40.
Полдня я работала в огороде, обедала с Дилей и её подругами.
Слушая нехитрые деревенские новости, выделила рассказ Мадины о том, как «смотрящий» Юра искал участкового Кузьмича. Ввалился в кузьмичёвский коттедж, Татьяна – жена Кузьмича – еле от него отбилась, а сам Кузьмич не рискнул выйти.
Ну и, конечно, широко обсуждалась смерть президента. Как я поняла из комментариев простых женщин-крестьянок, особой народной любовью президент не пользовался. Сюда в деревню приезжал раз в месяц, при этом кортеж гнал на бешеной скорости. Бывали случаи, когда под колеса попадали курицы, гуси…
- А зачем он сюда приезжал?
Женщины предположили, что, во-первых, собирал мзду с Натальи Модестовны от народных целителей. Во-вторых, спрашивал у той же Натальи Модестовны, кто из целителей лучший, чтоб забрать такого себе на работу.
Я покивала головой. Допив свой чай, пошла к себе.
Включила «приставку». И вовремя.
В «Перспективе» за столиком рыжеволосая дама средних лет угощала Кузьмича спиртным напитком, судя по этикетке – коньяком. Слушала его сентенции о том, как он жил в Петербурге, как его «за правду разжаловали и сослали в эту трижды грёбаную деревню». Лицо дамы было исполнено смесью отвращения и угодливости.
И тут зашел «смотрящий» Юра.
Он сразу же направился к столику участкового.
- Быстро встала и ушла, - негромко скомандовал он даме.
Та с явным облегчением взяла свою сумочку и приподнялась. Попытавшегося приподняться Кузьмича Юра лёгким движением руки вдавил в кресло.
- Слушай, сцука, ты куда смотришь?? У тебя тут на участке журавли гнездо свили, следачки отвязанные шлындают! Тебе-гондону штопаному за что деньги платят?!
«Журавли гнездо свили» - о чем это он?
И я вспомнила, что Антон отрекомендовался сотрудником частного охранного предприятия «Белый журавль»… Значит, это не просто какое-то обычный ЧОП, это какой-то значимый ЧОП, настолько значимый, что участковый заряжен охранять деревню от людей этого ЧОПа. А следачка отвязанная – это, видимо, я.
События нагнетались и нагнетались, я не успевала справляться с ними душой, у меня совсем не было времени заняться своими проблемами. Вот и сейчас, я не успела побыть сама с собой, не успела позвонить Ксении Григорьевне, как услышала скрип открываемой калитки. В окошко было видно, как прошел Антон и рядом с ним высокий плотный мужчина в камуфляжной форме без знаков различия.
Зная о том, что Антон не хочет светиться перед видеокамерой, я поспешила выйти к ним в ограду.
Мужчина без знаков различия на камуфляжной форме представился Степаном Васильевичем, бегло окинул меня цепким взглядом и спросил, можем ли мы тут на крыльце переговорить. В руках у него была темно-синяя папка. В его облике я не ощутила ни враждебности, ни недоброжелательности. Он был очень напряжен – это да, это чувствовалось.
- Конечно, можем.
Мы присели на крыльцо, Антону он велел выйти за дверь в ограду, чтоб не оказывать на меня давления своим присутствием.
Открыл папку, достал оттуда пачку фотографий и положил их мне на колени.
Я взяла и скривилась, узнав развесёлую бабёнку в грязном черном трико с вытянутыми коленками и сбившемся на затылок белом, разукрашенным розочками платочке. На одном из фото бабёнка выходила из калитки, на другом её помещал в машину молодой военный с автоматом, на третьем бабёнка была со спины, уходящая во мрак.
«Ну и задница у меня тут выросла», - ужаснулась я, - «это всё Дилькины пирожки!». Вслух ничего не сказала, молча вернула их Степану Васильевичу.
- Лукерья Михайловна, расскажите в подробностях, как вы провели сегодняшнюю ночь.
Я рассказала.
Он слушал, не перебивая. Потом немного повысил голос:
- Антон!
- Да, здесь я, - сразу же откликнулся братик.
- Ну что же вы, ёпэрэсэтэ, женщина совершенно штатская, подвергали её такой опасности, поставили её в такое сложное положение. Ну кто из вас автор идеи, кого пороть, тебя или Фёдора?
- Командир, да ничего с ней не сделалось! Сам же видишь! Ни одной царапины! С ума не сошла, вполне адекватная! И не такая уж она штатская, она - следователь, всякого навидалась. И в конце-то концов! Ведь всё получилось, как надо!
- Теперь надо бойцов для её охраны выделять, - вздохнул Степан Васильевич. – Лишних людей нет.
- У неё охрана круче всех наших бойцов, вместе взятых. Петровна её любит…
Степан Васильевич еще раз тяжело вздохнул.
- Ладно, хрен с вами! Что вышло – то вышло. Попили бы чаю у тебя, хозяйка, больно Антон твои кулинарные способности хвалит, да видеокамера твоя беспокоит.
- Так я здесь быстренько накрою.
- Ну тогда добрО.
41.
Подавая через порог Антону посуду и еду, мне удалось накрыть импровизированный стол действительно быстро.
Сидели, шутили, смеялись. Мне было очень уютно и комфортно. Давно я не чувствовала себя такой молодой и беззаботной. Наверное, обо мне никогда не заботились такие сильные и добрые люди.
Прощаясь, Степан Васильевич сказал Антону, чтоб тот меня берег. И велел завтра к восьми утра вернуться.
Когда за ним закрылась калитка, почему-то между мной и Антоном впервые повисла какая-то подростковая неловкость.
- Не унизит ли ваше офицерское превосходительство кухонное полотенце и эти свежевымытые стаканы? – церемонно спросила я, чтобы немного разрядить ситуацию.
- Да ну что вы, сударыня! Сочту за честь вытереть стаканы, коих касались ваши уста и уста моего командира, - рассмеялся Антон.
Атмосфера лёгкости общения была восстановлена.
Я села на бревно в ограде, он вытирал стаканы.
- Давно ты в Болдырево? – начала я «допрос».
- Ребята давно, я – недавно. У меня была длительная командировка. В Канаду.
«Ого!» – подумала я, а вслух томно произнесла:
- Наверное, там тебя звали Энтони, так, кажется, твоё имя звучит по-английски.
- Нет, меня там звали Антуаном.
- Почему Антуаном?
- Потому, что я знаю французский гораздо лучше, чем английский.
И в эту секунду у меня сам собой сложился некий пазл. Мама - учительница французского. Мечта о небе. Рижское лётное. Романтизм. Манеры. Имя. И наконец личный выбор французского языка, а не английского.
- А я знаю, почему ты – Антон, – хитро прищурилась я.
- Почему? – Он насторожился и стал серьёзным.
- Потому что тебя назвали в честь французского лётчика и поэта Антуана де Сент-Экзюпери. И это имя и биография наложили на тебя и твою жизнь такой же отпечаток, как на меня – моё имя.
Казалось бы, ну ЧТО я такого сказала? Но лицо у него застыло, потом он вообще отвернулся именно затем, чтоб я не видела его лица.
Был тёплый летний вечер, птицы мелодично выводили свои предзакатные трели. Антон смотрел в небо с такой тоской, что мне хотелось подойти, обнять и успокоить его, но поймите меня правильно, не могла я этого сделать.
Ну обниму, а дальше что? Порыв пройдёт, оставив после себя мрак, беспокойство и тяготу. Он не сможет взять меня в свои тайны или разделить со мной тайны мои.
И останется мне без Бога, мужа и Ксении Григорьевны в полном одиночестве распевать пугачёвские "Три счастливых дня... было у меня...". Да на хрена мне такое счастье!
Между тем он достал из кармана сотовый телефон.
- Мама, привет! Да… да… нормально… всё хорошо… а ты как? Да… да… Мама, а правда, что ты меня назвала в честь французского лётчика Экзюпери? Да… да… Через пару недель, возможно, удастся вырваться к тебе дня на три. ЦелУю…
Убрал сотовый в карман и выдохнул:
- Лукерья, ты права. Мама сказала, что день, когда я об этом догадаюсь, будет для неё праздничным до конца жизни.
Видимо, в его родительской семье тоже свои мультики.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
http://proza.ru/2015/04/09/523