Любка Вербиченко, по прозвищу Верба, выходила замуж. Не то чтобы выходила, выдавали. Просватали Любку.
За подгулявшую, не первой юности невесту, дали десять шкурок ондатры, два бидона меда, кабанчика да букет коричнево-красных георгин.
-Пора, - постановили родители молодых.- Десять лет как встречаются, перед людьми стыдно.
У Любки согласия на брак не спрашивали, сами обо всем договорились и свадьбу назначили на ноябрьские.
Тем же вечером кургузый, вечно пасмурный Толик усадил невесту в забрызганный полевой грязью мотоцикл и гордо повез в родительский дом. Сельчане провожали молодых кто с усмешкой, кто с жалостью, кто плевался, а кто и завидовал.
Поселили сосватанных в летней кухне.
Как только темнело, и в соседнем с кухней курятнике умолкали куры, Толик нависал над Любкой тяжелым широкоплечим торсом и долго долбил невесту коротким плотным членом. В преддверим счастья Толик замирал, нелепо, по-бабьи, взвизгивал и опрокидывал в невесту вязкую, едко пахнущую сперму.
После секса Толя Любашу не отпускал. Прижимал к вспотевшему телу, шептал в ухо всякую бессмыслицу и умолял родить ему девочку. Такую же красивую, как Любка.
Три года назад бывшая местная красавица и гордость школы Любка Верба вернулась из города в родную деревню.
В городе жизнь у нее не сложилась. Институт-то закончила, а вот замуж не вышла. За доцента не захотела, а любимый парень уехал в стройотряд деньги на свадьбу зарабатывать, да там, на первокурснице и женился.
Любка, когда узнала о предательстве, сложила в коробку купленные по-знакомству свадебные туфли. Спрятала подальше, поплакала да на аборт пошла. А через пару месяцев вернулась жить к родителям.
Позор, конечно. А что делать? Некуда ей было деваться, вот и вернулась.
Вроде и не знал никто о Любкином горе. Вроде ни с кем, кроме матери не делилась, а как домой вернулась, поняла, что для сельчан она девка гулящая, непутевая. Медичка бесстыдная.
А Толик не погнушался. Десять лет Любке букеты таскал вот и дождался своего счастья.
Хохлушка Любка, по прозвищу Верба выходила замуж за бессарабского болгарина Толика.
Придунайское село готовилось к свадьбе.
Триста лет в маленькой деревне на берегу Дуная жили вместе украинцы и болгары. Недружно жили, женились редко, не ладили между собой разноязыкие соседи. Но, так уж вышло.Давно в деревне свадеб не было, вот и готовились к торжеству всем селом.
Хохлы белили хаты, красили окна в голубое да белое. Болгары выносили из затхлых нежилых спален пылающие яркими красками ковры. Выколачивали пыль,сушили под ласковым осенним солнцем отсыревшие тканые сокровища, хвастались перед соседями накопленными богатствами.
Ближе к вечеру просватанная невеста повязывала голову цветастым шерстяным платком, садилась в коляску мотоцикла и отправлялась вместе с женихом приглашать на свадьбу гостей.
По раздолбанным деревенским дорогам неторопливо плыл блестящий черный мотоцикл. Теплая пыль вздымалась следом, мчались на велосипедах деревенские мальчишки и радостно лаяли дворовые псы..
Каждый день, дом за домом молодые объезжали односельчан. На лязгающий звук металлических клямок , выбегали из огородов улыбающиеся хозяева. Женщины хватали из манежей и гордо вручали Любке своих зареванных безштанных чад, а мужчины торопились в подвалы и выносили кувшины полные пенистого, слегка прокисшего прошлогоднего вина.
Долгожданных гостей усаживали в тенистые виноградные беседки. Выставляли на стол хлеб, сало, расколотый четвертинками лук и заготовленные на зиму острые бессарабские закуски.
Звонко лилось, пузырилось в граненых стаканах темное до черноты вино.
Первой вставала Любка и традиционно тараторила по-украински: Просылы мама, тато и я прошу, прыходьте до нас на весилля.
Следом за ней младоженец Толик повторял приглашение по-болгарски и вручал хозяевам отпечатанные в городе пригласительные карточки.
Хозяева благодарили и с интересом рассматривали коллаж из цветов, голубей и фотографий молодоженов десятилетней давности. Фотки эти Толик нашел в выпускном школьном альбоме и категорически отказался заменить на более поздние.
Десять лет Толик мечтал о свадьбе с Любкой. Десять лет он не сомневался, что свадьба эта состоится. Десять лет не пропускал ни одной деревенской свадьбы и тщательно запоминал все давние традиции и модные новшества. К тому моменту, когда Любка согласилась выйти за него замуж, свадебный сценарий был расписан Толиком до мелочей.
С самого детства уязвленное самолюбие и буйная фантазия рисовали в голове нынешнего жениха удивительную, яркую картину их с Любкой праздничного бракосочетания. Долгие годы Толик фантазировал по поводу своей женитьбы и складывал красочный пазл из маленьких эпизодов запомнившихся ему сельских свадеб.
Безразличная ко всему, отмечтавшая свою городскую свадьбу Любка, к словам Толика не прислушивалась безропотно соглашалась на все его предложения. Унылая невеста даже не обращала внимания, что желания жениха воплотить в жизнь массу свадебных красивых картинок, были безмерны и временами граничили с безумием.
Всю неделю предшествующую свадьбе, лил дождь. Дороги размякли и прибывших на местную автостанцию родственников встречали на грузовике. Колеса автомобиля вязли в скольком суглинке и обдавали прохожих липкими комьями южной осенней грязи.
Уже неделю, как каждый вечер дома у Любки собирались соседки и готовили к праздничному столу украинские блюда. В летней кухне томилась в печи ароматная гусятина. Сноровистые хозяйки начиняли кусками мяса и чеснока домашние колбасы, запекали буженину, коптили сало и пекли зажаристые пироги с картошкой и печенью.
На другой стороне села, худощавые, черноволосые болгарки помогали матери Толика свежевать молочного барашка. Варили в огромных чанах острую каурму, вымачивали в молоке соленую болгарскую брынзу, мариновали баклажаны и фаршировали рубленым мясом красный мясистый перец.
Каждый вечер сквозь заунывный шорох верб и гулкий стук дождя раздавались высокие, печальные голоса хохлушек.
Не всі тії тай сады цвітуть,
Що весною заквітчаються,
Не всі тії тай вінчаються,
Що любляться та стрічаються.
Пронзительно и грустно выводили бабы, полузабытые венчальные песни. Они жалели себя, непутевую Любку и всех баб на свете.
У болгар тоже пели.Отрывистые дробные звуки болгарских частушек долетали с жениховского подворья. Иногда тоскливый звук сурдинки прерывал мелодию песни и украинки знали, что в такие минуты болгарские мужчины берут друг друга за плечи и медленно раскачиваются в такт печальной Хоры.
Придунайская деревня готовилась к свадьбе. Болгарин Толик брал в жены Любку по прозвищу Верба.
Вечером, накануне свадьбы невеста примеряла праздничный наряд. Сельская портниха тетя Зоя поставила Любку на табуретку, встала на колени и быстро подшила длинный подол. Сестренка Катя печально глядела на плохо скроенное, торчащее колом платье сестры, распрямляла ногтями лепестки роз высокого украшенного бисером болгарского кокошника и привычно ныла.
- Не ходи за него, Любаня. Ты его не любишь. Не надооо…
Любка к нытью сестры не прислушивалась, дождалась ухода портнихи и, молча нырнула в глубь старого фанерного гардероба. Долго копошилась и наконец-то нашла коробку с теми самыми, запрятанными от себя самой, белыми итальянскими туфлями. Любка погладила пыль на тонкой лакированной коже и осторожно примерила элегантные на высоченной наборной шпильке туфли.
Она подошла к зеркалу, и в тусклом трюмо увидела расшитое блестками, деревенское свадебное платье. Впереди подол задрался и обнажил журавлиные щиколотки. Низ платья оказался перекошен и свисал по бокам тяжелыми складками. Изящные итальянские туфли только подчеркнули убожество плохо сшитого свадебного наряда.
Заревела, запричитала, расстроенная Катюха.
- Не ходи за него Любочка, не надо, ты такая красивая, ты ж его не любишь.
Любка зыркнула на сестру, метнулась в прихожую, порылась в папином ящике для инструментов и вернулась с маленькой садовой ножовкой.
Накануне свадьбы, облаченная в белое невеста, сосредоточенно пилила каблуки дорогих итальянских туфель. Упала на пол половинка тонкой итальянской шпильки, задрались вверх узкие носики. Любка взглянула на прилежно изуродованные туфли, и наконец-то заплакала.
Ночью дождь прекратился. К утру ударил легкий мороз, лужи заблестели тонким ледком, а грязь потрескалась и засверкала иголками изморози.
Празднично разодетые гости толкались на усыпанной опилками и гравием дорожке. Радостно переговаривались и щурились на холодное ноябрьское солнце. Ждали жениха.
К десяти на крыльцо вывели невесту в новой ондатровой шубке.
Жених опаздывал, и гости переживали, не случилось ли чего с машиной.
Вдруг послышались звуки гитары, бубна и звонкой улетающей в небо трубы. Из-за поворота показалась запряженная тройкой лошадей телега. Разукрашенные цветами колхозные клячи с трудом тянули из болота, дрожащие костлявые ноги. Заляпанный грязью жених, остервенело лупил кнутом несчастных животных, а за его спиной развалилась на бараньих шкурах многочисленная семья местного цыгана.
Тройка подъехала к дому, подвыпившие цыгане заголосили Ручеечек-ручеек, а гордый, довольный собой Толик подхватил на руки красавицу невесту, забросил ее в повозку и резво погнал лошадей к сельскому клубу.
Толик воплощал в жизнь свои сказочные свадебные фантасмагории. Ему было все равно, что думают о нем люди. Долгие десять лет он рисовал в голове картинки их с Любкой свадьбы и сегодня хлестал кнутом немощных лошадей, мчался по родному селу, и мнил себя залихватским барином, укравшим собственную невесту.
Следом за тройкой с цыганами, переваливался по сельским ухабам автобус с очумевшими гостями. Родственники стесненно помалкивали, разводили руками и торопились побыстрее зарегистрировать молодых.
Церемония регистрации прошла спокойно. Жениха с невестой забросали зерном, конфетами, пожелали долгих лет совместной жизни. Свадьбу снимали на фото и видео. Грудастые хохлушки нагло пихались и лезли в первые ряды групповых фотографий. Болгарки гордо сверкали новыми, вставленными к свадьбе золотыми зубами.
На выходе из зала регистраций грянул духовой оркестр. Сельские самодеятельные музыканты пытались играть заказанный женихом вальс, временами они сбивались и начинали композицию с самого начала.
Невысокого роста, широкоплечий коротконогий Толик подхватил тонкую, бледную невесту и, приседая на раз два три, неуклюже боченился в вальсе. Шаги Толика были широки, Любка за ним не поспевала, утопала спиленными каблуками в подтаявшей грязи и семенила следом.
После очередной воплощенной в жизнь мечты, счастливый Толян усадил невесту в телегу и кортеж родственников, цыган и музыкантов устремился на болгарскую сторону села.
По давней деревенской традиции, весь свадебный день гости перемещались из дома в дом, от жениха к невесте и обратно. Целый день накрывались столы, чередовались блюда и наполнялись вином кувшины. И целый день Толик рассекал по деревне на чудаковатой тройке и хвастался молодой женой.
К вечеру болгары и хохлы совсем позабыли о давних ссорах и обидах. Гости со стороны невесты перемешались с гостями жениха. Оба дома безудержно веселились и яростно гуляли свадьбу.
Во дворе родителей Толика украинцы орали песни про задунайских козаков, а в Любкином, болгары затеяли танцевать свадебную Хору.
Встав в круг, сцепившись согнутыми в локтях руками, они замысловато чертили ногами сложные ритмичные узоры. Иногда танцоры замирали, медленно сгибали в колене одну ногу, застывали в позе задумчивых черногузов и начинали движение в обратную сторону. Временами мужчины и женщины делились на отдельные хороводы, затем снова соединялись в единый круг и под звуки цыганской скрипки и болгарской волынки потихоньку убыстряли темп. Движения рук становились все чаще. Танцоры двигались по часовой стрелке, стремительно совершали шаг вперед и три назад, дробными шагами отбивали ритм и непрестанно кружили вокруг жениха и невесты.
Поначалу Любка пыталась успевать за женихом и двигалась в такт его чуднОму шагу. Но ритм все убыстрялся, она торопилась, сбивалась и путалась ногами в длинном платье. Недолго думая, жених подхватил молодую, взвалил сладкую ношу на мощную грудь и завращался в центре хоровода.
От Толика пахло овчиной, потом, кислым винным перегаром. От усердия лицо жениха лоснилось, а глаза сверкали похотью и довольством.
В голове у Любки двоилось, мерцало. Собравшись с силами она отпихнула жениха и вырвалась за пределы танцующего круга. Любка пятилась, утопала каблуками в размокшей огородной грязи, пыталась спрятаться в хозяйственных пристройках и хоть немного побыть в тишине.
Пьяные гости кружили в танце. В свадебной палатке не стихал гомон голосов, звенели тарелки и глухо чокались стаканы.
На огороде цыгане жгли костер и тоскливо завывали песни про цыганскую любовь.
Ты лети, лети голубка,
Сердце бьется, ой, да не на шутку…
Я уйду осеннею порою и не обернусь.
Кроило душу цыганское многоголосье и рыдала в огороде Любка.
Тем временем из дома Толика подвезли духовых музыкантов. Во дворе забухал барабан, забряцали медные тарелки, загудела валторна и запела труба. Болгарская танцевальная Хора вышла на новый стремительный уровень.
Плясали все: украинцы и болгары, селяне и приехавшие из города родственники. Гости яростно трясли побелевшими поднятыми к небу руками. Остервенело били каблуками дворовую грязь.Блестели выпученными глазами, скалились перекошенными ртами и не обращали внимания на бегущую с огорода, падающую в грязь и орущую что есть сил Катьку.
- Любка повесилась!Любка повесилась! - голосила во весь двор, падала и вставала, падавала и вставала Катя.- Любка в коровнике повесилась,-истошно визжала Катерина.
По темному, вязкому чернозему толпа гостей ринулась в след за женихом.
Сбились с ритма,и перешли на плавные "Дунайские волны" музыканты.
В темном, давно заброшенном коровнике, на толстой деревянной балке висела тонкая фигурка в длинном светлом платье. Лица невесты видно не было, голову она наклонила вниз и печально рассматривала испачканные навозом белые свадебные туфли.