Окрыленная Настя помчалась через две ступеньки в указанную лабораторию. Там ее встретила доцент Надежда Васильевна Вострикова, худенькая женщина в очках. Поинтересовавшись у Насти, какая область науки ее интересует, и услышав ответ «нанотехнологии», она одобрительно кивнула и продиктовала необходимую литературу. Предложила для начала ознакомиться с содержанием этих книг, после чего снова встретиться и тогда наметить тему исследования.
Нужные книги нашлись только в читальном зале Центральной городской библиотеки. На дом их не выдавали, поэтому Настя теперь после занятий, наскоро перекусив в студенческой столовой, бежала туда и являлась домой только под вечер. Она похудела, осунулась, и под глазами легли глубокие тени, из-за чего глаза стали еще больше.
- Ты что, заболеть хочешь? - приставала к ней сестра. - Ты посмотри на себя: на блокадницу похожа, кожа да кости. Почему ничего не ешь? Утром кофе - и все. Разве это дело?
- Да я в столовой обедаю, а после восьми вечера мне ничего в рот не лезет. Привычка такая. А завтракать вообще не люблю.
- Ах, так! Тогда я сама буду тебе еду заворачивать. И попробуй не съесть! Мне только туберкулезных в доме не хватало!
Так, благодаря Натальиной заботе, у Насти появилась возможность перекусывать в библиотеке. Читая книгу, она потихоньку отщипывала бутерброд и отправляла в рот, стараясь не сорить. Зато желудок перестал болеть, и самочувствие улучшилось. С Надеждой Васильевной Настя быстро подружилась. Уже через месяц они стали подолгу задерживаться в лаборатории, обсуждая вначале научные проблемы, а потом и личные. Настя не заметила, как поделилась с милой женщиной историей своей семьи, - только о Вадиме умолчала. Надежда Васильевна, в свою очередь, рассказала о себе. Она родилась и всю жизнь прожила в Петербурге. Родители ее погибли в автокатастрофе, когда дочка училась на втором курсе, поэтому она, подобно Насте, доучивалась сама: перешла на вечернее отделение, окончила заочную аспирантуру и успешно защитилась - и все, по ее словам, благодаря Борису Матвеевичу. Понизив голос, Надежда Васильевна призналась Насте, что давно и безумно влюблена в своего научного руководителя - как, впрочем, и все остальные его ученицы. Даже замуж из-за него не вышла, ведь никто из молодых людей не мог сравниться с Вороновым.
- Нет, ты скажи, скажи, - горячим шепотом спрашивала она Настю, - ну почему все девки сходят по нему с ума? Старый, пузатый, носатый. Женатый! Но пообщаешься с ним несколько раз - и все, пропала. Сколько студенток ему в любви признавались - не перечесть. Они рыдают у него на плече, а он только по головке гладит и утешает: «Ничего, деточка, это пройдет, ты еще встретишь своего суженого». У кого проходило, а у кого, как и у меня, на всю жизнь осталось. Я уже и к знакомой психологше обращалась, думала, снимет с меня это помешательство. Она только взглянула на него и пожала плечами: - «Старый», - говорит, - «пузатый, носатый. Женатый?» - «А как же!» - отвечаю. - А она: - «От жены налево гуляет?» - «Да ты что!» - говорю. - «Никогда. Всю жизнь у него одна Сашенька - свет в окошке. Всему виной его несчастная совесть. Верность долгу превыше всего». «Тогда еще и с простатитом», - огорошила меня психологша. «Почему?» - удивилась я, - «У него ведь жена есть для этих дел». «Гарантия», - утверждает, - «Сто процентов. Ладно, приходи, поработаю с тобой пару часиков - все, как рукой, снимет».
- И ты знаешь, Настя. - Надежда Васильевна ностальгически вздохнула. - Мне так вдруг жалко стало этой любви. Никогда, думаю, так уже не смогу влюбиться. И не пошла я к ней. Так и осталась одна. Но зато, какая радость его видеть, разговаривать с ним! Может, помнишь, был такой фильм «Все остается людям» - там Быстрицкая играла безнадежно влюбленную в своего больного шефа. Все точно, как у меня: он там тоже старый, женатый да еще и умирающий. Я раз десять смотрела этот фильм. Ты, гляди, сама не влюбись, предупреждаю: бесполезно.
- Мне это не грозит, - невесело усмехнулась Настя. - У меня на это дело иммунитет.
- Что ж так?
- Так получилось.
- Может, расскажешь? Я же с тобой поделилась.
- Не могу. Правда, не могу, не обижайтесь, Надежда Васильевна.
- Ладно, замнем для ясности. Ну, давай прощаться, уже десятый час - а нам еще на автобус да на метро.
С первого дня приезда в Питер Настя решительно отгоняла мысли о Вадиме. Но они упрямо возвращались и возвращались. Дошло до того, что она стала ругаться сама с собой. – Бесстыжая, упрекала она себя, – как ты смеешь о нем думать! Да ему до тебя нет дела. Как улетел – ни слуху, ни духу. Если бы хотел, давно бы объявился, ведь знает, что ты здесь. И адрес сестры знает, и телефон. Выбрось его из головы. Забудь!
Но выбросить почему-то не получалось. Она почти зримо ощущала присутствие Вадима, где бы ни находилась – и когда спешила в институт, и когда бродила по Невскому, и когда направлялась домой. Наконец, не выдержав, Настя попросила Надежду Васильевну выяснить, не учится ли у них на третьем курсе студент Туманов. Та быстро выяснила, что нет, не учится.
Наверно, он в какой-нибудь другой университет поступил, гадала Настя, может, в Пушкинский? Но там готовят только педагогов, и нет подходящего факультета. Скорее в какой-нибудь технический. Ну и ладно, хоть можно не озираться и не замирать, увидев похожего парня.
В популярных книгах по нанотехнологиям она разобралась довольно быстро и стала настойчиво приставать к Надежде Васильевне, чтобы та дала ей что-нибудь посложнее. - Тогда тебе сначала надо вникнуть в методы математической физики, - пояснила та, - без них ты все равно ничего не поймешь. Но вам их будут читать только на третьем курсе. Я-то могу дать, мне не жалко, но ты же там ничего не поймешь.
- Дайте, Надежда Васильевна, - взмолилась Настя, - я разберусь. А что будет непонятно, у вас спрошу.
- Ладно, бери. Книги в шкафу на третьей полке.
Надежда Васильевна, оказалась права, - разобраться во математических премудростях Насте стоило больших трудов и времени. Но терпение и труд, как известно, перетрут и не такие преграды, - в конце концов, она начала кое-что понимать и даже стала обдумывать, как все эти уравнения соотнести с миром наночастиц. А ведь их можно применить, размышляла Настя, и не только к наночастицам. Можно и к частицам, из которых состоят поля. И вдруг ей на ум пришла мысль об инфо, придуманных Вадимом. Правда, то были частицы информационного поля. Эх, знать бы хоть немножко об этих частицах, можно было бы такой прорыв сделать в создании теории инфо. Вадим, Вадим, ну почему у нас с тобой все сложилось так плохо?
Интересно, вспоминает ли он о ней? Конечно, вспоминает, - еще бы не вспоминал. Думает ли по-прежнему о ней плохо? А почему, собственно, он должен плохо обо мне думать? - вдруг пришла на ум мысль, от которой она даже остановилась. Ведь все произошло по его инициативе. Он же знал, что и как будет, - ведь у него уже такое было и, наверно, не раз. Хотя бы с той же Анечкой. Но ведь не стал он ее презирать после этого. Не любил, но ведь и не презирал. Почему же она, Настя, решила, что он будет к ней так ужасно относиться?
И перед ней всплыла картина, которую она всеми силами старалась изгнать из памяти: она летит со двора, а ей вслед из окна несется вопль, полный отчаяния и боли «Настя-а-а!» Она словно снова услышала снова этот крик. И вдруг поняла: так кричат, когда теряют самое дорогое. Человек, презирающий кого-то, никогда не будет так кричать. Значит, он любил ее, Настю, и в те мгновения - конечно, любил, как это до нее раньше не доходило? Наверно, надо было не убегать так стремительно, подождать, что он скажет, объясниться. Но могла ли она тогда остаться? Нет, не могла - она не смогла бы даже взглянуть ему в глаза от стыда, а не то, что заговорить. Вот она, Настя, идиотка! Сама все испортила.
Но, что же теперь делать? Найти его? Или просто позвонить? Но что она скажет? И что он скажет ей?
Нет, нельзя. Ведь он не стал ее разыскивать. Даже не позвонил. Хотя мог. Значит, решил, что им лучше расстаться. Зачем же навязываться?
Разве что - сказать ему о мыслях по поводу инфо? А что - это реальная причина. Что тут такого? Правда, заговорить первой будет очень трудно. А посмотреть ему в глаза - ой, даже страшно представить. Но ведь придется. В конце концов, они с Вадимом взрослые люди, сколько можно строить из себя недотрогу?
Так она убеждала себя, спотыкаясь на ходу, пока не обнаружила, что забрела в чужой двор. Прямо перед ней, грозно рыча, стоял огромный бульдог и явно собирался вцепиться ей в лодыжку.
- Ой, мамочки! - только и успела выкрикнуть Настя. - Ратмир, ко мне! - услышала она повелительный оклик. Пес повернулся и, рыкнув напоследок в ее сторону, нехотя затрусил к хозяину - невысокому крепкому парню, немедленно пристегнувшему собаку к поводку.
- Извините, девушка, - виновато обратился к ней парень, - только что никого здесь не было, а он так просился побегать, вот я его и спустил. Сильно испугались?
- Немного есть, - призналась Настя. - Песик у вас грозный-серьезный.
- Сторожевой! А вы кого-то ищете?
- Нет, я, похоже, заблудилась. Шла, шла и задумалась. Я иногородняя студентка, город еще плохо знаю.
- А куда надо?
- На Невский.
- Тогда вы действительно далеко зашли. Пойдемте, я вас провожу. Славка! - окликнул он мальчика, игравшего в песочнице. - Никуда не уходи, я девушку провожу и вернусь.
Малыш проворно выбрался из песочницы и подбежал к ним, отряхивая на ходу ладошки. - Славик! - воскликнула Настя, протянув к нему руки. - Я Настя. Помнишь, как ты на море потерялся, а я тебя нашла?
Малыш помолчал, наморщив бровки, и вдруг радостно просиял. - Помню, помню! - запрыгал, - ты Настя! Вадь, помнишь, я тебе про нее рассказывал? А где Алиса?
- Наверно, у себя дома. Мы с тех пор не встречались.
- А как ты меня нашла?
- Случайно. Я заблудилась и попала в ваш двор. Я теперь здесь учусь, в вашем городе.
- Пойдем к нам. Мама с папой обрадуются.
- В другой раз, Славик, - отказалась Настя. - Мне домой надо. Назавтра много задано. Не обижайся, я к вам обязательно как-нибудь загляну, когда буду посвободнее, хорошо?
По дороге домой она искоса поглядывала на провожатого. Вадим, думала Настя, его тоже зовут Вадим. Но как не похож на того, другого Вадима. Вот с младшим братом они одно лицо: оба лобастые, круглолицые и сероглазые. Славик за два года подрос, но внешне совсем не изменился. Она вспомнила страшные минуты, когда думала, что мальчик утонул. Какое счастье, что все кончилось благополучно. Славный парень, думала Настя о его старшем брате, шедшем рядом. Но не тот Вадим, - увы, не тот.
Она ласково попрощалась с молодым человеком и охотно продиктовала номер своего сотового. И даже погладила по спине бульдога, дрожавшего от возмущения, но терпевшего под строгим взглядом хозяина.
Дома мысли о Вадиме снова вернулись к ней и больше уже не покидали, чем бы она ни занималась. Из-за этого она полила салат жидкостью для мытья посуды и только, положив в рот, почувствовала что-то не то. Пришлось долго отплевываться и полоскать рот водой, а салат выбросить. Из-за этого она так разозлилась, что решила взять себя в руки и наметить план действий.
Вечером позвоню ему, подумала Настя и тут же малодушно поправилась, - нет, позвоню завтра после занятий. Нет, лучше вечером. Спокойно, очень спокойно скажу, что у меня есть новые мысли по поводу его теории. И предложу встретиться. Нет, просто скажу, а встречу пусть назначит сам. Если заинтересуется. Надо сегодня хорошенько обдумать, с чего начать разговор. Может, сразу с уравнений Лагранжа? Дать ему понять, что я только поэтому и позвонила. Интересно - как он отреагирует?
Она представила себе это разговор - и внутри у нее все задрожало, даже зубы застучали. Ничего себе, - испугалась Настя, - что это со мной? Если такое повторится при нем, я и слова вымолвить не смогу. Вот опозорюсь!
А правда, что со мной происходит? Почему я все время думаю о нем? Выходит, люблю? Опять люблю изо всех сил - да сколько же можно! Нет, я точно чокнутая.
Звоню, - вдруг решила она. Прямо сейчас и немедленно. И решительно набрала на мобильнике номер его сотового, давно врезавшийся ей в память.
Но, как и когда-то, далекий женский голос равнодушно сообщил ей, что «абонент недоступен, позвоните попозже, абонент недоступен, позвоните попозже». И повторные попытки через каждый час ничего не дали, - абонент упорно не отзывался. Не отозвался он ни на следующий день, ни через день, ни через неделю. Настя поняла, что, скорее всего, он сменил номер сотового, - как и она когда-то, когда ей не хотелось никого видеть и слышать. Она попыталась через 09 узнать номер его домашнего телефона, но ей ответили, что такой абонент не зарегистрирован.
Она печально брела по улице, раздумывая, что бы еще предпринять Вдруг в кармане завибрировал мобильник. Вздрогнув, она выхватила из кармана трубку и поднесла к уху.
- Настя! - услышала она далекий знакомый голос. - Настя, это Павел. Мне срочно нужен твой жених или кто там он тебе. Срочно! Я не могу ему дозвониться по телефону, который он мне тогда дал в планетарии, помнишь? Понимаешь, я нашел в Интернете статью из Израиля - там все его идеи, но еще и с математическими выкладками. Я с ними уже связался - они страшно хотят переговорить с твоим Вадимом. Настя, скажи ему, чтобы он мне позвонил или связался по Интернету, ладно?
- Павлик, я тоже не имею с ним связи. - От неожиданного совпадения слов Павлика с ее планами, она просто остолбенела. Вот это да! Значит, не только ей, Насте, понадобился Туманов, кому-то он нужен не меньше. Вот теперь у нее есть настоящая причина сходить к нему домой.
- Ну, так найди его! Тебе же проще, чем мне. И узнай его электронный адрес. У него дома есть Интернет?
- Откуда мне знать? Я его давно не видела.
- Поссорились, да? Настя, ну ради такого дела, разыщи его, хорошо? Очень тебя прошу! Я тебе перезвоню через пару дней, ладно?
- Ладно, я постараюсь. Как твои дела?
- Отлично! Перевожусь в Москву, в физтех. Родители, наконец, сдались. Сказали, если сдам на пятерки зимнюю сессию, могу ехать. А там меня уже ждут, я же их заочные курсы оканчивал.
Настя решила сходить к Вадиму домой в ближайшее воскресенье. Накануне она не спала всю ночь - все обдумывала, как будет с ним разговаривать: каким тоном, какими словами. Утром, взглянув в зеркало, она ужаснулась своему виду: губы потрескались, под глазами синяки и взгляд затравленный, как у психопатки.
- Наплевать! - вдруг разозлилась она на себя. - Как выгляжу, так выгляжу. Не на свидание же иду. Передам ему слова Павлика, и уйду.
Когда она нажимала на кнопку дверного звонка, у нее от волнения подкашивались коленки. Дверь отворилась, и Настя увидела двух женщин, вопросительно посмотревших на нее. В одной она узнала мать Вадима - ее фотографию она видела у него дома. Сейчас эта худая измученная женщина никак не походила на красавицу с портрета над камином. Рядом с ней стояла, по-видимому, ее сестра.
- Вы Настя? - хором спросили женщины. Настя изумленно кивнула. - Подождите. - И его мать поспешно ушла. Ее сестра так и осталась стоять в дверях, явно не собираясь приглашать Настю в квартиру.
- Мне нужен Вадим. - Настя не знала, куда деваться от смущения. - Я должна ему кое-что передать.
- Конечно, он вам нужен, еще бы! - Вернувшаяся мать протянула ей распечатанный конверт и захлопнула дверь. На конверте рукой Вадима было написано «Насте Снегиревой лично. Не вскрывать».
Вскрыли, подумала Настя, доставая сложенный пополам лист и фотографию. Она с Вадимом на фоне Медного всадника, веселые и счастливые. Его лицо! – оно ударило ее по сердцу. Она не видела его четыре месяца – целую вечность. Как она прожила эти месяцы? И разве это была жизнь? Нет, унылое существование - в нем не было души.
«Прощай, любимая моя!» - холодея, прочла она. - «Прощай навсегда. Больше я никогда не стану тебе докучать. Как же сильно ты меня возненавидела, что так отчаянно убежала. Прости меня, если можешь, за то, что я натворил. А я себе этого до смерти не прощу. Не знаю, зачем пишу это письмо, – ведь ты его никогда не получишь. Просто, захотелось облегчить душу».
Оцепенев, она долго стояла, всем существом ощущая тяжесть надвигающейся беды. Надо немедленно найти его, надо объясниться - билась в голове только одна мысль. Он все неправильно понял - как, впрочем, и она сама. Повела себя, как кисейная барышня. А вдруг он с собой что-нибудь сотворил? Его мать так на нее посмотрела – как на личного врага. Нет, надо срочно узнать, где он, что с ним.
И она снова нажала на кнопку звонка.
- Что вам еще надо? - Голос тети Вадима был полон глухой ненависти. - Я так и знала, что эти ваши отношения добром не кончатся. Чего звоните, если он вам не нужен?
- Простите, пожалуйста, - торопливо заговорила Настя, боясь, что она снова захлопнет дверь. - Я только хочу узнать, где он. Нам крайне необходимо поговорить. Скажите, пожалуйста, как мне его найти. Поверьте, это очень важно для него.
- Нет его. И оставьте его в покое, раз он вам не пара. Сами его отвергли, так чего теперь голову морочить. Мальчик чуть руки на себя не наложил.
- Пожалуйста, умоляю вас, скажите, как мне его увидеть. Я только поговорю с ним и уйду. Очень прошу вас!
- Повторяю: его нет в городе. Как приехал, пометался две недели и исчез. Даже в университете не появился. Наверно, к отцу умчался. С тех пор ни от него, ни от отца – ни слуху, ни духу. Нам жить не на что – и все из-за вас. Так хоть стипендия его была бы, да подрабатывать обещал - а теперь даже за квартиру заплатить нечем.
Широко раскрыв глаза, Настя слушала эти страшные слова. Значит, Вадим и его отец пропали. Конечно, там же война. Вот ужас!
- А Вадим знал об отце?
- Так после этого известия и исчез. Определенно, понесся его разыскивать. Столько сразу на него навалилось - смерть брата, больная мать, теперь отец пропал. А тут еще вы. Теперь и деньги от Павла перестали поступать, мы вообще сидим без копейки.
- Вот, возьмите, - Настя лихорадочно открыла сумочку и достала две тысячерублевых купюры. - Берите, пожалуйста, у меня еще есть, видите? - Она показала женщине раскрытый кошелек и быстро сунула деньги в кармашек ее фартука.
- Не надо, мы не нищие. - Та посмотрела куда-то в сторону, но деньги возвращать не стала. - Вы не приходите сюда больше, а то у сестры опять приступ начнется.
- Не буду, не буду! - замотала головой Настя. - Только огромная просьба: если Вадим объявится, дайте ему номер моего сотового, пожалуйста. - И вырвав из записной книжки листок, быстро записала свой номер.
- Хорошо. - Она взяла записку и захлопнула дверь.
На ватных ногах Настя вышла во двор, села на скамейку - двигаться дальше не было никаких сил. Ее внимание привлекли дети, катавшиеся на качелях посреди крохотной детской площадки. С визгом они высоко разлетались, потом слетались, хватали друг друга за ладошки и снова разлетались в разные стороны.
Качели, подумала девушка, - совсем, как у нас с Вадимом. Приблизились, потом нас разнесло, потом снова сблизились, потом опять разлетелись. А после того, как стали ближе некуда, нас снова разнесло, и неизвестно, соединимся ли когда-нибудь.
Она долго сидела, пытаясь унять терзавшую душу боль. Дети слезли с качелей, подошли к странной тете, постояли, глядя на нее с любопытством, потом ушли. Тогда она встала и вышла на улицу. По широкому проспекту летели машины, подъемный кран нес по воздуху большую белую плиту, на третьем этаже новостройки суетились рабочие в касках и оранжевых жилетах.
Любовь, думала девушка, все это делается ради любви, все во имя любви. Этот грузовик едет куда-то ради любви, и строится высотка для тех, кто любит, и эта женщина тащит тяжелую кошелку тому, кого любит. Все в мире происходит ради любви, – как я раньше этого не понимала?
Что же мне остается? Только ждать. Ждать и молиться, чтобы он когда-нибудь вернулся. Буду в наши августовские дни каждый год ходить к Амуру. Хоть всю жизнь. Что бы ни случилось, буду там ждать его, как он когда-то ждал меня. И, может быть, дождусь.
И еще – буду учиться изо всех сил, чтобы добиться успеха. Для него. Чтобы помогать его семье и ему – когда вернется. Если вернется. А если нет? Все равно буду ждать - хоть сто лет. Но он вернется, обязательно вернется, я верю. Как Ольга Дмитриевна говорила: «Надо, чтобы в душе горел огонек, чтобы не погас». Этот огонек – моя любовь к нему, он никогда не погаснет.