37.
Я не верила, что он исчез насовсем, ведь на постели осталась его гитара. Зубную щетку с мылом и пастой, бритвенный набор еще можно было купить, но гитарой он дорожил, значит вернется.
Два дня прошли незаметно.
Из клиентов забегАла Мыдыгма, заметно повеселевшая после свидания с сыном и встречи с адвокатом. Мои рекомендации пошли ей на пользу. Всё у неё шло, как надо.
Вечером я услышала гул автомобиля у калитки. Хлопнула дверца. Голос Антона негромко позвал:
- Луша, выйди-ка сюда на минуточку!
Я вышла, в чем была. А была я в старой футболке и черном трико, люди моего поколения в таком на физкультуру ходили. Коленки вытянутые, в мокрой земле. Руки в резиновых перчатках, а выше перчаток – в пыльных разводах. На голове платок, найденный у бабушки в кладовке – на молочно-белом фоне разнокалиберные красные розочки. Такие платки полвека назад носили все российские бабушки. На личико не успела глянуть в зеркало, скорее всего, и оно было в серых разводах, я ж с огорода, я ж не знала, что …
Впрочем, я забегаю вперёд.
Я выбежала за ограду, думая, что зачем-то ему понадобилась, ну может, нести надо что-то вдвоём.
Он стоял возле вишнёвой «Вольво». Впереди сидел один из тех троих, что обсуждали моё падение в канаву на обочине. Щуплый, сероглазый, по имени Федя.
Сзади сидели двое, как мне показалось, очень молодых военных в чёрных масках и с автоматами Калашникова в руках наизготовку. Один из них, не выпуская из рук автомата, выскочил, грамотно втолкнул меня в машину, следом на водительское место запрыгнул Антон, и мы рванули с места.
Всё произошло так быстро, что я не успела опомниться.
Потом заметила, что дверь осталась не на замке.
Антон пообещал вернуться не быстро, а очень быстро.
Страшно мне не было. Мелькнуло ощущение неловкости: ну как, в таком затрапезном виде среди четырёх мужчин. Но сумерки в Колгории спускались быстро, и я успокоилась.
- Я же говорил, она не испугается, - не поворачиваясь ни к кому лицом, произнес Антон. Я поняла, что это он про меня – Фёдору.
- Молодца! – похвалил Фёдор не то меня, за то, что я не истеричка, не то Антона, за то, что он нашел меня.
Мы сворачивали только направо и так часто, что возникало впечатление, будто машина крутится вокруг своей оси. У меня даже немного голова закружилась. Потом резко остановились.
Полная луна освещала небольшую поляну, похожую на болото. Обломанные деревья, кочки, заросшие длинной травой, какие-то непонятные растения. И - тишина. Я бы даже сказала – мёртвая тишина.
Антон достал фонарь и направил его вглубь поляны. Фонарь уперся в глыбу мрака.
- Страшно тебе? – спросил Федор, называя меня без разрешения на ты. Но это прозвучало уютно и благожелательно, будто мы с ним сто лет знакомы.
Я пожала плечами.
- Да нет, не страшно
- Чего ей бояться, у неё в каждой комнате Петровна висит, я же говорил тебе! Любит она Лукерью Михайловну! – это уже голос Антона.
Странно, что и смотрящий Юра, и эти называют Ксению Григорьевну Петровной, хотя она Петрова.
- Короче, Лукерья, слушай сюда! Сейчас возьмешь у меня фонарь и пойдешь прямо. Тут еле заметная тропочка. Дойдешь до сооружения типа трансформаторной будки. Заходи смело. Ну если страшно будет – перекрестишься. В будке найдёшь толстый шнур, воткнутый в розетку. Твоя задача – вытащить шнур из розетки и обратно той же тропочкой вернуться. Всё, давай пошла, время дорого.
Странно, но обстановка здесь была такая же сумеречная, как в первые дни моего пребывания в деревне. Я приняла из рук Фёдора фонарь, и отправилась, светя себе под ноги. Сделала буквально пять шагов, как вдруг тропка пропала. Я обернулась, чтоб сказать об этом мужчинам, но к своему удивлению увидела, что мужчины стоят так далеко, будто я ушла от них не менее чем на полкилометра.
Повернулась, еще раз посветила фонарем, тропки не было. Зато увидела, что стою возле сооружения, напоминающего трансформаторную будку. В свете фонаря внутри «будки» просматривался щит, из которого, поблёскивая искорками, тянулся толстый провод. На долю секунды мне этот провод показался одушевлённым. Впечатление было такое сильное, что, вспомнив наказ Феди, я перекрестилась. Искорки на проводе погасли.
Желая поскорее покончить с этим вопросом и вернуться в свою незапертую избу, положила фонарь на ноги, с усилием потянула провод - он не поддавался. Где-то далеко раздавались глухие одиночные выстрелы.
Я еще раз перекрестилась, потянула провод, он наконец поддался и вышел из розетки. Положила провод на землю, подняла с ног фонарь, подумала, что долго идти назад. Но до машины и людей были все те же пять шагов.
Мы сели в машину. Когда начались многоразовые повороты влево, я уснула. А проснулась у себя на крыльце. В сидячей позе. Рядом разувался Антон.
- Где мы были? - спросила я.
Он выглядел очень уставшим.
- Давай ужинать и спать. Все разговоры завтра утром. Но на всякий случай, если тебя ночью разбудят и спросят, вали всё на меня. Расскажешь, что я приехал за тобой с двумя автоматчиками, тебя затолкнули в машину, привезли на болото и отправили выдергивать штепсель. Что ты это сделала, потому что ты, как слабая женщина, испугалась четырех мужчин, двое из которых держали наизготовку автоматы Калашникова. Кто бы тебя ни спрашивал – повторяй эту версию. Поняла?
Я уже ничему не удивлялась. Кивнула, что да, мол, поняла, и пошла умываться, мыть ноги, переодеваться.
Про курицу Жантая даже не вспомнила. А что ей сделается в холодильнике-то! Она же копчёная!
38.
Утро было таким замечательным и радостным, что дыхание перехватывало.
Выйдя в огород, я начала набирать воду из колодца, каждая мышца – пела! Меня переполняла радость. Я поставила ведро с водой и посмотрела на небо. Нежная синь… как жаль, что мне не дано таланта Тургенева описывать краски неба деревенского утра, только из какой-то молитвы возникло словосочетание «благорастворение воздУхов», я еще думала, как это? А вот так это!
А потом возник Антон с полотенцем на плече и тоже замер, глядя в небо.
- Красиво…, - прошептала я.
- Я хотел стать лётчиком. Всегда любил небо. Не получилось. Исключили с третьего курса. Пришлось сменить Ригу на Рязань. Если бы не Федька с Игорем – пропал бы.
И пошел умываться.
- А за что тебя исключили? Плохо учился?
- За поведение, - не оборачиваясь, ответил мой братик. – Влюбился в дочку декана. Луш, извини, тема закрыта. Просто небо сегодня удивительно чистое, в сердце что-то трепыхнулось.
Наконец-то он оценил курицу домашнего копчения! А когда узнал, что ему разрешено взять её с собой для своих друзей, совершенно растрогался.
39.
- Интересное у тебя имя, - протянул он, уминая последний Дилин пирожок (теперь она снабжала меня ими через день).
«Ты тоже интересный, - подумала я. – Люди обычно в первую секунду знакомства обращают внимание на моё нестандартное имя. А ты будто проснулся только что».
Вслух же рассказала про мамину любовь к творчеству сказочника Бажова, про героев сказки «Синюшкин колодец»: Илью, чьё имя я бы носила, если б родилась мальчиком, и его мудрую бабку Лукерью, чье имя я имею честь носить.
- Ты в детстве хотела быть похожей на бабку Лукерью?
Я хихикнула.
- Конечно! С первого по четвертый класс, когда мы жили в деревне, я постоянно подбирала пёрышки за курицами. Помнишь, там есть момент, единственным подарком бабки были три перышка – белое – на светлый день, черное на темную ночь и рыжее – на красное солнышко. Ну и до четвертого класса я таскала в портфеле куриные перья этих цветов. Меня так и прозвали в школе «Лушка-три пёрышка».
Он как-то странно посмотрел на меня и не улыбнулся. Два раза задумчиво повторил:
- Лушка-три перышка», значит...
Потом спросил таким тоном, каким на работе спрашиваю я, когда небрежной интонацией изо всех сил стараюсь замаскировать важность сути спрашиваемого.
- А еще клички у тебя были?
- Ну да. После университета я из Лушки-три пёрышка превратилась в Лушку-волкодавку. Здесь стала Донной Мажептилой.
Он явно хотел прокомментировать услышанное, но будто вспомнил что-то. Посмотрел на часы, поинтересовался:
- Луш, а у тебя тут телевизор или радио есть? Давно новостей не видел, что хоть в России делается…
Ни телевизора, ни радио не было. Был только ноутбук с выходом в интернет через коннект.
Пока он пошел на улицу, я открыла новости и остолбенела.
Вся новостная лента была заполнена комментариями по поводу трагической гибели в автомобильной катастрофе президента Колгории Сабира Имрановича Жанзакова.
Если коротко, то кортеж ехал из столицы в загородную резиденцию. Маршрут стабильный, охрана ничего неожиданного не предвидела. При выезде из города местность становится гористой. На одном из спусков в машину президента на скорости въехала жигули-шестерка, за рулем которой находился 68-летний пенсионер. Удар пришелся на правое переднее колесо президентского лимузина, после чего обе машины перевернулись. Президент погиб, водитель и охранник в тяжелом состоянии госпитализированы.
Пенсионер, извлеченный из «шестерки, успел рассказать, что ехал к сестре в деревню, что особо за машиной не смотрел, по принципу «завел-поехал». Что когда машина пошла под горку, прямо перед ним выскочили две школьницы, пришлось резко затормозить, тормоза работали. Школьниц удалось объехать, но дорога шла под гору, и он постепенно приближался к главной дороге. Перед выездом на главную дорогу начал тормозить, поставил правую ногу на педаль тормоза, и вдруг с ужасом понял, что нога проваливается и тормозов нет. Ужас этого ощущения, что под ногой пустота, был настолько велик, что у него «парализовало мозги». Машина, набирая скорость, шла к главной дороге под уклон, а тормозов – не было. Как произошло столкновение – объяснить не может. После рассказанного он прожил ещё пару часов. Его сердце не выдержало известия о статусе пострадавшего.
Я услышала за спиной шаги Антона. Обернулась. Он вытирал руки. Лицо его снова было усталым, как после сегодняшней ночной поездки… ночной поездки… я вспомнила искрящийся толстый черный шнур, похожий на болотную змею, ощущение в руках склизкого холода после соприкосновения с ним…
- Антон, - тихо спросила я. – Ведь тормоза работали, раз перед школьницами остановился! Почему же они не сработали перед кортежем президента?
- Судя по всему, в момент первого резкого торможения произошла критическая нагрузка на тормозной шланг, и он лопнул. Под уклон с горы он катился уже без тормозов, набирая скорость. Так бывает, когда годами не следишь за машиной, относишься к ней по принципу «завел-поехал». А ты разве не водишь машину?
- У меня муж всю жизнь за рулем.
- Ты замужем…
- Да. Брак венчанный, - почему-то добавила я.
Небольшая пауза. Потом Антон медленно подошел ко мне и встал прямо передо мной.
- Луша! – Антон смотрел мне в глаза. – Если тебя кто-нибудь спросит о сегодняшней ночи, - рассказываешь всё, как есть. Акцентируешь внимание на том, что ты не могла отказаться, поскольку твоего согласия никто не спрашивал.
Я молчала. Переваривала инфо.
- Понимаешь, солнышко, никому из нас не дано пройти по этой тропинке. Энергетика у нас не та. А ты с раннего детства «Луша-три пёрышка». Можешь без ущерба для своей психики работать в этих полях и в светлый день, и в темную ночь.
Я молчала.
- Теперь я вижу, что ты легко выдержишь информацию про избушку твою. Сейчас схожу к своим, вечером приду и продолжим разговор. Если не приду, значит завтра к вечеру буду. Что, курёнка-то можно забирать, не передумала?
- Конечно, забирай.
Я встала, чтоб поискать для курицы подходящий полиэтиленовый пакет.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
http://www.proza.ru/2015/03/29/1170