Кадр 37-79.
Прошло больше полугода. Аттиан меня избегал, но так было и лучше. С Октавиусом и мне, и моим друзьям было спокойнее и лучше. Мы уже умели многое: синтезировать, клонировать и выращивать не только ткани, но уже и целые органы. С каждым разом мы спускались всё ниже и ниже в глубь острова. Среди взрослых и детей нашего потока, стали попадаться изредка и новенькие. Наверное, среди вновь прибывших двенадцатилетних тоже стали попадаться стойкие синие. И нам стали делать поблажки: разрешалось навещать инженерные залы на верхних этажах. Иногда ко мне приходил Луций и мы говорили ни о чём.
Утром к нам в столовую зашли Октавиус и Аттиан:
- Сегодня вы пойдете на этаж, где оживляют кровь и запускают сердце.
- И нам останется еще один и последний этаж, где мозг? – спросила Кризанэ, не поднимая глаз со своей тарелки.
- Почему ты это спрашиваешь?- заинтересованно, но враждебно спросил Аттиан
- Просто, из интереса. Сколько же нам еще учиться.
- Вы будете учиться всю жизнь. Каждый раз что-нибудь меняется в схеме и приходится приспосабливаться, - вежливо опередил Аттана Октавиус, - но до мозга вам еще далеко. Лет так через пять-семь, когда у вас установится свое личное твердое мнение. И вы будете принимать решение не по чувствам или эмоциям, а по логике.
- А можно нам хотя-бы экскурсию? – почему-то настаивала Кризанэ.
- Нет, это зрелище не для детей. – резко ответил Аттиан.
- Ну, да работать над организмом – мы уже не дети, а как просто посмотреть, так дети, - хмыкнул Адрастос.
- Хорошо, на днях я вас туда отведу, - придержал было ринувшего в словесную перепалку Аттиана, Октавиус. – А сейчас быстро заканчивайте завтрак и через десять минут будете меня ждать около дорожной пластины.
Надо сказать, в последнее время Кризанэ изменилась. Она замкнулась в себе, отвечала однозначно на вопросы. Ее большие грустные глаза смотрели скорее в себя, чем на тебя. Когда я подходил к ней, она наоборот уходила в противоположную сторону. Пинна тоже перестала с ней общаться, Кризанэ избегала и её.
Хэйденс подошел к стене и растопыренной ладонью прикоснулся к ней. Голос ответил: «До назначенного вам времени осталось три минуты.»
- Всё, выходим! – скомандовал Адрастос.
Мы поднялись. Никто из нас не любил опаздывать. Вскоре мы уже стояли перед блестящим табло. Подошел Октавиус и открыл табло. Бликующая пирамида попросила команду. Октавиус назвал. Нас тут же доставили. Мы привыкли к перемещениям и уже не падали.
В нос резко ударил запах железа и паленого. В инженерной комнате стояли почти готовые биоэнергетики в вертикальных стеклянных цилиндрах, наполненные жидкостью. На них была матовая кожа, отличающая от нашей более розоватым цветом. Уже были вмонтированы глаза. Только грудная клетка была раскрыта.
Октавиус подвел нас к огромному аквариуму. Там плавали сердца.
- Ваша задача научить их сокращаться. Девочки будут учиться наполнять оболочки эритроцитов ядром с гемоглобином, затем нежно извлекать ядро, оставляя только белок глобина. Потом мы соединим сосуды с сокращающим сердцем и заполним систему кровью. Закроем грудную клетку биоэнергетиков и передадим их ниже на этаж, другим инженерам.
- Где мозг? – вздрогнула Кризанэ.
- Да, - ответил Октавиус, - но и он уже заинтересовался такой настойчивостью девочки. – Зачем тебе туда?
- Мне хочется узнать, что они чувствуют, когда просыпаются. Что говорят.
- Они ничего не чувствуют.
- А вам не страшно видеть их лица каждый день? Это ведь ваше отражение.
Октавиус подошел к Кризанэ. И положил руку ей на голову, но она резко смахнула ее, как бы боясь, что он прочитает её мысли. Он пристально посмотрел на её склоненную голову:
- Почему мне должно быть страшно? Наоборот, я испытываю гордость, что почти большая половина тканей, органов были выращены из моих клеток. Теперь идите и принимайтесь за дело.
К Октавиусу подошел Аттиан и взял девочек с собой, мы же с Октавиусом направились к большому аквариуму.
Благодаря циркуляции воздушных пузырей в жидкости аквариума сердца парили, не падая на дно. Октавиус сменил работника, который тут же ушел из инженерной комнаты.
- Вот смотрите, вынимаете любое сердце из аквариума и вносите в маленькую электрофоретическую камеру. Но осторожно с напряжением: вы или сожжете сердце или разгоните на тканевые фракции. Ваша задача: дать толчок для его сокращения. А там сердце уже начнет само автоматически сокращаться.
- А почему вы не ускоряете сердце просто поднося электроды к сердцу? – спросил Хэйдес.
- Потому что, это дает одиночное сокращение, но не заводит сердце как длительный мотор, - вмешался Пробус.
- Молодчина, - похвалил Пробуса Октавиус, - тогда ты пробуешь первым.
Пробус уверенно взял ковш с длинной ручкой, зачерпнул одно сердце и вылил содержимое в камеру, которую ему открыл Октавиус. Затем отставил ковш в сторону и нажал на подачу напряжения. Но видно переусердствовал с силой нажатия, как сердце вспыхнуло огнем. Октавиус быстро откинул камеру в сторону, предварительно вынув горящее сердце и бросив его в цистерну для отходов.
- Первая попытка неудачна, - равнодушно подытожил он, - давай следующее.
Пробус неуверенно взял ковш и вылил сердце в камеру. В этот раз он нажал слишком слегка, в камере только лопнул пузырек воздуха.
- Давай сильнее нажимай! – вздохнул Октавиус.
Пробус нажал сильнее, но опять не угадал с давлением и сердце лопнуло пополам.
- Пусть Пообус отдохнет, - вмешался Хэйдес, - а я тем временем попробую.
- -Хорошо, - согласился Октавиус, - а ты, - уже обратился к Пробусу, - иди покопайся в своих мозгах!
Пробус вздохнул, отошел в угол и сел. Я последовал за ним, зная заранее, что тоже всё запорю. Пробус закрыл глаза, я посмотрел на него и тоже закрыл глаза.
Сначала было довольно тихо. И лишь спустя долгое время, я услышал своё сердце – оно билось учащенно, затем темп его стал снижаться и вскоре забилось монотонно медленно. Я увидел его со стороны: как оно впускало в себя поток крови и тут же выплескивало. Сердце вырвалось из груди, превратилось в маленькую птичку и полетело. Оно летело над морем, над деревьями, над моим городом, залетело в дом. Стук стал громким и болезненным. Боль резало мою грудь так, что я застонал. Сердце услышало мой стон, как тут же вылетело обратно. Мгновенно оно исчезло под воду и залетело в мое тело. Стук стал прерывистым и громким. И тут я услышал еще одно сердце, это было сердце Пробуса. Оно билось так же громко и прерывисто. Затем они оба стали биться в унисон и я почувствовал, как стали дергаться мои пальцы. Я их опустил на пол. Средний палец правой руки стал выбивать такт биения сердца – это была та сила, которая и нужна была.
Я резко открыл глаза и посмотрел на Пробуса, он одновременно сделал тоже самое. Мы вскочили на ноги и подошли к Октавиусу. Хэйдес запорол одно сердце, но второе у него получилось. Адрастос справился с первого раза.
Октавиус взглянул на нас двоих и улыбнулся:
- Вижу, вы все поняли. Действуйте, а я пойду заменю Аттиана.
Кадр 80-87.
Наступил день, когда нас повели на самый нижний этаж. Если бы я знал, чем он закончится, то бы и не ждал его.
Нам уже хотелось увидеть конечный этап производства биоэнергетиков. Когда в него внедряют полу-мозг, добавляют живые клетки мыслящего мозга и полу-мозг превращается в работающий мыслительный орган. Биоэнергетик начинает говорить, действовать и ходить, как обычный человек.
Аттиан нас повел в глубь нижнего этажа. На этаже царил полумрак.
- Почему здесь так темно? – спросил поеживаясь Хэйдес.
- У биоэнергетика впервые открываются глаза и мозг дает команду ориентироваться в пространстве, сопоставлять предметы, определять расстояние. А если сразу дать яркий свет, то может произойти сбой в зрении: слишком большой свет резко сужает итак мелкий зрачок и происходит дезориентация в пространстве, которая может остаться навсегда. Биоэнергетики начнут натыкаться на предметы, не умея правильно определять расстояние и масштаб…
- А почему у них такие бисерные зрачки? - перебил я.
- Нам удалось многое синтезировать и клонировать. Но вот зрачок, как у человека не получился. Мы не добились даже, чтобы зрачок был как у красных, не то что, как у синих. У красных зрачок едва расширяется от света, а у синих и от света и от взгляда. Но и через «бисерные», как ты сказал, зрачки они неплохо видят. Главное сразу не испугать их сверх ярким светом.
- Мы их так долго выращиваем, а они так мало живут.
- Да, в долгожительстве синие – короли, а биоэнергетики живут, по нашим меркам, практически ничего.
- Может, тогда они не нужны, - сказала Кризанэ, - пусть живут только синие и красные, как было еще до вашего рождения.
- Ты не понимаешь, чтобы был баланс между синими и красными - нужна прослойка, буфер, который смягчит обе стороны. И это - биоэнергетики. Красные и синие обижаются не на друг друга, а на них.
- Ну да, с равнодушием красных и их бездействием, - тихо, как бы про себя, сказала Кризанэ, - они особо против синих.
- Давайте на чистоту, мы уже тут довольно долго и останемся еще на столько же и даже больше: биоэнергетики нужны не для красных, они нужны для синих! На острове самые лучшие синие, которых можно контролировать. На воле же, синие, которые или не представляют опасность или полностью поддерживают существующую систему, - поддержал её я, - во взрослом зрелом синем уже невозможно что-то исправить, его мировоззрение и менталитет уже принципиально вплетается в каждую клетку и не искореняется никаким образом. В детском возрасте еще есть шанс переманить на свою сторону, и даже внушить удобную для вас идеологию.
- Да, в этот раз биоэнергетики не ошиблись, они выудили вас из тысячи синих, как особо упрямых синих, и они оказались правы, - резко сказал подошедший Октавиус. – Вы хотели честно? Так вот, именно только биоэнергетики могут отсеивать синих от ярых синих, коими вы и являетесь. Для этого мы их синтезируем! Администрация нуждается в спокойных граждан, которые не оспаривают их решения, не вносят раздор, не требуют переориентации в действующей системе, не вносят реформ. Теперь этот этаж ваш навечно! Вы никогда не сможете ни подняться наверх, ни тем более: выйти на свободу!
Аттиан встревоженно хотел что-то добавить, но его грубо прервал Октавиус:
- Молчи! Ни слова! Ты можешь гордиться своим правнуком! Он переплюнул тебя в своей синеве! Твоя Мелисса оказалась в миллион раз сильнее характером, чем ты! Её кровь забурила в этом правнуке.