В машинном зале было тепло. На улице минус тридцать и колючая метель, а здесь тишина, новогодней гирляндой мигают индикаторы на контроллере линейки, и уютно сидеть на обитом войлоком пуфике с умным видом глядя в текстолитовые потроха. Из раскрытых настежь внутренностей дисковода приятно тянуло горячим воздухом. Глухо гудели на шпинделях изотовские пакеты, ровный шелест вентиляторов упорядочивал мысли, думалось легко, электронная логика свободно укладывалась в логику собственную, схема читалась с закрытыми глазами, и сразу становилось ясно, что проблема в сервоприводе.
Я остановил вращение, сменил пакет дисков на тестовый, сунул ТЭЗ 1 в удлинитель и снова запустил двигатель. Диск раскрутился, пошла первичная инициализация, и система выдала общий сбой.
– Та же беда? – Серёга Огурцов вкатил в проход тележку с осциллографом и протянул мне сервомодуль. – На, целый воткни пока, я за паяльником смотаюсь.
Я сменил старый блок на запасной, вновь повторил все обязательные процедуры и запустил дисковод. Раскрутился шпиндель, головки с мягким стуком влетели в пакет и заелозили там в поисках нулевого цилиндра. Ошибка исчезла.
– Ну вот, а ты боялась, – ухмыльнулся Серёга. Он уже размотал провод и раскладывал на крышке дисковода паяльник с причиндалами. – Сейчас мы тебе дуре мозги вправим. Впаяем мы тебе твой любимый дешифратор, и родишь ты нам ещё пятерых, – погладил он расстроенный механизм. – А не будешь слушаться, так мы тебе мигом фазу на ноль перебросим. Нам это как два пальца об асфальт...
– С чего ты взял, что дешифратор сдох? – спросил я.
– Да это болячка известная. Ключи ещё бывает, вылетают, но реже. Вот сейчас и проверим... Хочешь, поспорим?
– Не буду я с тобой спорить, надо мне. Иди вон с Мурзатовой спорь.
Серёга ощерился. Спорить с Мурзатовой считалось верхом идиотизма. От неё стрелялись все, начиная с бухгалтерии и заканчивая начальником отдела.
Причина оказалась действительно в дешифраторе, и я в очередной раз подивился Серёгиной прозорливости. Пришлось попотеть, припаивая новую микросхему к отставшим от многократных перегревов дорожкам. Промыли плату спиртом и задвинули на место. Для очистки совести провели юстировку головок, установили рабочий диск и позвонили девчонкам-операторам: читайте. Через минуту с поста пришла депеша: нормально.
– Ладно, живи, – похлопал Огурцов по верхней крышке громадного как стиральная машина дисковода. – Только смотри – в последний раз, поняла? Потом прямо в металлолом.
Он скрутил переноску через локоть, сунул её в нижний ящик тележки, защёлкнул переднюю панель агрегата (я бы точно забыл), мне осталось собрать паяльник и мелочёвку.
– Пойдём наверх, что покажу, – партизанским шёпотом сказал Серёга. – Наши купили 486-й с новой операционкой «виндовс», это тебе не ДОС 2, извиняюсь за выражение – только в обморок не падай – там монитор цветной. – Он изобразил клоунскую улыбку и повращал глазами от переизбытка дури.
Пошли смотреть на «виндовс». Честно сказать, я ошалел, когда увидел на экране пиктограммы, окна, клипборд... – Огурцов так и сыпал терминами. Да... это вам не ДОС. Зачесалось потрогать, и я уже протянул свои грязные лапы...
– Ну-ну-ну. Лучше не надо, – осадил Серёга. – Многие тыщи стоит. Сейчас напортачишь по глупости, потом не расхлебаешь.
– Зачем тогда показал? – обиделся я.
– Для общего развития, – засмеялся он. – А то так бы и помер неграмотным. – Он выключил компьютер. – Слушай, мне тут в одно место надо...
– Иди уже, – хмыкнул я. Знаю я, в какое место ему надо. Деваха вечером весь телефон оборвала – где Серёжа, да где Серёжа, вынь ей да положь. А Серёже двадцать с гаком и жениться он, по всей видимости, не собирается. Ему и так вольно дышится... Ночь на дворе, половина первого, как он только добираться будет через ползавода и через полгорода...
Пока я возился с заиндевевшей щеколдой, Огурцов нетерпеливо топтался рядом, порывался помочь, сопел над ухом и мешал. Уши на шапке он опустил, завязал тесёмки и обмотался шарфом по брови как челюскинец.
– В семь вернусь, – сказал он, ныряя с головой в пургу.
– Хорошо. А лучше в полседьмого, – высунулся я за дверь, но Серёгу уже унёс шквал.
В мастерской я вывалил на стол три бушлата из кладовки, соорудил постель и улёгся почитать перед сном. Будильник завёл на всякий случай на шесть. Буря за окном совсем рассвирепела и злобно швыряла в окно снежные заряды. Я решил проверить, хорошо ли закреплена фрамуга, вечно она распахивается в самый неподходящий момент, и тут в окно постучали. Я ногтем соскоблил морозную шубу со стекла и высунул в амбразуру глаз. В тускло освещённом квадрате под окном по колено в снегу приплясывал Лёнька Митяев с лицом пятиклассника и улыбкой до ушей, за ним каланчой маячил Костя Якутов с рыжей сосулькой под носом. Пришлось впустить отморозков через чёрный ход.
– Сдурели совсем? – набросился я на них. – А если бы Серёга здесь?
– Ты же сам сказал – лучше ночью, – растирая побелевшие костяшки на пальцах, смущённо сказал Лёнька по кличке Воробей. – Чаем бы что ли угостил...
– Балалайку вам, а не чаю, – разозлился я. – Что я там такое говорил – «лучше ночью»?
– Он забыл, – театрально задрал брови Лёнька и повернулся к Косте. – Он, видите ли, не помнит. Договорились же... Компьютеры стырить, – приглушённо добавил он.
– Вы идиоты – нет? – психанул я. – Ничего мы не договаривались! Когда мы договаривались? Да разговор ни о чём! Просто трепались.
– Ну да, – влез Костя, протирая запотевшие очки, – очень подробно так трепались. Как лучше подойти. В какое место подойти. Как решётку сломать...
– Вы что, серьёзно? – обомлел я.
– Уж куда серьёзнее! – распетушился Воробей. – Или ты думаешь, что мы в час ночи припёрлись о погоде поговорить? Погода, кстати, самая та. К утру все следы заметёт.
Действительно, план у нас был. Детально проработанный план. Но всё было на уровне «вот если бы...» Никогда мы не намечали ни дату, ни время. Не было в этом плане конкретики, сплошная кухонная болтовня под банку шпрот. Если бы мне кто-то сказал, что я замышляю преступление, я бы рассмеялся ему в лицо. Ну шутили, ну мечтали. Но не всерьёз же...
– То есть вы сейчас сломаете решётку, полезете в окно и...
– Да, полезем. Да, возьмём. А ты девчонок отвлечёшь, чтобы не совались.
– Да никуда они не сунутся со второго этажа... – начал, было, я и застрял, вдруг с полной ясностью осознав неотвратимость дальнейших событий. – ...Не буду я никого отвлекать. Пошли вы... Короче, я в этой авантюре не участвую.
– Ну и ладно, без тебя обойдёмся, – презрительно скривился Костя. – Нам больше достанется. Пошли, Лёнь.
Вытолкал я их в холод , запер дверь на задвижку и для уверенности на замок, уселся за стол и понял, что не успокоюсь, пока они не уйдут. В десяти метрах от меня происходит кража со взломом, я о ней знаю и ничего поделать не могу. А надо-то всего – выйти на улицу, накостылять охламонам по шее, обматерить, высказать все что думаю, крутануть кругом по стойке смирно, а затем со смаком поддать коленом под зад для ускорения... Я уже вознамерился встать, но ноги охватило чугунным кольцом, сил не было подняться, в висок изнутри стукнуло со всей силы, надавило и отпустило. Я всё-таки доковылял до окна, подышал в стекло, протёр пальцем затянувшийся глазок и выглянул в бушующую мглу. Не видать ни зги. А ведь эти где-то здесь, не могли они так быстро управиться. Вдруг мне со всей отчётливостью представилось, что сейчас там происходит... Вот Костя ломает монтировкой плохо приваренный сегмент решётки... вот Лёнька уже шурует в учебном классе для персонала, срезает кабели от мониторов и подаёт системные блоки в окно. Руки у него дрожат, пот течёт ручьем, несмотря на колотун... У меня начали неметь щёки. Я рухнул на свою постель, скукожился и со всей силы зажал уши ладонями. В голове зашумел прибой, море волной ударило в лоб и откатило. Чему быть, того не миновать... Семь бед – один ответ. Я вскочил, прицельно плюнул в мусорную корзину и поплёлся наверх к девчонкам, захватив с собой на всякий случай рулон красящей ленты.
Мурзатова мне обрадовалась:
– Ты прямо мысли читаешь, я только звонить собиралась. Как раз АЦПУ 3 бледно печатает. Ты какой-то жёлтый весь. Заболел?
– Заболеешь тут, – пробормотал я. – На котором АЦП лента плохая – на нижнем или на верхнем?
– У нас здесь, в машинном зале. Ты меняй, я пока чайник поставлю.
– Ставь, – согласился я. Выпью сейчас три литра, и пусть меня разорвёт. Лишь бы не спускаться вниз...
Сто двадцать восемь раз зарекался не спорить с Мурзатовой, и всё равно ввязался. Вообще-то женщина она неглупая, и оператор хороший; нас, электронщиков, по крайней мере, не достаёт, но заражена она малоизученным вирусом собственной исключительности, девчонки в смене по кладовкам шарахаются с сердечными каплями в кармане. Мужа бы ей с железной рукой. Да только кто ж такое выдержит?.. За чаем дёрнуло меня ляпнуть что-то про нынешнюю аномальную погоду и про циклон, а Ирина тут как тут. Ах, что вы такое говорите! Да знаешь ли ты, что это за явление – циклон, откуда он возникает и с чем его едят? И пошло-поехало. И про мировой океан там было, и про столкновения тёплых и холодных фронтов, вектор вращения Земли упомянули, не был забыт континентальный климат, и пассаты с муссонами припомнили, про Аристотеля с Архимедом зачем-то под конец заговорили, так до Древней Греции и доскакали на перекладных. Я уже потерял нить рассуждений и готов был провалиться сквозь пол к себе на первый этаж, но прижало меня крепко, идти вниз не хотелось, я бы с радостью прополз по-пластунски из современных палестин в Древний Египет, только не в мастерскую.
– Съел? – последним гвоздём закрепила знамя победы Мурзатова и пошла по новой ставить чайник. Девчата сидели на рабочих местах и цвели красными маками, им было стыдно за свою старшую смены. Наверно вид у меня был сильно побитый.
Надрывно заорал звонок главного входа.
– Кого там нечистая несёт в такую рань? – вздрогнула Мурзатова и посмотрела на часы. Было без пятнадцати семь.
– Пойду, посмотрю, – сказал я с облегчением. Ночь кошмаров закончилась.
Увешанный по глаза седой мохнатой куржой, окрылённый сексуальными успехами половозрелый самец Огурцов с порога заявил:
– Пойдём быстро профилактику делать. Начальство на подходе. «Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш дьявол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить», – процитировал он непонятно кого, пояснив для особо тупых: – Враг не дремлет, короче, – и вприпрыжку поскакал в раздевалку скидывать торчащий колом пуховик.
В мастерской трезвонила внутренняя связь.
– Ну и кто там пришёл? – спросила Ирина.
– Да тут... мужик из первого мартена забегал знакомый, – соврал я. Мурзатова хоть и не прямая моя начальница, но не последний человек. Сдаст – премии Огурцову не видать.
Она подышала в трубку.
– Мужик, говоришь. Знакомый. Ну-ну, – и отключилась.
– Кто там? – искрясь феромонами, в комнату ввалился Серёга.
– Да вот, начальство. Госпожа Мурзатова интересуются, где ты пропадал целую ночь?
– А ты что?
– Я человек честный, врать не умею, сказал, что ты по бабам шастал.
– Ага, – засмеялся Огурцов, – и сберкассу ограбил по ходу пьесы. Чеши дальше. Пойдём чтоль? – он уже достал из незапираемого сейфа банки со спиртом и ветошь.
Профилактику мы закончили ровно к приходу первых сотрудников. Меня тянуло двинуть по-быстрому домой, завалиться спать и забыться, но с утра могли открыть учебный класс, обнаружить пропажу, и тут бы началось такое термоядерное пекло, что хватай автомат и держи на вытянутых руках, чтобы расплавленный металл не забрызгал казённые сапоги... И лучше всего при этом присутствовать. В эпицентре. Чтобы быть в курсе. Чтобы сразу отмазаться, расставить все знаки препинания, разложить по сусекам... Ведь без вопросов не обойдётся... Кто дежурил? Евгеньев! А Огурцов где был? Не знаю, наверно в машинном зале, лично я всю ночь наверху проторчал... то есть работал. Вот, операторов спросите, не дадут соврать... А-а-а, блин! Вот уроды! Два урода и ещё один урод, которые не смог остановить двух уродов... Всё, проехали, заткни хайло, ничего уже не вернёшь. Придётся с этим жить...
Я поминутно бледнел, при передаче смены бормотал невпопад, суетливо бегал курить на чёрную лестницу, то одевался, то снова раздевался и обречённо ждал неизбежного возмездия, в общем, вёл себя подозрительно. Но всё обошлось.
Месяц я своих бандитов не видел, и ещё столько бы не видеть. Боже мой, думалось мне, какой сумасшедший архангел подсунул мне этих пэтэушников? Что, я без них бы жизнь не прожил? Пацаны... Молодые, глупые. Нет, не глупые вовсе, ума у них хватило жениться и нарожать детей, устроиться на работу. Хотя на работу в эпоху развитого социализма попробуй не устройся. Укатают на исправление куда-нибудь к медведям...
Столкнулся я с этим пионерским отрядом в мартене, куда кинулся поначалу за горячим стажем. Судьба попыталась уберечь меня от пагубного влияния молодёжного экстремизма, шмякнув копчиком о землю во время неловкого прыжка с вагонетки. Голова не пострадала, но и ума не прибавилось. Спешно пришлось брать больничный, менять профессию и переводиться в отдел АСУ. Однако полностью отвратить пришествие рока не удалось...
В гости ходили друг к другу. Семьями дружили... Не так. Не друг к другу. Это они ко мне в гости ходили – сметут всё продовольствие без зазрения совести и внимают с открытым ртом, а я и рад разглагольствовать, поднимать их до своего просвещённого уровня... Тоже вру... У меня и в мыслях не было никого никуда поднимать. Их уже некуда было поднимать. Раньше надо поднимать, когда поперёк кроватки лежат. А когда выросли два оболтуса, да пошли на завод, да настрогали потомство – всё, кончилось воспитание, дальше уж как-нибудь сами. И тут нарисовался я, дубина великовозрастная. Из Ленинграда сосланная на периферию. Инженер. Светило. Образец. Кладезь мудрости. То есть дурости...
Сонька моя, женщина в целом мягкая, но временами прямая и жёсткая, высказалась как-то в глаза про еду и про то, что холодильник у нас не бездонный, деньги мы не печатаем, и зарплату как все советские люди получаем раз в месяц. И мамы с папой у нас здесь нет, в отличие от некоторых. Проняло. Стали приносить с собой. То тёщины пирожки приволокут, то варенье, то картошки с личного огорода. А то и трёхлитровую банку маринованных огурцов с барского плеча. Сонька смягчилась, но на сборища наши всё равно посматривала неодобрительно, не соответствовали посетители её высоким столичным стандартам.
За это время много воды утекло. Ограбление, естественно, вскрылось. Контингент поахал, побегал на цыпочках вокруг распахнутой двери разорённого класса, потом пришли угрюмые серые люди с чёрными папками под мышкой, осмотрели небрежно, опросили выборочно и убрались по месту дислокации. Меня опять пронесло. Огурцова вызывали, но как-то мимоходом. Ничего необычного не заметил? Нет. Свободен. Следующий...
Дома я ничего не рассказывал, но Соню мою не проведёшь, древним своим женским чутьём заметила она наметившийся во мне излом, и пришлось под пыткой сознаться в почти смертном грехе. «Дурак ты», – сказала она. – «Я ведь предупреждала – не связывайся». Не помню ничего такого. Никто ни о чём меня не предупреждал. А вот то, что дурак – это точно, дурнее не придумаешь.
Воробей припёрся как-то под вечер. С растянутой годами спортивной сумкой через плечо. Стоит в дверях, ухмыляется во всю морду хоть завязочки пришей, только он так умеет – как Буратино в детском кино.
– Чего надо? – сразу провел я по порогу жирную черту. Улыбку у Лёньки сдуло.
– Поговорить, – облизнул он тонкие губы. – Только не в подъезде. Я на минутку.
Я оглянулся в сторону кухни, где Сонька гремела сковородками – жарила чебуреки на весь колхоз.
– Зайди, – со скрипом кивнул я. – Только на минутку.
– Мишка, такое дело... – он втащил сумку, приставил её к стене и заговорил жарким шёпотом. – Понимаешь, ничего у нас не получается. Ты говорил, что мониторы не нужны, что можно подключить к телевизору, а мы не умеем. Пробовали – никак...
– И не получится. Для этого специальный модуль сопряжения собирать надо, – с каменным лицом сказал я и посмотрел на сумку. – А здесь что?
– Так в этом всё и дело... – засопел Воробей. – Может, попробуешь? Собрать, а? Подключить... Я тут принёс один на пробу. Сделаешь – оставишь себе...
Вот это было нечестно. Это было подло. Каждая собака в городе знала, что без компьютеров меня ломало похлеще наркомана без дозы. Я болел компьютерами, я буквально страдал без них. Я рвался на работу как кот к валерьянке. Приходил... нет, не приходил, я прибегал в отдел раньше многих и просиживал до конца и дольше; коллеги не церемонились, после недолгих увещеваний просто выставляли за дверь. Электроника для меня была средством, компьютеры – целью.
Зависимость появилась давно, ещё в институте. Первую пачку перфокарт, продырявленных в лаборатории аккуратными квадратами по выстраданному вечерами программному листингу, я самолично перепроверил дома, в общаге, и торжественно отнёс на обработку. Сутки я терзался неизвестностью, а на следующий день мне был выдан результат: две ошибки в коде. Стыдоба... Своё необъятное горе я решил утопить в четырёх порциях пельменей на Сенной. На обратном пути в метро не удержался и достал злосчастный листинг, написанный уже не от руки по клеточкам, а распечатанный на ленте с перфорацией. Сравнил с оригиналом. Так и есть, глупейшие ошибки новичков: одного пробела нет, второй пробел лишний. Ах, так! Что, поправить на месте было нельзя? Наборщицы безрукие! Тут и дураку понятно по смыслу! Вот сейчас вернусь и научу вас работать, лентяйки! Я выскочил на Техноложке, перешёл на другую сторону платформы и укатил к чертям собачьим – за переживаниями совсем забыл, что здесь сходятся параллельные ветки; мне никуда не нужно было выходить, а нужно было жать прямиком на Московский проспект. И хорошо, что промахнулся. Вышел я у чёрта на куличках, добрался на троллейбусах до Новоизмайловского и пошёл жаловаться Петьке Суворову. Он покрутил пальцем у виска, ударил кулаком по лбу, пару раз неубедительно стукнулся затылком о стену и посмотрел на меня с укоризною:
– Последний раз объясняю для китайских шпионов: наборщицы в чужом исходном коде ничего не исправляют. Им это строжайше запрещено! Дошло, Циолковский?
Я уныло кивнул и пошаркал к себе, но Петька развернул меня у дверей:
– Не всё потеряно, Ватсон. Тащи лезвие и металлическую линейку, щас всё починим.
Там где надо, он вырезал в перфокартах новые отверстия, там, где не надо – заклеил, и ещё через день я гордый, весь в серпантине и конфетти, с салютом и фейерверком вывалился из институтских дверей на мороз без шапки, держа в руках искомый результат – корень четвёртой степени из шестнадцати равен двум. На большее моя программа была не способна. Зато написал её я. Сам. Только не надо вот этих ехидных ухмылочек. Себя вспомните.
Но настоящее потрясение я испытал, когда занесло меня в зал системы виртуальных машин в нашем главном здании на улице Герцена. Про Ассемблер и Фортран 4 слыхали? Нет? О-о-о, несчастные вы люди... Ты ей, значит, пишешь команду, а она тебе, красавица, подмигивает зелёным курсором на чёрном экране – накося-выкуси, еррор, говорит, ошибся ты. А, ч-чёрт. Вот так этот запрос пишется, дер-ревня, а не вот так... Живое общение с машиной. Никаких перфокарт, никаких посредников, только ты – и она, электронно-вычислительная машина ЕС-1045. Интим...
Сонька выглянула в прихожую, держа торчком обвалянные в муке руки.
– Припёрся? – неодобрительно оглядела она Воробья. Лёнька потупился. Соньку он побаивался.
– Сонь, мы две секунды, сейчас приду помогать, – заверил я.
Она искромсала Лёньку взглядом в паштет и удалилась за угол, откуда приказала:
– Мишка, не связывайся ты с ними больше.
– Угу, – сказал я в потолок.
– Ну что, договорились? – Воробей ходил ходуном.
– Оставляй. Через неделю звони, – вздохнул я. Соблазн был слишком велик.
– Позвоню! – расползся Лёнька в своей дурацкой улыбке и прошмыгнул в дверь.
Недели мне не хватило, зато через полмесяца я наладил и синхронизацию и цвет. Любо-дорого смотреть. Мой ламповый цветной телевизор добросовестно выдавал на экран синие панели Нортон Коммандера 5, и даже единственная мультяшная игра шла без искажений. «Оливетти 6» гудел вентилятором, шуршал дискетой и боролся за право стать членом семьи – я был без ума от счастья, вот только понимание того, что теперь я полноправный соучастник преступления, выносило мозг. Простым сокрытием здесь уже и не пахло. В голове сформировались две армии, которые каждый вечер, ближе ко сну, устраивали батальные сцены. «Отнеси где взял» – посылала парламентёра одна. «Ни за что» – в священной злобе топтала белый флаг другая. «Посадят дурака» – пробным осколочным прощупывала боевые порядки противника первая. «Пронесёт» – хихикала в блиндаже вторая. А ещё неутомимая Сонька зудела: «Не слушаешь умных людей – потом не ной». Под умными людьми она подразумевала себя.
А ближе к весне закрыли Воробья. Прибежала растрёпанная Лариска и, когда слёзы и бубнёж иссякли, окатила ледяной водой:
– Его не за компьютеры забрали.
– А за что? – кашлянул я. Горло мгновенно обнесло как при ангине.
– За никель.
– За какой ещё никель?! – просипел я. – Какой к псу никель? Компьютеры нашли?
– Два нашли, – опустила голову Лариска. – На чердаке. Обыск был...
– И что? – торопил я.
– Лёнька сказал ментам, что нам их подбросили... – всхлипнула Лариска. Сонька шумно выдохнула. Митяевы жили в частном доме, практически в деревне на отлёте. Версия Воробья могла устроить лопушастого участкового, но в горотделе далеко не идиоты сидят. И всё равно у меня немного отлегло.
– А никель-то при чём?
– Да так, – стушевалась Лариска. – Ни при чём.
– Ну и ладно, не хочешь – не говори.
Ещё через день явился Якутов с обширной челночной клетчатой сумкой за спиной и говорит человеческим голосом:
– Срочно надо избавляться от хлама. – Ржавые худые усы его совсем завяли.
– Надо, – не стал я возражать. – Как избавляться решил?
– Я всё продумал. Сотрём отпечатки, запакуем в полиэтилен и спрячем на горе за гаражами. Мешки я принёс.
Пока Костя как матрос медяшку до блеска надраивал изгаженную отпечатками пальцев поверхность системных блоков, действуя попеременно мыльным раствором, влажной и сухой тряпками, я сидел на диване и следил за спонтанными девиациями кудлатой его шевелюры. Продумал он... А ведь где-то там, под этим скопищем неухоженной волосни должен скрываться мозг. Никак мне не удавалось постичь необъятные глубины мыслительных процессов, которые скрывались под этим соответствующим всем антропологическим меркам черепом... Вот своровали вы вещь. Зачем? Поддались на мои красивые современные сказки? Клюнули на величие заграничного термина – «компьютер»? Нужен он вам? Был ли нужен, или понадобился бы в дальнейшем? Отбросить заведомо проигрышные лозунги типа «за ними будущее» и «сказка станет былью». Расшевелить, наконец, извилины и подумать, а всё-таки, зачем?! На фига козе баян? Вывод напрашивался один, и тот сквозил межгалактической пустотой: своровали лишь бы своровать. Бар-раны... Заехать с ноги. По очкам... По усам...
– Вроде всё, – закончил Костя упаковывать последнюю шарманку.
– Всё продумал, говоришь? – с просочившейся в голос яростью прошипел я. – Тогда пошли.
--------------------------------------
1 ТЭЗ – типовой элемент замены. Часть общей электронной схемы устройства – блок, который в случае поломки можно оперативно заменить на исправный модуль из запаса.
2 DOS – дисковая операционная система, разработанная фирмой Майкрософт. Одна из первых операционных систем для персональных компьютеров.
3 АЦПУ – алфавитно-цифровое печатающее устройство, принтер.
4 Ассемблер, Фортран – языки программирования
5 Norton Commander — популярный файловый менеджер для DOS
6 Olivetti — итальянская компания, производитель пишущих машинок, компьютеров, принтеров и аппаратуры различного назначения. Марка компьютера.