Плюнув еще раз на кирзовую кожу тяжелых ботинок, он растер плевок рукавом и удовлетворившись результатом увиденного, словно передним появилось что-то принципиально новое, стал заколачивать в потрепанные временем и беспрерывными боями сапоги закостеневшие ноги. Пальцы ломило от холода. Они распухли и ужасно болели. Было больно держать бинокль. Ночь выдалась морозной, а перчатки он отдал вчера девчушке из местных. Если командир узнает – будет ругаться. Руки бойцу нужны не меньше, чем голова. Но мог ли он оставить ее мерзнуть? Ведь совсем ребенок. Не старше его сестренки…
Поднявшись на второй этаж разрушенного здания, он начал смотреть вдаль. Через какие-то 800 метров в тот же самый момент на него в точно такой же бинокль уставились чужие, но безумно знакомые глаза. Они так же были печальны и устало молили всех известных богов о том, чтобы всё это поскорее закончилось. "Не молись... Бог устал нас любить", - подумал боец, находящийся по эту сторону фронта. И словно услышав его мысли тот другой, с биноклем, отвел глаза и тяжело вздохнул. Вздохнул громко и протяжно, так что вздох этот заполнил все время и расстояние, пролегающие между ними...
«Оккупант», как любили называть его одни и не терпели, когда его так называют, другие, отложил бинокль, опустился за стену и закурил. Тот, второй, его называли не иначе как «Захватчиком», последовал примеру брата-врага. Оба сидели за сотни метров друг от друга и думали о том, как хорошо дома.. Думали, что скоро весна... пора будет сажать в огороде... но нет... этот год будет голодным. Уже некому работать в полях и на огородах. Все заняли эти поля своими телами. «Оккупант» затушил сигарету и поднялся на ноги. Вдалеке, в 800 метрах от него блеснуло стекло окуляров. Радом с ним ухнул снаряд. «Захватчик» хмыкнул. Он бы тоже не дрогнул. Все же в них больше общего, чем оба могли бы признать. И они могли бы стать хорошими друзьями, но... слишком много долгов скопилось. Долги плохое начало дружбы... хотя почему могли бы? Почему начало? Разве они уже не были знакомы раньше? «Захватчик» задумался и еще раз взглянул в бинокль. Он знал этого обросшего взъерошенного мужика. Да, они жили совсем рядом! На соседних улицах! Они даже гулять вместе ходили и плечом к плечу дрались с ребятами с соседнего двора! А теперь вот оно как... страшно… «А вдруг я и его мать помню?», - испугался "Захватчик". И ведь помнил. Где-то глубоко. В потаенных уголках сознания, куда еще не проник пугающий яд недоверия и неприязни к тому, к чему велят испытывать неприязнь, «Захватчик» помнил мать «Оккупанта». Он помнил эту добрую женщину с непростым характером... и что же с ней теперь? А что с ней будет, если ее сына убьют?! Она умрет! Если не умерла... это война забрала слишком много у них обоих... он знал это... Слишком много долгов…
Где-то совсем рядом с «Захватчиком» ухнул еще один снаряд. В этот раз стреляли с той стороны. Тишина закончилась. Если «Оккупант» ответил, значит, продолжается война… «Захватчик» осторожно поднялся с места и спустился с вышки к «своим»… Эти «свои» молчали или лопотали на понятном только им языке. Внимания на «Захватчика» они не обращали. Он осторожно сел рядом, словно в любой момент они могли прогнать его с его собственного места. Словно это они были хозяева, а не он… Хотя… Наверное, это уже давно стало так… «Захватчик» тяжело вздохнул. На той стороне фронта тяжело вздохнул «Оккупант». Он знал, что тому бойцу тоже плохо. Тоже тяжко. Но он знал и то, что сражается он сейчас за свою землю! а тот, другой… а тот, другой, уже перестал быть хозяином в своем собственном доме… «Оккупант» еще раз взглянул в бинокль… «Захватчик», скрючившись, сидел возле «своих». «Оккупант» сочувственно покачал головой… Завтра ему, возможно, придется его убить… А ведь когда-то они жили в одном дворе…