Крымские каникулы, или Никогда не знаешь, где найдёшь, где потеряешь...
Крымские каникулы, глава 13
Между тем интересующая меня парочка уже допила пиво и собралась уходить. Я остановилась у соседнего шатра, разглядывая выставленные на столе пакетики со сладостями и дожидаясь, когда же они наконец покинут кафе и двинутся вдоль палаток импровизированного рынка к выходу. Убедившись, что на меня никто не обращает внимания, на достаточном от них удалении направилась следом, стараясь не выпускать их из виду, но и не попадаясь на глаза.
Впрочем, если бы даже парочка вдруг решила поосторожничать, они меня вычислили бы в один момент. Но им явно было не до того. Мужчина от пива отяжелел, даже слегка покачивался. Его спутница, недовольная сложившейся ситуацией, взяла его под руку. Мужчина с явным облегчением навалился на возникшую опору, как от надоедливой мухи отмахивался от поучений старшей товарки.
На пляже я действительно не привлекала внимания. В толпе отдыхающих затеряться немудрено. Но как бы не оказаться разоблаченной, когда выйдем в поселок. Впрочем, время обеденное, так что отдыхающие из частного сектора заполнили улицы. Кто-то шел домой, чтобы перекусить и отдохнуть, а другие уже возвращались на пляж.
Честно говоря, преследуя подгулявшую парочку, я еще не придумала, что же буду делать дальше. Куда они идут? Даст ли информация об этом мне хоть что-то?
Я шла довольно далеко от интересующих меня людей, потому разговора их не слышала. Хотя они нисколько не скрывали от окружающих темы своей беседы. Изредка до меня доносились обрывки фраз. Несколько раз, насколько я могу судить, упоминалась гречанка. Но что имелось в виду, для меня осталось неясным.
Путь оказался довольно длинным. Все улицы шли на подъем. Непривычная к таким походам, я стала задыхаться, отставая даже от подвыпившей парочки. Мужчину меж тем совсем развезло, и он все основательнее наваливался на спутницу. Если бы не страстное желание узнать, что еще замышляют незнакомцы, а главное, кто их сообщники и где они живут, давно бы бросила преследование. Сейчас мне оно казалось уже совершенно бессмысленным. Ну что могут сделать Липе, а тем более уж мне, двое явных алкоголиков. Стоит ли ползти за ними в гору под палящим солнцем? Ну и зачем я ввязалась в эту авантюру? Что изменится оттого, что я узнаю их адрес?
Если еще полчаса назад я деревенела от ужаса, то сейчас готова была словесно исхлестать себя за никчемные выдумки. Словом, я от нечего делать занялась самобичеванием, и так преуспела в этом деле, что чуть не забыла о цели своего путешествия.
А парочка тем временем перешла шоссе и, поднявшись по склону на параллельную дороге улицу, скрылась в винограднике довольно неказистого, на первый взгляд, огромного дома. Добротная изгородь, за ней роскошная беседка, а дальше серые бетонные стены, узкие окна. Нет, дом мне совсем не понравился. Я даже не представляю, как в таком можно жить. Как в темнице или … в тюрьме. Металлические ворота с врезанной в одну створку калиткой венчались частоколом стрел, направленных в небо. Забор сверху опутан рядом колючей проволоки. Красноречивая табличка с оскаленной мордой овчарки вещала о мерах предосторожности.
Посторонних в этом доме не жаловали. Потому просто так сюда соваться не следовало. Все мое существо вновь затрепетало от страха, а в душе родилось и с каждой секундой все острее проявлялось желание испариться отсюда как можно быстрее. Я с трудом пересилила себя и огляделась. Улица недлинная. Всего-то домов пять. Все добротные, за заборами кроны плодовых деревьев, виноградные беседки. На воротах трех домов виднелись призывные надписи о том, что есть свободные комнаты, и привлекательные предложения отведать местного вина.
А почему бы и нет, решила я и уверенно постучала в соседний дом. Где-то в глубине двора залаяла собака. Распахнулась калитка. Из нее выглянула женщина моих лет в халате, шлепанцах и огромной соломенной шляпе и вопросительно уставилась на меня:
-- Вы по какому поводу?
-- Да вот прочла, что комнату сдаете, -- я надеялась завязать разговор, чтобы посудачить между делом о соседях.
-- У нас нет душа и все удобства во дворе, -- сразу же отрезала женщина. – Поищите в другом месте…
-- Что ж вы так резко с отдыхающими? Так всех постояльцев распугаете…
-- Да какая ты постоялица? Вещей нет, одежка, сразу видно, с пляжа… Нету Витьки… Уехал. Всем бабам здесь голову вскружил. Как пчелы на мед, а вернее мухи на говно… Господи, и куда вы все, дуры, смотрите… Он же вас обирает, смеется, издевается, а вы и рады. И ладно бы молоденькие, а то уж на пенсию пора, а все на молодых кобелей засматриваетесь… Тьфу, -- женщина в сердцах сплюнула и хотела уже захлопнуть калитку.
Я поспешила заверить собеседницу, что неведомый Витька меня совершенно не интересует. Не нужно мне и жилье. Сейчас. Потому что я в данный момент живу в пансионате, но когда закончится путевка, хотела бы остаться еще на недельку в частном секторе. Внизу, у моря, и дороговато, и во дворах отдыхающих как сельдей в бочке. А здесь, на склоне и ветерок овевает, и народу меньше. Но раз уж в этом доме нет места, может хозяйка подскажет кого-то по соседству.
Лицо хозяйки смягчилось:
-- Ну, раз так, заходите. Не обижайтесь, что накинулась. Доконал своими похождениями племянник. Альфонс чертов. Нет, чтоб со сверстницами крутить любовь, так он старух вдвое старше себя охмуряет. А они потом выясняют, где он обитает, и идут права качать. Вот и подумала, что еще одна явилась…
-- Да нет, я с ребенком, так что не до сексуальных утех… Не скажете, соседи ваши постояльцев не берут?
-- Это которые? Справа или слева?
-- А вон зеленые ворота с вензелями…
-- И не думай, куркули живут. Всегда закрыты на замок, по двору собака круглые сутки бегает. Нет, не сдают они. У них и своей родни полно, все лето отдыхают. Вон и сейчас живут. Вообще они какие-то темные. Говорят, хозяева в советское время сидели. Отец у них из этих мест. А теперь два брата поставили здесь дома, век свой доживают. Вы лучше в крайний сходите. Там баба Люба живет, женщина одинокая, она любит постояльцев с детьми…
Распрощавшись со словоохотливой хозяйкой, я направилась к указанным воротам. Собственно ворот как таковых не было. Легкий штакетный заборчик, калитка, распахнутая настежь, опрятный дворик, традиционный виноградный навес, в глубине двора стол и лавки. Навстречу мне поднялась бабулька – божий одуванчик. Без преувеличения. Ее голова, свободная от платка или шляпы, была покрыта голубовато-седыми кудельками, действительно напоминающими пух одуванчика. Лицо и руки покрывали крупные пигментные пятна. Возраст у хозяйки дома был довольно преклонный. Но ее тощенькая фигурка, щепочки-ноги и руки были на удивление гибкими и проворными.
Оказалось, баба Люба, выйдя около трех десятков лет назад на пенсию, переехала к бездетной тетке, да так здесь и осталась.
Мы поболтали с ней немного об отдыхающих, о хозяевах. Собеседница моя оказалась наблюдательной и острой на язык. Каждому давала хлесткие характеристики. Но была хлебосольна и заботлива. Вот и со мной, совсем незнакомым ей человеком, общалась как с дорогим гостем: отмела все мои уверения, что я не голодна, выставила на стол холодную окрошку, салат из огурцов и помидоров, компот.
Я поинтересовалась условиями и возможностью снять у нее жилье.
-- Я бы с радостью. Но у меня следующая неделя занята. Приезжает моя давняя постоялица. Мы уже списались о времени. Больше одной семьи за раз принять не могу. И домишко маленький, и силы уже не те…
-- Не подскажете тогда, где можно снять на недельку жилье?
-- Порядочных хозяев много. Но они нарасхват. У них жилье не пустует… Правда, есть и такие, что сначала в дом завлекают, златые горы обещают, а потом любыми способами выживают… Да вот хоть Томочка со своим племянником Витькой… Вначале привечают постояльцев, а потом такие концерты разыгрывают, телевизоров не надо…
-- А последний дом на улице?
-- К этим и не суйся. Лиходеи. Мне еще моя тетка рассказывала, что они местные. Дела темные. Ходили слухи, что сидели они за контрабанду. Вроде у них внизу был свой дом, лодка. Потом все конфисковали. Семью, как будто, выслали в Сибирь. Не все вернулись назад. За точность сведений не ручаюсь. Но сейчас это крайне закрытые люди, живущие в своем мире.
-- Я видела, что в дом недавно зашли двое, женщина с мужчиной, по виду, явно отдыхающие…
-- Наверное, сын одного из братьев с новой женой. У нее дочь взрослая, тоже где-то близко живет, иногда сюда заходит. Имя у нее странное, а сама вылитая кукла. Не найдешь ты там места, лучше и не пытайся. Ну, а если задержишься, да захочешь у меня пожить, наведайся…
На том мы и распрощались. Судя по рассказу бабы Любы, в том доме живут родственники Липы. А виденная мною женщина, скорее всего, мать Кристины. Вот почему Липа против ее имени знак вопроса поставила. Ее естественно заинтересовало длительное или частое присутствие Кристины в пансионате. Наверное, справки навела, что та ее родственницей стала через мать. Но что, интересно, они ищут в доме? Какой металл? Золото? Это сколько же его должно быть? И откуда его столько взялось? Что там говорила мне утренняя моя знакомая баба Нина о подруге Липы? Надо бы выяснить…
Сходка была назначена в пивном баре «Улыбка». Когда-то это заведение было комсомольским кафе. Здесь, в стороне от посторонних глаз, молодежь оттягивалась на полную катушку. Во времена сухого закона в кафе устраивались посиделки за рюмкой чая. Потом времена изменились, а вместе с ними изменились и обитатели кафе. Одно время оно превратилось в банальную забегаловку, медленно, но верно проваливающуюся в банкротство.
А в последние годы вдруг стало широко известным в узких кругах. Располагалось кафе чуть в стороне от автострады, соединяющей Симферополь и Феодосию. Такое его место положения было очень удобно для дел, не требующих посторонних глаз.
Когда к входу подкатил «Лендровер» и из него выскочил Егор Николаевич Кислицын, зал уже был полон. В отличие от обычных дней, сегодня здесь было тихо и благопристойно. Лица собравшихся изображали скорбь и даже некоторую растерянность. Это казалось странным, потому что причина, по которой был объявлен сбор, всем была хорошо известна. И если быть достаточно откровенными, многие в другое время высказали бы если не радость, то определенное облегчение. Но в присутствии соратников надо было держать марку. К тому же, такая судьба может постигнуть в любой момент каждого из присутствующих. Это чувствовали все собравшиеся.
Кислицын понял все, едва взглянув на своих пацанов. Он отлично знал, как относятся они к Сахарку. Он и сам с некоторой неприязнью общался с Венькой. Не приветствовал его образ жизни. Хотя и считал, что каждый сам решает, как ему кайф словить, но не поощрял его непомерные амбиции, высокомерие, а также острое желание втянуть в употребление наркотиков как можно больше подростков. Не гнушался он и совсем мальками, полагая, что эти для получения дозы пойдут на все.
И вот теперь Сахарок лежит в морге, выловленный из моря как какой-то бычок. То, что утонул не по собственной глупости, не по пьяни или от передозировки, а был утоплен преднамеренно, поднимало волну возмущения.
Члены группировки Кислицына выказывали явное неудовольствие сложившимися обстоятельствами. Одно дело, если кого-то из пацанов завалят в ходе разборки, или он сам по какой-то причине погибнет. Но в случае с Сахарком все обстояло иначе. Потому и была собрана сходка. Соратники Кислицына хотели действий. Он и сам собирался провести расследование, чтобы узнать, кто посмел отправить на тот свет одного из его ребят. Такое просто так не спускается. Помнится, когда он только начинал свою криминальную карьеру, Гречанка любила повторять, что своих сдавать ни в коем случае нельзя. Никому. Если совершили пацаны преступление, угрожающее престижу группировки, убрать своими руками, но никогда не отдавать их противнику. Он четко запомнил ее наставления.
-- Друзья,-- начал он свою речь, -- сегодня мы собрались по печальному поводу. Погиб наш товарищ. Надо выяснить, кто совершил злодеяние, что стало причиной гибели и наказать тех, кто поднял руку на нашего… -- Кислицын запнулся, подыскивая слово, потом, так и не найдя сравнения, продолжил, -- разобраться в гибели Вениамина Сахарова мы обязаны. Никому не позволено безнаказанно поднимать руку на наших пацанов. Это наше право решать, виновен или нет.
Егор Николаевич распорядился, чтобы было проведено расследование, чем занимался в последние дни Сахарок. Предстояла организация похорон. Это событие должно было сплотить его ребят. Права Гречанка. С людьми надо быть в тесном контакте.
Кислицына не так давно утвердили во главе группировки. Это его несколько смущало. Одно дело самому добиться главенства. Совсем другое – когда это происходит благодаря распоряжению вышестоящего руководства. Но с Гречанкой не поспоришь. Она довольно долго его пестовала, наставляла, никаких инициатив не пресекала, но и большой воли не давала. И как только увидела, что он созрел для самостоятельной деятельности, отпустила.
Каждое ее высказывание было ему дорого и памятно. Сейчас Егор с удовольствием бы пообщался с наставницей. Но она любит исчезать именно тогда, когда бывает больше всего нужна. Любит со стороны понаблюдать, как там ее ставленники барахтаются в волнах криминального мира.
Впрочем, Егор Кислицын сейчас был вполне уверен в правоте своих действий. Каким бы неприятным ни был Сахарок, никто не вправе расправляться с ним без ведома руководителя банды.