«Черт! Как хочется жрать...» Артемию казалось, что чувство голода затмило недостаток кислорода. Он отчетливо видел тяжёлый дубовый стол, покрытый зашарканной клеенкой, в некоторых местах порезанной и заклеенной скотчем. Стол тянулся далеко в даль, и сходился в одну точку у огромных арочных ворот. По ножкам стола вилась виноградная лоза, и кисти больших, налитых соком ягод свисали почти до самого пола. Сквозь виноградины рассеивался яркий свет, как неоновая подсветка, освещая каждую ягодку фиолетовым светом. Во рту вдруг появился сладко-кислый вкус винограда, и легкая горечь от косточек. Этот вкус был неизведанным и самым значимым в жизни Артемия…
Ворота в конце стола медленно открывались, за ними был яркий свет и до боли знакомые движения…
- Артемий, ты видимо голоден? – «Эта женщина… Где я мог слышать ее голос? Ничего не вижу…» свет слепил Артемия, и он различал лишь силуэт который что-то нес в руках. Медленно, она приближалась, в руках у нее был поднос наполненный едой, это Артемий узнал по запаху курицы, запеченной в духовке с чесночком и майонезом, прям как он любил в детстве. Женщина подошла ближе, и внизу живота тревожно заныло, не то от того, что «жрать» захотелось еще сильнее, не то от того, что он наконец узнал ее. Перед ним стояла высокая, с короткими, черными волосами дама, ногти на ее руках были покрашены в яркий лиловый цвет. Сквозь запах вкусной еды, который заполонил весь мозг, Артемий чувствовал дешёвые духи, «Шанель №6», купленные в «переходе» за сто рублей. Она стояла очень близко к нему, Артемий мог разглядеть маленькое пятно лака на ее футболке, но не мог увидеть лица, лица которое должен был помнить с детства, лица матери…
- Ты… Ты бросила меня! Ты сломала мою жизнь! – Артемий кричал в пустой камере, мутным взором упираясь в лампу.
- Артемий, ты уже взрослый и должен понять, что так будет лучше для нас обоих…
- Ты тоже самое сказала двадцать лет назад, когда уезжала с тем Валерой в Москву, а меня, как балласт, скинула бабке с дедом в деревне! – Стены камеры глушили крик в бетоне, и понимающе молчали – Ты уже взрослый… Мне было пять лет! Понимаешь? Пять ****ых лет! ТЫ сломала мне жизнь… А бабка доделала начатое до полного финиша!
- Артемушка, нельзя же так на маму. Маленький ты наш. Ты ведь хороший мальчик. – из яркого света вышла старая седая бабка, ее серое лицо Артемий помнил до самой маленькой морщины на лбу, и маленькой трещины на сухих губах. Это лицо постоянно склонялось на ним и шептало приторно-сладкие вещи. – Лучше вот садись покушай, Артемушка, родименький.
Мать бросила Артемия когда ему было чуть больше пяти лет, у нее был отличный вариант уехать в Москву, и она быстро сделала свой выбор между ребенком и «призрачным счастьем». Бабка же окутала Артемия круглосуточной заботой и опекой. Постоянное сюсюканье и нежности, паутина сладостных слов с уменьшительно-ласкательным суффиксом, вечный контроль и переживание взрастили в Артемии асоциальную, нелюдимую личность с дефектами речи. Артемий до восемнадцати лет коверкал слова, и был под неусыпным контролем бабки. Это все стало причиной недобрых шуток со стороны сверстников, подколов и притеснений. А потом он ушел в армию. Вернувшись к бабке в деревню, он осмелел, и стал частенько закладывать за воротник. Пил что придется, не брезговал даже одеколоном. Иногда, когда портвейн в крови уже выворачивал пустой желудок, Артемий сидел на лавочке возле дома и проклинал свою мать, а вместе с ней и бабку…
- Давай, Артемушка, покушай, маленький – Бабка и мать подносили ему то окорок, то виноград, то вилку с котлетой. Артемий лихорадочно сглатывал слюну, тянулся руками к еде, но не дотягивался. Окорок как призрачный мираж проносился мимо лица, оставляя след вкусного запаха.
- А-а-а-а… Дай ты мне пожрать! Мало, сука, ты мне мучений доставила? Бабка! Скажи ей, иначе я за себя не отвечаю!
- Светочка, дай ему кусочек, ведь кушать хочет ребеночек. – Бабулька вступилась за внучка. Мать звонко засмеялась, качнула белым лицом, и поднесла котлету Артемию, но передумав, резко положила ее на плечо сыну.
- Служить Артемий! Ахахаха – Смеялась, пританцовывая мать – Умничка! Послушный песик! Давай, давай, достань вкусняшку! – Мать заливалась смехом, и хлопала в ладоши глядя на сына. Артемий, обезумев от голода, пытался дотянуться до котлеты ртом. Это плохо удавалось, котлета лежала далеко, со всех сторон в ушах звучал яростный смех матери.
- Давай! Артемий! Хорроший песик! Ахахах -
Глаза Артемия налились кровью, он зарычал и изо всех сил потянулся к котлете. Ноздри раздувались от гнева. Артемий дышал отрывисто и быстро. Щелкнули шейные позвонки. Свело широко открытую челюсть. Котлета была близко. Очень близко.
- Ррррр – Артемий с силой сомкнул челюсти, и яростно начал жевать соленую и сочную котлету…