За Господа, за крест святой, тамплиер идет войной,
Пусть миссия его не так легка, смириться должен ты с судьбой-
И не пощадит тебя его рука, не смилуется он над тобой.
Стремился с детства стать я палачом: сначала, как полицейский, в форме, мир от «грязи» очищать, затем с крестом в руке, бездушно ведьм сжигать, и вот уже другой тропой за Бога там какого-то иду я убивать. Но забегаю я вперед, и лишнего успел сказать.
Мечты, конечно же, мечты – так прекрасны и несбыточны они. Быть может, я совсем другой – не Солнца сын, а дочь Луны?
О чем же я? Совсем забыл…
О, сколько раз себя я хоронил, сколько раз себя в могилу заводил, ну, что сказать? О смерти часто думать я привык. Вот умер я, а дальше что? Нет у меня ни сожаленья, ни печали, грусти, нет ровным счетом ничего, я мертв, и это не исправить, и мне вроде уж как-то все равно.
Люди говорят:
-Смерть это плохо. Не хорошо.
А что такого в ней, когда в словах их один лишь эгоизм? Ведь умершим все равно, больно не им, хм, другим.
Я потерять успел любимых, дорогих – кто-то был добрее, а кто-то чище и безгрешней, вот только кто-то умер раньше, а кто-то в восемь лет. Где тут справедливость? Ха, ее тут нет. Кто-то скажет:
-Их принял Бог.
А если его нет? То, что тогда?
Если кто умирает без греха, то хотел бы я на плаху за провинности свои, там на гильотину, и сразу ж в руки меч, чтоб не теряя ни секунды, рубить всех грешных, не слушая их оправданья и пустую речь. Отговорки наши тривиальны, и доброта порой напущена для виду, вот только не понятно для кого? Для других, для Господа иль для себя? Хотя, какая разница тут может быть? Свиньей жила, так и умрешь ты как свинья.
Мне говорят, что я жесток, но Бог спалил Гоморру, и стер Содом с лица земли. Мол, видите, там у них царил порок. Я создан по подобию ему, и Длань Его не трогает меня. Так чем хуже я, будучи уж мертвым за грехи свои, иду ведомый его столь красочным примером? Иду дорогой покаяния чужих сердец, иду, рублю, несу им заслуженный ими же конец.
Кто не тронул скверну, руки в ней не замарал, и грешных дел не совершал, того не тронет меч святой, поднятый вверх моей очищенной рукой.
Я был очищен от порока, и грязи больше нет во мне, и вот без сожаленья повинуюсь я своей судьбе. Мой легкий меч, он как перо, вырезает души, бьет без промаха всем грешникам назло, и честно я вам во всем признаюсь, мне это нравится, я этим упиваюсь.
Ты была красива и умна, что-то где-то говорила, кому-то там врала, время тебя не изменило, и тебя с головой в предательстве как рыбу утопила, и вот смотри, плача, но с улыбкой, тебя насквозь без сожаленья протыкаю я. Пусть слезы чистые твои мне на щеки падают каплями дождя, ты рыдаешь тихо, и я знаю, ты сейчас страдаешь, так знай и ты – я рад, что работу делаю не зря. Мне не жаль тебя, я не сострадаю, лишь в обиде, и зла не затая, я тебя за все прощаю. Я прощаю, ведь Бог простил, а я б не смог, и признаться не смогу, ведь когда-то я, как и он, тебя любил.
Ты крал, ты врал, насиловал и убивал, теперь настал и твой черед, так дай прижму тебя к груди своей – я не стану для тебя сегодня утешеньем, пусть станет от одиночества тебе сложней, ведь грехами ты участь сам выстроил себе страшней. Но и ты, мой новый друг теперь прощен, очищен и обновлен, тебе повезло, как когда-то повезло и мне одним прекрасным днем.
Несу ли смерть я в руках ангела без крыльев или же волю Божью исполняю? Кто скажет мне, ведь я забыл, что Бога нет, за что людей я убиваю? А быть может, в один момент удачный неугодным стану я, и кто-то так же, возомнив себя рукою Божьей, на смерть отправит и меня? Что делать, как быть тогда?
Чем хуже я Смерти с косой, когда она забирает чистых, светлых, ангелов моих? Когда суд безбожный она вершит. Или смысл в том, что прокаженные здесь, на Земле, живут? Если распорядился наш Всевышний так, тогда вот странно, чего тут набожные люди ждут? Не понимаю эти бредни разных там святош, где смысл их речей? Если они несут глас не свой, то чей?
Не верю я, что есть Господь, есть только смерть. Она нас ждет, и когда она придет, когда лицо покажет рок, мы не увидим дальше собственного носа, ведь там тьма, там наш конец, там тот, кого люди так упорно звали Бог…