Когда жизнь становится невыносимой, я сажусь в поезд и еду к морю. В нем можно утонуть и тебя никогда не найдут. В нем можно обрести свободу. В нем можно ощутить себя живым, когда соль въедается в твои раны... Можно закрыть глаза и больше их не открыть никогда... А затем очнуться на том же берегу и осознать себя другим. Чистым и... нет, не исцелившимся, а... залатанным. (из дневника)
Мирный стук колес успокаивал. Мы ехали, уже где-то минут 40, и народ успокоился, уселся, перестал копошиться. За окном мелькала осень. Пожелтевшие листья в лучах заходящего солнца были так прекрасны, они умирали.
"О чём мечтает тонущий в грязи листок кленовый?
На дерево, с которым был всю жизнь, вернуться снова!
Как весело сорваться и кружиться,
Но не исправить и не возвратиться!" - играет музыка в наушниках, словно чувствуя потребность души.
Ладони сжимают горячую кружку чая.
Мы незаметно въезжаем в ночь, и люди постепенно укладываются спать. Гаснет свет.
Сквозь грязное окно сонного вагона я смотрю навстречу восходящему солнцу и в душе пустота. Подношу чашку к губам и делаю глоток. Так странно. Он вроде бы уже давно остыл, но где-то там внутри теплиться тепло моих холодных рук, так за ночь и не отпустивших кружку.
Поезд медленно замедляет свой ход, окончательно останавливается. Люди один за одним выходят из вагона, а я словно этого не замечаю.
- Молодой человек, простите, но мы уже прибыли, не могли бы Вы покинуть вагон?
С рюкзаком за плечами бреду улочками города, куда-то туда, на юг, где плещется море.
Под ногами хрустит гравий и песок, одинокие камешки слетают вниз и катятся по склону. Полный вдох холодным, соленым воздухом.
- Здравствуй, я снова пришел. Прости, что прихожу только когда мне плохо, но по другому не умею, - слова словно патока неспешно струится из моих губ. Вокруг никого и мы можем побыть вдвоем. Абсолютно честные, абсолютно искренние.
- Я познакомился с ней случайно, знаешь, даже как-то необычно. Она зашла в вагон метро, достала блокнот с черными листами и ручку с белыми чернилами и начала писать стих. Я вышел с ней на одной станции и шагал рядом, не решаясь вымолвить и слова. Мы поднялись вверх и сели в маршрутку. Она у окна, а я у прохода.
"- Простите, Вы будете выходить на следующей?
- Наверное...
- Как это?
- Я еще не решил, выходить вместе с вами или ехать дальше..." - в ответ она засмеялась и мне было позволено проводить ее до дому, а с шести утра следующего дня, уже с цветами ждал у подъезда.
Ноги немного проваливаются в мягкий, мокрый песок. Я бреду вперед, где-то там впереди, на расстоянии 10 километров есть рыбацкая хижина. Так странно и немного неожиданно в 21 веке встречать такие. Там есть камин и дрова и любой может в ней заночевать.
- У нее был очень сложный период в жизни - она рассталась с парнем, с которым встречалась три года. Они уже начали жить вместе, планировали, как будет складываться их судьба и не могли даже подумать о том, что возможно отсутствие одного в жизни другого. Просыпалась Таня всегда раньше, на цыпочках кралась на кухню и с улыбкой, порой тихо напевая себе что-то веселенькое, готовила завтрак. Он просыпался позже, от запаха любви и волосиков, щекотавших его щеку, а месяц назад, ввалился в квартиру немного подвыпившим. Сказал, что полюбил другую. Собрал вещи и ушел, оставив ее одну. Оборвав все связи. Она пыталась найти, но все безрезультатно.
Усаживаюсь на один из валунов, разбросанных по берегу, и достаю из портфеля холодный бутерброд и бутылку воды. Жую и продолжаю делиться сокровенным, о чем никто и никогда не узнает.
- Я проводил с ней все свободное время. В какой-то момент словил себя на том, что уже неделю не появляюсь на работе и у меня 54 пропущенных от начальника. По ночам просыпался от того, что мои руки затекали, хотя раньше такого не было, и только намного позже узнал, что в эти моменты ей было неимоверно плохо, - поднимаюсь и иду дальше, осталось еще совсем чуть-чуть. - Вечерами, перед сном, читал ей вслух "Грозовой перевал", а утром - поэтов Серебряного века. И ты знаешь, мне удалось ее излечить от тоски и былой любви. Мы так искренне смялись, целовались, занимались любовью...
Смолкаю не в силах вымолвить ни слова, мерно шагая вперед, а перед взором мелькают картинки былого. По щекам струятся слезы и море, чувствуя это, утешало меня холодными брызгами.
- О, а вот и она.
Верх по склону, порой даже приходилось ухватываться за траву, каким-то чудом росшую на этих склонах. Еще час прошел в мерной колке дров. Меня укрыли сумерки и звуки прибоя, и потрескивание поленьев в огне.
- А затем пришла осень. Знаешь, что самое страшное..? Наши отношения даже не дожили до зимы... Хотя, может это и не было отношениями, по крайней мере, для нее. Никто ведь не создает семью с хирургом, вырезавшим аппендицит или ЛОРом, вылечившим больное ухо... Все было таким искренним: прогулки по ночному городу, ее объятия, когда я готовил еду...
Грудь сперло от недостатка кислорода или холода, полыхавшего внутри. Выйдя из хижины я смотрел туда, где в ночи плескалось море, а потом не понимая себя, начал спускаться вниз, оно манило и звало. Шептало, кричало, молило.
- Он вернулся, как ни в чем не было. Словно уехал в командировку на пару дней. Я тогда гостил у своих родителей. Ночью меня скрутило и рвало. Температура была под сорок и только к утру удалось забыться сном. Словно наяву видел их занимающихся любовью. Его, просящего простить и клянущегося больше не уходить, и ее, прощающую и верящую всему. Так в бреду прошли два дня. Врач, приехавший на вызов, пожал плечами и ушел. Когда я открыл глаза, мама сидела рядом, и мне показалось, что в ее волосах прибавилось седин. "Подай телефон" - прохрипел я. Молча, чувствуя и все понимая, она выполнила просьбу. На экране мигало одно пропущенное сообщение: "Прости, я все еще его люблю".
Скидываю куртку на песок, туда же летит свитер и футболка. Холодный ветер согревает кожу. Стягиваю кроссовки и носки, скидываю брюки и трусы, оказываясь абсолютно свободным. Разбегаюсь и бросаюсь в штормовое море, оно обнимает меня, как старый друг, но в тоже время силиться вытолкнуть назад. Я борюсь, и гребу все сильней и сильней. Мы словно играем в перетягивание каната, только на оборот.
Берег уже далеко. Я расслабляюсь и ты обнимаешь меня, обхватываешь за шею и тянешь на дно.
...
...
...
...
...
- Море, ты меня не слушаешь.
- Не правда, - возмущаешься ты, и поправляешь прядь рыжих волос, выбившуюся из-под уха. - Нальешь еще вина?
Сложно устоять от твоих просьб и я наполняю твой бокал белым, сухим вином.
- Знаешь, я, еще подъезжая к хижине, увидела дымок, струящийся из трубы. Зашла внутрь, а там никого. Эта странность меня смутила, и заставила пойти посмотреть на воду... У меня похолодело в груди, когда увидела человеческую фигуру, бросающуюся в шторм куда-то плыть... И своим женским чутьем почувствовала, что назад она не собирается.
- Зачем? Ведь ты могла не вытащить нас двоих и тоже утонуть.
- Не знаю, - улыбаешься ты и делаешь глоток. - Я тогда не думала об этом. Просто отдалась на волю случая.
Обнимаю тебя и шепчу на ушко: "Море, выходи за меня замуж", - а в ответ лишь смех и согласие в глазах...