Act. 2. Подлинность ситуаций

Доминика Вайлд
В какой-то момент все начало неуловимо меняться. После учебы я быстрее бежал на работу, чтобы пораньше закончить смену и оказаться дома. Крис готовил ужин, мы смотрели телевизор, смеялись и болтали обо всем на свете. Из-за утомления частенько вдвоем засыпали на диване, а утром подкалывали друг друга и говорили, что нам точно нужно взять отгул на два дня и зарыться в одеяла и подушки, дабы наконец-таки избавиться от вечного недосыпа.

Я начал замечать за собой, что, сидя в аудитории, ищу его глазами, что не могу сосредоточится на лекции в ожидании обеденного перерыва, когда Крис подойдет ко мне, начнет жаловаться, что голоден как волк, наберет кучу всякой разной еды, но не осилит и половины. А я буду сидеть и читать ему традиционную нотацию о расточительстве и богатеньких детках, вместо салфеток использующих стодолларовые купюры. Он, естественно, пропустит все мимо ушей.

Мне очень нравился запах его шампуня. Тысячу раз я покупал такую же марку и тысячу раз понимал, что на мне он пахнет как-то по-другому.
Мне много, что нравилось. Например, он был очень добрым и никогда никому не отказывал в помощи, но при этом был достаточно жестким, чтобы поставить выпендрежников на место. Он всегда меня защищал. И мне нравилось, когда он ревновал меня к другим друзьям и вечно влезал в наши разговоры, переводя все внимание на себя. Было приятно, что вокруг столько разных парней и девушек, но он выбрал своим другом именно меня и не хотел ни с кем делиться. Это было очень по-детски, что не вязалось с его образом прекрасного мужчины.

Он был очень красивым - факт. Я это понимал. Но мне почему-то казалось, что мое видение его какое-то другое, оно чем-то отличается от объективной оценки внешних данных другого человека. Даже если учитывать то, что мы были лучшими друзьями и жили вместе, всё равно, было ощущение, что я как-то перебарщиваю. Я поймал себя на этой мысли, но не понимал, что происходит. Мучаясь пока еще не сформировавшимися вопросами, я подолгу сидел сам в себе, ну если конечно не занимался поисками светлой головы Кристофера. И только в моей голове мысли начали выстраиваться в какую-то логическую цепочку, только я начал что-то осознавать, как это произошло: включился наш личный таймер, который должен был разнести в щепки всю нашу спокойную и размеренную, пока еще студенческую жизнь.

Одним вечером я пришел домой пораньше с четким намерением помочь с приготовлением ужина. Криса дома не оказалось. Я не придал этому особого значения, но внутри поселилось какое-то неприятное, беспокойное чувство. Оно усилилось, когда он не вернулся к ужину. Часы тикали, а его все не было. От нервов я исходил все углы нашей квартиры и, только когда услышал характерный щелчок замка, понял, что все это время был в темноте. Подойдя к входной двери, я увидел совершенно пьяного человека, на нетвердых ногах пытающегося стянуть ботинки, и отдаленно напоминающего моего друга. Когда он наклонился в бок и чуть не упал, я подхватил его и помог дойти до гостиной. От него несло перегаром, и только сейчас я заметил, насколько он тяжелый.
- Давай, Крис, еще чуть-чуть, пожалуйста.
- Ммм, - промычал он.
- Боже, - я практически кинул его на диван, - сколько же ты выпил? Что с тобой вообще такое? Ты же никогда так не пил! Что случилось? - я почти кричал, обсыпая совершенно неодыкватного человека вопросами, я не мог контролировать рвущиеся наружу чувства возмущения и негодования. Он ничего не понимал, но я был слишком зол: все это волнение и беспокойство за прошедший вечер разом вырвались из меня, и я не мог остановиться.

- Ладно, - выдохнул я немного успокоившись, - принесу тебе воды.
Я было развернулся в сторону кухни, но меня остановила его рука. Я посмотрел на него, и, после небольшой паузы, он осторожно притянул меня к себе, обнял и, уткнувшись мне в живот лицом, начал вздрагивать. Сначала я подумал, что его сейчас стошнит и только было хотел отстраниться, как вдруг понял, что это не приступ тошноты: это плачь. Он бесшумно трясся, а его всхлипы глушила моя одежда. Он сидел на диване, а я стоял напротив и совершенно не знал, что же мне делать. Лучшее, что пришло мне в голову, это погладить его по голове, утешая жестом обещания, что все будет хорошо, хотя совершенно не представлял, что это 'все'. Не лучший из меня утешитель. Но мне было страшно и плохо, сердце облилось кровью и замерзло.

Когда рыдания стихли, я аккуратно присел рядом и посмотрел ему в глаза. Он смотрел на меня своими грустными и все еще влажными глазами. Посчитав, что он уже достаточно вымотался, решил уложить его спать прямо здесь. Крис послушно отзывался на все манипуляции, не сопротивляясь укладывался на подушки, вытягивая руки, когда я снимал с него куртку.

Когда я накрывал его пледом, он вдруг снова схватил меня за руки, посмотрел прямо в глаза и притянул к себе, увлекая в новые объятия. Он зарылся пальцами в мои волосы, почти до боли сжимая их, а я слишком растерялся и не знал, как нужно реагировать. Потом он просто поцеловал меня и сразу же вырубился. И в этот момент в голову мне пришло две мысли. И вторая была о том, что все очень и очень плохо. Только на тот момент я еще не знал, насколько.

Утром он проснулся с диким похмельем и долго извинялся за свое поведение. Конечно же я не мог на него злиться, но меня снедало любопытство, что заставило его так напиться.
- Мне нужно сегодня съездить домой, - сказал он, запивая две таблетки аспирина.
- Хорошо.
- Знаешь, я...- он на несколько секунд замолчал, а я застыл в ожидании. - Ты не мог бы поехать со мной?

Мог бы. Но не хотел бы. Попытки отказаться были совершенно не уместны, но что-то назойливо шептало мне, что лучше все-таки не ехать.
Однако, мы поехали. Крис мой друг и сейчас ему нужна моя помощь, что бы это не значило.

Дверь открыла элегантная женщина средних лет, очень ухоженная и утонченная. Крис представил меня своей матери. Она протянула мне руку и улыбнулась, но улыбка ее была очень натянутая, словно вымученная. Теперь я заметил, что она валится с ног от усталости, а под ее глазами залегли глубокие темные круги, которые не помогает скрыть даже толстый слой косметики.
- Очень рада с вами познакомиться, Дэниел. Проходите. Кристофер, Сабрина наверху.

Так, Сабрина, это наверное его сестра, он как-то вскользь упоминал, что она у него есть. Мы поднялись на второй этаж роскошного дома, и, наверное, обычно в таких ситуациях люди глазеют по сторонам и восхищаются богатым убранством, но я никак не мог оторвать взгляд от напряженной спины друга. Казалось, что если ему на плечо упадет хотя бы пылинка, он согнется под грузом свалившихся на него бед.
Мы остановились около двери, предположительно ведущей в комнату его сестры. Он взялся за ручку, но не спешил ее поворачивать. Кристофер просто застыл как вкопанный. Я хотел что-нибудь ему сказать, только не понимал что. Я вообще не знал, что происходит и почему все члены его семьи такие подавленные. Что должно быть за этой дверью?
Мои размышления прервал его шумный, резкий вздох, и он толкнул дверь, входя в светлую комнату. Около большого туалетного столика стояла коляска, а из нее улыбалась нам лысая девочка, с повязкой на голове. Я повернулся к Крису, чтобы спросить, что с ней, но меня ждала еще одна большая новость. Его взгляд. Этот самый взгляд. Я знал его. Крис смотрел на девочку с такой любовью и заботой, что язык перестал слушаться, тело перестало двигаться, и я мог только стоять и пялиться на выражение лица своего друга, которого узнавал с каждой секундой все меньше и меньше.

Все встало на свои места. Сложная любовь к таинственной девушке, безответные чувства, которые лучше было бы не испытывать, как оказалось по еще большему количеству причин.
 
И в этот момент мне захотелось убежать. И бежать так далеко, чтобы никогда больше не видеть этих глаз. Мне стало тошно и противно. Хотя и понимал, что то, что чувствую я ничуть не лучше и это тоже омерзительно.

Он влюблен в свою сестру, которая по всем признакам находится на грани смерти, а мои собственные чувства неприятным рывком толкнулись вверх, застряв в горле огромным противным комком, перехватив дыхание и раздражая слезные железы.
Сердце, что вчера замерзло окровавленным, разбилось, и его осколки потекли по венам, царапая кожу изнутри.

Сабрина оказалась прекрасной девушкой. Интересной и умной, как брат. Не смотря на отсутствие волос и болезненную бледность, она всё равно оставалась безумно красивой. А ее жизнерадостность!.. От брата ее отличала лишь женская притягательность, из-за которой мужчины падают к ногам, обещая весь мир.
У нее был рак мозга на четвертой стадии. Врачи говорили, что ни химия ни радио так и не помогли, и ей осталось в лучшем случае несколько месяцев. Они совершенно не понимали, что это не в лучшем случае, а в худшем: Сабрина очень мучалась. С каждым днем ее лицо становилось все бледнее, а тело иссыхало. Ей становилось все труднее смеяться, а в скоре и пошевелить рукой не могла.

Я испытывал смешанные, крайне болезненные чувства.

Во-первых, я влюбился в Сабрину, как настоящий мужчина, в связи с чем почувствовал некое облегчение, но его быстро смыло холодной водой вместе с каплями выкашленной крови, и я осознал, что любить мне осталось ее совсем недолго.
Сабрине я тоже нравился, она время от времени заигрывала со мной и краснела, когда я делал ей комплименты или случайно касался ее руки.

Во-вторых, Крис это заметил. Мне было больно даже думать о том, что я увожу у него любимую сестру, девушку, которую он любит неположеной любовью, а она смотрела на него исключительно как на брата и даже не догадывалась о его чувствах. Но Кристофер был хорошим братом, он очень хотел, чтобы сестра была счастлива и сам подталкивал нас к близости.
Он начал часто оставлять нас вдвоем, и мы даже несколько раз целовались.
Все это давило на меня со страшной силой, но я ничего не мог поделать. Я никак не мог взять себя в руки и подумать о происходящем: друг, доверивший мне такую страшную тайну, мое предательство, если можно это так назвать, любовь к умирающей девушке и сама девушка, прекрасная как богиня, стоящая одной ногой в могиле...
И хотя внутри меня шла страшная, кровавая бойня чувств и ощущений, внешне я оставался спокоен. Не потому что я хотел выглядеть сильным, а просто потому, что я был слишком слаб и уязвим, потому что мое израненное сознание никак не могло понять, что происходит и как все до этого дошло.

В-третьих, я больше не мог выносить слезы Криса. Каждую ночь он забирался на диван с ногами и рыдал до утра, время от времени напивался, и я тащил его до кровати. Он ни в чем никого не винил, хотя я чувствовал себя перед ним ужасно виноватым, чувствовал себя гнусным предателем, обманувшим его доверие. Сердце болело каждый раз, когда я видел его таким: сломленным и одиноким. А та часть меня, которая относилась к нему чуть теплее, чем к простому другу, заставляла меня задерживать дыхание и считать до десяти.

Единственное, что я отчетливо понимал и был еще в состоянии контролировать, так это поток вот этих самых чувств, которые росли с каждым днем все быстрее и быстрее, практически заглушая все остальное. Но я знал, что не имею права позволить себе сделать все еще хуже.
Ему нужен друг - я буду ему другом, лучшим, насколько только это возможно.
Сабрине нужен возлюбленный - и я буду им, идеальным возлюбленным, держащим ее за руку.

Да, это тяжело. Но я не могу допустить еще одного предательства.