Рамсес отлично помнил тот день, когда стал мужчиной. Отправляясь на битву, он должен был исполнять обязанности писаря: запомнить всё, что сделает фараон, а затем передать это старшим, чтобы они запечатлели в камне подвиг его отца. Задача простая для ученика, а в том, что подвиг будет, естественно, никто не сомневался. В то время юноша заметно выделялся на фоне своих 14-летних сверстников. Огромные плечи, крепкие и сильные руки, мощные ноги и шея. Он, скорее, был юным воином, а не помощником ученых мужей, большую часть времени тратившие на написание свитков и упорядочивания их на полках библиотек.
Битва должна была начаться на рассвете, на поле, усыпанном гигантскими камнями. Никто не знал, откуда посреди пустыни взялись эти булыжники, местами достигающие высоты в два человеческих роста высотой, но каждая из противоборствующих сторон считала, что это именно их земля. Как и планировалось, фараон со своими телохранителями и тысячей самых лучших и преданных бойцов выдвинулся в авангарде, как только первые лучи солнца озарили пустыню. Следом за ними двинулись шесть отрядов солдат по пять тысяч человек в каждом. Ещё десяток тысяч воинов остались на холме, возле последней стоянки царского войска. Они должны были прикрывать отступление фараона, если это потребуется или помочь свежими силами.
Рамсес, сидя на коне, видел, как ставка фараона, лавируя между камнями, двигалась к центру поля, который покрывали относительно небольшие булыжники, размером с небольшую собаку. Подросток уже представил, как об эти камни воины фараона сегодня разобьют не одну сотню голов. Впрочем, он понимал, что помимо ливийцев, от этих же камней погибнут, и его земляки египтяне. Но его это мало заботило, больше всего он волновался за своего отца, который с минуты на минуту должен столкнуться с вражескими солдатами. Рядом с наследником фараона верхом на лошади сидел Иштар, помощник и телохранитель Рамсеса, приставленный перед началом боя лично царём. Юноша, в отличие от своего подопечного, с самого детства тренировался быть воином и уже овладел стрельбой из лука и приёмом сражения мечом. Причём это у него получалось настолько неплохо, что он мог одновременно фехтовать двумя руками. Именно поэтому к седлу его лошади были привязаны два меча, по одному с каждой стороны. В руках Иштар сжимал лук, при этом Рамсес отметил, что подросток заметно волнуется, скорее, из-за своих обязанностей охранять его, а не по причине предстоящего боя. Да и сам он кое-как сдерживал дрожь в руках, держащих поводья лошади. Впервые он увидит бой своими глазами, а не услышит о нём из уст, побывавших на поле брани.
– Началось, – еле слышно сказал Иштар и указал на правый фланг египетских войск, первых столкнувшихся с противниками.
– Началось, – подтвердил Рамсес и легонько пришпорил лошадь, направляя её в сторону каменного поля.
– Рамсес, постой, ты куда? Фараон приказал держаться тебе подальше от мечей и копий, - спросил Иштар, пытаясь преградить дорогу писарю.
- Но я должен видеть всё, что происходит с фараоном, не так ли? – безапелляционно произнёс Рамсес, не сбавляя скорости.
Телохранителю ничего не оставалось, как молча следовать за своим бесценным грузом. В этот момент они увидели, как вдалеке в бой вступили воины фараона. Воины, в ярко красных плащах, словно ураган пронеслись на своих боевых колесницах через ливийцев, оказавшись посреди войска противников. Словно капля крови, упавшая в чашу с водой, боевая тысяча фараона расступалась во все стороны, беспощадно разбрасывая по сторонам поверженных пеших ливийцев. Сам того не замечая, Рамсес сильнее пришпорил коня и уже практически галопом скакал к центру поля, не обращая внимания на крики Иштара, пытающегося его образумить. Писарь будто стал опьянен всем происходящим. Он видел, как воины его отца насаживали на копья врагов, протыкали их мечами, срубали с плеч головы и душили голыми руками. Но чем дальше он продвигался среди трупов поверженных, тем чаще он стал замечать и египтян, лежащих на земле бездыханными телами. Наконец он остановился между двумя валунами, из-за которых было видно, что впереди уже практически не оставалось конницы, и большинство солдат вступило в бой на мечах.
– Мы должны вернуться, Рамсес, меня накажут, если увидят здесь нас, а не на холме, – взмолился Иштар, догнавший наконец своего господина. – Ты безусловно должен видеть всё, что происходит с фараоном, но . . .
Иштар был в полуметре от Рамсеса, когда выскочил с седла и бросился на наследника фараона. Подросток даже не успел возмутиться таким поведением своего телохранителя. Оказавшись на пути между землей и седлом, он заметил пролетающее над ними с лёгким свистом копьё ливийцев. Как только их тела коснулись земли, Иштар вскочил на ноги, выхватил стрелу из колчана за спиной, приложил её к луку и, не прицеливаясь, отправил в ту сторону, откуда прилетело копье. Поднявшись, Рамсес увидел ливийца, стоящего за обломком скалы в десятке метров от них. Стрела вошла в горло воина и он, пытаясь в предсмертной агонии вынуть её, делал неуверенные шаги в их сторону. Не пройдя и метра, он упал на песок, который к тому времени уже во многих местах становился красным.
– Нам надо уходить, – теперь уже с железными нотками в голосе произнёс телохранитель, вынимая из ножен меч и настороженно оглядываясь по сторонам, ожидая очередного нападения.
– Я советую тебе взять второй меч с твоего коня и идти за мной, – ответил Рамсес, уже отчётливо понимая, что никогда больше не возьмёт в руки перо и лист папируса. Он протянул руку и забрал меч у Иштара. – Впрочем, ты можешь вернуться к стоянке. Я сообщу посланнику небес, что ты меня вернуть пытался.
Иштар взглянул на Рамсеса и понял, что спорить с наследником нет смысла.
– Благодарю тебя за это, – продолжил Рамсес, снимая накидку писаря и указывая кивком головы на поверженного ливийца. – Об этом я тоже расскажу. Если останусь жив, конечно.
Спустя пару минут Иштар и Рамсес уже ворвались в самую гущу боя, на равных сражаясь со своими старшими противниками. В тот день не раз и не два Иштар спасал своего господина, а тот, в свою очередь, как мог защищал юного телохранителя. Пробивая мечами путь к центру поля, они не заметили, как их плотным кольцом окружили воины в красных плащах.
– Рамсес! – услышал голос отца юный воин у себя за спиной и только тогда понял, что стоит в центре круга, образованного элитой египетских войск. – Я не поверил, когда мне сообщили, что ты здесь, а не там, где я тебя оставил.
Рамсес повернулся и увидел коней колесницы фараона, практически полностью залитыми кровью. Впрочем, его отец также был испачкан, отчего его и без того суровый вид делался ещё страшнее.
– Прости, повелитель, я понял, что не смогу быть писцом и моё место здесь, а не за спинами солдат и моего владыки, – без капли иронии и почтением в голосе произнёс Рамсес, разглядывая воинов, окруживших их, опасаясь смотреть на своего отца. Иштар тем времени упал на колени и затих. Фараон проехал вокруг подростков, остановился рядом с наследником и тихо сказал ему:
– Ты единственный из моих 12 детей, кто в будущем сможет занять моё место, – после этого от отъехал от юношей и закончил. – Посмотрим, на сколько ты хочешь стать воином. Я буду ждать тебя на холме. Телохранитель твой, пойдет с тобой. Если сможете вернуться, то я подумаю, стоит ли прощать ослушника приказа наместника бога на земле.
Тут же его колесница унеслась между расступившимися воинами в красных плащах в сторону холма, видневшегося вдалеке. Через секунду и охрана фараона ускакала вслед за царём, оставив Рамсеса с Иштаром посреди поля боя.
– Вставай, – сказал подростку будущий воин, перехватывая заметно потяжелевший меч в руках поудобнее. – Если мы отсюда выйдем, то будешь до конца своих дней со мной.
– Да, Рамсес, – сказал Иштар, поднялся с песка и, оглянувшись по сторонам, понял, что ливийских солдат гораздо больше, чем он мог себе представить. А это значит, что, скорее всего, это будет его последний день на земле.
Фараон Имхатеп Второй удивился, когда подростки добрались до стоянки войска, но вида не подал. В тот же день их отправили в столицу, где они должны были залечить раны, полученные в бою, и ожидать возвращение царя земель египетских. Прибыв в город, он долго беседовал с Рамсесом о его поступке. Юноша не слышал злобы в словах отца, равно как и жалости или каких-либо еще эмоций. Фараон согласился, что подростку нечего делать в писарях и направил его на обучение военному делу. С ним же был отправлен и Иштар, который оказался на удивление достойным юношей, хоть и вышел из простой семьи.
С тех пор минуло четыре года. Рамсес возмущал его больше, а тот шрам на груди, который он получил, пока они выбирались с каменного поля, напоминал о первом дне, когда наследник стал Великим. За прошедшие годы он не участвовал в крупных сражениях, впрочем, их и не было после той победы над ливийцами. Солдаты знали, что Рамсес не просто воин, а наследник фараона, поэтому первое время старались оберегать его, боясь разгневать наместника, но вскоре поняли, что, скорее, они нуждаются в защите, а не он. К восемнадцати годам молодой человек одержал уже несколько побед в небольших конфликтах с кочевника и бунтарями из соседних государств, и снискал этим уважение со стороны воинов за самоотверженность, отвагу, а также бесстрашие перед лицом опасности.
Чем взрослее становился Рамсес, тем отчётливее он понимал, что у него нет желания становиться фараоном. Его место было на поле боя, а не в царских покоях. Каждый новый вооруженный конфликт поднимал его дух, а праздное времяпрепровождение вгоняло в тоску и унынию. Даже самая незначительная стычка с кочевниками, угнавшими животных у простых египтян, приносила ему удовольствие. Нельзя сказать, что он получал удовольствие от убийства, скорее, в нём играли чувства долга перед своими земляками.
Как бы то ни было, на девятнадцатом году своей жизни Рамсес стал военным советником фараона, а также главнокомандующим всей армией Египта. Узнав об этом, все воины, начиная от простых солдат до офицеров, были действительно рады, так как помимо хороших боевых качеств, Рамсес отличался умением грамотно строить стратегию боя, всегда приводящую к победе.
– Рамсес, – обратился к нему Иштар, когда они вышли из залов дворца фараона. – Посланник Солнца стар и болен, боюсь, что скоро ты займешь его место.
– Я знаю, знаю, – ответил ему Рамсес, – и сам тому не рад. Напрасно ты хоронишь старика. Он всех своих врагов переживёт. Да и возможно, что всё изменится в последнюю минуту. А вдруг меня вообще убьют в бою, который вскоре будет?
– Убить Рамсеса Великого? Ха, я бы посмотрел на того, кто смог бы это сделать, – весело ответил Иштар. – Да и я сомневаюсь, что Анубис будет рад твоей кончине.
– Ты же знаешь, что я в богов не верю. Мы, люди, творим и вершим свои судьбы, а ни кто-то другой, – ответил Рамсес с раздражением в голосе. – Что-то я не помню Онуриса, который пробивал нам путь сквозь полчища ливийцев там, на поле каменном. А ты не замечал его случайно?
– Рамсес, не стоит об этом громогласно заявлять, враги кругом и даже здесь, в Египте, есть те, кто с радостью предаст тебя. Я сомневаюсь, что тебе нужна будет такая слава, когда взойдешь ты на престол, – ответил Иштар, оглядываясь по сторонам, пытаясь понять, услышал кто слова Рамсеса или нет.
– В том-то и беда, – сказал Рамсес, гораздо тише. – А, впрочем, знаешь, когда я стану фараоном, то мой отец станет последним погребенным в пирамиде. И с богами разберусь. Но сначала предстоит нам бой земной. Смотри, это за нами, явно, спешит вон там гонец. Ты как, готов?
Рамсес был прав. Гонец рассказал фараону об огромном войске, которое заметили разведчики. Четыре дня он сказал до столицы, чтобы сообщить об опасности фараону. Имхатеп, выслушав донесение, приказал собрать всех воинов с ближайших городов и тут же выдвигаться. В подмогу им должны были прийти солдаты с дальних поселений. Спустя три дня Рамсес выступил в сторону устья Нила, где ливийцы объединили свои силы с нубийцами.
Бой продолжался третий день подряд, и с обеих противоборствующих сторон полегло немало солдат. Главнокомандующий войска, как обычно, не прятался за спинами, а находился в самом эпицентре.
Конь завалился набок, сраженный последним оставшимся на поле воином в стёганых доспехах. Где-то вдалеке он видел других противников, до которых было не менее трёхсот метров. Всё было бы неплохо, если бы Рамсесу не зажало ногу тяжелой потной тушей умирающего животного. Противник подступал к наследнику, но видимо боялся внезапной контратаки, от чего его действия были слишком медлительными.
– Рамсес, Великий, – почти беззвучно прошептал Рамсес, и резким рывком вырвал ногу из-под жеребца. Выхватив меч, он одним прыжком приблизился к вражескому воину, взмахнул мечом, и голова противника свалилась с плеч. Бегло осмотрев положение войск противника и его солдат, Рамсес достал из ножен, привязанных к седлу второй меч, и одним ударом добил умирающего скакуна. Голова воина лежала рядом с телом в стеганых доспехах и медленно моргала, глядя в лицо своему убийце. Рамсес впервые видел такое зрелище и немного растерялся, но тут же взял себя в руки. Взяв голову, он поднял её перед собой и, заглянув в глаза противника, шепнул: «Передай там, если кого встретишь, что Рамсес Великий будет позже». После этого он подбросил голову вверх и, когда она почти упала на землю, пинком отправил её в сторону наступающих на него врагов.
– Рамсес! – услышал он громкий крик Иштара у себя за спиной, но не успел даже повернуться, как услышал ещё один возглас, в несколько раз громче. – Великий!
Обернувшись, он увидел около тысячи бойцов, приближающихся к нему, во главе с его верным другом и телохранителем. Практически всё войско, с которым они пришли неделю назад к реке, полегло на поле сражения. Силы противников были почти равны, но с каждым мгновениям солдат становилось всё меньше. Военачальники предлагали Рамсесу отступить в ближайший город и укрепившись дождаться подкрепления, но он посоветовал сделать это им самим.
– Опять передал привет? – поинтересовался Иштар, подойдя ближе к Рамсесу и протянув его бурдюк с водой, кивком головы указав на голову, упавшую поодаль от них. – Я полагаю, что этим ты только разозлишь богов, в которых ты не веришь.
В голосе Иштара чувствовалась усталость. Рамсес и сам довольно сильно утомился, руки уже устали размахивать по сторонам мечом, отсекая конечности врагов, плечи ломило, а на теле появились ожоги от солнца, беспощадно палящего, как на войско фараона, так и его противников. Кроме солнечных ожогов тело покрывало с десяток ран, полученных в основном случайно, в те моменты, когда Рамсес немного расслаблялся, отправив на тот свет очередного ливийца или нубийца. Сделав несколько глотков, Рамсес отдал воду Иштару и приготовился в очередной битве, оставив вопрос друга без ответа.
Когда до толпы разъяренных противников оставалось около десятка шагов, над полем боя вновь раздался единогласный возглас египтян – Рамсес Великий!
Наследник трона, несостоявшийся писарь, лежал на песке, весь залитый кровью врагов и своей собственной. Глаза не моргая смотрели вверх, на маленькую красную точку на звездном небе. Рамсес почему-то представил, что та точка точно такая же земля, на которой он сейчас находится. И тот, другой Рамсес, сейчас также смотрит на небо, видит маленькую точку и доволен победой, несмотря на её слишком высокую цену. Чуть поодаль от него, навалившись спиной на камень, сидел Иштар.
– Что-то я устал, – произнес телохранитель наследного принца, всматриваясь в линию горизонта. – Я надеюсь, что боги зачтут сегодняшний день, как нечто хорошее.
– Не за чтут, – ответил Рамсес, поднимаясь с песка, - Я снова не увидел Онуриса, да и никого из других богов не заметил. Сегодня правда был великий бой, и я рад, друг, что ты остался жив.
– Я тоже рад, что ты остался жив, Рамсес. Что прикажешь, господин? – спросил Иштар, поднимаясь вслед за ним с песка, а следом за ним в свете луны стали вставать и воины, коих осталось не более трехсот человек.
– Ничего, идём домой, – ответил Рамсес и пошёл в сторону приближающихся войск подкрепления, запоздало показавшихся на горизонте.
В возрасте 27 лет, Рамсеса призвали проститься с отцом. Когда он вошел в спальню, то увидел фараона в окружении слуг, исполняющих любую предсмертную прихоть владыки Египта. Движением руки Имхатеп дал понять всем присутствующим, что хочет поговорить с сыном наедине.
– Я знаю, Рамсес, что ты никогда не стремился быть наместником Солнца на земле, но совсем скоро ты им станешь, – начал говорить умирающий старик с сыном, когда они остались вдвоём. – Люди любят тебя. Воины, слуги, рабы, землекопы и даже враги уважают тебя. Ты будешь хорошим фараоном. Я доволен тем, что ты тогда ослушался меня и понял, кто ты есть на самом деле.
Спустя два дня фараон умер. Его место, как и следовало ожидать, занял Рамсес, по прозвищу Великий. Никто и подумать не мог, что самый страшный бой у нового правителя Египта ещё впереди, а его прозвище будет полностью оправдано, поставив его в один ряд с богами Пантеона.