Глава 5
* * *
Когда я пришел в номер, то застал своего друга Никиту в весьма взбудораженном виде, несмотря на то, что была уже полночь.
- Ты давно вернулся? Почему не спишь?
- Да, что-то не спится, я все еще надеюсь, что сегодня мы поговорим с тобой по душам, - он вопросительно взглянул на меня.
- Вот как?
- Вилли, я хотел поговорить с тобой именно о том, что ты так стремишься отложить до лучших времен. – С какой-то непонятной уверенностью заявил Никита.
Все мои мысли были забиты Людмилой и нашей вздорной встречей у нее дома, и поэтому я не придавал его словам особого значения. Снова и снова прокручивая в голове ее холодное и безразличное обращение со мной, я злился. Все это очень огорчало и даже, в какой-то степени, оскорбляло меня - ведь я был слишком самолюбивым. Особенно ранила бесчувственность Людмилы - ведь я не скрывал свое особое отношение и неравнодушие к ней.
Никита, заметив странное выражение моего лица, подумал, что я в замешательстве от предстоящего разговора с ним, и тут же поспешил успокоить. Подойдя поближе, он положил руку мне плечо и произнес:
- Вилли, я понимаю, что тебе нелегко иметь отношения с украинцами, будучи россиянином, потому что отношения, которые сейчас сложились меду двумя государствами, не совсем дружеские. Украинцы отличаются национализмом и патриотизмом, это совершенно не так выражено у людей, живущих в России… Может, преимущественно от того, что там уже совсем мало коренных русских, и очень много людей, которые стали гражданами России относительно недавно.
Я встрепенулся и внимательно посмотрел на Никиту. Вспомнив, что он уже не раз задевал эту тему, особенно после нашего знакомства с Янисом, я вдруг понял, что от разговора, так или иначе, мне не отвертеться.
- Да, - сказал я, выпрямившись, - давай поговорим об этом, я слушаю тебя внимательно.
- Ты тогда не хотел говорить мне, - начал он, - что вы сидели с Янисом на скамейке ночью в воскресенье, но я заметил вас в окно. Я понимаю, что тебе тяжело говорить об этом…
«Оказывается парень очень внимательный человек», - подумал я.
- Вилли, ты помнишь, мы до этого были в «Голубой устрице»? Ты тогда совершенно замкнулся, и Янис стал каким-то образом оказывать на тебя влияние. Я замечал, как потом, на кафедре и в аудитории на лекциях, вы перекидывались с ним колючими взглядами, и ты сразу сбивался с мысли, забывая подготовленную речь.
Я понял, к чему он клонит, и решил сам все рассказать, видя, как ему трудно перейти от второстепенного к главному.
- Да, Никита, я был знаком с Янисом, но я не хотел посвящать тебя в это! – Я встал и направился к окну.
- Я знаю, Вилли, но ты зря думаешь, что я чего-то не понял бы, - сказал он тихо.
- Янис Ечке приехал сюда из Латвии. И он из того самого города, где я родился и жил, - сказал я, не поворачиваясь.
Никита молчал.
- Он знал моего дядю А. Б., который был когда-то известным психологом в Риге. Янис был его учеником. Сейчас моего дядю лишили лицензии на право заниматься психологической деятельностью по некоторым причинам, и он временно отошел от дел. Здесь Янис поддерживает с ним связь через Интернет. Он написал дяде, что случайно встретился со мной, и что я приехал представлять на конференции Россию.
- Я не вижу повода для беспокойства.
- Дело в том, что я никогда никому об этом не рассказывал, но раз уж Янис так дался тебе, и ты заподозрил, что между нами есть какие-то особые отношения, то я расскажу тебе все, как единственному другу, способному меня понять, - сказал я и, наконец, повернулся к нему лицом.
- Да, конечно, но... – Никита опустил глаза в смущении.
Я продолжил:
- Я не хочу рассказывать тебе о некоторых событиях из прошлой жизни, пусть они останутся при мне, открою лишь основные моменты, чтобы ты понял, что со мной случилось. В Латвии шли очень сильные распри между русскими и латышами. Произошло разделение страны на лица, одних из которых по правам и особенностям считали гражданами Латвии, остальных приравняли к не гражданами Латвии. Все это подтверждалось в паспортах, отличавшихся не только цветом обложки, но и правами, которые тебе давали или не давали вовсе. Моя мать была из России. Отец – латыш. Однако, долгое время он не проживал на территории Латвии из-за политических убеждений, не совпадавших с теми, что ему навязывало государство. Поэтому родители были признаны не гражданами Латвии, и мне еще повезло, что я родился до 1991 года, и считался гражданином. Отец был владельцем огромной строительной компании, и после его смерти отыскалось множество «друзей», которые тут же перегрызлись почуяв, что фирму можно разорвать на части. Я был единственным сыном у покойных родителей, и сей факт закрутил меня в огромный ураган. Из России приехала моя тетушка - сестра матери, чтобы взять надо мной опекунство. Она знала, что материальные блага, которыми я был окружен, - очень лакомый кусочек. Тетка вскоре вышла замуж за А.Б. — того самого уважаемого в Риге психолога, который, благодаря женитьбе, впоследствии тоже вступил в право считаться моим опекуном, и стал приходиться мне дядей. У А.Б. не было своих детей, а моя тетка вела в молодости беспорядочный образ жизни и тоже была бездетна. Полному счастью « молодоженов» мешал только я, попавший под колеса Судьбы, и окружавшие меня «родственнички» мечтали только об одном: чтобы меня придавило…
Никита посмотрел на меня с огромным сочувствием, что я невольно опустил глаза, прежде чем продолжил свои откровения:
- Я не буду тебе рассказывать, по какой причине А.Б. лишили лицензии на психологическую деятельность, пусть это останется на его совести. Но надо отдать должное: А.Б в некоторой степени помог мне справиться с теми душевными муками, которые в ту пору сильно терзали меня. Однако он был достаточно хитер: воспользовался моей наивностью и удалил меня подальше от наследства моего отца, посовещавшись с женой. «Молодые» просто отправили меня к бабушке – матери тетки, живущей в России, вроде бы на короткое время. Бабушка подняла свои старые связи и договорилась о зачислении меня в университет. Родственники пообещали оплатить мое образование. Но для поступления мне нужна была банальная прописка. Я выписался из отчего дома в Риге, чтобы прописаться у бабушки. Прописываться по месту учебы полагалось всем студентам, приезжим из стран СНГ. Родственники предсказывали мне блестящее будущее в области психологии, пели дифирамбы, уговаривая остаться в России — большой стране, где я мог реализоваться и найти работу по специальности. Они убедили меня подать документы на получение гражданства в России… Так, через несколько лет, я стал гражданином России и получил паспорт в бордовой обложке. Латвия не признает двойного гражданства, и А.Б. с теткой это прекрасно знали, а я даже не поинтересовался всеми тонкостями – настолько яркая студенческая жизнь затянула меня. Родственники тем временем наложили лапу на все имущество и частью доли компании моего отца.
- Ну и ну, Вилли! – Воскликнул Никита, - я не думал, что все так лихо могло закрутиться вокруг тебя. Умеют же твои родственники плести интриги! Но только я вовсе не думал, что ты мне это расскажешь и совершенно к другому разговору тебя склонял.
- К какому же? – Спросил я, недоумевая, что же его так интересовало, если не это.
- О ваших с Янисом отношениях.
- Наших отношениях? - не понимал я, к чему он клонит, - наши отношения с Янисом - самые негативные, если к ним присмотреться. Парень, хоть и был учеником А.Б., но никогда не понимал меня. И сейчас он считает, что это было моей идеей: отказаться от гражданства Латвии и перейти на русскую сторону. Он ненавидит русских еще больше, чем западные украинцы. Он упрям и узколоб. Разве он может поверить в то, что А.Б. все подстроил ради своих корыстных целей? Янис глубоко уважает своего наставника, а меня, «полукровку», всегда считал недостойным учеником своего обожаемого учителя. Думая обо мне, как о коллаборационисте, всеми своими действиями Янис демонстрирует презрение ко мне. Но мне нет до него дела. Самое большое, что он может себе позволить, это мило улыбаться мне, не задевая моих чувств.
- Вили, я, просто удивлен, я-то думал, что у вас все обстоит совершенно иначе.
- Не понял, что значит иначе? Я же рассказал тебе, что мы узнали друг друга, но в наших же интересах лучше не знаться вообще. Однако у тебя такой вид, что ты услышал то, что не совпало с тем, о чем ты думал?
- Так и есть. Я думал, что твое признание будет совершенно не об этом.
- Как это? А что еще может быть важнее всего того, что я тебе рассказал? – удивился я.
- Ты помнишь, где мы в первый раз повстречали твоего земляка? – замялся Никита.
- Да, то место, где было скопище переодетых дядек, - улыбнулся я, - а потом он потащил нас в «Голубую устрицу».
- Так вот, я думал, что именно это о себе ты и не хотел открывать мне.
- Это? Никита, я тебя не понимаю…
- Я думал, что Янис тогда поддел тебя вовсе не на той почве, что вы когда-то знались, и ты переменил свое гражданство и место жительства, а это вызывает его ненависть - из-за национальных убеждений, а потому что ты не хотел тогда выдать себя и показать мне, что причастен к компании тех парней, в «Голубой устрице». Впрочем, - добавил он, - Янис наверняка знал, о чем говорил, ведь, как-никак, мы не случайно встретили его там.
- Подожди, Никита, ты хочешь сказать…, то есть, ты хочешь спросить…
- Да, я хочу спросить то, о чем ты сейчас подумал, потому что знаю, что Янис - один из них, а знаю я это, потому что тоже принадлежу к их числу, хотя был там, как и ты, впервые.
От удивления я на мгновения онемел. Парень покраснел и отвел глаза в сторону.
- Так вот что тебя так волновало все это время, милый друг, - наконец улыбнулся я, - может, тогда зря я так разоткровенничался с тобой не по делу?
- Я просто хотел тебе сказать… - Он поднял на меня глаза, - Вилли, мне не хочется сейчас шутить, твое откровение было не зря, мы сблизились еще больше, и теперь мое признание совершенно ничего уже не может изменить.
- Так ты меня специально затащил туда, на импровизированный гей-парад?
- Да, - сознался он, - но самому тоже была охота посмотреть на это чудо.
- Тогда, вот что я тебе скажу, Никита. Я знаю и понимаю все, что с этим связано.
- То есть, ты хочешь сказать, - он запнулся, - ты касаешься этого, я правильно понял?
- Не спеши пытаться видеть то, что тебе так хочется, дружище.
- Мои подозрения относительно тебя - это не ошибка?
- Да, - ответил я задумчиво, - если учесть, что мне сильно запал в душу один молодой человек, который настаивает, чтобы я относился к нему именно как к молодому человеку, хотя он таковым и не является.
- О ком ты?
- Никита, какой же ты еще ребенок! Нас волнуют совершенно разные вещи. Рядом с тобой я чувствую себя прожженным жизнью. Наверное, я, в отличие от тебя, уже растерял все свои наивные мечты. Сейчас меня занимают адские машины фармакологии, мафия врачей, Черный змий, философия и прочая дребедень, которая все больше и больше замусоливают мое сердце, и мы – абсолютно разные, хотя и ровесники.
- Я рад, что мы стали друзьями, ты столько мне рассказал сегодня. Теперь можешь рассчитывать на мою дружбу сполна. Мне кажется, я тебя понял, Вилли.
- Ты зря считаешь меня наивным, я давно все понял, когда только вернулся с тобой из «Голубой устрицы» и, возможно, это я давал тебе время, чтобы ты нашел в себе силы признаться. А оказалось, что ты все это время давал его мне. – Я улыбнулся.
- Как-то странно получилось, да?
- А помнишь? Как с самого первого дня ты предложил мне перекусить в суши-баре? Это было хорошее начало для дружбы.
- Да, - ответил он, и мы обнялись.
Я почувствовал, как бьется его сердце. Ощущение было странное, и тогда я понял, что мне было это так нужно.
Даже мы, психологи, нуждаемся в каком-то сочувствие и понимании, и нам тоже, как и всем, иногда хочется выговориться, чтобы просто выслушали. Однако разве кто-то может это понять, кроме друга и психолога, такого, как ты сам? Видимо, обретать друзей мне суждено было только среди своих коллег…