Река

   
                Река  помогла  мне  понять,  что  нельзя  изменять 
                Тому,  что  считал  правильным  долгие  годы.
                Олег  Куваев. "Дом для бродяг"               

Вы можете долгие годы жить бок о бок с человеком, полагая, что доподлинно знаете его, но стоит лишь оказаться с ним в экстремальных условиях, как могут проявиться уж совсем неожиданные черты его характера. И тогда сразу становится ясным, можно ли «идти с ним в разведку?!». Высоцкий, как никто другой понимал это: «Парня в горы тяни, рискни...». Но не только горы, но и стремительный водный поток, быстро расставляет всё по своим местам.
                ***
На карте она обозначается как «Большая Ою», но чаще рыбаки и охотники называли её «Великая». И действительно на всём арктическом побережье Югорского полуострова от Баренцевого моря на запад от Амдермы и до Кары на восток это - самая крупная река. Уральские горы к арктическому побережью понижаются и заканчиваются хребтом Пай-Хой, высшая точка которого именуется горой Маре-Из. У подножья это горы на сопке, возвышающейся над крутым берегом Большой Ою, и была установлена наша автоматическая метеостанция.

С её высоты открывалась живописнейшая панорама: на юге возвышалась величественная скалистая Маре-Из, а на север, до самого горизонта меж крутых берегов причудливо извивалась лента реки. На её неприступных утёсах гнездились канюки, а в долине селились песцы. Их многочисленные норы виднелись всюду, вплоть до нашей станции. Молодые серо-дымчатые щенки скоро настолько привыкли к нашему присутствию, что забавно кувыркались, в своих нескончаемых играх, нисколько не пугаясь нас. Но стоило лишь  попытаться приблизиться к ним, как они, смешно подталкивая, друг дружку, исчезали в норе. Их мать была более осторожна. Её мы могли наблюдать лишь изредка издалека, когда она отправлялась на охоту, или возвращалась к норе, обычно волоча в зубах куропатку, многочисленными выводками которых изобиловали все прибрежные кустарники.
 
Напряжённый график работы лишь изредка позволял нам порыбачить. А вот из Амдермы по выходным дням вся рыбацкая компания, отправлялась на «Великую», Чтобы отвести душу ужением хариуса на перекатах, ну и, естественно, отведать свежей ушицы с неповторимым запахом дымка и потравить байки. Клёв, как правило, был отличный. Основная проблема состояла в том, чтобы найти на каменистом берегу, лишь изредка покрытом тонким слоем мха червяка. Ну, а если уж нашёл, то, будь уверен, что пара, а то и три хариуса тебе уже обеспечены. Едва успеваешь закинуть леску, как следовала моментальная поклёвка. Удилище гнётся в дугу, леса со свистом прорезает упругую воду, и через мгновение крупная сверкающая чешуёй рыбина с высоким спинным плавником кувыркается на гальке.

Мы, как правило, не жадничали. Наловив на уху в своё удовольствие, устанавливали палатку, разводили костёр, и вскорости над берегом разносился ни с чем несравнимый аромат. Некоторые же рыбаки всю светлую полярную ночь напролёт, хлестали воду и налавливали по бочонку рыбы. Но рыбалка рыбалкой, а меня манила стремительность реки..., звала...

Своим азартом я заразил приятелей и мы стали готовиться к маршруту. Но коротко северное лето, очень коротко и как раз самый разгар полевых экспедиционных работ. И получилось, к сожалению, так что ни одному из моих лучших друзей-сослуживцев, с которыми вмести прошли через тяготы походной жизни, и побывали в разных переделках, не удалось участвовать в маршруте. Но других желающих было достаточно. Наскребли отгулов, подготовили байдарку и резиновую надувную лодку и, с запасом продовольствия и походного снаряжения ближайшим рыбацким вездеходом отправились на реку.

Пока собирали байдарку, рассортировывали и упаковывали в непромокаемые пакеты продовольствие и снаряжение, наши попутчики-рыбаки не теряли время зря, и в котелке уже весело побулькивала свежая ушица. Под непременные сто грамм в дружной компании ушица шла на славу. Завершив застолье крепким чаем с дымком, распрощались с рыбаками, пожелавшими нам счастливого пути.

Стремительный поток подхватил наши лодки и понёс их в манящую неизвестность, на встречу с Ледовитым Океаном. Быстрое течение, отвесные скалистые берега, меж которых извивалась река, переполняли адреналином, создавая ощущение полного счастья.

Экипаж байдарки – я и Валера – её хозяин. Он и не рыбак, и не охотник, а по натуре, скорее всего философ, нагружающий всех нравоучительными репликами. Несмотря на это, он был ярым приверженцем здорового образа жизни, предпочитал лыжи, и не пропускал свободного дня, чтобы не сделать пробежку. Это меня и сближало с ним. Он считал себя очень опытным и компетентным в любых вопросах. Возрастом Валера был старше меня на несколько лет, что, по его мнению, давало ему право обращаться ко мне назидательно: «Мой юный друг!». В былые времена он работал в нашей службе, и даже участвовал в монтаже автоматических метеостанций на Новой Земле. Но очень быстро понял, что совсем не создан для походной жизни, и что это не его стихия. Проявляя большую склонность к административной работе, он очень быстро ушёл работать на МРЛ (метеорологический радиолокатор), вскоре стал его начальником, тем самым сподобив себе обращение на «Вы» и по имени отчеству.

В надувной лодке, что мы презрительно называли «калошей», разместились двое молодых ребят. Игорь – недавний  выпускник ЛАУ (Ленинградского арктического училища), работающий радиотехником. Он – заядлый рыбак, не пропускающий ни одного выходного дня, чтобы не отправиться на желанную рыбалку. Он то и пошёл с нами на маршрут, только для того, чтобы разведать новые, никому не известные рыбные места. Роста он был выше среднего и достаточно упитан. Он смотрелся просто Голиафом по сравнению со своим напарником – сослуживцем и лучшим другом Аркашей, который отправился с нами просто за компанию с Игорем. Если  бы  не излишняя упитанность Игоря, то эта пара смотрелась бы как Дон Кихот с неизменным Санчо.
 
Неуклюжая «калоша», естественно, отставала от стремительной байдарки. Нам то и дело приходилось притормаживать, а то и останавливаться, чтобы подождать наших товарищей: Что поделаешь? Гусь свинье не  товарищ, а калоша, она и в Африке калоша...

Однако так продолжалось не долго. Уклон реки увеличился, и резко возросла скорость водного потока, зажатого между отвесными скалистыми берегами. Всё чаще попадались шиверы, заранее предупреждающие зловещим шумом. Теперь наши скорости сравнялись и «калоша» приобрела значительные преимущества. Управляемая даже столь неопытными гребцами, она запросто проходила нагромождения подводных камней. Наползая на валуны, лодка медленно переваливалась через них, без ущерба для себя и спокойно плыла себе дальше, без малейших на то усилий гребцов.
 
От нас же требовалось неимоверных усилий и мастерства, чтобы провести байдарку меж торчащих и скрытых камней. Об обносе по берегу не могло быть и речи: с обеих сторон – вертикальные стены. Но как мы ни старались, но несколько раз всё же проскребли по камням, как железом по стеклу. От скрежета и треска каркаса мы ощущали почти физическую боль. Прорезиненная обшивка байдарки подвергалась жестокому испытанию на стыках стрингеров и шпангоутов. И вскоре, к нашей досаде, появилась первая течь, едва заметная вначале, но всё увеличивающаяся с каждым неудачным соприкосновением с камнями. Надо признаться, что мы всё же были готовы к такому сценарию: не на танцы собрались в лаковых штиблетах, а в непромокаемых болотниках. Да и все вещи запаковали в непромокаемую оболочку.

Чем дальше, тем всё более проявлялся грозный нрав реки. Во многих местах резина оболочки уже была содрана, и сквозь брезентовую основу, как через решето вода поступала в лодку всё быстрее..., мы уже едва успевали вычерпывать её.       Приходилось признать, что с байдаркой мы малость дали маху: не по зубам, то бишь не по стрингерам для неё оказалась река. Что же до «калоши», то она в этих условиях чувствовала себя превосходно. Шиверу заполняли не острые камни, а гладкие обточенные водой валуны. Сев на такие камни, лодка благополучно сползала с них без видимых для себя последствий.
 
Когда, наконец, открылся долгожданный плёс, мы, подав знак ребятам на резинке, причалили к галечнику. Пора перекусить чаем с бутербродами, ну и, естественно обсудить сложившуюся ситуацию. Мне-то не впервой, а вот ребята, которые рассчитывали на увеселительную прогулку, несколько скисли и были явно озадачены. Была бы возможность сойти с маршрута, они сделали бы это без лишних раздумий. Но понимали – назад пути нет. Учитывая плачевное состояние байдарки, перегружаем всё на резиновую лодку.
 
Шиверы стали встречаться реже, а берега более пологими. Но байдарке вполне хватало и старых ран. Каждые четверть часа приходилось причаливать к берегу и выливать воду из байды, через борт. Остановки следовали всё чаще. Теперь уже не мы дожидались «калошу», а она ждала нас. Я заметил, что мой напарник становится всё более угрюмым. Наконец он сник полностью, что стало для меня полной неожиданностью. Не ожидал я, что всегда уверенный в себе Валера вдруг сдаст.

– Всё, – говорит, – хватит с меня. Я перехожу на резиновую лодку, да и тебе, советую! – добавляет он.

– А байдарка?! – вырывается у меня.

– А что, байдарка – байдарку бросим! – потупившись, выдавливает он из себя.

– Как, бросить байдарку?! Ведь повреждена только обшивка! Все «кости» – и кильсон, и шпангоуты и стрингеры в полном порядке!!!– недоумеваю я.

– Ну, в общем, как хочешь..., а я перехожу на резиновую лодку! – уныло процедил он.

Было понятно, что его решение окончательно, и отступать от него он не намерен, и уговоры и увещевания бесполезны.
 
– Ладно! Отправляйтесь на лодке втроём, а я один пойду на байдарке. А, чтобы не задерживать вас, то вы меня не ожидайте. Доберётесь до стоянки, разобьёте лагерь, приготовите ужин..., а тут и я подоспею – заключил я.

И началась моя борьба за выживание байдарки. Как только она наполнялась водой на треть, я подгребал к берегу и с усилием переворачивал её. Да, пришлось признать, что вдвоём это делать было, гораздо легче. Всем хороша трёхместная байдарка, но переворачивать наполненную водой, я бы вам не советовал! Но что тут поделаешь?! Промашка оказалась не только с байдаркой, но и с попутчиками. Больше же всего было досадно за Валеру. Я вовсе не обижался на него за то, что он оставил меня одного, нет, просто было жаль, что он оказался совсем не тем, за кого я его считал. И с сожалением осознавал, что теперь уже буду о нём другого мнения, а, следовательно, и отношение к нему будет иное.
 
Тяжёлая изнурительная работа, которой не виделось ни конца, ни края.
С каждым разом переворачивать лодку становилось всё труднее. Конечно, если причаливать почаще, то тогда будет полегче, но не всегда берег позволял это сделать, да и времени было жаль.

Всё же это прекратилось самым неожиданным образом. Стремительный поток после излучины вырвался из теснины на плёс, образуя в его начале омут с водоворотом. Байдарка как раз и угодила в самую воронку. Она и так уже была наполнена водой сверх нормы, и давно пора было пристать к берегу, но, пока я выгребал из водоворота, чтоб развернуть лодку к берегу, время было упущено. Переполнившись водой, лодка черпнула бортом и мгновенно доверху наполнилась водой. Я располагался в носовой части байдарки, там, где находилось управление рулём, и опущенный нос увлёк лодку почти отвесно под воду. Я едва успел освободить ноги из-под кокпита.

Бурлящая вода засасывает в водоворот всё глубже. Изо всех сил пытаюсь выгрести из воронки, но широкие раструбы высоко поднятых голенищ болотников, как два якоря, привязанных к ногам, тянут ко дну. Ну почему мы не захватили с собой спасжилеты?! Недооценили реку, понадеявшись на русское, авось проскочим, но не проскочили, и вот теперь приходится расхлёбывать, вернее, сказать захлёбываться! А угасающее сознание сверлит мысль: что?!… что делать?! Как вырваться из водоворота?! Ведь находил же раньше выход из, казалось бы, совсем безвыходных ситуаций…!
                ***
В то давнее лето мы с однокурсниками решили путешествовать по черноморскому побережью Крыма. Предыдущим летом они стояли палатками на Кара-Даге в Сердоликовой бухте, были от неё в неописуемом восторге и предложили этим летом стартовать из этого экзотического уголка.

В Крым уехали они днём раньше. Мне же пришлось задержаться из-за своего друга – Юрика, который всегда влипал во всякие самые нелепые истории, но другом был надёжным, и на него всегда можно было положиться как на самого себя. К тому же он всегда был готов поддержать любую из моих самых сумасбродных авантюр, в лучшем понятии этого слова, разумеется. На этот раз у него была переэкзаменовка.

Когда же, наконец, мы прибыли в Планерское, то были просто очарованы красотой развернувшейся панорамы: утопающий в розовой дымке Волошинский Коктебель на востоке, неповторимый древний Кара-Даг, возвышающийся пиком Любви на западе и, конечно же, беспредельная ширь моря. Сразу же мы отправились на поиски товарищей. Тропинка змеилась то, опускаясь до ласково плещущегося моря, то поднимаясь в предгорье. Проходя мимо одного из кулуаров, услышали доносящийся сверху шум.

– Ложись! – едва успел  крикнуть  я.

Камнепад пронёсся над нашими головами, и, хотя мы закрывали их рюкзаками, один из камней всё же зацепил приятеля и рассёк ему кожу на голове. И, слава Богу, что отделались так легко, что только кожу. Но это не убавило нашего энтузиазма, и мы продолжили путь, любуясь открывающимися  живописными видами Кара-Дага.

До Лягушачьей бухты добрались без приключений. Следующей бухтой была наша – Сердоликовая. Но её отделял мыс, глубоко вдающийся в море. Береговая тропинка обрывалась на берегу, и нужно было по грудь в воде пройти вдоль отвесной скалы, перед тем, как вновь выбраться на тропу. Пострадавший Юрик остался с рюкзаками, а я пошёл огибать мыс.

Море заметно штормило. И если в глубине бухты это доставляло захватывающее дух удовольствие покачаться на вздымающихся волнах, то когда я пытался обогнуть мыс вдоль скалы, меня набегающей волной сбивало с ног и отбрасывало назад. Проделав несколько безуспешных попыток, я убедился в неосуществимости своего намерения. Пришлось поменять тактику. Я вернулся к средине бухты, и, хоть не без труда преодолев полосу прибоя, качаясь на волнах, заплыл далеко в море, намереваясь обогнуть непреодолимый участок.

Вместо того чтобы полностью оплыть злополучный мыс и выйти уже в глубине Сердоликовой бухты, так нет же, чёрт меня дёрнул подплыть к оконечности мыса, туда, где возобновлялась сухопутная тропа. Я предполагал, что теперь-то волна меня не отбросит назад, а вынесет прямо на тропу.

Как бы ни так! Это только издалека мыс выглядел вполне дружелюбно, и бьющаяся в него волна казалась ласковой. На самом же деле там оказался сущий ад: клокочущее море с остервенением бьёт волной в неприступную скалу. Затем откатывается назад, и с удесятерённой силой снова бьёт. И вот я оказался в самом центре этого ада, меня со всего маху бьёт о скалу, едва не размазывая по ней. Я не успел опомниться, как отбойной волной меня потянуло в море, передав следующей набегающей волне и снова – как щепку, о скалу... В голове у меня помутилось, а в глазах потемнело... Казалось бы – ну, всё... Но в последний момент, изловчившись, нырнул, уцепился за каменистый уступ и прижался к нему из всех сил.

Когда волна откатилась, оголив подножие скалы, я поспешил вскарабкаться несколько выше по уступам скалы и вновь прижался к ним. Следующий вал, хоть и накрыл меня с головой, но вреда не причинил. И так с каждым откатом волны я пробирался всё выше и выше. Удары волн пережидал, прижавшись к камням. Я в кровь обдирал пальцы и ломал ногти, но избитый и исцарапанный всё же выбрался из клокочущей пучины. Так было...
                ***   
Вот и теперь, кружась и захлёбываясь в засасывающей воронке, я лихорадочно искал выход. Набрав побольше воздуха, я нырнул, с силой оттолкнулся от затонувшей байдарки, и постарался, насколько хватило воздуха, проплыть под водой к берегу…

Слава Богу, удалось-таки вырваться из водоворота. Но голенища сапог по-прежнему тормозили и затрудняли движения ног. Хотя и было полярное лето, но на берегах всё ещё лежал снег, подпитывая реку талой водой. Ледяная вода и мокрая одежда сковывали движения. Отчаянно выгребая окоченевшими руками, чувствовал, что силы были уже на пределе, а берег почти не приближался.

Хватит ли сил добраться до него?! Должно хватить! Раз уж из воронки вырвался, то теперь просто обязан доплыть! И не правда, что берег не приближается, медленно, но всё же, приближается с каждым гребком! Когда он был уже совсем близко – новый удар. Ноги свело судорогой и они, обездвиженные, медленно потянули меня вниз. Неужто, конец…?!

Но, когда голова уже скрылась под водой, я вдруг ощутил скованными ногами дно. С неимоверными усилиями выбрался на берег. Меня долго била нервная дрожь, перешедшая в озноб от холода. Взглянув на водоворот, я увидел, что корма байдарки по-прежнему вращается в нём, отсвечивая лопастью руля. Оболочка кормы оказалась неповреждённой, и воздушный пузырь удерживал лодку на плаву в вертикальном положении как поплавок.

Вылив из сапог воду и закатив голенища, я поклялся, что никогда больше не сяду в лодку в сапогах с поднятыми голенищами. Выжал, насколько это удалось, одежду и снова надел на себя её холодную промозглость. С трудом протискиваясь меж камней, потащился вдоль берега вниз по реке. К холоду теперь присоединился волчий голод. А вокруг лишь голые камни, на которые приходилось присаживаться всё чаще и чаще. Хотелось лечь и забыться. Вспомнился любимый мною Джек Лондон..., и его «Любовь к жизни». Нет...! Пока ноги двигаются, нужно идти. Когда не сможешь идти, то нужно ползти...

Часто падал, поскользнувшись на мокрых камнях, и снова поднимался и хотя и медленно, но только вперёд. Нет, надо быть осторожней: если сломаешь ногу, то тогда… Потерялось чувство времени..., всё вокруг как в тумане…, и в глазах рябит: только камни, камни, камни...

А когда вдруг перед глазами как из воздуха соткалась резиновая лодка, то даже глазам своим не поверил... Подошёл и ощупал её... Действительно... лодка! Наша лодка!.., и в ней палатка и всё экспедиционное снаряжение. Не хватало только личных вещей ребят. Впереди шумел полутораметровый порог. Значит,  сдрейфили и всё-таки сошли с маршрута. И в подтверждение догадки заметил кочевую тропу, уходящую от берега реки по распадку в сторону устья.
 
Из непромокаемого пакета извлёк часы: прошло более полутора суток с начала маршрута. И сразу же ощутил ужасную усталость и нестерпимое желание спать. Но, собрав последние силы, переоделся во всё сухое, поставил палатку и забылся мертвецким сном...

Когда, проснулся, то не сразу сообразил, где я нахожусь: с освещённых солнцем вылинявших потолка и стенок палатки лился ровный зеленовато-жёлтый свет. Было тепло, и сразу же меня разобрал зверский голод. Вскрыл тесаком банку тушёнки и тут же умолотил её с половиной буханки хлеба. Обыскал всё: Термоса не было, котелка тоже. Зачерпнул из реки воды. От ледяной воды ломило зубы.
   
Жизнь возвращалась. Надо было обдумывать план дальнейших действий. Мелькнула шальная мысль: побыстрее в лодку и вниз по течению, ведь до устья уже совсем недалеко, а там – охотничья избушка. И в воображении сразу же представились раскалённая печка, тепло, уют… Ведь заслужил же! Но перед глазами вдруг предстала вращающаяся в водовороте корма байдарки. Немного поколебавшись, всё же перенёс вещи в палатку, сдул лодку, и, уложив её в рюкзак, зашагал вдоль берега вверх по реке. Почему-то получается так: когда идёшь незнакомой дорогой в первый раз, она кажется значительно длиннее, чем когда идёшь по ней повторно. Так было и теперь. Даже с лодкой за спиной, не успев порядком устать, как добрался до злополучного омута, где по-прежнему болтался «поплавок» байдарки.

Зашёл выше по течению, накачал лодку, приготовил верёвку. Но лодку пронесло мимо, и не успел набросить лассо на корму байдарки. И вторая попытка тоже не увенчалась успехом. На ходу с лодки трудно набросить лассо. Лишь с третьей попытки удалось-таки заарканить корму байдарки. Потом с берега я с трудом подтащил байдарку. Сушить обшивку было некогда. Тюки с разобранной байдаркой погрузил в лодку, куда, через некоторое время добавил и палатку, и остальное снаряжение.
                ***
Через несколько часов, я уже сидел в охотничьей избушке в устье реки. На печке, мирно урча, закипал чайник. Молодые ребята сидели на нарах и прятали глаза. Сказать было нечего. И Валера (т.е. Валерий Николаевич) уже почему-то назидательно не похлопывал меня по плечу, не называл «Мой юный друг». Да и нравоучительных речей почему-то не пытался произносить.

П-ов Ямал, Мыс Каменный, 2015г.