— Ты где?!! — орет захолустного вида мужик в расстегнутой кожанке в свою мобилу, стоя посреди Трубной площади.
Он неуклюже изгибает руку, приподнимает кепку, вытирает вспотевший лоб и быстро возвращает телефон к уху.
— Але?!! — продолжает орать он. — Что? Я где?! Я э-э-э... — заминается на секунду, ошалело смотрит по сторонам: на голые деревья на Цветном бульваре, на вентиляционные шахты метро, на одноэтажные дома, где два века назад жила прислуга, а теперь живут мажоры и висят объявления о продаже и аренде, по одному качеству печати которых ясна стоимость, на стекляшки возле метро, в которых на нижних этажах — офисы, а на верхних — апартаменты, то есть, сидит, значит, такой офисный планктон в кресле на колесиках, заполняет свои таблицы в экселе, а над потолком, в пяти метрах от него, мускулистый негр жарит состоятельную женщину бальзаковского возраста на ее зеркальном сексодроме оттенков крови и золота; мужик в кожанке вертит головой, нервничает, раздувает ноздри, снова поправляет кепку и уже собирается заорать в телефон, что он — да *** знает где! — как вдруг видит прямо перед собой стену Богородице-Рождественского женского монастыря. С его покрасневшего лица сходит напряженная гримаса, и оно принимает простое крестьянское древнерусское неизменное выражение радостного узнавания.
— Я-а-а-а-а у этой! У стены! На Трубе бля! — ликующе произносит он. — А ТЫ ГДЕ?!
Метро извергает на площадь негустой воскресный поток москвичей, они рассеиваются на маленькие группы и отдельных персон, из апартаментов на 25-м этаже выглядящих как одинаковые черные муравьи: хипстер, художник, решала вопросов, бабка, чикуля, гопник, задрот. Каждый углубляется в свой переулок и ползет по своему маршруту, неся свою тростинку. Один из муравьев хаотично бегает вокруг выхода из метро, затем, вызывая шквал раздраженных гудков, бросается через проезжую часть с криком:
— Я ЗДЕСЯ!
— Эге-е-ей! — машет мужик. Та, кому он машет, уже в его поле зрения, но он продолжает орать в телефон, как будто это мистический ритуал, и связь нельзя прерывать, пока твой собеседник не окажется рядом, не обдаст тебя чесночным запахом и не чмокнет в пухлую щеку.
— Куда ты через дорогу прешь, дура!
— Я ЗДЕСЯ! — радостно кричит веснушчатая русоволосая девушка, размахивая косынкой в чистом воздухе, не содержащем ни угарного газа, ни аэрозолей, разрушающих озоновый слой, ни аромата "Эссе лайт", ни шлейфа "Мисс Диор". Она вкладывает пальцы в рот и свистит, чтобы привлечь внимание парня, который стоит, озираясь, возле стены, отделяющей дворянский Белый город от ремесленного Земляного.
— Эге-е-ей! — радостно кричит он в ответ и бежит ей навстречу через зеленое поле, на котором то тут, то там валяются бревна и доски, стоят незаконченные срубы и толкаются мужики, пришедшие в воскресный день на лубяной рынок на Трубе. Он бежит по влажной весенней земле, под которой глина, под которой камень, под которым пустота и подземная вода, которая течет так, как хочет, а не так, как ей сказали строители метро — потому что метро еще нет, и утренней давки тоже нет, потому что людей тут как в одном микрорайоне Южного Бутова, и стоимость квартир не зависит от близости к центру, потому что центра еще нет, и квартир нет, есть только пара сотен домов, белокаменный Кремль и несколько тысяч семей, которые не знают, как и зачем нужно накручивать лайки и покупать фолловеров, которые питаются своим картофелем с огорода и ходят под серым небом, проваливаясь в средневековую грязь и стараясь держаться своей стороны улицы.
Парень бежит навстречу своей подружке, она бежит навстречу ему, их пути пересекаются в точке X, которая лежит ровно там, где дрифтит ленд крузер прадо, не успевающий затормозить в силу ослабленных воскресных рефлексов, рассеянного послесубботнего внимания, плохой реакции мягких загорелых рук, нетвердо держащих руль в меховой оплетке, замутненных миндалевидных глаз и косых азиатских ноздрей, втягивающих приятный запах кожаного салона и помнящих вчерашний отборный кокос — в этой самой точке, где замирают в красочной васнецовской сцене пухлый мужик в кепке, медленно опускающий мобилу от уха, стремительно трезвеющий водитель джипа, выскочивший из салона на асфальт, несколько случайных прохожих, высокая состоятельная женщина в халате у окна апартаментов и маленькая женщина в розовом пуховике, лежащая в луже алой артериальной крови на Рождественском бульваре.