этот рассказ написан
по воспоминаниям и записям
моего отца
Полосухина Николая Федоровича
1931 года рождения
Война! Она внезапно обрушилась на нас из репродукторов, висящих у магазина и больших, черных радио тарелок, находящихся в доме председателя и в канторе колхоза. Небо внезапно посерело, а солнце потеряло блеск. Над деревней повисло тягостное ожидание чего-то нехорошего, разрушившего привычный уклад жизни, осложняющего и так непростую жизнь людей.
Враг неудержимо рвался к Москве. Добровольцы, еще в июне ушли на фронт. А теперь пришла очередь и остальных. Мужики и парни, получив повестки, устраивали пьяное, прощальное застолье, а поутру с котомками за плечами, собирались за околицей. Попрощавшись с родней, соседями, поцеловав в последний раз жен и детей, нестройной ватагой, направлялись в райцентр. С ними на фронт ушел, и старший брат, Михаил.
Колхозы стремительно пустели, рабочих рук не хватало. Внезапно повзрослевшие дети, выходили вместе с бабами и инвалидами на работу в поле. Вот и Николай в десять лет попал на сенокос.
Ранним утром, бригадир, дед Василий, задумчиво рассматривал нас, прикидывая в уме, кого куда определить. Дошла очередь и до него.
- а ты, Николай, вроде покрепче Павла будешь. Вот так и решим, он ездовым будет, а ты сядешь на лобогрейку.Коля и до этого не раз видел конную сенокосилку, и даже в кузне, когда она была на ремонте, сидел на железном сиденье, дергал рычаги и нажимал педаль. Но одно дело, представлять себя взрослым косарем, и другое взаправду, косить. И он робко спросил Василия
- справлюсь? Я ни разу не косил еще.
-ничего, и Москва не сразу строилась. Покатаемся вместе кругов пять и научишься.
Потянулись рабочие дни. Дети и бабы вставали спозаранку, еще только солнце показывалось из-за горизонта. Сполоснув лицо, на скорую руку, выпивали кружку чая с кусочком хлеба и спешили в поле. Ездовые запрягали лошадей, а лобогрейщики проверяли сенокосилки. Готовые экипажи уезжали косить. Вот первый застрекотал как кузнечик. Потом второй. И вскоре над полем повисал равномерный гул, неслаженного оркестра сенокосилок. Нужно было торопиться до жары как можно больше пройти загонов.
Время обкатывает людей, как ловкий наездник обкатывает лошадей, а опыт приходит с каждым кругом. Ездовой следит за лошадьми и что бы литовка захватывала траву равномерно, а машинист, что бы полотно шло над землей и не сшибало кочки и кротороины, иначе можно порвать косу.
Николай трясся на железном сидении, судорожно вцепившись в рычаг. Под полотном литовки мелькала однообразная, кочковатая земля. Он как бы плыл над ней, стараясь в густой траве угадать неровность и вовремя нажать педаль, приподняв косу. Стрекочущий звук и валящаяся лента травы, мелькание движущихся сегментов, утомляли. Полуденный зной, наваливался, плотным пуховым одеялом, и даже встречный поток воздуха не остужал, а наоборот, обдавал пылом, как жар из русской печи. Они заканчивали последний круг, приближаясь к концу делянки. Лошадям требовался отдых.
Павел распрягал, а Николай в изнеможении упал в траву, перевернувшись на спину, он прикрыл глаза ладошкой от солнца, как козырьком от кепки. В синем небе проплывали кочковатые белые облака. Они спешили на восток, постоянно меняя очертания и формы. Собираясь в причудливый узор, они навевали знакомые образы. Вот плывет парусник, за ним грозный танк, а следом, овчарка вытянула шею. Постепенно образы менялись, парусник стал похож на казан в котором повариха варила «затируху», сверху шел пар. Танк напоминал булку, разрезаемую ножом. Николай понял, что желудок напоминает, пора на обед.
Что бы унять чувство голода, он перевернулся на живот. Над ухом кузнечик стрекотал как сенокосилка. Только более виртуозно выводя трели ножками о крылья. Привычный звук работы косогона, дополняло басовитое жужжание шмеля, деловито облетающего соцветия «Львиного зева». Выбрав крупный цветок, он приземлился на край, закачавшийся под его тяжестью, не переставая махать крыльями продвинулся вглубь цветка и твердо встав на лапки, свернул их. Свой длинный хоботок он медленно передвигал в цветке, тыкая им как собака в след. Протиснувшись между тычинок, замер. И только равномерное покачивание брюшка, подсказывало, шмель пьет, заполняя емкости нектаром. Закончив дело, он удовлетворенно повертел головой, оглядывая себя. Множество желтых пылинок прилипло к мохнатой груди, это цветок передавал семена другим цветам через природного почтальона. Так из века в век продолжается род цветов. Шмель же, развернувшись, деловито расправил крылья и монотонно гудя перелетел на другой цветок. Вскоре и он пропал, растворившись в буйстве природы.
В небе высоко пели жаворонки. В траве было прохладно. Недосыпание и голод делали свое дело. Веки тяжелели, глаза закрывались. Из томной дремоты вывел голос Павла.
-Коля, я управился уже. Побежали на стан.
И они наперегонки помчались по полю.
На стане почти все собрались. Дед Василий, вслух читал районную газету со сводками информбюро вестей с фронта и статьи о тружениках тыла. Импровизированная политинформация была недолгой. Районная газетка всего на двух маленьких листиках. Да и ребята с бабами уже собрались. Нюра, повариха торопилась разлить по чашкам «затируху», пока горячая.
Получив порцию в алюминиевой миске, работники рассаживались за длинный, дощатый стол, сколоченный дедом Василием. Ели не торопясь, растягивая удовольствие, обманывая голод, жидкой мучной похлебкой. Дед Василий не торопясь рассказывал очередную байку, он знал, как важно поддержать дух у людей, оторванных от дома, выполняющих тяжелейшую мужскую работу.
Участник первой мировой войны, да и просто много проживший человек, умелый рассказчик, он с деревенским юмором повествовал о том, как брали немецкого языка, как отступали. А потом в засаде лупили немцев. Как еще до революции ездил на ярмарку, возвращаясь пьяненький, свалился с брички в овраг и чуть не захлебнулся в ручье. Подсмеиваясь над собой он и женщинам давал посмеяться в волю, отвлекая от повседневных забот и грустных мыслей о расставании с мужьями.
Заканчивался обед, заканчивался и очередной рассказ деда. Он все чаще посматривал на небо и на облака. И наконец сделал вывод.
- бабоньки, что-то болят мои старые раны. Да и кости все выкручивает. Облака тяжелеют, на днях будет дождь. Травы мы скосили много, дай бог высушить ее и прибрать в стога до непогоды. После обеда все пойдем сгребать готовое сено и скирдовать, а завтра остатки подберем и стог вершить будем. Как закончим я вас домой отпущу на денек, а ребятишек на пасеку свожу, там уже мед качать начали. Полакомятся.
На третий день наступил объявленный выходной. Спозаранку, бабы запрягли быков в телеги и уехали домой, а ребятишки, возглавляемые Василием, на двух бричках направились на пасеку. Ехали споро, благо пасека находилась не далеко, километров в пяти от стана. Постепенно равнинная местность сменялась горами, и через полчаса они въехали в ущелье. На пологом склоне, террасами, располагались ряды ульев. Ниже омшаник и летний дом пасечника. Крутые склоны покрывали цветущие растения. По дну ущелья протекал ручей, перегороженный небольшой запрудой, образовавшей широкий и неглубокий водоем. В запруде важно плавали гуси.
На пасеке всем заправляла тетка Варвара, она была строгой в хозяйстве и доброй в душе. Могла не только твердым голосом отдавать распоряжения, но и прижав к пухлой груди, поглаживая по голове, промурлыкать ласковое слово. В помощниках у нее были, сноха Галка, лет тридцати, и восьмилетний внук Петр. Они стояли у порога, всматриваясь в кавалькаду непрошенных гостей.
- Ну что бинокли то на нас направила? Видишь труженики фронта едут. Герои тыла! Встречай.
Еще издали прокричал ей Василий.
Всплеснув руками, тетка Варвара запричитала.
-Ой, миленькие мои, быстрее в дом. Мы с Галиной только что мед откачали. Пчелок растревожили, сердитые они сейчас, ужалить могут!
Ребятишки посыпались с телеги, быстро направляясь в дом, вслед за Петром.
Хлопоча вокруг ребятишек, тетка Варя продолжала причитать.
- как хорошо, что вы приехали, помощники наши, отмоем вас, подлечим цыпки ваши, и угостим на славу.
И тут же посыпались команды.
- мальчишки, бегите на речку, ломайте сушняк и к печке. Василий руби дрова, топи печь. Галина натаскай воды в казан.
Работа закипела. Вскоре печь на улице топилась, вмазанный в нее казан заполнен до краев, грел воду.
-Снимайте рубашонки, штанишки. Мы их простирнем, пока вы купаетесь.
Ребятишки мялись, у многих под верхней одеждой ничего не было. Поняв в чем дело, тетка Варвара принесла из чулана старые халаты, рубашки Петра и женские кофточки.
-Галина, помогай!
И сама стала сдирать с ребятишек замызганную, потную одежду, вручая взамен старую ветошь.
Несуразно одетая, оголтелая ватага, возглавляемая Петром, с гиканьем понеслась вниз к запруде.
-Петр, нарви им мыла, пусть хорошенько ноги отдраят!
Прокричала вслед им, тетка Варя.
Сняв с себя на ходу и побросав на берегу тряпье, ребятишки с разгону плюхнулись в прогретую солнцем воду. Брызги посыпались в разные стороны, спугивая мирно дремавших, белоснежных гусей, отдыхавших в пруду. Гуси посыпались на берег, лишь старый крупный гусак, вожак стаи, остался на воде. Щупленький мальчишка, Володя, первым нырнул в воду и оказался близко к гусю. Вожак увидев соперника, загоготал, вытянув шею, захлопал крыльями, приподнимаясь из воды. Издав трубный боевой крик, ринулся на чужака. Бороздя крыльями, энергично гребя лапами, подлетев к Володе, клюнул его в макушку. Володя от неожиданности ушел под воду с головой, вынырнув, опять получил удар твердым клювом по голове и скрылся под водой. Так повторялось и повторялось. Шум и крик привлек внимание Пети, оценив безвыходное положение Володи, он схватил толстый прут, лежащий на песке и ринулся к гусю. Гусь увидев новую опасность. Поспешил выбраться на берег. Петя еще раз замахнулся прутом и бросил его в гуся. Тот ловко увернулся и не обращая внимания на ребятню, вразвалочку поковылял к стае, победно гогоча, словно красуясь, посмотрите мол, какой я герой.
Натруженное, запеченное солнцем тело приятно отдыхало в воде. Как стайка речной рыбной молоди, дети плавали в пруду. Гоняясь друг за другом, они подныривали и снизу хватали за ноги, пытаясь утянуть жертву на дно. Или взяв в руки по увесистому камню, усевшись на дно под водой, соревновались в терпеливости. Детский радостный смех наполнил ущелье, вспугнув стайки птиц и мелкого зверья, мирно живущих в тиши горной долины. Сурки и полевые кошечки в испуге замерли на краю нор столбиком, пытаясь разглядеть, кто же там создает столько шума, готовые при первой же опасности юркнуть в норку. А дети все плескались и плескались в воде.
Петя первый выбрался из воды, вспомнив, что наказывала тетка Варя, помчался вверх по ручью, где в укромном месте росли алые цветы, в народе именуемые «татарское» или «китайское» мыло. Нарвав целую охапку, вернулся к запруде. Вдосталь накупавшись, ребятишки отдыхали на песке.
По наказу тетки Варвары предстояло от шоркать до чистоты ноги, покрытые ссадинами, трещинами и цыпками. Выбрав несколько цветков, они скручивали их в жгут и как мочалом, окунув в воду, натирали ноги. К удивлению, под растениями образовывалась пена и грязь отмывалась. Сок травы неприятно обжигал и пощипывал огрубевшую кожу, но ребятня терпела.
Отмыв грязь, они вернулись на пасеку.
Кругом на кустах, камнях и заборе жарилась на солнце детская одежда. Тетка Варя с Галиной успели перестирать все. У тетки была заветная шкатулка, в которой хранились разнокалиберные пуговицы, срезанные со старой одежды. Свежепришитые на рубашонках и штанишках, они блестели разными цветами, и были тщательно подобранны по размеру.
Тем временем у печки стояла деревянная шайка, а в казане кипела вода, рядом бочка с речной водой. Налив в шайку кипятка, Галина разбавила его холодной. Закатав рукава опустила кисть в воду, рука терпела. Пора решила Галина.
-Коля, становись в шайку.
Николай осторожно опустил правую ногу, горячая вода обожгла лодыжку. Переждав, пока нога привыкнет, он твердо встал на нее. Галина подала руку, опершись на нее, опустил и левую ногу в таз. Зачерпнув воду из таза, Галина стала поливать ноги от бедра. Снова защипало трещины и цыпки, но старая кожа стала набухать и отслаиваться. Вода остывала, Галина осторожно добавляла кипятка и вновь поливала ноги. Так продолжалось до тех пор, пока старая кожа и кровь размякли и отваливались. Галина взяла мочало и с усердием отмыла грязь и струпья, напоследок ополоснула из ковша теплой водой, и проронила.
- Следующий!
Николай вылез из шайки, тетка Варвара уже ждала его.
- Иди сюда касатик, лечится будем.
На столе стояла кринка с кислой сметаной. Тетка Варвара принесла ее из холодного погреба. Зачерпнув деревянной ложкой, выложила в ладошку, и стала растирать по ноге. Холодная сметана смягчала кожу и охлаждала распаренные ноги. Но это, ненадолго, попав в ранку, защипала. Как будто укусил муравей. С каждой минутой муравьев прибавлялось, и вот уже вся нога горела нетерпимой болью. Щипало, дергало и тыкало иголками одновременно по всей коже. Николай стиснув зубы застонал и запрыгал на одной ноге. Дед Василий, сидевший тут же на лавочке, посмеивался и присказки не заставили себя ждать.
- Ничего, до свадьбы заживет. Терпи казак, атаманом станешь!
Тетка Варвара зачерпнула еще ложку сметаны.
- Подставляй, Коля еще ногу, да беги в дом.
Николай покорно остановился, неимоверным усилием сдерживая себя на месте, вытерпел и эту процедуру, и приплясывая, постанывая и скуля, пулей понесся в прохладу летнего дома. Скинув рубашку, махал ею, обдавая прохладой голые ноги. Боль притупилась. Через некоторое время в дом, припрыгивая влетел Володя, он тоже скинул рубашку и последовал примеру. Теперь они вдвоем гоняли ветер, как вентилятор в колхозной конторе.
Часа через два вся детвора была обработана и расположилась в доме.
Дед Василий принес высохшую одежду.
- Разбирайте. Скоро обедать.
На печке грелся большой котел и стояла сковорода. Галина колдовала над обедом. Петр принес с луга щавель, с огорода листья свеклы и капусты.
Отсыпав горсть муки из мешочка, который Василий привез с собой, она обжарила ее на сковороде до коричневого цвета, добавив сметаны, потушила немного и влила поварешку воды.
В котел покрошила всю зелень, залив соусом со сковородки, оставила на огне.
В большой миске замесила тесто, сбрызнув оставшуюся муку водой. Пока тесто отлеживалось, долила ведро воды и закипятила бульон.
Варево булькало на огне и аромат дразнил и манил голодных пострелят. Они уже оделись и сидели на полянке, терпеливо ожидая трапезы.
Тетка Варя и Галина катали тестовые шарики и бросали их в казан. Дед Василий перемешивал варево, специально выстроганной из палки веселкой.
Петр накрывал импровизированный стол из ящиков и свободных ульев в омшанике. В доме нашлось только четыре чашки для взрослых и пять ложек. Петр собрал все кружки и перемыл металлические банки от съеденных консервов. Все равно посуды на всех не хватало.
Тем временем варево было готово, оставался последний штрих. Галина покрошила перья зеленого лука, и запустила в котел. Посолила. Дед Василий последний раз перемешал и снял котел с огня.
Расположившись вокруг стола дети с удовольствием уплетали овощной суп, нетерпеливо дожидаясь своей очереди. Получив кружку или банку в руки, торопливо делали два три глотка и передавали дальше. Суп был вкуснее чем ежедневная похлебка, по сути это была та же «затирка», но с приварком. Шустрая компания молниеносно расправилась с варевом, а голодные глаза высматривали, что бы еще съесть.
Наступил торжественный момент, ради которого сюда и приехали. Сахара и конфет они не видели с начала войны. Вкус сладости постепенно забывался.
Тетка Варвара сняла холщевый положок с таза, стоящего в углу на запасном улье. Таз, заполненный до краев прозрачной, тягучей, янтарного цвета жидкостью, благоухал ароматом горных Алтайских трав.
Водрузив его на стол, она прочитала в глазах детей восторг.
- Петя, принеси холодной воды.
Петр вышел и вскоре вернулся с ведром родниковой воды и ковшом.
Галина принесла уже помытые ложки. Тетка Варвара, раздавая ложки, посоветовала.
- Не спешите. Берите мед помаленьку и запивайте холодной водой.
Кушайте сколько влезет, но не переедайте, давить желудок будет.
Зрелый мед густой. Ребятишки, обмакнув ложку, едва вытягивали из меда, а за ложкой тянулась упругая лента и в тазике складывалась в пирамидку. Приходилось крутить ложку до тех пор, пока лента не превратится в тоненькую ниточку и не оторвется от меда. Зато на ложке образовывался шарик, который ребятишки с удовольствием отправляли в рот.
День отдыха заканчивался. Солнце клонилось к закату. Дед Василий торопил.
- Ну, пора и честь знать. Засветло успеть бы.
Ребятишки неохотно выбирались из-за стола, подходили к тетке Варваре и благодарили. Тетка Варвара, как клуша крылами, пыталась обнять всех детей.
Галина уже запрягла обе брички.
Разместившись в повозках, гости покатили под уклон.
Тетка Варвара, Галина и Петя долго махали им вслед.