Немногочисленные пассажиры, обессиленные трудовым буднем и поисками пропитания, отрешенно смотрели в потолок или моргали в такт одиноким лампочкам в туннеле метрополитена, долженствующем подтвердить принцип относительности перемещения: движение имеет место быть, когда вагон или туннель движутся.
Для пассажира в принципе это безразлично, казалось бы, какая разница солнце движется вокруг Земли или Земля мотается как очумелая вокруг Солнца? Люди с нормальной психикой полагают, что метро-вагон проталкивается по туннелю силой электричества, выталкивая впереди себя сжатый воздух и создавая разрежение сзади. Вот тебе и логика – чушь какая-то!
Любому школьнику известно, что массы притягиваются, однополярные знаки электричества отталкиваются, а всякие предметы из мест высокого давления перемещаются самопроизвольно в места низкого давления: так женщину неудержимо тянет к мужчине, а бензин устремляется из бензобака в разреженное пространство рабочего цилиндра дизеля.
Вот, психи и неуравновешенные горожане считают, что пока они дремлют под землей, сидя на диванах вдоль оси вагона, туннель в темноте натягивают на электричку как презерватив натягивают на фаллос. Другое дело, что презерватив рассчитан на длину вагины, а туннель растягивается на километры и порой можно сдохнуть пока весь туннель как чулок не натянут на электричку.
И все же не психи и не гении, а таких большинство среди пассажиров в вечернее время бездумно балдеют на боковых креслах и диванах метропоезда, другие судорожно хватают ртом воздух, с замиранием сердца реагируя на перебои в завывании ветра, рокоте моторов и грохоте на стыках рельсов, сопровождающих этот в высшей степени эротический процесс перемещения в подземном пространстве. Электропоезда напоминают им тех самых биороботов, которые исследуют подземные внутренности города.
Порой под землей пахнет паленой резиной, как будто горит толстый и жирный презерватив от интенсивного трения о стенки туннеля, иной раз разит карболкой и миазмами человеческих испражнений, как если бы все одновременно обосрались от тоски и животного страха, то все начинают беспокоиться как мыши и канарейки в предчувствии газового выброса метана животного происхождения.
Вот именно, все относительно - какая разница, страна сошла с ума, а в дурдоме лечатся, или дурдом сошел с рельсов, а страна выбирается на твердую почву?
Мысли мыслями, но на очередной станции несколько пассажиров вышли, и соответственно, несколько вошли. Уж так устроено метро, здесь все время имеется публика, куда бы электропоезд не устремлялся: на Юго-Запад, Северо-Восток, в центр или на окраину.
Метропоезд с грохотом и свистом засосало в трубу туннеля. Особливо сотрясается и мотается последний вагон. Но и здесь все места заняты, и несколько человек – мужчины и женщины - неуверенно стоят, пытаясь удерживать равновесие, что особенно трудно в хвосте электропоезда.
В середине этого самого последнего вагона уже некоторое время назад расположилась группа, если не сказать банда, подростков и отщепенцев – фанатов футбольного клуба «Москва», называющих себя москалями. Они ведут себя шумно, развязно, норовят поддеть, а то и подначить друг друга. Короче, колобродят, того и гляди начнут бузить – дай им только повод.
Вся фишка у них свелась к тому, чтобы сидеть друг на друге на боковом диванчике под надписью… места для инвалидов и прочей… Поэтому они с одной стороны пытались прикрепить свои тщедушные вертлявые задницы к сиденьям, а с другой стороны, сучя руками и ногами (как гидра восьмирожка-шестнадцатиножка, завязавшаяся узлом) мешать этим самым инвалидам приблизиться к этому злополучному дивану. Рты этой гидры поглощали семечки, бананы и пиво, а задницы испускали неимоверную вонь, которая причудливо дополняла запах горелой резины, скопившейся за время вечернего часа пик.
Вскоре пол электровагона был заплеван шелухой семечек, загажен кожурой бананов и уснащен пустыми банками и бутылками из под пива.
Раскачиваясь на поворотах, громыхая на стыках и отчаянно скрипя поджимными лапами о контактный рельс поезд метро преодолевал подъем, изредка делая остановки на станциях Калужско-рижской линии метро.
Пассажиры молча входили и понуро выходили. Почему-то значительную часть пассажиропотока в это время составляют жопники-льготники, которые ездют по «Социальной карте москвича». Можно подумать, что они и катаются, потому что это бесплатно, а русскому человеку только и одно утешение на пути к торжеству рыночной экономики – попользоваться халявой, даже если это вредит здоровью, например, пить социально дешевую водку и антисоциальную политуру.
Большинство этих самых жопников инвалидов и пенсионеров, - пассажиров злосчастного вагона припозднившегося электропоезда, - завидев это наглое многоголовое чудище обло, шарахались в другой конец вагона. Забесплатно получить в морду – кому захочется?
Трудно было себе представить, какой сумасшедший схлестнется с этой шоблой - обезумевшими неповязанными смирительными рубашками фантанягами.
Среди только что вошедших на очередной станции метро оказались пожилой седовласый гражданин, припадающий на одну ногу, и, опирающийся на спортивную биту, а также странного вида наголобритый мужик в трениках, который не встал у противоположной входу двери, а направился в сторону вагонного дивана, рассчитанного на шесть жопников, а сейчас здесь колготились аж восемь гопников – шестеро сидели, еще двое перебегали от одного края дивана к другому, пытаясь выдернуть одного из сидящих, чтобы занять его место.
На огромном двухметровой длины стекле вагона позади многоместного дивана по центру красовалась надпись: Места для пассажиров с детьми, инвалидов и лиц пожилого возраста.
Шобла фанатов как ни в чем не бывало продолжала колготиться, умышленно или нет, цепляя руками и ногами мужика с битой и старика с клюкой.
В какой-то момент поезд мерзко затормозил в туннеле – скрежет, грохот, вонь - и мужик, споткнувшись о выставленную ногу одного из фанатов, отлетел аж в начало вагона, поскользнувшись на банановой корке.
Бита выпала у него из рук, и он некоторое время неловко ловил ее, катающуюся между ног редких пассажиров и пустопорожними пивными банками.
Какая-то бешенная искорка мелькнула под низким лбом мужика. Нет бы ему там и остаться в глухом и спокойном конце вагона, он же вразвалку вернулся к парням и в наглую предложил им подвинуться.
- Не понял! - выступил половозрелый задиристый тщедушный фанат-москаль.
- Может быть еще и лечь хочешь? - подхватил с наглой издевкой другой.
Мужик в трениках, не долго думая, отклонился к началу дивана, выдернул с мест двоих фанатов, сел с ногами на диван, уперся спиной в боковой поручень и стал резко распрямляться как заправский байдарочник. Шобла под визги и проклятья посыпалась на пол.
А поскольку поезд тормознул еще раз, то все они за редким исключением оказались в начальном торце вагона.
Между тем, бритый мужик с битой обратился к старику с клюкой, предлагая ему сесть на любое освободившееся место.
Старик не преминул этим воспользоваться, и, с трудом сгибая свои натруженные за долгую жизнь ноги, сел с другого края дивана, незаметно сплюнув зубной протез и аккуратно уложив его в нагрудный карман.
Тем временем вся эта банда-шобла устремилась на оставшиеся четыре места, как будто с момента выроживания из чрева своих матерей они только и мечтали, как бы посидеть в метро на коленях друг у друга, цепляясь за поручни и свисающие концы.
Граждане напротив попробовали сделать замечание «ребятам», что, мол, не гоже так беситься.
Кто-то из пассажиров по внутренней связи сообщили машинисту о «шалапутстве» в последнем вагоне.
И тут один из "москалей", который брызгал слюной, а глаза его налились кровью, достал всамделишный нож и стал подступать к мужику в трениках. Тот встал, изловчился, крутанулся на одной ноге и приемом каратэ ударил второй ногой шустрого пацана под щуплый зад.
Болельщик как мячик взлетел под крышу вагона, и его нож воткнулся между плафонами так, что "москаль" повис на одной руке, не решаясь выпустить из рук свое оружие, то бишь нож.
Висельник пытался ногами пнуть взбесившегося мужика. Тот мгновенно метнулся к психу и стал обрывать ему яйца, снимая с парня фанатские штаны.
Парень под потолком вагона с воплями отцепился от ножа и рухнул на спину одному из "москалей".
Между тем, поезд прибыл на очередную станции. Мужик с битой сделал вид, что хочет выйти из вагона, за ним ринулись сразу три фаната. Тот же, не будь дурак – охота ему быть убитым тремя идиотами, - выкинул финт - резко рванул по перрону и заскочил в этот же вагон, но в другую дверь, которая в тот же момент и закрылась. (вернулся к закрывающимся дверям, лихо проскочил в щель, притормозив двери внизу ботинком и запрыгнул в вагон). Поезд резко тронулся.
Три прыща-молодчика прыгали по платформе, пытаясь прилепиться к окнам вагоном как гигантские гиконы.
Оставшиеся в вагоне фантатюги скопом накинулись на мужика. Тот воспользовался верхними поручными для рук пассажиров как параллельными брусьями спортивного снаряда, чтобы пройтись своими ботинками по физиономиям "москалей". Намордованные, но неутихомиренные они сообща вцепились в него, повалили, подобрали биту и собрались его бить его же битой.
Но тут состав опять остановился на станции перед новой посадкой-высадкой.
На очередной станции кто-то из пассажиров вошел, кто-то вышел, но перед тем, как закрылись двери, вошли два метрошных милиционера. Метропоезд с грохотом и свистом опять засосало в трубу туннеля.
Внутри покачивающегося вагона "москали" теперь удерживали наголобритого мужика. Милиционеры спросили, как бы ненароком, в чем дело? "Москали" наперебой стали верещать, что какой-то сумасшедший мужик чуть было не отобрал у них ножичек.
Милиционеры подступились к мужику с битой. Тот извернулся от шантропы, вытащил какую-то бумажку из кармана рубахи и стал орать, что эти придурки не уступают место инвалиду на голову из дурдома.
Старший милиционер взял бумажку и стал ее вслух читать.
В справке было черным по белому написано, что Бутузов Фрол Егорович – пациент дурдома, сам по себе вменяемый, опасен в толпе, отпущен временно по случаю восстановительных работ после пожара, имевшего быть… число, подпись, печать.
Все получалось складно – этому Фролу, а также пожилым людям и пассажирам с детьми была привилегия сидеть как инвалиду на диване метро под соответствующей надписью.
По переговорному устройству милиционеры отчитались о наведенном порядке, пожали плечами, отдали под козырек и на следующей станции вышли из вагона. Видимо, у них была «указювка» скинхедов и футбольных болельщиков в этот день не трогать.
Как только милиционеры удалились, обнаглевшая от безнаказанности шпана – эти психи без справки - опять навалилась на психа со справкой Фрола, который, видите ли, вздумал качать свои права.
В какой-то момент они оттеснили его к глухой торцевой двери последнего вагона. Не растерявшись, Фрол рванул и отпустил на место ручку стоп-крана: в результате такого маневра поезд резко тормознул, обло-шоблу о десяти ногах понесло по проходу к другому концу вагона. А здесь их поджидал старик с вытянутой здоровой ногой, настолько крепкой, что спотыкаясь о нее парни кувыркались через голову, теряя остатки разума. Если бы в это время в вагоне находился представитель психоневралгической службы, то он упрятал бы их в психушку. Впрочем, изобличение психопатов взял на себя этот самый Фрол.
Один из парней попытался вырвать у Фрола из рук бейсбольную биту.
Лучше бы он этого не делал…
Перекинув биту из левой руки в правую, Фрол перешел в наступление. В наступившем монотонном скрежете металлических колес о металлические рельсы явственно слышался хруст костей и треск раскалываемых черепов: то ли черепа оказались слабыми, то ли бита крепкая. Короче, когда поезд снова выскочил из дырки метро-туннеля, от всей братии фанатов «Москвы» остался один недобитый половозрелый прыщ-хлыщ. По ходу натягивания туннеля на электропоезд метро и появления светлых прогалов в виде станций, Фрол выкидывал по одному презренному психу на каждой станции.
Судя по всему, там их через некоторое время подбирали и сдавали на экспертизу психиатору, поскольку в таком состоянии они несли чушь несусветную - будто каждого из низ довел до невменяемого состояния один человек, похожий на бритого дьявола.
Все врачи посчитали, что явились свидетелями массового помешательства молодежи призывного возраста, которая косит от армии и готова заниматься членовредительством, натыкаясь на биты каких-то недобитков.
На очередной станции в вагон вошел военный патруль и старший из них поинтересовался у пассажиров, что здесь произошло, и кто повинен в побоище. Оказалось, что свидетелей собственно и нет, поскольку предыдущие пассажиры посчитали за счастье улизнуть на предыдущих станциях, а те, что вошли, сами не в курсе, и только некоторое время назад, пытаясь не наступать на разбитые головы и перебитые ноги, расселись по свободным местам. Они, мол, очень спешат и им бы только домой добраться, а не спотыкаться в этом крошеве кала, сала и пустых пивных бутылок.
Тем временем старший обратился к Фролу, который отвел их в сторонку и показал некий жетон, похожий на звезду шерифа.
Патрульные согласно закивали головами, и сказав:
- Тому быть! – покинули вагон.
Как только состав набрал скорость и стал в который раз насиловать с грохотом подземный туннель, Фрол подтащил недобитка к последней пневматической двери последнего вагона, разжал ее створки и выпихнул москаля через дверную щель из вагона со словами.
- Шел бы ты, недоносок, к своей матери на переделку!
Тот, едва коснувшись рельсов, шустро вскочил наподобие живчика и устремился по шпалам за электричкой с обидчиком.
Когда на конечной станции Фрол с резвым стариком уже было направлялись на выход к эскалатору, из туннеля вырвался следующий электропоезд с выпученными фарами накаливания, лобовую часть которого пытался обхватить, стоя на бамперах, выроженный туннелем и головным вагоном тот самый последний шкет.
Машинист отчаянно сигналил сиреной, пытаясь привлечь внимание дежурного по станции, чтобы тот снял этого человечьего паука, приросшего пуповиной к голове элетросостава.
Надо было понимать так, что парень, отчаянно бежал за предыдущим составом по метро-шпалам, пока его не догнал следующий электропоезд, на морду которого он очертя и бросился, не рискуя быть раздавленным в спешке неумолимого расписания. Перепуганного насмерть парня сняли и сдали дежурному врачу, который не сомневался, что на подобное способен только психопат. Парень считай заново родился и, голову даю на отсечение, впредь будет уступать беспрекословно места для пассажиров и прочих б…
Уже стоя на эскалаторе, и заправляя на место свой зубной протез, старик поинтересовался, откуда же он такой «хороший». И Фрол под большим секретом рассказал, что в дурдоме они – сотня косящих под психов - нарабатывают сноровку и бойцовскую прыть.
Под крышей дурдома проходят выучку на психопатство бойцы спецназа, омона и собра. Здесь натаскивают самых буйных и придурковатых как специальных собак в пограничных школах.
По случаю недавнего пожара их пока распустили по домам, вот он и сподобился оттянуться на распоясавшейся шантропе.
Насколько можно было понять из его сбивчивого рассказа, ему захотелось показать, чему их учили накануне отчисления. А поскольку дурдом, вроде как, уже отдыхает от спецназа, самое время укомлектовать его психами-фанатами.
Вроде все как сходится, а, главное, по справедливости, которой так добиваются жопники и гопники в нашей многострадальной стране, похожей на один сплошной дурдом
- Папаша, - вдруг спросил бритый наголо парень, - а почему ты зубной протез в метро вынимаешь и вставляешь на выходе?
- Ох, и не спрашивай служивый. Уж больно он мне дорого достался. Я его вынимаю, чтобы не повредить при посадке-высадке, а то и в драке. Челюсти у меня крепкие, бей сколько хочешь, а зубной протез – вещь тонкая и хрупкая. Мне его делали на компьютере американские программисты в системе объемного сканирования и моделирования.
- И каждый раз, входя в метро и рискуя получить в морду, приходится прятать зубы, оскаливая беззубый рот, чтобы пробиться к спецдивану для престарелых инвалидов.
Бритоголовый мужик подивился сноровистости старика-жопника, решив, что больше не будет связываться с гопниками, которые всего-то готовят себя к жизни жопников.
Кстати, троих москалей-гопников, до сих пор ищут. Ищут родители, ищет милиция, ищут военкоматы – пропали, как сквозь землю провалились. Кажись, их засосало в канализационные стоки подземки, откуда им прямой путь в отстойники чистилища и далее на богарные поля ближнего Подмосковья. Видимо, переделке они уже не подлежали и Всевышний решил их утилизовать, не подвергая мучениям перерождения.