Труба возвышалась над Выборгским авиатехническим училищем. Она была самой заметной конструкцией. Выше была только сборная телевышка. Её бело-красный скелет сторожил холм на краю города и не попадался на глаза. А труба была видна всем. Она встречала поезда и электрички, словно наблюдала за вокзалом.
Но к трубе невозможно было подступиться. Со всех сторон её окружали корпуса училища - именно за ними в замкнутом четырехугольнике пряталась угольная кочегарка. И уже из её желудка, как стела, труба заявляла о себе. От неё расходились стяжки на четыре стороны света. Проходящему по плацу, нужно было вскинуть голову, чтобы увидеть чадящего идола, такового напоминала труба. Дым витиеватыми тропами переплетался с облаками и расползался по миру.
Погоду часто связывали с трубой.
- Сегодня конец трубы не видно.
Так говорили о тумане.
- Дождь забивает дым в трубу.
Так говорили о сильном дожде.
Иногда в штиль труба начинала коптить, дым расползался внутри двора по плацу, и тогда передавалось по роте:
- Без противогаза не пройти.
Вот так по-разному труба пульсировала, словно живой организм, будто была значительнее и важнее других живых организмов с буквой «К» на погонах. Так труба стояла вечность, и никто не интересовался её здоровьем, а ржавчина и прогары подтачивали ее. В один пасмурный холодный день, когда все уже ходили в шинелях, основание трубы не выдержало. Она подкосилась и начала валиться, ее тело при падении согнулось о край крыши, и вершина упала на кучу шлака, подняв пыль. Две стяжки выскочили из стен, оставив в кирпиче воронки, словно после взрыва, и хлестко стеганули по асфальту.
- Труба упала!- орал курсант в аквариум дежурному офицеру.
Тот выглянул на плац. Трубы не было. Дежурный офицер в звании подполковник в сопровождении наряда пересек плац и очутился на заднем дворе. Труба, словно катальная горка, спускалась с крыши кочегарки, и слегка сплюснутая, расстилалась по земле. Даже исковерканной она была гигантской.
- Там валенки!- помощник указал под трубу,- может, придавило кого.
Подполковник побледнел. Там действительно дымились валенки.
- Надо посмотреть!- распорядился он.
Кто-то обошел трубу и крикнул:
- А здесь фуфайка зажата. Не вытащить.
Вызвали дежурный взвод по кочегарке. Курсанты пытались ломами расшевелить трубу, но она оказалась такой тяжелой и неповоротливой, что не поддавалась. На вечерней поверке весь личный состав оказался на месте. Дежурный по училищу облегченно вздохнул.
На следующий день разнесся слух:
- Она еще теплая!
Курсанты подходили к трубе и трогали ее. Она действительно была теплой и остывала несколько дней.
- Ну, что?- спросил курсант своего друга, словно не доверял себе.
Тот несколько раз приложил ладонь к трубе в разных местах, даже зашел с другой стороны и сообщил:
- Все, умерла!
Сварщик разрезал трубу. На её место краном поставили новую. Она была шире, и ее жерло расширялось колоколообразной юбкой.
* * *
Командира пятой роты курсанты звали «папой». Он ходил перед строем и распекал:
- Ходите по городу, как разгильдяи с поднятыми воротниками. Стыдно смотреть. По распоряжению начальника военного цикла всем пришить за во-ротник бирку с фамилией и ротой. Без бирки в увольнение не пойдете. Стар-шинам зайти ко мне. Разойтись.
Курсанты с ропотом направились по кубрикам.
Позже старшина Артамонов зашел с простыней:
- Отрезайте отсюда и пришивайте.
Он бросил простыню на свою кровать.
- А я не буду пришивать! – возмутился курсант Александр Пушкин.
- В наряд захотел?- удивился старшина.
- А я и так иду!
- Ещё раз пойдешь на выходной.
Курсанты выстроились на плацу в шинелях. Дежурный офицер проверил увольнительные, потом дал команду:
- Кругом! Воротники поднять.
Курсанты стояли спиной к офицеру. На поднятых воротниках у всех была пришита белая полоска от простыни.
- Воротники опустить,- командовал офицер,- кругом.
Морозило как обычно. Но по городу все курсанты ходили с поднятыми во-ротниками. Белую бирку на черном воротнике было видно издалека.
Встречные девушки оглядывались и хихикали.
- Зачем это придумали?- поинтересовалась одна.
- А у нас нет секретов,- ответил курсант Эйч и начал объяснять,- вот идете вы, видите интересную личность, заглядываете за спину, а там все написано. Так сказать, личность открыта и сердцем, и душой.
Новшество продержалось недолго. Перед строем «папа» приказал:
- Все бирки оторвать. Разойтись.
Вечером старшина Артамонов проверил шинели.
- Пушкин, ты почему бирку не снял?
- Так я только сегодня её пришил.
- Ну и что? Все сняли, а ты опять ждешь!
- Тк э не успел!
- Чтобы успевал, наряд вне очереди на выходной.
- Тк э у меня уже месяц расписан.
- Тогда на следующий расписывай.
* * *
Второкурсники галдели во взводе:
- Мужики, весь третий курс ходит в обрезанных шинелях.
- Ну, если мы все обрежем, то ничего не будет.
- Точно не будет.
- А четвертый взвод уже режет.
- Да пора уже. Чего бояться-то,- перекрикивал всех курсант Скиндер.
- Ну, вот ты и начни! Только орешь больше всех,- ухмылялся Евсеев.
- Я ору! Да я никого не боюсь.
- Ну, ты только начни, так я точно обрежу!- поддержал Евсеев.
- Хорошо! Я первый, ты второй, а кто ещё.
- Я третий!
- Я четвертый!
Раздавались голоса.
Скиндер надел шинель.
- Как тебе резать?- спросил кто-то.
Скиндер наклонился вперед.
- Вот здесь, выше колена.
Ему сделали спереди метку.
Он выпрямился и снял шинель. Нашел метку и начал резать сукно. Реза-лось криво, сукно оттягивали. Когда с горем пополам шинель обрезали, Скиндер одел ее. Из под обреза торчали с обеих сторон карманы. Все схвати-лись за головы. Скиндер стал первой ласточкой общего неумения. Но отсту-пать было нечестно. Остальные тоже подрезали шинели, но уже не так силь-но. На следующий день командир построил роту и линейкой проверял длину шинелей. У большинства шинели были изъяты. Им было приказано купить новые шинели на складе, но только уже за свой счет.