... О СОЛНЦЕ, О МАСТЕРЕ.
Хотя Осень всякий раз входила в долину невидимой тенью, все живое безошибочно угадывало ее появление, ведь она на всем оставляла свой след. Склонившись позади выставленного во двор плетеного кресла, срывая белый пар с чашки горячего чая, она замирала, смотря протяжно и тихо, и от этого взгляда все внутри также затихало и вытягивалось в тонкую-тонкую линию.
В "Книге ста невидимых переходов" маленький мистик однажды прочел, что осенью неизменно наступают такие дни, когда все оказывается между. Между чем и чем маленький мистик не помнил, а может быть в книге о том и не было сказано, как о факте совсем незначительном, ведь она все же была о переходе, а не о начале или конце пути... да и кто может знать что-то о конце и начале.
Маленький мистик легко представлял как мир, будто приходящее в себя после сокрушительного шторма море, незаметно становится прозрачным, совсем неподвижным и погрузившимся в самого себя, и не замечал как сам становится таким же успокоенным и пустым.
Он мог часами вглядываться в неподвижную фигуру Мастера, пока ежевечернее шествие Ночи не делало ее невидимой, скрывая пологом темноты, и думал не думая о том, что ему никогда не рассмотреть своей проблемы внимательно и тщательно, как того требует ситуация, то ли от того, что есть какое-то значительное, непреодолимое сопротивление, то ли от того, что не хватает ясности и самообладания. И вот уже слышно как по углам копошатся мыши, трещат сверчки, ворочаются тени... и хочется вычистить все темные углы. Как всегда в такие минуты хочется позвать Мастера, рассказать ему обо всем, надеясь на его сдержанность, великодушие и терпение, но до того ли сейчас Мастеру?
Маленький мистик выглядывает в окно, что бы еще раз посмотреть в сторону башни и видит, как скрытые ночной темнотой слетаются к ней птицы. Так они, уставшие и холодные, летят каждый год на юг. Кружат над башней, все позабывшие от взгляда осени, словно дикие огнепоклонники, что ищут огня и трепещут перед ним. Мастер протягивает руку и какая-нибудь птица садится на его вытертый рукав, он гладит ее по жестким перьям и (маленький мистик мог бы поклясться, что слышит), что-то шепчет... и вот уже птица расправляет крылья, а за ней и другая, и, вспоминая забытые маршруты, взлетают и уносятся туда, где встает солнце.
Огонь в башне Мастера мерцает всю ночь и глядя на него маленький мистик будто бы тоже вспоминает о чем-то важном, знакомом, но пока еще не найденном, не открытом. Так тоска соединяется в нем с надеждой и теплом огня, вырисовывая дорогу. Он не может не радоваться, не может не любоваться тем, что делает Мастер, как не может и не тревожиться за него. Сильно волнуясь, он запускает руку в мешочек, шепча что-то неразборчивое, тревожное и нежное, и извлекает из него случайную руну. Руна светится в темноте. Она напоминает пущенную в небо стрелу, стрелу, которая не может не достичь цели.
Маленький мистик смотрит сквозь темноту, всем существом ощущая разлетающиеся в пространстве искры и птичью стаю, и ночь, и скрытое за горизонтом солнце... и не может сказать, просто любит.