Глава 8
* * *
Наступило утро, и я встал, совершено разбитый после вчерашнего развлечения. От воспоминаний меня вдруг охватило чувство стыда, и я признался сам себе, что вчера был настоящим идиотом. Зачем было напиваться до такой степени, чтобы устраивать этот концерт в «Голубой устрице», да еще при Никите и Янисе?
- Доброе утро, Вилли, - услышал я голос друга, потягивавшегося на кровати.
- По крайней мере, добрее, чем мое душевное состояние, - отозвался и я, и пошел в душ.
Прохладная вода вернула все мои мысли в нужное русло. Я вспомнил Людмилу, ее глаза, когда она смотрела на меня. И готов был поклясться, что они просто сверкали зеленым светом. Если бы это было не так, разве попытался бы я поцеловать ее? Но почему она уклонилась? Возможно, Людмила не сумела позволить себе снизойти до меня, но из-за чего?
«Что же мне сделать, что бы ты поняла, что я серьезно настроен», - размышлял я, пока
Никита не постучал в душевую.
- Ты там утонул?
- Сейчас выхожу! - отозвался я.
Когда я вышел из ванной, то выпалил сходу:
- Никита, где в Киеве находится Министерство образования?
- Не понял?
- Впрочем, откуда тебе знать. Надо спросить у Людмилы.
- Вилли, ты что задумал? – парень уставился на мой обнаженный торс.
- То, что придется не по вкусу некоторым личностям, но будет по вкусу Людмиле так же, как тебе сейчас мой голый живот.
Никита смутился и опустил светлые ресницы. Я начал поспешно одеваться, крикнув ему:
- Жду тебя внизу в «Руте». Выпьем кофе, сегодня предстоит тяжелый день!
Зайдя в «Руту», я устремился к знакомой фигурке в белоснежной рубашке и аккуратно уложенными волосами: Людмила сидела за столом и листала журнал. Сзади ее можно было принять за молодого человека, если бы не шея. Тонкая белоснежная шея могла принадлежать только женщине. Я залюбовался и тотчас подавил в себе нахлынувшее желание.
- Доброе утро, Людмила!
- Вил? – Она оторвала глаза от журнала и посмотрела на меня.
- У меня есть разговор к тебе, очень серьезный, так что предлагаю пересесть со мной вон за тот столик в дальнем углу и никого не замечать в ближайшие полчаса.
Видя мое лицо и почувствовав серьезный настрой , она охотно последовала моему призыву. Мы пересели за дальний стол и заказали кофе. Я сразу же перешел к разговору.
- Ты никогда не думала, что можно бороться всеми правдами и неправдами?
- О чем ты?
- Ты сражаешься с Савиным и Шандрюк словами, а я предлагаю действиями. Когда в последний раз Институт проходил аккредитацию и проверку?
- Ну, давно, может года два назад.
- Вот, это и хорошо. Пора немедленно провести проверку.
- Зачем?
- Чтобы сделать жизнь Льва Леонидовича и Марины Александровны не такой сладкой.
- Я не понимаю тебя, Вил, но мысль улавливаю.
- И правильно делаешь, давай быстрее настраивайся на мою волну. Пора навестить уважаемых людей прекрасного города Киева из Министерства образования, чтобы они немедленно побросали все дела и узнали, что творится в коммерческом учебном заведении, которое заслуживает самого пристального внимания.
- Боже мой, сейчас там творится полнейший беспорядок! – она взволновано посмотрела на меня.
- Беспорядок устроил Лев Леонидович, ему и отдуваться. Но, если он хочет, чтобы ему помогли, то он может любезно попросить своих коллег помочь ему, но для этого придется, как бы ему ни хотелось, тоже пойти на кое-какие уступки.
- Вил, это может получиться жестко и не принести пользы никому.
- Может не принести, но, по крайней мере, установит хоть какую-то справедливость. А это самое главное, если Судьба поворачивается к тебе спиной.
- Ты хотел сказать - задом?
- Ну да, - улыбнулся я.
Она долго молчала и о чем-то думала. Глаза были устремлены в пространство. Пользуясь моментом отрешенности , я залюбовался красивым лицом Людмилы.
«У всех сильных женщин все же должны быть и слабости. Но где может быть у тебя ахиллесова пята? Если бы я догадался, то, возможно, воспользовался», - думал я.
Неожиданно я ощутил себя преступником, который уже отчаялся добиваться и готов прибегнуть к запрещенным приемам. Людмила вдруг резко вскинула взгляд на меня, заметив, что я уже пятнадцать минут глазею на ее лицо. Застигнутый врасплох, я смутился, и мне показалось, что сейчас она вынесет мне приговор…
- Я должна поговорить с отцом. Через неделю его собираются выписывать.
- Хочешь, съездим к нему вместе в больницу? – предложил я.
- Да, если ты не занят. Только тебе опять придется дожидаться меня в холле, потому что тебя не пропустят.
- Я буду ждать столько, сколько нужно. А ты уж потрудись выложить ему все, о чем мы сегодня разговаривали, - сказал я и обрадовался, что не стал преступником, но понял, где можно перейти границу.
Когда мы вышли из гостиницы, я позвонил Никите на мобильник и предупредил, что я уже позавтракал и по срочным делам вынужден уехать. Куда я отправился, я решил ему пока не сообщать.
Но тут случилась очень неприятная вещь, которая немного охладила мой пыл. Людмила достала из сумки мобильник и набрала чей-то номер, как оказалось - Анатолия. Она просила Вертинского съездить с ней в больницу, но не для того, что бы повидаться с ее отцом, так как его не пропустили бы, а для того, чтобы переговорить со мной, ведь потому что считала его своим другом и человеком, который был на ее стороне.
- Нам нужно поговорить еще и с Анатолием, - обратилась она ко мне, когда закончила разговор, - у него есть связи в Министерстве образования, думаю, что он поможет нам.
Я не знал, что ответить, и только кивнул, но на душе все пылало от ревности - этот высокомерный болван, конечно же, неравнодушен к Людмиле. В тот момент я обрадовался, что Люда недолюбливала представителей мужского пола, значит, Вертинскому приходилось не легче, чем мне.
Он вышел к нам, весь напыщенный, мельком свысока взглянул на меня и дежурно пожелал всем доброго утра. В тот момент он показался мне еще более некрасивым, чем раньше, а его дурацкая стриженая бородка еще ужасней смотрелась на его бледном лице.
- Анатолий, нам нужна твоя помощь. Ты, кажется, знаешь кое-каких людей из Министерства образования? Сейчас мы съездим к моему отцу, и, пока я буду у него, вы пообщаетесь с Вилисом. Он тебя посвятит в наши планы.
Я состроил любезную улыбочку, больше похожую на оскал, когда Анатолий вынужден был согласиться с предложением Людмилы.
* * *
На следующие день мы собрались в «Руте» вчетвером за завтраком. Негласно считая Никиту нашим другом, мы открыто разговаривали о том, во что теперь были посвящены. Анатолий Вертинский накануне сделал звонок и переговорил с нужными людьми, и сегодня после завтрака он собирался на личную встречу.
Разговор случайно зашел о надеждах, которые были у каждого из нас.
- Я могу себе представить лицо благородного Льва, когда я ему скажу о том, что через две недели его ждет проверка из Министерства образования, и это при том, что сейчас предстоит выпуск дипломников, - говорила Людмила и мстительно смотрела куда-то поверх наших голов.
- Это значит, ему придется немедленно взяться за знания дипломников в короткое время, которого у него нет. Как он будет их готовить к срезу, предстоящему через две недели, остается только догадываться. Разве он что-то понимает в этом? А все дела учебной части? Он, по-моему, уже давно не брался за них, - поддерживал ее в разговоре Вертинский, косо поглядывая на меня.
- А потому ему придется обратиться за помощью к декану и старшему преподавателю, - сказала Людмила, и отпила глоток кофе из фарфоровой чашки, - то есть к нам, ведь вызвать моего отца он не может после того, как сам загнал его туда, откуда дорога в Институт явно не ведет.
- Людмила, - сказал я, - не очень представляю, на какие шаги ты готова даже без поддержки отца, но по тому, каким вызывающим огнем сейчас горят твои глаза, предполагаю, что ты настроена на победу.
- Так и есть, Вил, ты хорошо подметил, думаю, что Льву стоит самому предложить мне место проректора, освобожденное отцом, иначе придется много потрудиться, чтобы не допустить закрытия института, когда аккредитация и проверка будут завалены.
Вертинский с подозрительностью посматривал то на Людмилу , то на меня, понимая, что наше общение на «ты» возникло не на пустом месте, и это страшно бесило его. Ему приходилось признавать мое место в жизни Людмилы, и он никак не мог понять, почему она так доверилась мне, когда он всегда считался ее поверенным и, к тому же, работал вместе с ней.
«А, может, тебе самому хотелось бы получить место проректора?» - подумал я.
Все психологи похожи друг на друга тем, что они пытаются пустить в ход оружие, которое позволяет им иметь преимущество над другими соперниками: психологические приемы, которые выбивают почву из-под ног. Вертинский решил воспользоваться этим, чтобы показать Людмиле меня в неприглядном свете.
- Вилис, вам не кажется, что вы забыли свое мятежное дело, с которым приехали на конференцию к нам в Украину, и переключились на отвлеченные дела жизни Института? – Начал он, глядя мне прямо в глаза.
- Анатолий, мои идеи и дела не откликнулись в душе ни у одного участника , и я понял, что питаю пустые надежды относительно того, с чем приехал на конференцию.
- И поэтому вы решили перекинуть свой запал на другое, более надежное дело?
- Поэтому я не мог пройти мимо своего хорошего друга, который попал в затруднительное положение.
- Вы быстро заводите друзей, коллега. Не знаю, можно ли вам позавидовать в этом или просто посочувствовать, учитывая, что дружба может оказаться обычным знакомством и зряшной тратой времени, так же как ваши мятежные замыслы, с которыми вы сюда ехали.
Людмила вмешалась в разговор, однако не собиралась унимать нашего спора.
- Коллеги, ваше противостояние забавляет меня все больше и больше, потому что я знаю его причины. Но хочу сказать вам вот что. Чем тратиться на пустые надежды, о которых вы все время говорите, лучше сделать что-то особенное для каждого из вас. Пусть на это уйдут молодость, счастье, здоровье, но это будет вашей миссией. Я никогда не понимала мужчин. Неужели вы думаете, что вся участь женщин заключается в том, чтобы отыскивать себе любовь в образе мужчины? Это глупо, гораздо важнее настоящая потребность достойного занятия.
Мы молчали, не зная, что сказать, каждый из нас потерял последние надежды и был обречен на одиночество.
Наконец встрепенулся Никита, до сих пор молчавший.
- Коллеги, спасибо, что посвятили в свои дела относительно Института и ваших больших надежд. Моя вина в том, что я не могу принять непосредственного участия в ваших делах, однако возможно, некоторые мои советы помогут вам.
- Не советуйте! – перебила его Людмила, - разве вы не знаете золотое правило психолога, молодой человек? Квалификация психолога обратно пропорциональна количеству даваемых советов.
Никита смутился, и в глазах его блеснул огонек негодования в ответ на ее нравоучения.
- Сократ в тех случаях, - продолжала она, - когда с ним советовались, отвечал: «Поступай, как знаешь, все равно потом раскаешься». Давая советы, вы наживаете себе врага. В том случае, если совет придется не по душе, клиент пойдет советоваться с кем-нибудь другим, который скажет ему то, что соответствует его тайным и неосознаваемым желаниям. В случае же, когда совет примут - это будет прекрасным поводом при неудаче снять с себя ответственность и переложить ее на психолога.
- А известный психолог Литвак М.Е. писал в своей книге так, - поддержал ее Вертинский, - Хочешь приобрести врагов - советуй. Чем лучше совет, тем мощнее враг.
Мой друг совсем стушевался после поучений этих «гигантов мысли» и умолк. Мне же показалось, что каждый из них готов разорвать любого в клочья, если кто-то не признает их правоту или попробует усомниться, что они - лучшие. Это было, конечно, хорошее качество для людей, которые видели в жизни большие перспективы и умели выбирать себе наилучший путь на жизненном пути, но это было вовсе не справедливое дело.
Относительно Людмилы я был слишком субъективным, и не понимал, как может женщина отказываться от своего счастья, заложенного самой природой. Даже я был не столь тщеславен, как эта командирша, привыкшая всех поучать. Все это только еще больше распаляло мою душу, и я превращался в раба собственных страстей.
Когда мы после завтрака каждый собрались по своим делам, я спросил у Никиты, чего бы он хотел в жизни.
- Ты знаешь, - ответил он мягким голосом, - я всего лишь ищу счастья. Смысл жизни, по сути - пустая трата времени на его поиски. А вот поиски счастья, пока ты находишься в этом отмеренном жизнью тебе отрезком - это самое благородное занятие.
Я внимательно посмотрел на Никиту и подумал, что тот был прав. Какими могут быть разными цели и мировоззрение людей. В этом молодом человеке вовсе нет тех нот борьбы, самолюбия, тщеславия, он мягок и знает, что жизнь может быть размеренной, и это вовсе не так скучно, как думают многие.
А Людмила? Что делает женщин похожими на мужчин? Должен ли я выяснить это, когда и так уже лезу не в свои дела? Два года я работаю психологом и, преимущественно, только с женской половиной, и до сих пор не могу ответить на этот вопрос самому себе. Разгадка казалась очевидной, стоило внимательно посмотреть на Никиту. Разве он, будучи таким, невольно не ставит всех представительниц женского пола в положение, в котором они вынуждены брать инициативу в свои руки? Слабые мужчины порождают сильных женщин? Но почему? Не может же это явление так просто происходить в природе? Что за этим всем стоит? Это какое-то странное явление в мироздании, которое уже давно набирает свою силу, об этом я немало слышал из своей практики.
Неожиданно я вспомнил слова Яниса, когда мы сидели в «Устрице».
«Ты просиживаешь в своем кабинете на мягком стульчике, и тебе ни разу не пришло в голову, что ты сидишь на вулкане страстей. Но в один прекрасный день тебя разорвет на части вместе с твоим мягким стульчиком. Вот такие парни, которые сидят за соседним столиком, растопчут твою благородную душу».
Он говорил тогда, словно сумасшедший. Это уже никого не удивляет, ведь многие психологи и психотерапевты нашего времени часто сходят с ума. И он вполне мог претендовать на звание «псих-психолог». Но в его словах было что-то такое, что могло пролить свет на загадочную природу страстей человеческих. Ведь именно ко мне Янис обращался со своими пылкими и безумными речами. Это все предназначалось именно мне? Что он от меня хотел? Я готов был поговорить с ним, но память о прошлом, когда мы знались в Риге, не давала мне сделать первый шаг.