I.
Небо стряхнуло на город серый пепел раннего вечера, уже вступившего в свои права. Оставив позади весело болтавшую группы наших знакомых, мы с Мехметом пошли по узкой улочке в надежде побыстрее добраться до ближайшей станции метро. Почти в каждом из домов по обеим сторонам этой тихой улицы располагались либо ресторанчик, либо кафе, либо маленький магазин. Об этом свидетельствовали, однако, лишь потрепанные ветрами и временем вывески. Сами заведения, судя по изрядно запылившимся окнам грустно-серым неподвижным занавескам и зачахшим в потрескавшихся горшках растениям, уже давно закрылись без какой-либо надежды вновь гостеприимно открыть свои двери для посетителей.
- Смотри, Мехмет, - обратилась я к своему спутнику. - В этом доме когда-то был греческий ресторанчик. Видишь?
- Где? - спросил Мехмет.
- Да вот же, смотри, написано «Таверна», - я указала Мехмету на стилизованную под греческий шрифт сине-белую надпись.
- А, да, вижу, - отозвался Мехмет.
- А на той стороне тоже было какое-то кафе, только написано «Таверн». Интересно, в чем разница? - сказала я.
- Наверное, на самом деле никакой разницы нет. Просто ошибка в написании, - равнодушно предположил Мехмет, сравнивая обе вывески.
- Жаль, что все закрыто. Я бы не отказалась сейчас от чашечки кофе, - вздохнула я.
- Да, жаль - задумчиво согласился Мехмет. - Но ты же не особо любишь кофе?
- Особо не люблю, но вот сейчас бы с удовольствием выпила чашку кофе, - ответила я ему. - Хотя вообще-то я мечтаю попробовать настоящий турецкий кофе. Такой, знаешь, который готовят в джезве, погруженной в горячей песок. Ты любишь такой кофе, приготовленный в песке?
- Никогда такого не пробовал, - огорошил меня своим ответом Мехмет.
- Как это не пробовал? - удивилась я. - Ты родился и вырос в Турции и никогда не пробовал кофе, приготовленный в песке?
- Не пробовал, - пожал плечами Мехмет. - Я даже никогда и не слышал о таком способе варки кофе. Это, наверное, какой-то бедуинский способ. Я же - не бедуин. Знаешь, я больше всего люблю кофе-гриль.
- Кофе-гриль? - удивилась я снова.
- Кофе-гриль, - подтвердил Мехмет. - Жаль, что у меня сейчас нет своей квартиры. Вот будет у меня своя квартира, обязательно приглашу тебя и всех наших друзей и угощу вас всех своим фирменным кофе. А, может, по весне выберемся на пикник, и тогда я приготовлю его там.
Мне стало интересно, как Мехмет варит кофе-гриль и я начала приставать к нему с расспросами:
- Что это за кофе-гриль? Я знаю мясо-гриль или овощи-гриль, у них особенный вкус, а какой вкус у кофе-гриль?
- Особенный! - слегка улыбнулся Мехмет, вспомнив аромат любимого напитка. - У меня, кстати, свой секрет есть. И его я никому не открываю. И тебе не открою. Даже тебе. Но когда ты его попробуешь, никакой другой кофе ты уже пить не захочешь!
Какое то время мы шли молча. Мне показалось, что Мехмет погрузился в свои воспоминания, и отвлекать его от них пустым разговором мне не хотелось.
II.
Познакомились мы во время учебы в унивеситете. Мехмет по образованию оказался, как и я, педагогом. В Стамбуле он родился и вырос в семье школьных учителей, там же закончил университет, также получив педагогический диплом. Спустя год после провала на экзамене Мехмету все же удалось получить степень магистра. Мечтал же он о большем: ему непременно хотелось стать доктором педагогических наук. Для этого он однажды приехал в Германию и даже устроился работать в одну из школ в земле Саарбрюкен. Ожидаемой радости работа в школе Мехмету, однако, не принесла. Наоборот, рассказывая о том периоде своей жизни, Мехмет мрачнел от воспоминаний о проделках своих учеников, самой безобидной из которых была ругательная надпись на доске в его адрес, сделанная на немецком языке.
- Знаешь, я когда прочитал, что они про меня написали, я, правда, очень расстроился: мало того, что они меня этим оскорбили, так еще и написали с ошибками, - поделился со мной Мехмет.
- Тебя как учителя конечно же больше расстроило не то, что они про тебя написали, а то, что сделали ошибки? - попыталась пошутить я.
- Вот именно, - неожиданно для меня совершенно серьезно ответил Мехмет.- Честно говоря, что они про меня думали, мне было не важно, а вот то, что мой труд учителя пропал даром, мне было очень обидно.
- И как же ты отреагировал? - спросила я Мехмета.
- А ты как бы поступила на моем месте? - спросил вдруг он меня вместо ответа.
- Я бы взяла мел и исправила ошибки. Ну, и, соответственно, сказала бы пару слов о том, что стыдно писать безграмотно, обращаясь к учителю ответила я. А, вообще, скорее всего твои ученики тебя провоцировали с целью проверить твою реакцию.
-Вот именно,- согласился со мной Мехмет. - Кстати, я так и сделал: зачеркнул ошибки, но не стал писать ругательства правильно. Еще на хватало, чтобы я их учил правильно ругаться матом! Я пытался с ними спокойно, говорить но от этого становилось только хуже.
Почему-то я этому совершенно не удивилась. Зная взрывной характер Мехмета, я плохо себе представляла его попытки спокойно вести себя с учениками. Темпераментный Мехмет умудрялся ссориться со всеми своими друзьями буквально по пустякам, оттого и друзей как таковых у него не было. Поводом для ссоры могло быть что угодно, но, как правило, главной причиной служил обидчивый характер Мехмета. Он обижался, если собеседник или собеседница, теряя терпение, перебивали его во время его длинных и пространных монологов. Он обижался, если ему указывали на его ошибки. Почему-то Мехмет убедил себя, что он всегда и во всем прав и неправ быть просто не может. То, что другие не разделяли такую его точку зрения, его удивляло и сердило. Он обижался, если над ним безобидно подшучивали. Что уж говорить о том, как глубока могла быть его обида, если его оскорбляли. Представляю себе, как веселились ученики, слушая крики Мехмета, раздраженного ругательной надписью и осознанием собственного бессилия против группки шалопаев. К тому же немецкий язык самого Мехмета был далеко не безупречен...
Мы с Мехметом тоже умудрились разругаться за несколько минут до экзамена по педагогике, который должны были сдавать вместе. Мне и другим членам нашей группы показалось, что Мехмет недостаточно хорошо подготовился к экзамену. Его провал мог означать, что вся наша маленькая группа из пяти человек - единственная не сдаст экзамен, несмотря на то, что все остальные были к нему готовы. Это было неприятно, тем более, что, накануне, готовясь к экзамену, мы собрали, подготовили и распределили весь материал. Пересылая друг другу электронные сообщения, мы четко знали, кто какую часть ответа берет на себя вплоть до подробных формулировок своих высказываний. И вдруг оказалось, что Мехмет отнесся к подготовке к экзамену довольно халатно. То ли у него возникли причины, помешавшие ему вникнуть в материал, то ли он в отличие от нас хитроумно рассудил, что как раз всей группе экзамен засчитают, даже если кто-то один из студентов будет хуже готов к нему, чем остальные. Я рассержено заявила Мехмету, что полагаю странным для учителя, не готовиться к экзамену. Мехмет в ответ наорал на меня, что это не мое дело, как он готовится к своим экзаменам, и что я его постоянно перебиваю и только и делаю что командую. И в итоге заявил, что он вообще все бросит и уйдет. Тогда я тоже, войдя в раж, сказала, что уйду я. Успокаивать нас пришлось остальным членам нашей группы. Эльза и Туонг явно были на моей стороне. Туонг молча гладила меня по плечу, покачивая головой. Каролина застыла в недоумении. А мудрая Эльза, метаясь от меня к Мехмету, призывала всех проявить благоразумие и успокоиться. Увидев, что я решительно надеваю пальто, Мехмет вдруг остыл и замолчал. Ссора, длившаяся не более двух минут, вызвала у меня досаду: я не люблю раздоры. И потому я сочла нужным извиниться перед Мехметом за свою излишнюю горячность. Мехмет явно не ожидал, что кто-то станет перед ним публично извиняться, и оттого слегка растерялся. Он заверил нас, что к экзамену готов и нам не о чем беспокоиться. С этим мы вошли в аудиторию. И вот уже прозвучал четкий и краткий ответ Туонг. Подглядывая в листок с пунктами своего ответа, выступила Эльза. Неожиданно для всех молчаливая до того дня Каролина ошарашила всех столь детальным и подробным пересказом своей части материала, что экзаменаторам пришлось ее вежливыми знаками останавливать, дабы дать возможность выступить оставшимся студентам - мне и Мехмету. Мехмет, медленно сложив на груди руки и выдавив из себя понравившуюся цитату из Ремарка, смущенно замолк. Экзаменторы терпеливо ждали, когда он продолжит свой ответ. Мехмет, одарив их подобием улыбки, с какой-то детской непостредственностью сообщил присутствующим, что он разволновался и потому ему сложно отвечать. Мы молча переглядывались друг с другом. Мехмета попросили продолжить ответ. Он же, снова обращаясь к экзаменаторам, уже с некоторым упреком в голосе повторил, что он очень сильно волнуется, и потому ему нужно время, чтобы собраться с мыслями. Экзаменаторы же явно не располагали долгим временем: после нас следовали еще две или три группы студентов. Мне пришлось перехватить инициативу и, перебросив «мостик» от процитированного Мехметом Ремарка к своей части ответа, закончить выступление нашей группы. В итоге вся наша группа получила отличные оценки. Больше всех радовался этому Мехмет:
- Я же говорил, что мы прекрасно сдадим наш экзамен?! - обратился он к нам, когда мы оказались в коридоре.
Эльза, Каролина, Туонг и я, облегченно вздыхая и устало кивая, устремились к выходу. С тех пор, однако, каждая из нас избегала попадания в одну группу с Мехметом, если речь шла о коллективном выступлении.
III.
Удивительно, но тот случай на экзамене слегка изменил Мехмета. Он признал, что тоже тогда несколько погорячился и даже несколько изменил свое поведение. Наша недавняя ссора ушла в небытие, и мы даже немного сблизились.
Как-то раз встретив меня перед началом лекции в вестибюле университета, Мехмет предложил мне зайти в одно из студенческих кафе, раположенных в этом же здании. Близлежащее кафе оказалось переполненным, а идти в другое было далековато. И мы, держа в руках по бумажному стаканчику с какой-то странной коричневой смесью, даже смутно не напоминающей своим запахом кофе, присели на пустую скамью в коридоре. По виду Мехмета я поняла, что он хочет о чем-то со мной поговорить. И, действительно, смущенно глядя перед собой, Мехмет заговорил. Oднако в его голосе мне послышалась горечь.
- Знаешь, мне очень плохо, - Мехмет замолчал.- Мужчина, конечно же, не должен так говорить. Но я тебе доверяю. Я знаю, ты не будешь смеяться надо мной и никому не расскажешь о нашем разговоре...
- Почему я должна над тобой смеяться, Мехмет? - осторожно спросила я, стараясь не сбить его с той волны, на которую он настроился в нашей спонтанной беседе.
- Потому что я, наверное, не такой, как все, - продолжил Мехмет.
- Не такой как все? Tак ведь это хорошо! Это же достоинство, а не недостаток, - попробовала я успокоить своего собеседника.
- Я очень одинок, - покачал головой Мехмет.
- Мехмет, почти все люди, в конечном итоге, чувствуют себя одинокими. Хотя ты вовсе не одинок. У тебя есть мама, сестра, племянник, - сказала я.
- Да,- задумчиво согласился со мной Мехмет.- Но ты же понимаешь, ЧТО я имею ввиду?! Мне тридцать шесть лет. У меня нет жены, нет детей, нет собственного дома, нет машины и работы тоже нет, - вздохнул Мехмет.
- Мехмет, дорогой! Тебе ВСЕГО ЛИШЬ тридцать шесть лет. Это значит, что у тебя еще все впереди. Вскоре ты встретишь хорошую девушку, вы поженитесь, у вас будут дети. И будут у тебя еще и хороший дом, и классная машина, и работу найдешь обязательно, - успокаивала я его.
- Похоже, я никогда не женюсь, - покачал головой Мехмет.
- Это еще почему? - удивилась я.
- Понимаешь, женщины - они все такие... дуры,- зло бросил он.
- Эй, поосторожней! - остановила я его с улыбкой. - Так уж и все?
- Извини, не все конечно, но в основном, - смутился Мехмет. - Ты знаешь со сколькими девушками я знакомился?
- Не знаю. Но полагаю, что их было достаточно, раз ты уже такие выводы делаешь, и они тебе чем-то не угодили. Кстати, а чем уж так плохи турецкие девушки? - спросила я его. - Те, которых я видела, - такие красотки!
- Да уж, красотки, - недовольно поморщился Мехмет. - Этим красоткам нужны только деньги. Много денег. Шмотки. Украшения. Вечеринки. Больше их ничего не интересует.
- Мехмет, современные турчанки заканчивают университеты, работают на высоких должностях. Не я тебе должна это рассказывать. И уж, наверное, дурам бы это не было под силу, - упрекнула я Мехмета.
- Городские - те карьеристки. Они ищут только богатеньких мужей. Им что замуж выйти что развестись все одинаково А деревенские - такие тупицы, что с ними даже поговорить не о чем, - отмахнулся Мехмет. - А я хочу влюбиться один раз и на всю жизнь и жить с одной женой до самой старости!
Он рассказал мне, что увлекается философией, историей, психологией и поэзией и даже сам пишет стихотворения, но никому их не показывает, хотя мечтал бы издать своих произведений.
- Прочти что-нибудь из своих сочинений, - попросила я Мехмета.
Мехмет задумался:
- Мне трудно переводить.
- Читай на турецком, - сказала я.
- Ты же не поймешь тогда, о чем мои стихи, - засомневался Мехмет.
Я примерно представляла себе возможный круг тем самодеятельного восточного поэта: любовь, грусть, судьба, жизнь, смерть, разлука, счастье и т.д. и потому убедила Мехмета, что хочу просто послушать, а если чего-то не пойму, то он мне объяснит. Мехмет справедливо усомнился в моих знаниях турецкого языка и потому сказал решительно:
- Я прочту тебе одно свое стихотворение. Оно маленькое. Ты конечно же ничего не поймешь, но все равно, раз хотела – слушай.
И, полуприкрыв глаза, спрятавшиеся за тонкими стеклами очков, Мехмет прочел свое стихотворение. Оно и впрямь было коротким, однако довольно мелодичным.
- Ну, что ты поняла? - строго спросил меня автор стихотворения.
- Кроме слова судьба, больше ничего, - честно призналась я ему. - Но у твоего стихотворения есть законченная форма. Оно напоминает белый стих, у него есть мелодика.
- Молодец! - неожиданно похвалил меня Мехмет. - За это я прочту тебе еще одно свое стихотворение.
IV.
После этого разговора наши беседы участились. Чаще всего мы говорили с Мехметом о литературе, об истории, о наших религиях- иудаизме и исламе, о судьбах писателей, художников и исторических деятелей. Он хорошо знал историю Турции и рассказывал многое из того, что мне было неведомо. Так, Мехмет объяснил мне, что после образовательной реформы Мустафы Кемаля Ататюрка, введшего латиницу вместо арабской письменности, в один миг от вновь создаваемой турецкой культуры был отделен предшествовавший ей огромный пласт культуры арабской. Многие литературные источники существовали тогда только на арабском языке и со временем оказались утраченными, преданные забвению младореформаторами. По мнению Мехмета, такое отсечение старых основ не прошло бесследно и безболезненно для турецкого общества. Реформы были, безусловно, необходимы, но не стоило, пожалуй, лишать турецкую культуру предшествовавшего ей наследия. К счастью, многие литературные, философские, медицинские, юридические и прочие труды древних восточных авторов хранятся в различных библиотеках и музеях Турции.
Мехмет мучительно искал объяснение своему собственному одинокому существованию в огромном, населенном множеством людей мире. Мне приходилось выслушивать его пространные, но не лишенные определенной логики философские монологи о смысле жизни, судьбе человечества и об одиночестве. Эта тема особенно занимала Мехмета. Иногда он покорял меня неожиданными по своей глубине замечаниями, а иногда удивлял своим искренним непониманием довольно простых вещей.
- Пару дней назад я встретил одну девушку. Она мне очень понравилась, - сообщил мне как- то Мехмет
- Прекрасно! - сказала я. - Где встретил?
- Я стоял в очереди в...(телефонный звонок отвлек меня на несколько секунд, и я не расслышала, в какой именно очереди оказался Мехмет). За мной в этой очереди стояла очень симпатичная китаянка. Мы разговорились. Точнее я с ней говорил, а он все время вежливо кивала. Я ей дал свой номер телефона. Она обещала позвонить. Но... Не звонит. И не позвонит! - сердито сказал Мехмет.
- Почему ты так думаешь? - спросила я его, почему-то тоже уверенная, что девушка ему не позвонит.
- Потому что, наверное, я ей не понравился, - пожал плечами Мехмет.
Назвать Мехмета красавцем было бы большим преувеличением. Небольшой рост, плотное телосложение, высокий лоб, переходящий в рано образовавшуюся лысину, не делали его похожим на жгучих уроженцев Босфора, сходу завоевывающих девичьи сердца. Кстати, меньше всего можно было узнать в Мехмете турка. Его скуластое, круглое, как блюдце, лицо с узкими лучистыми глазами (по словам самого Мехмета, наследие бесстрашных то ли уральских, то ли зауральских предков, вместе с Ордой перекочевавших в Османские земли) лично мне напоминало лицо статуэтки китайского Хотея. Однако у него была очень красивая улыбка, обнажавшая ряд ровных белых зубов. Эта улыбка вызывала несомненную симпатию к Мехмету.
- Я взял ее за руку и держал, пока мы стояли в очереди. И еще я хотел ее поцеловать, но она отклонилась, - раздосадованно поведал мне Мехмет.
- Ужас, Мехмет! - укоризненно покачала я головой. - Ты впервые увидел незнакомую девушку, да еще восточную, наверняка воспитанную, в строгих традициях, и полез нарожон. Да ты ее испугал, герой.
- Да-а? Ты правда так думаешь? - искренне удивился Мехмет.
- Есть еще вариант, что девушка, не зная немецкого языка, вообще тебя не поняла и чего ты от нее хочешь, - предположила я.
- Об этом я вообще не подумал. Тогда понятно. Ну, ладно. Буду ждать другого случая и другую девушку, - успокоил самого себя Мехмет.
Я не смогла удержаться от смеха. Мехмет, правда, вопреки своей привычке совсем не обиделся и даже улыбнулся.
V.
Пару месяцев спустя Мехмет, Эльза и я волею судьбы вновь оказались содокладчиками на занятии по психологии.
Тяжело вздохнув, Эльза шепнула мне так, чтобы не услышал Мехмет:
- Нам надо подготовиться и за себя, и за него. Еще одна такая ситуация, как в тот раз, и я за себя не ручаюсь.
Однако опасалась Эльза, как выснилось, напрасно. Мы предоставили Мехмету выбрать самому себе часть статьи, согласившись распределить между собой оставшийся материал. Мехмет, как восточный мужчина, был польщен отведенной ему ролью и пообещал в этот раз нас не подвести. Обстоятельная Эльза настояла на том, чтобы свой доклад мы сделали в виде слайд-шоy. Такая форма позволяла сжато и кратко продемонстрировать материал статьи и иллюстрации к нему. Мехмет идею поддержал, вызвавшись скомпелировать в слайды полученные от нас части доклада. Не очень надеясь на него, мы с Эльзой сами составили свои и его слайды и, соединив их в единый файл, втроем пересылали его по очереди друг другу, корректируя отдельные моменты. Я составила окончательный вариант слайд-шоу на своем ноутбуке и явилась с ним в день доклада в аудиторию. От себя, специально для Мехмета, я добавила пару строк в его слайдах на случай, если он запнется и не будет знать, что сказать. Мехмет попробовал было возмутиться моей самодеятельностью, но, услышав, что это сделано исключительно с целью облегчить ему задачу, смилостивился и перестал ворчать. К нашему с Эльзой удивлению Мехмет действительно в этот раз прекрасно подготовился к своему выступлению. Он даже позволил себе оторваться от ноутбука и, довольно умело ипровизируя, вступить в дискуссию с остальными студентами, попутно объясняя им наиболее сложные фрагменты из статьи известного австрийского психолога. Наш доклад был встречен восторженными апплодисментами наших одногруппников и похвалой преподавателя. И снова Мехмет, самодовольно улыбаясь, заявил нам:
- Мы - прекрасная команда! Смотрите, как отлично мы выступили с нашим докладoм!
Эльза, иронично улыбнувшись, посмотрела на меня, не проронив при этом, однако, ни слова.
Мне не хотелось портить Мехмету настроение, и я решила его похвалить:
- Сегодня ты - просто молодец! Ты, оказывается, мастер импровизации! Твой диалог со студентами - это просто высший класс!
Мехмет светился от счастья.
- Я это умею! - самодовольнo заявил он.
Эльза только покачала головой. Туонг сочувственно улыбнулась.
VI.
Мы стояли на платформе станции метро в ожидании поезда.
- Я - богатый мужчина, - громко объявил Мехмет. - У меня большая квартира. У меня солидный счет в банке. Я - завидный жених!
- Сейчас найдем тебе невесту! - подхватила Эльза его шутливый тон.
- Ты, давай, потише кричи, а то вместо невесты, найдешь на свою голову неприятности, - попыталась урезонить я Мехмета.
Туонг смущенно улыбалась, не зная, как реагировать на внезапный порыв Мехмета. Приблизившись ко мне, она тихо спросила:
- Что это с ним случилось?
- Ничего. Похоже, наш Мехмет размечтался вслух, - ответила я.
Я не ошиблась. Случившееся в тот день у Мехмета хорошее настроение не имело под собой никаких оснований. Он сновал по городу в поисках дешевой съемной квартиры, потому что деньги на проживание в отеле заканчивались, и нужно было срочно найти некий приемлемый вариант недорого жилья. В общежитии университета жить Мехмет не желал, да и мест свободных там не было. Солидный счет в банке мог бы порадовать воображение пятилетнего ребенка, но никак не мужчины в возрасте за тридцать. И тем не менее у Мехмета было просто хорошее настроение.
- Ты опять познакомился с какой-то девушкой? - спросила я его, когда мы остались в вагоне одни.
- Нет, мне в руки попала замечательная книга! Я купил ее за двадцать евро, представляешь? Чисто случайно! - восторженно ответил Мехмет.
- Книга так подняла тебе настроение? - спросила я.
- Это - непростая книга. Это - сборник трудов различных философов от античности до наших дней. Там была еще одна замечательная книга - „Философские трактаты». Шикарное издание! Но она была очень дорогая. Я поэтому взял эту книгу. Просто и хорошо написано. Я нашел в ней ответы на большинство своих вопросов.
- И?
- И мне стало как-то легче жить, - пояснил Мехмет, расстраиваясь, что мне не передается его оптимизм. - Я потом дам тебе ее почитать, и ты поймешь, что это очень полезная книга.
- Мехмет, может у меня другие вопросы в этой жизни, нежели у тебя, - сказала я.
- У всех думающих людей во все времена вопросы, в принципе, одинаковые, - отрезал Мехмет.
- Там написано, почему ты до сих пор не женился, и где тебе найти подходящую невесту? - пошутила я.
- Нет, - отмахнулся он. - Там написано, почему человек одинок или почему чувствует себя одиноким.
- По-моему, Мехмет ты чувствуешь себя одиноким потому, что ты так хочешь чувствовать. Тебе так удобно. Ты просто боишься ответственности, потому любить кого-то и создавать семью - это труд и ответственность. Это - каждодневная тяжелая работа. А ты хочешь, чтобы тебе все само откуда то прилетело и без усилий с твоей стороны.
Подумав несколько секунд, Мехмет сказал:
- Ты рассуждаешь точно, как моя мама. Все-таки женщины все одинаковые.
- Кстати, Мехмет, если не ошибаюсь в Турции до сих пор существует традиция, по которой родители ищут женихов или невест для своих детей. А как у вас в семье принято?
- У меня довольно демократичная и современная мама улыбнулся, - Мехмет. - Погоди, я сейчас покажу тебе ее фотографию. Она у меня в смартфоне.
Мехмету не пришлось долго искать мамино фото: в его смартфоне оно было первым. Я взглянула на фотографию. С фотографии на меня, улыбаясь, смотрела очень приятная, чуть полноватая блондинка в темном пальто классического покроя и элегантно завязанным на шее платком.
- У тебя очень красивая мама, и ты очень на нее похож. Особенно улыбкой, - сказала я, возвращая Мехмету смартфон.
Мехмет просиял:
- Мама несколько раз пыталась меня сватать, но все безуспешно. Одна девушка, с которой меня познакомили, оказалась такая дура, что я сбежал через пятнадцать минут нашей с ней беседы. Да и другие были не лучше.
- Понятно. Ты - такой переборчивый жених, тебе прямо не угодишь. Неужели ты никогда не был влюблен? - спросила я.
- Ошибаешься. Один раз моя мама умудрилась познакомить меня с дочерью одной своей знакомой. Честное слово, мне та девушка очень понравилась. Мы встретились в парке, долго гуляли, говорили, смеялись. Я читал ей стихи. Я был уверен, что она именно та девушка, на которой я хочу жениться, - Мехмет замолчал.
- Ты побоялся ей признаться в своих чувствах? - спросила я его осторожно.
- Нет, - покачал головой Мехмет. - Я даже не успел. Та первая встреча в парке оказалась нашей последней встречей. Я звонил ей по телефону, но она не брала трубку или отказывалась встречаться со мной, придумывая разные неотложные дела. Вскоре мне это просто надоело. А потом мама рассказала мне, что та девушка меня отвергла потому, что я небогат, а она хотела выйти замуж только за очень состоятельного человека. Вот такая история.
- Такие истории случаются со многими. Может быть, если бы ты проявил настойчивость и доказал ей, что по настоящему ее любишь, она бы ответила тебе взаимностью, - сказала я.
- Понимаешь,- Мехмет посмотрел мне в глаза, - любовь - это чувство, к которому нельзя принудить. Я никого ни к чему принуждать не собираюсь. Если она сразу не почувствовала ко мне того же, что и я к ней, какой смысл усердствовать напрасно?
- Удивительно слышать такие рассуждения от поборника турецких традиций, - улыбнулась я.
- Кстати, о традициях. Хочешь, я расскажу тебе об одной очень интересной старинной турецкой традиции? - оживился Мехмет.
- Конечно, хочу, - ответила я.
- Ну, слушай. После помолвки, в доме родителей невесты гостям, отцу жениха, сватам и самому жениху невеста должна поднести кофе. Она обязана сама, своими руками, сварить всем кофе и лично каждому подать его на подносе в самой красивых чашках. И вот, всем гостям невеста готовит обычный кофе (кому - с сахаром, кому - без, как кто желает), a своему жениху в чашку она высыпает полную солонку соли, - рассказывал Мехмет неторопливо.
- А жених об этом знает? - ахнула я.
- Знает! - улыбнулся Мехмет. - Конечно, знает.
- И что, неужели он пьет этот кофе? - спросила я.
- Конечно, выпивает весь. Это страшно невкусно. Но деваться некуда. Такова традиция. Семейная жизнь - это не только вкусный кофе, но и соль. Лучше еще до свадьбы сразу много соли съесть, чтобы после женитьбы наслаждаться только вкусным и ароматным кофе, - закончил свой рассказ Мехмет.
- И состариться на одной подушке, - вспомнила я старинную турецкую поговорку.
- Да, и это тоже, - вновь улыбнувшись, кивнул Мехмет.
VII.
Приближались рожденственские и новогодние праздники. Наша учеба подошла к концу. Пришла пора расставаться. Первой из нашей компании улетaла к себе на родину Каролина. Ее невероятно красивые миндалевидные глаза светились огоньками радости в предвкушении возвращения в Эквадор, где она весьма успешно работала менеджером по туризму. Милая, скромная, нежная, словно сошедшая с древних азиатских папирусных картин, чрезвычайно трудолюбивая Туонг, возвращалась во Вьетнам. Taм ее ждали муж, родители и большая работа по внедрению собственного новаторского педагогического проекта. Эльза, которую легко можно было принять за фотомодель, тоже поскорее мечтала оказаться в Мехике, чтобы повидать отца, брата, свою старшую дочь и маленькую внучку Валентину, которую она мечтала отвезти на море.
Мехмет улаживал последние дела до своего отлета в Измир. Из Стамбула в Измир его семье пришлось переселиться после смерти отца. Мехмет работал учителем в Саарбрюкене, когда ему сообщили страшное известие о том, что его любимого отца не стало. Отец его тяжело болел несколько месяцев. Почти все заработанные деньги Мехмет отсылал матери и сестре, чтобы им было на что жить и оплачивать лечение отца, чья болезнь серьезно пошатнула финансовое положение семьи. Мехмету пришлось вернуться в Стамбул, но работу там найти он не смог. Ему пришлось продать свою недавно купленную машину и маленькую квартиру - то немногое, что удалось ему с большим трудом приобрести в мечтах о будущей свадьбе. Его семья приняла решение переехать в менее дорогой, но, по утвеждению самого Мехмета, не менее прекрасный Измир.
Мы договорились встретиться в небольшом кафе, чтобы отпраздновать окончание учебы и проститься.
- У меня теперь другой паспорт! - радосто улыбаясь, сообщил мне Мехмет.
- Что значит - другой паспорт? - не поняла я.
- У меня теперь паспорт чиновника более высшего ранга, чем был до этого, - ответил Мехмет и принялся объяснять мне сложную систему турецкой чиновничьей разнопаспортной иерархии.
- Тебе в Министерстве уж предложили работу в какой-нибудь школе? - спросила я его.
- Нет, - на лицо Мехмета легла легкая тень. - За мной зарезервировано место учителя, но без зарплаты.
- Как это? - не поняла я.
- Я сейчас что-то вроде «кадрового резерва». Но я подал прошение и жду, может быть, мне что-нибудь и предложат, - ответил Мехмет. - К тому же я обзавелся некоторыми полезными знакомствами! Так что, надеюсь...
- Чем же ты будешь заниматься в Измире? - спросила я.
- Начну писать докторскую диссертацию! - расплылся в улыбке Мехмет.
- А жить на что будешь? - поинтересовалась я.
- Пока не знаю. У меня есть какие-то сбережения, а там посмотрим, - пожал плечами Мехмет.
Я протянула Мехмету пакет с подарком.
- Что это? - спросил он.
- Маленький подарок на память, - ответила я.
Мехмет бережно раскрыл пакет и просто расплылся в улыбке:
- Философские трактаты! Эта же та самая книга, о которой я тебе говoрил!
Я кивнула.
- Я тоже сделаю тебе подарок! - сообщил он мне торжественно. - Моя докторская диссертация будет посвящена еврейским ученым, которым немецкие нацисты по просьбе турецкого правительства разрешили эмигрировать в Турцию. Эти несколько ученых создали там великолепный и очень сильный научный центр, которым Турция и сегодня очень гордиться.
- Спасибо, я искренне тронута, - сказала я. - Желаю тебе успешной работы. А еще я искренне желаю тебе, чтобы уже в самом ближайшем времени какая-нибудь девушка сварила тебе кофе и всыпала туда как можно больше соли!
Мехмет рассмеялся:
- Надеюсь, что ты когда-нибудь все-таки приедешь в Измир, я обязательно познакомлю тебя с мамой, сестрой и племянником и угощу вас всех своим любимым кофе-гриль! У меня есть свой особый секрет, как его готовить. Но я его никому не открою. Даже тебе!