Убежище

Пролог или «Добро пожаловать в Убежище!»

Том решил не спать этой ночью. Совсем. Взрослые, почему-то любят отправлять детей спать и говорят, что это полезно. Том так не считал. Во сне с ним происходили неприятные вещи. Поэтому малыш изо всех сил боролся со сном. А до утра было еще так далеко…
Внезапно Том понял, что лампа на прикроватной тумбочке уже не горит. У мальчика перехватило дыхание и в животе забегали неприятные мурашки. Оцепенев,  он лежал в кровати. Состояние – препаршивое. Будто чего-то ждешь. Будто ждешь чего-то плохого.
Стоит об этом подумать – оно случается.
Движение началось в дальнем темном углу. Как раз там, куда неудобно было смотреть. Сначала темнота шевелилась сама по себе. Потом разделилась на плавающие в воздухе темные кляксы. Это были шуршики. Томми боялся их больше всего на свете, хотя не мог объяснить – почему. У них не было ни зубов, чтобы кусать, ни когтей, чтобы царапать. Они появлялись в темных углах и из-под кровати и медленно ползли по стенкам, похожие на амеб или микробов с картинки, которую показывала ему бабушка.
Бабушка у Томми была очень строгая. Еще бы! Заслуженный доктор медицинских наук. Она всегда сильно сердилась, когда Томми забывал перед едой помыть руки. А однажды сказала, что микробы с грязных пальцев залезают в рот и, поселившись в животе, кушают человека изнутри. Наверняка, шуршики тоже так умели!
Томми на всякий случай плотно закрыл ладошкой рот. И натянул одеяло до самых глаз. Он бы спрятался с головой, но неизвестность была хуже. Наблюдать, умирая от страха, все же легче, чем думать, что перебирающий отростками шуршик сейчас подбирается к твоим ногам или ползет по твоей подушке.
Сегодня шуршиков было особенно много. Томми тихо заскулил и позвал маму. Звук выходил изо рта слабым хрипом, будто губы разучились шевелиться. Ребенок зашелся в беззвучном крике, потом сбросил одеяло и кинулся к двери.
Коридор тоже темный и до страшного чужой: стены в зеленых с ромашками обоях стали серыми, а потолок ушел далеко вверх. Комната родителей оказалась пуста. Над заправленной кроватью колыхалась раздуваемая ветром занавеска.
В щель двери из комнаты Томми в коридор просочился шуршик…
Мальчик бросился вниз по лестнице. Ступенек в ней будто стало в тысячу раз больше, чем днем. Томми вбежал в гостиную – темно и пусто. Да где же они все?! Лихорадочно защелкал выключателем. Безрезультатно. И вдруг мальчик замер. И поднял взгляд. Весь потолок и верхняя часть стен буквально обросли живым, шевелящимся ковром из шуршиков.
Томми метнулся прочь, шуршики темной волной хлынули за ним. Мальчик побежал на кухню – а зря. Другой двери там не было. Спиной прижавшись к кухонному шкафчику, малыш наблюдал, как шуршики заполнили собой единственный выход и, сливаясь друг с другом, начали образовывать нечто большое и, без сомнения, страшное.
Темноту искромсала вспышка света. Словно перед носом Томми взорвался беззвучный фейерверк. Частички мерцающей пыли еще не осели на пол, а между мальчиком и шуршащей массой монстров поднялась во весь немалый рост огромная человеческая фигура. На минуту у Томми мелькнула надежда, что это папа. Но незнакомец был куда выше и шире в плечах. Томми видел его со спины. Серый плащ всколыхнулся от резкого движения и опал. А в руке –Томми ощутил прилив восторга – сверкнул прямой, обоюдоострый меч.
Рыцарь – так мысленно назвал его Томми – шуршиков не боялся. В зазвучавшем низком голосе не то что не было страха, а явно слышалось презрение.
- Пошли вон отсюда.
Шуршики злобно шуршали, но с места не двигались.
Рука с мечом чуть приподнялась. Острие указало на шкафчик под раковиной. Дверца его была приоткрыта, проем светился, будто среди ночи там прятался ясный день. Томми неуверенно шагнул. Существо, слитое из шуршиков, с оглушительным шелестом протянуло лапу ему на перерез. Сверкнул меч – и лапа упала, перерубленная, брызнув на пол и стены смолянистой, черной кровью.
У Томми зародилось двойственное желание – убраться отсюда подальше или посмотреть, как рыцарь будет сражаться с шуршиками. Благоразумие победило и он прыгнул в распахнувшуюся дверцу. Как на детскую горку ступил. Заскользил вниз, но не очень быстро. Успел рассмотреть, что движется по тоннелю, сплошь выложенному подушками. Все они были одинакового размера, но самых разнообразных цветов. Под Томми каким-то образом тоже оказалась подушка. Побольше тех, что украшали стены тоннеля, она стояла ребром и мальчик восседал на ней, как на коне.
Он ехал минут пять, то замедляясь, то ускоряясь к великому своему удовольствию. Встречный ветерок незаметно выдул из головы недавние страхи. И вдруг – плюх! Тоннель кончился, неожиданно выплюнув подушку и наездника на залитую солнцем поляну. Всю землю устилал пушистый, пружинящий под ногами слой. С чистого неба над головой сыпался сухой и теплый снег. Подставив ему ладони, Томми понял – это же пух одуванчиков!
Одуванчики Томми любил, но, вот беда – всякий раз его от них прохватывал жуткий насморк и чихалось раз сто подряд. Так было всегда. Но сейчас откуда-то явилась спокойная уверенность – здесь ничего подобного не произойдет. Здесь вообще не может произойти ничего плохого.
- Ты прав, – услышал Томми позади себя голос. – Это место Иллюзия создала из капли материнской заботы, щепотки детской беспечности и большой порции обыкновенного чуда.
Произнесший это невысокий человечек был одет в коричневые брюки, белую рубашку, пестрейший атласный жилет и канареечно-желтый галстук бабочку.
- Добро пожаловать в Убежище, Томас.


Глава 1. Игры Черной Донны

- Ты в своем уме? – архангел Александр воззрился на Иллюзию. Та возлежала в поросяче-розовой пижаме, на облаке, имеющем вид мягкого кресла и пыталась установить авторучку вертикально у себя на носу. Алекс подумал, что вопрос его наивен. – Как тебе на ум взбрело доверить детей этому фанатичному маньяку-психопату?
- Если бы ты больше знал его первообраз, - резонно заявила Иллюзия, продолжая заниматься своим делом, То понял бы, что никто не справится с нечистью и не защитит детей лучше него.
- Нужно поручить это Ирбису. – предложил Алекс. – Помнится, в твои детские годы его обязанностью было вызволять тебя из страшных снов.
- На Ирбисе и без того вся природа Эдвенчера. – возразила Иллюзия. – От капли росы до восхода солнца. Мне, например, совесть не позволяет сваливать всю тяжелую работу на самых ответственных исполнителей. Я же всего лишь Бог, а не ректор института.
- Тогда Моане. – не унимался архангел. – Малышня будет от нее в восторге.
- Ты серьезно? – Госпожа И весело подняла брови. – Собираешься отправить Джамбо сражаться с ночными кошмарами?
Алекс поморщился и промолчал.
- Или сам желаешь повозиться с детишками?
Эта идея тоже не вызвала энтузиазма.
- Уж поверь мне. – покуда еще ласково проворковала Иллюзия. – Крузейдер – лучший из всех бойцов с нечистью на моей памяти и он отлично справиться и с кошмарами… и с детишками…
- А еще у него зеленые глаза и это признак твоих любимчиков. – Алекс подозрительно прищурил свои глаза цвета молодых листочков тополя. 
Иллюзия расплылась в улыбке чеширского кота:
- Нууу… и кроме того... Такая сила, такой темперамент!…   
 Алекс покосился на мурлыкающе божество и приставил руку ко лбу.
- Хольгер Корлайт – инквизитор, фанатик и убийца. – отчеканил архангел. – У него руки по локоть в крови. Ты вытащила его прямиком из ада – и уже безусловно ему доверяешь? Он не может быть Хранителем…
- А Смотритель Убежища им доволен. – перебила Иллюзия. Авторучка снова упала, на сей раз ей в глаз и у Госпожи И испортилось настроение. – И с детьми он практически не контактирует. И я хочу спать.
Кресло-облако обратилось в мягкую перину и медленно поплыло вверх. Алекс раздраженно вздохнул и придержал его за край.
- Люмьер просто добродушный болванчик, он практически всем доволен. Ну.. давай я побуду Хранителем Убежища, пока ты не найдешь кого-нибудь получше?
- Я что – не в своем уме, чтобы доверить детей какому-то малолетнему преступнику и законченному раздолбаю?   
Алекс невольно усмехнулся.
- Если это дело плохо кончится, - крикнул он во след уплывающему облаку. – я не виноват!
Брошенная сверху авторучка щелкнула архангела по лбу.

*   *   *

Демон с тысячью имен.
Ее Величество Черная Донна – Суккуба Не Рожденная, Та, Что Была Всегда, в веках имела тысячи имен. Ее видели в лицах многих богов. Ехидна – мать чудовищ, Геката – богиня ночи и колдовства, Астарта – символ сладострастия и покровительница проституток. Амелит – мучительница грешных душ. Серкет – чудовищная женщина-скорпион, и наконец, великая и ужасная Кали – любительница человеческих жертв, повелительница тугов – душителей, жрецов смерти.
Во все века людей прельщала ее власть – сила искушения, притяжение первородного греха. Она была супругой дьявола. За неукротимую жажду крови и порока была дана ей власть главного Экзекутора преисподней и охотника за душами. Своих слуг, искушенных в колдовстве ведьм, могущественных демонов, суккуб-обольстительниц Хозяйка Ночи рассылала по свету, охотиться за душами праведных людей и тех воинов света, которые больше всего досаждали Властелину Ада.
Тех из них, кто оступался и попадал в тенета Черной Донны, ждал суровый выбор: вечные муки или служение дьяволу.   
Черная Донна любила играть.
Она с удовольствием мучила, сжигала, обжиралась трупами и упивалась кровью всех попавших в ее лапы жертв. Но были среди них и любимые игрушки.

Эстетика боли.
Железные крюки свешивались на цепях, продетых в кольца, закрепленные на потолке. Служители-туги сорвали с пленника всю одежду до пояса и проткнули запястья этими крюками. Пленник не издал ни звука, хотя открытые глаза заметно стекленели от боли. Напряженное тело лишь раз вздрогнуло, когда не особо острые крючья проникали в плоть. Кровь текла из ран, но туги были профессионалами своего дела и не задели ни одного жизненно важного сосуда.
Все это время Она сидела в темном углу комнаты, в своем любимом человеческом обличии хрупкой бледной девушки с белоснежными волосами и огромными синими глазами. Глазами с дурацкой, мечтательной поволокой, которые изредка меняли цвет. Когда заблестела первая кровь, они налились алым. Черная Донна заворожено, словно из ложи в театре, наблюдала за происходящим.
Туги потянули за цепи, подвешивая пленника вертикально над полом. Они развели его руки вверх и в стороны, и закрепили цепи, добившись, чтобы он висел прямо, едва касаясь ногами пола, только голова свесилась на грудь и глаза были закрыты. Теперь капельки крови красиво падали вниз, а один из молчаливых служителей поднес Госпоже мольберт, холст и кисти.
Не спеша, Донна рисовала своего пленника, вдохновенно выводя каждую черточку красивой мужественной фигуры.
- У боли и смерти есть своя эстетика. – сказала Она через некоторое время, обращаясь к мурлычащей под ногами белой кошке. – Жаль, что я не могу нарисовать, как он дышит сейчас. Какое у него прерывистое дыхание, когда он пытается справиться с болью. Когда я закончу, я, пожалуй, подойду и положу голову ему на грудь. Послушать это дыхание и стук сердца. Запах крови тогда станет ярче. И – да. Еще и тепло его тела. Это тоже очень приятно. – затем она обратилась к скрывающимся во тьме слугам. – Вы позаботьтесь о том, чтобы он не потерял сознание. Алой краски стоит сделать больше! Глядите, она почти высохла.
 Жрецы поняли ее приказ с полуслова. Двое тугов взялись за плети. Ременные косицы были переплетены медной проволокой и мелкими зазубренными крючочками. Пленник тоже все слышал и понял, что сейчас будет, потому сильней зажмурил глаза.
С первого же удара плетка, как изящный змеиный язычок, прилипла к его боку и, рванувшись назад с характерным треском разрываемой кожи, оставила за собой кровоточащий след. Тело пленника вздрогнуло, едва слышный сдавленный стон заставил Суккубу облизнуться. Следующий удар рассек его спину по диагонали. Теперь он снова молчал.
3… 4… 5… 6… 7… 8… 9… 10… 11… 12… 13… …
- Стоп! – Суккуба подняла ладошку. – Довольно. Мне вовсе не надо, чтобы кожа с него слезала клочьями. Думаю, сейчас узор получился красивый.
Донна добавила на холсте красным те полоски, которые появились спереди, когда плеть обвивала тело, и кончик ее захлестывался на плече или на животе жертвы. Рисунок, видимо, ей понравился. Она живо вскочила, подошла и обняла пленника, как и хотела. Ему было неприятно. Суккуба улыбнулась и прижалась покрепче, с наслаждением вслушиваясь, как медленно восстанавливается его дыхание.
- И ведь всего-то одно слово… - сказала Донна.
Пленник был выше ее на голову, и когда она стояла вплотную, губы ее касались основания его шеи.
- Ты убивал невинных во имя Бога, теперь будешь убивать во имя Дьявола, велика ли разница? Твой Бог не защитил тебя от греха и сослал сюда. А Дьявол даст тебе свободу. Соглашайся. У тебя еще вечность, вечность таких дней, как сегодня. Рано или поздно ты сдашься.   
Он не ответил, даже не взглянул на нее. И Донна по опыту знала, что значит такое молчание. Обычно те фанатики, что кричат: «Нет! Тебе не сломить меня, проклятая ведьма!» - уже на следующий день соглашаются. Их удел стать мелкими бесами.
- А из тебя ведь выйдет элитный демон. – вслух сказала она. – Но спешить нам некуда. Дьяволу нужен результат… а мне процесс.
Слуги переставили мольберт и теперь она села рисовать его со спины, где алой краски было значительно больше, тщательно срисовывала получившийся на коже хаотичный узор красных полос. Наконец и второй рисунок был закончен, а в помещении меж тем стало невыносимо жарко.
- Он потерял много крови и испытывает сильную жажду. – серьезно предположила Донна, аккуратно сворачивая оба холста. – Облейте его соленой водой и оставьте здесь на весь остаток дня. Но к ночи приведите его ко мне.

Полусветная Пещера.
Дни и ночи постепенно сливались в вечность. Каким бы изощренным фантазиям не предавалась Черная Донна, пленник ее оставался несгибаемым в своем упрямстве. Впрочем, изредка в непрерывных испытаниях его воли случалась передышка.
Дело в том, что однажды, Дьяволу пришлось прийти с повинной головой к Верховному Божеству сего мира. Госпожа Иллюзия вняла просьбе Дьявола, однако взамен Властелин Ада принял условия, среди которых был и Урочный День. Никто, кроме самых высших существ, не знал момента его наступления. Но в этот День души праведников могли спускаться в Ад, и на короткий срок облегчить страдания томящихся там пленников. 
Того пленника суккубы, о котором идет речь, отводили в Полусветную Пещеру, подальше от других и оставляли там, не снимая цепей со скованных за спиной рук. К нему являлась темноокая женщина с черными, как смоль волосами.
Женщина носила одежды того народа, который пленник привык считать своими врагами. Немало ее сородичей погибло от его руки. Впервые увидев ее Полусветной Пещере, он решил было, что она явилась для отмщения.
Он без трепета выдерживал взгляд любого демона и без страха смотрел в лицо самого Сатаны. Но едва узнав эту женщину, пленник закрыл глаза и, опустив голову, стал ждать удара. 
Тогда ласковая рука стерла кровь с его щеки, и пропитанное отваром трав белое полотенце мягко легло ему на плечи.
От нее веяло запахом трав и даже давно забытой прохладой утреннего ветра. Ее нежные руки обрабатывали его раны и снимали боль. Но даже само присутствие этой женщины и забота, были своего рода наказанием для пленника. Ее милосердие исцеляло его тело, но лишь прибавляло груз вины, лежащей на его душе.
В первый раз он отстранился со злостью и вызовом во взгляде:
- Зачем?... 
Лицо женщины омрачилось на минуту. Наконец она сказала:
- Моего мужа, меня и моих детей убил Солдат. Но Человек спас мою младшую дочь. Солдат повиновался приказу. Человек… человек – только своему сердцу.
Он выпрямился, собираясь что-то возразить, но видимо усталость взяла верх над противоречивостью фанатика, и пленник опустил голову, с некоторым облегчением позволяя себе отдаться заботливым рукам недавнего врага. Она рассказывала ему о том, что происходило в верхнем мире. Суккуба сделала бы все, чтобы он не слышал ее речей, но демоница была бессильна что либо сотворить с чистой душой женщины. А покуда пленник находился под ее покровительством, и с ним тоже. Голос женщины поднимал из полу стертой памяти пленника светлые образы, а слова придавали сил бороться дальше. За что бороться? Неизвестно. Возможно лишь за то, чтобы не предать самого себя.
Но в одну из встреч в Полусветной пещере, как раз перед прощанием, женщина вдруг провела рукой по светлым волосам пленника, хотя никогда раньше не допускала ласки, лишь необходимую заботу. Когда он с удивлением воззрился на нее, женщина коснулась теплой рукой его щеки.
- Сегодня я пришла в последний раз. Ты долго держался, но завтра ты сдашься и позволишь Суккубе забрать твою душу.   
Ее слова поразили пленника, в глазах его зажглось изумление, а затем и злость. В душе он был благодарен своей благодетельнице и даже привязался к ней. Однако такова была натура человека, построившего свою жизнь на догмах и служении им, что пойти на смерть и муки ему было легче, чем расшатать хоть единый камень в крепостной кладке своей веры.
- Ты лжешь, язычница, такого не может быть! – его гнев вырвался не в крике, а в тихом шепоте, но от этого не стал менее пылким. – Я… я ни разу даже в помыслах не склонился к тому, чтобы принять ее предложение! И нет ничего, чтобы заставило бы меня…
Женщина покачала головой и он замолк, пораженный неожиданной теплотой и радостью в ее взгляде, радостью, которую при всем желании нельзя было списать на злорадство.
- Будущее покажет.

Девочка со свечой.
Сложно понять, как определяли время жители ада, если времени в аду не существовало. Тем не менее, Урочный День окончился, и Суккуба вернула себе свою игрушку.
Демоническая сущность Черной Донны нуждалась в энергии или эмоциях других существ, ее плотоядное естество требовало крови и плоти. Жертв всегда было много, но избалованная демоница часто приберегала свой голод для избранных.
Донна осталась со связанным пленником наедине. Не было даже белой кошки, хотя Суккуба обычно делилась со свой любимицей, позволяя Люции наблюдать, и тем самым подпитываться страданиями жертвы и текущей через край энергетикой похоти и страсти своей Хозяйки.
Обняв пленника сзади, Суккуба запрокинула ему голову и впилась внушительными клыками в шею. Рот ее наполнился кровью, а сознание удовольствием. Ладони прошлись вниз и вверх по бокам мужчины, затем острые коготки воткнулись ему под ребра. Не для того чтобы удержать жертву в неподвижности. Он настолько привык к ее укусам, что уже не сопротивлялся, физически не сопротивлялся, зная, что стоит ему дернуться, боль мгновенно возрастет сто крат. Он лишь закрывал сознание от ее дурманящих чар, уже смирившись с тем, что стал пищей и игрушкой для демона. 
А коготки, воткнувшись в плоть, осязали каждый вздох жертвы, каждый из постепенно затихающих импульсов в его теле, пока пленник наконец не потерял сознание.
Очнулся он, лежа на полу, постепенно проясняющемуся взору открылся высокий каменный свод и, лучащееся глуповато-нежной улыбкой, человеческое лицо Черной Донны. Она сидела у него на животе, остреньким ноготком обводя его губы, а потом наклонилась и слизнула бегущую от уголка рта полоску крови. Пленник вздрогнул от отвращения и только тогда вдруг почувствовал, что не связан. Это было странно, и он попытался приподняться, сесть. Суккуба не помешала ему, лишь тихо слезла с него и, когда он встал на ноги, скользнула за спину. Пленник замер, ожидая ее очередной выходки, но она лишь обняла, положив остренький подбородок ему на плечо.
- Ты сейчас хочешь меня ударить, да? – промурлыкала Донна, ее руки бродили по телу мужчины, поглаживая. Она знала, что ему от этого не больно, по идее, должно бы быть даже приятно, но он этого не хочет. Ощущать такое внутреннее сопротивление, как и осязать ладонями напряжение его мускулов, доставляло удовольствие. – Расслабься. Не думаю, что от этого будет хоть какая-то польза.
  Ее рука дошла до низа живота, скользнув за пряжку ремня – пленник слегка вздрогнул.
- Алмазная донна! – послышался воркующий голосок, и суккуба с разочарованным шипением убрала руку.
- Люция.
- Наша гостья, донна. – кошка потянулась, припав на передние лапы и махнула хвостом. – Она на подходе.
- А жаль. – неожиданно серьезно изрекла демоница, пытаясь сбоку заглянуть в лицо пленника. – Он был одной из моих любимых игрушек… Но воля Доминуса… да будет исполнена. Идем!
Суккуба решительно пошла прочь, отойдя шагов на десять, обернулась.
  - Идем же. Тебя ждет сюрприз.
Пленник давно выучил ее сюрпризы. Но до этого она никогда не звала, хотя он не сомневался, стоит ему отказаться идти – его просто напросто отволокут по месту назначения. К тому же человеческое любопытство оказалось неистребимо. Он последовал за ней.
Переместились они куда-то или нет, сказать наверняка нельзя, ведь в Нигдеиникогда не существовало пространства. Окружающая их обстановка – тоже не более чем клочки всеобщей иллюзорности – преобразовалась. В частности, появилось большое зеркало. Суккуба и пленник отразились в нем в полный рост.
Ах, да. Нечто подобное он помнил. Ему хотят показать ошибки или какие-то тяжелые моменты его прошедшей жизни. Он даже собирался пренебрежительно усмехнуться. Разве его мучительница еще не поняла, что он ни о чем не жалеет? И путь, что был предначертан ему Бо…
Оказывается, все было не так просто.
Поверхность зеркала действительно затуманило видение. Но оно не принадлежало прошлому.
Было темно.  В тесном кругу на полу обшарпанной комнатушки сидели люди. Подростки. На головах черные капюшоны, в руках мистические символы, явно из какой-нибудь дешевой сувенирной лавки. Выкрашенная акварелью черная свеча бросала дрожащий свет на взволнованные лица.
Пленник Суккубы презрительно фыркнул. Как не странно, Донна разделяла его презрение.
- Сатанисты. – широко улыбнувшись, изрекла она. – Овцы стада дьяволова. Сколько в мире этих забавных людишек! Как мелкие торговки в базарный день, они наперебой предлагают Дьяволу свои серые душонки. За силу, за власть, а кое-кто просто за причастность. Кому-то нечем выделиться из толпы – и он решает стать сатанистом, наивно полагая, что это прибавит ему бунтарского шарма. Тысячные стада тупого быдла ищут таким способом оригинальности! Кто-то молил бога избавить его от прыщей, не получив желаемого, обиделся и решил «отомстить», уйти во Тьму.
…И почему они думают, что их жалкие души вообще нужны Тьме? О, нееет! Тьме милее благообразные, пузатые джентльмены, каждое воскресенье спешащие в дом господень, что не мешает им, впрочем, отравить своего партнера за контрольный пакет акций. Тьме милее набожные кумушки, из доброжелательности рушащие семьи своими сплетнями или тираны, шагающие к «всеобщему благу» по костям тех, кто благо это не приемлет. Нам куда полезнее лицемерные священники-прелюбодеи или вот такие, как ты, рыцари креста, рубящие ближних своих с плеча и потом предоставляющие богу сортировать кровавые груды – «свой - не свой»…
А эти неудачники по жизни? Трусы, режущие по подвалам беззащитных котят? К чему они Сатане? Что черви под ногами. Мы могли бы миллионами собирать по миру урожай их душ. Только зачем нам этот мусор?.. 
Весело щебеча, Черная Донна тем не менее зорко следила за реакцией пленника. Тот был хмур и каменно спокоен. В общем-то, в сказанном он был солидарен с демоницей.
- Но вот эту душу… - суккуба ткнула белым пальцем в изображение сидящей как раз напротив зеркала девочки. – Вот эту душу я все же возьму… Эта малышка – добрейшее, невинное создание. Вся ее вина в излишней добросердечности. Она полюбила не того человека и ныне искренне верит, что следуя его путем сможет спасти его. А его и спасать-то незачем. Его пустая душонка дьяволу не нужна. А вот ее… как ты думаешь? Что я смогу с ней сделать, когда она добровольно поступит в мое распоряжение? Отдать на развлечение демонам? Содрать с нее кожу и каждый день варить живьем в котле?
Девушка протянула руку вперед и взяла свечу. Низко надвинутый на лицо капюшон сполз с головы новоявленной сатанистки. Сейчас ей было около пятнадцати. Сколько жизней она успела прожить с тех пор, как он видел ее в последний раз? Пусть девушка довольно сильно изменилась, круглая ребяческая мордашка превратилась в красивое женственное лицо, пусть некогда пухленький, теплый комочек детской наивности превратился в худенькую, бледноватую отроковицу, пленник узнал ее сразу.   
- Ты ничего с ней не сделаешь, – глухо отозвался он, обреченно закрывая глаза. – Иначе ты не привела бы меня сюда.
- О, да, – сказала Суккуба, деловито извлекая из складок платья кривой нож и черный камень. – Одно слово, паладин. Одно слово – и я не приму ее душу, глупышка поиграет в дьяволопоклонницу да и позабудет. Может мозги встанут на место. А я заберу твое сердце и вложу вместо него вот этот камень. Ты станешь демоном. И уже не вспомнишь, зачем так упрямился все это время. Не так уж плохо. Соглашайся.
Рыцарь слушал с отсутствующим видом, размышляя о пророчестве целительницы из Полусветной Пещеры. Она оказалась права, нашлась управа и на его упрямство.
- Да.
- Повтори.
- Я согласен.
Суккуба усмехнулась. Усмешка вышла с горчинкой. И подняла нож:
- Аминь.
Где-то в темной комнате из дрогнувших рук Юми Миадзаки упала свеча. И погасла.
- Осторожнее, ты ковер запачкаешь! – заворчала на нее соседка, чиркнув спичкой.
Юми дочитала свою присягу дьяволу. Душа разрывалась от печали и торжественности момента. Она подняла взгляд на сидевшего напротив, готически разодетого и подкрашенного паренька, который пытался скорчить демонически обаятельную улыбку.
«Я это сделала ради тебя, - попыталась она улыбнуться в ответ. – Потому что в душе ты хороший и я спасу тебя, и всегда буду рядом. Даже на самом темном пути». 
Темный пусть оказался не так уж восхитительно темен.
Пару недель украдкой перемигиваться с «сопричастными» казалось интересно. Но потом темные мессы на задворках домов, братское лизание порезанных пальцев, жертвоприношения дохлых крыс стали вызывать только приступ смеха. Когда ей предложили зайти подальше – убить живое животное, подарить дьяволу свою… девственность, в Юми вдруг заговорил здравый смысл. Сколь не увеличивай ставки, шутовство останется шутовством, разве что дурости в нем поприбавится. Чем дальше зайдешь – тем большим идиотом окажешься.   
Три месяца спустя, девушка отправила в мусорный ящик черный балахон и потрепанную книгу заклинаний, а заодно и указала на дверь своему любезному сатанисту, разглядев за трагической маской темного миссии обычного позера и недоросля.
Ореол мистики развеялся прахом. Ну и дурой же она была! Детские игры… пора с ними заканчивать. Пора взрослеть.


Глава 2. Лис выходит на охоту

От Убежища Томми пришел в восторг. Пожалуй, здесь было все, что угодно детской душе. И ничего из того, что угодно не было.
Само Убежище представляло собой сеть переплетенных ходов, пещерок, тоннелей, которые вели в самые разнообразные места. На Поляне Одуванчиков, к примеру, всюду лежал белоснежный пух, а покрытая им земля пружинила под ногами, как батут. Скачи и прыгай хоть до небес – не расшибешься. Васильковая Лагуна представляла собой теплый, кристально чистый водоем, с трех сторон его окаймлял пляж со сливочно-белым песком, с третьей возвышалась скала, изборожденная желобами водяных горок и отростками трамплинов. Больше всего Томми понравился Ромашкин Луг. Там, на зеленой траве паслись белоснежные пони. Когда ребенок вскакивал на одну из них, лошадка тут же меняла цвет. У пони Тома посеребрились копыта, грива и хвост стали бирюзовыми, а белую шерсть усыпали голубые васильки.
Дети были здесь везде. Бегали, прыгали, скакали, купались, орали, носились по коридорам играя в прятки и догонялки. Томми познакомился с девочкой Катюшей и мальчиком Ченом. В Убежище все говорили на одном языке. Правда, Катя уверяла, что это русский, а Чен – что китайский. Томми же был уверен, что все трое говорят на английском.
- Нравится тебе здесь? – спросил Смотритель, когда запыхавшийся Томми присел отдохнуть на пригретый солнцем камень.
Вопрос, безусловно, глупый. Но Люмьер любил, когда хвалили его работу. Томми же заметил, что этот человек, очевидно, волшебник, ибо появляется точно тогда, когда Томми хотелось что-то спросить.
Томми закивал головой так, что у Люмьера возникло опасение – как бы она не отвалилась.
- Здесь здорово! – к удовольствию Смотрителя ответил мальчик. – Сэр, я могу показать это место родителям?
- Боюсь твои родители – солидные взрослые люди. Они не смогут прийти в Убежище или даже разглядеть вход в него… Не бойся, – поспешил заверить Смотритель, заметив, как вытянулось личико ребенка. – Ты вернешься к ним, когда взойдет солнышко. Надо только проснуться.
Том уставился на него круглыми глазами-смородинками:
- Значит все это сон и неправда?
- Это сон, – сказал Смотритель. – Но это правда.
- А-а… - не совсем уверенно протянул малыш. – Тогда ясно, – новая тревога наморщила его носик. – А если это сон – тут водятся шуршики?
Люмьер покачал головой.
- Ночным кошмарам сюда путь закрыт. Да я бы на твоем месте подумал – стоит ли их бояться?
- Они противные… - вздохнул Томми.
- Кошмары страшны настолько, насколько силен твой страх, – задумчиво проговорил Смотритель, но опомнился и объяснил проще. – Плюнь ты на них.
- Плюнуть?!
- Эм… ну… может не в прямом смысле…
Беседу прервала уже знакомая Томми вспышка. Хранитель Убежища появился за спиной Люмьера так неожиданно, что тот чуть не  свалился с камня, на который присел.
- В Убежище посторонний.
- А? Да? Ох… - Люмьер замер, прислушиваясь к собственным ощущениям. – Это может быть только один из герольдов, им путь открыт почти всюду… Нет-нет, – он придержал за рукав рыцаря, который начал было какое-то движение. – Никакого вреда они здесь принести не могут.
Томми показалось, что Смотритель слегка побаивается здоровенного воина. И то не диво – вид у Хранителя довольно грозный.
Крузэйдер – мужчина двухметрового роста, атлетического телосложения. Светлые волосы – коротким ежиком. Брови хмуро сдвинуты, в ярко-зеленых глазах сейчас поблескивают недобрые огоньки. Мрачную, не чисто выбритую физиономию по левой щеке пересекает сабельный шрам.
Совсем не успокаивающая внешность. Но Томми помнил, кто спас его от шуршиков и не боялся рыцаря.
- Я разберусь сам, – заверил Люмьер. Хранитель посмотрел с сомнением, но возражать не стал. Люмьер протянул Томми руку. – Идем, Томас, я покажу тебе Рождественскую Деревню!
Рождественская Деревня оказалась полной снега, сугробов, ледяных горок. Все дома в ней были пряничные, даже дым из труб выходил сахарными завитками. Но первым делом Томми обратил внимание на другое.
По большой заснеженной площадке носилась целая орава орущих и визжащих от восторга детей, по пятам преследуя серую лису. Томми, всегда любивший животных, застыл от ужаса, но, присмотревшись, убедился, что зверек сам играет с детьми. Мог бы давно убежать, а вместо этого выписывает по полю круги и восьмерки, порой останавливаясь, чтобы подождать преследователей, порой бросаясь сквозь их толпу, создавая тем самым веселую кучу-малу. В один из таких моментов лис все-таки был пойман, пищащая малышня тут же принялась его тискать, мять, целовать. Судя по прижатым к голове ушкам, ему это было не совсем приятно, но лис снисходительно терпел и никого не укусил.
И все-таки Томми с облегчением вздохнул, когда Смотритель со словами:
- Молодцы, ребята, а теперь дайте-ка его сюда… - забрал зверька у детей.
И тут произошло что-то странное.
Томми моргнул и не понял, как случилось так, что вместо серого лиса перед Смотрителем оказался мужчина с серебристо-серыми волосами.
- Приветствую тебя, братец, – перевоплощенный лис сотворил на лице белозубую улыбку, которая отчего-то казалась немного хищной.
Томми рассмотрел его внимательнее.
Лис, видимо, и правда был братом Смотрителя – очень походил на него. Одного роста, те же черты лица, тот же остренький птичий носик. Вот только Смотритель выглядел старше лет этак на десять, его короткие волосы были темно-коричневые, в отличие от светло-серых волос Лиса, собранных на затылке в гладкий длинный хвостик. Что касается одежды – тут они были полной противоположностью. В отличие от пестрого Люмьера, Лис нарядился в офисно-серые тона  и выглядел безукоризненно и стильно, будто это не он сейчас побывал в руках оравы детишек.
Но даже не в том было главное отличие. Различались глаза, да так разительно, что затмевали все прочее сходство. Спокойные карие глаза Люмьера глядели по-доброму, тепло и внимательно, будто хотели узнать все, что у тебя на душе и на сердце. А в тот единый миг, когда Томми встретился глазами с Серым Лисом, этот взгляд прошиб мальчика, как озноб. Пронзительный и холодный, он уже знал о тебе все и видел насквозь.
- Как твои дела, Смотритель? – весело и чуть фамильярно поинтересовался Лис.
И в человеческом облике он не потерял для детей своей привлекательности – не прошло и двух минут, как малышня снова облепила его со всех сторон, что-то ласково щебеча, а одна малютка даже влезла на руки.
- Прекрасно, Грэйфокс, – вежливо отвечал Смотритель, но Томми отчего-то подумал, что Люмьер не рад визиту. – Спасибо. Ты здесь по делу?
На  прохладную сдержанность Лис не обратил никакого внимания.
- Дела? Ах, нет, братец, – заверил он, демонстрируя удивительно наглую и обаятельную улыбку. – Какие у демона туманов могут быть дела в твоем царстве чистейшей невинности? Просто заглянул навестить брата, да заигрался с твоими подопечными. Детская беспечность – восхитительно заразительная штука… - глаза Лиса блеснули льдистой хрусталинкой. - …И очень хрупкая, насколько я понимаю. Достаточно одной капельки взрослых проблем, чтобы разбить ее в дребезги. А ведь именно на ней держаться устои твоего Убежища, да, братец?
- Таково правило, – осторожно подтвердил Люмьер. Сохранять фальшивую доброжелательность  него выходило не в пример хуже, чем у брата. – Эм… может, желаешь пройти в мой кабинет, выпить чашечку кофе?
- Очень любезно с твоей стороны, Смотритель. Не откажусь, – тонко усмехнулся Лис, отпуская с рук на землю девчушку, которая на протяжении всего разговора не переставала теребить его за волосы, пытаясь заплести косичку и, сунув курносый носик почти в самое ухо, лепетать:  «Грэй, сделай лисичку…». – Прости, моя хорошая, как-нибудь в другой раз… А тебе не кажется, братец, - продолжал Грэйфокс, игнорируя явное нежелание Люмьера обсуждать эту тему на слуху у детей, – что это несколько не справедливое правило? Ведь взрослые – их папы и мамы – Лис повел рукой в сторону притихших в раздумье ребят, – тоже хотят укрыться где-нибудь от своих страхов и проблем, а вы их не пускаете в этот райский уголок?
- М-м-мы не то чтобы не пускаем их… - поспешно заверил Люмьер, глядя в округлившиеся глазенки детей. – Просто люди, взрослея, перестают видеть Убежище, перестают верить, что можно где-то укрыться от невзгод. Проблемы взрослых становятся слишком тяжелы, чтобы от них здесь спрятаться… а со страхами взрослые должны бороться сами. Но мы ни от кого не запираем дверей.
Томми заметил, что Люмьер крепко сцепил руки в замок. Так обычно делал папа, когда злился, но не хотел этого показать. Повисла гулкая тишина. Потом Грэйфокс примирительно рассмеялся, шагнув к брату, взял его за локоть, увлекая к выходу из Рождественской Деревни.
- Ах, вот как. Несомненно, вы удивительно гуманны.
Внезапно Лис, словно впервые, заметил стоящего поодаль от других детей Томми. Мальчик даже затаил дыхание, когда пронзительный взгляд снова остановился на его лице. Если быть честным, он с самого начала хотел, чтобы загадочный собеседник Люмьера обратил на него внимание. Хитрые нотки в голосе Лиса гипнотизировали, как ласковое урчание хищного зверя, Грэйфокс одновременно завораживал и настораживал Томми, как завораживают и настораживают ребенка изящные изгибы и узоры ядовитой змеи. К тому же Томми, может, единственный из всех здесь беспечно играющих детей, чувствовал, что Лис какой-то «не совсем добрый и не очень хороший», скользкий, лукавый, опасный, а потому в мальчике пробудился особый детский вызов – проверить себя и не испугаться.
- Наблюдатель, я полагаю? – промурлыкал Грэйфокс, чуть наклоняясь к Томми. – Сердце и Глаза Истории, под покровительством самого Спасителя и наделенный силой его чистоты? Думаю, именно твоя вера в определенный момент станет решающей, мой малыш…
Разумеется, Томми не понял ровным счетом ничего, не понял даже, к нему ли обращается Лис. Но промолчать было бы не вежливо и трусливо, поэтому он представился:
- Я - Томми Джойс… - и сконфузился, потому что в глазах Лиса вспыхнули искорки смеха.
Но теперь настала очередь Люмьера потянуть брата за руку, возвращая себе его внимание.
- Надеюсь, в этот раз нам не придется испытывать чью-то веру, – сказал Смотритель куда тверже, чем раньше.
Томми мог поклясться, что улыбка Грэйфокса на мгновение стала презрительной, чтобы затем вновь обратиться в добродушно-глуповатую.
- Да, да, конечно. Я лишь предположил.
Детвора в Рождественской Деревне уже шумела во всю, вернувшись к веселым играм, а Томми, все еще сбитый с толку, стоял и смотрел в след уходившим братьям, дослушивая остатки их разговора.
- А ты не опасаешься своего Хранителя, братец? В душе у него, по-моему, сплошь хаос да потемки. Опасное соседство для детской беспечности. Боюсь, Иллюзия поспешила, досрочно вызволив его из ада, где он отбывал вполне заслуженное наказание.
- Пути Иллюзии…
- Неисповедимы, знаю. Но нам ведь не возбраняется иметь собственное мнение?
- Крузэйдер просто Страж Убежища. Что у него на душе – не мое дело, коль он умеет держать это при себе…

*   *   *

Рыцарь не спеша шагал по лабиринтам Убежища, задумчиво устремив взгляд в пространство. Он не обходил вверенную ему территорию, в этом не было необходимости. Он и так лучше Смотрителя ощущал чужое присутствие. Как нервная клетка чувствует состояние всего организма, так и Хранитель почувствовал бы, пойди что-то не так. Можно сказать, пульс жизни Убежища бился теперь в его крови.
Сейчас все шло, как надо.
Месяц над реальным миром висел еще молодой да добрый и пока не шалил. Не считая Томми с его шуршиками, ночь выдалась на удивление спокойной.
Конечно, рыцаря радовал тот факт, что дети мирно спят в своих кроватках, но периоды вынужденного безделья давались ему нелегко. Хотя бы потому, что в незаполненную мыслями голову легче вползали непрошеные воспоминания.
Хранитель остановился у высокой арки, ведущей в очередную локацию Убежища. Здесь не было ни дна, ни потолка, лишь небольшой козырек у входа, как взлетная площадка над бездной по-летнему ясного неба. Дети катались на кудрявых белых облаках, съезжали вниз по семицветной радуге.
Рыцарь наблюдал за ними, не выходя на падающий из-под арки свет. Он стоял, устало ссутулившись, как человек, к совести которого прилипло слишком много всякой дряни. Однако, от беззаботности детского смеха плечи мужчины несколько распрямились.
Вот кудрява егоза лет пяти, спрыгнув с облака, бросилась удирать от своей подруги, споткнулась и полетела бы вверх-тормашками, но рыцарь, даже в задумчивости не утратив молниеносной реакции, придержал ее одной рукой и поставил на ноги.
- Ой… -  малышка уставилась на рыцаря настороженно-лукавыми глазенками. Таким взглядом расшалившиеся дети обычно одаривают взрослых: будешь ругаться, или обойдется?
Зеленые глаза рыцаря чуть прищурились в ответ, но дети отлично умеют распознавать тень улыбки даже на самых суровых лицах. Радостно взвизгнув, малышка уткнулась сияющей мордочкой в рукав серого плаща, повертела кудрявой головушкой и улепетнула вслед за обогнавшей ее подругой.
Рыцарь пошел своей дорогой.
Он прекрасно помнил, как когда-то согласился служить Дьяволу. То ли свет тогда померк, то ли он просто потерял сознание и блуждал во тьме, пока, услышав, как его зовут по имени, не открыл глаза и не увидел над собой чистейшую синеву полуденного неба. Не могло быть такого неба в аду! Затем, на фоне неба появилась смеющаяся рожица Иллюзии, которая, видимо, сидела над ним и смотрела на него с головы.
- Я рада, что нагло тебя похитила и ничуть не стыжусь своего поступка. Бедная Суккубка, она так разозлилась, что чуть хвост себе не укусила. А впрочем, поделом ей.
Пока рыцарь поднялся, Иллюзия обошла вокруг и встала перед ним – руки в бока – довольная и насмешливая.
- Ну? Так. Я жду вопроса – «как я сюда попал»?
Рыцарь промолчал, но иронично поднял бровь – мол, ну-и-как-же-я-сюда-попал?
- Самопожертвование, – с видимым удовольствием объяснила Иллюзия. – Теоретически оно аннулирует все прочие грехи. И, в твоем случае, пожалуй, теория сработала. Можешь не восхищаться и не благодарить меня за находчивость. Да, я просто чудо. И добро пожаловать на небеса. Теперь у меня вопрос. Чем ты собираешься заниматься? – понимая, что в потоке рвущихся из Иллюзии слов невозможно вставить ни единого своего, рыцарь просто безмолвно слушал. – Скажу заранее, у меня к тебе есть одно замечательное предложение! То есть, это по-моему оно замечательно. Тебе оно, скорее всего не понравится. Но, я думаю, ты все же согласишься! – и Иллюзия нахально воссияла.
Порой Крузэйдер не понимал, зачем согласился с Иллюзией и остался здесь, а не растворился в Забвении, которое милосердно поглотило бы и его воспоминания, и пустоту, образовавшуюся внутри него – и его самого заодно. Каким бы тихим и изолированным от событий Сферы ни был укромный мирок Убежища – от памяти, вины и разочарований он не спасал. А сердце воина не вмещало ни капли детской наивности, позволившей бы радостным впечатлениям вытеснить осадок прошлого.
- «Чистые сердца, - вспомнились ему слова Иллюзии, – со временем вернут тебе душевное равновесие. Твоя судьба – быть защитником людей. Ты можешь разочароваться в людях, но не сможешь отвернуться от них. Тебе не дано сложить оружие и уйти на покой. Защищать – значит сражаться. Это твой путь. А лучшее лекарство от прошлого – это будущее, стоит лишь решиться сделать шаг…»
И Крестоносец не свернул со своего пути.

*   *   *

Цвет глаз дьявола был неуместен в огненно-рыжей мешанине ада, как неуместно смотрелись бы две льдинки в пламени костра. Впрочем, сейчас сапфировые глаза Доминуса все же наполняло что-то жгучее. И это был гнев.
Он выслушал доклад Грэйфокса не перебивая, но под конец рассказа покинул трон и, полыхнув по залу пламенем черной мантии, остановился перед гигантским кострищем. Скважина в зеркально-черном полу исторгала из себя до странного бесшумный, бездымный огонь. 
- Смешно подумать, какими личностями окружает себя Иллюзия,  – в голосе дьявола тихо шипела ядовитая злость. – Бывшие преступники, террористы, психопаты-маньяки… ныне еще и палач-инквизитор прибавился к сонму ее «ангелов». Воистину, Насмешка – подходящее ей имя. И у нее хватает наглости строить из себя добрую фею?.. Убежище, значит!
Доминус обернулся так порывисто, что прятавшийся в капители колонны Таракан, испуганно икнув, решил на всякий случай притвориться мертвым и с сухим деревянным стуком упал на пол.
Грэйфокс и Доминус проводили взглядом его падение и вернулись к разговору.
- Раньше я обходил это место вниманием, но, коль скоро им понадобилась охрана, значит, есть что скрывать.
Легкий наклон головы Серого Лиса говорил скорее «возможно», чем «я согласен».
Зато Таракан воодушевился.
- Ну, конесно!!! – возопил он, хлопнув себя лапкой по лбу и принимая сидячее положение. – Они склывают факты сусествования НЛА! А все эти дети – пелеодетые агенты ЦЛУ! Шеф… Вы такой же паланоик, как я, – видимо, от чистого сердца похвалил Таракан. – У вас плосто чутье на паланоймальные явления.
Доминус прикрыл глаза и на секунду задержал дыхание, потом с пугающим спокойствием и посоветовал:
- Инсектус, если ты сейчас не заткнешься, ты об этом сильно пожалеешь. 
- Не-не-не! – заспешил Таракан, усаживаясь поудобнее и доставая блокнот с огрызком карандаша. – Я буду молчать! Как лыба… …как НЛА в виде лыбки… …кстати, они со мной лазговаливали! …Но я молчу... …Вот.
- И кому же противопоставлен этот паладин? – устало поинтересовался, видимо, потерявший нить беседы, Доминус. – Ведь по закону Равновесия - если для Иллюзии это не пустой звук! – любому ангелу должен быть противопоставлен демон…
- Этого мне не удалось выяснить, монсеньор, – с легким налетом сожаления отозвался Грэйфокс.
- Значит, выясним, – дьявол отвернулся, снова уставившись в пламя костра, бросавшее блики на его бледное лицо. – Мне интересно, что наша безумная девица собирается сотворить с этими детьми из Убежища. Кроме того, я не позволю ей изображать добродетель, после всех интриг и смертей, лежащих на ее совести.
Голос Доминуса стал глуше на последней фразе, но заметить это, наверно, мог бы только Грэйфокс, знавший о каких смертях идет речь.
- Найди способ провести в Убежище взрослого человека, – быстро справившись с голосом, приказал Верховный Демон. -  Люмьер не умеет врать и, если они «не от кого не запирают двери» - это будет легко. Насколько я разбираюсь законах символов и логических цепочках Сферы, нарушенное правило теряет свою твердость и потеряют твердость силы, охраняющие стены Убежища от вторжения. Когда тебе это удастся, я буду там с армией демонов.
В наступившей затем тишине было что-то странное, и Доминус понял, что удивлен, не услышав в ответ привычного «слушаюсь, монсеньор» от самого исполнительного из своих слуг. Серый Лис, задумчиво уставившись в пол, молчал дольше обычного, и наконец, произнес:
- Мне кажется, в законах, охраняющих Убежище, кроется какой-то подвох…
Дьявол удивился еще сильнее – Грэйфокс не имел привычки обсуждать приказы. Но Верховный Демон доверял лисьему чутью слуги, обернулся к нему и ждал, скрестив руки на груди. Почувствовав на себе его взгляд, Грэйфокс мотнул головой, будто отгоняя с носа муху, этим, видимо, обрывая свои мысли, и посмотрел на Хозяина.
- В общем и целом, монсеньор, ваша идея должна сработать. Положитесь на меня. 
Доминус слегка нахмурился. Но потом, приписав особое ударение на словах «ваша идея» собственной мнительности, подумал, что разгадал причину сомнений Серого Лиса.
- Никто в Убежище не пострадает, кроме Смотрителя и Хранителя. И то – если Люмьер окажет сопротивление, в чем я сомневаюсь, – пояснил дьявол. – Но этот Крузэйдер нападает на Ночной Народ, а они, как-никак, под эгидой Сумрачной Империи. И я этого просто так не оставлю. Кроме того Иллюзия вырвала Крестоносца из застенков Суккубы и его душа по праву принадлежит аду...
У Доминуса вдруг появилось неприятное ощущение, что он оправдывается… перед собой. Какое чувство на самом деле обратило его ярость против безобидного мирка Убежища? Он и сам понять не мог и не пытался, зашорив обзор соображениями логики и политики. В действительности же его сжигала ядовитая злость – то ли просто желание во всем противоречить заклятому врагу, то ли иное, до боли острое чувство, которого он не хотел или не мог признать.
- Просто сделай все возможное, – подытожил дьявол и отвернулся, давая понять, что разговор окончен.
- Будет сделано, мастер, – привычно отозвался Грэйфокс и покинул залу.
Таракан, тем временем закончивший выводить в блокноте каракули под заголовком «СИКРЕТНЫЙ МАТЕРИАЛ № 2401817» побежал за ним вдогонку:
- Эй, стой, подозди!… Как там тебя?... эй! Я тоже пойду! У меня больсой опыт в ласклытии паланоймальных дел!
Оба демона уже покинули Тронный Зал, врата его захлопнулись за их спинами, как вдруг, к великому изумлению Таракана, Грэйфокс действительно остановился и подождал его. Преисполнившись за это обожания к бывшему коллеге, Инсектус даже вспомнил его фамилию и протянул лапку:
- Спес агент Ларсон, имею честь быть васым напалником на влемя этого лассле…
Грэйфокс наклонился вперед, двумя пальцами выхватив блокнот из лап Таракана, поджег его в огне ближайшего факела и бросил на пол. Издав вопль отчаяния, Инсектус бросился было спасать свое сокровище, но по щелчку пальцев Серого Лиса, одна из каменных горгулий на стене вытянула шею и сцапала насекомыша, заключив в частой клетке каменных зубов.
- Ты сто делаешь, гад?! – заверещал Таракан. – Это зе тлуд всей моей зызни!
- Там было пять записей, – мило улыбнулся Ларсон. – Знаешь, «напарник»… Покуда я закончу с Убежищем, тебе придется посидеть здесь. Я, конечно, не думаю, что в твоей пустой голове хватит места злому умыслу. Но ты можешь проболтаться сдуру. А я никогда не рискую напрасно. Никогда.
Грэйфокс круто развернулся на месте, взмахнул хвостиком серебристых волос, растворился во взметнувшемся вихре серого тумана. На полу медленно догорал блокнот с «сикретными материалами».

*   *   *

Сонмище странных и страшных тварей, известных, как Ночной Народ, обитали во всех уголках Сумрачной Империи и выходили в Эдвенчер по ночам – искать добычу, сеять страх. В основе своей они были бестелесны и существовали меж двух миров, проникали в тонкие слои реальности, настигали людей в их снах, в полудреме, в одиночестве, в темноте. Их называли привидениями, астральными тварями. Некоторые их них были вполне безобидны, кое-кто даже дружелюбен. Но Грэйфоксу сейчас понадобились самые мерзкие из Ночного Народа. Ларвы – паразитирующие на людских страхах и боли.
 Вход в их обиталище напоминал воронку подземной норы в колонии неведомых насекомых. Уходящий в землю тоннель был облеплен густой паутиной и слоями слизистой, полуживой, пульсирующей гнуси. Серый Лис, отличавшийся брезгливостью чистюли, в отношении таких вещей испытывал глубокое отвращение. Впрочем, эмоции никогда не мешали ему в работе. Состроив страдальческую гримаску, он сошел к краю воронки и, расправив серые, как речной туман, крылья, нырнул вниз. Приходилось быть осторожным, чтобы  миновать бесконечные изгибы тоннеля и переплетения тенет. Демон держал свой путь в самую глубь норы ларвов, в сердцевину их логова. Он знал, что за ним по пятам следуют пробужденные его присутствием бестелесные твари. С каждым поворотом, с каждым уровнем, число их множится – ему это было на руку. И вот демон достиг дна, словно провалился в глаз тайфуна – огромный облачный колодец, стены которого постоянно вращались, медленно затягивая чернеющий далеко вверху выход.
Ларвы сбились в плотную массу, окружив Серого Лиса со всех сторон. То тут, то там можно было различить отдельные лики – безглазые, с разверстыми ртами – точно маска призрака или кричащий человек на картине Мунка. Круговерть ускорилась и внезапно все потемнело.
Лис увидел себя стоящим посреди темного, захламленного чердака. Мутным глазом луна смотрела в круглое окно. В луче ее света колыхнулась белая, призрачная фигура – совсем молоденькая женщина с растрепанными светлыми волосами. Белая ночная сорочка обтягивала округлый живот, на котором бережно лежала ее рука. И вот изнутри в живот уперлась крохотная младенческая ладошка. Оттиск ее отпечатался на белой ткани, стал влажным, а потом вдруг кроваво-красным, и алые полосы поползли по одежде женщины, образуя расплывчатое слово «убийца».
Это был один из тех редких моментов, когда Грэйфокс не улыбался. Но он прекрасно знал, что стоит кольнувшим эмоциям позволить взять верх – ларвы его сожрут на месте. Мысленно бывший агент Ларсон стиснул в кулаке эту занозу – каленую до бела кривую иголку, которую Иллюзия не то не смогла извлечь, не то намеренно оставила в нем после инициации. Не обращая внимания на обгорающие до костей пальцы, ни на миг не изменившись в лице, просто не пустил ее к сердцу – и все. Иголка остыла и затаилась. В знакомое лицо молодой женщины Лис посмотрел с философским спокойствием.
- Чтож… изобретательно. – тихо, очень тихо произнес он, но окружающая тишина ловила каждое слово. – Я бы испугался, конечно. Но я спешу. Мне не страшно. И уже не больно. Я сильнее вас. И вы будете повиноваться.
Исчезли очертания бледной женщины, темного чердака и подслеповатой луны. Ларвы клочьями дыма подползли поближе к Лису, который одну долгую минуту стоял, не шелохнувшись, а потом расправил крылья и отчего-то усмехнулся.
- Следуйте за мной!
Ларвы вырвались из логова дымным облаком, как вырываются на закате из пещер голодные летучие мыши, пересекли границы небытия и затмили свет молодого месяца над реальным миром. Они летели над побережьем, и люди в домах плотнее закрывали окна, когда сырой ветер отравил прохладу тихой ночи. Они летели над морем и моряки встречных кораблей с тревогой вглядывались в темноту, ощущая в тумане их колдовское присутствие.
И вот Грэйфокс поглядел вниз с высоты и увидел приглушенные огни спящего города. Полет Демона Туманов был так же бесшумен и стремителен, как полет бестелесных ларвов. Легко, словно блуждающий сквознячок, он проник в открытое окно темной спальни. На кровати, обняв одной рукой подушку, спала черноволосая девушка лет 27и – миловидная и круглолицая. Стоя у изножья постели, Серый Лис разглядывал ее внимательно и насмешливо. Через открытую форточку за его спиной в спальню просачивались ларвы и заполняли ее, скользя вокруг жертвы бреющими клочьями пожарного  дыма. Лис приподнял крылья и тень их укрыла девушку с головой. Девушка заворочалась во сне, а демон улыбнулся ей почти ласково.
- Доброй ночи, Юми Миадзаки…

Глава 3. Непрощенный

Конечно, Смотритель в Убежище был главным лицом. Но, будь он даже архивеликим волшебником, он не справился бы сам со всей оравой пребывающих в Убежище детишек. Иллюзия наделила Люмьера целой армией маленьких волшебных помощников. Дети прозвали их «домовичками». Кто же это были на самом деле, Иллюзия и сама не знала – или поленилась придумать. Милые и толстенькие человечки, одеждой походившие на садовых гномов, только без бород, они деловито сновали тут и там – кормили пони, чистили радугу, убирали за детьми  игрушки или могли принести им молока и печенья с шоколадной крошкой. И с орешками.
А после назначения на должность Хранителя у домовичков появилась и еще одна важнейшая задача.
Раньше Убежище дети находили сами – если, конечно, им удавалось в панике разглядеть светящуюся дверцу или норку. Ныне же Смотритель превратил одну укромную пещерку своих владений в огромный, переливающийся всеми цветами радуги мыльный пузырь, каким бы он выглядел изнутри. Несколько самых сообразительных и солидных домовичков постоянно наблюдали за пещерой. Ведь если в радужных переливах шара появлялось мутное пятно – значит, где-то в огромном мире ребенку сниться страшный сон, с которым он не может справиться без посторонней помощи. Люмьер направлял туда Хранителя, который уже стал худшим кошмаром для кошмаров и спасенный ребенок благополучно водворялся в Убежище, где страхи его излечивались и забывались. Может, проснувшись поутру, ребенок и не помнил ничего, но сохранял бодрое и веселое настроение.
И вот, той самой тихой и относительно спокойной ночью, когда Томми спасся от шуршиков, в радужной комнате Убежища, почти под утро поднялся большой переполох. Пятно на стенке шара образовалось такое большое, что Смотритель даже растерялся – могут ли ребенка окружать столько страхов за раз? И могут ли они быть так по взрослому чернильно-черны?
- Силы небесные! – ахнул Люмьер, прикрывая рот сложенными лодочкой ладонями. – Малютку срочно надо спасать. – он никогда об этом Хранителя не спрашивал, но сейчас склубившиеся кошмары выглядели через чур внушительно. – Ты поможешь ему?
Для рыцаря здесь не существовало слова «нет» или даже «может быть». Уже одно присутствие нечисти, сам факт ее существования зажигал в тяжелом взгляде Крузэйдера злые огоньки, схожие с пляской костров святой инквизиции. Но фанатизм, не раз бывший причиной жестоких выходок Крестоносца, сейчас был направлен на благое дело – защитить и спасти. И горе тем, кто встанет поперек.
Беззвучно полыхнула вспышка. Рыцарь исчез из Убежища, а на радужной карте обозначилась белая искорка, стремительно летящая в гущу чернильной кляксы ночных кошмаров.

*     *     *

  Толпа демонов кружила над мрачным каньоном, как стая падальщиков, исполняющих знаменитый танец смерти над своей добычей. Рыцарь поднялся над этой круговертью, сложил крылья и устремился вниз. В свободном падении он выхватил будто бы из воздуха два одноручных меча. Обычным оружием бестелесных ларвов не поразить, но клинки рыцаря пылали яростно белым светом и рубили кармических вампиров, как взмах руки рубит в воздухе густой завиток тумана.
И все-таки убить ларвов в прямом смысле рыцарь не мог. Нельзя убить страхи другого человека – их можно развеять на время, помочь с ними справиться или взять на себя. Но перекидываться на Крузэйдера ларвы не спешили. Беззащитный ребенок там, внизу, был куда более заманчивой добычей.
Рыцарь перевернулся в воздухе, расправил крылья и приземлился на ноги. Ларвы разлетелись стаей вспугнутых ворон, но продолжали кружить поблизости.
Впереди чернел вход в пещеру. Именно оттуда доносился тихий плач. В дальнем углу пещеры, вжавшись лицом в стену, безудержно рыдала маленькая, черноволосая девочка. Она посмотрела на вошедшего сначала безразлично, а потом широко распахнув глаза. А рыцарь застыл на пороге, не веря себе. Что это? Очередное наваждение ларвов или…
- Мия?
Сны были такие яркие, что вполне сошли бы за воспоминания из прошлой жизни, а образ рыцаря проступал в них ярче всего, и от мыслей о нем сердце девушки полнилось непонятным теплом и щемящей до боли нежностью.
Говорят, что людям не сняться лица, невиданные ими ранее. Но Юми не могла вспомнить, кто он. Она думала о нем, сочиняла про него сказки и долго-долго крепко верила, что он где-то есть и когда-нибудь придет к ней по-настоящему. Но время шло, девочка росла и постепенно разочаровывалась и в своих ожиданиях, и в своем придуманном друге. 
И сны прекратились.
А встреча с недо-сатанистом вбила последний гвоздь в гроб детской наивности. Юми зареклась верить сказкам и вымышленным героям.
Сейчас на вид Миадзаки было не больше девяти. Немногим больше, чем в момент их первой с рыцарем встречи... Как такое возможно? Когда видел ее в зеркале Суккубы – ей было 17. Должны были пройти годы… Эта мысль всплыла и улетучилась из сознания, так и оставшись необдуманной. В конце концов, это его Мия и она нуждалась в помощи. Рыцарь опустился перед девочкой на одно колено. 
- Идем. Мы должны уйти отсюда.
Она шарахнулась от его руки. - Мия, ты не узнаешь меня?
Она отчаянно замотала головой:
- Нет! Узнаю. Я… - страх в ее глазах был совсем взрослым страхом. В тени ларвов она всю ночь бродила по лабиринтам собственных кошмаров и воспоминаний, и теперь, увидев рыцаря, не удивилась, но…
- Тебя все равно здесь нет. Я больше в тебя не верю.
Крузэйдер недоуменно воззрился на девочку. Может, это все же не она?
- Тебе придется, – осторожно пояснил он, кивком указывая за плечо, туда, где ко входу пещеры снова стекались бестелесные кармические паразиты. – Это не просто кошмары. Это ларвы. Я никогда не видел, чтобы их было так много. Они убьют тебя. Ты не проснешься.
Девочка молчала, затравленно переводя взгляд с рыцаря на мельтешащие перед входом туманные силуэты и обратно.
- Ты переждешь эту ночь в безопасном месте, – настаивал крестоносец. Он испытывал смутную тревогу и разочарование. Но сейчас не было времени разбираться в чувствах. – И поутру забудешь все. Летим.
- Я справлюсь сама, - не очень уверенно выдавила Юми.
Видимо, она успела подзабыть характер своего рыцаря. Секунду спустя Юми уже болталась у него на плече и возмущенно колотила его крошечными кулачками по спине:
- Нет, нет, нет, нет, нет!!! Хольгер, нет! Не неси меня к ним! Оставь меня! Это сон! И я хочу проснуться!
Ларвы висели над выходом из пещеры сплошным, тяжелым, грязно серым облаком. Едва Крузэйдер вышел – это облако стало рушиться вниз. Вошел он в пещеру достаточно легко, но выпускать его назад с добычей ларвы так просто не собирались. Страх девочки придал им сил и свирепости. Рыцарь перехватил дрожащую Юми так, чтобы она могла уткнуться ему в плечо, и подчеркнуто спокойно приказал:
- Не смотри вверх. Прорвемся. Готова?
Вцепившись ручонками в ворот его плаща, Юми обреченно кивнула и спрятала мокрое от слез личико на груди рыцаря. Свободной рукой Крузэйдер обнажил меч и взлетел.
Все ближе и ближе стена серых теней, вытянутых длинопалых рук и разверстых ртов. Казалось бы – что могут сделать бестелесные твари? Но люди сами делают свои страхи материальными.
- Он тебя не спасет, - слышала Юми шепот в собственной голове. Он выдумка, фантазия, мираж! Пора перестать цепляться за веру в чудо. Глупо надеется. Он тебя не спасет!
Полет замедлился, словно тысячи когтистых ледяных лап вцепились в беглецов и швырнули вниз, на землю. Хранитель успел лишь развернуться, чтобы девочка не ударилась о камни и теперь склонился над ней, своим телом и крыльями закрывая от беснующихся ларвов.
- Ты не спасешь ее, - шипели они. - Она в тебя больше не верит. Она не та, не Мия, она не помнит тебя. Потому что ты предатель. Ты бросил ее, ты не сдержал слова, на тебе несмываемое клеймо! Ты ее не спасешь!
Ларвы умели находить слабые места. Вот только маленькие ручки Юми, несмотря на слова о неверии, продолжали держаться за рыцаря отчаянно и крепко. И Хранитель расправил крылья и рванулся вверх, а Юми крепче прежнего прильнула к своему защитнику. И ларвы на этот раз отступили, потому что страхам невозможно одолеть людей, которые готовы бороться друг за друга и не опускать рук.
На какое-то мгновение Юми стало так тепло и спокойно, что она даже пожалела, когда полет окончился.       
- Ты в безопасности. Можешь открыть глаза, – ее поставили на ноги. – Это Убежище. Это место свободно от страхов и зла.
Она послушалась с неохотой. Волшебный миг прервался. И сразу стало как-то нехорошо. Холодно. И стыдно. Сколько времени она старалась забыть, повзрослеть, убеждала себя, что взрослеет. А оказалось, довольно один раз испугаться – и вот Юми снова бросилась в объятия своим старым сказкам.
Девочка поежилась и огляделась. Они стояли посреди полутемного коридора. Но полумрак был вовсе не пугающим, напротив, уютным. Юми подумала, что симпатичные большие светильники под потолком выполнены в виде радужных жуков-светлячков. Или это были живые светлячки? Мысли плавали в прострации.    
С рыцарем, наверно, происходило нечто похожее. Он не смотрел на Юми, просто стоял рядом. Он не злился на девочку. Для того, чтобы разувериться в нем, у нее была очень даже весомая причина. А его задача теперь – не навязываться тем, кто и так с трудом научился жить без тебя. 
 Он поднял было руку, чтобы по старой привычке взъерошить Юми волосы, желая сказать этим – «все хорошо» - но вовремя остановился. Кивнул на прощание, развернулся, собираясь уйти.  Он ведь всегда так поступал, доставив ребенка в Убежище - уходил, перепоручая малыша заботам Смотрителя и домовичков.
В Юми в этот момент вскипела нестерпимая обида. Конечно, она много лет уже не желала встречи с ним. Но когда представляла эту встречу – все было вовсе не так!
- Кто ты такой? - пока еще сдерживая слезы, сказала она. – Почему ты приходишь сейчас, когда я уже смирилась с тем, что придумала тебя? Почему не пришел тогда? Когда сотни раз звала тебя, пока я в тебя верила. Пока ты был мне нужен?
Как и большинство мужчин, в сфере эмоций и чувств Хранитель отличался своеобразной трусостью, предпочитая заморозится или закрыться, нежели разобраться в них. Наверное, для прощения Юми хватило бы услышать, что он был в плену, он не мог, хотя все это время думал о ней, но рыцарь счел такое оправдание неподходящим. Мог или не мог – сути не меняло, свое слово он нарушил.
- Прости, – не оборачиваясь, шепнул он.
- Нет, - Юми покачала головой, кляня себя, на чем свет стоит, за то, что все-таки заплакала. – Нет, не прощу. Ты обещал. А я… я же к тому кретину в объятия бросилась только отчаявшись достучаться до тебя! - Юми Миадзаки вытирала слезы, где-то на задворках мыслей удивляясь, отчего же у нее такие маленькие ручки и отчего на них не остается следов косметики, которую она, судя по всему, должна была безбожно размазать по лицу. - Я любила тебя, дурак, – высказалась она. – А ты видел во мне только маленькую девочку.
Рыцарь медленно обернулся. Он все еще не мог поверить, что это произнесла Юми – его маленькая Юми… да откуда эта крошка вообще могла взять такие слова?
- Ты хочешь сказать…
Но Юми разозлилась. Господи, как можно быть таким тугодумом?
- Только не надо мне объяснять, что я хочу сказать! – она злилась еще и на себя, на свою слабость. – Тебе не надо было приходить! Все это – дурной сон и не более! Я бы его пережила сама, без твоей помощи! Тебя вообще не должно существовать! Всего лишь последствие больной фантазии моего детства! Хватит! Я наигралась… доигралась, не хочу больше! Выпусти меня отсюда.
Прежде чем рыцарь понял, что произошло, девочка вдруг начала внешне меняться. На его глазах она увеличилась в росте, из пухленького ребенка обращаясь в худенькую отроковицу, затем во вполне сформировавшуюся взрослую девушку… Наконец, Юми отняла руки от лица и с вызовом воззрилась на удивленного рыцаря.
- Я не верю ни в какое Убежище, ни в какие сказки. Я выросла! Я уже большая!
Рыцарь вздрогнул.
- Мия, нет…
Их разговор оборвал странный подземный гул. Он словно поднялся из недр и задрожали стены Убежища. Светлячки в панике замигали и забегали по потолку. А затем оглушительный треск и каменный грохот возвестили о том, что что-то раскололось в их тихом, маленьком мирке.
- Что это было? – содрогнулась Юми.
Но Хранитель шагнул мимо нее и исчез.

*   *   *

- Мастер! - ворвавшись в двери тронной залы, демон Хлыст склонился пред Доминусом, припав на одно колено. – Там что-то происходит, вам лучше на это взглянуть. 
Доминус лениво приоткрыл глаза и воззрился на слугу.
Братья-гоблины - Гестас и Дисмас, Кнут и Хлыст - были демонами низшего порядка и, хоть и сохранили некое подобие человеческих черт от своей прежней внешности, выглядели, как классические черти – рога, копыта, хвосты. Крылья тоже всегда были при них, в отличие от высших демонов и ангелов, крылья которых исчезали и появлялись по мере надобности.
Хвост у Хлыста был поджат, как у испуганной псины. 
Запах страха раздражал Верховного Демона. Он молча встал и сошел по ступеням тронного возвышения. Хлыст побежал распахнуть для мессира двери, но тут же захлопнул и, с ужасом на морде, подпер ставни спиной.
- Там… т-т-там…
Доминус повел рукой от двери – отойди. Створки хлопнулись о стены, как от хорошего пинка, на самом же деле он их и не коснулся. Никого и ничего там не было. В буквальном смысле – ничего. Оба демона шагнули за порог, словно окунувшись в молочное море тумана.
Так как пространства в Нигдеиникогда не существовало, вся окружающая обстановка являлась лишь эффектом иллюзорной магии, наиболее сильные демоны и ангелы иногда могли подстраивать ее под себя. Вот и теперь, по желанию Доминуса, зала ожидания и прочие чертоги, лестницы, коридоры дворца Верховного Демона исчезли, чтобы после, по желанию, возникнуть вновь. Дверь из тронного зала вывела сразу наружу. Но тумана Доминус не создавал. Туман явился из глубинных кругов Сумрачной Империи и это, несомненно, неспроста.
Вместе с залой ожидания исчезла и горгулья, вылепленная на ее стене, а стало быть, освободился и Таракан, запертый в ее пасти. Чпокнувшись с высоты на спину, он замахал лапками, перевернулся, и забегал кругами в поисках хотя бы остатков своего драгоценного блокнота. Нашел только кучку золы и горестно взвыл над ней. Вскоре случилось и кое-что похуже. Золу унесло ветром, а на ее месте обнаружилась, будто начерченная углем, ехидная гремлинская рожица. Она подмигнула Таракану и гаденько захихикала. Инсектус взвизгнул в лучшем стиле Гомера Симпсона и бросился на утек. Врезавшись в копыто Хлыста, он шлепнулся на спину и, воздев к верху руку с обличающим перстом, едва успел выкрикнуть два слова:
- Они здесь!!! – и потерял сознание.
Хлыст собирался было присвоить Таракану заслуженного пинка, но в это время на него с другой стороны налетел невесть откуда взявшийся Кнут, едва не сбив с ног.
- Че вы все носитесь?! – зашипел Хлыст, опасаясь, что возня навлечет на них гнев Доминуса.
- Знаешь, братан… - почесал в затылке сконфуженный Кнут. – Оказывается, моя бабуся тоже в аду…
- С чего взял?
- Да я только что видел ее, – шепотом поделился толстый демон. – Злющая и со скалкой. Вечно она меня в детстве лупила. До сих пор побаиваюсь…
Хлыст только скорчил рожу и покрутил пальцем у виска.
Доминус не слушал болтовни у себя за спиной. Он сосредоточенно всматривался в туман, пока не увидел шагах в десяти, проступающие контуры продолговатого предмета. Подошел ближе – это оказалось зеркало. Синеглазый дьявол отразился в нем почти в полный рост. Молодой мужчина, лет 25и, черные волосы и черная одежда, в контрасте с которыми кожа делалась еще бледнее. Высокий и статный, осанка прямая до высокомерия... Но вот что-то новое – на щеке горизонтальная полоска крови. Откуда это?
Доминус, не задумываясь, собирался стереть ее рукой, но кожа под пальцами вдруг поползла вниз, как шкурка с перезрелого плода, обнажая багровое переплетение мышечных волокон. Дьявол дернулся в сторону от зеркала, прикрыв рукой лицо, стекло лопнуло, разлетевшись на осколки, и призрачный облик, как сгусток дыма, вознесся вверх. Дьявол догадался тотчас, убрал руку и покосился на замерших позади чертей, видимо, досадуя, что выдал им свой испуг. На лице Доминуса, конечно, не было ни царапины. Кармические черви не упускали возможности полакомится даже страхами демонов.
- Ларвы, – заключил он, постаравшись превратить вздох облегчения в презрительное фырканье. – Это весть от Грэйфокса. Он сделал свое дело. А теперь… - Доминус поднял взгляд на молочно-белое марево. – Прочь отсюда. 
Ярость Императора, как бесшумный взрыв, разогнала редеющий туман, ларвы убрались в свои пещеры. На их место, послушные мысленному зову Господина, стали стекаться демоны. Среди них были и схожие с Кнутом и Хлыстом черти, и демоны-всадники на крылатых конях-скелетах. Когда их набралось около одной когорты, Доминус приказал:
- Довольно.
Черный плащ дьявола обратился в пару чернейших драконовых крыл. Он взмыл в небо и воины без приказа рванулись за ним.
Инсектус бежал за улетевшей стаей, вопя:
- Подоздите! Я тозе! У миня тозе есть клылья! Вот!
Таракан поднатужился, выпустив из-под хитиновых надкрыльев пару жалких, мушиных крылышек, затрепетал ими и выставил вперед сжатый кулак:
- Супелталака-а-ан!               
Полет супертаракана окончился плачевно. Но Инсектус не сдавался и, большей частью пешим ходом, иногда подпрыгивая и бороздя носом землю, скакал вдогонку за скрывшейся из глаз стаей демонов.   


Глава 4. Ангел против демона

- Первым делом успокойте детей, – распоряжался Смотритель, возвышаясь над толпой беспокойно гомонящих домовичков.
Одна из стен Убежища треснула. В разлом была видна серая равнина, ограниченная на горизонте островерхими, как гребень лунного кратера, скалами. Из разлома веяло холодом и каждый, если не знал, то чувствовал – там уже совсем другой мир.
- Пусть никто не выходит наружу. И найдите, пожалуйста, Хранителя. Я…
Люмьер сбился на полуслове, увидев, как небо, видневшееся в трещине, пересек черный, падающий объект. Он приземлился поодаль от входа, выпрямился, и только тут принял очертания крылатого черта. Хуже того – один за другим с неба сыпались и другие демоны, постепенно полукругом выстраиваясь в долине.
- …сам с этим разберусь… - дрогнувшим голосом закончил Люмьер и поспешил выйти из Убежища.
Доминус с воздуха оглядел построение своих отрядов и, заметив пестренькую фигурку Смотрителя, не спеша спланировал вниз. Мощные взмахи крыльев подняли с земли клубы серой пыли, когда Доминус на минуту завис в воздухе перед Люмьером, скрестив руки и взирая на того сверху вниз. Так смотрят на ничтожную букашку, перед тем как втоптать в грязь. Так – от скуки.
- Приветствую тебя, Император Сумрака, – привычная вежливость помогла Люмьеру скрыть острое беспокойство. – Эмм… чем обязан вашему появлению в моей скромной обители?
Доминус соизволил ступить на землю – он и так угрожающе возвышался над Смотрителем, благодаря разнице в росте. Крылья дьявола за спиной опали, обратившись в черный плащ. Люмьер невольно съежился.
- Ваше Убежище находится в Сумрачной Империи. А я не привык, чтобы на моей территории находилось Нечто, о чем я не ведаю.
- В-вы ошибаетесь, – заморгал Смотритель, стараясь сохранить хорошую мину при плохой игре. – Мы не можем находиться на вашей территории, ибо понятие территорий при отсутствии пространства – вещь относительная. Мы, скорее… так сказать, отдельный административный округ Надзвездного Королевства…
- Зубы мне не заговаривай, – уже без напускной официальности перебил Доминус. – Если мои воины не обнаружат в Убежище ничего подозрительного я, так и быть, позволю вам существовать. А теперь с дороги, холоп Иллюзии, и не путайся под ногами.
- Но вы не можете пустить этих страшилищ в Убежище! - Люмьер, приподнял руки, словно это могло остановить демона. – Вы перепугаете всех детей.
- Никто не тронет ни детей, ни твоих недоростков, – мессир метнул взгляд на столпившихся у трещины домовичков. – Таков мой приказ.
- Вы все равно напугаете их, – с терпением психотерапевта пояснил Смотритель. – Таково правило, что в Убежище нет страхов, нет опасности. Так мы охраняем детскую беспечность. Если это правило будет нарушено – дети потеряют веру, Убежище рухнет в одночасье. Поймите, вы не можете войти!
Доминус, который  в принципе не переносил, когда ему говорили, что он может делать, а чего нет, просто промолчал, но отряды демонов не остановились, медленно подступая к разверстому входу.
-  Пожалуйста, не делайте этого, – взмолился Смотритель, пятясь перед дьяволом, который шел вперед, во главе своих воинов. -  В-в-вы, конечно, пользуетесь правом сильного, но… прошу вас, не разрушайте Убежища! Д-дети должны верить в то, что на свете есть место, недоступное злу, в то, что бывает свет, который не прогонит тьма.
- То есть вы лжете им? – Доминус приблизился еще на шаг, а войско ступало за ним вослед.
- Нет, почему же… - Люмьер одновременно и расстроился и растерялся. – Сказки – это не ложь…
- Ваше Убежище – это ложь, – злобно сощурился дьявол. – Как и весь мир Иллюзии – сплошная ложь. Вы растите стадо овец в розовых очках, с тем чтобы потом вытряхнуть их в Серость, на убой Реальности, вооружив лишь вашими фальшивыми сказочками да верой в несбыточные чудеса!
- Вы не правы, – внезапно совершенно спокойно отозвался Смотритель, хотя глаза его подозрительно заблестели. И он вдруг перестал отступать. – Реальность – это не Серость. Это такой же мир, как и Сфера. И чудеса в нем реальны – надо только уметь их видеть. Когда художник останавливает во времени вдохновивший его рассвет, когда котенок выгоняет из пустого дома одиночество, когда голос друга поднимает настроение, когда долгожданный снег выпадает за час до нового года – все это чудеса. Нужно только разглядеть их волшебство за кажущейся простотой. Именно этому мы учим в Убежище. Верить в то, что чудеса бывают. Если в человеке останется хоть немного чистой, детской веры в чудо – его Реальность никогда не поглотит Серость… Вас ведь тоже грела эта искорка.
Доминус остановился.
- Рони всегда смотрел на мир глазами ребенка, он открыл вам магию дружбы, – тихо продолжил Люмьер. – Он бы не позволил вам сейчас…
Ярость Доминуса взорвалась с силой атомной бомбы. Даже небо над равниной стало черным, будто свет умер, а звезды лопнули.
- Даже имени его произносить не смей! – ровно и негромко выговорил дьявол, но прозвучало это почему-то страшнее самого грозного рыка. – Рони и был ребенком. Глупым, бестолковым ребенком, который верил, что сказки обязаны иметь счастливый конец. Он бы мог спасти себя, но предпочел обреченную попытку спасти всех… меня в первую очередь. Если бы не ваша фальшивая вера в чудеса, он был бы жив.
- Но он не был бы собой, – зябко вздрогнув, прошептал Смотритель, на которого вдруг накатили угрызения совести за остекленившую глаза дьявола боль. – Вы ни в чем не…
Вот этого не надо было говорить. Услышав в словах Люмьера нотку жалости, Доминус тут же взвился от уязвленной гордости. 
- Хватит. Или ты уберешься с дороги, или…! 
Синеватая молния расколола воздух, влившись в ладонь Доминуса, обратилась испещренным рунами двуручным мечом. Люмьер зажмурился, но продолжал стоять.
- Выбор был за тобой, – зловеще уточнил дьявол и в ту же секунду обрушил клинок на голову Смотрителя. 
Полыхнуло серебром. Сталь ударила о сталь. Удар Доминуса отбила рука, не менее твердо держащая клинок, чем его собственная. Свет приугас, обрисовав высокую фигуру, заслонившую собой Люмьера. Хранитель Убежища ступил на поле назревающей брани. Одного роста с Доминусом, даже, пожалуй, покрепче сложенный, рыцарь не тратил времени на слова, он одним взглядом сказал противнику: хочешь пройти – придется драться. 
- Долгожданное явление, - съехидничал Доминус, не разнимая скрещенных мечей. - Так ты и есть рыцарь Хольгер, Меч Госпожи, Гнев Иллюзии? Очередной бравурный героишка. Ничем не лучше Звездного Тао. Развелось же вас... – презрительно растягивая слова, озвучивал свои мысли Доминус. - Чтож, по крайней мере, мне не придется больше никого уговаривать уйти с дороги. Ибо тебя я убью в любом случае!
Оба атаковали одновременно. Снова сошлись в ударе мечи, распались и скрестились вновь, оставляя в глазах зрителей лишь сполохи да снопики искр. Двуручник Доминуса имел большую зону поражения, но два одноручных меча Хранителя действовали слаженно, один в защите, другой в атаке. Впрочем, о защите рыцарь мало заботился. Невзирая на то, что пред ним стоит второе по силе существо Сферы, он не осторожничал и не выискивал лучших ходов, слету он смял атаку противника, низведя ее в оборону одной яростью натиска.
Вопреки приказу Смотрителя, к трещине в стене Убежища постепенно стекалось все больше домовичков и даже некоторые дети испуганно выставляли свои любопытные мордашки.
Оба бойца были первоклассными мечниками. Доминуса на первых порах едва не подвела самоуверенность. Он уже давно не пускал меч в дело, привыкший, что один его взгляд повергает противников во прах. А этот безмозглый ангел нагло отправил его в оборону! Гневно крестанув мечом воздух, дьявол перешел в наступление. Противник не отступил ни не шаг, увернулся, выбросил руку вперед в колющем ударе. Ткань черной одежды на плече дьявола разошлась, сталь коснулась холодком, едва-едва не зацепив.
Доминус отпрянул, удивился и разозлился на самого себя.
«Это еще что за новость… Совсем на троне засиделся… сноровку потерял? Кто так сражается?…»
С буйной головой бросаться на буйную головушку – только лоб разобьешь. Хорошо, пусть атакует. Вовремя сообразив, что пойдя на сближение, свел к нулю преимущество более длинного клинка, дьявол отступил, отражая атаки противника, стал ждать шанса ужалить. Хладнокровность в бою, позабытая за отсутствием достойных соперников, быстро возвращалось к Верховному Демону. Противники завертелись на месте. Уклон, взмах, отражение, удар, контратака… Рыцарь был агрессивнее, но дьявол искуснее и на теле Хольгера вскоре красовались две-три небольшие царапины. Но для Хранителя, их будто бы не существовало. Он снова рванулся вперед, целя острие клинка в горло врагу. Доминус парировал, благоразумно ускользнул в сторону, взмахнул крыльями и поднялся в воздух.
Едва он это сделал, окружившие дуэлянтов черти гурьбой устремились на рыцаря. Под свист мечей две рогатые головы слетели с плеч еще прежде, чем Доминус крикнул:
- Назад! Не трогать его! – острие дьяволова меча призывно обратилось к Хольгеру. – Иди сюда, бешеный пес Иллюзии. 
Хранитель расправил крылья. И тут – только сейчас, хотя многие видели и раньше! – до присутствующих вдруг дошло, что таких крыльев никогда в Сфере еще не было. Были радужно-попугайные крылья Иллюзии, серебристые крылья архангела, голубино-сизые крылья Моаны, беркутовы крыла Звездного Тао, нежно-розовые у обольстительницы Лиалу, золотые крылышки Спасителя – весь спектр цветов и соцветий, но таких привычных для ангела – ослепительно-белых крыл среди созданий Иллюзии еще не видывали.
Почему это удивило Доминуса – непонятно. Но мгновение спустя удивляться стало некогда. Бой продолжился в воздухе, с переменным успехом. Понемногу дьявол снова стал злиться. Не слишком ли долго он возится с этим ангелом?
- Не плохо сражаешься для детской няньки, – поддел Доминус, уходя от очередной атаки. – И кому же Иллюзия тебя противопоставила, пес?
Рыцарь, не разменивая внимания на метание шпилек во врага, просто взмахнул мечом. Доминус вздрогнул – по щеке, совсем как в зеркале, протянулась кровавая полоса. Сузившиеся синие глаза полыхнули бешенством. Никто, уже давно никто не проливал его крови, а коснуться его лица и подавно было непростительно! Но, кроме прочего, Доминуса вдруг обожгла догадка.
- Мне?! То есть ты - МНЕ противопоставлен?
«Иллюзия!…» - вскипел дьявол. – «Ах ты, маленькая, подлая, самовлюбленная бестия!» Раньше он думал, что противопоставлен самой богине. Теперь получалось так, будто его столкнули ступенькой ниже.
Двуручник в размахе раскалился от вложенной в него ярости. Подставленный под удар клинок рыцаря разлетелся вдребезги, острой болью выстрелило сломанное запястье. Ангел выровнял полет почти у самой земли и, перехватив оружие покрепче, стал подниматься к врагу. Отведя меч в сторону для косящего удара, дьявол коршуном устремился навстречу.

*   *   *

Когда рыцарь покинул Юми, она долго плутала в коридорах Убежища. Наконец, следуя за потоком детей и домовичков, она все же вышла к трещине. Битва в небесах была в самом разгаре и Миадзаки, цепенея, наблюдала за сражением ангела и демона.
- Не переживайте так, барышня, – неожиданно проворковал над ухом чей-то медовый голосок. Растерянно обернувшись, Юми встретилась с зелеными глазами Серого Лиса. Тот почти сразу отвел взгляд, принялся бесстрастно следить за битвой, как критически настроенный зритель за премьерой спектакля, конец которого ему заранее известен. – Да будет вам известно, что силы противопоставленных друг другу эйконов, по закону равны. И в бою ни один не одолеет другого, если не вмешается случай, или чья-то посторонняя помощь. Есть и еще один вариант – оба они погибнут. Это ведь тоже законный, равный исход.
Такой исход Юми не понравился.
- Каким образом можно помочь? – без особой надежды спросила она.
Грейфокс только начал неспешно, с театральной улыбочкой оборачиваться к девушке, как меж ними возник Люмьер.
- Ты слышал, что твой господин дал приказ не трогать детей и домовичков?
- Само собой. Но она не ребенок и не слуга, – если бы Серый Лис не отстранился назад, братья соприкоснулись бы кончиками острых носов. – Кнут, Хлыст. Взять ее.
Двое чертей, недовольно оторвались от созерцания боя, но, сообразив, что от них требуется, оскалились и, махнув крыльями, в ту же секунду оказались перед Юми. Осознавшая коварный план Лиса, девочка шарахнулась в сторону от когтистых лап и плотно стиснула губы, чтобы не вскрикнуть, чего бы с ней не сделали, но решительность ее сгинула втуне, потому что вокруг на все голоса завизжали перепуганные рывком демоном дети.
- Какая подлость! – задохнулся от возмущения Смотритель.
Лис отвесил ему издевательский поклон и грациозным жестом фокусника ткнул в небо. Демон Лжи продемонстрировал на деле, как можно вмешаться в противостояние равных, самую малость подтолкнув фактор удачи в сторону одного из них.

*   *   *

Битва в небе стихла. Белая и черная точка на сером фоне сблизились, еще раз ярко блеснула сталь. А потом светлое пятнышко стало быстро увеличиваться, стремительно падая вниз.
Доминус замер, не отрывая удивленного взгляда от падающего ангела, чей путь был отмечен россыпью красных бусинок крови. Дьявол сам не ожидал, что именно этот удар достигнет цели. Хольгер допустил оплошность и двуручник демона, скользнув по стали выставленного в защиту меча, вошел в тело рыцаря чуть ниже сердца, выставив со спины окровавленное острие. Бой кончился внезапно и нелепо.
Изумление на лице Доминуса сменилось злой досадой, он рванулся вниз, в след жертве своего клинка. Догнал почти у самой земли, схватив за одежду на груди, притормозил падение, приземлился, и уже потом швырнул противника на камни.
Рыцарь уже едва ли смог бы подняться, но изо всех сил цеплялся за ускользающее сознание, отказываясь сдаваться. Простертые в пыли крылья чуть трепыхнулись, рука упрямо поползла к рукояти оброненного меча. Доминус придавил ее ногой, острием двуручника ткнул под подбородок поверженного врага, запрокидывая ему голову. Рыцарь слабо дернулся, угасающий взгляд с ненавистью устремился на дьявола, губы шевельнулись, но последнее проклятие захлебнулось в крови, широкой струйкой хлынувшей от уголка рта.
Доминус стоял над рыцарем, медленно восстанавливая дыхание, сбившееся не столько от усталости, сколько от злости.
- Идиот, – в голосе победителя не читалось ни намека на торжество и демоны, разразившиеся было ликующими воплями, смолкли.
Дьявол был злее прежнего, если бы культурность позволяла, так и плюнул бы на простертого перед ним врага. Победил он вполне справедливо. Нечего было рыцарю вертеть головой, рассматривая, отчего там визжит эта мелюзга на земле. Сам виноват, практически напоролся на его клинок! А теперь кто-нибудь может приписать эту победу простой случайности!
Взгляд Хранителя медленно угасал. Доминус задумался. Жаркий бой заставил холодную кровь кипеть, а дьявола – вспомнить, как некогда, еще в земной жизни, смертельная битва была единственным верным средством разогнать его черную тоску, почувствовать себя живым. Пожалуй, единственное, что дарило ему вдохновение. Полет клинков, упоительное ощущение собственной искусности, скорости, и ненависть в глазах врага, и опасность – как глоток морозно воздуха отрезвляющий раскисшее в вековечной меланхолии сознание. Давно дьявол не встречал противника, способного заставить его поволноваться. Жаль, что в последний момент он сплоховал… Доминус отпнул лежащий в пыли клинок Хранителя подальше, скорее для острастки, чем из опасения. 
Изобразив на физиономиях вопрос, Кнут и Хлыст подтащили к Императору повисшую в их лапах Юми. Доминус только поморщился – да на кой она мне? – и махнул мечом, подавая сигнал к атаке.
Раздался грохот. Когда увлеченные зрелищем боя демоны обратили морды к трещине, оказалось, таковая исчезла. То ли Смотритель сотворил какое-то волшебство, то ли домовички не теряя времени, расшатали что-то под сводом пещеры и завалили вход. Только облако пыли клубилось над завалом. Доминус раздраженно вздохнул.
- Разберитесь.
Черти бросили Юми, червячком отползшую к телу Хранителя, и бросились исполнять.
- Сдавайтесь, именем Сумрака! – Кнут хватил пудовыми кулаками по верхнему камню и попытался высмотреть в узкую щелочку, велик ли завал. В ответ оттуда высунулась детская дудочка и, гукнув, выдула черту в глаз заряд перца.
- А-а-а-а! – взревел Кнут и запрыгал у завала, держась за глаз и выкрикивая загадочные звуки, перемежавшиеся громким писком. – Уууу! С…! Б…! Убью! На …!
Видимо, на Убежище лежало заклятие против нехороших слов.
Демоны налетели на баррикаду, разгребая ее по камешкам. Судя по звукам изнутри, осажденные тоже не сидели сложа руки, но о равенстве сил и речи не было. Долго последний рубеж не продержится. Рыцарь сумел выиграть время, но сколько его отпущено?


Глава 5. Перед рассветом

Когда Смотритель загнал разбежавшихся подопечных в Убежище, кое-кто все же остался. Во-первых, это была Юми и отбить ее у демонов все равно не было никакой возможности. Она приткнулась под боком Хранителя и лежала там так тихо, что Доминус, уходя, просто через нее переступил…
«Во-вторых» высунуло голову из-за камня. Малыш Томми не спрятался по приказу Смотрителя, а спрятался от него. Не потому, что ему не было страшно, совсем наоборот. Но как можно бросить рыцаря на растерзание демонам?! О своей состоятельности в роли спасителя Томми не думал – детское мышление устроено иначе. Он пошел – сначала крадучись, потом перебежками, хоронясь от демонов, которым до него и дела не было, потом со всех ног припустил к тускло сверкавшему в пыли мечу Хранителя. Обеими ручонками ухватился за рукоять. Даже одноручный меч оказался ужасно тяжелым. Придется волочить по земле и… краем глаза Томми уловил сбоку подозрительное, до мурашек в спине знакомое движение.
По серой пыли безного перекатывалось черное пятно. Клякса или дырка в пространстве. Томми сухо сглотнул и замер. Шуршики выплеснулись из-за каждого камня, будто тени от этих камней ожили и заворсились сотнями амебьих ножек.
Вот ты и покинул Убежище! Вот ты снова наш!
Ребенок развернулся было бежать, но тяжелый меч, рукояти которого он так и не выпустил, словно дернул за руку. Надо бы просто разжать пальцы, но они словно приросли. И это была никакая не магия. Когда сквозь панику пробились мысли, Томми вдруг понял, отчего медлит. Кажется, он никогда не чувствовал столько всего сразу. Он боялся, да. Но присутствовала и злость. И обида, и досада, и сострадание, вдохновение - рыцарь ведь не убежал, хоть демонов тоже было много!... И, пожалуй, больше прочего оказалось упрямства. Обычного, вредного, детского упрямства. Я не хочу. Я не брошу!
Волна шуршиков поднялась девятым валом, гребень ее навис над Томми, постепенно преображаясь в безглазую голову с широким ртом. Из массы шуршиков вылепились плечи, тело, ноги чудища - и все это поросшее густым ковром тонких, шевелящихся, как хвостики дождевых червей, щупалец. Коленки у Томми задрожали, но голова оставалась на диво холодной и ясной. Рукоять меча ободряюще потеплела. Чудище наклонилось к ребенку. Губы мальчика плаксиво дернулись, глаза мелко заморгали. Чудище приглушенно зарычало. И тут Томми метко плюнул ему точно в лоб!
- Уходи отсюда!!! - смешным, ломким голоском заорал ребенок.
Светлое пламя от стиснутой в ладони рукояти побежало по острой кромке клинка и взвился в вверх мигом полегчавший меч.
Масса шуршиков заколебалась, безглазое существо качнулось, будто в задумчивости, подобралось и скакнуло вперед. Поднятый двумя ручонками над головой меч, скорее упал, чем ударил - широкой дугой, сверху вниз, рассекая распластавшуюся в воздухе тварь. Не лезвием, а сорвавшимся с клинка лучом света. Шуршики брызнули в стороны, как капли из мелкой лужи, по которой хватили кулаком. Монстрики шлепались вокруг чернильными кляксами, втягивались в землю или разбегались ртутными шариками.
Шокированный своим поступком едва ли не больше шуршиков, Томми отпустил рукоять наискось ушедшего в землю меча, посмотрел на свои ладошки, словно рассчитывая понять, откуда взялся свет? Почти такой же, как у рыцаря, но теплее, не серебряный, а золотистый, как льющееся в окно детской спальни утреннее солнце… Но вот за спиной загалдели разгребающие завал черти, которые сражения мальчика не заметили - или его для них и не существовало? Томми опомнился, выхватил из земли теперь беспрекословно слушавшийся его клинок и припустил туда, где в полутьме виднелись белые крылья ангела.
Ветерок, поднятый шагами Томми, покатил по земле легкое перышко. Юми подняла голову, безразлично поглядев на лохматого мальчугана. Меж их взглядами завязался безмолвный диалог:
- Я принес меч…
- Поздно.
- Но… он еще дышит!
- Он умирает.
- …
- Уходи.
Юми снова спрятала лицо на груди рыцаря. Тот лежал совершенно неподвижно, полуоткрытыми глазами невидяще глядя в темнеющее небо. Сперва одна капля упала ему на нос, потом вторая, не заставив ни вздрогнуть, ни смежить веки. Пошел дождь. Унылые, редкие дождинки зарывались в пыль. Растворялись в кровавых лужицах. 
Томми не ушел. Осторожно преклонив колени, сел напротив Юми. Потянул к себе руку Хранителя, вложил ему в ладонь меч и попытался сомкнуть пальцы. Клинок уже не светился и ничуть не грел. На жалостливых мультиках и фильмах, Томми обычно ревел в три ручья, но сейчас отчего-то не плакалось. Наверно, потому что не верилось.
- «Пожалуйста, не уходи… Ты же нужен нам, нужен Убежищу. Без тебя все будет не так. Так нельзя, сказки так не кончаются! – горячо уговаривал Томми, а потом вдруг стал рассказывать. Просто, чтобы не молчать. Ведь если говорить с тем, кто уходит, даже мысленно, но от души, есть шанс, что он услышит и захочет остаться. – Ты научил меня не бояться шуршиков. Знаешь. Я ведь ужасный трус. Я боюсь спускаться в подвал и подниматься на чердак. Боюсь злую собаку с соседней улицы. Нашего школьного дворника с черной бородой и Багза Рассела с его компанией хулиганов. Я рассказал об этом папе, он сказал, что я трусишка и надо быть храбрым. А я не умею. Может ты научил бы меня, как не бояться их всех?... Ты научишь меня сражаться с кошмарами, а я буду помогать тебе спасать детей. Я стал бы твоим оруженосцем. А потом мы…»
Юми вдруг выпрямилась и изумленно воззрилась на Томми Джойса. Дождь пошел чаще и разбивающиеся капли окружили мальчика, сидящего над телом умирающего ангела, ореолом не то брызг, не то искорок. Через минуту Юми осознала, что смотрит на них уже издалека. Шум хлещущих струй стихал, картина отдалялась, но все еще оставалась яркой, как сон, когда уже проснулся, но еще не открыл глаза.
- Ты ведь поняла, что он делает? – спросила Иллюзия.
Юми обернулась к волшебнице, не вставая с колен – догадывающаяся, но еще не уверенная.
- Вот именно, – просияло улыбкой божество. – Он создает новую сказку. Томми Джойс вплетает рыцаря в свою собственную историю.
- Хольгер будет жить?
- Да. Придуманные герои не умирают, пока они нужны детям. Чем больше детей в них верит, тем дольше они живут. Придуманная одиноким ребенком какая-нибудь Кукарямба исчезнет, едва он повзрослеет. Но если он расскажет о ней своим детям, а они – своим, Кукарямба будет продолжать существовать и дальше. Пока хоть один ребенок верит в Санта Клауса, в добрых фей, в волшебство, в дружбу, в человечность, справедливость – все это будет жить вечно.
- С этим мальчиком станет то же, что и со мной? Чем больше он верит сейчас, тем тем больнее будет разочаровываться потом, когда придется отказаться от сказок и жить в реальности.
- Он не разочаруется.
- Откуда такая уверенность? – скептически поинтересовалась Юми.
- Потому что Томми Джойс не дурак.
Миадзаки обиженно замолчала. Иллюзия беззвучно хихикнула, уселась на землю рядом, и подняла два пальца. Указательных.
-  Сказки и реальность – это не два параллельных мира. И глупо их делить, отдавая предпочтение тому или другому. Одно проистекает из другого, порождает, украшает его. Ни сказка без реальности, ни реальность без мечты существовать и развиваться не может. Сказки – это людские мечты. А без мечты в реальности не было бы ни прогресса, ни творчества, ни вдохновения. А вдохновение порождает мечты. А людские мечты – сказки. Это один мир. – Иллюзия соединила пальцы -  И не надо мудрить с выбором. Достаточно просто уметь видеть. И уметь жить. И мечтать. 
Юми не знала бы, плакать ей или улыбаться, если бы Иллюзия не смотрела на нее сощурив глазенки в две щелочки и растянув в тонкой улыбке рот. Юми рассмеялась, сквозь слезы.
- Почему ты раньше мне это не сказала?
- Потому что люди очень плохо усваивают уроки с чужих слов. Лучше всего они усваивают их на собственной шкуре.
От такой наглости даже окружающий пейзаж выцвел. Вокруг Юми и Иллюзии сгустилась белая, сверкающая дымка. Сон кончался, и что-то подсказывало Юми Миадзаки, что это далеко не последний ее цветной сон.
- Когда Томми Джойс вырастет, - продолжала Иллюзия. – он будет писать книги. И дарить свои сказки другим людям. В рыцаря-хранителя будут верить тысячи детей, и стены Убежища будут крепкими, как никогда ранее.
Юми задумалась. Теплый ветерок трепал ее темные волосы. Близилось утро.
- Это хорошо. Когда он вырастет, я обязательно почитаю эти книги.
Госпожа Сферы фыркнула.
- Боюсь, Миадзаки-сан, это будет страшно нежизненное и несерьезное чтиво!
- Ну и пусть, – сонно улыбаясь пробормотала Юми, переворачиваясь на бок и обнимая теплую подушку. – Иногда человеку не повредит немного несерьезности…

*    *    *

У завала образовалась заминка – кто-то вытянул камень снизу, сверху скатилось еще с десяток, поотдавив ближайшим чертям лапы и хвосты. Доминус сгибом указательного пальца потер переносицу. Поза читалась: «боже, меня окружают одни идиоты». А все-таки работа близилась к концу. Начавшийся дождь сошел на нет, Хлыст подцепил очередной камень и уже повернулся, чтобы передать его по цепочке, когда серебряная вспышка заставила тени чертей метнуться прочь от завала.
Из самих чертей успели не все. Сначала Хлысту повезло не выпустить булыжник из рук - развернувшись, он защитился камнем от падающего ему на голову меча. А потом не повезло выглянуть из-за этого камня и получить в любопытный глаз кулаком. Кнут бросился поднимать отлетевшего на добрых десять шагов приятеля и оба попятились, моргая глазами - на две пары приходилось два нормальных и два разноцветных, Кнута красный, у Хлыста подсиненный.
Толпа чертей раздалась в стороны, пропуская Доминуса.
- Долго же ты воскресал, - с холодной яростью молвил дьявол. - Смотрю, не обошлось без вмешательства Иллюзии? Тем лучше, - двуручник лениво покинул ножны. - Всегда нравилось портить ее планы.
Меч ожившего Хранителя, как стрелка компаса повернулся к Императору.
- Как будто тебе это когда-нибудь удавалось.
В злом прищуре синих глаз дьявола хорошо читался ответ: "В порошок сотру гада!..."
Оружие Доминуса налилось вулканическим жаром, острие ткнулось в землю и кривая трещина, змеясь - нельзя сказать «поползла», скорее выстрелила! - в сторону рыцаря. Хранитель уклонился. Плюющийся лавой разлом уперся в завал.
Громыхнуло.
Завал смело, будто его и не было, вместе с частью стены в пещере. Проход в Убежище теперь стал так велик, что и десяти рыцарям плечом к плечу не защитить его от толпы демонов. Доминус и сам не ожидал такого эффекта. Впрочем, еще больше не ожидал он того, что произошло следом.
Демоны с торжествующим воплем хлынули в Убежище, некоторые тут же сложили головы под мечом Хранителя, но еще больше обтекло рыцаря по сторонам. Сбившиеся в испуганную кучку у противоположной проходу стены, домовички и Люмьер (детей успели разогнать куда побезопаснее) могли наблюдать такую картину: передовые демоны будто размазались лицами, ладонями и животами по стеклу (особенно эффектно это вышло у толстого Кнута), бегущие следом врезались им в спины, размазывая еще больше. Прозрачная преграда прогнулась и спружинила. Хлоп! – и воздух наполнился летящими демонами. Причем летели они без помощи крыльев, спиной вперед, а кто и вовсе кувырком.
Доминус увернулся от тяжелой туши Кнута, а несчастный черт, затормозив о землю пятой точкой тела и взбрыкнув в воздухе копытами, растянулся в пыли, содрогаясь от одной мысли о том, что было бы, приземлись он на голову Хозяина.
 Дьявол был в бешенстве, уверенный, что черти попали под ответный магический удар Хранителя, пока не увидел, что рыцарь озадачен не меньше. Оба противника догадались одновременно, вскинув головы к небу за секунду до того, как на землю упал широкий луч света. Лениво помахивая пестрыми крыльями, в пафосной позе иконописного ангела, вскинув руки и подогнув одну ножку, сверху спускалась Иллюзия.
- Узрите мой свет и возрадуйтесь, ибо я… - при приземлении каблучок на одной туфле богини подвернулся и заклятие цензуры над Убежищем разразилось долгим, тоскливым писком.
Излив свое негодование (черти молча восхитились его продолжительностью, подразумевающей по крайне мере трехэтажность словес), богиня удовлетворенно вздохнула и, уже без всякого елея, вернулась к теме.
- Короче. Так я и знала, что не стоит ставить новые ворота в местах обитания стада баранов. Кстати, вам известно, что если в стаде баранов затесался один козел… - Иллюзия приветливо улыбнулась Доминусу. – То он, обычно, это стадо и возглавляет? Господа, я, кажется, предупреждала, что в Убежище, кроме его законных обитателей могут проникнуть только дети? Или детство, засевшее у вас в своем любимом месте, возжелало неприятностей на свою среду обитания?
Державшийся в стороне во время сражения Грэйфокс тут же материализовался по левую руку от Доминуса, склонившись перед Иллюзией в почтительном поклоне, за что и заработал недовольный взгляд Хозяина. Который, впрочем, успешно проигнорировал.
- Прошу прощения, Алмазная Донна, - привычно заюлил серый черт. – Я согласен, вы упоминали, что проникнуть туда нельзя, но ведь вместе с тем и не запрещали попытаться. Так что никаких правил мы, по сути, не нарушали.
Воцарилась секундная тишина, после которой богиня расплылась в не то в угрожающей, не то в обожающей улыбке.
- По сути, софист и лжец ты, крысеныш. Правила – как заборы. На них не пишут: «Перелазить запрещено». Они уже и есть запрет. Хочешь – перелезь. Но будь готов отвечать перед тем, кто встретит тебя по ту сторону.
- Никто и не скрывается от ответа, – зло вмешался Доминус.
- Боюсь, ваши правила были нарушены уже «по ту сторону» забора, – натянуто улыбнулся Грэйфокс, прерывая бунтарски-дерзновенную тираду Доминуса, в предвкушении которой некоторые черти уже закрыли голову руками. – Ваш подчиненный привел в Убежище НЕ ребенка. Юми Миадзаки вполне взрослая женщина. Она сама так сказала.
Иллюзия, не уточняя, о каком подчиненном речь, повернулась к Хранителю.
- Это правда?
- Да.
Рыцарь никогда не называл Иллюзию «госпожой» или тому подобными званиями, соблюдая лишь холодные рамки минимальной вежливости. Когда-то он уже преклонялся перед другим богом, покорно, восторженно и беззаветно. Ныне вера его рухнула и сотворить себе нового кумира Хольгер не спешил.
- Неееее-а! – противным голосом поправила Иллюзия и, когда Хранитель недоумевающее на нее воззрился, вдруг неожиданно позвала: - Томми, малыш, будь добр, поди-ка сюда!
Мальчик вылез из своего укрытия за большим камнем. Идти к незнакомой, какой-то чекнутой и злой на вид девчонке, было страшновато. Он дошагал до стоящего рядом с ней рыцаря и, спрятавшись за его спиной, тихо, но возмущенно оттуда засопел:
- Я не малыш, я уже большой…    
С жестом - «вуаля!» - Иллюзия повела в его сторону раскрытой ладонью.
- Пора бы вам понять, господа, – торжественно, но уже не так пафосно и противно изрекла Госпожа. – Ребенок – это не возраст. Это состояние души. Позволить себе счастье побыть ребенком может каждый из нас, кто не запирается во взрослой скорлупе. Остановится в потоке дел и пять минут полюбоваться цветком. Взять и сделать что-то не выгодное, а просто приятное. Почитать на ночь свои детские книжки. Душа не имеет возраста, если не старить ее лицемерием и занудством.
Самодовольная улыбка Иллюзии растянулась от уха до уха. На сей раз Томми уверился в своем подозрении, что она чекнутая, но, наверно, все-таки не злая…
Доминус понял, что проиграл, еще когда богиня явилась на поле боя. Не в силах противостоять последнему порыву ярости, он медленно поднял меч, обращая его острием к ухмыляющемуся божеству. Иллюзия упреждающе подняла палец. Луч света, по которому она спустилась на землю, прожектором переметнулся на толпу демонов, кое-кого заставив попятиться и даже Доминуса на минуту вынудив прикрыть глаза. А когда очи дьявола и чертей привыкли к свету, перед когортой демонов уже стояли стройные ряды ангелов. Бесстрастных и будто бы единоликих, опасно поблескивающими жалами светлых копий взявших малую, в сравнении с ними, кучку чертей в кольцо.
Перст Иллюзии пришел в движение: влево - вправо, влево - вправо… Ни-ни-ни!   
Добела стиснутые на рукояти меча пальцы дьявола с трудом сдержали дрожь. Иллюзия могла бы съехидничать, что от страха, но прекрасно знала, что это не так. С каким наслаждением Доминус взмахнул бы сейчас клинком, посылая своих демонов в неравный бой! И он знал, что несмотря на обращенные к нему испуганные взгляды, они повинуются приказу. Какие бы грехи не привели воинов Сумрачной Империи в ад, все они уважали своего Императора, не раз убеждаясь в его покровительстве и заступничестве. Доминус знал, что по его слову они пойдут в атаку. И именно поэтому не мог послать их на смерть.
- Когда-нибудь ты сама увязнешь в паутине своих ложных правил! – на удивление успешно проглотив каленое железо ненависти, пообещал Доминус, опуская меч. – И тогда я буду рядом, чтобы полюбоваться на это.
Ехидствоизвержение Иллюзии воплотилось в неуклюжем реверансе. Жди, мол, милости просим. С достоинством развернувшись спиной к ангельским копьям, Доминус властным, хотя и несколько раздраженным жестом подал демонам знак – «уходим». Он еще успел сделать пару шагов, когда…
- А ну-ка вернись.
Ноль внимания. Но Иллюзия ничего не имела против путешествия Магомета к горе и, перепорхнув, заступила дьяволу дорогу. Руки в бока, как красная фигурка на светофоре, она остановилась перед ним, по росту ниже головы на две, по нахальности – выше не четыре.
- Так уж полагается во всех хороших сказках, чтобы зло было наказано.
Доминус уже не бесился. Не потому, что не хотел доставлять тем радость своей трижды клятой врагине, просто устал. Как висельник на эшафоте, осознавший, что гордые выкрики лишь поверхностно украсят позорность его смерти.
- Когда захочешь избавиться от последствий этого наказания. – продолжила Иллюзия, очень серьезно вглядываясь в опустевшие глаза дьявола, в которых лишь где-то на донышке тихо плескалось презрение – «ничего страшнее того, что ты уже сделала, тебе не придумать». – Ты придешь в Эдвенчер, в городок Шерисвиль, Кленовая улица, дом 24. Если тебе удастся помочь в исполнении самого заветного желания обитающего там существа, наказание будет завершено. Запомнил адрес?
Только аристократическое воспитание помешало Доминусу послать Иллюзию по другому, всем известному адресу. Молча он шагнул мимо и, отойдя на десяток другой шагов, бесшумно поднялся в небо. Остатки когорты демонов последовали за Хозяином. Уходившему последним Грэйфоксу Иллюзия неожиданно подмигнула, и тот ответил, едва заметно опустив ресницы.
Минуту спустя, уже подготовившая соответствующую улыбочку, Госпожа И обернулась к семенящему к ней Люмьеру.
- Так это мы вам обязаны спасением? Или целостность Убежища на самом деле не была нарушена? И демоны все равно не смогли бы прорваться внутрь? – без обиняков спросил чистосердечный до наивности Смотритель. 
- Не смогли бы. Но вы все равно мне очень обязаны, – Иллюзия осклабилась, превращая наглость в шутку.
- О, разумеется, – смутился Люмьер. – Вы ведь создали Убежище и… даже никогда не видели, какое чудо сотворили! – к ужасу Иллюзии, Смотритель вдохновился и, явно желая доставить ей удовольствие, пригласил: - Вы, наверняка хотите посмотреть, как идет работа! И дети будут ужасно рады увидеть и познакомиться…
- Эээ, нет! – поперхнулась Иллюзия и, заметив, как сплывает восторг  физиономии Люмьера, поспешила подольстить. – Я и без проверок знаю, что вы идеально справляетесь со своим делом!… А… дети, конечно, цветы жизни. Но, к сожалению, у меня, кхм, жуткая аллергия… н-н-на цветы.
- Но вы ведь даже никогда не бывали у нас…
Смотритель расстроился так трогательно, что богиня, улыбаясь уже куда искреннее, дотянулась до его плеча:
- Бывала. Когда была маленьким ребенком. Поэтому и создала Убежище, когда стала большим.         
- «Я по тебе скучала, мой глупый, добрый волшебник!» – без слов, блеснув глазами, добавила Иллюзия, глядя на все еще недоумевающего Люмьера. А вслух произнесла. – Так, а теперь возвращайтесь к своим делам. А мне нужно поговорить с Хранителем наедине!

*    *    *

Раскол в стене исчез, внутри Убежища все быстро возвращалось к привычному ритму жизни. Лаборатория детских снов работала непрерывно, ведь к тому времени, как одни дети просыпались, где-то на другом конце света засыпали другие. Иллюзия и рыцарь сидели снаружи, на большом камне, за которым недавно прятался Томми и разговаривали, глядя на простирающуюся перед взором серую равнину, где еще недавно кипел бой. Госпожа И сочла их разговор слишком напичканным философией, чтобы засорять им атмосферу Убежища.
- Я не справился.
Слова рыцаря звучали не покаянием, а скорее как констатация факта.
Иллюзия это одобряла, в тайне опасаясь, как бы поражение рыцаря не ввергло его в еще большее уныние.
- Ваше противопоставление не окончательно, - Иллюзия и Хранитель при разговоре не глядели друг на друга, но богиня иногда косила взглядом, изучая бесстрастный с виду профиль Хольгера. Она не стала говорить ему, зачем допустила в равенстве погрешность, просто честно предупредила. - Доминус сильнее тебя.
- Хм.
Прозвучало, как "это мы еще посмотрим." Вот это уже совсем хорошо! Появился боевой задор. Прежний. Полумертвый эйкон, едва не потерявший себя из-за роковой ошибки Творца, начинал оживать, а совесть Иллюзии постепенно возвращаться в обычное состояние - то бишь без следа рассасываться.
- Ты смог восстать после его удара, только потому, что тебя поддержало чистое сердце Томми Джойса. Но и за дьявола тоже бьется одно маленькое и очень светлое сердечко... - Иллюзия тепло улыбнулась. - Поэтому, в итоге шансы уравнялись.
Рыцарь кивнул. Принял информацию к сведению, но упрямо не верил в ее фатальность.
- Наш ангел-спаситель. Это ведь и есть Рони? - неожиданно спросил Хольгер. - Он жив, а Доминус не знает. Это обязательно?
Иллюзия фыркнула. Мучить зловредного дьявола? Да, обязательно. А этот... Меч Госпожи, пес, убийца.
- Знаешь, Хольгер, - ласково предупредила Иллюзия. - Никто из ангелов еще не посмел меня вот так неприкрыто осуждать. И за смелость я тебе дам ответ: доживешь - увидишь, что было обязательно, а что нет. А чтобы дожить - не лезть не в свое дело, ладно? ...Пожалел, что ли?
- Нет.
- Пра-а-авильно. - издевательски протянула Госпожа. - Глупо жалеть врага.
- Он меня удержал. Не дал разбиться о землю.
- Ну, я и говорю - оба вы придурки!
Рыцарь помолчал.
- Да. И в следующий раз я убью его. Точно убью.
- Убьешь, если я захочу.
Теперь уже рыцарь покосился на пакостно хихикающую Иллюзию.
- А в этот раз не захотела?
 Старательно игнорируя и вопрос, и взгляд, Иллюзия вдохновенно засвистела себе по нос странно знакомую мелодию. Внезапно, с уколом возмущения, рыцарь осознал: а ведь она с самого начала знала, чем все кончится! Зеленые глаза Хольгера сощурились.
- Зачем?
- Чтобы помочь Томми справится со своими страхами, - отмазалась Иллюзия, но взгляд Хольгера, к ее удовольствию, не утратил подозрительности. - А заодно уж...
Великая Мечтательница поглядела на Своего рыцаря с обожанием.
- Ты ведь теперь снова веришь. Веришь в кое-что попроще мистерий и таинств. Покрепче полумесяцев и крестов. Веришь в то, что ты нужен кому-то. В то, что не смотря на все твои грехи и ошибки – ты кому-то нужен. Не правда ли – это удивительно животворящее ощущение? Так как, Хольгер? Ты все еще хочешь уйти в Забвение?


Эпилог или «Доброе утро Томми Джойса»

Томми Джойс проснулся с ощущением, что он проглотил большой шарик восторга и тот теперь раздулся и распирает изнутри. Воспоминания о чем-то волшебно-интересном еще метались некоторое время в полудреме, а потом вдруг исчезли. Но радость и приподнятое настроение осталось.
- Тоооомас! Завтрак стынет, беги за стол.
- Иии-ду!
Субботнее утро прекрасно, особенно когда тебе ко второму уроку. Вылетая из спальни, Томми горным козликом проскакал по лестнице, мимо прихорошеньких зеленых стен с белыми ромашками, и внизу натолкнулся на уже уходящую на работу маму.
- Доброе утро, мам!
- Ишь, какой бодрый сегодня. - приятно удивилась родительница, придирчиво приглаживая торчащие в стороны вихры сияющего чада. - Хорошо выспался?
- Еще как!
Стойко вытерпев утреннюю порцию тисканья (под настроение оно даже приятно), Томми побежал в ванную, а оттуда на кухню, где строгая бабушка уже накладывала на тарелку аппетитные гренки с маслом.
- Томас, ты ведь помнишь, что если не вымыть руки перед едой, то микробы...
- Сегодня микробы потерпели сокрушительное поражение! - выдал внук и, глянув в обратившееся к нему недоуменное лицо заслуженной докторши, обезоруживающе просиял, поднимая чистые ладошки. – В смысле – руки я уже вымыл.

*    *    *

Мне в детстве снилось маленькое чудо -
Когда меня преследовал кошмар,
Являлось, будто ниоткуда,
Творенье чьих-то добрых чар.

Такая кро-ошечная дверца,
То под кустом, то меж камней...
И успокаивалось сердце,
Когда скрывался я за ней.

Я шел по узенькой алее,
А впереди огонь сиял.
И становилось веселее,
И страх незваный отставал.

Плющом увитая калитка
Меня впускала в теплый дом.
Цвела на клумбах маргаритка,
Светло и тихо было в нем.

Там ждал меня волшебник добрый,
Такой забавный и смешной,
И мы беседовали долго,
Он был внимателен со мной.

Уменье слушать - дар волшебный -
Я не встречал ни в ком с тех пор!
Мне возвращал покой душевный
Один короткий разговор...

Летели годы. Став взрослее,
Я страхи детства победил.
О дверце той и той аллее
Я понемногу позабыл.

Но раз, в тревогах грез блуждая,
Ее увидел, подошел.
Она была незапертая…
Хотел войти - но не прошел!

Я просто вырос из размеров,
Оставив где-то позади,
Остатки детства, чуда, веры -
И в прежний мир не смог войти.

И пробудился я в смущеньи,
Своим открытьем удручен
И тем, что смог предать забвенью
Свой самый чистый детский сон.

Всю ночь я думал, грусти полон,
О том, что в детство нет дорог
И я, в реалии закован,
Не приступлю уж тот порог.

А утром, взяв перо, чернила,
Я написал вот этот стих,
Чтоб то, что сердцу было мило
Не выпускать из снов своих!

Писал с душой, прося прощенья
У детских снов, и тут - поверь! -
Я наяву из сновиденья
Вдруг вспомнил, что открыта дверь!

А может быть, меня там ждали?
А может быть, меня там ЖДУТ?
И ярче строки заиграли,
И рифмы все пышней цветут…


Пусть этот стих и вам напомнит,
Что у души размеров нет,
И тот, кто сны былые помнит,
Тот их всегда отыщет свет.

Чтоб этим светом поделиться,
Дань отдавая детским снам,
Я наполняю им страницы
И отдаю в подарок - вам.