Донецкий национальный академический украинский музыкально-драматический театр .
Написала по памяти, ведь так часто вбивала эти слова в договорах, сценарных планах и статьях. Пожалуй, слово «украинский» можно уже исключить…
Невольной театралкой я стала с детства. Так уж получилось, что мои родители пересеклись по работе с главным художником Театра оперы и балета, того самого, где как раз на пике своей славы тогда, да и сейчас, были труппы Писарева и Дорофеевой. И почти три года подряд, с 11 до 14 лет, я ходила на все спектакли, премьеры, фестивали. Конечно, оценить в полной мере красоту итальянской оперы на языке оригинала в таком возрасте достаточно сложно, но сама атмосфера театра меня завораживала. Опера, балет, оперетта на три года стали частью моей жизни…
Классе в восьмом, на плановом школьном посещении драмтеатра, что-то зацепило меня в театральной постановке «Эти свободные бабочки» по пьесе Леонарда Герша (тоже не гуглила – вспомнила с первого раза). Зацепило так, что была на этом спектакле раза четыре. И не скажешь, что молодой состав труппы играл гениально, звук, декорации и спецэффекты были на высоком уровне… Нет, просто это наивная, грустная история, показанная молодыми, полными энтузиазма и юношеской неиспорченности артистами, нашла отклик, вызвала эмоцию, за которой хотелось приходить снова и снова…
Глядя на французский занавес, фонари софитов, бархатную обивку кресел, проходя по мраморному холлу, мечтая побродить здесь в тишине, зайти за кулисы, посидеть у зеркала в гримерке, я и подумать не могла, что однажды, это осуществится. Я никогда не стремилась стать актрисой, выступать, радоваться аплодисментам… Просто хотелось какой-то сопричастности, «приобщения к великому» - вроде так пафосно высказывается богема в подобной ситуации.
Прошли годы, и «театралка поневоле» выросла, закончила школу, поступила в институт и устроилась работать на радио, тут уже настала пора клубов и дискотек, тусовок, пати и корпоративов. Но в свое время этот не самый плохой период моей жизни закончился, и начались рабочие будни. Именно работа неожиданно дала возможность исполнения моих детских мечт. Мечт, настолько далеких, что по-сути о них я уже не помнила, и только чувство восторга и радости возникало у меня каждый раз, когда я входила в холл театра.
За столько лет, я выучила театр наизусть, все закоулки, переходы, помещения цехов и вспомогательных служб. Мне приходилось работать с режиссерами, артистами, звуковиками, осветителями, рабочими сцены, административным и обслуживающим персоналом.
И как работать… Каждое мероприятие, в числе организаторов которого я была, забирало столько сил и энергии, давало столько опыта и удовольствия, что даже не знаю, кто больше уставал – артисты на сцене или я за кулисами. И сколько удивительных ситуаций и курьезных моментов происходило со мной в этом закулисье.
После одного выматывающего концерта, в процессе которого мне приходилось бегать кругами по всему театру – от сцены к входу, в зал, к черному входу, в гримерки, в ресторан, опять за кулисы – на следующий день уехала в отпуск. Три дня не могла встать на отекшие ноги, муж приносил меня на пляж, я болтала ногами в соленой воде, и становилось легче..
В дальнейшем, я поступала умнее, исключая неудобные наряды, оставляя туфли на каблуках за кулисами и одевала их только, если была потребность выйти в зрительный зал. Остальное время ходила босиком, шлепала по узким коридорам, забегая в гримерные, влетала по мраморным лестницам на верхний ярус, чтобы воздушные шарики, закрепленные где-то под потолком, упали ровно на финальном припеве корпоративного гимна.
А чего стоит потерявшийся каравай, который в честь проф. праздника один из руководителей районной администрации должен был вручить со сцены, перепутанные дипломы, зазевавшиеся артисты, забытый на сцене реквизит – все те забавные мелочи, незаметные из зала…
Одна моя коллега отвечала за сценарии и действо на сцене, являясь по совместительству ведущей. Вотчиной другой – было фойе, обязанностью – встреча и сопровождение гостей, в том числе первых лиц города, а после – контроль фуршетов, банкетов, ну или того, что еще полагалось в подобных случаях. Все, что происходило за сценой - это была моя зона ответственности.
Свет, звук, видеоряд на фоне декораций, идущий с моего ноутбука, порядок выхода артистов, администраторы, выносившие на сцену цветы, призы, грамоты, собственно сами цветы, призы, грамоты, подарки – вот только часть того, за что я отвечала, бегая босой по темному закулисью.
Вы знаете - как это, настраивать звук, когда главный режиссер просит тебя выйти к микрофонам и минут десять нести чушь в лучах софитов? Как это - давать отмашку к открытию занавеса, понимая что именно ты сейчас будешь тем скрытым дирижером, который начнет это волшебное действо? Как это - стоять возле артиста и видеть, что от усталости у него текут слезы? Как это – когда члены труппы и персонал со временем начинают узнавать тебя, здороваться и радоваться тебе? Как это – когда эти несколько часов ты находишься в постоянном напряжении, испытывая одно единственное желание, чтобы понравилось, получилось, вышло как было задумано…
А когда опускался занавес эйфория сменялась облегчением и какой-то пустотой, странным сожалением, что все закончилось… Тогда можно было уйти в гримерную, сесть у зеркала и слушать тишину, ожидая того момента, когда гости разойдутся и можно будет заняться сбором реквизита.
Из-за такой тесной дружбы с театром, ну и из-за того, что по функционалу мне нужно было отслеживать все премьерные постановки, оценивая, что может пригодиться, и как это использовать в наших проектах, я приходила туда в качестве гостя. Садилась в ложу и наблюдала за залом, рассматривая зрителя, выискивая знакомые лица. Вон сидит на своем привычном месте Людмила Янукович, редко пропускающая премьеры, вон говорит с дирижером и волнуется Олег Пшин, а вот и директор театра, обходящий в последний раз все участки перед началом действа.
Когда Матвея Марковича не стало – это было потрясение, закончилась целая эпоха, целый этап в жизни театра, оставшегося без руководителя. Помню, как писала стихи, чтобы сохранить память о нем, и плакала, но прочитать на панихиде не смогла, не хватило сил…
А когда главный режиссер и часть труппы, выехали на территорию Украины, боясь находиться в Донбассе, было до боли обидно. Это была потеря для Донецка в целом и для меня в частности, которую трудно принять и осознать. Теперь периодически натыкаюсь на их имена – кто-то работает в местечковых театрах, кто-то ищет себя в различных телешоу, ночами шабаша в клубах и ресторанах, а кто-то, помыкавшись по украинским театрам и получив отворот поворот, отправился на поиски своего места в Россию, где и прижился…
А как же театр, спросите вы? Откройте сайт театра, поймете сами. Увидите афиши на два месяца вперед, спектакли идут почти каждый день - новый репертуар, частично новый коллектив ...
Спектакли шли и тогда, когда Донецк был под плотным арт. обстрелом, и всегда были аншлаги… В городе, где казалось бы людям впору отчаяться, началась активная культурная жизнь – работали театры, обновляя репертуар и осваивая тексты на русском, что до этого было запрещено делать; филармония радовала регулярными концертами, в кинотеатрах был достаточный выбор фильмов для просмотра, + выставки, экспозиции, флешмобы… Могу провести параллель с блокадным Ленинградом, но не буду, и так все очевидно.
Мне не хватает моего закулисья. Сейчас оно сменилось другим – закулисьем войны, где я опять босая, в джинсах и рубашке, уставшая и сосредоточенная, наблюдаю со своего места за страшным спектаклем. Я не могу выйти на сцену, не могу выбежать чрез черный вход или спрятаться за тяжелым занавесом, а только стою и смотрю, ловя эмоцию, шифруя ее в стихах и тайком подкидывая в зрительный зал.
А так хочется, чтобы скорее настал тот момент, когда в моем мирном театре, волнуясь и радуясь, я подпрыгивала бы с охапкой цветов за сценой, следила глазами за минутной стрелкой, выглядывала в зал, видя там такие родные лица, и салютовала ведущей, отмечая начало нового шоу, нового этапа, новой жизни…