Эсеровская богородица (Олег Долгов) / Проза.ру

            Они били кулаком, мы растопыренными
            пальцами.
            М. Спиридонова.

Нас, 157 заключенных орловской тюрьмы, гнали через Медведовской лес и расстреливали. Мы, разумеется, не знали, что наша участь уже была решена.
Накануне Берию срочно вызвали в кабинет Сталина. Его секретарь Поскребышев беззвучно открыл дверь кабинета: - Лаврентий Павлович, Вас ждет товарищ Сталин.
   - Что там у тебя, Лаврентий…
   - Товарищ Сталин я разговаривал с Вашим соратником, маршалом…
Его прервал тихий голос вождя:
   - Мне не нужны соратники, у меня есть только исполнители.- От слов вождя веяло могильным холодом.
   - Вы, как всегда, правы, товарищ Сталин.
   - Там, под Орлом сидит: Спиридонова, кто еще…
   - Ее муж Майоров, младшая Измайлович …
   - Расстрелять всю эту сволочь. Иди, скажи военным пусть оформят все бумаги…

За несколько мгновений до смерти вся моя жизнь пронеслась перед глазами. Рядом, после выстрела, споткнулся и упал мой муж Илья Майоров. Его долго пытали, даже грозили отдать на съедение крысам и, наконец, сломали, заставили написать всякую напраслину. Изувер- следователь Михайлов и меня допрашивал, но сломить старую, больную женщину ему так и не удалось.» Я лучше умру стоя, чем буду жить на коленях». Конечно, нам было немного легче, чем мужчинам, нас, по крайней мере, физически не пытали, почти не пытали, - непрерывные, многочасовые допросы, все нравственные издевательства, все это было. Тяжелее всего, для меня, был, так называемый,«личный досмотр», когда грязные, заскорузлые руки тюремщиц «шарили» по всему телу и даже лезли в трусы. Во времена царского правительства и, даже при Ильиче, этого все же не было. Я, как могла, боролась за свои права: крики, смешанные с рыданиями, голодовки, неповиновение тюремным правилам, иногда, что-то удавалось передать на волю.
Как все начиналось… Провинциальный город Томск, семья коллежского секретаря, четверо детей. Чем я отличалась от других? Да, пожалуй, ничем особенным. Была задумчивым ребенком, очень рано стала читать. Постепенно образы Герцена, Чернышевского, Писемского все больше овладевали моим сознанием, заставляли думать, подражать им. Мы с девочками собирались, спорили, мечтали о подвиге, самопожертвовании во имя свободы. Конечно, не все.
   - Маруся, а как же без семьи, без детей.- Мне тоже хотелось, любви, маленького сына, который бы капризничал:
   - Есть хочешь…
   - Поеыбы. Мама, не буду есть манную кашу…
   - А если с вареньем. – Тогда буду. – Душа моя разрывалась, но все больше и больше тянулась к высокому и чистому, служению народу.
Мы с девочками прощались с детством. Настало время, другое время, совсем, совсем другое. Мы стремились к величию подвига, самопожертвованию во имя свободы. С воодушевлением пели революционные песни: «Замучен тяжелой неволей» и «Весь мир насилия мы разрушим, до основания». Нам очень нравились эти слова, мы не понимали простую истину, что все разрушать, тем более « до основания», совсем не нужно.
Папа рано умер, мне не удалось закончить последний класс гимназии и стать учителем младших классов. Надо было помогать матери. Я работала секретарем в управе, бегала по урокам, вечерами мы собирались, составляли и печатали листовки, проводили собрания с рабочими и крестьянами, сначала я стала членом партии ПСР ( партии социал революционеров), а через несколько месяцев вступила в боевую организацию (БО)Домой меня часто провожал Владимир, который проводил занятия в нашем кружке.
   -Мне нравится, как ты мыслишь. В твоих выступлениях видна логика мысли, страстная убежденность будущего революционера.- Конечно, мне было приятно слышать такие слова от старшего товарища. И потом, стыдно признаться , он мне очень нравился. Через 11лет мы увиделись, это был сытый, преуспевающий адвокат, ничего общего не имеющий с прежним Володей.
   После революции 1905 года начался эсеровский террор, физическое уничтожение, тех , кто активно участвовал в подавлении забастовок и восстаний. У нас в Томской губернии особенно усердствовали вице-губернатор Богданович и его помощник Луженовский. Было принято решение приговорить их к смерти. По второй кандидатуре хотели бросить жребий, но я попросила, что бы эту честь предоставили мне. Ходила в лес тренировалась в стрельбе по бутылкам. Через несколько занятий я стала стрелять вполне прилично – попадала шесть раз из десяти.
   Несколько дней я караулила Луженовского на железнодорожной станции. Наконец, на площадке вагона первого класса показалась его обрюзгшее тело. Я стала стрелять и попала все пять раз. Еще до выстрелов, я решила, что для дела революции, покончу с собой, и
поднесла пистолет к виску, но стоящий рядом казак вырвал его. Вся охрана, как изголодавшиеся волки набросилась на меня, били и буквально рвали на части. Особенно старались казачий есаул Аврамов и его приятель, собутыльник, помощник пристава Тихон Жданов. Потом, когда от боли я потеряла сознание, они надругались надо мной. В этом же году оба негодяя были расстреляны членами БО.
   Я посылала письма на волю, петербургская газета «Русь» опубликовала их и серию очерков обо мне журналиста В. Владимирова. Мое имя стало известно многим. Письмо о Марии Спиридоновой, подписанное знаменитыми террористами: Созоновым, Карповичем, создателем БО эсеров Гершуни, появилось в газете «Мысль». «Вы, товарищ – символ, воплощение страдающей России.» Этот газетный листок Мария хранила у себя долгие годы. Прежняя Маруся осталась там, в юности. Теперь она стала Марией Спиридоновой, всегда и везде несгибаемым борцом за свободу, стала такой, какой её хотели видеть. Она соединяла в одном лице заступницу и страдалицу. Наверно поэтому ее прозвали «богородицей» Постыдный суд приговорил к смерти, через повешение, но через две недели, из за большого общественного резонанса, смертную казнь заменили бессрочной каторгой и ее отправили вместе с Александрой Измайлович, , Лидой Езерской, Маней Школьник,, Настей Биценко, Ревеккой Фиалкой в Нерчинские рудники, в тюрьму деревни Акатуй, туда, где ранее содержали декабристов.
   Настя Биценко убила в Саратове генерала Сахарова участвовавшего в кровавом подавлении крестьянского восстания, Саша Измайлович младшая генеральская дочь, покушалась на жизнь минского губернатора, Лида Езерская пыталась убить могилевского губернатора, Мария Школьник участвовала в теракте против черниговского губернатора, позже ей удалось бежать,Ревекка Фиалка организовала мастерскую для изготовления бомб. Всех приговорили к смертной казни, замененной бессрочной ссылкой.
   Нас везли через всю страну в арестантском вагоне, мы спали на старых тюфяках или попросту на мешках набитых соломой. Мы следили за чистотой, ежедневно мыли пол, стенки вагона украсили ветками деревьев. Когда переехали Урал стало совсем пустынно, но мы, шестеро каторжанок, были молоды и с надеждой смотрели в будущее. На станциях все хотели видеть нас и услышать Спиридонову. Мария болела, кашляла кровью, но каждый раз вставала и говорила зажигательные речи. Часто она заглядывала в старенькую газету, в которой о ней писали руководители эсеров. Отношения между нами были ровные, товарищеские, и только умница Настя Биценко была недовольна, что встречающие слишком большое внимание уделяли Марии. Она как то сказала:
   - Знаешь, какой твой самый крупный недостаток…
   - Слушаю.
   - Ты всерьез веришь в будущее счастье всего человечества. Даже, среди самых счастливых, всегда есть более и менее.
   - Тогда, для чего же жить.
   - Для борьбы. – Я этого не принимала и все же ее слова заставляли задуматься.
И вот, наконец, Акатуй- конечный пункт нашего назначения. Товарищи встретили нас радостными возгласами, песнями, надписью- лозунгом: « В борьбе обретешь ты право свое», стенами камеры были украшены свежими ветками деревьев.
   Мои друзья, я знала их близко, совсем близко, рядом. Вот они, только протяни руку, отдали жизнь за наше великое дело: Гершуни, наш милый Григорий Андреевич, огромный человек. Широта, размах и громадная духовная сила. Болезнь-саркома легких, унесла его во цвете лет. Егор Созонов – последний, удачный побег в бочке с капустой и вот он на воле, участник партийного съезда в Финляндии… Он был уже очень болен и скончался. Петро Сидорук, наш Петро, – трепетно горел идеями равенства, справедливости. Каторга, тяжелое испытание для идеалиста, его любви и веры в человека. Его не стало, он утонул.
   Эти титаны, неправедно и неправильно осужденные, помогли мне выстоять долгие 11 лет каторги. Наступил февраль 1917 года. Нас освободили, и вот я снова в Петрограде, в самой гуще борьбы. Все хотели свободы, но каждый понимал по своему – свободу и дорогу к ней. Большевики, эсеры, эсдеки, анархисты , «все смешалось в доме Облонских»– в конечном итоге главным была борьба за власть. Голод, разруха, поражения на фронте, безвластие…Подготовкой восстания ведал Военно- революционный комитет (ВРК), созданный по решению Петросовета. Кроме большевиков в него входили эсеры, анархисты. Член нашей партии П.Лазимир одно время был формальным председателем, однако фактическим главой был Л. Троцкий. К тому времени из ПСР выделилось «левое» крыло оформившееся в самостоятельную партию ПЛСР (партия левых социал революционеров). Два наших товарища П.Лазимир и Г.Сухарьков входили в бюро ВРК, первый некоторое время руководил комитетом Фактически подготовкой и проведением первого этапа Октябрьского восстания руководил Л.Троцкий. Видный теоретик и практик, один из самых лучших ораторов. Главным делом первого этапа была пропаганда среди воинских полков Петрограда. Последним воинским подразделением, перешедшим на нашу сторону, стал гарнизон Петропавловской крепости. Вторым заключительным этапом руководил В.И. Ленин. Во время второго этапа было арестовано Временное правительство, банки, почта, телеграф и другие важные предприятия, перешли в руки восставших, создан Совет Народных Комиссаров, под председательством Владимира Ильича, куда со временем вошли эсеры Прошьян и Карелин. Первого я хорошо знала еще со времен ссылки. Всегда плохо одетый, голодный он отдавал делу революции всего себя. Его назначили министром почт и телеграфа, и когда он явился в министерство швейцар долго не хотел пускать в здание какого то «оборванца». Прошьян со смехом рассказывал об этом товарищам. Ильич хотел, чтобы я тоже вошла в правительство, но я решительно отказалась. Но, постепенно, наши пути с большевиками все более расходились. Продразверстка, Брест-Литовский мир… Мы были против и решили выступить против большевиков. Организовали убийство германского посла Мирбаха. Наше выступление было подавлено, партия практически распущена, ее главари преданы суду. Всю вину за организацию покушения я взяла на себя. Учитывая мои заслуги перед революцией меня осудили на год, досрочно выпустили, но с этих пор НКВД не спускало с меня глаз и я, то сидела в тюрьме, то отдыхала на воле. Один раз даже побывала в Большом Театре на балетном спектакле, где наслаждалась божественной Семеновой. Вышла замуж за товарища по партии Илью Майорова. Любовь куда то ушла, когда его на допросах «сломали», осталось сочувствие, но без уважения не может быть любви. Я перестала участвовать в активной борьбе, ведь это влекло к неисчислимым жертвам. Если при царе «батюшке» наказывали только тех, кто преступил закон, теперь тысячами расстреливали всех, кто хотя бы что то слышал, знал и не донес. Меня все время мучает мысль, почему мы проиграли большевикам. Вот только некоторые соображения: 1.Мы, в основном, опирались на крестьян, они на рабочих, которые более организованы и сплочены.
   2. Мы больше говорили, они делали, не считаясь ни с чем. Когда я упрекнула Ильича за разгон Учредительного собрания он ответил, что «в политике нет хороших и плохих действий, а есть только политическая целесообразность».
3. Надо честно признать, у нас не было политических лидеров равных Ленину и Троцкому, позднее Сталину.
Я мысленно попрощалась с товарищами. Земная моя жизнь заканчивалась Сзади треснул сухой выстрел прямо в этот беспомощный затылок, чуть прикрытый редкими волосами. Лейтенант перешагнул через труп и скорым шагом пошел догонять остальных заключенных, мелькавших между редкими деревьями. Молодые ребята из похоронной команды сноровисто хватали отяжелевшие трупы, тащили к машинам и бросали , как дрова, друг на друга. Многие из этих ребят, не все, конечно, хотели перейти в расстрельную команду. - Ходишь с пистолетиком, трах, трах, после акции каждому полный, до краев, граненый стакан водки и котелок гречневой каши с мясными консервами, можно и добавки. Живи, радуйся. А этих то, которых пошинковали, чего жалеть, вон о них во всех газетах - «враги народа», не могут же все газеты писать неправду. Лежат жмурики, отдыхают.
Всех их туда, в безвестный ров.
Могила Марии Спиридоновой неизвестна…