Я зажигал этот светильник тысячу раз, я менял в нем лампочки, иногда даже пыль стирал, но я давно уже им не восхищаюсь, как когда-то, когда по крупинкам собирал его, прощупывая каждую впадинку и выпуклость танцующей ножки.
***
-Ты как обычно со своей железкой?
- Я тоже рад тебя видеть, льдинка.
- Слушай, ну можно же было хотя бы посуду помыть, ну гора уже чашек по всей кухне. Почему, каждый день мне приходиться тебе это высказывать, почему ты все время соглашаешься и продолжаешь делать по-своему? Неужели так сложно…
- Неужели, так сложно перестать мне высказывать это, милая - перебивает он, не разрешая ей договорить.
Вечер снова был на грани ссоры.
- Ты столько времени тратишь на эту бездушную штуковину, ты на меня столько не тратишь.
-Ты ревнуешь меня к торшеру, даже можно сказать к проекту светильника? Глупая, ты у меня такая забавная – он подходит, чтобы обнять ее.
- Стой, у меня блузка светлая.
Стараясь не касаться ее одежды, он тянется и тихонько целует кончик ее носа. – Я сейчас все уберу, заварить чай?
-Только, пожалуйста, без всех твоих добавочек, просто зеленый.
***
«Когда это случилось? Когда мы перестали восхищаться друг другом. Когда перестали нуждаться друг в друге? Мы не справились, мы не смогли больше смеяться над одними шутками, делится одинаковыми мыслями, мечтать о совместном будущем, кричать одновременно в экстазе»
Я повернул голову, и взгляд наткнулся на изящную ножку, так и не случившегося торшера.
***
Душа пела и рвалась наружу, на всю квартиру истерили десятки скрипок, отрывисто пело пианино под гениальным руководством оркестра D’ Arienzo. Я не спал уже вторые сутки. На кухне пахло сигаретами, кофе и канифолью. «У тебя точно есть душа» - подумал я, разглядывая изящные изгибы блестящей ножки, - «у тебя есть и ритм, и нерв и даже характер». Где-то внутри еще немного ныло противное чувство, но несколько месяцев назад оно постепенно начало отпускать. Иногда еще возникали в мыслях моменты, разговоры, картинки тех славных дней и случившихся истерик. Именно поэтому пришлось уйти в творчество, мне хотелось, чтобы свое «я» было занято чем-то другим и могло восхищаться иными крайностями этого не совершенного мира. Организм устал и немного сердился на хозяина, но руки упорно воплощали в жизнь такую долго-выстраданную идею.
***
Наверное, в это время девушкам очень доставалось от меня на танцполе. Многим приходилось проживать со мной мои переживания, мой страх, негатив, злобу, печаль и иногда, казавшуюся единственно верной, безысходность. Но когда, я впервые зажег свет в этом торшере, лампочка зажглась и у меня в душе. Слабая такая, тусклая, немного одинокая, но теплая лампочка.
Каждый вечер, приходя домой, хотелось включать его. Мне казалось, у нас с ним возникал какой-то диалог, он понимал меня, умел слушать, умел радовать. А теперь мы давно привыкли друг к другу, порой кто-нибудь из нас еще подмигивал, но все больше он стоял темный, никто не зажигал его каждый вечер. Поэтому я даже немного вздрогнул, когда незнакомая девушка, оказавшаяся, наверное, на моей вечеринке случайно, вдруг начала мне рассказывать о характере моего забытого торшера. Я сначала даже не понимал, что она говорит, как она может это говорить, откуда она знает о моих чувствах вложенных в эту вещь? Меня словно ведром ледяной воды окатили, и этот странный ошарашенный человек стоял, слушал ее и хлопал глазами.
Она говорила с нежностью, восхищенными глазами, улыбалась, смеялась и вздыхала о не известном ей авторе данного творения.
- Наверное, у этого торшера своя история. Мне кажется, что когда то пальцы музыканта или какого-то другого творческого человека касались этой потрясающей ножки, он гладил ее, заботился о ней, оберегал и очень ценил. Потом старик умер и она, возможно, пылилась где-то на старых полках, забытая всеми. Кружево абажура было сплетено тысячами нежных женских ручек, вдали от всего мира - где-то на берегу прозрачного озера. Его передавали по наследству самым младшим и самым прекрасным девушкам далекого и никому не известного королевства. Но цепочка женщин в роду прервалась, и кружево продали «с молотка». И однажды, какой-то грустный мастер, увидел все эти разорванные частички единого целого, полюбил их и поверил в них снова. Забивая трубку кубинским табаком, он неторопливо паял корсет для нежнейшего светлого кружева. Несколькими ночами ласковыми словами уговаривал скромный абажур довериться танцующей ножке. А потом он поселил там огонек. Ножка страстно обняла абажур, пропуская электрические разряды внутри собственных вен и торшер пустил мягкий желтый свет на кирпичную холодную стену комнаты.»
-А вы танцуете танго?.
Она лукаво улыбнулась и кивнула в ответ.
P.s. спасибо Дмитрию Беляеву за замечательный торшер, а Володе Тарасову за прекрасное фото.