Мы познакомились на остановке. Был поздний декабрьский вечер, крупными хлопьями валил снег, вокруг нас не было ни души — только я, она, проезжающие мимо пустые трамваи и в отдалении расплывчатые огни квартала, где все уже были дома, рядом с елкой и семьей.
Это был тот самый волшебный вечер, когда в слякотную Москву наконец приходит новогоднее настроение — когда никто уже не ждет его, не рассчитывает на него, не верит во всю эту чепуху из рекламы Coca-Cola, — и тут оно вдруг обрушивается откуда-то из космоса, настигает и захватывает тебя прямо на выходе из метро, материализуется в виде одинокой ослепительно красивой девушки посреди заснеженного пустыря в центре транспортной развязки, берет тебя за рукав и по-свойски спрашивает:
— Простите… А вы мне не поможете добраться до платформы Северянин?
— Да-а-а-а?.. — растерянно ответил я с неопределенной интонацией, что прозвучало скорее как вопрос, не шутит ли она, чем как согласие помочь.
Девушка звонко засмеялась, кивнула вслед уходящему трамваю и невозмутимо продолжила:
— Может, пешком?
Через несколько минут мы шли по девственному снегу между трамвайных рельсов, светлыми фигурками на фоне спящего индустриального пейзажа Ростокино с черными окнами старых заводов и строящихся небоскребов, по берегу широкого и шумного Ярославского шоссе.
Мы весело болтали обо всем на свете, моментально достигнув той легкости общения, когда ты почти не слушаешь собеседника, а просто наслаждаешься звуком его голоса, и с легким нетерпением ждешь, когда он закончит, чтобы ты мог открыть рот и начать говорить сам, доставляя ему точно такое же, почти эротическое удовольствие.
У нас оказалось столько общего, что мы едва ли не с досадой перебивали друг друга, спеша поделиться все новыми и новыми подробностями своей жизни, которые сближали нас с сумасшедшей скоростью. Мы шли очень быстро, почти бегом, и говорили очень громко, почти крича — о кошках, машинах, музыке, учебе, спорте, морозе, фотосессиях, Москве, архитектуре, прогулках, трамваях, и каждая тема порождала дюжину новых. Концентрация близости была так велика, что мне казалось, что мы вот-вот замолчим и начнем целоваться и заниматься сексом прямо тут, на снегу.
Я всматривался в ее лицо, пытаясь понять, чувствует ли она то же самое, как вдруг отчетливо услышал:
— Я просто сразу хочу сказать, что я ЗА Путина!
— Что-что? — осоловело переспросил я, видимо, как Николай II в тот момент, когда красный комиссар сообщил ему, что сейчас он и его семья будут расстреляны.
— Я ЗА Путина, — сказала она, выделив слово "за", как зазубрину штыка.
— За Путина я, — зачем-то повторила она в обратном порядке, словно вытаскивая штык вместе с моими кишками.
Из глубин моей памяти на помощь взметнулись аргументы: Беслан, Волгодонск, Норд-Ост, Курск, Литвиненко, Алексанян, кооператив "Озеро", офшорные схемы, разоблачения Навального — как белые кровяные тельца, они устремились к ране.
— Я ЗА, — сказала она, продолжая идти рядом со мной и мило улыбаться, всем своим видом показывая, что дискуссия ей не интересна.
— Что, прости? — на выдохе переспросил я, как смертельно раненый человек, который еще не понимает, что алая дорожка на снегу — это кровотечение из его перерезанной брюшной артерии, остановить которое уже не сможет никакой жгут.
— Ты же нормально к этому относишься? — поинтересовалась она.
— Да, — коротко ответил я, бессильно пытаясь придумать что-то на тему кошек, машин, музыки, учебы, спорта, мороза, фотосессий, Москвы, архитектуры, прогулок, трамваев, но из моего рта вытекали тонкой струйкой бессмысленные дежурные реплики.
— Это... нормально...
— Это рабочий момент, — произнес я, опускаясь на колени, как герой Виктора Цоя в конце фильма "Игла".
Где-то позади очередной трамвай резко остановился, заскрипел, замер, и примерз к рельсам. В его салоне погас свет, а водитель уронил голову на штурвал. Я услышал, как останавливаются одна за другой турбины окрестных заводов, постепенно переходя от равномерного шума к низкому гулу, как ползет изморозь по высоким окнам машинных залов, как холод подбирается ко мне по рельсам.
— Ты не посмотришь, когда ближайшая электричка до Пушкино? — равнодушно спросила она, глядя на меня сверху вниз.
— Да, конечно, — ответил я, поднимая слабеющую руку со смартфоном.
Резким движением крутанув мою кисть, она какое-то время изучала расписание, потом, очевидно, нашла нужную электричку, развернулась и быстро зашагала к платформе, постепенно превращаясь в точку.