Кружение тел под звуки вальса, мелодии танго или ритмы сальсы заполняло собой все вообразимое пространство, простирающееся далеко за пределами зала. Страсть, сокрытая в каждом танце, меняла лики, как осенние дни преображают сад – она играла всеми оттенками чувств, умирала и возрождалась, давая почувствовать всем присутствующим, что здесь и сейчас она властвует безраздельно.
Мысли Николь, прикованные к танцполу, где разворачивалось главное действо, временами уносили ее к морю. Она отчетливо слышала шум прибоя и ощущала воздух, пропитанный бризом, ведь именно там ее маленькая Алевтина в возрасте пяти лет впервые сказала, что она будет танцевать лучше всех. Лукаво улыбнувшись, она прошептала на ушко слегка растерянной матери, что осталось совсем немного до тех пор, когда можно будет гордиться ее успехами. В тот год, окончательно измученная чередой семейных неурядиц, Николь решила впервые повести дочь к морю.
Чрезмерно стройная, с просвечивающейся кожей, через которую отчетливо просматривались вены, Алевтина предвкушала свою первую поездку к манящему таинственностью морскому берегу. Первое знакомство с лазурью Адриатики навсегда осталось в ее памяти чарующим ароматом и грациозно накатывающимися волнами. Там, на взморье родилась и ее первая серьезная мечта – танцевать. Ей хотелось не просто совершать под музыку ритмичные движения, а кружиться отрешенно, забывая обо всем, не переставая стирать грань между жизнью и танцем.
Мечтам свойственно сбываться, если в них веришь. Именно так и произошло с Алевтиной. В 13 лет она была обладательницей целой коллекции золотых медалей, почетных дипломов и желанной участницей любого танцевального шоу. Впереди ее ждало светлое будущее в виде контракта на обучение в лучшей танцевальной школе Лондона, и ей казалось, что колесо времени прокрутилось сразу на несколько зубцов и начинается не просто иная жизнь, а другая эпоха.
К этому моменту пути родителей разошлись – отец отправился в мнимое королевство под названием «Любовь всей жизни», а мать с головой ушла в любимую работу, ставшую для нее тем единственным лекарством, которое способно избавить от душевных терзаний. Неброская, но невероятно притягательная внешность Николь, органично сочетающаяся с безупречным характером и адским терпением, помогали ей не сломаться и не уйти в себя, где поиск ответов на главные вопросы заканчивается обычно депрессией, неврозом или тягой к алкоголю. Будучи заведующей лабораторией в клинике неврозов, Николь была отлично знакома с той категорией пациентов, которые в силу самых разных обстоятельств оказываются в один прекрасный день в стенах их лечебного учреждения. Ей приходилось в жизни не просто, но она отлично знала, что никогда не окажется по ту сторону – среди пациентов и эта уверенность придавала силы каждый раз, когда очередная волна потерь, трагедий и неудач без спросу вторгалась в ее жизнь.
Оставалась еще совсем немного времени до отъезда дочери, и с каждым днем становилось все труднее в очередной раз просматривать купленные заранее билеты, из которых в обратный конец был только один. Алевтина еще совсем ребенок и не один педагог и воспитатель ей не заменит мать – эта мысль посещала Николь все чаще, прочно вживаясь в каждую клеточку ее тела.
Дожидаясь вечером дочь с репетиции, Николь безучастно бродила по комнате, то и дело выглядывая в распахнутое окно, откуда виднелась старая вишня. Аромат, источаемый деревом, ставшим почти родным, звонкое жужжание пчел и дуновение весеннего ветра создавали ощущение гармонии, но тщательно скрываемое в душе беспокойство беспричинно вырвалось наружу, когда издалека Николь заметила сиреневое платьице Алевтины. Она шла не спеша, хотя обычно при подходе к дому всегда ускоряла шаг. Подойдя совсем близко и заметив мать в окне, она помахала рукой и с едва скрываемой болью крикнула: Мам, спустись вниз!
- Что же происходит? – недоумевала Николь, обувая наспех туфли. Уже через пару секунд она обняла дочь, ощутив мгновенно ее жар. У ребенка оказалась повышенной температура, хотя никаких других признаков болезни Николь у нее не обнаружила. Стандартный врачебный подход не принес результата, и на утро термометр показывал все те же 38,6 градусов. В городе буйствовал грипп, на который и списывали врачи, как правило, беспричинное повышение температуры, но тут случай был другой – никаких признаков вирусной инфекции, лишь сильнейшая слабость. Николь с тревогой думала о встрече с администратором школы танцев в Лондоне, которую уже точно нужно было отложить, так как до встречи оставалось всего 5 дней. Она быстро обменяла билеты, сместив дату вылета на 3 дня, связалась со школой и предупредила о задержке по объективным причинам, после чего отправилась с Алевтиной в больницу для забора анализа крови. Жизнь шла своим чередом, пусть и пришлось изменить свои планы. Ожидая результатов анализов, Николь не отходила от Алевтины ни на минуты, пытаясь принести хоть малейшее облегчение своей ненаглядной доченьке.
– Тебе уже завтра будет лучше – повторяла Николь, не желая видеть очевидного, когда раздался телефонный звонок. Есть такая категория звонков, которые разрывают не только воздух, но и душу, причем этот был именно таким. Звонила коллега Николь из лаборатории, но почему-то не захотела сообщать результаты исследования, как она ее не умоляла. Уточнив, когда она сможет приехать, коллега робко произнесла: Николь Святославовна, вы можете перепроверить анализ сами, мы уже все приготовили.
Гнетущей тишиной наполнилась лаборатория, когда Николь буквально ворвалась туда через 20 минут после звонка. Таксиста она попросила подождать, поскольку была абсолютно уверена, что не задержится более чем на 5-10 минут.
- Девочки, нам уезжать через 5-6 дней, показывайте, что у вас там с анализом, а то места себе не нахожу. Нам и долечиться нужно, и багаж собирать, дел, в общем, миллион. Я хоть и в отпуске, но ничего не успеваю, - Николь без тени страха рассказывала коллегам, не понимая, почему они прячут глаза, переглядываются и стараются сделать вид, что загружены работой.
- Николь Святославовна, мы можем пройти в ваш кабинет? – спросила ее заместительница и, не дожидаясь ответа, взяла ее за руку, увлекая в конец коридора, где и располагалось уютное, светлое рабочее место. Будучи человеком резким, достаточно прагматичным и отчасти грубым, она усадила заведующую и, не глядя в глаза, произнесла сникшим голосом: У вашей дочери острый лейкоз.
Точка. Пауза. Тире. В мире нет справедливости, равно как и нет реальных вариантов, способных повернуть время вспять, чтобы жизнь пошла по иному пути среди такого безграничного пространства вариантов. Перед глазами Николь проносились события последних 8 лет – от первой детской мечты дочери на Адриатике до той секунды, когда она услышала приговор. Он заглушил шум того прибоя, который они когда-то вместе с дочерью слышали впервые, вырвал из памяти ни с чем несравнимый аромат морского бриза и навсегда украл еще не свершившееся будущее. Волевая женщина не проронила ни единой слезинки, не задала ни одного вопроса, лишь молча взяла бланк, поблагодарила и покинула стены своей лаборатории. Она не знала, как дальше жить, но точно знала, что и как нужно делать сегодня и сейчас. Конечно, она не скажет дочери правды, но тогда придется врать - белым цветом окрашенная ложь войдет в их жизнь, ведь это цвет спасения, не зря тщательно скрываемая врачами правда получила название «белая ложь».
Скорость, с которой силы покидали Алевтину, была просто сумасшедшей, спидометр зашкаливал, а врачи в недоумении разводили руками. – Мы делаем не просто все возможное, а даже то, что не в наших силах, прибегаем к помощи лучших специалистов Москвы, - пытался хоть как-то успокоить Николь лечащий врач. Болезнь неумолимо вырывала Алевтину из цепких объятий жизни, лишая врачей шансов вылечить ребенка. Она словно в упряжке 10 резвых коней стремительно неслась вперед - туда, где ожидает царство вечных незабудок и полыни.
Через 52 дня от начала заболевания Алевтины не стало. Рыдающее весенним ливнем разноцветное небо словно разверзлось, навсегда забирая невинную душу. Принять факт смерти Николь не смогла даже после того, когда похоронная процессия возвратила в город. Все дни стали похожими, равно как и ночи, напрочь лишенные сна, но она отчетливо слышала голос дочери, поначалу вздрагивая, а потом постепенно привыкнув к мысли, что Алевтина присутствует постоянно, только не желает быть увиденной. - Смерть – это ложь, этого не может быть, моя девочка жива, - говорила сама себе Николь изо дня в день. - Мы поедем скоро в Лондон, ты будешь танцевать лучше всех, и мы еще сотню раз съездим на море. Николь готовила любимые завтраки дочери, гладила ее платья, раскладывала игрушки в детской… Ей даже порой слышались шаги Алевтины, когда она после громадной дозы снотворных пыталась уснуть, а из распахнутого окна мерещилось то самое сиреневое платьице, в котором дочь пришла домой в тот вечер, навсегда врезавшийся в память.
Николь не отпускала Алевтину, каждой секундой своей жизни пытаясь противостоять свершившемуся факту. Такой выбор не мог принести облегчения, наоборот, он превратил существование в нескончаемую муку, подведя ее туда, где она не планировала оказаться никогда в жизни.
Синдром отрицания смерти – явление достаточно распространенное, породившее не только огромную долю неврозов, но и ритуалов, призванных играть роль защиты от страха. Уход в небытие, особенно внезапный способен настолько изменить отношение к самому факту смерти, что за этим неминуемо следует надлом, а порой и полное изменение сознания и отношения к окружающей действительности. Сегодня, отложив все свои дела, выкурив полпачки сигарет под крепкий кофе, профессор Ильин вынес безжалостный вердикт – его коллега, преуспевающий врач, страдающая тем самым синдромом отрицания смерти, не сможет вернуться к нормальной жизни, по крайней мере, в ближайший год. Слишком уж надломленной оказалась психика, слишком беспощадно обошлась с ней та, которая забирает лучших.