АКТ ВТОРОЙ
СЦЕНА ВТОРАЯ
Дворец.
(Входит герцогиня Йоркская с двумя детьми Кларенса.)
МАЛЬЧИК:
Скажи мне, бабушка, отец покинул свет?
ГЕРЦОГИНЯ:
Нет, дитятко моё родное, нет.
МАЛЬЧИК:
А что же ты заламываешь руки,
Отдав себя во власть тоски и муки?
Из уст мы слышим только стон и вой:
«О, Кларенс, Кларенс, сын несчастный мой!»
ДЕВОЧКА:
Вы так сегодня с нами обращались,
Как будто мы сиротами остались.
ГЕРЦОГИНЯ:
Тоску, внучатки, вы не распознали,
Болезнь монарха – в ней мои печали.
Что слёзы лить напрасно по отцу,
Кто на пути к господнему крыльцу.
МАЛЬЧИК:
Ты подтвердила, бабушка, догадку:
Наш дядя, оказался очень гадким,
В молитвах буду господа просить,
За смерть отца немедля отомстить.
ДЕВОЧКА:
Клянусь!
И я за это помолюсь.
ГЕРЦОГИНЯ:
Вас в ложный мир догадки унесли,
Вы до причин пока не доросли.
Виновен не король, вы мне поверьте
В ужасной и нелепой этой смерти.
МАЛЬЧИК:
Мне добрый дядя Глостер рассказал,
Что наш король супруге потакал.
Она отца за что-то невзлюбила,
И властью короля его сгубила.
Он, говоря об этом, так рыдал,
И обнимал меня, и целовал,
Нашёптывая клялся, что отныне
Печётся обо мне он, как о сыне.
ГЕРЦОГИНЯ:
Грех за добром пытается укрыться,
Не редко ложь за ласкою таится.
Хоть этот срам на свет я и явила,
Но сына ложью, внучек, не кормила.
МАЛЬЧИК:
Ты, бабушка, во лжи его винишь?
ГЕРЦОГИНЯ:
Да, мой малыш.
МАЛЬЧИК:
Такая мысль терзает детский ум.
Что там за шум?
(Входит растрёпанная королева Елизавета, за ней следуют Риверс и Дорсет.)
КОРОЛЕВА ЕЛИЗАВЕТА:
Ах, не мешайте горе изливать,
Оно мучениям и случаю под стать.
Отчаянье мне душу разрывает,
Беды на свете хуже не бывает!
ГЕРЦОГИНЯ:
Так что случилось,
Что в море горьких слёз ты утопилась?
КОРОЛЕВА ЕЛИЗАВЕТА:
Трагедия ужасная свершилась:
Я – короля, а сына – мать лишилась.
Загублен корень, древо засыхает,
Листочек есть, а сок не поступает.
Живя, оплачьте иль умрите враз,
Отдав душе последний свой наказ:
Идти за ним послушно по пятам,
Чтоб оставаться вечно с Эдом там.
ГЕРЦОГИНЯ:
Сочувствие тебе я выражаю,
Как ты, монарха болью провожаю.
Когда над мужем собственным рыдала,
На сыновей его я уповала,
Но смерть разбила зеркало отца,
Сгубила два прекраснейших лица.
В живых осталось зеркало кривое,
Несчастье вижу в нём, от горя воя.
Хоть и вдова, однако же, ты – мать,
И будешь силы в детях занимать.
Я лишена и мужа, и детей,
Нет в старости надёжных костылей,
Которыми служили Кларенс с Эдом,
Такие вот меня постигли беды.
Они меня, старуху, доконали,
И не чета твоим мои печали.
МАЛЬЧИК:
Ни по отцу вы, тётечка, ревёте,
А, значит, пониманья не найдёте.
ДЕВОЧКА:
Сиротство вашу душу не терзает,
Пусть и вдовство сочувствия не знает.
КОРОЛЕВА ЕЛИЗАВЕТА:
Мне помощи в сочувствии не надо,
Потоки слёз родит моя досада,
Они сольются мощною рекой,
Ведомою царицею Луной.
И пусть в слезах утонет целый мир,
Так дорог Эдвард мне, он – мой кумир.
ДЕТИ:
О папе Кларенсе мы слёзы проливаем.
ГЕРЦОГИНЯ:
Об Эдварде и Кларенсе рыдаем.
КОРОЛЕВА ЕЛИЗАВЕТА:
И кормчего сгубили и гребца.
ДЕТИ:
Мы, дети, опирались на отца.
ГЕРЦОГИНЯ:
Нет сыновей.
Сгубил их смертовей.
КОРОЛЕВА ЕЛИЗАВЕТА:
Легло на вдовьи плечи скорби бремя.
Вдовы несчастнее не видывало время.
ДЕТИ:
Пробил набат сегодня скорбный час.
Не отыскать сирот несчастней нас.
ГЕРЦОГИНЯ:
Меня несчастней в мире не найти!
Я – мать всех скорбей, господи, прости!
Печали ваши все в моей печали,
Где сыновья умершие вначале.
Об Эдварде стенаю со вдовою,
О Кларенсе с сиротушками вою.
Страдает каждый здесь, а я – за всех,
Нет для меня покоя и утех.
Я нянчу скорбь, слезой её смываю,
И ваше горе этим утоляю.
ДОРСЕТ:
Ах, престаньте, бабушка и мать!
Их Бог забрал. Чего ж теперь рыдать?
Бог дарит жизнь, и он же отнимает,
Ни час, ни день никто из нас не знает.
Нам с Небом спорить права не дано,
Всё будет так, как свыше решено.
РИВЕРС:
О сыне, королева, думать надо,
Ведь принц теперь надежда и отрада.
Короновать его!
Короновать!
Нельзя момент такой теперь терять.
Заройте горе с Эдвардом в могилу,
А в сыне обретите власть и силу!
(Входят Глостер, Бакингем, Дерби, и Ретклиф.)
ГЛОСТЕР:
Прошу вас успокоится, мадам,
Уж не взойдёт упавшая звезда.
Вселенную слезами вы зальёте,
Но воплями на небо не вернёте.
О, мама, сразу вас я не приметил,
Но, слава богу, в нужный час заметил.
Готов колени, голову склонить,
Молю на трон меня благословить.
ГЕРЦОГИНЯ:
Не я, а Бог тебя благословит,
Коль краткостью, любовью наделит.
ГЛОСТЕР (в сторону):
Мне мать «аминь!» при этом не сказала,
И добрым старцем быть не пожелала.
БАКИНГЕМ:
И принцам в горе и вельможам
Под грузом скорби быть негоже.
Сольёт нас дружба воедино,
Ушёл король, оставив сына.
Прошла вражда, настал покой,
К нам радость катится рекой.
Пора в Ладлоу слать гонца:
Ждёт Лондон короля-юнца.
РИВЕРС:
Послать нам надо не гонца:
Всех пэров нашего дворца.
БАКИНГЕМ:
Всегда толпа опасна тем,
Что много поводов для тем,
Когда народ и государство
Не прочат грудника на царство.
Где нет достойного кнута,
Там непорядок, суета.
Мы бунты упредить должны:
Предосторожности важны.
ГЛОСТЕР:
Нет крови ныне на ноже:
Нас государь сдружил уже.
РИВЕРС:
Союз наш юн и планы наши юны,
Зачем нам дрязги, бури, ветры, дюны?
В народе часто зреет недовольство,
Не свиту посылаем, а посольство.
Я с Бакингемом полностью согласен:
Толпы не надо – люд всегда опасен.
ГАСТИНГС:
Не возражаю и на мудрость уповаю.
ГЛОСТЕР:
Путь будет так.
Кого в Ладлоу вышлем
Спросить бы было женщин здесь не лишне.
Согласны вы с решением таким?
КОРОЛЕВА ЕЛИЗАВЕТА, ГЕРЦОГИНЯ (вместе):
За это искренне мы вас благодарим.
(Все, кроме Бакингема и Глостера, уходят.)
БАКИНГЕМ:
Коль принцу срок уже короноваться,
Нам не резон здесь боле оставаться.
Мы по пути придумаем, как быть:
Как принца от гордыни оградить.
Чтоб королева наглая, их род,
Не открывали лишний раз свой рот.
ГЛОСТЕР:
Ты мой двойник, надёжный суверен,
Пророк, оракул, милый мой кузен.
Я отдаюсь теперь твоим заботам.
Идём в Ладлоу – там у нас работа.
(Уходят.)