«По многим доказательствам заключаю, что в северных земных недрах пространно и богато царствует натура» (ископаемые), — и здесь же Михайло Ломоносов с горечью отмечал: — «Искать этих сокровищ некому...».
Всесторонняя и изумительно энергичная деятельность этой государыни известна более или менее каждому мало-мальски грамотному человеку. Поэтому пока не будем останавливаться на тех проявлениях этой деятельности, которые касались общегосударственных интересов, а коснёмся её краткой, но неожиданной деятельности по обширной сибирской территории.
Вступив на престол в 1762 году, Екатерина уже в следующем 1763 г. издаёт манифест относительно переписи инородцев в Сибири, причём через весь манифест проходит красной нитью её горячее желание взять эту часть населения отдалённой страны под своё непосредственное покровительство.
Повелевая всем верноподданным «обходиться с ясачными (инородцами) ласково, показывая им всякое доброхотство и не чиня им не только каких - либо притеснений, обид, гра6ительств, но ниже малейших убытков», манифест, в тоже время, грозит строжайшею карой всем тем, кто «дерзнёт чинить ясачным народам грабительства и разорения».
В этом, разумеется, направлении и были изданы Екатериною все дальнейшие ее законоположения, касавшиеся сибирских инородцев. Но, не ограничиваясь заботой о сохранности быта инородцев, императрица пыталась в управление Сибирью внести и такие идеи, которые бы способствовали и нравственному их возрождению.
Так, по исследованию известного знатока Сибири, Н. М. Ядринцева, Екатерина видела в Сибири обширную инородческую колонию и решилась дать ей права недчинённого царства.
Прозорливость Екатерины поражает воображение, она ясно представляла, что Сибирь для России, в дальнейшем будет служить «яблоком раздора» за право обладание ею.
Она принимает меры к улучшению инородцев, обещает бухарцам создать из них особую торговую думу для целой Сибири, с делопроизводством на бухарском языке, уничтожает казённые монополии и, наконец, наименовывает Сибирь «царством».
Даёт ему особый герб, с двумя соболями и чеканит особую сибирскую монету. В Тобольске символом царской власти, под покровительством которого считается это инородческое царство, поставлен был трон, на котором сибирский наместник принимал свидетельство верноподданства от хана средней киргизской орды и остяцких князей.
«Конечно, было странно видеть, - пишет Ядринцев, - что край, все более и более населяемый русскими, вдруг как бы обратно назван был инородческим царством, с предоставлением особенного покровительства
и даже автономии инородцам».
В этом случае она скорее пробовала здесь создать нечто в роде отдельного и местного управления наподобие колониальных европейских правительств!
Российский протекторат, узаконивший, бы международным правом, обладание территорией Сибири в тех границах, на которые распространилась бы его власть.
Тем не менее, заботы императрицы Екатерины были распространены не на одних инородцев, но и на русское население Сибири. Заботы эти коснулись всех сторон местной общественной жизни и выразились в реформировании управления, в улучшении народного быта, в урегулировании торговли, в улучшении положения ссыльных, в законоположениях о народном здравии, в распространении народного образования и т. д.
Пока нет надобности входить в разбор законодательной деятельности императрицы в этом направлении - желающие могут познакомиться подробно с этим предметом, руководствуясь «Хронологическим перечнем важнейших данных из истории Сибири» И. П. Щеглова, и, из полного собрания узаконений Российской империи.
Но мы, все-таки, не можем не заметить, что весь ряд законодательных работ мудрой царицы, касающихся Сибирского населения, был проникнут духом, высокой справедливости и гуманности, и не её вина, если не все предначертания были проведены в жизнь так, как она желала.
В этом кругом виноваты недобросовестные исполнители её воли, главною охраною беззаконности которых служили отдалённость края и отсутствие хороших путей соо6щения, ещё долгое время и после смерти её тормозившие правильное развитие умственной, нравственной и экономической жизни сибирского и средне – азиатского населения.
План этот, не был окончательно приведён в исполнение и не был завершён, а обрывком от него осталась в Сибири «обширная наместническая власть, обладая которою уже первый наместник сибирский, вместо того, чтобы стоять на ступенях трона, учрежденного в Тобольске и напоминавшего власть одной монархини, взобрался сам на него, и таким образом возвёл себя как бы в царское достоинство, тоже произошло и в деле управления». (Ядринцев).
При Александре I, работавшим по «Наказам» Екатерины II, для наведения порядка и контроля был послан Сперанский, от дворцовых интриг и наветов, которыми сопровождалась их совместная работа по благоустройству России.
До назначения Сперанского сибирским генерал – губернатором бесправие и произвол разъедали общественную жизнь Сибири.
Проезжая к месту назначения, в Иркутск первый реформатор сибирской администрации, между прочим, писал: «чем далее спускаюсь я на дно Сибири, тем 6oлее нахожу зла, и зла почти нестерпимого: слухи ничего не увеличивали и дела хуже ещё слухов».
В этой душной атмосфере бесправия, быстро и роскошно развивались противообщественные элементы, которые с полной безнаказанностью могли обделывать свои темные делишки.
При таких условиях, нет ничего мудреного, если понятие сибирского крестьянина о праве, как основном начале общественной жизни, безобразно исказилось и спуталось. Естественный страх законного возмездия исчез и заменился рабским страхом перед начальством.
И до какой степени велик был этот страх, показывает известное письмо Сперанского (из Иркутска) Столыпину, в котором он писал: «страх десятилетнего железного управления иркутского исправника Лоскутова был таков, что на первых станциях не смели иначе приносить жалоб, как выбегая тайно на дороге из лесов».
Корф к этому прибавляет: «когда Cпepанcкий приказал арестовать Лоскутова, то бывшие при этом крестьяне упали на колени и, хватая за руки Сперанского, воскликнули: «батюшка! Да ведь это Лоскутов»!
Кто еще не дал осуществиться начинаниям Екатерины II, можно догадаться, если прочитать историю российского пионера дальнего востока Невельского.
Который доказывал судоходность Амура, вопреки установившемуся мнению, что такая могучая река, как Амур, не может затеряться в песках устья.
Глу6окий и удобный для судоходства проход из него в море должен быть, этот проход должен быть открыт, исследован и занят русскими, тогда преобладание наше на Востоке будет упрочено.
В конце сороковых годов Невельской перепрашивается на службу на транспорт «Байкал», находящийся в Охотском море, и вместе с тем ходатайствует в министерстве о командировании его для исследовании устья Амура.
Это ходатайство встретило сильную оппозицию в высших сферах, где были твердо убеждены, в непригодности для судоходства Амура. Но при помощи Муравьева и двух министров Меньшикова и Перовского, ему удалось добиться своего.
Прибыв к месту назначения, он немедленно приступил к выполнению своей задачи - обследования берегов Охотского моря, Сахалина и устья Амура, при чем, предположения его подтвердились блестящим образом.
Он открыл пролив, отделяющий Сахалин от материка (прол. Невельскаго), доказал, что от устья Амура можно пройти в Японское море, вошел в устье Амура и убедился в полной его пригодности для прохода морских судов.
Эти важные открытия произвели громадное впечатление. Вернувшись в Петербург Невельской был принят восторженно, обласкан Государем (1850 г.), но награды за открытие не получил, потому что начал свою экспедицию, не дождавшись из Петербурга инструкций.
В чине капитана 1-го ранга Невельской, в том же году отправляется снова в Охотское море с поручением - основать там зимовье для удобства торговых сношений Российско – Американской компании с гиляками, но со строжайшим приказом - ни под каким видом, и предлогом не касаться лимана р. Амура.
Выполнив первую часть поручения, Невельской не утерпел и пробрался на Амур, самовольно основал здесь несколько постов и, между прочим - Николаевский, где 1 августа 1850 г. в присутствии толпы инородцев торжественно, при залпах из ружей, поднял русский флаг и объявил все Приамурье и остров Сахалин русскими владениями.
Известие об этом, посланное Муравьеву и полученное последним в Петербурге, где он временно был, принято было различно: Муравьев и Перовский одобрили поступок самовольного капитана, Нессельроде, Меньшиков и др. ужаснулись им, как явным нарушением воли Государя. Невельскому грозила опала, разжалование.
Когда по окончании этой экспедиции он явился в Петербург, его потребовал к себе Государь.
- Так то, Невельской, - встретил его Государь, - Ты организуешь экспедиции, изменяешь, по своему усмотрению, инструкции, утвержденные твоим Государем. Что ты на это скажешь?
Взяв со стола бумагу и указывая на нее Невельскому, Император продолжал:
- А это что? как ты думаешь?.. Ни более, ни менее как разжалование тебя в матросы.
Потом, обратясь к карте Охотского моря и отмечая пальцем путь, пройденный Невельским, Император сказал:
- Да, матросом. Но здесь ты уже мичман, там - лейтенант, тут - капитан 1-го ранга, здесь – контр - ад... (его палец стоял на Николаевске). Нет, подождем еще; надо наказать тебя за непослушание.
И встав Государь разорвал акт о разжаловании, обняв, поцеловал Невельского и вдел ему в петличку орден.
- Спасибо, Невельской, за твой патриотический поступок, но впредь будь осторожнее…
Акт присоединения Приамурского края признан Государем, Невельской, в прежнем же чине, назначен был начальником экспедиции, отправленной на Амур для наблюдения за краем, но опять – таки, с условием - не распространять русских владений дальше.
При таких то условиях приходилось работать первому устроителю Приамурья.
События 1854—57 года, когда в водах Восточного океана появился английский флот и начал блокаду портов Охотского моря, вполне подтвердили мысль Невельского, о важном значении Амура и его лимана, здесь именно укрылся русский флот от неприятеля, не решившегося преследовать его дальше Татарского пролива.
С прекращением военных действий деятельность Невельского, естественно, должна была прекратиться, yпpaвлениe и устройство края перешло в другия руки.
Невельской остался не у дел и уехал в Петербург. Зависть, как всегда бывает, создала ему недоброжелателей и врагов; заслуги его не ценились и не признавались.
В Петербурге некоторые даже не стеснялись утверждать, что Амур вовсе не так глубок и судоходен, как представлял его Невельской.
Последнему ничего больше не оставалась, как сойти со сцены, и он удалился на покой, в свою деревню, в Смоленской губ.
В 1858 г. заключен был окончательный договор с Китаем, по которому, Приамурский край уже окончательно утвержден за Poccией,
Н. Н. Муравьев, руководивший переговорами, получил графский титул и наименование «Амурского», а Невельскому назначена была только
пенсия в 2000 р., не смотря на то, что первая заслуга присоединения края и первые самые тяжелые труды выпали именно на его долю.
Даже зарубежная печать восхищалась и удивляются мужеству и патриотизму Невельского.
«Так, благодаря одной лишь отваге Невельского, без выстрела, великолепная Приморская область, с береговою чертой в 900 миль, отошла к России, а Китай собственною рукою, одним почерком пера (пекинским трактатом), навсегда закрыл свои двери в Японское море» - писала китайская газета «North China Herald».
«Только бесчувственный русский, - восклицает, вспоминая о Невельском, английский журнал «Blackwood's Edinburgh Magazine», - мог бы подавить невольный восторг при виде столь прекрасного владения на востоке, приобретенного благодаря выдающемуся патриотизму Невельского.
Уже одно то, что приобретена страна, равная по величине Франции, расшевелило бы даже самый неподвижный народ на земном шаре и переполнило бы его сердце благодарностью к скромному виновнику этого приобретения. А здесь, к тому же, русским досталась не тощая пустыня, где нибудь в глуши Африки, не болотные трущобы каннибалов в отда-ленных частях океана, но естественное продолжение самой метрополии, требующее только устройства путей сообщения для слития в одно целое со всею империей».
Таков был удел, истинных патриотов отечества.
Из книги «Ряженная Россия»