В защиту Героини Истории, ушедшей к Другому Персонажу
Высокий суд! – сказал бы я. – Почтенные заседатели, которых я терпеть не могу хотя бы потому, что они сами с трудом переносят вид своих мерзких харь в утреннем зеркале! Вот вы видите перед собой эту девушку, эту простую крестьянку – этого обычнейшего доктора наук – кажется, каких-то незначительных: математики, что ли? – словом, увы, не содержанку и не дочку олигарха даже областного значения, – не сексуальную бортпроводницу, – не вампира и не золушку, суть которой – выйти за наиболее значимое в её окружении лицо, распихав всех локтями и предварительно провернув мошенничество с обувью или же с валютой. То есть вы видите человека, как вы теперь видите, безнравственного, и даже – безнравственного лично, не говоря уж о безнравственности в давным-давно у нас народившемся сословном смысле слова. Да, нравственности на её моральном балансе действительно мало. И поэтому, возможно, первым естественным побуждением для вас, уродов, будет – вне зависимости от состава преступления и от того, совершено ли оно на самом деле – осудить её: дать ей, сукке, прокакаться, дать ей, девице, полной полусословной скверны, понять, кто она есть – и кто есть вы. А особенно – кто есть нравственные особы, мною перечисленные выше. (Кто есть вы – обсос особый, и мы его временно опустим.) Спору нет: она необразованна, разве в какой-то там науке, вроде как в математике (а вы – да, вы – образованы); руки её грубы – просто так, без видимой причины (а ваши нежны, ибо вы пользуетесь тем самым кремом); душа её помышляет более о помидорах после интегралов, чем о возвышенных чувствах после духовных ласк, и… и если бы я строил и далее свою защиту на предложенном мною противопоставлении – то есть на противопоставлении вас и людей – я проиграл бы дело даже такому обвинителю, который у всех на глазах подтасовывает улики.
Весь смысл истории в том, что моя подзащитная любила Базиля (на то была авторская воля!), но, едва переступив его охладевший к ней порог, тут же шмыгнула к своему прежнему, Василию.
Дальнейшее Редактора Проекта (она же Истица) не интересовало – ибо Редактор, будучи высокоморальной особой, не мог допустить мысли о том, что у этой девки хватило наглости покинуть помещение не для того, чтобы стать проституткой и заработать денег и обзавестись важными связями, но затем раскаяться, а просто-напросто взять – и уйти!
Так нормальные женщины не поступают!
Правда, в реальном (а не в моральном) мире любовная энергия в том случае, если тебя продолжительное время не любят, удерживается в неких на принципиальном уровне заданных границах – вернее, разными способами инвертируется: если тебя разлюбили, то сначала часто происходит большая вспышка любви (некий протуберанец), а затем начинается работа по удержанию любви на уровне, близком к нулевому: коллапс.
Учёный суд не изволит верить? Но давайте сравним любовь хотя бы с трудовым процессом. Допустим, что научный руководитель говорит добросовестному учёному, что тема, конечно, интересная… и мы в перспективе будем пробовать… но финансирование… И злободневность этого проекта ниже 50% чего-то! Это уже отказ – вам вешают лапшу на уши – но честный работник, которому сделать работу важнее, чем сделать на ней деньги, вынужден не понять очевидного «намёка» – и тогда он начинает пробивать стенку лбом: спит на синхрофазотроне, выводит пятнадцать штаммов вместо трёх… и т. д., в том же роде. ЭТО – ЭКВИВАЛЕНТ ВСПЫШКИ ЛЮБВИ. Но потом – когда он осознал, что всё есть так, как оно есть, начинается наработка на откат, а потом и сам откат, возвращение в предыдущее состояние, насколько это возможно… Всё. Конец. Работник еле шевелит креативными плавниками – и уже через две недели начинает выводить один штамм вместо трёх. Да и этот штамм превращается в штамп. ЭТО – ЭКВИВАЛЕНТ УДЕРЖАНИЯ ЛЮБВИ НА ОТМЕТКЕ, БЛИЗКОЙ К НУЛЕВОЙ. Работник – на вид – смирился. Но это – до того времени, пока ему – в новой лаборатории – не представится возможность любить… или продуктивно плодить бактерии снова.
А там – ном его удержишь!
«Ушла от мужа!» Вот загвоздка! Вот повод к осуждению героини произведения – а вернее, самого произведения из-за «проступка» его героини! Но давайте подумаем, что это именно: загвоздка – или повод к осуждению? То есть, иными словами: наказуемо ли это деяние ещё прежде того, чем мы разобрались, почему оно произошло? Это же не казнокрадство!
Я только что напомнил, что моя подзащитная является вместе с тем и Героиней Истории. И в таковом качестве вовсе не обязана быть демоном святости или же аллегорией морали. Зато она обязана быть интересным читателю (зрителю) персонажем. Если же она неинтересна – то в любом повествовании это должно быть расценено как её проступок. К примеру, леди Винтер в романе «Три мушкетёра» Александра Дюма вряд ли может похвастаться твёрдыми моральными устоями. Но кто из читателей (или зрителей) поменял бы её на какую-нибудь напичканную душеспасительными цитатами даму, относительно которой автор уверяет, что она прекрасна душой и вообще вас не подведёт? Может быть, русские домохозяйки? Я и в этом начинаю теперь сомневаться…
И наконец! Выдвижение обвинений такого рода, как: «она деревенская хабалка» и «она никого не любит», применённые Истицей (она же – Редактор Проекта, она же – Обвинитель) и вовсе неприемлемо в качестве обвинений. Почему? Потому что эти утверждения лишены не только доказательной базы, но и могущего быть выделенным смысла. О том же, в чём смысла не найдено, говорят, что смысла оно не имеет. Приведённые мной «обвинения» – это, в сущности, междометия: звуки, издаваемые горлом. Иной раз и не поймёшь, почему именно они были изданы: ясно лишь, что это – результат и зримый знак некого аффекта.
Словом, я беру на себя смелость утверждать, что невозможно ни оспорить междометий, ни согласиться с ними, так как они представляют собой выражения чувств (но не всегда понятно, каких именно) их применившего, мало отличные от «ура!», «эхма!» и даже от хлопка ладонью по заднице.
Могу также указать на то, что Истец не должен обвинять – он всего лишь может предъявлять претензии к Ответчику, а поскольку в данном случае Истец и Обвинитель выступают в одном лице, с чем Высокий Суд, кажется, намерен согласиться, то я могу квалифицировать этот небывалый случай либо как факт одержимости Истца демоном Обвинителя – либо как их сговор с целью группового изнасилования Ответчика, Защитника и Зрителя, хотя последний не должен ни психически, ни сексуально отвечать по счетам, предъявляемым современным Сценарным Законодательством к Здравому Смыслу.
Если Обвинение в лице Истицы и далее намерено настаивать на употреблении междометий и жестикуляции в качестве доказательств виновности моей подзащитной – то это, безусловно, могло бы знаменовать революцию в судопроизводстве, но, скорее всего, окажется просто очевидной клюквой в послужном списке Истицы в лице Обвинителя, она же Редактор Проекта, – если, конечно, суд не превратился в ритуал, аналогичный таким процедурам, как гадание на кофейной гуще или расстрел на месте, возможность чего я категорически отрицаю – и напрасно!
А если этот суд намерен лишить меня рыгалий, которые сам же на меня и навесил, для того, чтобы с позором сорвать, то я уверяю этот суд, что мы с ним сочтёмся в невероятно скором будущем.