За-shit-ник лёг на холодное мясо, с нетерпением дожидаясь, когда нагреет его своим телом до нужной температуры.
- Да я и не надеюсь. В том-то и дело, что уже знаешь, чего от него ожидать. Непредсказуемости.
Мясо не подвело ожиданий За-shit-ника. Заворочалось под ним, как язык во рту, добиваясь толчками и шлёпаньем такой комбинации звуков, что они, в самом деле, почти походили на речь языка за зубами. Речь затруднённую, но не далёкую от понимания. Не говорящего своими словами, но читающего вслух человека:
Когда прожорливая зрелость сменяется теряющей аппетит старостью, волосатые гусеницы пеленают себя своими седыми волосками, смазанными клейким секретом, и засыпают на несколько дней. В течение которых преют в войлочном коконе, как нога знойным летом в валенке. Кожа от пота морщится, рвётся на сгибах, сползает со сформированного под ней нового тела. Что не только стройней и намного свежее прежнего, отличаясь наличием талии и кокетливых длинных ресниц, но имеет куда более важное перед ним преимущество – крылья. Отколупав затвердевшую оболочку из слипшихся волосков, опираясь на цепкие лапки, наружу выкарабкиваются уже совсем другие создания. Самки постаревших гусениц превратились в бабочек, а самцы, соответственно, в дедочек. Аборигены племени нгумат вот уже более ста лет называют всех бабочек Марфами, а дедочек Митями. В память о пёстрых одеждах цыгана Мити и его жены Марфы, перекочевавших из тогда ещё царской России к ним в буш. Но сам по себе цветастый вихрь Марфиных юбок и шалей и Митиной красной рубахи с пузырями рукавов продетых в жилетные проймы не мог стать причиной такой чести. Хотя и косвенно посодействовал. А подействовал, прежде всего, удивительный случай, приключившийся с этой парой. История Мити и Марфы памятным узелком повязана с замысловатым макраме устной мифологической традиции коренного населения Австралии. Наряду с другими эпизодами Времени сновидений о ней так же повествуют в обрядовых песнях и танцах как о чём-то происходящем в настоящий момент. И даже сам процесс превращения гусениц в бабочек и дедочек несёт на себе отпечаток их сдвоенных имён – митямарфоз.
Ещё подростком Митя освоил технику сна на лесных паутинах. Таборная знахарка с лицом игуаны научила его забывать о своём весе, вспоминая взамен о весе сухого кузнечика. Целью сна на лесной паутине была возможность манипулировать сознанием другого человека, который тоже в это время где-то спит. Манипулятору не обязательно знать, где именно. Ему достаточно знать его лично и представить как можно подробнее перед сном. Точность визуализации важна, так как от неё зависит точность адресного попадания. В противном случае есть риск забраться не в ту голову. На недостаточно детальный запрос поисковая система может ответить первым попавшимся сходством. Радиус приёма сигнала не ограничен пространством. А двойников на свете тьма. «Узнавай марионетку по ушам» - наставляла Митю знахарка иссечённая кракелюрами в мелкую ящерную чешую. Ушные петли уникальны. Тем более, что ухо – это портал. Обрамлённый раковиной вход в слуховое отверстие, через которое проникает внушающий. Но для того, чтобы хозяйничать в чужом бессознательном, необходимо владеть своим. Поэтому контроль над собственным сновидением подразумевается. Это основа любой магической практики. Настолько фундаментальная, что Мите даже дрессировать свои сны не пришлось, он родился с уже послушными. Он не имел соблазнов закидывать в течение дня различную дрянь совершённых и несовершённых поступков, за коими предстояло бы потом нырять наудачу в своевольное, непроницаемое, дремучее течение ночи. Оба потока оберегались им в чистоте и сквозящей до дна ясности. Что исключало попытки манипуляций с чужим сознанием, продиктованные мотивами, способными замутить его ясновидение. Прозрачность воды сохранялась благодаря одному универсальному принципу – принципу равнодействия: сколько взял, столько отдай. Эгоизм и альтруизм одинаково недопустимы.
- Какая-то бессмыслица! – возмутился За-shit-ник,- Если нельзя воспользоваться ни ради своей корысти, ни чтобы кому-то помочь, зачем тогда вообще учиться воздействовать на людей через их сны?
- Есть и другие мотивы,- хлюпнуло мясо.
- Это какие же, например?
- Например, такой,- мясо свернулось в рулет, надулось волынкой, извлекло из себя несколько тактов свадебного Мендельсона.
- Женитьба? – глаза За-shit-ника стали вдруг, как колобки в треуголках с опушками бровей. Два пузатых, недоумевающих императора,- Он что, таким путём хотел влюбить в себя избранницу?
- Есть более простые способы приворожить девушку. Не говоря уже о том, что приворот как самоцель гарантирует засорение потоков, ибо никаких побудительных причин, кроме эгоистического желания обладать, не имеет.
- Я то же самое подумал. Вот почему удивился. Так значит, жениться он не планировал?
- Планировал. То-то и оно, что планировал. Очень точное слово. Точнее не подберёшь. Всё по плану и по чистейшему расчёту.
Колобки За-shit-ника опять задрали свои треуголки кверху и ещё дальше выпятились из орбит: То есть, как по расчёту? Из-за денег? Но ведь…
- А разве счёту только деньги подчиняются? Митя даже объём своих вдохов и выдохов измерял, чтоб не вдохнуть и не выдохнуть лишнего. Принцип равнодействия требует тотального учёта.
- Опять какая-то ерунда и бессмыслица. А жениться тогда зачем? Тот, кто заботится о равновесии, удаляется в пустыню, а не затевает матримониальные проекты. Тем более, если он такой маниакальный учётчик. Семейные отношения внесли бы ощутимый дисбаланс в его палату мер и весов. Ведь уже не только за собой, но и за женой предстояло бы всё подсчитывать. Не говоря уже о ребёнке. Но, надеюсь, он не собирался озадачить себя ещё и наследником?
- Как раз об этом он думал в первую очередь.
Императорские колобки едва не выпали из властных полномочий и не лишили За-shit-ника управляемости. Но он вовремя моргнул придержавшими их от падения веками. И далее уже воздерживался от удивления, хотя поводы для него были.
Мясо глаз не носило, поэтому ничего не заметив, не обращая внимания, продолжало: Вся многоэтажная система Митиных вычислений сводилась к тождеству: Я = Я. Где слева он сам, а справа его будущий сын, до такой степени подобный ему, что замена одного на другого выходила бы полностью равноценной. Чтобы уйти из этого мира не оставив здесь никаких долгов, он должен был вернуть Жизни арендованное у неё тело таким же, каким получил – новорожденным. И во всём его повторяющим. Для этого ему требовалась девушка, способная родить ребёнка, наследующего без изменений все отцовские свойства и ни одного материнского. Чернокнижник Танатос из рода Азраилов, проживающий в вымышленном литовском городе Карлапае, знал секретный способ нейтрализации материнских генов на момент зачатия и на весь последующий период формирования и развития плода. Митя посещал этого чародея в его вымышленной реальности во время продолжительных, трёх(а то и пяти)дневных трансов. Помогал собирать в трансэкстатических полях элементы для алхимических опытов. Прислуживал мастеру в лаборатории, перенимал его премудрости и акцент. Но выведать заветные рецепты и слова было недостаточно. Для исполнения Митиного замысла подходила, как сказано выше, лишь исключительная девушка, обладающая редчайшим качеством: отсутствием своего «я», или, наоборот, настолько замкнутая на себе личность, что даже родному сыну не досталось бы от неё ни частички. С маткой, автономной от сознания, ментально и эмоционально от него независимой. Чтобы только кормить зародыша. В поисках такой особи Митя не один год забирался на дерево и спал в паучьих гамаках между ветвей. Пока, в итоге, никого так и не нашёл. Она сама это сделала. Нашлась, подошла и представилась: Марфа.
Подошла и представилась: Марфа Истота.
Или, может, я путаю что-то.
Может, прежде представилась, а потом подошла,
Изменяя расклад эпизода.
В этом случае вскроется смысл иной:
Будто Мите представилось что-то,
Оказавшееся подходящей женой
По вибрациям и по частотам.
От порядка зависит значение слов.
Но какое имеет значенье,
То, что это всего лишь улов-
ка-
гда так и так состоялся улов.
На пустяк отвлекаюсь зачем я?
Важно, что подошла, назвала себя Марфой,
И сказала, что имя несёт только звук,
И что воспроизводит его она арфой,
На которой играет без рук.
Под аккомпанемент просвистела «Истота»,
Точно лязгнула пуля щитом.
Существо, извлечённое с корнем из Тота,
Обрело себя в прозвище том.
На её бороде три античные буквы:
В центре персик омеги, по бокам пара тет.
И могли бы не быть кандидатом наук вы,
Чтоб ту надпись прочесть на её бороде.
На ступенях у входа в Музей Насекомых,
На сочок опираясь, как на жреческий жезл,
Изучала разрезы ноздрей незнакомых,
Пока в них окружающий мир не исчез.
Провалился музей со ступенями вместе,
Тротуар, мостовая, театр и парк.
С поля зрения сгрёб все фигуры гроссмейстер,
И туда, в эти чёрные дыры их: швакр!
Мотыльковые крылышки носа у Мити,
Мухоловки с ресницами Марфиных глаз
Трепетали, как будто просили: «Уймите!»
Умоляли друг друга: «Уймите же нас!»
Продолжали стоять, пустотой облекаться.
Узнавала она незнакомца в лицо.
На портрете одном средь её аппликаций
Есть такие же ноздри и в ухе кольцо.
Ведь она увлекалась немножечко артом,
Составляла коллажи из бабочек, пчёл.
А что он, в её очи вперяясь, искал там,
Я поведало выше тому, кто прочёл.
Наконец, он решился впорхнуть в эти очи.
Не успела моргнуть мухоловками век,
Показалось ей, мошку задул ветерочек.
Так был зачат ребёнок, без стонов и нег.
Моментально, тихо, невредимо.
Изменяется ритм, фон, язык и страна,
Де так вільно дихає людина.
И на фоне Австралии – он и она.
- Чтоооо? – не совладал с собой За-shit-ник. Из его головы с писком выскальзывают глаза,- Почему в Австралии на украинском?
Мясо ползёт на стук упавших органов зрения, нащупывает, вдавливает в себя, вооружается ими. Поднимается с пола, смотрит на ослепшего от удивления За-shit-ника.
- Потому что это единственный иностранный язык в моём словаре. Для интеллигентного человека, конечно, немного. Но чтобы вернуть себе хотя бы вид человеческий, меня сейчас больше интересуют твои кожа и кости.
За-shit-ник услышал лязг металла острого на звук. За-shit-ный рефлекс проявил себя заикающимся вопросом, заданным с надеждой на отсрочку кошмара: А что там вав-вав-вавстралии произа-за-зашло-то с-с ними?
- В каком-то смысле то же самое, что вот-вот произойдёт между тобой и мной – равнодействие. У Мити родился сын и стал Митей. Ну а я сейчас стану тобой. Мясо ел? Ел. Пора меняться местами.
Сначала ему было страшно, невероятно страшно. Потом больно, невероятно больно. Потом холодно, невероятно холодно. А потом… ничего. Сок его сознания кристаллизовался. А потом, вероятно, кто-то ещё отогреет холодное мясо.