Кап… кап… кап…
Зарывшись под толстое одеяло с головой, Тамара считает капли.
Второй день идет холодный дождь. Конец марта, сегодня перевели стрелки часов на час вперед. Два дня назад столбик термометра поднялся до плюс двадцати градусов. Соседи копошились на огородах, что-то там копали, сеяли. У Тамары огорода не было. Клочок земли под окнами дома-барака на три квартиры, который она пафосно именовала палисадником, был вскопан с осени. Чуть позже она там посадит какие-нибудь цветы. В этом году надо бы чернобривцы посеять, Роману они всегда нравились.
Тамара резко отбросила одеяло, взглянула на фото сына в обычной деревянной рамочке, которое стояло на прикроватной тумбочке. Рука потянулась к полупустой бутылке водки, широким рукавом теплой кофты задела пару конфет, которые служили закуской, но даже не обратила внимания на такую мелочь. Сделала глоток. Обжигающая жидкость заставила встрепенуться, приятное тепло волной прошло по телу.
Села на кровати, ногами нащупала старенькие разношенные тапочки, шаркающей походкой прошла в туалет. После постояла над раковиной, раздумывая – почистить зубы и умыться, или не стоит?
Руки всё же вымыла, заглянула в пустой холодильник, скорее по привычке: знала ведь, что там ничего быть не может. В дверце обнаружила плавленый сырок, откусила кусочек и бросила обратно. Надо сходить в магазин, но не хочется, нет сил.
Вылила воду из алюминиевого тазика: наполнился за ночь.
Кап… кап… кап…
Крупные капли, срываясь с мокрого пятна на потолке, стали стучать громче, раздражая женщину. Она закрыла уши руками, раскачиваясь то ли от отчаяния, то ли от выпитого за ночь. Комок перекрыл дыхание, но плакать она уже не могла. За семь месяцев, как Роман попал в плен к боевикам ДНР, она выплакала весь жизненный запас слез.
Последний раз видела сына, когда его отпустили из учебки на пару дней. Это было в августе 2014 года. Если бы знать, что больше его не увидит…
Она схватилась за горло, как бы пытаясь размять, размягчить тот ком, который стал теперь постоянным спутником ее жизни. Так она теперь плакала…
Сколько порогов она оббила, пытаясь узнать о судьбе сына, но никто до сих пор не дал ей ответа. Встречалась с ребятами, которые вернулись из плена, которым повезло, что их обменяли. Из их рассказов поняла, что Роман, скорее всего, выбросил свой телефон, потому что платить выкуп, который затребовали боевики, матери не под силу. Он ведь знал, какая у нее пенсия, а надежды на кого-то, на чью-то помощь не было вообще.
Тогда, в августе, почти сразу после отправки в зону АТО, Рома позвонил и сказал всего пару предложений: «Мама, я в плену. Не волнуйся. Прощай». И всё. Она даже ответить ему не успела, не сказала, как она его любит, своего единственного сына, свою опору и защиту.
Сильный порывистый ветер косыми струями очередной порции дождя промыл стекла окон. Капли стали стучать чаще, наверное, ветер совсем сорвал лист шифера. Роман сказал перед уходом, что через месяц-другой вернется и к зиме обязательно починит крышу, но…
Тамаре предлагали приехать в Днепропетровск, совсем ведь недалеко, сдать анализ на ДНК. Но она даже представить не могла, что ее Ромочка, ее сыночек, ее кровиночка, может лежать в одном из тех гробов, накрытых желто-голубым флагом, которых хоронят десятками как неизвестных. Надежда умирает последней. Она до сих пор верит, что он жив, что вернется к матери, ведь она его так ждет. И постоянно молится, чтобы закончилась война, чтобы люди опомнились, чтобы наступил мир, чтобы мужчины вернулись к своим семьям.
В Днепропетровск свозят всех, кого находят на поле боя без документов. Возможно, рядом лежат те, кто стрелял друг в друга. Кто по воле судьбы вдруг стал врагом для своего соотечественника. Украинцы, русские… Чего им не хватало? Власти? Но власть ведь не для всех, только для избранных. Для тех, кто отдает команды. Земли? Теперь вот земля есть у каждого из них, метр на два. И слезы родных… Слезы матерей одинаковые, независимо от национальности…
Кап… кап… кап…
То ли холодные капли дождя, то ли горячие слезы матерей, рвущие душу на части…
29.03.2015 г.
Кривой Рог.