4.
В спальне горел ночник. Жена уже лежала в постели, смотрела телевизор.
Александр сбросил с себя халат и залез под одеяло. Он вытянулся во всю длину своего тела, закрыл глаза. Жена повернулась к нему:
- Саша, телевизор будишь смотреть?
- Нет, выключай,- ему не хотелось говорить. Легкая прохлада постели успокаивала, хотелось лежать не двигаясь.
- Спокойной ночи,- жена выключила ночник, телевизор. Комната погрузилась в полумрак.
Александр чувствовал, что жена на него смотрит, но он лежал не шевелясь.
- Саша, как же так…?
- Мать, отвернись и спи. Завтра будет не простой день, - но жена не отворачивалась.
- А если бы Кирюшу или тебя вот так привезли мёртвого, что бы я делала, а? Я бы тоже умерла, как Люся от разрыва сердца.
- Мать, прекрати,- Александр приподнялся на локтях.- Ты, что за дурь мелешь? Кира в соседней комнате спит, в другой комнате невестка, а я вот он рядом. Или ты не веришь? Пощупай, вот он я живой.
- Ну, тебя, Сашка, с тобой ни о чём серьёзном поговорить нельзя.
- Мать, я скоро от твоих серьёзных вопросов выть начну. Отворачивайся и спи, едрит твою кочерыжку!
Жена отвернулась к стенке, жалостливо завсхлипывала.
- Ну ладно тебе, Веруня, успокойся,- Александр прижался к жене, нежно обнял, стал целовать в шею, ушко. Жена повернулась к нему и ткнулась в него мокрым лицом:
- Саша, я ведь люблю вас, Сашенька.
- Веруня, хватит, хватит, сейчас нас, от твоих слёз, в океан вынесет. Успокойся,- он гладил жену по голове и легонько прижимал к себе и она успокоилась. Через несколько минут она уже сопела у него на плече.
Александр боялся пошевелиться, что бы ни разбудить жену.
Он звал сон, начинал считать, но сбивался со счёта. Открывал глаза, ждал, когда веки отяжелеют и глаза сами закроются, но всё тщетно.
Мысли возвращались к Лёше и Люсе.
И вдруг неожиданно, совсем явственно, он вспомнил, нет, даже не вспомнил, а увидел себя маленьким.
Ему было шесть лет. Жаркий полдень в середине лета. Босиком в одних шортиках он бежит к деду на конюшню. Ноги обжигает дорожная пыль и он сбегает на обочину в траву, мягкая трава щекочет прохладой.
Дед, в вышитой льняной рубахе, в шляпе крутит ворот колодца, достаёт деревянную бадью с водой, льёт её в деревянное корыто. Рядом с корытом стоит жеребец, он в нетерпении стучит копытом, фыркает, пробует мордой воду и замирает, всасывая её в себя.
Дед улыбается Александру, подхватывает его, кружит над головой, осторожно сажает на жеребца. Тот вздрагивает, отрывается от корыта и тоже смотрит на Александра, но каким-то грустным глазом.
Узнав юного наездника, продолжает утолять свою лошадиную жажду.
Александру хорошо. Он ухватился за жесткие волосы лошадиной холки и в мыслях уже скачет по лугам, полям, оврагам.
- По-обе-ере-еги-ись! - Слышится откуда то. Александр оглядывается и видит, как в их сторону несётся огромный бык, а с двух сторон наездники с кнутами. Огромный бык, с железным кольцом в ноздре, не слушается их.
- Ах, ты, едрит твою кочерыжку! Сорвался бугай! - Дед берёт жеребца под уздцы и отводит за колодец. Он с тревогой смотрит то на приближающегося быка, то на Александра.
- Спокойно, Тургай, спокойно,- но жеребец, будто почувствовав опасность, громко заржал и попытался встать на дыбы. Дед осадил его.
- Спокойно, Тургай, спокойно. Александр держись,- дед даёт ему повод в руки. - Ну, внучёк, не дрейфь. Не давай Тургаю голову задирать. Подтягивай узду, подтягивай.- Сам берёт бадью в руки и ждёт.
Бык в бешенстве проскочил мимо колодца, но, будто что-то вспомнив, остановился, развернулся и рванул на деда.
Жеребец заржал, почувствовав опасность, встал на дыбы, Александр потянул поводья на себя, что было сил. Конь захрапел и пошёл кругом, вытанцовывая копытами землю и замер.
Александр только видел разлетевшиеся щепы от бадьи и лежащего рядом с колодцем огромного быка.
Всадники спешились и кинулись вязать быку ноги:
- Ну, Кирилл Яковлевич, ты и тореадор, тореадор. Ты не убил его? Мы думали тебе хана.
Дед стоял весь бледный, прямой, что та оглобля, в руках держал сапожный нож:
- Я бы не посмотрел, что он племенной, едрит твою кочерыжку, у меня внучок здесь, а Тургай норовистый…а у меня нога…едрит твою кочерыжку.
Племенной, пусть в стойле стоит, там его место…Я бы не посмотрел. Пусть радуется, что я ему яйца не отхватил…А зав фермой скажите, увижу его сегодня, я ему ноги пообломаю, а если бы дети попали? Да мало ли кто?
- Так мы его и отгоняли от домов,- один из всадников щерился.- Я не знаю, что ему не нравится, коров, тёлок целое стадо, а он в бега. Кормят, поят, любовь, чуть ли ни через день, да каждый раз новенькая, а, Яковлевич? Чем не житуха?
- Фомич, ты не зубоскаль. Моли Бога, что всё так обошлось. Если бы что с внучком случилось я бы сначала его, потом вас,…- дед глянул из-под бровей тяжелым взглядом.- Ковбои, едрит твою кочерыжку.
Жена во сне застонала, заволновалась. Александр легонько погладил её по плечу, и она сползла с его плеча, повернулась лицом к стенке, успокоилась.
Он полежал ещё несколько минут, но сон не шёл. Тихонько откинув одеяло, Александр выбрался из постели. Сидя на краешке кровати, он услышал какие-то невнятные шорохи то ли кто-то ходил по гостиной, то ли разговаривал.
Накинув на себя халат, он спустился в гостиную. Там на диване сидел сын и о чём-то разговаривал по телефону.
- Кирилл, ты чё не спишь? - Тот повернулся к отцу и приложил палец к своим губам.
- Нет, нет, как договорились, так и делайте. КамАЗ я завтра, нет уже сегодня, я встречу и через два дня он уйдёт обратно. Груз к отправке готов. Всё по перечню. Всё конец связи. Я же сказал, я перезвоню.- Он вопросительно посмотрел на отца:
- Пап, а ты что не спишь? Я сегодня по телефону с дядей Колей разговаривал. Он собирается после похорон ехать в Донецк. Тётю Люсю и Лёшу в одной могиле похоронят. Он на всякий случай и себе рядом с ними место приготовил. Он просил, если его убьют, то что бы останки обязательно привезли и когда будут хоронить, то что бы гроб с его телом рядом с крестной закопали.
- Кира, ты об этом так спокойно говоришь…
- Пап, а как я должен об этом говорить? Да Лёша погиб, да крёстная умерла, мы скорбим, нам тяжело, но мы то, живы. Или нам тоже умереть?
Я в Новороссии стольких друзей похоронил…А от Севы «Белоруса» ничего не осталось. Ничего, папа, вообще ничего. Вот, был парень здоровый, красивый, двадцать два года и его нет. Сколько раз я мимо этой воронки проходил всякий раз спрашивал: Сева, друг ты где? И всматривался, выискивая хоть что нибудь, нету.
А сколько людей на Донбассе поубивали и все спокойные, живут, как ни в чём не бывало. Кино по телевизору смотрят, новости с Новороссии называется, а потом рекламу смотрят про прокладки женские и лекарство от геморроя…
- Сын, а как ты воевал? Ты много убил?
- Пап, зачем тебе это знать? Как ты говоришь, мы ведь не на Чёрное море поехали. Если бы я не убивал, то кто-то убил бы меня. Думаю, тебе бы от этого легче не было. Я ведь и поехал на войну, что бы убивать нелюдей. Эти твари русских, как народ уничтожают.
- Расскажи, сын, как ты воевал? Тебе не было их жалко?
- Кого, пап, укропов? Это вы здесь о какой-то придуманной вами гуманности рассуждаете, а её, гуманности, на войне нет.
Наши командиры просят нас пленных бандеровцев не убивать, мол, братья они. А эти братья знаешь, что с нашими парнями делают с теми, кто к ним в плен попал?
Они ведь любители сала и поднаторели свиней опаливать паяльной лампой. Так вот и наших парней, что тех поросят, живыми…паяльной лампой.
А что они вытворяют с гражданским русским населением, да и не только с русскими. Они ведь не украинцы, они западенцы, внуки бандеровцев, они нам чужие, бесы одним словом. Насилуют даже беременных на восьмом, девятом месяце,…папа, что это?- Он закинул ногу на ногу, откинулся на спинку дивана.
- А здесь у нас дома, в России, находятся некто, которые этих бандеровцев оправдывают. Ведут с ними беседы и играют с ними в какие-то демократии.
И это, папа, не демократия и не глупость это предательство.- Он тяжело вздохнул:
- Скольких я там умных людей повстречал, подружился. Они мне на многое открыли глаза. Я раньше, когда дядю Колю слушал, думал, что он всё фантазирует, что это у него от избытка ума. Он ведь два института закончил. А оказывается, нет, на самом деле так и есть. Оказывается у нас, русских, свои есть поэты, свои музыканты ни те, что по ящику кривляются.
Пап, ты слыхал, про такого певца, Николай Емелин? А Александр Харчиков? Вот я тоже не слыхал, а они есть, живут, поют. Только их на телевидение не пускают. Я послушал их песни, оторопь берёт, всё понимаю, всё слышу, всему сопереживаю, будто воздухом родины далёкой вдохнул.
А казачьи песни запоют, плакать хочется вместе с песней, а от иной желание летать появляется. Почему на нашем телевиденье, радио русских песен нет, один лай иностранный, словно мы и впрямь оккупированы, вон и полицаи по улицам ходят, вместо, родимых, ментов.
Мне дядя Коля говорил, и я прочитал, удивительную книгу Александра Солженицына «Двести лет вместе», ты читал, пап?
- Нет, не читал. Ты побольше дядю Колю слушай, он тебе ещё ни такие сказки расскажет,- Александр недовольно хмыкнул.- У дяди Коли во всём виноваты жиды, да мировой заговор с жидомассонами.
Тоже мне два института, а ты спроси его, как он их заканчивал. Философ. Тётя Люся все его курсовые делала, это у неё три высших образования.
Если он такой умный, что он со своими акциями пролетел, как фанера над Парижем. Пять миллионов подарил, а со строителями? До сих пор по арбитражам бегает. А с выборами? Депутат хренов, столько бобла в избирательную компанию вбухал? Его послушать, все вокруг виноваты, а мы, русские, белые и пушистые. Водку надо меньше кушать.- Александр крякнул от негодования и вдруг поймал себя на мысли, а с чего это он вдруг на своего друга Николая ополчился. И понял. Заревновал Николая к сыну. Николай оказался для сына авторитет. Ни он, отец, а крёстный Николай.
Но и сын понял настроение отца. Он улыбнулся ему:
- Ты зря, папа, так к крёстному. Ты же знаешь, он переживает за Россию и многие вещи он говорит правильные. Вот дядя Коля говорит, что Россия, как русское, православное государство было уничтожено в семнадцатом году. Часть русской элиты была вырезана, другая часть выдавлена за границу и к власти в стране пришли инородцы. Из кого состояло первое советское правительство по национальности? А ведь то же самое сейчас произошло на Украине.
А о нас русских, как о народе, даже в Конституции России не упоминается, нас, как народа, вроде бы и нет, хотя все кричат о какой-то русской весне. Но, что интересно громче всех кричат инородцы. У нас на эту тему две радиостанции каждодневное бодалово ведут, это какое-то «эхо» и чьи-то «вести» они, что две стороны одного шекеля. Они над всей Россией парят в нравоучениях, судят нас, правду в нашей истории ищут…
- Сын, хватит, я эти бредни слушать не желаю,- Александр встал. - Ключи от машины в прихожей на тумбочке, там же и документы. Спокойной ночи. – Не оглядываясь, зашлёпал босыми ногами по ступенькам лестницы.
- Спокойной ночи, папа, - Кирилл тоже встал. Он подождал, когда отец скроется в дверном проёме и пошёл за ним следом.
«Да, постарел отец, совсем сдал. По лестнице тяжело поднимался, хотел же лифт соорудить и что-то передумал. Мать молодцом, теперь Даша ей в помощь, вроде бы понравились друг другу».
Он легко взбежал по лестнице и натолкнулся на отца:
- Опа на! - громко прошептал.- Пап, ты, что стоишь, спать не идёшь?
Александр положил руку на плечо сыну:
-Знаешь, Кирилл, в жизни столько невидимых, подводных камней, что приняв однажды какое-то решение, нельзя быть уверенным, что будет так, как ты этого хочешь.
- Пап, о чём ты?
- Я о том, что тебе надо получить высшее образование и подумать о семье, о будущих детях…О своей жизни. - Кирилл в ответ заулыбался:
- Пап, я последние два месяца только об этом и думаю. Вот видишь, бросил все свои дела на Донбассе и приехал домой.
- Эх, сын,- Александр обнял сына, резко отстранил от себя и пошёл в спальню. Кирилл в недоумении смотрел ему в след: «Что с отцом? Что он хотел сказать? Может быть с мамой что? Вон тётя Люся умерла, а она на два года моложе мамы».
5.
Александр ещё долго не мог заснуть. Он вспоминал слова сына и думал, почему, когда ему об этом самом говорил Николай, он не слышал его. Вернее слышал, но слова друга были, как бы, ни весомы, а всё что сказал сын, каждое его слово, било в самое сердце. Может всё оттого, что сын для него, в его памяти, сознании, всё ещё оставался маленьким мальчишкой и вдруг этот мальчишка перечит своему отцу, словами друга. Получалось, что сын, в этой жизни, стал понимать гораздо больше своего отца и показал ему об этом.
Он ворочался с боку на бок, тяжело вздыхал, спорил в мысленных диалогах с сыном. И так, не переспорив сына, заснул.
Александр проснулся от терпкого запаха пирогов. В доме стояла гнетущая тишина, из-за стеклопакетов, не слышалось ни единого уличного шороха.
Ему вспомнилось детство, вот так же лёжа поутру, в постели, он прислушивался, как мать шебаршит чем-то на кухни и оттуда исходит этот чудодейственный запах пирогов. А за окном щебечут пташки, доносятся какие-то живые звуки с улицы и ощущается твоя причастность ко всему, что происходит вокруг и ты понимаешь, что ты живёшь.
Вставать ему не хотелось, но, вспомнились события вчерашнего дня и словно занавесь упала, и отгородила его от томного и счастливого мечтания, вернув в грубую реальность.
Приведя себя в порядок, в ванной комнате, он оделся и долго, долго смотрел на своё лицо в зеркале.
На мгновение ему показалось, что отражение несколько подалось к нему навстречу, понимание необычности происходящего обдало его жаром. Он отшатнулся от зеркала, но отражение не изменилось и он, в ужасе отпрянул, на середину ванной комнаты. Сердце учащенно забилось.
- Что это было? Показалось?- шептали губы. - Что за бред? Такого не может быть.- Он медленно повернулся лицом к зеркалу, в решительности вперив взгляд в своё отражение.
- Дурдом какой-то,- он хотел повернуться и уйти, но не посмел. Ощущение того что кто-то невидимый смотрит с зеркального проёма, заставило его попятиться и только у самого порога он повернулся к зеркалу спиной.
Спустившись в столовую, он увидел, как Даша управляется с маленькой сковородкой, из которой словно по велению волшебной палочки выскальзывали янтарные оладушки.
Поздоровавшись, он тяжело опустился на стул и здесь заметил, как дрожат его ноги.
Жена была в тёмном платье, тёмной косынке:
- Саша, подождём Киру или ты перекусишь? - Он мотнул головой:
- Крепкий кофе сделай, без ничего. А Кира когда уехал?
Даша также в тёмной косынке и в знакомом тёмном платье пританцовы-вала возле плиты:
- Наш «стелс» и есть «стелс» в четыре часа фьють и испарился, - она вскинулась, перехваченной косынкой, головой и выразительно посмотрела на Александра.
- Я даже шума машины не услышала. В комнате такая тишина, что мне кажется, что я её слышу, а как уехала машина не слышала.
- Да в комнатах тишина, это точно, а ты откуда знаешь, что в четыре часа уехал?- Александр смотрел на её платье, силясь вспомнить, где и когда его видел.
Да, ну, конечно же, это платьице дочери, она его носила в старших классах. Он посмотрел на жену:
- Мать, а что-то другого, не могла подобрать? Этому платью лет пятнадцать.
- Саш, всё же повыбрасывали. Это единственное тёмненькое, остальные светлые, - она поставила перед ним чашку с кофе.- Да и это великовато. Пришлось прихватить в нескольких местах. В субботу надо по магазинам пробежаться, подобрать вещи. На улице зима уже.
Александр отхлебнул из чашки:
- Даша, так откуда тебе известно, что Кира в четыре часа уехал?
Она посмотрела на него через своё плечо и зарделась:
- Так он перед тем, как уехать, поцеловал меня, - Александр с женой переглянулись. Александр беззвучно засмеялся:
- Это как же он тебя поцеловал, что ты проснулась?
- Отец, перестань невестку смущать, пей свой кофе и иди, не мешай нам,- Александр видел, что и жена едва сдерживается от смеха.
Здесь краем глаза Александр заметил, как створки ворот стали разъезжаться в разные стороны и в просвете показался чёрный нос автомобиля.
- А вот и Кирилл приехал, лёгок на помине, - он допил из чашки.- Ладно, мать, пойду встречу и давай, накрывай на стол. Покушаем и поедим к Николаю.
Выйдя на крыльцо, он увидел, что двор был подметён. Тот лёгкий снег, что выпал за ночь, был аккуратно собран в небольшие кучки по краю кирпичного забора.
Александр подождал пока машина остановиться и из неё выйдет сын.
- Здравствуй, сын.
- Здравствуй, пап,- сын подошёл, обнял отца.- Как спалось?
- Нормально. У тебя как? Встретил? Проводил? Как там дядя Коля?
Кирилл тяжело вздохнул:
- Плох крёстный. Он тётю Люсю, уже забрал.
- Как забрал? Мы же хотели вместе,- Александр в недоумении пожал плечами.- И кто ему её отдал?
- Пап, тётя Люся уже в гробу лежит. Там людей полный дом, родственники…и Лёшу тоже переложили в гроб.
Он открыл багажник, вытащил большой рюкзак, бросил его на землю.
Второй такой же рюкзак, альпинистский, он поставил на землю осторожно.
- Пап, я не знаю какие там порядки, но дядя Коля сказал, что он никому крёстную не отдаст, что все три дня, до похорон, она будет дома вместе с Лёшей.
- Кирилл, а ребят, которые Лёшу привезли, ты там, что ли оставил?
- Нет, пап, я свои вещи забрал, а они дальше поехали. Там ещё одного нашего братишку повезли. Татарин с Набережных Челнов, Миша Насыров. Тоже горе. Двадцать восемь лет парню было, двое детей осталось,- он посмотрел на отца.- Дети сиротами стали, как его жена будет их на ноги поднимать?
Александр опустил голову, виновато, тяжело вздохнул:
- Да, нынче не советское время. Капитализм, для слабых и неимущих, страшен и унизителен. Ты узнай адрес его жены, чем можем, поможем.
Кирилл на эти слова улыбнулся:
- Спасибо, пап, это… по нашему, - сам же начал расстёгивать альпинистский рюкзак.- Я сейчас, пап, тебе что-то покажу. Так… это сюда, это сюда. - Александр с любопытством наблюдал за действиями сына.
- Вот посмотри на эту штуку, - протянул чёрные ножны, из которого торчала чёрная ручка ножа.
- Это мне, пап, в Луганске ветеран Великой Отечественной войны подарил, он танкистом был и им, в то время, такие ножи выдавали, как личное оружие. Нож НР-40 образца 1940 года, нож разведчика. Видишь у него и ножные деревянные.
Дед рассказывал, что двоих фашистов на него насадил. А я пока только одного, - он хитро посмотрел на отца, слегка прищурившись и чуть наклонив голову вправо. Александр отдернул протянутую руку и вопросительно посмотрел на сына.
Тот как-то не хорошо усмехнулся:
- Да ты, пап, не бойся. Это же боевой нож, а боевой нож должен быть обагрён кровью врагов. А то, что это за нож такой? Он для боя предназначен, посмотри, как гарда устроена,- он выдернул нож из ножен. Нож был чёрен.
- Смотри, смотри, как он ладно ложиться в ладонь, смотри, пап,- он покрутил ножом, показывая его достоинства.- Вот так бьют им снизу под сердце, а вот так сверху.
Он покрутил головой, словно что-то высматривая,- пап, посмотри, как он летает.- И вдруг резко метнул нож в кедр. Нож мелькнул чёрной, неуловимой тенью, пролетел метров десять, тупо ткнулся в ствол дерева. Александру почудилось, что кедр тяжело охнул.
- Кира, ты что делаешь? Ты зачем? - Ему показалось, что что-то у него самого внутри оторвалось. Словно какая-то неуловимая связь существовавшая, до этого момента с деревом, оборвалась.
- Ты чё, пап, - сын смотрел на него с недоумением, и легкая тревога мелькнула в глазах. - Тебе плохо, пап?
- Нет, Кирилл, со мной всё в порядке. С тобой что?
- А со мной что? - он в недоумении пожал плечами. - И я в порядке.
- Кирилл, это же твой кедр. Ты же его прорастил, ты его вырастил. Зачем ты его так? Он тебя ждал…
- Пап, перестань. Дерево оно и есть дерево. Оно ждать не может. Ничего ему не будет,- он повернулся и пошёл к кедру.
Подойдя, выдернул нож. Постоял, рассматривая кору. Потрогал ладонью ствол, похлопал, погладил и, повернувшись к отцу, заулыбался:
- Всё, пап, у нас с ним мир. Он меня простил.
Александр тяжело вздохнул:
- Эх, сын, сын.
Кирилл подошёл улыбаясь:
- Я сейчас тебе такое покажу, что ты ахнешь.
- Нет уж, Кирилл, уволь, только не скальп…
- Да нет, пап, что уж ты? Какой скальп? - он растормошил рюкзак и достал оттуда что-то в чехле похожее на тубус. Александру стало жарко:
- Ты это что? Ты это… гранатомёт домой притащил?
- Да нет, пап, какой гранатомёт, хотя, по нынешним временам, парочку их дома иметь не помешало бы, - он улыбался своею доброй улыбкой.
Он с минуту поколдовал и вдруг явил Александру какое-то странное оружие.
- Вот, пап, посмотри, бесшумный, крупнокалиберный снайперский комплекс «Выхлоп». Потрясающее оружие. Я первый месяц с эСВДешкой бегал. Ничего не скажу, не плохой аппарат. Конечно же, есть свои слабости, но это, пап, настоящее оружие.- Он в восхищении приложил винтовку к плечу и прицелился, поводив ею по верху забора.
Александр немо уставился на сына.
А тот не замечал состояние отца:
- Мне этот комплекс Сева, позывной «Белорус», подарил. Жаль погиб братишка. Ух, пап, я им нащёлкал бандеровцев. Я ему и имя дал «БПС», что означает «Бесшумная песнь смерти». На посмотри.
Александр взял винтовку в руки. Подержал её, прикидывая вес:
- Лёгкая,- приложил к плечу, прицелился. Поводил стволом. - И скольких, Кирилл, ты человеческих душ загубил? И как ты её хранить будешь? У нас ведь ни Новороссия, у нас Россия. Это же боевое оружие. На него разрешение необходимо иметь, как у меня на карабин.
- Пап, ты не переживай у меня всё законно. Это моё личное оружие. Вот посмотри моё удостоверение.
Александр взял пластиковую карточку с фотографией сына в военной форме, в которой было написано, что его сын Кирилл является старшим лейтенантом вооруженных сил ДНР и за ним закреплено личное оружие под заводскими номерами.
Александр сглотнул неожиданно набежавшую слюну:
- Кирилл, ты всё привёз с собой? И какой ты старший лейтенант? Ты ведь в армии не служил,- на что Кирилл усмехнулся:
- Пап, я воевал, причём здесь служба. В моём подчинении боевая группа бойцов, на счету которых не одна сотня убитых врагов. Мы четыре танка у укропов отбили, два «града» и многое чего ещё у них накуролесили, - он забрал винтовку из рук отца.- С собой я привёз только «Выхлоп». Времена у нас в России не спокойные, кто знает, может наша доморощенная «отрыжка госдеповская» и у нас захочет евромайдан устроить? Так я их, гнид, в зародыше…
- Саша! Кира! Идите домой! Вы что на улице стоите? Мы стол накрываем,- жена открыла створку окна и выглядывала, помахивая им рукой.
- Да, правда, что мы на улице стоим, пойдём в дом, - Александр подхватил лежащий на земле рюкзак.- А здесь, что у тебя? Боеприпасы на случай войны?- Кирилл в ответ хохотнул:
- Нет, там вся моя военная амуниция. Что интересно, пап, сбруя американская. Америкосы и укропов снабжают и нас. Главное для них, что бы мы друг дружку подольше и побольше убивали. Твари, стравили славян через бандеровцев. - Он стал зашнуровывать рюкзак, но остановился.
- Да, пап, помнишь у тебя на карабине прицел был, ночник?
Александр остановился, повернулся к сыну:
- Тот, что ты с собой забрал?
- Думал, что он там пригодиться, а он и пригодился, - Кирилл вновь полез в рюкзак. Через некоторое время достал прицел и протянул отцу.
- Пап, посмотри. Если бы не он, то я бы перед тобою сейчас не стоял.
Александр взял прицел в руки и увидел, что часть окуляра разбита и из неё торчит осколок.
- Знаешь, пап, я прицел всегда с собой носил, в нагрудном кармане, против сердца, - Кирилл улыбался, рассказывая, словно это был ни его роковой случай, а какой-то анекдот и случившийся вовсе не с ним.
- Это было в Семёновке, 4 июня. Украинские войска пошли на нас в наступление. Бомбили нас с самолётов и вертолётов, расстреливали с миномётов, гаубиц и даже из «градов». Из окопа нельзя было высунуться. Над нами летал украинский беспилотник, я несколько раз стрелял в него, но он высоко и в движении, не попал. Зато через пять минут в то место, откуда я вёл огонь, прилетело шесть мин. Потом они пошли на нас в атаку, наверное, думали, что всех нас с землей сравняли. Танком разбили блок пост. Мы ничего не могли с ним сделать, у нас кроме автоматов ничего не было. Я несколько раз пытался попасть, со своей эСВДешки, ему в смотровую щель и вроде бы один раз попал, он остановился. Постоял, постоял и попятился назад, а там их раненные бойцы, так он по ним проехал.
Задом пятился, гад, в месиво своих раненных превратил.
Здесь прилетели их «вертушки» и давай утюжит нас, заодно и своих. Жутко было.- Он перестал улыбаться.
- Я тогда подумал, а своих, то зачем они бомбят? Там же их солдатики, срочники. Потом мы разобрались, они своих долбили за то, что они стали отступать. Вот там я этот осколок и поймал. Перебегал на новую позицию, а здесь с вертолёта снаряд прилетел. Жахнуло метрах в пятнадцати, как раз я ему навстречу бежал. Очнулся от того, что меня братишки на себе тащили в укрытие. Стали разбираться, что со мной и выяснили, если бы не прицел…
то меня вроде бы уже и не было. - И он глупо улыбнулся.
Александр смотрел на осколок: «Так вот ты какая, смерть моего сына. Ты хотела забрать его у меня, а мой прицел не дал тебе этого сделать. Спасибо тебе, мой, нет наш нечаянный друг. Я ведь купил тебя ради баловства. Всего-то и пользовался тобою один раз. Нет не для охоты я тебя купил, нет, это провидение подтолкнуло меня на эту покупку, что бы в будущем, неведомым мне, защитить моего сына от смерти. Спасибо тебе прицел». Он преподнёс прицел к губам и поцеловал его.
- Пап, ты что? Что с тобой?- Кирилл в недоумении смотрел на отца.
- Да так, - Александр подхватил рюкзак и, не опуская прицела от груди, пошёл в дом. Ему не хотелось, что бы сын увидел навернувшиеся слезы в его глазах.
Продолжение следует.