От начала и до конца
написано исключительно
большим пальцем правой руки.
Посвящается Терезе и Евгению.
Пролог
Удивительно, как быстро стираются из памяти обычные, повседневные будни, чередой сменяющие друг друга и похожие, как близнецы. Одни и те же лица, одни и те же фразы, одни и те же события. К однообразию привыкаешь настолько, что живешь уже на полуавтомате - не просыпаясь до конца, встаешь каждое утро в одно и то же время, под одну и ту же мелодию будильника. Не поднимая век, бреешься, умываешься и одеваешься. Глотаешь завтрак, почти не жуя и даже рта почти не открывая. По одному и тому же маршруту едешь на работу и с работы; с тобой рядом и навстречу мелькают одни и те же люди, машины, дома.
Определенный порядок явлений и действий не меняется годами и становится настолько привычным, что под него подстраивается и образ мыслей, и даже что-то новое, вроде бы незнакомое, возможно, впервые увиденное, вызывает эффект дежавю и воспринимается как уже бывшее, случавшееся, испытанное. Если, конечно, не выходит далеко за рамки обыденности.
И уже через несколько дней не вспомнить - а что было в позапрошлый вторник, чем занимался вечером в прошлый четверг, что ел в столовке на обед позавчера? Да все, как обычно... как всегда... нормально...
Надолго остаются в памяти только яркие и необычные моменты, образы, события, вызвавшие сильные эмоции, сломавшие рутинный порядок вещей, поставившие в непривычное положение, заставившие думать, действовать, жить в другом ритме, в другом измерении. Некоторые дни запоминаются на всю жизнь, и через много лет давние события стоят перед глазами, как будто произошли они только вчера.
После такого вступления так и представляется умопомрачительное продолжение с захватывающим сюжетом, или какая-нибудь удивительная история с неожиданными поворотами, триллер, трэш, экшен! Не тут то было! Моя история всего лишь о первых днях службы и о затянувшемся ожидании в аэропорту.
Веревочкин.
Жена с двухлетним сыном должна была прилететь из Москвы 6 декабря в 14.00 по Камчатскому времени. Зима в юго-восточной части полуострова замечательная - много снега, много солнца, безветренно, относительно не холодно, средняя температура минус восемь по Цельсию. Причем, ночью может быть минус двадцать, а днем даже небольшой плюс, но солнце припекает так, что загорать можно. Утром спешишь на службу, кутаясь в шинель и надвинув шапку глубоко на уши, а днем шагаешь на обед, как пароход - шинель нараспашку, шапка на затылке, крючки на кителе расстегнуты, и от тебя пар валит! Курорт, да и только!
Но это пока не придет очередной циклон. А они шпарят один за другим со стороны Японии и Охотского моря. Большие и маленькие, глубокие и не очень, подрастерявшие азарт и задор над Курилами или только набирающие силушку богатырскую. Но всегда строго над Авачинской бухтой на северо-восток в Берингово море.
По крайней мере, так меня, молодого лейтенанта, инструктировал флагманский штурман перед моим первым заступлением дежурным синоптиком в штабе флотилии.
- Вот, видишь, все просто, - Игорь Семенович водил карандашом по маленькой, в четверть газетного листа полупрозрачной спутниковой карте погоды, - с Курил подойдет завтра очередной циклон, молодой, слабенький еще. На день не больше... Немного поштормит и уйдет, как всегда, в море, с концами... А дальше чисто, область высокого давления, значит солнечно, морозно, безветренно. Так утречком командующему и доложишь, ясно?
- Так точно!
- Плохо, конечно, что ты дублером синоптика ни разу не отстоял... Ну, да ладно, не дрейфь, адмирала твой прогноз обрадует. Он в выходные на торпедолове в бухту Саранную собрался - на рыбалку, солнышко ему в струю будет. Докладывай четко и громко, на вопросы отвечай быстро и коротко и ни в коем случае не признавайся, что заступил первый раз, да еще без стажировки.
- Не волнуйтесь, Игорь Семенович, все сделаю, как надо.
Флагманского штурмана, капитана 2 ранга Ситникова если не любила, то уж точно уважала вся штурманская служба 45 дивизии атомных подводных лодок, начиная от матроса-первогодка рулевого сигнальщика и заканчивая "пятнадцатилетним капитаном" - капитан-лейтенантом Куксовым, 15 лет прослужившим на одной должности и в одном звании, поросшим с северной стороны мхом, как таежный баобаб, и потерявшим лет уже как десять назад желание и надежду получить когда-нибудь майорские погоны.
Игорь Семенович, или за глаза просто Семеныч, со всеми был ровен и доброжелателен, всегда весел и остроумен. Казалось, легко и непринужденно обходил он косность и консерватизм военно-морской организации, решая любые проблемы по службе и быту своих штурманов. Помогал всем, кроме разве отъявленных негодяев, мерзавцев и самовлюбленных карьеристов. Самым большим огорчением для него было разочароваться в человеке, которого он считал одной с собой крови (а она у штурманов, как известно, голубая), и который оказывался на поверку с изъяном, с гнильцой, который обманывал, подводил и предавал. Но даже такому, если он в очередной раз "искренне" раскаивался и взывал о прощении, Семеныч не отказывал в помощи. Для остальных он был настоящим начальником, наставником, защитником, а для многих и другом. Меня он просто спас в первые дни моей офицерской службы.
Романтически-наивным выпускником высшего военно-морского училища прибыл я в отдел кадров флотилии, как было обозначено в предписании - 15 августа. Оказалось, что большинство свежеиспеченных лейтенантов уже давно заняли все вакантные должности, а один мой однокурсник даже успел уйти в автономку.
- Мест нет, - как портье в гостинице огорошил меня начальник отдела кадров, - так что готовься к отправке в Приморье. В Шкотово-17 нынче недобор.
Приморье - это жуткий сон подводника. Старые лодки в забытых богом базах вдали от цивилизации, отсутствие камчатской надбавки к окладу, никакой перспективы роста и, как следствие - беспробудное пьянство и разврат. В училище, при распределении по местам службы, в Приморье попадали двоечники, пьяницы и самовольщики.
- Разрешите подумать, товарищ капитан 1 ранга!
- Думай, не думай, лейтенант, другого выбора у тебя нет. Позови пока следующего.
В приемной отдела кадров флотилии несколько печальных лейтенантов, приехавших, как и я, к шапочному разбору.
- Братцы, - говорит один из них, - не ссыте! Не имеют права они нас в Приморье отправлять без нашего согласия! Нас сюда Москва направила, значит, должны нам место дать, хоть тресни! На любую должность обязаны назначить, хотя бы временно, и Главкому доложить, что выпускники этого года поставлены на штат и обеспечены всеми видами довольствия. Так что, стойте на своем, и всё!
Он оказался прав. Существовало такое понятие, как дополнительный штат. Всегда найдется вакантная, невостребованная должность, на которую можно временно назначить офицера, пока не освободится место по специальности, или не придет приказ о переводе. А некоторые годами числятся на таком "допштате", а сами служат там, где штатных должностей не хватает, а люди нужны.
А бывает - береговых офицеров ставят на повышенные корабельные оклады. Часто случается так, что претендентов на свободное место несколько. Тогда время от времени одних выводят за штат, а других назначают, чтобы и первые и вторые могли получать зарплату.
Вот и меня, штурмана по специальности, назначили временно на механическую должность, которую занимал как раз такой "допштатник" - старший лейтенант Веревочкин. Помощник командира экипажа, где я получил свою первую офицерскую должность - командира группы автоматики электромеханической боевой части, отправил меня в береговую радиотехническую лабораторию, где фактически служил мой предшественник, чтобы взять с него рапорт о сдаче дел. Без этой бумажки шестеренки машины военного делопроизводства не могли сдвинуться с места.
- А, Вова Веревочкин, да-да, есть такой, - радостно встретили меня в лаборатории, - но его сейчас нет. С понедельника он прикомандирован к учебному центру - новый тренажер настраивает. Ищите его там.
- Старший лейтенант Веревочкин? Как же, знаем, до обеда здесь был, а час назад его в штаб дивизии вызвали - к флагманскому РТС. Он наверняка еще там.
- Да, был у меня Веревочкин, но полчаса как ушел. Нет, куда не знаю... Спросите в лаборатории.
- Вы все Вову ищете? Чуть-чуть опоздали - он за осциллографом забегал. Пошел в учебный центр.
- Веревочкин? А вы с ним на проходной не встретились? Он только что вышел, минуты за две до вашего прихода. А-а-а, не знаете, как выглядит... Небольшого роста, коренастый, волосы русые, давно не стриженые, весь такой, слегка помятый, о-о-очень старший лейтенант. Он в поселок двинул, кому-то телевизор чинить - бегите, может, еще догоните.
Не догнал. Вдалеке очень похожий со спины на Веревочкина офицер, как, впрочем, был бы похож любой другой небольшого роста и коренастый, сел в чью-то машину, которая резво умчалась в сторону поселка.
На следующий день я снова, как гончий пес, высунув язык, носился по следу старшего лейтенанта Веревочкина. Чудесным образом Вова ускользал от меня, иногда опережая буквально на мгновения. Дошло до того, что в отчаянии, я стал останавливать у лаборатории и возле учебного центра всех подряд русых, невысоких, коренастых старших лейтенантов, задавая им один и тот же вопрос:
- Товарищ старший лейтенант, простите, а вы случайно не Веревочкин?
На меня смотрели, как на идиота.
Наконец в лаборатории сжалились и дали мне домашний адрес старлея. Но радовался я рано.
С семи до девяти вечера на мой стук никто не отвечал. В 21.30 за дверью шаркнули чьи-то шаги, и женский голос недовольно спросил:
- Ну, кто там еще?!
- Простите, мне нужен старший лейтенант Веревочкин.
- Хм... Мне он тоже нужен... Дальше что?!
- Позовите его, пожалуйста, это очень важно! Меня назначили на его место - он должен написать рапорт о сдаче дел, чтобы мне начали платить деньги.
- Здрасьте, приехали! А нам, значит, деньги не нужны, по-вашему?! И что значит, на его место? А его куда?
- А его за штат, временно... Пока меня по специальности не назначат. Да вы не волнуйтесь, за штатом тоже деньги платят, правда, меньше, но не намного...
- Спасибо, успокоили!
- Позовите вашего мужа, пожалуйста.
- Я что, не ясно выражаюсь - нет его! Когда придет, не знаю! Не стучите больше, у меня дети спят!
- Хорошо... Передайте вашему мужу, что его вызывает помощник командира экипажа, где он стоит на штате.
За дверью - тишина. Я уже не сомневался, что Веревочкин дома, что он все знает, что специально тянет время, скрываясь от меня.
Поздно вечером в гостинице заседал совет молодых лейтенантов - моих товарищей по училищу. На повестке дня один вопрос - как поймать Вову Веревочкина? Решили с утра устроить засады в местах наиболее вероятного появления допштатника - возле дома, в лаборатории и в учебном центре. Я должен был караулить квартиру, интеллигентный боксер Гоша - тренажер в учебном центре, а улыбчивый борец Лёня - кабинет в лаборатории.
Уже за полночь легли спать. Я долго ворочался с боку на бок и никак не мог уснуть. Игорь с Лёнькой дрыхли без задних ног. Им хорошо - оба приехали раньше и успели получить должности в 45 дивизии многоцелевых подводных лодок - охотников за авианосцами и подлодками противника. Я тоже мечтал об этой дивизии, а попал в стратегическую 25-ю, да еще и на "допштат". Жена с сыном остались на другом конце страны, в Калининграде, а когда я получу настоящую должность и смогу претендовать на жилье - неизвестно. Ни места, ни квартиры, а тут еще неуловимый Веревочкин - хорошенькое начало службы.
С такими безрадостными мыслями я, наконец, задремал, и мне даже начал сниться какой-то сон. Но буквально через несколько минут Гоша с Лёней уже трясли меня за плечо.
- Вставай, дружище, пора на охоту, а то дичь проспишь!
- Да я только уснул... Сколько времени?
- Начало седьмого, Веревочкин уже зубы чистит.
- Не может быть, мне кажется, я спал всего минут десять.
- Может, может. Одевайся и бегом на пост!
Вращая как манекен, они одели, обули меня и выпихнули из гостиницы, нахлобучив на голову фуражку и сунув под мышку папку с документами.
- Черти, позавтракать бы хоть дали! - крикнул я, смахнув на ходу со стола кусок хлеба.
- Когда автограф возьмешь у Вовы - тогда и позавтракаешь!
"Ага, - думал я, сбегая по лестнице, - следуя такой логике, я бы третий день оставался голодным".
Внезапно, наступив на незавязанный в спешке шнурок, ваш покорный слуга кубарем покатился по лестнице. Я кувыркался и кувыркался, а проклятая лестница все не кончалась и не кончалась. Чудом ничего не сломав, я выкатился на крыльцо, ловко удерживая папку, фуражку, горбушку и чувство собственного достоинства.
Погода по сравнению со вчерашним днем резко ухудшилась. За одну ночь буйное камчатское лето превратилось в позднюю осень - "ветер северный умеренный до сильного" с мелким холодным дождем и крупинками снега гнал по улицам Рыбачьего опавшие листья, иногда сильным порывом швыряя их прямо в лицо. По небу против ветра мчались рваные паруса огромных тяжелых туч.
Поеживаясь и вгрызаясь в необыкновенно вкусную, чуть подвяленную по краям горбушку, я завернул за угол гостиницы и остолбенел, едва не подавившись. Прямо передо мной стояло жилье допштатника. В растерянности я оглянулся - гостиница белым пятном маячила уже где-то далеко внизу у подножия сопки, на вершине которой одиноко торчал дом Веревочкина, хотя я точно помнил, что вчера он ничем, кроме номера, не выделялся в ряду одинаковых грязно-серых четырехэтажек.
А сейчас мне оставалось преодолеть небольшую железную лестницу ступеней в пятнадцать с ржавыми и кривыми перилами с одной стороны. Здесь, на Семи Ветрах, тучи мчались по кругу, выбрасывая время от времени ослепительные трескучие молнии, рассыпавшиеся тысячами искр по разномастным покосившимся антеннам на крыше Вовиного дома. Стаи кричащих ворон и чаек в противоход вращению туч закручивались в черно-белую спираль.
Я рванул вверх по ржавым ступеням, но не тут то было. Лестница задрожала под моими ногами, заскрипела, заскрежетала и сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее поехала вниз, превратившись в эскалатор. Как не ускорял я бег, все равно не мог забраться выше середины, а устав и замедлившись, неизбежно съезжал назад. В очередной раз, спустившись вниз, заметил узкую щель у основания эскалатора, в которую, недолго думая, засунул окончательно зачерствевшую горбушку. Ступени остановились и с лязгающим грохотом стали дергаться взад и вперед, пережевывая окаменевшую краюху хлеба. Через несколько секунд с горбушкой было покончено, но этого времени хватило, чтобы преодолеть злосчастную лестницу и оказаться перед заветным подъездом.
Не теряя времени, я распахнул входную дверь и взлетел на этаж к старлею. Прислушался - тишина... Хотел было постучать, но потом передумал, чтобы не спугнуть. Поднялся на один пролет и только пристроился у подоконника, как щелкнул замок, скрипнули петли, и на лестничной клетке появился он - Вова Веревочкин. Точь в точь, как описывали в учебном центре - невысокий, коренастый, с длинными русыми волосами, торчащими из-под неуставной фуражки в форме гриба-обабка. Мятая, мешковатая, на размер больше нужного форма с лоснящимися обшлагами и локтями, бегающий, неуверенный взгляд, и в завершение картины - яркий радужный фингал под глазом.
- Здравствуйте, вы - Веревочкин? - спросил я и, не дожидаясь ответа, продолжил, спускаясь к старлею: - Меня на ваше место назначили. Напишите, пожалуйста, рапорт о сдаче дел.
Вова попятился к стене, сунув руки в карманы, отведя взгляд и наклонив голову.
- Да, я Веревочкин! И горжусь этим! И отец мой Веревочкин, и дед был Веревочкин, и прадед тоже! И никому у нас не отнять! А все почему?! Потому, что храним секрет... веревочки!
Он выдернул из карманов два тонких канатика и с воплем: "Отдать концы!" резко бросил их в мою сторону. Две плетеные змеи мгновенно обвили мое тело, захлестнулись на шее и протянули свои извивающиеся хвосты обратно в руки старлею, который стал изо всех сил сжимать петлю.
Радужный финиш на скуле Веревочкина увеличился, раздвоился и закружился у меня перед глазами, застилая стены, двери, перила и перекошенную Вовину гримасу, с тонкими, синими, что-то шипящими губами. Теряя сознание, я успел разобрать:
- Вш-ш-ш-тавай, дружищ-щ-ще, а то дичь проспиш-ш-шь!
И снова прямо над ухом, громко, четко, без всякого шипения - знакомый голос:
- Вставай, дружище, пора на охоту, а то дичь проспишь!
Сознание вернулось, глаза открылись - Лёня трясет меня за плечо, щербато улыбаясь во всю ширину молдаванской физиономии.
Шевелю руками и ногами, ощупываю шею - нет никаких веревочек. Только рука затекла, да пересохшее горло немного саднит. Вот это да! Приснится же такое!
Быстро встаю, умываюсь, одеваюсь, завтракаю. Надо спешить. Повторяем план. Если объект не ночевал дома, или уйдет до моего прихода, то его должны перехватить Лёня у лаборатории или Гоша в учебном центре. Построение личного состава во всех подразделениях в 7.45 - за 15 минут до подъема флага. От поселка до части минимум 20 минут пешком. Значит, я жду до без двадцати восемь, а потом, независимо от результата, иду к лаборатории, а оттуда вместе с Лёней к учебному центру. Хотя бы в одном месте из трех дичь должна попасться.
Все - фуражку на голову, папку под мышку - ходу! Сбегая по лестнице, наступаю на развязавшийся шнурок и... хрясь! Шнурок с треском рвется! Э, брат, рано ты давешний сон позабыл! Осторожней надо с информацией от подсознания.
Поднимаюсь на Семь Ветров. Последний подъем на всякий случай преодолеваю прямо по сопке через лопухи и репейники - ну его на фиг, этот ржавый эскалатор! Несколько вояк, идущих на службу, недоуменно разглядывают сумасшедшего, который карабкается в гору через заросли рядом с удобной лестницей. Но мне все равно, я уже у цели! Можно перекурить.
Но не успеваю достать пачку, как открывшаяся дверь подъезда выпускает на улицу такого, уже знакомого старшего лейтенанта. Мятая, не по размеру форма, белый гриб на макушке, ниже меня на голову - один в один, как во сне. Только без фингала.
Коротко объясняю суть. Старлей вяло упирается:
- Что, прямо здесь рапорт писать, что ли? Давай, после построения в экипаже встретимся и все обтяпаем.
- Нет, Вова, я тебя уже третий день ловлю. Пока рапорт не подпишешь - не отстану!
- Да кто ты такой, я тебя вообще первый раз в жизни вижу! Откуда мне знать, назначен ты на мое место, или нет?!
- Вот, пожалуйста, копия приказа командующего флотилии, - достаю документы из папки. - А вот копия приказа командира экипажа. Обе с печатями и заверены, как положено. Вот мое удостоверение личности, а вот уже напечатанный твой рапорт о сдаче дел - тебе осталось просто расписаться. Вот ручка.
- Ну и лейтенант нынче пошел хваткий! - беря ручку, сокрушается допштатник. - Давай сюда мой рапорт, так и быть, подпишу.
Я с готовностью подставляю папку с бумагой и с облегчением наблюдаю, как высунув кончик языка, мой Веревочкин старательно выводит свою подпись.
Расписавшись, Вова сует мою ручку себе в карман и, буркнув: "Все, пока", спешит в сторону части.
"Да, фиг с ней, с ручкой", - думаю я, присаживаясь на ступеньки крыльца. На меня вдруг навалилась такая усталость, словно вагон с картошкой разгрузил.
И это не просто оборот речи. В курсантские годы на Невской овощной базе в Питере мешки с овощами приходилось таскать. Причем нам доверяли только то, что нельзя съесть - лук или картофель. Или то, чего много не съешь - морковь или свеклу. Но пока основная масса жонглировала мешками по пятьдесят килограммов в каждом, разведгруппа из нескольких человек рыскала по овощебазе в поиске арбузов, дынь, бананов, или, на худой конец, яблок и груш.
Фруктами набивали специально прихваченные с собой вещмешки и, если удавалось, делали несколько ходок, чтобы деликатесов хватило на всех. Мы считали это не воровством, а справедливым вознаграждением за тяжелый и бесплатный труд. В училище возвращались, наевшись фруктов и припрятав под сиденьями автобуса мешки с добычей - уставшие, но счастливые.
И сейчас я себя чувствовал точно так же - вымотанным, но довольным. Правда, немного портила настроение мысль о том, что если такая несложная задача, как формальная прием-передача должности, отняла столько времени и сил, то сколько энергии потребует настоящая, серьезная служба?
Сигарета кончилась, пора было двигаться в часть, снимать с постов моих добровольных часовых. Еще издали заметил около лаборатории Лёньку. Товарищ мой с любого расстояния легко узнавался по фигуре. Небольшого роста с плечами такой ширины, что получался почти ровный квадрат, где сверху без намека на шею сидела большая круглая голова, половину которой занимала обескураживающая улыбка. Она многих сбивала с толку, кто не знал, что нужно смотреть не на щербатый смайл, а на выражение светло-карих, почти желтых Лёниных глаз. Они могли смеяться вместе с широкой улыбкой, и тогда добрей и симпатичней их хозяина не было никого. Когда Лёня так улыбался, это подкупало и обезоруживало, и уже не замечалось ничего, кроме его располагающей физиономии.
Но если в глазах горел хищный кошачий огонь, то расползающаяся улыбка больше напоминала звериный оскал, и тогда ничего хорошего не жди. Кто улавливал эту разницу, тот замечал и помятые борцовские уши, прижатые к коротко стриженой голове, и слегка согнутые в локтях, готовые к мертвой хватке мускулистые руки с крупными кулаками, и немного кривые, всегда чуть расставленные, как будто вросшие в землю, крепкие ноги. Замечал и успевал хоть как-то подготовиться и среагировать. Плохо же приходилось тому, кто за улыбкой не видел больше ничего, будь то на борцовском ковре, или за его пределами.
- Поймал я твоего Веревочкина! - самая искренняя и счастливая улыбка сияла на Лёнькином лице. - Он на построение пришел, тут я его и сцапал. Не хотел подписывать рапорт, гад! Говорил, что уже сдал тебе дела. Пришлось - болевой на левую руку, бумагу под нос, а ручка у него из кармана торчала. Во - трофей! Как у тебя... Давно такую хотел.
- Спасибо, Лёня! Отлично сработано! Оставь мою ручку себе, и пойдем в учебный центр.
- Значит, старлей не врал? - жизнерадостная улыбка начала сползать с Лёнькиного лица. - Получается, я зря старался?
- Почему же зря? Совсем не зря! Ты же не знал, что у меня получилось. А если бы нет? Просто мы очень грамотно спланировали операцию и получили результат на целых двести процентов! Пошли теперь за Гошей!
Мой второй товарищ, несмотря на разряд по боксу в тяжелой весовой категории, а может быть, наоборот, благодаря этому, имел крайне миролюбивый и спокойный характер. С высоты своего почти двухметрового роста и с позиции веса почти в центнер, он обычно, эдаким Гулливером, снисходительно поглядывал на всех этих мелких людишек, копошащихся внизу. К тому же, он был редкий чистюля, педант и интеллигент. Некоторых, не особо прозорливых товарищей вводила в заблуждение мягкая и сдержанная Гошина манера общения. Вежливость принималась ими за слабость, невзирая на внушительные габариты оппонента. А слабого можно и обидеть, и обхамить, и послать. Хамства Гоша не терпел, а уж физического воздействия просто не допускал.
Как-то на первом курсе Игорь заступил в наряд официантом в курсантской столовой. Накрыв столы для обеда, присел в уголке у окна с томиком Данте в руках. Проходивший мимо официант с третьего курса, скорее всего, не заметил читающего Гошу и спер с одного из столов четыре стакана.
Надо сказать, что посуды в столовой всегда не хватало. Ложки и вилки ломались, особенно алюминиевые. Тарелки и стаканы бились, бачки терялись. Иногда сами официанты сокращали количество посуды, как это сделал Мишка из города Бор Горьковской области, где расположен большой стекольный завод. После завтрака, протирая мытые стаканы, Мишка гордо заявил коллеге из соседней роты:
- Борские стаканчики! Небьющиеся! У меня на родине делают - город Бор, слыхал такой?
- Не, не слыхал, - лениво отозвался сосед и скептически добавил: - И что значит, небьющиеся? Таких не бывает.
- Еще как бывает! Вот, смотри!
И Мишка сбрасывает со стола один стакан. Бздынь! Десятки мелких осколков разлетаются по полу.
- Ха-ха-ха, небьющийся! - хохочет сосед.
- Это не борский попался... Вот борский! - Мишка бросает второй стакан.
Бздынь! Осколков становится в два раза больше. Сосед ржет, сгибаясь пополам, Мишка кипятится:
- Опять не борский попался! Вот этот точно борский, смотри!
Но и третий стакан ожидает та же участь, что и первые два. Соседский официант, что называется, под столом, а Миша, наконец, понимает, что останется без посуды, но сдаваться не намерен.
- Странно, - рассуждает он вполголоса, глядя в сторону соседских столов, - получается, у меня не те стаканы. А вот эти очень похоже, что те.
И не успевает официант другой роты опомниться, как уже ЕГО стакан разлетается на мелкие осколки. И только примчавшийся на шум дежурный по столовой останавливает дальнейший бой стаканов и, возможно, физиономий.
И что делать после этого с недостачей? Правильно - покрывать за счет других! Вот и тырили посуду друг у друга, но не так нагло и открыто, как в случае с Гошей.
- Эй, друг, поставь, пожалуйста, стаканы на место, - спокойно и вежливо окликнул Игорь воришку.
Пойманный на теплом решил, что лучшая защита, это нападение.
- Проснись, салага, это мои стаканы, я их с мойки несу. А ты свои проспал, наверное.
- Я не спал, - с металлическими нотками в голосе, но все еще спокойно произнес Гоша, подходя вплотную к третьекурснику, - и я все видел. Поэтому поставь туда, где взял!
- Ты что, карась, оборзел? Не понял, что тебе курсант старшего курса сказал?! Это мои стаканы!
- Это - мои стаканы, - медленно и уже угрожающе произнес Игорь, - и мне все равно, с какого ты курса!
- Да пошел ты! - курсант попытался оттолкнуть Гошу свободной рукой. Лучше бы он этого не делал.
Два профессиональных молниеносных движения: защита - левой, удар - правой, и вот уже наглец лежит на полу, а Гоша спокойно поднимает упавшие стаканы и возвращает их на место.
- И что, не один не разбился? - воскликнул Мишка, когда услышал эту историю. - Вот это точно были борские стаканчики! Небьющиеся!
Гоша встретил нас возле учебного центра в возбужденном состоянии, что подтверждалось яркими пятнами румянца на щеках и слегка сбивчивой речью, когда мысли опережают язык.
- П-п-представляете, он меня послать п-п-пытался! Говорю ему: “Рапорт п-п-подпишите!” А он в ответ как начал орать и слюной брызгать! “Задолбали, - кричит, - меня эти лейтенанты! П-проходу не дают! Иди, говорит, ты в п-п**** со своим рапортом!” Сам в пупок мне дышит, а все пытается с прохода отодвинуть. П-пыхтит, кулаченками машет. Разозлил...
- И ты значит... - Лёня характерно бьет правым кулаком в левую ладонь.
- Ну, так, слегка… - отвечает кмс по боксу в тяжелой весовой категории и протягивает мне помятый листок, - вот рапорт, подписал все-таки.
- Спасибо! Он его что, кровью подписывал что ли?
- Нет, до этого не дошло. Просто ручка у меня только с красной пастой оказалась. Это ведь неважно, сойдет?
- Сойдет, - ответил я, доставая еще два рапорта, на которых, как и на этом, чуть наискосок, каллиграфическим почерком, с красивой завитушечкой на конце было выведено "В.Веревочкин".
И не поверите - неделю после этого я несколько раз на дню, куда бы ни шел, всегда встречал невысокого, коренастого старшего лейтенанта в фуражке-грибане с радужным фингалом на скуле. Нельзя сказать, что я чувствовал себя уж очень виноватым, но каждый раз, при виде Веревочкина, мне становилось не по себе, и я старался не встречаться с ним взглядом. И только когда у старлея окончательно сошел синяк под глазом, он перестал попадаться мне на глаза.
Продолжение: http://www.proza.ru/2015/03/26/93