Глава 1
* * *
У ректора Льва Леонидовича Савина набухли веки, и он постоянно то снимал, то надевал очки. Секретарь-организатор расставляла таблички на столиках внизу около ступенек огромной светлой аудитории Института Психологии. На столах лежали программы семинаров и лекций на двух языках. С левой стороны в программе все было написано на украинском языке, с правой - точный перевод на английский. Как ни странно, но по-английски мне удавалось понимать лучше, чем по-украински.
Рядом со мной сидел Никита Сушко из маленького украинского города. Он делил со мной двухместный номер на втором этаже в гостинице города Киева, где расселили гостей, приглашенных на конференцию. Гостиница располагалась недалеко от Института Психологии, где мы сейчас находились.
Всех иностранцев и граждан СНГ намеренно селили с украинцами - так было проще перенимать опыт и общаться в пределах страны. Никита Сушко сидел спокойно, выпрямив спину, как по струнке. Он был бледным и, очевидно, не выспался.
Я огляделся вокруг и увидел разных людей, пребывавших в задумчивости. В то первое утро съехались психологи, психотерапевты, психиатры, преподаватели, профессора из разных стран дальнего и ближнего зарубежья.
Самым страшным для меня было остановиться на каком-нибудь лице и увидеть чужие глаза. Глаза, не разделявшие моих мыслей и моих идей, которые я привез с собой в Украину.
И сейчас мне предстояло коротко выступить, и это была первая встреча, в основном предназначенная для знакомства с гостями и коллегами.
Я волновался, повторяя психологические приемы выступления перед аудиторией. Одно дело выступать перед студентами в Университете, когда ты сам студент, но совсем другое, когда ты уже состоявшийся психолог и тебя будут слушать преподаватели, кандидаты наук, заслуженные деятели в психологии, и уважаемые люди, представляющие другие страны.
«Смотреть поверх голов, слушать только свои слова, не углубляться», - мысленно повторял я, когда мой сосед по гостиничному номеру встал и начал рассказывать про себя, упоминая мое имя. Я не слушал его, заранее зная все, что он скажет. Я был словно его протеже в огромном могущественном городе, который всосал меня в себя с первого дня приезда, а все посторонние мысли из моей головы выплюнул туда, откуда я приехал.
Когда дошла очередь до меня, Никита присел.
Я грамотно построил речь, ведь я изучил слова накануне. Я знал, где поднимать руку, где сделать паузу, когда нужно немного улыбнуться, - я был хорошо подготовлен. На меня смотрели множества глаз, и у каждого был свой взгляд: пронзительный, задумчивый, усталый, пустой, изучающий, любопытный. Мне казалось, они видели меня насквозь и знали обо мне все. Я приехал из России, и это волновало их больше, чем какие-то мои идеи.
- Я приехал из России, из Москвы, - начал я.
Вдруг это сделало их взгляды внимательными, и все они стали на какую-то минуту одинаковыми для меня…
Только бы не забыть речи. Только бы не увидеть чужого взгляда. Почему это было так важно для меня в этой оранжевой стране националистов? Почему я так сильно волновался, но ничем не выдавал себя? Потому что я привез сюда свои идеи? Или потому что я приехал из России?
В моих глазах стоял трепетный испуг, ведь я выступал впервые.
- Тише, тише! Не слышно, что там говорит этот русский, - вдруг услышал я, и дернулся, словно меня ошпарили. Все почему-то загалдели.
Разве я стал говорить слишком тихо, хорошо заученную речь? Почему они вдруг отвлеклись?
Никита что-то быстро сказал соседям по-украински и встал.
- Дамы и господа, хочу обратить ваше внимание, что наш замечательный коллега Вилис Н., приехавший из России, изучает преимущественно женскую психологию. Вилис Н. окончил Московский Гуманитарный Университет в Москве, факультет психологии и социальной работы, и уже несколько лет работает в Психологическом центре для женщин. Несколько его трудов были опубликованы в московском научном психологическом журнале. Долгое время мой коллега занимался изучением изменений, происходящих в современном обществе России, которые оказывают влияние на развитие личности русской женщины.
Я стоял, как истукан, слушая монотонный голос Никиты. Машинально взяв из его рук стопку листов формата А4, на которых были напечатаны случаи из моей практики, я уткнулся в бумаги.
Когда Никита присел, а галдеж немного стих, я начал читать с листов, узнавая свои пометки жирной шариковой ручкой на полях.И тогда что-то горячее полыхнуло у меня в мозгу, и я опять вспомнил свою заученную речь, но уже совершенно другой, никогда не приходящей до этого момента на ум.
Нет, совсем не о том хотел я рассказать, в чем пытался мне помочь мой сосед. Все это теперь было для меня уже неинтересным. Сейчас я хотел справиться с той огромной проблемой, которая не давала мне покоя уже несколько лет. Я хотел победить Черного Змия, с которым боролся в одиночку, и который побеждал меня всякий раз, когда я переставал верить в себя.
В последнее время мне хотелось работать только в этом направлении, потому что все остальное казалось мне теперь мелочами. Оно уже не волновало меня, потому что там для себя я уже все сделал, внес свою лепту, победил все недуги и справился с тяжбами. И только Черный Змий по-прежнему овладевал всем моим разумом. Неожиданно я расслабился и начал говорить.
- Дамы и Господа! Я не буду рассказывать вам о своих методах, и не буду здесь описывать свои приемы, тем самым давая вам понять, что удача всегда сопутствовала мне. Я хочу просто рассказать вам об одном случае из своей практики, который ясно покажет вам, что я стремлюсь сказать и проиллюстрирует направление моей работы, - воткнувшись в лист, я продолжил, - вот уже полтора года ко мне на прием записана пациентка. Назовем ее Ди, ей 25 лет. Ди имеет абстинентный синдром после долгого приема лекарственных препаратов, назначенных ей ее психиатром. Ди наблюдается у психиатра и состоит на учете уже несколько лет. За это время ей были выписаны такие препараты, как м..........т, э........м, с........н, ц.............н, вызвавшие стойкое привыкание.
Между тем, я зафиксировал у Ди некоторые отклонения в психике, такие как: расстройства личности, выражающиеся в появлении эгоистичности, грубости, жестокости, несоблюдении морально-нравственных норм поведения. Хочу сказать вам, уважаемые коллеги и гости, что я совершенно не применяю никаких лекарственных средств. Ведь я не психотерапевт, я просто психолог, однако смевший взять на себя тяжелую ношу, с которой не всегда удаются шаги вперед, так как груз ее становится непосильным. В разрез с моим гуманным методом идут более простые и быстрые методы научной психотерапии современности.
- О чем вы говорите? – перебил меня голос.
Это говорил мужчина лет 35-38 со стриженой бородкой на худом бледном лице. Возле него стояла табличка «Доктор психологических наук, Анатолий Анатольевич Вертинский».
- Вы намекаете на что-то противоположное современной психиатрии? Какие методы вы можете дать взамен? Слова? Кодированные слова? Вроде НЛП? Ваши методы - это применение НЛП?
- Уважаемый Анатолий Анатольевич, мои методы основываются на деталях из НЛП, но, в частности, я применяю совершенно новый подход, о котором здесь будет говорить не уместно, потому что сей подход не направлен лишь на одного пациента, но и на борьбу с теми недугами извне, что пациент приносит с собой, являясь ко мне на прием.
Это неожиданно вызвало споры в рядах психиатров. Они начали переговариваться. Сидящая по левую руку Вертинского молодая женщина, с короткой стрижкой каштановых волос, гневно обратилась ко мне:
- А диагнозы вы тоже вправе ставить, молодой человек? Как вы, принимая пациентов после лечения у психиатров, умудряетесь ставить им другие диагнозы? На чем они основаны? В праве вы вообще что-то менять, кем-то себя возомнив?
- Я не ставлю никому диагнозов, уважаемая Людмила Николаевна Липинчук, - прочитал я быстро на табличке, - я выслушиваю человека и принимаю решения, реанимирую его…
- Реанимируете? – не унималась Липинчук, – после чего?!
- После того плачевного состояния и после колоссального разрушения, с которым пациенты пребывают ко мне после лечения транквилизаторами и прочими психотропными лекарствами у психиатров.
- О чем вы говорите?!
- Есть ветка - особое направление в психиатрии, которое давно сформировалось. И это весьма странная, но целостная система, - я поднял глаза и посмотрел поверх голов, боясь встретится с кем-то взглядом, - отдельные моменты могут показаться кому-то и нормальными, но я-то знаю в чем на самом деле заключается их суть. Эта система, если говорить простым языком, есть особая организация, своеобразная мафия отдельно стоящих врачей. Дамы и господа, уважаемые коллеги, не стоит позволять Черному Змию обмануть себя! Нам следует знать, что если есть где-то пропасть, то не следует ее засыпать, мы просто можем не приближать к ее гибельному краю. Ведь в нашей власти не допускать эти соблазны, вести пропаганду иного мышления, а не засыпать лекарствами черные гнилые дыры в душах людей, угодивших туда?
- Вы говорите как пастор, - послышалось за моей спиной, - и я на миг пожалел, что не выступал на трибуне, а всего лишь стоял на своем месте, как пригвожденный, и многие оказались за моей спиной.
- Коллеги, я хочу рассказать вам все, как оно происходит без каких-либо преувеличений, но для этого сегодня у меня слишком мало времени на выступление. Будет специальный день, посвященный моим трудам и разработкам, на какое число он будет назначен, вам сообщит профессор Лев Леонидович и секретарь-организатор Марина Александровна. Историю о моей пациентке Ди, если кого-то всерьез заинтересовала эта история, вы может узнать у меня. Буду рад, если после дружеского собрания вы подойдете ко мне лично. На этом хочу закончить свое выступление.
- Присаживайтесь, - сказала секретарь-организатор и попросила выступить следующего психолога.
* * *
Мы долго стояли под лучами жаркого солнца с Никитой на крыльце Института. К нам подошла Людмила Липинчук, спорившая со мной и, сняв очки, поздоровалась, будто видела впервые. Я заглянул в ее изучающие зеленоватые глаза и коротко сказал:
- Приятно познакомиться, Людмила Николаевна.
- Вилис, вас, кажется, так зовут? - Начала Людмила, - а не пройтись ли нам с вами в какое-нибудь место, посидеть? Хотелось бы поговорить с вами.
- Можно, - отозвался Никита, - а пойдемте в «Руту» - кафе-столовую при нашей гостинице, там хорошо кормят и уютно.
Когда мы вошли в кафе-столовую гостиницы, то я удивился, насколько шикарным оно было. Поглощение пищи в приятной обстановке для украинцев было просто законом.
- Наверное, мы тут и отобедаем, раз уж пришли, время как раз полдень, - сказала Людмила, присаживаясь.
Нам принесли меню. Мы заказали обед. Я последовал примеру Никиты, чтобы не совсем акцентировать внимания на том, что совершенно не разбирался в украинской кухне, а тем более плохо понимал украинский язык в меню. Оно почему-то не было переведено на английский. По лицу Людмилы бродили отблески гордыни за свою страну, она была коренной украинкой и родилась в Киеве.
- Интернациональная гостиница, предполагает существование в ней разных национальностей, - произнесла она, взяв ложку для супа, - всех приезжих гостей кормят, как полагается.
- Да, - сказал я и посмотрел на Никиту.
- Вы хорошо говорили, Вилис, как будто заучили свою речь наизусть, - она разломила белый хлеб.
- Нет, все получилось спонтанно.
- Вот как? Может, вы состоите в каком-нибудь обществе или партии?
- Нет, - улыбнулся я, - я не страдаю предрассудками.
- В одиночку затеяли борьбу против целой системы, вам так не кажется? – Она испытующе смотрела на меня, - Сколько вам лет?
- Он не старше меня, Людмила Николаевна, - ответил ей Никита, - думаю, что возраст здесь не причем, главное - нерастраченные силы. Вилис - добрый человек, который еще не понимает, что такое сражение с ветряными мельницами. Это его национальная черта…
- Позвольте… – неожиданно перебила его Людмила, - но это вовсе не русская черта характера, и наш уважаемый коллега чересчур скромен, как я посмотрю, чтобы рассказать свое истинное происхождение. Все русские - нигилисты, и это совершенно не та особенность, о которой вы сейчас говорили, Никита.
- В русских очень много любви, - я попытался переменить тему, - и это разные вещи, если мы говорим о нигилизме.
Лицо Людмилы сделалось серьезным, и она отодвинула от себя тарелку с супом.
- Вилис, вы знаете, что сегодняшней своей речью, вы задели уважаемых психиатров? Я понимаю, что вам хочется поупражняться, как молодому, подающему надежды психологу, но к какому логическому смыслу все это приведет? Вы делаете это ради тщеславия, потому что иного вам ничего в голову не лезет и от этого становится скучно жить? Или вы действительно наивно верите, что можно остановить эту огромную машину, правящую машину зла во главе с людьми, которые держат весь разум человечества в своем плену? В вашей речи вы назвали эту машину Черным Змием - очень странное определение, прям дьявольщина какая-то, - она на миг улыбнулась, - зло и добро в психологии, разве эти понятия еще существуют для вас? Мне кажется, они остались на уровне философии в учебниках для студентов 1 курса, а вы уже давно прошли все свои университеты, чтобы мыслить и рассуждать такими отдельными категориями и еще пытаться сопоставлять их нам.
- Вы нападаете, потому что вы сама психиатр? Вы преподаете психиатрию? Однако вам, как никому другому, должно быть известно, что применение различного рода препаратов нынче дорогостояще, и это достаточно хорошо, чтобы вызывать в пациентах желание их покупать снова и снова, - сказал я, глубоко вздохнул и поднялся.
Вот они - эти чужие глаза, этот взгляд, которого я так боялся встретить там, в аудитории! Я нашел его здесь, за обедом.
- Простите, мне нужно идти.
Я вышел из кафе-столовой и поплелся к своему номеру. Если бы меня сейчас встретил кто-нибудь из аудитории, я бы сказал ему, что все, что я говорил там, было жуткой чушью, и я совершенно так не считаю. Открыв дверь номера, я направился к своей постели. За мной следом в комнату зашел Никита.
- Что с тобой, Вилис, почему ты не притронулся к пище? Ты болен?
Я обернулся и долго смотрел на него. Он был моим ровесником, но в его голове кружились совсем другие мысли. И они не были такими тяжелыми, как мои. Я совершенно не знал его, однако он был мне уже симпатичен. Вдруг мне стало жутко неприятно, что он украинец, как Людмила Липинчук.
- Ты болен? – расслышал я снова его слова.
- Нет.
- Почему ты ничего не ешь? Со вчерашнего дня…
- Разве? – спросил я, укладываясь на кровать, и вдруг резко вскочил, - мне не лезет ваша еда в горло, она слишком жирная для меня!
- Хорошо, - ответил он спокойно, - мы можем сходить в ресторан, здесь много других ресторанов и русские, и китайские, и японские, там много…
- Японские, эти суши-бары что ли? – улыбнулся я, увидев его озабоченное лицо.
Парень стоял в странном напряжении, и проблема моего отказа от еды волновала его сейчас больше, чем какая-то адская черная машина Липинчук, мой Черный Змий и вся психология в целом.
Я почувствовал странное нежное чувство к этому голубоглазому ровеснику. Приподнялся на локтях и, уставившись на него, произнес:
- Коллега, давайте сходим в суши бар, я действительно проголодался, и мне на ум лезут странные мысли в области парапсихологии.
Он улыбнулся.
- А чтобы вам не лезли странные мысли в голову, уважаемый коллега, - произнес Никита заговорщицким голосом, - завтра мы с вами кое-куда сходим, развлечемся.
- Это правильно, - подмигнул я, - обещаешь, что там не будет Липинчук?
Мы рассмеялись. В тот день я понял, что обрел не только соседа по гостиничному номеру и коллегу, но еще и друга.