Борис Слуцкий
Переработано.
На фото Борис Слуцкий с женой Татьяной.
Дата рождения: 7 мая 1919,Место рождения: Славянск - Дата смерти: 23 февраля 1986 (66 лет)
Многие стихи моих современников стали моими любимыми стихами. Они оказывали влияние на мою жизнь и продолжают оказывать. Среди них почти вся поэзия А.Т.Твардовского, поэзия Давида Самойлова и отдельные стихи других поэтов.
Но Борис Слуцкий не входил в их число. И не понимаю, почему. Сейчас, перечитывая его стихи, поражаюсь этому.
Впервые глубоко поразило меня стихотворение поэта, совсем не характерное для его творчества. Меня пригласили в гости. Дочка хозяев, девочка лет девяти, аккомпанируя себе на гитаре, пела песню.
«ЛОШАДИ В ОКЕАНЕ».
Лошади умеют плавать,
Но не хорошо. Недалеко.
"Глория" по-русски значит "Слава",
Это вам запомнится легко.
Шёл корабль, своим названьем гордый,
Океан стараясь превозмочь.
В трюме, добрыми мотая мордами,
Тыща лошадей топталась день и ночь.
Тыща лошадей! Подков четыре тыщи!
Счастья все ж они не принесли.
Мина кораблю пробила днище
Далеко-далёко от земли.
Люди сели в лодки, в шлюпки влезли.
Лошади поплыли просто так.
Что ж им было делать, бедным, если
Нету мест на лодках и плотах?
Плыл по океану рыжий остров.
В море в синем остров плыл гнедой.
И сперва казалось плавать просто,
Океан казался им рекой.
Но не видно у реки той края,
На исходе лошадиных сил
Вдруг заржали кони, возражая
Тем, кто в океане их топил.
Кони шли на дно и ржали, ржали,
Все на дно покуда не пошли.
Вот и всё. А всё-таки мне жаль их
Рыжих, не увидевших земли.
Музыку на стихотворение положил Виктор Берковский. Посвящено стихотворение Илье Эренбургу.
Как часто с горечью, говорил сам Слуцкий, "Лошади в океане" являются его визитной карточкой и наиболее известным стихотворением. Он писал о его создании в "К истории моих стихотворений". Писались стихи летом 1951-го года "в большую жару", Основаны они на рассказе "об американском транспорте с лошадьми, потопленном немцами в Атлантике", "Это почти единственное стихотворение, написанное без знания предмета".
Слуцкий называет его "сентиментальным, небрежным стихотворением". Вместе с тем оно является примером того приглушенного, сжатого, лишенного риторики и сентиментализма подхода к поэтическому слову и выражает его библейность, при которой поэзия уже не поэзия, а по сути приподнятая речь.
Когда-то Борис Слуцкий был популярен, потом забыт. Сейчас поэзию Слуцкого считают «золотым пером».
Он очень любил читателей и подбадривал других поэтов, а вместе с ними и себя:
«Вас еще прочтут, еще познают, в средней школе вас еще пройдут, и узнают, кто еще не знает, чьей эпохи, что вы за продукт».
«Продукт» был произведен сталинской эпохой с патриотическим придыханием, с верой в светлое будущее и любовью к людям всей Земли. Если надо отдать жизнь — пожалуйста, нет вопросов. «Он комиссаром был рожден...» — съязвил Наум Коржавин.
Борис Абрамович Слуцкий родился 7 мая 1919 года в Славянске Донецкой области, в семье служащего. Детство и юность будущего поэта прошли в Харькове.
Позднее Слуцкий писал: «Вообще Харьков был диван со своими удобствами. Там я мог залежаться окончательно. Жил бы дома, питался бы, как тогда говорили, с родителями, ходил бы на книжные развалы, прирабатывал бы в областных газетах и скорей всего в 1949 году разделил бы судьбу своих преуспевших товарищей, тогда космополитизированных. В Харькове можно было почти не думать о хлебе насущном.
Там, в Харькове он встретил друзей, любовь.
Окончив школу, Слуцкий отправляется в Москву, поступает в юридический институт, затем параллельно учится и в Литературном институте.
В предвоенную пору появилась в Москве группа молодых поэтов, в нее, кроме Слуцкого, входили Павел Коган, Михаил Кульчицкий (земляк и самый близкий друг Слуцкого со школьных лет), Давид Самойлов, Сергей Наровчатов, Николай Майоров, Илья Лапшин, Борис Смоленский, Всеволод Багрицкий
Осенью 1937 года он поступил в Московский юридический институт. Но юриспруденция не очень волновала Слуцкого, его больше привлекал литературный кружок при институте, которым руководил Осип Брик: «На лекциях было скучно. На кружке было интересно». И еще — «Брику я стихов не показывал — стыдился». Но писал стихи молодой Слуцкий исправно.
Любопытный эпизод произошел в 1938 году. Судебный исполнитель пришел к студентам и сказал: « Сегодня иду описывать имущество жулика. Выдает себя за писателя. Заключил договора со всеми киностудиями, а сценариев не пишет. Кто хочет пойти со мной? — Как фамилия жулика? — спросил Слуцкий. Исполнитель полез в портфель, покопался в бумажках и сказал: — Бабель, Исаак Эммануилович». «Мы вдвоем пошли описывать жулика»… — пишет в воспоминаниях Слуцкий. — В квартире не было ни Бабеля, ни его жены. Дверь открыла домработница. Она же показывала нам имущество...»
Юриста из Слуцкого не вышло, и он в 1939 году, по рекомендации Павла Антокольского, поступил в Литературный институт. Занимался в семинаре Ильи Сельвинского вместе с Глазковым, Коганом, Майоровым и другими молодыми дарованиями. Они учились высокой поэзии. Грянула война.
Литературная судьба Слуцкого сложилась так, что, напечатав перед самой войной, в мае 1941 года, первое стихотворение, он замолчал на десять с лишним лет (по его собственному признанию, в войну он написал единственное стихотворение – «Кельнская яма»).
Осенью 1941 года 22-летний Борис Слуцкий уходит добровольцем в армию, где становится политработником. Прошел всю войну, закончив ее в Австрии и Румынии. Многое повидал, многое перечувствовал.
На войну Слуцкий ушел верующим человеком, не в религиозном смысле, а в социальном, борцом за идеи, почти слепо идущим за вождями-поводырями. Прозрение пришло позднее.
В 1946 году Слуцкий демобилизовался по болезни (инвалид второй группы) в звании гвардии майора, награжденного орденами и медалями.
После войны почти два года Слуцкий провел в госпиталях – последствия контузии: постоянные головные боли, бессонница, депрессия, две трепанации черепа он перенёс после войны. «Эти года, послевоенные, вспоминаются серой, нерасчленённой массой, – писал он. – Точнее, двумя комками. 1946–1948, когда я лежал в госпиталях или дома на диване, и 1948–1953, когда я постепенно оживал. Сначала я был инвалидом Отечественной войны. Потом был непечатающимся поэтом. Очень разные положения.
Преодолевая эти тяжелые недуги, с великим трудом стал он сочинять стихи. Потом признавался, что стихи его «вытолкнули из положения инвалида Отечественной войны второй группы, из положения, в котором есть свои удобства». Он написал потом и об этом – о мучившей его невыносимой головной боли и о том, как он от нее избавился, как ее преодолел.
"Как я снова начал писать стихи".
Спасибо же вам, стихи мои,
За то, что, когда пришла беда,
Вы были мне вместо семьи,
Вместо любви, вместо труда.
Спасибо, что прощали меня,
Как бы плохо вас ни писал,
В тот год, когда, выйдя из огня,
Я от последствий себя спасал.
Спасибо вам, мои врачи,
За то, что я не замолк, не стих.
Теперь я здоров! Теперь – ворчи,
Если в чем совру,
мой стих.
Но преодолев более или менее болезнь, жил Слуцкий в послевоенные годы нелегко. Для многих вернувшихся с войны солдат и офицеров это были тяжелые годы. По воле Сталина вытравлялась фронтовая вольница, уже и в грош не ставились военные заслуги, заработанные на фронте ордена и звания, даже день Победы был упразднен как государственный праздник. Об этом горькие строки Слуцкого:
"Когда мы вернулись с войны".
Когда мы вернулись с войны,
Я понял, что мы не нужны.
Захлебываясь от ностальгии,
От несовершенной вины.
Я понял: иные, другие.
Совсем не такие нужны.
Всепоглощающим содержанием его жизни стали стихи. Писал много – видно, поэтической энергии накопилось достаточно.
И, конечно, больше всего о войне писал – она была главным событием, главным содержанием жизни. О войне реальной, жестокой.
Для него самого это были годы скудные и бесприютные, своего жилья не было – снимал углы, постоянной работы тоже – пятый пункт в анкете становился в те годы непреодолимой преградой, жил на скудную инвалидную пенсию и перепадавшие время от времени гонорары за радиопередачи.
"Работа в оттепель и заморозки, работа, не сходя со стула.
Все остальное просто заработки, по-русски говоря, халтура.
Я за нее не отвечаю, все это не моя забота.
Я просто деньги получаю за заработки на работу".
Писал в стол. Было такое поветрие... Но зарабатывание денег — еще не все. Более важно то, каким воздухом ты дышишь, как ощущаешь свою страну.
Рубеж: осень 1948 года, когда путем полного напряжения я за месяц сочинил четыре стихотворных строки, рифмованных».
Следующее стихотворение – «Памятник» – опубликовано в августе 1953 года в «Литературной газете», когда многие ровесники Слуцкого уже выпустили не одну книгу.
Важная тема его творчества — груз сталинского прошлого. Не все имели мужество сбросить с себя вериги той эпохи и развеять по ветру ее мифы. Слуцкий один из немногих, кто широко открыл глаза и увидел подлинную реальность исторической картины.
«Мы все ходили под богом.
У бога под самым боком.
Он жил не в небесной дали,
Его иногда видали.
Живого. На мавзолее.
Он был умнее и злее
Того – иного, другого...»
ХОЗЯИН
А мой хозяин не любил меня.
Не знал меня, не слышал и не видел,
но всё-таки боялся как огня
и сумрачно, угрюмо ненавидел.
Когда пред ним я голову склонял –
ему казалось, я улыбку прячу.
Когда меня он плакать заставлял –
ему казалось, я притворно плачу.
А я всю жизнь работал на него,
ложился поздно, поднимался рано,
любил его и за него был ранен.
Но мне не помогало ничего.
А я всю жизнь возил его портрет,
в землянке вешал и в палатке вешал,
смотрел, смотрел, не уставал смотреть.
И с каждым годом мне всё реже, реже
обидною казалась нелюбовь.
И ныне настроенья мне не губит
тот явный факт, что испокон веков
таких, как я,
хозяева не любят.
Да, хозяин не любил его.
Время «комиссаров в пыльных шлемах» ушло. Наступило время золотопогонников, проныр и карьеристов. А карьеристом Слуцкий не мог быть по натуре.
В записках «После войны» он признавался: «Где я только не состоял! И как долго не состоял нигде!.. И так было десять дет — с демобилизации до 1956-го, когда, тридцати семи лет от роду, получил первую в жизни комнату и впервые пошел покупать мебель — шесть стульев, — до 1957-го, когда приняли меня в Союз писателей».
Перечитывая и перебирая воспоминания современников, я хочу рекомендовать прочитать воспоминания о Слуцком замечательного писателя, бывшего соседа Слуцкого по коммуналке и в дальнейшем главного редактора журнала «Знамя» Григория Яковлевича Бакланова. Книга называется «Мой сосед - Борис Слуцкий». Она поможет понять человека Бориса Слуцкого.
И хозяева поменьше и ещё поменьше... Но если б только хозяева от мала до велика на всех ступенях этой длинной лестницы, а то ведь братья-поэты, они в первую очередь не прощали ему таланта.
Бездарные люди таланта не прощают. Помните, у Блока: «Здесь жили поэты, и каждый встречал другого надменной улыбкой». Стихи Слуцкого ходили по Москве, но в Союз писателей приняли его не сразу, в два захода. Не случайно говорилось, что в литературу он вошёл раньше, чем в Союз писателей. Впрочем, так и должно бы быть. Если бы так было!
А тут ещё такое обстоятельство: Илья Эренбург написал статью: «О стихах Бориса Слуцкого». Да не вглухую, как хвалят бездарей, хвалят, а процитировать нечего. Он приводил строки его стихов, в том числе – ненапечатанных. Можно представить себе, сколько сразу прибавилось доброжелателей. И это после «дела врачей», после длительной борьбы с так называемыми космополитами, а в том и в другом деле – почти сплошь еврейские фамилии. В городе Горьком, не помню уж кого, но совсем не «космополита» зачислили по злому умыслу в космополиты, он оправдывался стихами: «Бываю раз в неделю сытым, / Хожу не стрижен и не брит, / Зовут меня космополитом, / Какой же я космополит?» После длительной промывки мозгов, после того как настроение общества соответственно было подогрето, сидеть бы им всем тихо, так нет же, Эренбург выдвигает и не кого-нибудь, а – заметьте – Слуцкого!
По пальцам можно перечесть, кто из писателей в годы войны сделал столько, сколько сделал Эренбург, не случайно Гитлер много назначил за его голову. Но война кончилась, пошли в писательской среде свои сборы-разборы, если б могли, расклевали бы Эренбурга живьём. Но видит око, да зуб неймёт: было известно, к нему хозяин благоволит. А ведь, как писал Слуцкий:
А так все вроде бы складывалось благополучно. В 1957 году появился первый сборник стихов Слуцкого «Память».
Стихи Слуцкого неповторимы по почерку: их узнаешь сразу. У поэта было балладное мышление. Он писал просто, четко, без формальных изысков, но глубоко и основательно, и был скорее философом, чем лириком.
"Я в ваших хороводах отплясал.
Я в ваших водоемах откупался.
Наверно, полужизнью откупался,
За то, что в это дело я влезал.
Я был в игре. Теперь я вне игры.
Теперь я ваши разгадал кроссворды.
Я требую раскола и развода
и права удирать в тартарары".
Лишь однажды он дал слабину — 31 октября 1958 года на собрании московских писателей, где четвертовали Бориса Пастернака за его вышедший на Западе роман «Доктор Живаго», выступил с обвинениями и Слуцкий: он «был в игре». И потом казнил себя всю оставшуюся жизнь.
Ниже я привожу выступление Слуцкого.
Борис Слуцкий:
«Поэт обязан добиваться признания у своего народа, а не у его врагов. Поэт должен искать славы на родной земле, а не у заморского дяди. Господа шведские академики знают о Советской земле только то, что там произошла ненавистная им Полтавская битва и еще более ненавистная им Октябрьская революция (в зале шум). Что им наша литература?
В год смерти Льва Николаевича Толстого Нобелевская премия присуждалась десятый раз. Десять раз подряд шведские академики не заметили гения автора «Анны Карениной». Такова справедливость и такова компетентность шведских литературных судей! Вот у кого Пастернак принимает награду и вот у кого он ищет поддержки! Все, что делаем мы, писатели самых различных направлений, — прямо и откровенно направлено на торжество идей коммунизма во всем мире. Лауреат Нобелевской премии этого года почти официально именуется лауреатом Нобелевской премии против коммунизма. Стыдно носить такое звание человеку, выросшему на нашей земле». (Аплодисменты).
Вспоминает сын Д.Самойлова
Знаю, что травлей Пастернака отец был возмущен. И выступление Слуцкого, с моей точки зрения, было подоплекой их разрыва на несколько лет. Потом они опять сошлись. Смерть друга (дружили с юности) отец перенес с необычайным драматизмом. Напомню, что смерть их выпала на одну и ту же дату. Только отец умер на четыре года позже.
Возможно, причина выступления Слуцкого в другом. Двоюродный брат Бориса Слуцкого —израильский военный и государственный деятель, начальник военной разведки директор Моссад Меир Амит. Отказаться выступить на собрании могло сказаться на
родственниках.
В 1959 выходит сборник стихов «Время», затем — другие. Многочисленные публикации в газетах, альманахах, тонких и толстых журналах. Его читали. Перечитывали. Учили наизусть: "Кельнская яма», «Госпиталь», «Хозяин», «Давайте после драки…» Многим пришлись по душе афористические строки Слуцкого:
«Что-то физики в почете, что-то лирики в загоне...»; «Надо думать, а не улыбаться...»; «Мы все ходили под богом, у бога под самым боком...»; «Дела плоховатые стали плохими. Потом они стали — хуже нет».
Он был честным и точным историком своей эпохи. И старался сказать не красиво, а правдиво. И правда Слуцкого была подчас горькой. Смерть Сталина, разоблачение культа, хрущевская оттепель и его же волюнтаризм, брежневский застой — все эти страницы истории Слуцкий осмысливал и оценивал трезво, на холодную голову, без надрыва. Своих соотечественников призывал к решительным действиям: «дело не сделается само». Бывший комиссар, политработник не хотел петь в общем хоре и участвовать в официальном славословии.
Слуцкий отчетливо предвидел пору застоя. Но в 60-е годы были и те, кто рвался вперед, кто делал карьеру. Стареющего Слуцкого обгоняли молодые Вознесенский, Евтушенко, Ахмадулина... А он тихо сопел в углу и говорил: «Меня не обгонишь — я не гонюсь».
В старости он выглядел вальяжным, важным. Только в глазах можно было увидеть боль и разочарование. Поэт стал похож на «харьковского Иова», о котором он писал в молодости, страдающего и мудрого.
Чем дальше, тем менее был склонен заблуждаться. «Это время — распада. Эпоха — разложения. Этот век начал плохо и кончит плохо. Позабудет, где низ, где верх». Но сам себя и подбадривал:
"Все-таки книги еще выходили, как там ни жали на тормоза. Все-таки ноги еще ходили, видели кое-что глаза".
Под конец жизни Борис Слуцкий жаловался: «Любители моих стихов ушли из возраста любителей в свои семейные обители. Теперь им не до пустяков». Раньше поэт "говорил от имени России", утверждал, что:
Стихи, что с детства я на память знаю,
важней крови, той, что во мне течет.
И вдруг у Слуцкого зазвучала еврейская тема.
Про евреев.
Евреи хлеба не сеют,
Евреи в лавках торгуют,
Евреи раньше лысеют,
Евреи больше воруют.
Евреи – люди лихие,
Они солдаты плохие:
Иван воюет в окопе,
Абрам торгует в рабкопе.
Я это слышал с детства,
Скоро совсем постарею,
Но всё никуда не деться
От крика: «Евреи, евреи!»
Не торговавши ни разу,
Не воровавши ни разу,
Ношу в себе, как заразу,
Проклятую эту расу.
Пуля меня миновала,
Чтоб говорилось нелживо:
«Евреев не убивало!
Все воротились живы!»
Он вылетел в трубы освенцимских топок
Мир скатерти белой в субботу и стопок.
Он - черный. Он - жирный. Он - сладостный дым.
А я его помню еще молодым.
Был в этой судьбе еврейства переломный момент: "дело врачей". Уверена, что все пережившие это время сразу поймут, о январе какого года идет речь в стихотворении "В январе":
Я кипел тяжело и смрадно,
Словно черный асфальт в котле.
Было стыдно.
Было срамно.
Было тошно ходить по земле.
Было тошно ездить в трамвае.
Все казалось: билет отрывая,
Или сдачу передавая, или просто проход давая
И плечами задевая,
Все глядят, с молчаливой злобой
И твоих оправданий ждут.
С невероятной наблюдательностью Слуцкий подчеркивает, что особенно "тошно" было в трамвае, не на улице, где ты мог уйти, не на работе, где существовали какие-то личные отношения, а в замкнутом пространстве трамвайного вагона, где невозможно спрятаться и откуда невозможно выйти.
Не удивительно, что Слуцкий вместе со всеми с энтузиазмом воспримет хрущевскую "оттепель", иногда принимая желаемое за действительное. Но уже очень скоро он напишет горькие строчки:
Стало быть, получается вот как:
Слишком часто мелькаете в сводках новостей...
Надоели эмоции нации вашей, как и ее махинации,
средствам массовой информации!
Эти строчки если и не вызваны известными словами Хрущева "Если бы теперь евреи захотели бы занимать первые места в наших республиках, это, конечно, вызвало бы недовольство среди местных жителей", то, безусловно, перекликаются с нею.
В шестидесятые годы начинается медленное возрождение официальной еврейской культуры в СССР, а после Шестидневной войны - резкое пробуждение национального самосознания советских евреев. Творчество Слуцкого очень чувствительно ко всем общественным явлениям.
В стихотворении со знаковым названием "Происхождение"
еврейская тема звучала у Слуцкого как реквием погибшим или как отпор антисемитам.
И вдруг Слуцкий напишет:
Созреваю или старею -
Прозреваю в себе еврея.
Я-то думал, что я пробился.
Я-то думал, что я прорвался.
Не пробился я, а разбился,
Не прорвался я, а сорвался.
Я, шагнувший одной ногою
То ли в подданство,
То ли в гражданство,
Возвращаюсь в безродье родное,
Возвращаюсь из точки в пространство.
Последнее стихотворение - резкое даже для Слуцкого, полное презрения, почти оскорбительное:
Жид крещеный, что вор прощенный –
все равно он — рецидивист,
и Христос его — извращенный,
наглый, злой, как разбойничий свист.
Но сумевший успешно выкрасть
облачения и кресты,
не умеет похитить
хоть немножечко доброты.
Жид крещеный — что конь леченый –
сколько бы ни точил он ляс,
как ни шествовал бы облаченный
в многошумный синтетик ряс,
проще с нами, просто жидами,
что давно, еще при Адаме,
не добром торговали и злом,
только фактом, только числом.
И наконец Слуцкий пишет:
Еврейским хилым детям,
Ученым и очкастым,
Отличным шахматистам,
Посредственным гимнастам,
Советую заняться
Коньками, греблей, боксом,
На ледники подняться,
По травам бегать босым.
Почаще лезьте в драки,
Читайте книг немного,
Зимуйте, словно раки,
Идите с веком в ногу,
Не лезьте из шеренги
И не сбивайте вех.
Ведь он еще не кончился,
Двадцатый страшный век.
Слуцкий обожал читателей.
И любил единственную женщину, свою жену Татьяну. Он женился на ней в 1957 году, и прожил в браке 20 лет, до ее безвременной кончины. Её лечили, посылали лечиться в Париж, но и тамошние врачи ничего сделать не смогли: рак лимфатических желез.
Ее смерть сломала Слуцкого. Он заболел. Слег. Стал ко всему безразличным. Лишь исправно ходил на панихиды и похороны, как бы репетируя свои собственные.
Последние годы жил у брата Ефима в Туле, там и умер 23 февраля 1986 года, в возрасте 66 лет.
Зрители пушкинского музея, где выступал Юрий Левитанский, почтили память поэта в этот день. О смерти писателя узнали зрители от поэта Юрия Левитанского. В этот день Юрий Давидович должен был выступать в пушкинском литературном музее на Пречистинке. Я встречала его на троллейбусной остановке. Он вышел. На лице было трагическое выражение. На вопрос «Что случилось?»- он, заплакав, ответил. «Умер Борис Слуцкий».
И вот опять такое совпадение. Поэт-фронтовик, так много стихов посвятивший войне, умирает 23 февраля, в день армии, в этот же день, но 4-мя годами позже, умирает другой поэт-фронтовик – Давид Самойлов.
В официальном некрологе отмечалось, что «Слуцкий работал неторопливо, скупо, от книги к книге наращивая стиховую структуру, в которой все отчетливее проявляются историзм мышления, объемность, рельефность, лиризм, тонкий психологический рисунок...»
В статье «Памяти друга» Давид Самойлов отметил, что Борис Слуцкий «казался суровым и всезнающим... не терпел сентиментальности в жизни и в стихах... Он кажется порой поэтом якобинской беспощадности. В действительности он был поэтом жалости и сочувствия…» Эх, все бы эти слова да при жизни! Но, увы, в России любят только мертвых.
Когда вышел трехтомник Слуцкого, ни одно отечественное издание не проронило ни слова. Лишь Запад откликнулся.
И, быть может, одним из самых верных свидетельств о «двадцатом страшном веке», так мало оставившем откровенных дневников и достоверных мемуаров, о разоренных им жизнях и несломленных душах будет потомкам нашим служить поэзия Слуцкого. А свобода, правда и добро, которые он отстаивал, не упадут в цене и в XXI веке.
Ну последний шанс значительней иных.
Последний день меняет в жизни много.
Как жалко то, что в истину проник,
когда над бездною уже заносишь ногу.
* * *
Что же, я в положенные сроки
расчелся с жизнью за её уроки.
Она мне их давала, не спросясь,
но я, не кочевряжась, расплатился
и, сколько мордой ни совали в грязь,
отмылся и в бега пустился.
В последовавшие три месяца после смерти Тани он написал книгу стихов, он продолжал говорить с ней, сказал в них то, что, может быть, не сказал ей при жизни. Злые языки утверждали: «конечно, это она женила его на себе». А он писал:
Каждое утро вставал и радовался,
как ты добра, как хороша,
как в небольшом достижимом радиусе
дышит твоя душа.
Ночью по нескольку раз
прислушивался:
спишь ли, читаешь ли, сносишь ли
боль?
Не было в длинной жизни лучшего,
чем эти жалость, страх, любовь.
Чем только мог, с судьбой
рассчитывался,
лишь бы не гас язычок огня,
лишь бы еще оставался и числился,
лился, как прежде, твой свет на меня.
Куда девался рубленый, временами просто командный стих Слуцкого? Таня открыла ему то, чего он и сам в себе не знал. А поначалу всё было так житейски просто: за полночь он захлопывал за ней дверь и даже не шёл провожать к метро.
Успел ли сказать всё, что хотел и мог? Или только то, что успел? Дальше – пустота. Эта контузия оказалась тяжелей той, фронтовой. Лежал в больницах, дома в пустой квартире. Депрессия. Не написал больше ни строчки. Ему звонили друзья, хотели прийти. Он отвечал: «Не к кому приходить».
Последняя его просьба:
«Умоляю вас,
Христа ради,
с выбросом просящей руки,
раскопайте мои тетради,
расшифруйте дневники».
Раскопал, расшифровал, собрал Юрий Болдырев. Иногда подвижнически собирал по строчке...
Трёхтомник Бориса Слуцкого вышел посмертно, при жизни он этого не удостоился.
Но продолжаю рассказ дальше.
В 1961 году Слуцкий познакомился со своим почитателем, директором саратовского букинистического магазина Юрием Болдыревым, который начал собирать стихи поэта, а после его смерти стал его душеприказчиком. Он выполнил прижизненную просьбу Бориса Слуцкого: «…раскопайте мои тетради, расшифруйте черновики». Болдырев считал Слуцкого не средним поэтом (мнение многих), а великим.
Посмертно он опубликовал более 1400 стихов Слуцкого и способствовал выходу его трехтомника (а всего на счету Слуцкого примерно 4 тысячи стихотворений).
В конце 80-х годов в Доме Медика я проводила вечер, посвященный памяти Бориса Слуцкого. Весь вечер читал стихи поэта Юрий Леонардович Болдырев, члены клуба «Возвращение», услышали неопубликованные при жизни стихи Б.Слуцкого.
«Нам, писателям второго ряда с трудолюбием рабочих пчел, даже славы собственной не надо. Лишь бы кто-нибудь прочел».
После вечера многие лица были в слезах.
По просьбе читателя и автора Сайта Владимира Муришова в дополнение стихи Слуцкого:
Я сам мистификатор и шпион
Помпалача в глазах широкой публики.
Военный следователь. Из ворон
Из вороненых воронов республики
Пусть я голодный, ржавый и ободранный
С душой зажатою как палец меж дверей
Но я люблю карательные органы
Из фанатиков, а не из писарей
(Б Слуцкий)
Это всё.
Владимир Мурашов 28.03.2015 13:46 Заявить о нарушении правил / Удалить
Расстреливали Ваньку-взводного
за то, что рубежа он водного
не удержал, не устерег.
Не выдержал. Не смог. Убег.
Бомбардировщики бомбили
и всех до одного убили.
Убили всех до одного,
его не тронув одного.
Он доказать не смог суду,
что взвода общую беду
он избежал совсем случайно.
Унес в могилу эту тайну.
Удар в сосок, удар в висок,
и вот зарыт Иван в песок,
и даже холмик не насыпан
над ямой, где Иван засыпан.
До речки не дойдя Днепра,
он тихо канул в речку Лету.
Все это сделано с утра,
Зане жара была в то лето.
Владимир Мурашов 28.03.2015 13:52 Заявить о нарушении правил / Удалить
Я радовался - цифрам их потерь:
нулям,
раздувшимся немецкой кровью.
Работай, смерть!
Не уставай! Потей
рабочим потом!
Бей их на здоровье!
Круши подряд!
Но как-то в январе,
А может, в феврале, в начале марта
сорок второго,
утром на заре,
под звуки переливчатого мата
ко мне в блиндаж приводят «языка».
Он все сказал:
какого он полка,
фамилию,
расположенье сил.
И то, что Гитлер им выходит боком.
И то, что жинка у него с ребенком,
сказал,
хоть я его и не спросил.
Веселый, белобрысый, добродушный,
голубоглаз, и строен, и высок,
похожий на плакат про флот воздушный,
стоял он от меня наискосок.
Солдаты говорят ему: «Спляши!»
И он плясал.
Без лести.
От души.
Солдаты говорят ему: «Сыграй!»
И вынул он гармошку из кармашка
и дунул вальс про голубой Дунай:
такая у него была замашка.
Его кормили кашей целый день
и целый год бы не жалели каши,
да только ночью отступили наши —
такая получилась дребедень.
Мне — что?
Детей у немцев я крестил?
От их потерь ни холодно, ни жарко!
Мне всех — не жалко!
Одного мне жалко:
того,
что на гармошке
вальс крутил.
Владимир Мурашов 28.03.2015 14:04 Заявить о нарушении правил / Удалить
Вот и прекрасный результат моей работы. Вы, Владимир Мурашов, прочли вновь эти
потрясающие душу стихи Бориса Слуцкого, вновь пережили чувства, которые охватывали поэта, когда он писал эти строки. Мне очень жаль, что Вашей рецензии
нет под эссе о Слуцком. Может, можно скопировать и перенести?
С благодарностью-Майя.
Сочинения
Память, 1957
Время, 1959
Сегодня и вчера, 1963
Работа, 1964
Память. Избранное, 1965
Современные истории, 1969
Годовая стрелка, 1971
Доброта дня, 1973
Продленный полдень, 1975
Неоконченные споры, 1978
Избранное, 1980
Сроки, 1984
Стихи разных лет, 1988
Стихотворения, 1989
Судьба, 1990
Я историю излагаю…, 1990
О других и о себе, 1991
Собрание сочинений в 3-х тт., 1991
Литература
Ройтман Г. Л. Борис Слуцкий: Очерк жизни и творчества. — Tenafly: Hermitage
Publishers, 2003
Борис Слуцкий: воспоминания современников/ Горелик П. З., вступ.ст., сост. — СПб.: журнал «Нева», 2005. — 559 с ISBN 5-87516-069-1
Горелик П., Елисеев Н. По теченью и против теченья… Борис Слуцкий: жизнь и творчество. М.: Новое литературное обозрение, 2009 ISBN 978-5-86793-704-1
Примечания
Казак, В. Лексикон русской литературы XX века = Lexikon der russischen Literatur ab 1917 / [пер. с нем.]. — М.: РИК «Культура», 1996. — XVIII, 491, [1] с. — 5000 экз. — ISBN 5-8334-0019-8. — С. 386.
Иов после Освенцима // Новая Газета. — АНО «РИД «Новая газета», 23 Июня 2005. — № 44.
Стенограмма общемосковского собрания писателей 31 октября 1958 года, председательствует С. С. Смирнов
Револьд Банчуков Поэзия Бориса Слуцкого // «Вестник». — 25 мая 1999. — № 11(218).
Револьд Банчуков Четыре судьбы // «Вестник». — 23 Июня 1998. — № 13(194).
Алиса Сопова Как Борис Слуцкий разлюбил Сталина и полюбил женщину // Донбасс.ua. — ЗАО «Газета «Донбасс», 06.05.2009.
Е. Бунимович Эфир программы «Народ против…». — Радиостанция «Эхо Москвы», 29.05.2008.
Письма деятелей науки и культуры против реабилитации Сталина
Б. Слуцкий на «Стихии».
Неизвестные стихи Б. Слуцкого.
Страница Б. Слуцкого на сайте Журнального зала.
Б. А. Слуцкий. Из неопубликованного. Стихи (факсимильное воспроизведение публикации в журнале «Континент», № 65, 1990).
Суламифь Лихтарёва. О БОРИСЕ СЛУЦКОМ — ДРУГЕ И ПОЭТЕ
Бакланов Григорий «Мой сосед Борис Слуцкий
www.lechaim.ru/ARHIV/130/baklanov.htm;
Рецензия на книгу Бориса Слуцкого «Записки о войне» в журнале «Народ Книги в мире книг»
Еще одна рецензия на книгу Бориса Слуцкого «Записки о войне» в журнале «Народ Книги в мире книг»
Лирики и физики. Современная интерпретация
Имя Бориса Слуцкого не должно быть предано забвению!
Слуцкий Б.А. Избранные стихотворения
http://poetrylibrary.ru/stixiya/all-147.html
- на этом сайте Вы сможете прочитать стихи Бориса Слуцкого.
© Copyright: Майя Уздина, 2014
Свидетельство о публикации №214040800289