Поэзия жгучего одиночества. Иосиф Бродский

Родионов Виталий Константинович
1. Аллюзии

Западу Иосиф Бродский нужен был при жизни, России – будет нужен всегда.

От завещанного поэтом каждый отберёт всё великое и вечное - то, без чего не проживёшь и дня.

Бродский многолик. Он – и одинокая ладья, уткнувшаяся носом в излучину реки. Он – и чёрный ворон, пронзительно кричащий над российскими погостами. Он – и дикий зверь, не позволяющий себя ласкать. С яростью льва он бросается на жертву, и одновременно испытывает беспомощность червя, «уставшего извиваться в клюве» птицы.

В поэзии Бродского преобладает безысходность. Он заглядывает в трагическое прошлое, предвидит безрадостное будущее, пошлые стихи отдают зловонным отстойником настоящего, куда стекают городские нечистоты.

Под хвойными ветвями его поэзии собираются и горячие поклонники и въедливые критики. Подобно каменной глыбе, он не подвержен внешним влияниям: ни ветрам, ни дождям, ни сменам времён года. Он не слышит грозовых разрядов эпохи.

2. Юношеские пристрастия

Неудивительно, что в послесталинской России рождается такой законченный антикоммунист, как Иосиф Бродский. Его жгучая ненависть к советскому строю, к большевистской идеологии – это ответная реакция на политические репрессии.

Над юношей нависает грозное прошлое, готовое в любую минуту обрушиться на его голову. Отсюда – безысходность и фатализм, злоба и бурный протест.

Увлечение Западом начинается у Бродского с культа заграничных  вещей – фотографий, пластинок, журналов, радиоприёмников, стильной одежды. Трофейные фильмы, заполняющие послевоенные кинотеатры, пробуждают интерес к иной, едва ли не инопланетной жизни. А любовь к американскому джазу?! Как много он значит для молодёжи его поколения! Зарубежные радиопередачи, изучение английского и польского языков, журнал «Иностранная литература» формируют законченного индивидуалиста. В обществе появляется, по словам самого Бродского, «социально самоустроенный человек».

3. Еврейское клеймо

Уже в детстве Бродский ощущает, что он – еврей. С каиновой печатью он ходит всю жизнь и не может освободиться от проклятия, нередко ввергающего в ипохондрию.

Изначально Бродский осознаёт себя атеистом, игнорирующим иудаизм и христианство. Но тайное влечение к «презренной» еврейской вере исподволь приводит его к христианскому Богу. На Рождественские праздники он пишет стихи, обращённые к младенцу Иисусу Христу.

Можно сказать, что мироощущение Иосифа Бродского – это сплав еврейского отчаяния и христианской надежды.

4. Юмор и сатира

Чёрный юмор по поводу жизни в советском обществе – это типичная гримаса изгоя. Элементы критики существующего порядка присутствуют в стихотворениях, написанных в уже 18 летнем возрасте.

Едкая сатира явно заявляет о себе в зрелые годы. Обывательским еврейским сарказмом отличаются пьесы Бродского. Их отравляет похабный «зековский» жаргон, несовместимый с художественной литературой.

5. Прекраснодушные мечты о «демократии»

Главным принципом жизни индивидуалиста Бродского является свободное волеизъявление, а идеальным обществом – «демократия», на которую он молится.

Бродский отвергает византийскую косность православия, ему чужд образ мыслей русских людей. Они кажутся поэту жертвами и палачами деспотизма. Идеализируя «свободное» общество, новоиспечённый демократ не замечает его порочного стремления к идолопоклонству и наживе. И с какой бы тщательностью он не прятал в душе иудаизм (пусть даже окрашенный в христианские тона), как бы терпимо он не относился к верующим, Бродский всё-таки остаётся светским человеком, точнее говоря, - атеистом с ярко выраженной гумилёвской пассионарностью.

Его рассуждения об исторических событиях плоски и примитивны. Он не затрудняет себя пониманием диалектики общественного и индивидуального. Бродский отдаётся во власть негативных эмоций, видя в человеке не столько творческую личность, сколько «общественное животное». Так, невольно он попадает в капкан западной идеологии.

6. Любовь и ненависть к России

Россия кажется Бродскому «мрачной империей». В стихотворении «Перед памятником А. С. Пушкину в Одессе» он называет Россию «тюрьмой широт». Поэт выливает ушаты грязи и ругани на оставленную родину. Но ведь враждебное словоблудие нельзя считать критикой недостатков государства. Это, скорее всего, идеологический эксгибиционизм умника, перешедшего границу порядочности. Здесь злобная натура Бродского обнажается до наготы. Он показывает себя некультурным человеком. И, тем более, не сочувствующим христианином! Хочется думать, что не только за презрение к России его удостаивают Нобелевской премии. Сомнительно, что в нём изначально заложена потребность оплёвывать святое. Скорее всего, он сознательно выкладывает на американский рынок ходовой идеологический товар.

В стихотворении «Путешествие в Стамбул» поэт разоблачает советскую правящую элиту. Статус великой державы он низводит до Османской Турции.

Запад использует Бродского как горючее для разжигания «холодной войны», как кислоту, разъедающую русский образ мыслей.

7. Нравственные основы

Мы не судим русскую поэзию по фривольным стихам Баркова и юнкерским поэмам Лермонтова. Точно так же по отдельным стихотворениям Иосифа Бродского не надо судить обо всём его творчестве.

Ввиду парадоксальности и резкости своего характера, Бродский отвергает Россию как безусловное зло. Сделав приоритетом общечеловеческие идеалы и ценности, Бродский всё же остро реагирует на злободневные проблемы жизни. Иное дело, что политик он – никудышный.

Добившись мировой славы, Бродский остаётся простым, доброжелательным собеседником. Порой скромность поэта доходит до самоуничижения. Его путь как личности представляет собой инерцию движения от могущественной империи к беззащитному человеку, от вселенского бытия до незаметной песчинки. И он ощущает это «нутром», «изнанкой» сознания.

8. Два шедевра

В конце 50-х годов Бродский создаёт два шедевра: «Пилигримы» и «Одиночество». В них сквозь поэтическую риторику проступают живая мысль и яркая образность. Последние строки «Пилигримов» сражают фатальной предопределённостью событий. Судите сами:

И быть над землёй закатам,
И быть над землёй рассветам.
Удобрить её солдатам.
Одобрить её поэтам.

Первые строки «Одиночества» потрясают горечью утраченных надежд:

Когда теряет равновесие
Твоё сознание усталое,
Когда ступеньки этой лестницы
Уходят из под ног,
Как палуба,
Когда плюёт на человечество
Твоё ночное одиночество, -
Ты можешь
Размышлять о вечности
И сомневаться в непорочности
Идей, гипотез, восприятия
Произведения искусства,
И - кстати - самого зачатия
Мадонной сына Иисуса.
Но лучше поклоняться данности…

Можно смело утверждать, что поэзия Бродского начинается с кульминации, после которой происходит медленный и неуклонный спад поэтического вдохновения. Именно в этих стихотворениях закладываются основные темы последующего творчества. Таковых, в сущности, всего три: 1. Вечное скитание по миру, 2. Мучительное одиночество, 3. Ощущение трагизма жизни. Бродский мог бы умереть в 1958 году, но навсегда остался бы в русской поэзии! Его талант расцветает так рано и с такой интенсивностью, что в дальнейшем он всего лишь развёртывается в пространстве и времени. Ранняя поэзия Бродского – это поэзия предвидения, дальнейшее творчество – перевоссоздание найденного в юности.

9. «Болдинская осень» в архангельской области

Полтора года архангельской ссылки расширяют тематику поэзии Бродского. Всё чаще ему удаётся любовная лирика. Его посещают глубокие раздумья. Отчетливо обнаруживается полу-язвительная, полу-горькая ирония («Румянцевым победам», «КПЗ», «Два часа в резервуаре»). У Бродского возникают предпосылки для органичного синтеза разговорной речи, простых чувств и виртуозной техники стихосложения. Схематизм и умозрительность уходят на задний план, уступая место личностному восприятию мира. Неожиданно перед изумлённой публикой предстаёт самобытный поэт!

10. Зрелые годы

Несмотря на то, что взлёт Бродского к поэтическим высотам оказывается стремительным, на него по-прежнему давит комплекс «Серого времени» и «Одинокого человека» (пьеса «Мрамор»). По-прежнему в его поэзии мало света, красоты, естественности. Сплошь и рядом происходит возврат к прошлым изъянам: живые чувства вытесняются надуманными ассоциациями, светлые надежды – безысходностью. Повсюду в стихах царит ненастье, ветер, дождь, снег и очень редко пробивается наружу зелёная травка. Грудь поэта испытывает невероятное давление. Жизнь кажется обречённой.

11. Поэты и писатели

По импульсивности ритма Бродский сравним с Леонидом Мартыновым. Их отличие состоит в том, что общество для Мартынова – родная среда, для Бродского – враждебная сила.

Если сопоставить Бродского с Цветаевой, то и здесь есть большая разница: поэзия для Цветаевой – это «искусство при свете совести», тогда как Бродский долг перед искусством ставит выше долга перед людьми и обществом. Искусство и нравственность для него – вещи плохо согласующиеся.

Набоков и Бродский скептически оценивают достижения советской литературы. В их глазах торжествует посредственность и плагиат! Они делают исключение для гениальных Ахматовой, Мандельштама, Пастернака, Цветаевой и, конечно же, для самих себя. Более того: Набоков и Бродский не воспринимают писателей-реалистов XIX века, отдавая предпочтение искусству самодовлеющего Слова. Отображение реальной жизни и нравственные проблемы они заменяют роскошными словесными цветниками. И как бы они не преуспели в селекции новых видов поэтических растений, какими бы искусными садовниками не были, они, тем не менее, отображают окружающий мир так же убедительно и глубоко, как это делают классики.

12. Странствия по свету

В 1972 году Бродский эмигрирует в США. На Западе его поэзия перерождается из гераклитовского «сухого блеска души» в сухой блеск ума, в изощрённую игру («Темза в Челси»).

Зашифрованные общечеловеческие символы неуклонно вытесняют непосредственность чувств и фантазию («Колыбельная трескового мыса»). Обладая огромным арсеналом выразительных средств, Бродский не без удовольствия погружается в мир красок и светотеней («Мексиканский дивертисмент»). Пребывая в бесконечных путешествиях по странам и континентам, Бродский не может сосредоточиться на главном. Мысль поэта угасает в ворохе новых впечатлений. Его предрасположенность к сердечности растворяется в океане человеческого равнодушия.

Теперь у Бродского возникает потребность сравнивать Запад с покинутой Россией. Неожиданно Россия становится для него неким нравственным мерилом жизни. Он смотрит на мир через образы юности, промелькнувшей в далёком прошлом. Память настойчиво возвращает его к началу жизни. Круг замыкается. На пороге - смерть!