(Окончание рассказа Н.Аристовой.)
Прошло полтора месяца пока я начала потихоньку осваиваться и во времени и в пространстве, хотя это было непросто. Россия оказалась весьма отличной от Узбекистана. Тут другие порядки, другие отношения между людьми, другие ценности.
Первое время меня очень угнетало то, что культура языка здесь оставляла желать лучшего: местные жители очень любят использовать в своей лексике крепкие выражения. Даже дети грешат этим. А меня, мягко говоря, коробит от такого общения. Теперь мне стало понятным, услышанное где-то выражение: «посерел от отвращенья бедный русский наш язык», потому что, слыша крепкие выражения, начинаю сереть сама.
И хотя мне приходится нелегко, я ни разу не пожалела о том, что переехала в город Саратов. Со всех концов бывшего Советского союза ко мне приходят письма: из Белоруссии, Москвы, Ташкента, и это меня поддерживает, вселяет уверенность и надежду на будущее.
* * *
Осень вступает в свои права как-то быстро, почти стремительно, окрасив природу в солнечные теплые тона. Теплота красок компенсирует прохладу погоды и прохладу человеческих отношений. Сложно приходится без друзей, без дорогих людей, ставших частичкой тебя. Но ничего не поделаешь: приходится осваиваться в новом пространстве, в новом времени - жизнь не стоит на месте.
Начало рабочей недели. Утро. Я выхожу из дома, слегка задержавшись из-за утренних разговоров общительной тети Лиды. Иду очень быстрым, летящим шагом, сознавая, что опаздывать сегодня не имею права. Ирина Владимировна в последнее время опять за что-то зла на меня, и поэтому не прощает ни ошибок, ни посторонних разговоров, ни, тем более, опозданий. Придирки следуют одна за другой, доводя меня почти до отчаяния. Как сдерживаюсь, чтобы не нагрубить несправедливой начальнице – не знаю.
Сослуживицы поговаривают, что в этом вновь чувствуется рука Людмилы Васильевны, которая до сих пор не оставила своих мечтаний. Но теперь она, наученная горьким опытом, действует более осторожно, более тонко: не в открытую, как раньше, а исподтишка, за спиной.
Неприятные воспоминания подгоняют меня, как кнутом, и я подлетаю к остановке, слегка запыхавшись. Остановка пустынна: автобус, видимо, только что ушел и увез всех пассажиров.
-Вот так всегда, – думаю я сокрушенно, - согласно закону подлости: транспорт или уже ушел, или показал хвост! Как назло: когда спешишь – всегда неудача. И отчего же мне так не везет?
Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, перебегаю взглядом с одного предмета на другой, обследуя близстоящие нестандартные, разнокалиберные домики, и безуспешно пытаюсь за фасадами угадать лица их хозяев. Пока, наконец, не наталкиваюсь на бесхозную, старую, невероятно раскидистую яблоньку, росшую невдалеке от автобусной остановки.
Яблонька усыпана поздними плодами. Осенний ветер, который в Саратове иногда достигает заметной силы, раскачивает дерево, и с ее ветвей падают на землю крупные, красные яблоки, собираясь, как яркие зяблики, в небольшие «стайки». Эти «стайки» радуют глаз своим ярким окрасом и вызывают непреодолимое желание, взять из какой нибудь группы самое большое, самое красивое. Но я не решаюсь на столь смелый поступок: к остановке со всех сторон подтягиваются люди, и мои действия могут показаться им неприличными.
Я жду автобус уже более десяти минут, подавляя в себе чувство беспокойства и неприятия: катастрофически опаздываю на работу, а нужного номера все нет. Автобусы на всех парах подходят к остановке, выпускают и впускают пассажиров, увозя их своими маршрутами, лишь я сиротливо стою в сторонке.
Мой взгляд время от времени возвращается к яблоньке, вызывая во мне теплое, благодарное чувство к матушке-природе, одарившей человечество таким чудом.
Еще через пять минут на остановке появляется длинный, вихрастый паренек, с озорными светло-карими глазами. Он насвистывает какой-то незатейливый мотивчик и, кажется, ни на кого не обращает внимания.
Взгромоздившись на низкую ограду остановки, как длинноногая, несуразная птица, на насест, паренек с независимым видом начинает оглядывать присутствующих, словно разыскивая среди них знакомые лица. Через пару минут это занятие ему надоедает, и он, достав из кармана наушники и аудио плеер, сменяет кассету и, водрузив наушники на свою вихрастую голову, прикрывает глаза, слушая запись.
Тем временем я совершенно теряю терпение и, сорвавшись с места, начинаю прохаживаться невдалеке, меряя шагами прилегающую к остановке площадку. И вот, когда чувство моего нетерпения достигает верхней планки, готовое в любую минуту кубарем сорваться вниз, парнишка, по-спортивному легко, соскакивает со своего насеста и пружинистым шагом направляется к яблоньке. Вытянувшись во весь свой, почти двухметровый рост, поднявшись на цыпочки, он достает до самой красочной, густо усыпанной плодами ветви, нагибает ее к себе и срывает самое большое, самое яркое яблоко.
Придирчиво осмотрев плод со всех сторон, парень удовлетворенно улыбается, обнажая ровные, красивые зубы, и затем обращает свой взгляд на меня.
Этот неожиданный проход парнишки, заинтересовывает большую часть пассажиров, находящихся на остановке, заставляя их, не отрывая взгляда, провожать его глазами. А парень, не раздумывая, направляется прямо ко мне и, прервав мое поступательное движение от одного столба к другому, раскрыв ладонь, протягивает яблоко.
Недоверчиво смотрю сначала на яблоко, а потом на парня, застывая на месте.
-Бери! – чуть хрипловатым голосом произносит парнишка. – Я для тебя сорвал.… На тебя похоже.
-Такое же румяное, или такое же круглое? – интересуюсь я удивленно.
Парнишка молчит, не зная, видимо, чем ответить. Его лицо начинает покрываться румянцем, выдавая растерянность. Рука парня, раскрытая в неожиданном и добром порыве, вздрагивает, и я, опасаясь, что он уберет руку, быстрым движением беру золотое яблоко, не касаясь его трепетной руки.
-Спасибо, - говорю тихо, и тоже начинаю краснеть.
Парень улыбается как-то странно: полу удивленно, полу испуганно и, ничего не сказав в ответ, отходит назад к своему насесту. У меня создается такое впечатление, что вся остановка переключила свое внимание на меня, поэтому, заметив подходящий к остановке автобус, я юркаю в него, даже не посмотрев на номер.
Отвернувшись к окну, я мысленно корю себя за дикарство, за чрезмерную чувствительность и стыдливость. Щеки пылают, как два костра, и мне кажется, что все пассажиры смотрят на меня, если не с осуждением, то с удивлением.
Сжимаю в руке злополучное яблоко, с огромным желанием спрятаться куда-нибудь от этих непонимающе осуждающих взглядов. Но уже через пару минут, я понимаю, что взгляды людей, стоящих и сидящих рядом, направлены вовсе не на меня, что им до меня нет никакого дела. Облегченно вздохнув, внутренне улыбаюсь над своими страхами, и начинаю воспринимать окружающее более адекватно, более спокойно.
Сидящие рядом, пожилого возраста женщины, говорят довольно громко, привлекая к себе внимание, и я начинаю прислушиваться к их разговору.
-Петровна, а двадцать шестой автобус так и не ходит с самой пятницы?
-Разве те не знаешь, Николаевна, что его сняли с маршрута и заменили восемьдесят пятым?
-Почему это? – вопрошает Николаевна недовольно. – Опять где-нибудь что-нибудь перекопали?!
-Ты как всегда права, Николаевна! Вниз по улице такую траншею раскопали, что не пройти, не проехать!
-Ох, уж эти мне копатели! – возмущается Николаевна. – Им бы все копать и копать, а нам – прямо беда: теперь придется два раза пересаживаться, чтобы доехать до рынка!
-Так можно же напрямик, через сквер, - подключается к их разговору женщина помоложе.
Николаева почти осуждающе смотрит на молодку:
-Это с моими-то больными ногами?
Женщина пожимает плечами, ничего не отвечая Николаевне.
-А я минут двадцать ждала двадцать шестой номер на остановке! - вырывается у меня.
-Так по радио же объявляли, что этот маршрут сняли, - отвечает мне Петровна, погладывая с любопытством.
-Я не слышала, - отвечаю старой женщине.
-Многие не слышали, - поддерживает меня Николаева. – Радио слушают только такие старушки, как мы с Петровной, а остальные телевизор да видео смотрят. Пожилая женщина говорит еще что-то, но я уже ее не слушаю, так как, учитывая подсказку всезнающих пенсионерок, на следующей остановке мне уже нужно выходить.
Продвигаясь вперед к выходу, я все еще сжимаю в руке яблоко, которое теперь уже не кажется таким злополучным. Выйдя из автобуса, я смотрю на румяный фрукт, улыбаюсь ему, как старому знакомому, и решив: - «Засушу», бережно кладу его в сумочку.
-«Все-таки необычный подарок! – размышляю по дороге к работе, - Не какие-то там конфеты, и даже не цветы, а яблоко! Это так необычно, оригинально, и поэтому, я думаю, должно остаться на память, пусть даже в виде сухо фрукта»!
Происшествие на остановке вызвало в моей душе такой сильный отклик, настраивая на добрую волну.
-Жизнь продолжается! – решаю я. – Не смотря ни на что, жизнь продолжается!
Но эта фраза звучит во мне не столь жизнеутверждающе, как хотелось бы, а с ноткой какой-то грусти, давая понять, что хоть она и продолжается, но раны, нанесенные капризной, взбалмошной дамой по имени Судьба, еще не зарубцевались и тупо ноют даже при мимолетном, легком прикосновении.
По мере приближения к месту работы, моя «восторженность» сильно уменьшается в росте, а на место ее, тягучей лентой, похожей на пятнистую змею, вползает мысль:
-«Время разбрасывать камни, и время – их собирать»…
-Да, - усмехаюсь я своим мыслям, - что-то они слишком тяжелы эти камешки. Тут только атлету впору с ними справиться.
-И все-таки я справлюсь! – решаю вслух. – Я должна справиться, и я справлюсь! И ничего, что в этом мире я одинока, что через каких-нибудь пять минут моя начальница вновь будет высказывать, что меня взяли на работу из-за сострадания, что я не ценю доброго отношения, что слишком упряма и самонадеянна, как и вся сегодняшняя молодежь!.. Я все стерплю! Я все вынесу. Я должна все вынести, иначе мой папка не одобрит своего рыжего котенка…. Я не могу огорчать папку, ведь он меня так любил…