Странное время ныне. Мне пишут разные люди с одним и тем же вопросом: «Как избавиться от депрессии?» В ответ я копирую и вставляю в окно сообщения одну и ту же историю. Дабы страждущим проще было найти ответ, публикую её здесь.
В 2009 году, который по версии ЮНЕСКО был годом астрономии и одновременно годом Н. В. Гоголя, в России был объявлен годом Франции, Болгарии и молодежи, а в Китае — почему-то годом Сталина, мой друг Лев заболел депрессией.
В то время я к такого рода заболеваниям не относился всерьез и вообще не понимал, почему их считают заболеваниями. Ну, думаю, взгрустнулось человеку. С кем не бывает? Пройдет. Так что и к болезни Льва я всерьез не отнесся.
Мы с ним ехали по летнему Таганрогу на машине. Юные, с пирсингом, в «гавайских» рубашках. Вдруг Лев резко затормозил прямо посреди дороги и схватился руками за голову.
— Что? Что такое? — забеспокоился я. — Мы гитару забыли?
Не помню, куда мы ехали, но без гитары мы не ездили никуда.
— Гитара на месте, — ответил он. — У меня депрессия.
— Как депрессия? Вот так, приступом?
— Да. Ничего не хочу. Ни рулить, ни жить.
— Ты мне это брось. Рулить у нас больше некому, у меня прав нет, одни обязанности. И жить за нас с тобой тоже больше некому.
Лев завел машину, и мы поехали дальше.
Не прошло и пяти минут, как авто подскочило, ударившись обо что-то днищем. Лёва снова резко затормозил. Мы остановились у края дороги. Вышли. За машиной тянулся след жидкости. Он заканчивался у канализационного люка, чья крышка была повернута ребром вверх.
К люку уже мчалась следующая жертва — оранжевый «Рено». Мы со Львом замахали руками, закричали «Стой!», но было уже поздно. Нам-то еще повезло — мы ехали на Ладе-копейке. А бедолагу француза с его низкой посадкой буквально разорвало пополам. Благо из пассажиров никто не пострадал.
— Теперь, — сказал Лев, — у меня вдвойне депрессия.
— Да брось! — возмутился я. — Нас только чуть-чуть поцарапало. Посмотри на водителя «Рено», вот у кого должна быть депрессия. Не у тебя.
— Тут даже не в аварии дело. Все просто очень плохо. Страшно.
— Да что страшно, можешь ты мне объяснить?
— Ты не поймешь.
— Ты сам понимаешь?
— Не до конца, но достаточно.
И мы поехали дальше. Абсолютно все светофоры горели красным. ГИБДД нас не беспокоила, хотя и скалилась из-за каждого угла. Ниоткуда образовывались пробки. В свой район мы вернулись поздно.
— Как твоя депрессия? — спросил я Льва.
— Прогрессирует.
— Ну выспись хорошенько, завтра пройдет.
И я ушел домой. И был новый день. И в этот день Лев перестал отвечать на телефонные звонки. Все друзья беспокоились за него. А я беспокоился меньше всех, поскольку не верил в депрессию. Как я и ожидал, через несколько дней все прошло. Прежний Лев вернулся. Казалось, он стал более сдержанным и вежливым, однако всегда с тех пор был в хорошем настроении.
А потом, много лет спустя, когда я уже жил в Питере, депрессия настигла меня. И я вдруг понял, о чем тогда говорил Лев. И это было печально и действительно страшно. И когда я говорю «действительно страшно», я не преувеличиваю. Потому что некуда преувеличивать. Представьте, что страх высоты, страх темноты, и страх опозориться на публике объединились в один всеужасающий Мегастрах. Это сейчас я ёрничаю, но тогда, повторюсь, было действительно страшно. Беспричинный ужас давил и сжирал меня, пока вдруг ни с того ни с сего мне не позвонил Лев. Мы не общались пять месяцев и тут он внезапно звонит. Страшно? Страшно. Я пересилил себя и взял трубку.
— Алло.
— Привет, старик. Как ты?
Голос его спокоен и добр. Но в то же время мне кажется, что Лев знает, что со мной. Откуда он знает?
— Депрессия, — отвечаю. — Знаешь, как это бывает?
— Ох, это да, — говорит Лев.
И, к моему удивлению добавляет:
— Поздравляю.
— Это ты мне?
— Конечно.
— С чем же тут поздравлять?
— А ты еще не понял? Как же вовремя, оказывается, я тебе позвонил!
— Боюсь, ты что-то путаешь, старик…
— Нет-нет. Ничего не бойся, — так же спокойно отвечает Лев. — Вот что. Я послезавтра буду в Питере. Хотел тебя попросить встретить меня в аэропорту. Теперь же я на этом настаиваю!
От неожиданности я сказал:
— Нет проблем.
Хотя проблемы, конечно, были. Они заключались в том, что уже три или четыре дня я не вылезал из постели. Как в детстве, после ночного просмотра «Секретных материалов», мир за пределами одеяла казался страшным и населенным одними лишь монстрами. Причем, если в детстве они жили только в темноте, то сейчас, казалось, не чурались и света. И даже одеяло теперь помогало слабо. Помню, я еще решил расслабиться за чтением Буковски и открыл рассказ наугад, а это оказалось «Одеяло». История о том, как одеяло хотело прикончить своего хозяина. Стало еще хуже. Но самое страшное — казалось, что теперь так будет всегда.
А ведь еще на прошлой неделе я жил вполне себе полной жизнью. Играл то на гитаре, то на бас-гитаре, писал роман, слушал Led Zeppelin — в общем, проводил время как среднестатистический представитель своей эпохи. А теперь лежу, ничего не желаю, усматриваю злые намерения в действиях собственного одеяла. В общем, не хочу углубляться в подробности, вы, наверное, и так уже поняли, что картина была хуже некуда.
Каких нечеловеческих усилий мне стоило в условленный день преодолеть ужас выхода из дому. Однако негоже нарушать даже слово, данное незнакомцу, а уж другу — и подавно. Пришлось действовать.
Оделся, выпил чаю (кофе побоялся), выбросил свое тело на улицу. Немытые с прошлого тысячелетия стены. Окна скалятся битыми стеклами. Серые тучи плюют мне в лицо мелким дождем. Даже удары церковных колоколов сотрясают воздух зловеще.
Может, мой друг Лев — посланник Сатаны?
К таким мыслям приводят депрессия и несколько суток без сна и еды. Окажись во мне чуть больше суеверия, я бы, наверное, остановился на этой версии. Но я подумал: «Стоп. Это уже перебор. Ну какой же Лев посланник Сатаны? Мы с ним с детства знакомы. Он и мухи не обидит, не то что меня. А даже если и посланник, то все равно негоже слово нарушать. Хуже будет, если он прилетит, и я его не встречу, чем если я его встречу, а он разверзнет пол терминала и утащит меня в преисподнюю»
Из последних сил храня внешнее спокойствие, торможу грязный «Опель». За рулем бойкий дядька в кепке. Предлагаю:
— До Пулково за полторы.
— Давай за тысячу, — отвечает водитель.
— Не понял.
— Тысячи хватит. Что непонятного?
— Нет, — говорю. — С вами не поеду.
Ну вы понимаете. Уже почти закрыл дверь, а он мне:
— Да шучу я, шучу! Конечно, поехали за полторы.
Пришлось ехать, чтобы не опоздать. Как только мы тронулись, водитель меня засыпал вопросами.
— Видишь, — говорит, — поехал Харли-Дэвидсон?
— Вижу.
— Знаешь, кто такие были эти самые Харли и Дэвидсон?
— Здоровенные бородачи в кожаных жилетках?
— Неа. Парочка евреев, иммигрировавших из Одессы в США, Харламов и Давыдов.
— Занятно. А вы не могли бы…
— А знаешь такого актера — Сергея Харламова?
— Слышал что-то.
— Недавно подвозил его. Он голосовал возле Петропавловской крепости. Попросил отвезти в театр Ленсовета. А я говорю: откинулся что ль? А он — нет бы сказать, мол, начальник отпустил за ворота спектакль отыграть, да сразу назад в карцер. Говорит: да ты что, в Петропавловске тюрьмы давно уже нет, я просто живу тут рядом… Ну вот и скажи мне теперь, о чем с ним можно разговаривать?
— Да уж, — говорю. — Только я сейчас тоже не лучший собеседник. Депрессия.
— О, депрессия! — восклицает дядька, что-то объезжая. — А сколько тебе лет?
— Двадцать шесть.
— Мои поздравления.
— Я не понимаю.
— А это нормально, — отмахивается он. — Скоро все поймешь, не бойся.
— Да ничего я не боюсь!
— И не лги.
Мне добавить нечего. Что они все такое знают, чего не знаю я? Лев, таксист в кепке, Далай Лама, утверждавший, что если в жизни все идет наперекосяк, значит, в нее пытается войти что-то прекрасное. Помню, впервые услышав это, я сказал: «Тогда, судя по последним событиям, на мой дом готовится рухнуть самолет, полный супермоделей» Как ни странно, примерно так оно и вышло.
Мы прибыли в аэропорт на удивление вовремя. В терминале я вспомнил падающий Боинг, полный супермоделей, и стал бояться, что Лев попадет в авиакатастрофу. Если бы вы тогда спросили меня почему, я бы не смог привести ни одного довода — голая паника, безосновательная как нацизм. А люди стоят вокруг с красными и белыми розами и табличками, на коих написано «Symposium Delphi» и «Mr. Jebran». Как, думаю я, они не боятся за тех, кого ждут? Уму непостижимо.
Самолет Льва подлетел, приземлился и не разбился. Лев вышел мне навстречу. Гитары нет, но выглядит ладно. Небольшая сумка, шляпа, синий пиджак. Я рядом с ним — руины Карфагена. Вот только бриться Лев так и не перестал, но это, конечно, вопрос времени. Мы обнялись.
— А ты похудел, — говорит Лев. — Пойдем-ка вон в тот кафетерий. Я голоден как бык.
— А вас что, в полете не кормили?
— Кормили. На выбор — рыба с рисом либо курица с макаронами.
— Оу…
Лев — вегетарианец. Другим он свою философию не навязывает, но если вы сами его спросите, он расскажет, что считает мясоеденье, возможно, самой большой ошибкой человечества.
Вот мы сели за столик, и подходит к нам официантка. На бэйдже ее написано «Любовь Пушке».
— Здравствуйте, Любовь, — говорит Лев. — Я буду грибной крем-суп и пасту с четырьмя сырами.
— А мне, — говорю, — просто куриного бульона.
— Нет, — возражает Лев. — Ему то же самое, что и мне. Тебе нужно поесть нормально.
Я соглашаюсь, но, когда официантка уходит, спрашиваю:
— Это из-за того, что в бульоне убиенная курица?
— Я же сказал. Хочу, чтобы ты хорошо поел. Это все.
— То есть, ты не веришь в весь этот вегетарианский бред?
— Вегетарианский бред?
— Ну, о том, что в мясе хранится страх убитого животного.
— Ты все такой же зануда, — отмахивается Лев. — Речь сейчас не о том, во что я верю…
— Ответь на вопрос, — настаиваю я.
— Ладно. Я не ем зверей и рыб, потому что мне их жалко — вот и все. По этой же причине я не покупаю одежду и обувь из кожи. А что касается тебя, то если ты сам слышал про этот, как ты его называешь, «вегетарианский бред», то стоит ли рисковать в твоем состоянии? Ты боишься собственной тени. Куриный бульон напугает тебя еще больше.
Со Львом и в хорошем расположении духа трудно спорить, а в депрессии — можно и не пытаться. Любовь Пушке быстро принесла нашу еду. Я вспомнил, что обедать блюдом без мяса гораздо лучше, чем вообще не обедать. Малость полегчало.
— Ну а что насчет этой ужасной депрессии? — спросил я Льва.
— Ах это. Помнишь, когда-то ты мне говорил, что не веришь в депрессию и не считаешь ее заболеванием?
— Помню, — повинился я. — Но я же не знал! Теперь-то я…
— Нет-нет! Я не хочу обвинить тебя. Совсем наоборот. Все дело в том, что ты был прав.
— Как это?
— Ты был прав. Депрессия — это выдуманное заболевание. Тогда я выдумал ее себе, и все пошло из рук вон плохо. Я тебе не рассказывал. В тот вечер я вернулся домой, и мать попросила меня достать компот с антресоли. Я влез на стремянку и нашел там не только компот, но и ружье. С боевыми патронами!
— Может, твой дед охотился?
— В том-то и дело, что нет. Вообще никто из домашних не знал, как оно там очутилось. А на следующий день мне тетка бандеролью прислала «Камеру Обскура» Набокова. Книга была завернута в бумагу и перевязана очень толстой и длинной веревкой.
— Тааак…
— И первая мысль, которая у меня возникла, была такой, что мне подарили веревку, на которой я повешусь, — улыбнулся Лев.
— Верю, — сказал я.
— И вот тогда-то я вспомнил тебя с твоим неверием в депрессию, и мне стало кристально ясно: пора завязывать.
— Что, веревку?
— Да ну тебя, — смеется Лев. — Завязывать с депрессией. Взял я тогда эту веревку, разрезал на куски и подвязал ей виноградную лозу в саду.
— А ружье?
— А ружье театру подарил. Пусть оно лучше на их сцене висит, чем на моей. Выстрелит же рано или поздно. И вот с тех пор, Сережа, каждый день я чувствую себя лучше, чем вчера. Так что поздравляю. Впереди у тебя только лучшее.
— Как интересно. Значит, ты прилетел меня вылечить?
— Штука в том, что никто сейчас тебя не может вылечить, кроме тебя самого. А сам ты это сделать можешь в любой момент. — Лев щелкает пальцами. — Вот так!
— Вот так? — с недоверием переспрашиваю я. — Думаешь, я не пытался?
— Уверен, что нет. Депрессия так пугает, что столь простое решение ошибочно не кажется приемлемым.
Лев смотрит пристально.
— Твоя правда, — говорю я и, к собственной неожиданности, улыбаюсь.
— Счет, пожалуйста! — тут же реагирует он.
И тогда я засмеялся. Со мной, конечно, засмеялся и Лев. Ну сами посудите, он прилетел с другого конца страны, сказал, что нет никакой депрессии, показал мне, как щелкать пальцами и попросил счет у Любови Пушке. И, как ни странно, это подействовало. Мы оба смеялись. Люди за соседними столиками отрывались от поглощения чизкейков и глазели на нас. Кто-то из них улыбался, иные — наоборот быстро отводили глаза в капучино. Через десять секунд мы со Львом смеялись так громко, что дамочки с металлоискателями у самых дальних магнитных рамок отвлеклись. Казалось, весь терминал смотрел на первую за много лет прокатившуюся по моей щеке слезу радости. Все, что сказал Лев, было правдой. Вы, может, удивитесь, но все действительно ТАК просто.
— Ну а теперь, — говорит Лев, расплатившись за нас обоих. — мне пора. Скоро рейс. Регистрация началась.
— Как? Ты же только прилетел! Я тебе столько должен рассказать! Ты знаешь, например, что первая булочка с изюмом на самом деле была с тараканом?..
— Извини, старик, увидимся в свое время. А сейчас время дел. Выступаю на открытии галереи…
— Неужели ты прилетел только из-за меня?
Лев надевает шляпу и говорит:
— А разве это недостаточно важный повод?
Мы подходим к стойке регистрации — очередь всего из двух человек, я и не думал, что такое возможно. Лев указывает мне на чемоданы, которые люди сдают в багаж.
— Видишь вещи? — спрашивает он.
— Вещи?
— Да, вон те вещи. Видишь?
— Разумеется.
— Так вот, — Лев поднимает указательный палец. — Смотри на них проще.
Мы простились и Лев улетел назад в свою блестящую жизнь, чтобы оттуда иногда звонить. Ну а мне предстояло еще не раз убедиться в истинности его последнего наставления. Чем проще ты смотришь на вещи, тем проще они становятся. Порой буквально на глазах.
Итак, я отвечаю на ваш вопрос «Как избавиться от депрессии?» А никак. Потому что избавляться вам не от чего. Просто щелкните своими восхитительными пальцами и перестаньте бояться, так все работает. Как писал один мудрый человек, будьте здесь и сейчас. Не сопротивляйтесь страху. Сопротивляясь, вы совершаете ошибку — признаёте, будто вам есть чего бояться. На самом же деле это только ваше воображение, которое вы в какой-то момент направили против себя. На пике депрессии в это бывает трудно поверить, но это действительно так. Просто нужно было, чтобы кто-то вам об этом сказал.
Я вернулся из аэропорта и еще раз огляделся вокруг. Церковные колокола поутихли. Стены грязны, но за ними тепло. Соседи меняют разбитые окна. Дождь прекратился, однако небо все так же затянуто тучами. Зато теперь я точно знаю, что оно за тучами есть и очень синее. А Лев сейчас, должно быть, видит его сквозь иллюминатор во всей красе.
Долгое время я считал противоположностью любви ненависть. Также слышал, что любви противопоставляют гнев. Оказалось, ни то, ни другое не верно. Любви противостоит страх и только он. А уж страх порождает и гнев, и ненависть. Теперь, когда вы это знаете, и когда вы знаете, что вы не одни, вам действительно нечего бояться. Вместо этого идите и дайте миру свои любовь, доброту и талант. Сегодня, во времена дурных новостей, это нужно ему как никогда. Не бойтесь, не унывайте, не лгите ни себе, ни людям и ежедневно делайте что-либо крутое. Знаете, иногда мне кажется, а иногда я просто уверен, что тем самым можно не просто поднять кому-то настроение, но даже спасти чью-нибудь жизнь.
***
Сборник повестей и рассказов Посейдень: http://chtivo.spb.ru/poseiden.html