предыдущее http://www.proza.ru/2015/03/29/22
К ПРАЗДНИКУ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ.
Воспоминания офицера-фронтовика И.М.Шелихова
ПРОЩАНИЕ.
Все эти дни, мы продолжали получать пополнение, проводили занятия по боевой подготовке и рыли окопы на Бурцевке. Замполит Ермаков проводил с бойцами политинформации, которые, из-за незнания точной обстановке на фронтах сводились к патриотическим призывам, плавно переходящим в задушевные беседы «за жизнь».
В один из таких дней, мне сказали, что внизу, со стороны большой дороги, меня ожидает мать. Я был удивлён, как в такое тревожное и опасное время, под бомбёжками, смогла она придти из деревни и разыскать меня?
Прежде я никогда не видел такого лица у матери. На нём лежала печать безысходного горя. Обняв меня, она прошептала:
- Сынок, дорогой, Зоря наш… погиб… Соседский Федя Антонов чудом вернулся, всё рассказал. Они с Зорей с первых часов войны были в Белоруссии на границе. Немцы их сильно обстреливали. Снаряд разорвался близко, и Зоре оторвало обе ноги. Он всё кричал, пытался подняться. Но помочь было некому…. Федя его больше не видел…
Мать долго рыдала у меня на плече. Я её успокаивал. Наконец, она тихо произнесла:
- Ваня, сынок, я пришла проститься. Одна я теперь…Отец погнал колхозный скот, чтобы немцам не достался. Прошу, заклинаю, береги себя. Воюй честно, но без толку голову не суй в пекло. Бей врагов больше, а сам – живи. Конечно, на войне может быть всякое, но помни, что «бережёного - Бог бережёт».
К моему удивлению, расставаясь, она не стала меня обнимать-целовать, а только перекрестила и, сжав мои руки, горячо прошептала:
- До свидания, сынок! Я верю, что ты – вернёшься. Я с тобой сейчас не прощаюсь, а только временно расстаюсь. А вот Зоря уже не вернётся… - слёзы опять полились из её глаз, и Вася не вернётся, и Семён – тоже… Сердцем чую.
Нехотя отпустила мои руки и тихо повторила:
- До свидания… - ещё раз перекрестила меня и пошла, не оглядываясь, неуверенно ступая по разбитой дороге..
Я смотрел матери вслед и думал: какая тяжесть свалилась на её плечи, какое горе поселилось в душе! А ведь какой-то месяц назад все были вместе, спокойно работали, радовались жизни, и вдруг налетел ураган войны, разметал всех в разные стороны. И вот брата Захара уже нет. Я, Вася, муж сестры Семён – ушли в Армию. Средний брат Юрий, больной сердцем, эвакуировался с заводом в Барнаул. Старик-отец погнал колхозное стадо вглубь страны. И осталась она в одиночестве.
********
Когда, расставшись с матерью, я возвратился в батальон, Комбат Лучкин предупредил меня:
- Завтра, в пять утра вы, товарищ Шелихов, возьмёте трёх вооружённых бойцов и на военкоматовской машине поедете в Смоленск за обмундированием. Да будьте осторожны! Говорят, немцы уже к Смоленску рвутся.
И ворчливо добавил, как-бы, про себя:
- Поздновато военкомы про нас вспомнили.
Немного подумав, предложил:
- Кто его знает, что дальше будет? Вечером вы можете сходить к жене проститься. Побудьте до рассвета. Да переоденьтесь в военную форму, какая есть…
Когда я, переодевшись, осмотрел себя с ног до головы, то счёл, что вид мой весьма непрезентабелен. Разве так должен выглядеть военный? Но ничего не поделаешь, появиться в форме всё же надо. Потому что в последние дни, когда ходил через город на сборный пункт и в военкомат, иногда слышал за спиной ядовитые реплики:
- Наши уже ушли на фронт, а этот – всё ещё щеголяет пижоном.
Теперь пусть увидят, что я иду вместе со всеми фашистов бить.
*******
Незадолго до вечерних сумерек, был уже в своей школе. В учительской сидели преподаватели и завуч – теперь уже директор, Лахов. Они удивились и обрадовались моему приходу. Поговорили о разном, я дал последние наставления. Простились тепло и грустно. Придётся ли когда ещё всем вот так собраться?
Мария не ждала моего прихода – и тем сильнее была её радость. Было уже темно, когда, наскоро поужинав, мы уселись у раскрытого окна, что выходило в обширную пойму реки.
В бесконечных разговорах, не заметили, как кончилась короткая июльская ночь.
На лугу стали резче проступать очертания лозовых кустов и отдельных чахлых берёзок. От реки сильнее потянуло утренней прохладой. Но луг ещё окончательно не проснулся Только где-то, у реки, тяжело стонал удод, да монотонно крякал коростель.
- Как будто никакой войны нет, - тихо сказала Мария.
И как раз, в этот самый миг, похоже, в Рославле, гулко рвануло! Молнией блеснула багряная вспышка, земля вздрогнула, качнулась… Дверь нашего домика сама открылась и закрылась.
- Что это? – испуганно спросила жена и прижалась ко мне. Её била нервная дрожь…
Я с болью смотрел в её побледневшее лицо:
- А ведь возможно, это наша последняя встреча…
- Ну всё, мне пора…
Мария крепче прижалась ко мне:
- Побудь ещё немножко…
Я мягко отстранил жену и повторил:
- Мне пора…
Не торопясь, молча, стал собирать в вещевую сумку необходимые вещи. Мария, стала помогать мне, не произнося ни слова. И только, когда всё было собрано, спросила:
- Ваня, что же мне делать, если немцы подойдут к Смоленску или Рославлю?
Конечно, этот вопрос я предвидел:
- Если так случится - то в зоне боевых действий оставаться будет нельзя. Особенно в твоём положении. Ты должна беречь себя и нашего будущего ребёнка. Возьми самое необходимое – и немедленно отправляйся к своим родным в Прасковино. Если надо – эвакуируйтесь. Но всё же я не верю, что немцы возьмут Смоленск – это ведь ворота на Москву.
Затем, приняв самый спокойный и даже беспечный вид, подал Марии руку:
- А теперь, до свидания, милая моя…
Но она, не приняв руки, бросилась мне на грудь, обняла и горько заплакала. Это было почти невыносимо! Требовалось быстрее порвать эту мучительную нить…
Заверив жену в том, что всё будет нормально, я с трудом освободился от её объятий и вышел из дома в занимавшийся рассвет.
На фото моя мама Шелихова Мария Васильевна в 1940 году.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТhttp://www.proza.ru/2015/04/07/526