*
То ли осень, то ли весна.
Март идёт по натянутому канату.
Хоть взлетай, хоть падай – ни крыши, ни дна.
Вот такая весна – ни моя, ни твоя, ни чья-то.
Ни ночи, ни дня. Впереди стена,
всех на свете вина,
преграда
или спина.
Апреля?..
Не поручусь. Не разглядеть в дожде-частоколе.
Телевизор твердит, как полоумный, что casus, мол, belli.
Свернуть ему шею, что ли?
**
Вечер. 9.20.
Надо б умываться.
Да и спать ложиться…
где-то в 10.30.
Почитаю Гофмана
малость перед сном.
Веточка поломана –
плачет под окном.
***
Торшер – истинный домосед.
По вечерам он творит миры, как иные – нетленку.
Из него на пол падает свет.
(Падая, морщится, потирает ушибленную коленку.)
А когда я из комнаты выхожу,
то торшеру нет нужды притворяться цаплей.
Он гаснет и бродит по комнатному миражу,
размахивая темнотою, как саблей.
И приговаривает упавшему свету, помогая ему подняться:
- Прости, малыш, я ж тебя – не нарочно.
- А можешь больше мраком так страшно не клацать?-
тот шепчет в ответ.
И торшер вкладывает темноту в ножны.