Уверяю всех, кто говорит или думает обо мне, как о гуля-
щем мужчине, я просто у царицы любви состою сборщиком
податей, неутомимо собирающим их с женщин в виде необык-
новенно драгоценных объятий, поцелуев. И если там, где я по-
бывал при сборе, теперь бегают схожие на меня сорванцы, то
это стоит расценивать не как мою распущенность, а как моё
усердие в своей захватывающе приятной работе. Жаль, что её
нельзя исполнять вечно, а то бы я каждой будущей, особо не-
насытной в любви, чаровнице для утоления её страсти собрал
бы по целой армии любовников из уже подрастающего моего
мужского потомства. А женским, как цветами, заселил бы дома
и сердца одиноких холостяков всей Земли, моей красивой Зем-
ли, где наряду с говорливой подвижной жизнью властвует
молчаливая неукротимая смерть. Господи, что же это я начал
за здравие, а закончил за упокой. Начал оправдываться, что я
не гулящий, а вышло наоборот, хорошо, что это я сказал во
сне, сквозь пелену которого ощущаю — меня, глубокого ста-
рика, как юного повесу, неуёмно обнимает и целует какая-то
бесстыдно забравшаяся ко мне постель костлявая женщина,
что-то шепчущая о своей любви ко мне в загробном мире. Не-
ужели это смерть? Мать моя родная! И эта очарована мной. В
самом деле — сон в руку, убеждающий всех, что я гулящий.
Ну и бестия же я!