Литератор на смертном одре

Игорь Вайсман
 «Что такое книжка? Это же два гектара леса уничтожить надо для тиража, скажем, в две тысячи экземпляров. А на этих гектарах зайчики жили, кузнечики прыгали. Так вот, прежде чем книжку решить издать, надо её написать так, чтобы не обокрасть собственный
народ. И чтобы там и птицы пели, и журавли ходили. Иначе ты вор и браконьер, уничтожаешь жизнь на своей земле. И прежде надо всё взвесить: тянешь ты на такую духовность, которая равноценна живому миру, или нет».
   Константин Скворцов. Из выступления в газете «Республика Башкортостан» от         26.11.2005


      Старому литератору Дровосекову врачи вынесли диагноз-приговор: «Жить вам осталось три дня!» Вот так, безаппеляционно и бесповоротно! Сказали, как отрезали. Нарушили своё же твердое правило. Видимо, не слишком-то уважали этого пациента.
      Лежит литератор на своём видавшем виды диване в запущенной, запыленной холостяцкой квартире, и невесёлые мысли посещают его голову. Отнюдь не творческие.
     «Вот уж не думал, что буду так умирать – в полной тоске, одиночестве и заброшенности! Ни тебе поклонников, ни почитателей, ни цветов, ни плачущих женщин! Никому оказался не нужен, а ведь всю жизнь старался, вкалывал, отказывал себе во всех удовольствиях!
      Где эти сотрудники газеты, что иногда меня публиковали? А ведь каждый раз, что я их посещал, говорили: «Вы уж, пожалуйста, нас не забывайте! Заходите, будем рады!» Хоть бы поинтересовались: жив ли, здоров?..
      И куда пропали девки с собеса? Все крутились, изображали заботу: «Может, вам в магазине что надо купить? Может, в аптеке?» А когда надо, их ветром сдуло. Квартиру мою хотели к рукам прибрать, затем и хлопотали! Хрен вам, квартиру!
      А где те несколько старух, что приходили меня послушать? Правда, зевали, когда я читал. Одна так даже засыпала. Но приходили же, времени не жалели! 
      Да хоть бы Дарюхин с Ваграмичевым пришли – критики хреновы! Порадоваться, что помираю, не дописав последний роман. Что больше не буду мозолить им глаза. Как они меня поносили, сколько крови выпили!.. Всю жизнь мою отравили: «Твои дешёвые детективы никому не нужны! И без них полки в магазинах ломятся от низкопробной литературы! Только лес переводишь, вредитель!»
      Так у меня ведь и родственники какие-то остались… Я их, конечно, давно не видел, но совесть-то у них должна быть!»
      Размышлял так Дровосеков, переживал, расстраивался и впал то ли в забытие, то ли в сон. И видит, что оказался он на том свете. Два стражника ввели его в какую-то большую комнату, где стоял высокий человек во всем чёрном.
     – Ну что, гражданин литератор, –  начал тот сразу без предисловий, – раскаиваемся в своей грешной, никчёмной жизни?
       – А? Что? Как? – ничего не понял Дровосеков. – В чём я должен раскаяться - то?
       – А сам, стало быть, не догадываешься? Своим умом не дошёл? А ещё считаешься представителем интеллектуальной профессии!
       – Помилуйте, я всю жизнь пахал, света вольного не видел! – взмолился наш герой.
       – Работы бывают разные. И у палача работа, и у тюремщика, и у убойщика скота…
       – Ну, вы скажете тоже!.. Я ведь никому вреда не причинил…
       – Не причинил?! – повысил голос человек в чёрном. – Ты так в этом уверен?! А я уверен в обратном!
       – Но что, что я сделал кому плохого? – пропищал не своим голосом литератор и, неожиданно для самого себя, бухнулся на колени.
       – Что сделал?! – словно гром прогремел судья. – Смотри!
      С этими словами он взмахнул правой рукой, и вся правая стена комнаты превратилась в экран. На нём трактора, погрузчики, бульдозеры и целая бригада лесорубов валили лес. Поваленные деревья освобождали от веток  и укладывали в фуры. Затем пошли кадры, как колонна фур везёт брёвна по трассе. И как потом на фабрике из них делают бумагу.
      Взмахом руки человек в чёрном остановил показ и вновь обратился к Дровосекову.
      – Ну, что, дошло наконец?
      – Не-е-т, - промямлил подсудимый.
      – Не-е-т?! Вот какие мы умные! – съехидничал судья и вновь обратил стену в экран. – Показываю для тупых!
      Теперь экран изображал детей больных астмой. Они задыхались, корчились и смотреть на их муки было очень тяжело. Следующие кадры представили, сколько лесов на Земле уничтожено в угоду людским желаниям. Потом пошли цифры: насколько уменьшилось содержание кислорода в атмосфере вследствие вырубки лесов. Как пагубно это отразилось на здоровье и продолжительности жизни бессчётного количества людей. Как изменился климат, как почва стала подвергаться эрозии, и упала урожайность в сельском хозяйстве.
      Судья  погасил экран и вновь спросил:
      – Ну, что, так и не признаём себя виновным?
      Творец детективных романов попытался что-то сказать, раскрыл рот, но слова не хотели из него выходить. И он так и стоял на коленях с раскрытым ртом.
      – Тебе нет оправдания потому, что всё, что ты писал, – пустое, никчёмное. А в мире пустоты нет, да будет тебе известно. И еще: весь мир давно перешел на компьютеры, а ты так и не соизволил его освоить. Продолжал переводить бумагу. Показать, сколько леса было уничтожено конкретно на тебя за те 15 лет, что можно было обходиться и без бумаги?
      Вместо ответа подсудимый протестующе замотал головой.
       – Смотри сюда! – невзирая на него, прогремел судья и взмахом левой руки обратил в экран левую стену.
      Дровосеков с силой зажмурился и опустил голову, но грозный окрик заставил его открыть глаза. Это была картина массового исхода зверей и птиц из родного леса, который обрекли на вырубку.
      Птицы побросали гнёзда с птенцами и с тревожными криками уносились прочь. Звери бежали плечом к плечу – вчерашние враги – лисы и зайцы, волки и косули, рыси и белки, медведи и лоси… А в это время их норы с грудными детёнышами давили бульдозеры.
      В заключении на весь экран показали заплаканные глаза оленя. Потом крупным планом бурундука, грозившего ему, Дровосекову, кулачком. И ворон, прокаркавших вполне по-человечески, что они выклюют ему глаза.
      После всего увиденного, литератор в себя так и не пришел. В какой из девяти кругов ада его определили, нам, пока живущим здесь, неизвестно.