Утро тридцать первого было ясным, морозным. По радио сказали: минус тридцать три.
Часы показывали начало восьмого, но уже почти совсем стало светло. На душе было тревожно. Быстро оделась, поверх шубы укуталась длинным шарфом, взяла на поводок Зошку и вышла на улицу. Морозный воздух остро резанул горло, сбил дыхание. Подняла шарф до самых глаз. Дышать стало легче. Зошка тянул поводок за дом, к посадке. Перебежали дорогу. В посадке отпустила его с поводка. Пошла в сторону... гаражей. Зошка весело помчался вперед: знал дорогу.
Кругом было пусто. Никакого движения. Понятно: выходной. Ворота в наш гараж закрыты. Потрогала калитку, - заперта на засов изнутри. Рядом, в Васином гараже, послышались голоса. Подошла. Заглянула в приоткрытые ворота. У машины возились Вася и его сын Костя.
- Доброе утро! – поздоровалась.
- А, Света… Здравствуй. Что так рано? - вышел ко мне.
- Василий Иванович, Виктора не видели сегодня еще?
- Виктора Александровича? Нет, а что? – и глаза бегают, на меня не смотрят, словно пытаются рассмотреть что-то за моей спиной.
- Он не ночевал дома. Я уже волнуюсь. Все-таки после операции…
- А-а, ну, да, да, конечно, - закивал.
- Помогите, постучите, может, он там, еще спит, - почему-то самой мне делать этого не хотелось.
Подошел, постучал:
- Лександрыч!- позвал.
В гараже напротив открылась калитка и показалась физиономия хозяина. Подошел еще кто-то. Вася стучал и все звал:
- Лександрыч!
В глубине гаража, за воротами, послышался шум: что-то упало, грохнуло. Вверху ворот, внутри, щелкнул засов и ворота плавно распахнулись наружу. В их темном проеме стоял Виктор, - в своем новом пальто, оно было расстегнуто, шарф длинным белым флагом висел на плечах, шапка набекрень, без повязки на глазу: снял сам. И отборный мат...
- Ну, че орешь, Вася? Твою... – увидел меня: - О-о! Мамуля! И ты тут! Заходи! Давай ко мне!
Я попятилась от ворот.
- Ну, че стоишь! – ко мне. – Пойдем, выпьем. Вась, заходи. Леша, - к соседу напротив, - греби сюда!… Мать твою… Маму-у-ля… заходи! Я деньги привез… сто тысяч… и яблоки заберешь! Достал из погреба!
Конечно, деньги были нужны. Безденежье уже заколебало. Не платили зарплату мне, не платили Андрею и Марине. Но войти в гараж я не решалась. Боялась. Почувствовала, как он закипал пьяной злостью.
- Ну, ты идешь? Что стала, смотришь… не боись! Мать твою... – двинулся в мою сторону.
У меня ком подступил к горлу. Невольно шагнула назад. Развернулась и быстро пошла прочь... Как тогда, несколько недель тому. Позади слышала:
- Зошка! Ко мне! Зошка! – вперемешку с матом…
Было очень горько и стыдно, - за себя, за него… Перед васями-лешами, собравшимися, как на шоу, перед этим утром, таким красивым и таким равнодушным ко мне...
Быстро шла, почти бежала по тропинке в посадке, то и дело оступаясь в сторону, в сугробы. Догнал Зошка, забегал вперед, оборачивался, заглядывая в глаза, подпрыгивал, становился на задние лапы, - лизал варежку на руке. А я не видела ни яркого утра, ни сверкающих сугробов. Слезы заливали лицо, стыли на щеках и ресницах… И кричала… Наверное, кричала… А, может, мне так теперь кажется, и кричала в себе, все повторяя:
- Господи! Я не могу больше! Помоги, Господи! Помоги! Сделай же что-нибудь! Я уже не хочу жить!…
Потом долго винила себя за эти слова, никому не рассказывала… И только уже через месяц, когда поехала к маме и встретила там Иру, мою Иру из детства, теперь такую взрослую и такую мудрую, я ей рассказала все… Мы были на кладбище, стояли у могилы ее родителей и моей бабушки. И я рассказала все, как было.
- Не вини и не кори себя. Бог рассудил и сделал по-своему… Ты нужна
тут… - услышала я от нее.
И оттого, что это не было уже тайной, и что я смогла уже рассказать и в ответ услышала ее слова, стало легче…
А в тот день, где-то к обеду, пришла в себя. Занялась уборкой, готовила праздничный ужин, ждала Нину. Обычно в Новый год с нами был и Глеб. В этот раз его оставили дома, ждали гостей с детьми, решили встречать Новый год с друзьями у себя. А я часам к шести совершенно успокоилась. Прогуляла собаку. К гаражам уже не пошла. Позвонила Нина: приехать не сможет, появились другие заботы, приедет второго числа.
В восемь позвонила Володе Седякину.
- Светлана Михайловна! Я только ушел от Виктора Александровича. Он там с Мишей (Лялько) и Алексеем. Сказал, что скоро пойдет домой… Нет, он не очень… Все нормально.
Включила телевизор. Хоть и плохо, но что-то там можно было рассмотреть. Взяла вязанье. Позвонил Андрей, спросил, как у нас дома, как отец. Ничего рассказывать не стала, слышала, у них уже компания, играет музыка. Незачем портить настроение.
- Все нормально у нас, сынок. С наступающим! Всем от нас привет!
И почему-то совершенно спокойная, без тени тревоги, ждала. Ждала, что придет в десять. В десять ждала: придет в одиннадцать…
В половине одиннадцатого зазвонил телефон. Сняла трубку:
- Слушаю.
- Это звонят из гаражного кооператива, - сказал мужской голос. Ваш номер гаража сорок два?
- Да.
- Мы делали обход... там из-под ваших ворот идет дым!
- Как дым? Там же… там же Виктор! Он в гараже! Открывайте гараж!
- У нас же нет ключа!
- Ломайте! Я сейчас буду
Позвонила Володе.
- Володя! Из нашего гаража идет дым! Там же Витя! Я не смогу открыть замок. Я беру ключ и бегу туда. Помоги!
- У меня есть ключ от вашего гаража! Я уже бегу!…- он жил в соседнем подъезде.
В чем была, только обула сапоги, накинула шубу и, схватив в руку шапку, выбежала на улицу. Увидела: впереди бегут Володя и Люда, его жена.
В проезде, у нашего гаража, освещая все вокруг фарами, уже стояли машины скорой помощи, милиции и пожарной охраны... Ворота гаража были распахнуты настежь, из темного нутра валил черный дым…
- Где Виктор Александрович? Его нашли? - спросила я Люду, та, увидев меня, подошла, взяла под руку. - Где он, Люда?
Люда молчала.
Пожарники в масках выносили какие-то черные, дымящиеся предметы.
- Володя! А где Виктор? Почему не выносят его?… Да ищите же его! Вынесите его из этого дыма!… Он живой?
- Светлана Михайловна… Там… нельзя выносить… Его уже нет…
Очнулась, уже сидя на каком-то стуле, в сугробе. Передо мной стояла женщина в белом халате, в накинутом на плечи полушубке, в руке у нее был клок ваты, она водила им у моего лица. В носу и глаза щипало от запаха нашатырного спирта.
- Ну, вот, пришли в себя. Вы меня видите? Как себя чувствуете?
Кто-то сзади держал за плечи, прижимая к спинке стула.
- Мы ее сейчас отведем домой. Надо позвонить ее сыну, - услыхала Володин голос, это он стоял позади меня.
Домой отвезли в машине милиции. Машинально отвечала на вопросы. Что-то подписывала. Люда поила меня горячим чаем. Позвонила Андрею...
Андрею пришлось выполнить самое ужасное, - выносить из гаража, отвозить в морг и забирать из морга… И взять все на себя, все хлопоты.
Мороз ударил под сорок градусов. Прорвало трубопровод тепловой магистрали и наш дом остался без отопления. О похоронах пока не могло быть и речи: страна праздновала и отдыхала до десятого января. Раньше четвертого за документами велели не приходить…
На следующее утро, первого января, Зошку отвела к Светлане, подруге, и вместе с Андреем уехали к ним домой. Позвонила Нине.
Хоронили пятого января. День был очень холодный. И состояние какой-то нереальности, все видела как бы со стороны. Было много народу. Подумала: как все узнали? Ведь никому не сообщали… Кто-то сказал, что подруги с «родного» завода возмутились, почему гроб закрыт? Андрей не разрешил открывать… Приехала Нина. Четвертого вечером прилетел Сергей. Помню, что с ним стало плохо, когда вошел в квартиру, и Андрюше пришлось отпаивать не только меня, но и его.
Уже позже, когда пришла в себя и стала более-менее соображать, увидела, сколько по-настоящему хороших людей окружало меня все эти годы. Многих я знала только в лицо. Делали все: и готовили (я даже не знала, где!), и столы накрывали по нескольку раз, и все убрали… Мне не дали ни к чему притронуться…
Все расходы по похоронам взял на себя Сергей. Побыл неделю с нами, купил мне цветной телевизор и улетел во Владивосток.
Какое-то время я не могла заставить себя идти в гараж, а было надо, там, в погребе, были все овощи, фрукты и соленья-варенья. Пошли туда вдвоем с Андреем.
Первый бокс совершенно не пострадал. Машина стояла целехонька. Даже баллон с кислородом и канистры с бензином остались стоять у стены. Дверь во второй бокс закрывалась очень плотно и, видимо, хорошо держала температуру. Во втором боксе все выгорело, вернее, истлело без доступа воздуха. Причиной несчастья мог быть электронагреватель или оброненная спичка. Как рассказывали потом друзья-товарищи, - они оставили Виктора спящим на диване, плотно закрыли дверь в бокс, прикрыли калитку и… ушли…
…А мне все еще не верилось, что Виктора нет… Совсем нет… По вечерам, подсознательно, все еще ждала. И все еще жил страх: в последнее время я боялась, когда он оставался дома. Боялась агрессии, скандалов. И еще долгое время, уже даже и здесь, в Израиле, когда он снился мне, успокаивала себя (во сне!): это сон, не надо бояться, его уже нет… И просыпалась в холодном поту. И только совсем недавно, пару лет тому назад, после того, как он приснился мне молодым, красивым, в чем-то светлом, смотрел на меня, как когда-то, улыбаясь одними глазами, и затем словно растаял в белом тумане, - я перестала видеть его во сне и бояться. Я ничего не придумываю, так было на самом деле…
…И еще об одном хочу рассказать здесь же…
Пару дней назад иду вечером по улице. Уже темно. В это время жара немного спадает и можно позволить себе пешую прогулку по улицам затихающего города. Перед этим почти весь день печатала за компьютером. В голове картины из только что описанных событий. Дошла до того утра и трагической ночи. Мысленно составляю фразы, подбираю слова… Вижу себя в то утро, бегущую по колено в снегу, в слезах, как кричала (а может, только думала!): « Господи! Сделай же что-нибудь! Помоги!..»
Снова всколыхнулось в душе чувство вины… Вспомнила Ирины слова…
Уже подходила к дому. Вдруг услыхала: ко мне обращаются на иврите. Подняла глаза. Передо мной стоит юноша лет семнадцати в хасидском одеянии. Из-под темной небольшой шапочки выбиваются длинные локоны-пейсы. На сгибе руки у него стопка книг. Другой рукой он протягивает мне одну из них и что-то говорит.
- Медленнее, пожалуйста, - прошу его тоже на иврите.
- А, можно по-русски, - с сильным акцентом произносит он. - У меня есть на русском! - и подает такую же книжку уже на русском языке. – Только не выбрасывайте, - просит, - можете не читать, пусть она просто будет в вашем доме… И думайте о том, что все к лучшему, все будет хорошо…
Дома я открыла книжку. Прочла: «Эта книга основана на словах великого учителя нашего, святого р. Нахмана из Брацлава…» Я далеко не религиозный человек, но в этой маленькой книжке прочла то, во что сама всегда верила: Бог в душе каждого из нас… В конце прочла: «Реббе Нахман из Брацлава родился … на Украине в 1772… жил… в основном - в… Златополе…»
Вот так… В моем родном городке…
Так что это было? Совпадение? Или Он решил помочь мне, успокоить?
Верю в последнее…