1
Тринадцатого мужа Маши Гаврилкиной все время звали по-разному, и я никак не могла к этому привыкнуть. Месяц назад, это я четко помню, он еще был Сашей, и мы его иногда смеха ради кликали Аликом или Шуриком, и как он потом превратился в Олега, я просто не понимаю. Но вот уже четыре дня, как он оказался Петей. По старой привычке обращаясь к нему как к Олегу, я испытала некоторый эмоциональный шок, когда на меня вдруг поглядели с удивлением и даже с обидой. Иногда мне кажется, что этот самый Саша-Олег-Петя, или как его там зовут, и сам рад подыгрывать Маше Гаврилкиной. Возможно, ему даже нравится менять имена, а с ними и характер. Я заметила, что год назад в роли Славы он был покладистее и сговорчивее, чем сменивший его месяцем позже Ренат, которому предписывалось быть поваром в дорогом ресторане. К роли повара муж Маши привык намного быстрее и охотнее, чем к роли Славы - техника по автомобильным двигателям, и это Машу немного коробило. “Совсем распоясался”, - говорила она и даже бегала ко мне прятаться от Ренатовых дебошей. Но потом все вроде бы улеглось. Сашей он оказался обаятельным, а сделавшись Олегом, и вовсе косил под душку. Олег меня вполне устраивал, но кто такой Петя, я еще не знала. Ради приличия мне пришлось сделать вид, что подвела память.
Что ж, до какой-то степени я могу это понять. Со мной тоже случаются прелюбопытные вещи. Например, в последнее время. Я вдруг забыла, на какой руке ношу часы. Поскольку часы играют очень важную роль в моей жизни, последнее обстоятельство меня смутило не на шутку. Ни на правой, ни на левой руке носить их стало неудобно, и мне ничего другого не оставалось, как купить себе кулон в виде часов, иначе я просто не знала бы, сколько времени и как мне существовать дальше в этом стремительном мире. Жизнь научила меня спокойно относиться к подобным странностям, но кого-то другого на моем месте охватила бы паника.
Маша Гаврилкина придерживается той же философии, и это естественный процесс, который происходит со всеми. Одна моя знакомая, например, сказала мне, что сейчас ее не волнует даже то, что она писается при каждом чихе, как это бывает со многими женщинами, перешагнувшими средний возраст, а ведь эта же рафинированная дама еще десяток лет назад закатывала истерики лишь от того, что у нее на щеке вскочил прыщик. У психологов это называется “переосмыслением надежд”.
Мне все-таки кажется, что забыть про руку, на которой носишь часы, лучше, чем писаться при каждом чихе или называть мужа разными именами. Хотя не мне судить моих эксцентричных знакомых. У всех у них была очень тяжелая жизнь, несравнимо ужаснее моей. Во всяком случае, они, ссылаясь на стенокардию и полостные операции, которых я до настоящего момента счастливо избегала, никогда не упускают случая мне на это указать и даже называют меня благополучным человеком.
Когда они утверждают, что их жизнь была ужаснее моей, они абсолютно не лукавят. Собственно говоря, у меня-то просто не было никакой жизни - ни плохой, ни хорошей. Когда тебе нечего терять и все досталось словно в кредит, то и перемены воспринимаются достаточно равнодушно. Только одна оговорка: отсутствие реальных воспоминаний - это уже воспоминание.
2
А вот у Гаврилкиной жизнь была действительно яркой. Порой Маша напоминает мне старуху Изергиль. Она начинала в те времена, когда главным событием в судьбе нашей страны стали перманентные “фабрики звезд”. Для Маши, которая всегда шла в ногу с модой и следила за всеми важными событиями, это имело первостепенное значение. В качестве сравнения приведу следующий факт: время от времени на рынок одежды выбрасывались хорошенькие блузки и платьица с ярлыком “фабрикуе ин франсе”. Эта надпись вызывала у меня недоверие и переводилась мною как “сфабриковано во Франции”. Выглядела она как-то пошловато-двусмысленно: в ней подспудно читались профанация и мистификация. Мне почему-то казалось, что шьют эти вещи в душном парижском подвале турецкие рабыни без вида на жительство.
Вот так и “фабрики звезд”. Звезды фабриковались на конвейере спятившего от больших денег и полной неподконтрольности телевидения. По большей части они были ужасные, не имели ни слуха, ни голоса, и это устраивало Машу, которая оказалась в этой ситуации далеко не хуже других. Она бредила эстрадой и шоу-бизнесом, обожала проводить время в околоэстрадных кругах и почитала своим идеалом сначала Наташу Королеву, а потом Настю Стоцкую, в честь чего выкрасила свои роскошные белокурые волосы - абсолютно натуральные, между прочим - сначала в черный, а потом в рыжий цвет.
Из всех слов Маша предпочитала “вау” - у которого, кстати, имеется отменный русский аналог: “ух ты!” - и еще особенно раздражавшее меня “упс”, которое неизвестно что значило, но содержало в себе нечто неприличное. Почему именно неприличное? Да потому, что мне каждый раз вспоминался какой-то жуткого вида красномордый парняга в кафе амстердамского музея алмазов, который произносил это слово с каким-то тупым и наглым выражением инфантильного лица, будто имел претензию вызвать у окружающих взрывы смеха. Парняга был тоскливо уродлив, а его красномордость происходила не от того, что он был пьян, а от того, что был рыжий и обладал прилегающими к коже кровеносными сосудами. Этот недостаток здоровья воспел еще Конан Дойл в “Этюде в багровых тонах”. Но у Конан Дойла, помнится, похожий субъект, явившийся в дождливую Англию из мормонской провинции Америки, оказался очень даже славным человеком, мстившим за убийство возлюбленной. Но этот, из музея алмазов, с его “упс”, вызывал у меня только отвращение. К тому же, ему было жарко и на кончике носа у него висела капля пота, не прибавлявшая ему обаяния. На остроумие красномордый не тянул, а его “упс” звучало не смешно, а бессмысленно, как отрыжка.
Содрогаясь каждый раз от Машкиного “упс”, я тем не менее любила слушать ее рассуждения о жизни, прерываемые телефонными звонками спятивших от страсти поклонников.
- Ну.., - недовольно бурчала она в свой навороченный сотовый, переливавшийся всеми дискотечными огнями.- Н-ну!! И что ты мне, блин, впариваешь? Не слышу! Что “я” ? Что “я”? Я! Я! Последняя буква алфавита!... Ты чего у меня на работе истерики устраиваешь, ****ью меня обзываешь? Меня, между прочим, на работе уважают, а ты, хамло гугнивое, мне все портишь!.. Д-да-а? А что ты орал про то, что ко мне по ночам бабы трахаться ездят? Что после этого, блин, культурные люди про меня подумают? С такими фантазиями, дорогой, тебе место в Кащенко... Чего ты там кудахчешь?.. Ты больной человек. Тебе надо лечиться... Кому лечиться? Да тебе!... Ах, не больной? А кто бельмы свои выпучивает и вращает ими?.. А что я? Я тебе факт констатирую. Но ты ж, блин, не догоняешь! Потому что ты шизофреник. Законченный... Кто сказал? Я сказала... Да. У тебя шубообразная шизофрения. И я тебя, блин, на учет поставлю, если не уймешься... Что “ты”? Что “ты”? Жопой нюхаешь цветы! Короче, Склифосовский, продолжай дальше, а я устала слушать твой параноидальный бред!
У Маши была сложная, полная опасностей жизнь, которую она по большей части устраивала себе сама. Еще до “фабрики звезд” она вышла замуж за страшного человека, которого звали Афанасий. О предстоящем замужестве она сообщила мне заранее, показав фотографии. Фотографии, запечатлевшие ее с Афанасием, изумили меня до крайности. Мне еще никогда не приходилось видеть человека, внешностью своей менее всего похожего на Алена Делона. Гаврилкина, надо заметить, наделена наружностью исключительно благодатной. Я по сравнению с ней - полный отстой, но даже я никогда не решилась бы с таким типом пройти по улице, не говоря уже о более интимных вещах.
Поймав мой потрясенный взгляд - у меня вечно все на лице написано - и правильно его истолковав, Маша не стала приводить аргументы типа: “Да он зато крутой любовник!”, или “Да он умен, как Эйнштейн!”, и уж тем более - “Да у него тонкий душевный мир!”. Она просто сказала с едкой и острой, как шило, улыбкой: “Восемь автомобилей и вертолетная площадка”. И сделала театральную паузу. Насладившись произведенным эффектом, она добавила: “Это о чем-нибудь говорит?”
Я изумленно смотрела на нее, размышляя, шутит она или серьезно. Я конечно тоже удачливых людей люблю, но терпеть ради вертолетной площадки сущего монстра не стану. На этот раз она не смогла прочесть мысли на моем лице и мою реакцию истолковала по-своему: “Да-да! Все точно и проверено. Теперь я буду с ним на собственном вертолете на Багамы летать! Согласись: человек, у которого все это есть, имеет право выглядеть как плезиозавр”.