, ваше величество, по-другому никак.
Рутина продолжилась, графини провинившихся доминерий одна за другой молили повелительницу о прощении и буквально со слезами на глазах просили о возможности принести клятву верности Ледогоре и ее царице. Эти женщины были попроще, они безропотно опускались на колени, а сопровождавшие их мужчины ложились на пол животами, показывая свое раскаяние и безоговорочно признавая свою вину. Каждая графиня, получая прощение, целовала край подола платья своей госпожи, а ее рабы подносили к трону ценные дары доминерий, в качестве подарка ее царскому величеству в честь коронации.
Когда основная часть церемонии закончилась, всех гостей позвали в главный трапезный зал. Торжественный ужин проходил достаточно оживленно, многие представители кланов, принесших только что вассальную клятву, расслабились и заметно приободрились, даже мужчины и юноши выглядели уже не столь подавленными. Им не позволялось садиться за стол вместе с женщинами, но их это нисколько не смущало, они с видимым удовольствием и желанием угодить, прислуживали своим родственницам, выполняя роль столовых слуг. Главы родов, через силу поддерживающие веселье молодых своих отпрысков, прекрасно знали, что настоящее унижение им придется пережить на аудиенции, где речь пойдет об опальных сыновьях, которым могла грозить не менее лютая казнь, чем та, что уготована бунтовщику Рейнольфу.
Александра произнесла заранее приготовленную речь, выдержанную в строгом стиле, какую наверное и должна произносить царица перед своими вассалами. Но гостям все понравилось, они разразились бурными аплодисментами, поздравляя повелительницу и выражая ей свое искреннее восхищение.
Эннабель, сидящая по левую руку от госпожи, то и дело наклонялась к ее уху и шептала что-то веселое, чтобы подбодрить свою подопечную, пока еще немного смущавшуюся такого пристального внимания со стороны многочисленных вельмож. Девушка же то и дело посматривала на молодого Гофрея, который прислуживал матери и сестре с выправкой вышколенного и преданного слуги.
– Хорош, правда?! – Перехватив взгляд царицы, весело проговорила маркиза. – А как покорен матери, вы только посмотрите, эти янтарные глаза опущенные долу, делает все четко, а выправка… – просто образец послушания. Он будет хорошим мужем.
– Но я не хочу никакого мужа! – Возмутилась Александра и тут же перехватила взгляд Эмиля, очень робкий и мимолетный, лишь скользнувший по госпоже и тут же сбежавший и спрятавшийся где-то в районе пола.
– Подумаешь, муж, всего лишь один из обитателей гарема! – Хмыкнула Эннабель, но тут же посерьезнела. – Впрочем, первого мужа нужно действительно очень тщательно выбирать, у него ведь автоматически появляется право на первенца, а значит и высокий статус в гареме и больше шансов на свидания с госпожой.
Эти слова маркизы заставили смутиться и отвести взгляд.
– Не переживайте, ваше величество, в империи женщина сама решает, заводить ли ей мужей и детей, когда и сколько. Не хотите – ваше право, даже императрица здесь только советчица и не имеет какого-то особого влияния. – Она погладила девушку по руке и продолжила. – Только ведь муж – это не обременительно. У меня вот их трое, а путешествую я со своим любимым наложником. Если захотите, я вам его представлю. Кстати, если отпрыск Гофреев вас не устраивает, пожалуй я подумаю о четвертом муже.
Александра удивленно уставилась на Эннабель, а та задорно рассмеялась, радуясь своей шутке.
Надор не присутствовал на ужине, ему, как и всем остальным мужчинам не позволялось на светских раутах сидеть за одним столом с женщинами. Он отпросился в орден, куда время от времени отлучался, чтобы продолжить свою деятельность в качестве главы братства. Теперь, когда царица жила во дворце, надор и большинство его подчиненных поселились в своем исконном квартале, притулившемся к крепостной дворцовой стене, дабы денно и нощно охранять покой своей повелительницы. Именно здесь, в тюремном блоке, расположенном в самом глухом и дальнем уголке братства, содержались под стражей мужчины клана Легордов.
Рейнольф ждал главу ордена с нетерпением, поднялся, звякнув цепями, лишь тот появился в его камере.
– Мне будет позволено молить о милости? – Спросил с замиранием сердца, ожидая положительного ответа, но все же страшась услышать плохие вести.
– Ее величество благосклонна к твоему роду.
– Слава Леде! – Молодой человек воздел руки к потолку и улыбнулся.
– Я хочу попросить царицу о благосклонности и к тебе. – Продолжил Надор.
– Что?! – Рейнольф уставился на человека в сером плаще. – Зачем это, не нужно мне никаких милостей от этой девчонки, я готов понести наказание и не собираюсь…
– Это не милость! – Жестко перебил его Харалд. – И уж тем более не от девчонки, не забывайся!
Легорд сверкнул глазами, в них отразилась непримиримость, но потом потупился, погасив гордый взгляд.
– Ее величество предлагает мне помилование? – Спросил сдержанно, плохо скрывая раздражение.
– Нет!
Молодой человек вскинулся.
– Тогда что это значит, надор?
– Я хочу предупредить тебя заранее, чтобы ты со своей идиотской гордостью не расстроил моих планов, советую выслушать меня внимательно и не противоречить. Я попрошу об отсрочке казни и назначении тебе отложенного наказания. Однако, хочу чтобы ты знал, это не помилование! Если повелительница согласится, то ты будешь должен принести ей рабскую клятву и стать ее шургартом.
– Но шургарты, насколько я знаю, добровольно набираются из магов ордена. У меня сила не такая уж и большая, да и…
– По силе ты равен лекарю и этого вполне хватит, чтобы исполнять обязанности шута, к тому же не забывай, что помилования тебе не будет никогда. Рано или поздно приговор должен быть приведен в исполнение, думаю, погибнуть от руки повелительницы почетнее, нежели стоять на площади и до самой смерти обслуживать всеми своими дырками десятки озверевших членов. Ты ведь в курсе, что тебе даже жизнь самоубийством покончить не дадут, лекари днем и ночью будут поддерживать твое тело, залечивая самые страшные раны, вправляя вывихи и сращивая переломы, только болевые ощущения всегда будут при тебе, ну еще и муки совести и несмываемый позор – вот от этого тебя точно не избавят до самого конца.
Рейнольф опустил голову, пытаясь взять себя в руки. Он не мог отрицать того, что до колик в животе боится предстоящей казни. Когда ему сказали о приговоре, подписанном императрицей, первые мгновения он не мог произнести ни слова, так был ошеломлен. Грела мысль, что он сможет спасти семью, это бы сняло тяжкий груз вины с его сердца. Но самому ему предстоит пройти «публичное порицание» и даже не смея надеяться на милость быстрой смерти, несколько дней медленно и мучительно умирать, сделавшись потешной игрушкой похотливой толпы.
Однажды ему довелось увидеть последние минуты жизни человека, которого подвергли этому наказанию: разорванный чуть ли не пополам, с выдавленными глазами и оторванным носом, ему проткнули бока, чтобы и туда можно было справить свою похоть. И он, полудохлый, окруженный озверевшей толпой, все еще жил и молил о смерти, пока очередной насильник не свернул его челюсть.
Тело против воли содрогнулось от этих чудовищных воспоминаний, а лоб покрылся испариной. Рейнольф сжал кулаки и насупился, стараясь не показывать надору своего страха, который сотрясал его мелкой дрожью. Спросил нарочито равнодушно.
– Она настолько сильна?
– Ты даже не представляешь насколько.
– И как долго я продержусь по-твоему?
– Все зависит от повелительницы, она ведь тебя ненавидит, кто знает, может быть убьет сразу и даже безболезненно. Впрочем, она может мне и отказать, отправив тебя на площадь.
– Вот же какая ирония, рабыня становится царицей, а ее хозяин скоро будет ползать перед ней на брюхе. – С горькой усмешкой проговорил Рейнольф, присаживаясь на скамью и спрятав лицо в ладонях.
– Я предупредил тебя, но решаешь только ты Легорд. Можешь проявить гордость, отказаться сразу и подохнуть на помосте. Мне в сущности все равно, в империи еще много преступников, получивших смертный приговор, среди них и маги попадаются.
Надор вышел и тяжелая железная дверь за ним захлопнулась, погрузив камеру и ее узника в непроглядную тьму.
Ужин закончился только спустя час и все снова перешли в тронный зал. Хорошее настроение постепенно гасло, ведь каждый понимал, что сейчас вынесут приговор одному из самых знатных и древних кланов Ледогоры, название которого даже расшифровывалось как «гордость Леды», и если повелительница не проявит милосердия, то этот старинный род исчезнет навсегда. Это было даже не сочувствие и не сопереживание, скорее невольный страх за свой клан, который уже завтра может оказаться на месте Легордов, если царица объявит их пособниками бунтовщиков. И таковых в зале было не мало, тех кто волей или неволей поддержал Рейнольфа.
Александра заняла место на троне, с тревогой глянула на маркизу, которая уже достала свиток и держала его в руке, оглядывая подданных своей новой госпожи. Все они выглядели взбудораженными, но все-таки не слишком-то расстроенными, скорее возбужденными предстоящим действом, не каждый ведь день происходит такое событие, связанное с унижением знатного рода.
Неожиданно все стихло, в зал ввели женщин клана Легорд, бывшую наместницу, двух ее дочерей-близняшек, совсем еще юных, и трех родственниц госпожи разных возрастов.
– Это избранные женщины из главной ветви. – Пояснила Эннабель. – Если вы не помилуете их сегодня, то их лишат фамилии, высокого статуса и титулов, принудительно и навсегда отключат детородные функции, а затем вышлют на вечное поселение в работные дома. Всех остальных женщин клана, включая и все побочные ветви, ждет такая же участь. Многие из них добровольно примут яд, не перенеся подобного позора.
– То есть, этот род уже никогда не возродится? – Удивилась Александра.
– Таково наказание за измену империи.
Узницы, облаченные в черные, скорбные одежды и с черными платами, скрывающими их лица от позора, который им суждено было пережить, прошли к небольшому помосту, собранному слугами, пока дамы ужинали. Пленниц не сковали цепями и обращались с ними, к облегчению всех собравшихся, по всей видимости хорошо. Женщины встали на помосте и тут же опустились на колени, так им предстояло выслушать приговор императрицы.
Надор, слегка припозднившийся, подошел к трону царицы и с поклоном доложил, что заключенных доставили.
И почти сразу же в зале появились служители ордена, сопровождавшие мужчин опального клана. Первым в кандалах, скованный цепями, шел Рейнольф, он не выглядел подавленным или испуганным, наоборот, держался достаточно хорошо, шел с поднятой головой, спокойно поглядывал на собравшихся. Когда проходил мимо царицы, склонил голову в поклоне, но почти сразу же распрямился и прошел ко второму помосту, где надлежало разместить мужчин. Опустился на колени и посмотрел на Александру, криво усмехнувшись.
«Вот же наглец!» – Возмутилась девушка, едва сдерживаясь от того, чтобы сейчас же ни привести приговор в исполнение. Пара свечей, срезанных ее силой, едва не подпалили шелковые занавеси, хорошо что надор, вовремя заметивший проблему, быстро устранил ее.
Остальные мужчины, их было порядка десяти человек скованных одной цепью, выглядели понурыми и напуганными. Они, не поднимая голов, прошли к помосту и рухнули на колени.
В зале наступила тишина. И тут вперед вышла Эннабель.
– Я, как представительница ее императорского величества, Маркиза Эннабель сол Перлис, перед лицом ее величества, царицы Ледогоры, а так же перед всеми собравшимися уполномочена зачитать приговор.
Она развернула свиток и принялась читать текст, содержание которого уже было хорошо известно всем присутствующим в зале. И все же приговор слушали с замиранием сердца, бледнея и краснея, тихонечко охая от переизбытка эмоций.
– Надор, там совсем юный мальчик… – Прошептала Александра, когда повинуясь ее знаку, служитель наклонился к ней. – Неужели и его подвергнут «публичному порицанию»?
– Если вы не помилуете их, то вполне возможно, он мужчина осужденного клана, правосудие слепо, повелительница.
Рейнольф спокойнее всех выслушал приговор, правда Александра сразу заметила как тяжело далось ему это показушное равнодушие. Он уже не выглядел таким бравым, хотя старался держаться, наверное, чтобы своим видом хоть чуть-чуть подбодрить родственников. Некоторые мужчины заплакали, когда услышали, что ни к кому из них императрица не проявила милосердия. Всех до единого приговорили к одному наказанию, правда до смерти экзекуция была назначена только Рейнольфу. Но пережить даже два часа «публичного порицания» – было невыносимым, а порой и непреодолимым испытанием. К тому же после него мужчины рода лишатся высокого статуса, все как один станут рабами и будут проданы с торгов.
Эннабель закончила читать приговор и перевела дух, обвела взглядом всех собравшихся, затем оглянулась на Александру и, увидев ее многозначительный кивок, громко произнесла.
– Ее величество, царица Ледогоры, позволяет главе осужденного рода обратиться к ней! Рейнольф зан Легорд, если у тебя есть что сказать, ты можешь говорить.
В зале повисла гробовая тишина. Кажется, что люди даже боялись дышать. И в этой тишине раздался голос Рейнольфа.
– Повелительница, позволите ли опальному вассалу молить вас о милости?
Александра спокойно и величественно смотрела на него, он же застыл с низко опущенной головой и ждал ее ответа.
– Говори!
– Моей семье вынесен приговор, который конечно же является справедливым, однако во всех бедах клана виноват лишь я один, меня предупреждали о последствиях, но во мне говорила гордыня и я пошел наперекор клану и моей матери, показав себя неблагодарным сыном и невежественным мужланом. Мне нет прощения и я не достоин милосердия. Но я молю вас сжалиться над недостойными вашими вассалами и простить им грех моего рождения. Смиренно и нижайше… – Он опустился лицом к самому полу. – Я умоляю вас помиловать мой клан, повелительница.
Тишина, которая снова повисла в зале, давила теперь на всех и каждого. Смиренная речь известного гордеца Рейнольфа произвела на всех неизгладимый эффект. Теперь глаза присутствующих были устремлены на царицу.
– Ты прав! – Произнесла Александра. – Тебе нет прощения…
Рейнольф вздрогнул и напрягся, он отчего-то был уверен, что его слова тронут ее душу и смягчат обиду, но от этой девушки можно было ожидать что угодно. Уверенность улетучилась и ее место занял страх за родных, которых он подверг такому жестокому испытанию. Сердце замерло в груди, а по спине потекли холодные струйки пота. Что ей стоит отказать ему в милости и его род погибнет, проклиная его имя.
– Ты позор своего рода! – После недолгой паузы продолжила царица. – Но целый клан не должен отвечать за твой позор. Я дарую милость клану Легордов, назначу новую госпожу и приму вассальную клятву, в знак своего милосердия.
Рейнольф приподнялся и глянул на Александру с благодарностью, затем снова опустил голову, коснувшись досок лбом, тут же почувствовав силу лекарей, которые теперь будут контролировать его жизнь, дабы он дожил до казни, а потом продолжал жить и во время нее, вплоть до свершения приговора.
– Клан Легордов помилован! – Возвестила представительница императрицы. – Приговор остается в силе только для самозваного и бывшего главы клана Рейнольфа зан Легорда, он будет подвергнут «публичному порицанию» до смертельного исхода. Приговор вступил в силу и будет приведен в исполнение без права пересмотра или помилования.
– Прошу милости! – Неожиданно выкрикнул Надор.
Все в зале вздрогнули и как один уставились на главу ордена, нарушившего все мыслимые традиции. Эннабель непонимающе оглянулась на Харалда. Александра тоже удивленно смотрела на своего слугу. Он вышел вперед и, повернувшись к трону госпожи, застыл в глубоком поклоне.
– Приговор вынесен окончательно, а значит пересмотру не подлежит! – Попыталась возразить маркиза сол Перлис.
– Ты можешь говорить. – Позволила царица.
– Я не прошу пересмотра приговора или милости к преступнику. Казнь должна состояться, это неоспоримо. Но я, как надор ордена Священной Матери, лишь прошу об отсрочке казни и назначении этому смертнику отложенного наказания.
В зале зашептались, обсуждая сказанное. Рейнольф все так же стоял на помосте, уткнувшись лбом в пол, словно отрешился от всего происходящего.
– Моя повелительница, обещаю, если вы проявите благосклонность, этот человек, избежавший «общественного порицания», получит не меньше, а возможно даже и больше страданий и однажды его смертный приговор будет исполнен. Пока же он выгоднее нам живым, этот преступник послужит делу ордена и нашему царству в качестве подневольного шургарта.
Александра не очень-то поняла, кто такой этот подневольный шургарт, но если сам надор просит за осужденного, да к тому же его предложение дает возможность обойти приговор императрицы и отменить ужасную казнь, которая не могла вызывать ничего кроме отвращения, то этой возможностью можно было вполне воспользоваться.
– Если ты, надор, просишь за этого человека… – Уверенно проговорила царица. – То думаю, у тебя действительно есть на то основания, однако…
Она перевела взгляд на приговоренного, он сжался, будто готовился к удару, все так же не поднимал головы и похоже смертельно боялся любого развития событий – хваленая выдержка отказывала ему.
– Я хочу услышать смертника! – Проговорила царица. – Пусть он сам решит свою участь!
Снова в зале повисла гнетущая тишина. Рейнольф тоже молчал, видимо взвешивая варианты и собираясь с духом, наконец он тяжело вздохнул и проговорил.
– Повелительница, я смиренно молю вас об отложенном наказании на любых условиях, прошу о благосклонности к недостойному... рабу! – Он говорил глухо, будто через силу, но каждый из присутствующих слышал его просьбу о временно-условном помиловании.
– Что же, пусть будет так! – Согласилась Александра, выдохнув с облегчением, она честно говоря боялась, что Рейнольф сейчас начнет разыгрывать из себя гордеца, готового умереть на помосте посреди беснующейся толпы, только бы не потакать чьим-либо прихотям. Однако казнь действительно была настолько чудовищной, что даже этот гордец предпочел смирить гордыню и принять предложение надора.