Детериорация

Леди Бригидда
  Нельзя было сказать, что Макс вернулся домой грустный, нет, он был именно подавленный. В глазах не блестел огонёк жизни и радости, плечи согнулись, образуя нечто напоминающее горб на спине его, а ноги не шагали, но скорее плелись по дроге от машины к дому. Перед дверью он встал, выпрямился, попытался улыбнуться, но улыбка вышла слишком уж вымученной, искусственной. Макс убрал с лица улыбку, пригладил растрёпанные вечно волосы и вошел в дом.
  Дома пахло рыбой, причем жаренной. Запах Олиной рыбы Макс не спутал бы ни с чем. Послышались шаги, и Ольга появилась в прихожей. Смуглое лицо её сияло от радости:
- Представляешь, - начала она даже не здороваясь, -шла сегодня по магазину, и встретила, - она замолчала всем своим молчанием демонстрируя интригующую паузу, в которой должна звучать барабанная дробь, - Людку!
- Да ну? – сделал Макс удивлённое лицо, стараясь выглядеть как можно более искренним, заинтересованным, удивлённым и радостным одновременно.
- Ага, - взвизгнула она и захлопала в ладоши. Жест был явно наигранным, подсмотренным в каком-то явно американском сериале, - представляешь, она уже пять лет как замуж вышла, а мы ведь с ней со школы не виделись.
- Наверное, соскучилась по ней, раз со школы? – спросил Макс, расшнуровывая ботинки.
  Спросил он чисто из вежливости, но, как оказалось, зря. Олю понесло:
- Ох, да не то слово! Тогда она ведь такой стервой была, аж жуть! Хотя мы и дружили. Помню, славное было у нас школьное время, тогда за Людкой какой-то хахаль ухлёстывал… не помню как его звали. Можт Коля.. не.. Генка Ваврин, точно! Эх, как сейчас помню, идем мы из школы, а он…
  Здесь, наученный долгой жизнью с Олей мозг Макса отключил слуховые рецепторы и, под непрекращающийся стрёкот Оли Макс вымыл руки, прошёл на кухню, положил себе рыбы с отварным рисом, который у Ольги получался прямо как в больнице, разваристый и слипшийся. Сама хозяйка села напротив и, прерывая свой стрёкот только для того чтобы глотнуть сока, уставилась на парня. Глаза её тщательно следили за действиями потчуемого. Макса это слегка раздражало, но пока не бесило. Но бесила девушка редко, потому как твёрдо знала, где находится грань, по которой можно балансируя ходить, как по канату, но за которую не в коем случае нельзя заступать.
  Доев, Макс поблагодарил и уже собирался встать, но заметив в глазах девушки появление разума, сел на место. Оля молчала. Молчала и смотрела на него  своими маленькими глазёнками, будто выискивала что-то. Редко, очень редко видел Макс этот взгляд. Это был взгляд той, молодой Оли Осиповой, в которую когда-то очень давно он влюбился окончательно, бесповоротно, а самое главное – случайно. Тогда Оля была ещё молодой девчонкой, мечтающей о высоком, но осуществимом. А что сейчас? Годы шли, Оля менялась. Вседозволенность нового мира сильно изменила её. Но как это началось?
  Наверно, в этом был виноват сам Макс, слишком уж сильно он любил её, слишком много давал. Вот и испортилась, загламурилась её светлая, наивная-наивная, радостная и маленькая душа.
 Когда-то давно она ужасно стеснялась. Стеснялась красивой одежды, даже не дорогой, но яркой бижутерии. Лицо её столь редко украшала косметика, что порой казалось, будто она не отсюда. Где это «не отсюда» Макс не знал, но слишком уж была она другой, чтобы так легко было можно понять её и определить. Казалось, что вовсе нет таких шаблонов, под которые она подходила бы. Но время шло.
  Ещё до их свадьбы в гардеробе Оли появились дорогие кофточки, а в шкафу сумочки,  на полочках яркие часики и модные солнечные очки. Сначала, такая Оля нравилась Максу ещё больше, но ком изменений уже катился с горы, наматывая на себя всё больше и больше нового, ненужного, пустого. Какие-то подружки (именно подружки, а не подруги) дорогие тряпки, коим не было ни конца ни края ни пользы, дорогая и яркая косметика, солярии, фитнесы… В кокой-то момент начала портиться и речь. Слова упрощались, пропадала грамотность, а вместе с ней и образность. Всё чаще жаргонизмы наполняли её сообщения, и всё больше ошибок встречал он  в словах её. От длинных, красивый и витиеватых предложений остались лишь воспоминания.
  Однажды, Макс застал её за курением, причем курила она не как застенчивая девочка, которую любил некогда он, но как нагламуренная фифа, над коими некогда смеялись они вместе.
  И однажды, проснувшись ночью, он посмотрел на неё. Долго он лежал и смотрел на спящую Ольгу, понимая, что не её он любит, он любит ту Олю, которая была когда-то очень давно, которая осталась в его памяти и сердце. А та кукла, что лежала сейчас рядом с ним была лишь чьей-то злой и ужасной шуткой. Но ничего уже нельзя был изменить, пришлось смириться, наигранно улыбаться, делая серьёзный вид слушать её глупые и пустые речи.