АННОТАЦИЯ: Три подруги, приобретая новых знакомых, открывают для себя увлекательный и необыкновенный мир паркура, автомобилей, стритрейсинга. Но прежний мир, он тоже здесь. Он напоминает о себе прошлыми и грядущими трагедиями.
Оглавление
Часть первая. Библиотекарша
Часть вторая. Начало
Часть третья. Лёлькины хлопоты
Часть четвертая. Ужин в "Пирамиде"
Часть пятая. Евгений Дакота
Часть шестая. Черное время
Часть седьмая. "Княжий терем"
Часть восьмая. Толик Пунич
Часть девятая. Ночные гонки
Часть десятая. Неопределенность
Часть одиннадцатая. Ольгин роман
Часть двенадцатая. Тактильные ощущения
Часть тринадцатая. Элионора
Часть четырнадцатая. Калина
Часть пятнадцатая. Диссонансы
Часть шестнадцатая. Новогодняя феерия
Часть семнадцатая. Время чудес
Часть восемнадцатая. Похищение
Часть девятнадцатая. Мальчишник
Часть двадцатая. Прозрение
Часть двадцать первая. Беда
Часть двадцать вторая. Асины сомнения
Часть двадцать третья. Частный сыск
Часть двадцать четвертая. Ася и Артем
Часть двадцать пятая. Ситуация выходит из-под контроля
Часть двадцать шестая. Маска сброшена
Часть двадцать седьмая. Ангелы дарят перышки
С благодарностью и признательностью Валерию Фролову,
моему неизменному корректору, источнику очень ценных и
компетентных советов
Часть первая. Библиотекарша
Ася выглянула из своего закутка, — читальный зал был пуст. Впрочем, она и так это знала. Последними читательницами были две старшеклассницы. Девчонки посидели с пол-часа, выписали из каталога десяток книг, чтобы в конце школьного реферата составить из них список «использованной литературы». Они ушли давным-давно, и после них читателей не было.
Нет, пусть хоть что начальство говорит, но кому вздумается тащиться сейчас в библиотеку? Одних только бомжей светлые окна манят обещанием тепла и покоя. К счастью, у дверей на посту есть тетя Валя, и дальше нее лишние не пройдут. Тетя Валя твердо уверена, что библиотека — учреждение культуры, а не приют для бомжей. Ася тоже так считает. А из тех, кто с ее точки зрения «нормальный», всего лишь раз приходил мужичонка в спортивном костюме. Тетя Валя встретила его душевно и рассказала потом Асе, что он с женой поскандалил и ушел из дому, в чем был. Увидел библиотеку, решил скоротать в тепле и уюте несколько часов. Когда уходил, тетя Валя приглашала опять приходить, если что.
- Пускай лучше сидит, журналы листает, чем горькую пить да приключений на свою… голову искать.
Невеселая библиотечная статистика: единственный читатель за все Асины дежурства — тот обиженный женой мужчинка. Ну скажите на милость, какому здравомыслящему человеку на ночь глядя приспичит бежать в библиотеку? До утра не дотерпит? Что библиотека, неотложная помощь что ли? Глупость это, чтоб до такого часа работать. И смысл один только — какой-нибудь чиновник от культуры выставится как самый заботливый, самый радеющий о нуждах горожан.
Ася бросила взгляд на часы. Ну, слава Богу, отвела очередь!
- Валентина Михайловна! — позвала они громко. — Закрываемся?
- И правда, время уже, — отозвалась тетя Валя. И повторила официальным тоном: — Закрываем!
Ася мимолетно удивилась неуместной официальности, услышала, как вахтерша задвигала стулом, встала и прошла в сторону абонементного зала. По заведенной привычке перед уходом домой тетя Валя проверяла служебную дверь, закрыты ли окна, не остался ли включенным свет.
Ася выключила компьютер, положила в сумочку зажигалку и пачку «Лючии», сняла с вешалки куртку. Вообще-то она не работала с посетителями, ни на абонементе, ни в читальном зале. Но эти бессмысленные вечерние бдения распределили между всеми сотрудниками. Примерно два раза в месяц подходила Асина очередь. Бессменной была только тетя Валя. К общей радости. Иначе пришлось бы дежурить по двое, и значит, в два раза чаще. Дежурить по одиночке — нет уж, ни в жисть! Все именно так и сказали. Тогда тетя Валя легко разрешила проблему. Жила она неподалеку, дома ее ждал только кот Тихон. Работа в библиотеке ей нравилась и домой она никогда не торопилась. Будучи библиоманом, она перечитала кучу детективов и дамских романов на своей вахте. Одновременно умудрялась вязать, почти не глядя на мелькающие спицы. Вязала она разноцветные носки и тут же одаривала ими работников библиотеки и даже их домочадцев. У Ася тоже имелась пара розовых пушистых носков. Она ходила в них по квартире, и ноги в тети Валиных носках никогда не мерзли.
В темное окно мягкими заячьими лапками барабанил дождь. Ася вздохнула и вытащила из сумочки зонт.
На ходу застегивая куртку, Ася шла между рядами столов к выходу из читального зала. Тут вздумала проверить, на месте ли ключи. Не останавливаясь, начала рыться в сумочке и… налетела на человека. Это было столь неожиданно и невозможно, что Ася испуганно вскрикнула и отшатнулась так резко, что едва не упала.
- Ох, простите!.. — торопливо проговорил мужчина, удерживая ее за локоть.
- Откуда вы?.. В зале никого не было!
- Что случилось, Анастасия? — бдительная тетя Валя торопилась к ним.
- Нет… вы просто меня не заметили… Я вот здесь…
Мужчина указал на одно из двух кресел, что стояли у журнального столика вблизи каталогов. Здесь обычно работали те, кому надо было что-то найти в каталоге — вынимали длинный каталожный ящик с библиотечными карточками, и переносили его на столик. Этот угол не был виден от Асиной двери, его закрывали стеллажи с книгами. И на стеллаже, на полках, обращенных к креслам и столику, лежали стопки журналов.
- Вы меня извините, я не нарочно. Сидел тут, журналы читал. Я же не знал, что вы меня не слышали.
- Совсем заработалась! — виновато и неловко улыбнулась Ася. — Я и вправду не слышала вас. Это вы меня извините за невнимание.
- Да мне никакого внимания не требовалось, я вон, на полке все, что надо, нашел. Мне страшно неловко, что испугал вас. Получилось, будто нарочно прятался. Такое глупое недоразумение…
- Вот незадача! Как говорится, у двух нянек… — развела руками тетя Валя.
Ася мысленно обругала себя за нелепый испуг, и ни с того, ни с сего почувствовала досаду на этого неожиданно возникшего человека, разумеется, ни в чем не виноватого. И все же голос ее прозвучал сухо:
- Приходите завтра. Сейчас мы уже закрываем.
Взглянув на него, Ася вдруг вспомнила имя и фамилию мужчины. Она уже встречалась с ним. Лёлька ушла в школу проводить какое-то библиотечное мероприятие, и Ася заменила ее в читальном зале. Тогда он и приходил. Ася еще выполняла какой-то его запрос, выносила книгу из фонда и, как положено, отмечала запрос в его читательском формуляре. «Евгений Дакота», — назвал он тогда свое имя, и оно запомнилось необычностью. Слово «Дакота» ассоциировалось у нее то ли с романами Фенимора Купера1, то ли с фильмами немецкой киностудии Дефа и с югославским актером Гойко Митичем2. Оттуда, из детства, она знала, что Дакота — это индейское племя. И вот — Евгений Дакота. Это было красиво.
- Еще раз прошу прощения, — прижав руку к груди, мужчина виновато смотрел на Асю.
- Не за что, — Ася перекинула через плечо ремешок сумки, давая понять, что хватит уже разговоры говорить. — Валентина Михайловна, вы сдали на пульт?
- Уже звоню!
…Снаружи «заячьи лапки» оказались отнюдь не мягкими и не пушистыми. Дождик был холодный, к тому же заметно усилился. Ася попрощалась с тетей Валей, поежилась от необходимости выходить из-под защиты козырька над входом, подняла воротник куртки и раскрыла зонт.
- Можно я довезу вас до дому? — услышала она. — Неурочный посетитель все еще был рядом.
- Вам что, некуда время девать? Или вас из дому выгнали?
- С какой стати? — теперь удивился мужчина. — С чего вы взяли?
- У меня однажды был читатель, как раз в это же время. Его супруга выгнала.
Мужчина рассмеялся:
- Слава создателю, я еще не обзавелся домашней катапультой. Так вы позвольте доставить вас к родному порогу? Ну, хотя бы в знак того, что с досадным недоразумением насовсем покончено.
Ася медлила с ответом.
- Нет, вы, конечно, можете отказать. Ну тогда хоть одно ма-а-аленькое условие выполните?
- Какое еще условие?
- Просто объясните, из каких соображений вы теплому салону автомобиля предпочтете холодный дождь, автобус, темноту, лужи и грязь? А если вы беспокоитесь, что я стану напрашиваться на чай, клянусь, напрашиваться не буду!
Ася чуть приподняла брови: в самом деле, ведь именно об этом она и подумала. С ответом-то она медлила не потому что в дождливый поздний вечер собиралась предпочесть автобус автомобилю, а потому, что засомневалась: как бы не пришлось отшивать навязчивого провожатого, это ей было лень делать.
- Я просто бесплатное такси, — улыбнулся мужчина, — доставлю вас домой и исчезну.
- Ну, хорошо, — хмыкнула в ответ Ася, — я согласна.
- Меня зовут Евгений…
- …Дакота. Я помню.
- Ого! Удивили. Это что, профессиональная память?
- Это запоминающаяся фамилия.
- Все равно, не ожидал, что вы меня помните. А вы Анастасия, я знаю. Прошу, — указал он на серебристый автомобиль у обочины.
Дверца закрылась мягко и почти беззвучно, отсекая от Аси дождливый, слякотный вечер. Сидеть в этом автомобиле было как-то особенно удобно. Она осмотрелась. Сидений оказалось только два, но были они какие-то огромные. Их обтягивала светло-серая, почти белая кожа с черными простежками. Руки удобно ложились на широкие боковые валики, ощутимо охватывающие сидящего. В этом мягком охвате было на удивление комфортно. Весь салон: облицовка передней панели, двери и руль были затянуты такой же светлой кожей.
- Интересная у вас машина.
- Спортивный вариант BMW.
- На спортивных автомобилях мне еще не доводилось ездить, — Ася снова с любопытством осмотрелась. — Вы лихач?
Евгений рассмеялся:
- Нет, я очень корректный и осторожный водитель. Скорость люблю. Но всему свое место и свое время.
- Тогда почему именно спортивный?
- Хммм… — протянул Дакота и неожиданно спросил: — Вы, Ася, в любовь с первого взгляда верите? — Коротко взглянул на ее озадаченное лицо: — Ой, нет, я не вам собрался объясняться в любви. Я про этот автомобиль — у меня к нему именно любовь с первого взгляда. Увидел и понял, что мне нужен именно он. У него ярко выраженный характер. Такой же как у меня.
- Интересно, как можно с первого взгляда разглядеть в автомобиле характер? И вообще — характер? У машины?
- Конечно. А как же? У каждого автомобиля свое лицо.
- Лицо? — насмешливо уточнила Ася.
- Да вы сами попробуйте разглядеть и всё поймете! На один автомобиль глянешь и видишь — простоватый, недалекий. Другой — хитрюга, сильно себе на уме. Третий спесивый, надменный. А если владельца спросить, то каждый скажет, мальчик или девочка его авто, и про нрав много чего расскажет.
- Надо же! — засмеялась Ася. — Ну тогда про свой расскажите. Можете?
- Запросто. Готов развлекать всю дорогу. А могу даже и весь вечер, — он с усмешкой коротко взглянул на Асю.
Она изобразила недоумение:
- То есть… вы уже не бесплатное такси?
- По-вашему, я на что-то претендую?
- А кто намекает, что заговорит меня на весь вечер? Шехерезада из BMW!
- Ха! Нет, направление ваших мыслей мне, конечно, нравится! Я ничего не имею против… — Он опять взглянул на Асю и вздохнул: — Помню, помню… я всего лишь водитель благотворительного такси.
- Вы сейчас лукавите, да? Обещали развлекать рассказами про автомобиль, а не развлекаете.
- Я готов!
- Ну, рассказывайте. Вот вы взглянули на него и что там «в лице» разглядели?
- Итак. Как только я взглянул на этот чистопородный бумер, тут же пришла мысль о звере. Я думаю, подобная мысль и у вас обязательно мелькнула бы, — медленно, подыскивая сравнения, заговорил Евгений, — о быстром, сильном… сосредоточенном охотнике. Вы бы почувствовали в нем боевой азарт. Это настораживает и даже слегка пугает, но еще больше притягивает. В нем независимость и достоинство, самоуверенность… без намека на хамство. У него фары — как раскосые глаза дикой кошки. Он похож на снежного барса… когда зверь сгруппировался и в любой момент готов броситься вперед.
- Однако… Мне уже хочется выйти и как следует разглядеть его.
- Сейчас темно, — мужчина улыбнулся: — Зверь прячется в темноте. Разве в темноте его разглядишь?
- Так ваш бумер агрессивен?
- Да… Вы ухватили самую суть, — на светофоре загорелся зеленый, и автомобиль мягко тронулся с места. — Именно так: при всей элегантности в нем ощущается концентрированная агрессия. Он элегантный зверь, завораживающий красотой и силой. Впрочем, агрессия должна быть в характере любого спортивного автомобиля.
- Вы меня удивили. Такие неожиданные слова, сравнения… они больше подходят к живому существу, чем к железяке.
- Железяка?.. — возмутился Евгений, глядя вперед, где свет фар разгонял сумрак позднего вечера. В этом свете пространство было густо заткано серыми дождевыми нитями. — Видите ли, Настя, езда на спортивном авто предполагает экстремальность. И когда он выносит тебя из самых рискованных положений… когда возникает чувство, что между тобой и машиной абсолютное взаимопонимание… и знаешь, что он надежен как самый верный друг… невозможно одновременно думать, что это всего лишь бездушная железяка. Спортивный автомобиль — это и друг, и утешение, и радость.
- Чем вообще он отличается от обычного?
- Спортивный автомобиль начинается там, где заканчивается легковой, и заканчивается там, где начинается гоночный. Для гоночного самое важное — обогнать, выиграть десятые доли секунды. На спортивном тоже гоняют на предельных скоростях — какой же русский не любит быстрой езды? Но это не подлинная суть его, а, так сказать, побочный продукт. Гоночные и спортивные автомобили вроде бы похожи, но цели у них совершенно разные. В спортивном самое важное — удовольствие от его вождения. А если говорить о чисто технических качествах — он гораздо мощнее легкового. Он способен резко набирать скорость и большую. Для него очень важна хорошая аэродинамика и балансировка, развесовка, чтобы не выкинул чего в критической ситуации — не улететь с дороги, например. В нем все должно быть продумано с учетом скорости. Вот даже сиденья — будь у сиденья плоская спинка, на скоростном повороте из него просто вывалился бы. А из этих куда вывалишься? Наоборот, центробежная сила только глубже вдавит в сиденье, зафиксирует. К эргономике этих сидений не придирешься — сидишь в машине как влитой. К тому же у них большой диапазон регулировки, можно идеально подогнать под себя. Интеллект и мощность автомобиля, его огромный ездовой потенциал чувствуешь всякий раз — проходишь ли поворот, жмешь ли педали. Крены минимальны, запаздываний на руление нет, траектория движение корректируется моментально и точно. Никаких размазанных реакций — на переключение скорости реагирует как на удар хлыста. Настолько в нем все продумано и функционально, что машина становится умной. Абсолютно спокойна на высоких скоростях. Даже поворот спокойно пройдет под газом, еще и черный автограф оставит на асфальте. На боковые удары ветра не реагирует. Хорошая аэродинамика, это когда автомобиль и ветер становятся единым целым.
- Кажется, я не все поняла в вашем автомобильном сленге, но впечатление получила большое. Вы будете разочарованы, но я все же тот самый русский, который НЕ любит быстрой езды. Я далека от скоростей, от рева автомобильных моторов, от автографов жженой резиной на асфальте. Это для меня чужой мир. Так что сегодня я, можно сказать, встретила человека из параллельного мира.
- Надеюсь, мне удалось пробудить в вас хоть чуточку интереса к моему миру?
- Не знаю. Вы очень интересно рассказывали, и я слушала с большим интересом. Мне очень нравятся увлеченные люди. Но сама я не экстрималка. Мне не захотелось почувствовать, как на огромной скорости перегрузки вдавливают меня в это замечательное кресло.
- Не сочтите, что я вам поддакиваю, но я, действительно, разделяю ваш точку зрения. Не надо вам этого всего: перегрузок, скоростей…
- Эээ… а почему вы так считаете? — озадаченно, и даже с ноткой обиды проговорила Ася.
- Вы только в мужском шовинизме меня не обвиняйте, пожалуйста, — засмеялся Евгений, — Но я правда считаю, равноправие, это, конечно, хорошо. Но все равно, пусть остается что-то чисто мужское и чисто женское. Женщина может быть сильной личностью, но не железной леди. Ее сила в другом.
- В чем?
- Видите ли, мужчина ведь изначально был охотником и воином. Обязан был жить на грани фола. В таких условиях риск — такое же естественное состояние, как дышать. Едва ли ни каждый день мужчина должен был рисковать жизнью и умереть, если надо. А женщине нельзя было погибать, она хранительница и продолжательница рода. Думаете, это не запечатлелось в нашей крови, в генах, в подсознании? Я преклоняюсь перед женщиной. Вместе с вами как-то сами по себе входят в жизнь уют, тепло, любовь. По мне, так это тайна — что такое в ней, в женщине, отчего с ней рядом тепло? Не с каждой. А лишь с той, которая по природе своей хранительница. Я знаю женщин, которые обожают машины, движение, скорость, упиваются властью над огромной машиной. С ними интересно общаться. Недолго. Несколько минут.
- Выходит, все-таки вы — шовинист.
- Нет. Пусть моя любимая женщина прыгает с парашютом и занимается дайвингом, водит любой вид транспорта, хоть самолет. Но пусть при этом нуждается во мне. Как в опоре и защитнике.
- Браво, — слегка насмешливо сказала Ася. — Я готова позавидовать вашей любимой женщине.
- В таком случае, отчего усмешка?
- Слишком красиво, слишком правильно. Слишком ни к чему не обязывающая ситуация, чтобы сказанное было истиной от слова до слова. И все же — спасибо. Вас интересно слушать. И спасибо, что спасли от дождя. Вот мой дом.
Машина завернула под арку во двор и остановилась у подъезда, который указала Ася. Она открыла дверцу и через неуловимое мгновение обернулась:
- Один вопрос можно?
- Конечно.
- Для чего вам понадобилось в такой час сидеть в библиотеке?
- Я отвечу вам в другой раз.
- В другой раз? — в голосе Аси прозвучало удивление.
- Завтра.
Помедлив, она сказала:
- Нет.
- Тогда позже. Опять будет ночь и холодный дождь, и вам снова понадобится такси.
Ася молча смотрела на него несколько секунд, и, так ничего и не сказав, вышла из машины, скрылась за дверью подъезда.
Она разделась, прошла в зал, включила компьютер, музыкальный центр и телевизор, убрав звук в телевизоре до конца. Музыка звучала негромко. Ровно так, чтобы слышно было из кухни, куда Ася отправилась варить кофе.
Ася включила кофеварку и открыла холодильник, разглядывая его содержимое. Взгляд скользнул мимо сыра, мимо упаковки с тонко нарезанными ломтиками мяса, мимо масленки с красной крышкой… Остатки вчерашнего салата, зелень… Нет, есть не хотелось. Ася достала сливки и закрыла холодильник.
Справа от нее по-ночному темнело окно. В него можно было бы увидеть едва освещенный двор с песочницей, качелями и деревянной горкой. Угадать места для парковки автомобилей, редкие деревца и безрадостные, посеревшие цветники вблизи подъездов. Если бы Ася посмотрела сейчас в окно, она увидела бы этот пустой ночной двор. А человека, стоящего в темной глубине арки, разглядеть было невозможно. Ну, разве что красный огонек сигареты… И то, едва ли. Человек стоял и смотрел на засветившиеся окна Асиной квартиры.
Она не любила осень. Осенью у нее всегда возникало ощущение холода и хотелось согреться. От вида самых первых желтых листьев — вестников осени посреди лета — где-то глубоко в душе становилось холодновато. Нет, Ася могла восхищаться панорамой леса, окрашенного в царские цвета — золото с красным. Ей нравилось идти по тихой-тихой аллее, когда дорожка сплошь засыпана сухой разноцветной листвой. Она шуршит под ногами, и этот шорох висит в осенне-прозрачном воздухе. Даже осеннее ненастье нравилось, но только чтобы сидеть в тепле и уюте, и дождь колотился бы о стекло, и в мокрых, голых ветках раздраженно посвистывал ветер… Разумеется, в этом времени года имелась своя прелесть, и все же — это было время умирания. Остывания. Красивого, даже роскошного умирания, неизменно окрашенного печалью. Осенью Асе хотелось до самого носа завернуться во что-нибудь теплое и мягкое, забраться с ногами в большое рыхлое кресло, греть руки о большую чашку с густым горячим шоколадом и бездумно смотреть все подряд телепередачи. Или слушать музыку. Еще чтобы чайные свечи расселись по квартире роем светлячков и горели целую вечность, внося умиротворение и покой.
Утро в библиотеке началось как всегда. Ася дождалась, пока все разошлись по своим рабочим местам, и наступила привычная тишина. Она вышла в читальный зал. Перед библиотечной кафедрой уже стоял паренек — ранний птах, студент, судя по всему, а стук Лелькиных каблучков доносился из просторного помещения позади кафедры, из книжного фонда. Вероятно, она выполняла запрос. Через минуту Лелька вышла со стопкой книг и отдала их читателю.
- Как дела? — спросила она Асю. — Что новенького?
- У тебя есть читатель — Дакота Евгений, — кивнула Ася на картотеку с читательскими формулярами. — Помнишь его?
Лёлька пожала плечами:
- Не-а, не помню. А что с ним?
- Вчера сидел до закрытия, а потом довез меня до дому.
- Молодой? — оживилась Лёлька. — Ну-ка, ну-ка, — потянулась она к картотеке. — Дакота, говоришь… Ага, вот он, попался!
Лёлька принялась изучать личные данные, внесенные в формуляр: имя, отчество, фамилия, дата рождения, адрес…
- Слушай, ну мужчина в полном расцвете сил! Аська, неужели ты наконец-то обратила внимание на мужика? Рассказывай давай, чем он произвел на тебя неизгладимое впечатление?
- Правда, произвел, — засмеялась Ася, вытягивая из пальцев подруги картонную книжицу. — Если бы ты его послушала! Лёль, ты знаешь, как он говорит! Просто артист разговорного жанра!
- Он что, анекдоты травил всю дорогу?
- Почему — анекдоты? — непонимающе посмотрела Ася.
- Ну, как? Они же людей смешат, артисты разговорного жанра, Петросяны всякие.
- А-а-а… Нет, тут другое. Лёль, я не помню, чтоб встречала человека, который умел бы так красиво говорить. Просто так, общаясь. Ярко. Образно. Правильно…
- Ты давай по-порядку излагай.
- Во-первых, у него спортивный автомобиль. BMW.
- Ничего себе! Он крутой что ли, этот Дакота? Такое авто кучу бабок стоит!
- Да уж наверно не простой работяга. Не знаю. В самом деле, я понятия не имею, что он из себя представляет.
- Ну ладно, дальше рассказывай.
- Ты знаешь, я в машинах не разбираюсь, дуб дубом. А тут… он мне такое про свою машину наговорил, про характер ее рассказывал. Я ведь даже не перескажу. Сказал, что его автомобиль на дикого зверя похож, на хищную кошку, что фары раскосые, как кошачьи глаза. Ой, да я так не расскажу, Лёль. В общем, у него талант рассказчика, его слушаешь, и слушать хочется.
- Та-а-ак… ты согласилась еще раз его послушать? Когда?
- Нет. Ничего подобного.
- Вот тебе на! Почему? — с упреком уставилась на нее Лёлька. — В кои-то веки интересный мужик попался… В кои-то веки глаза на него открыла… Почему ты опять в ракушку свою запятилась?
- Ни почему. Отстань, Лёлька.
- Ася, ну погоди. Послушай, давай приглядимся к нему сперва! А если такое добро окажется нам не надоть, так мы его — ать-два! — и пошлем по другому маршруту. А? Ну чего ты? Если интересный человек, если со всем вниманием к тебе… Что его шугаться-то? Ни к чему ведь не обязывает. Ой, блин, — поморщилась она, — ну совсем его не помню!
- Во-первых, Лёля, с чего ты взяла, что у него ко мне интерес?
- В библиотеке до закрытия сидел? До дому довез? Встретиться предлагал?
- Ну… да… именно в таком порядке, — засмеялась Ася.
В зал вошли двое читателей, направились к кафедре.
- Нам вот эти журналы нужны, — протянул один из них листок со списком журнальных статей.
- Я пойду, Лёлишна.
Ася вернулась в свой кабинетик, вытряхнула из пачки сигарету, закурила, подошла к окну и открыла форточку. Снаружи потек холодный влажный воздух. Ася села в свое кресло и с улыбкой потянулась. У нее было хорошее настроение. Его нисколько не испортили Лёлькины упреки и ворчание.
Их было трое. Закадычное трио возникло еще в школе и выдержало испытание временем и жизнью. Ася, Лёлька и Элька.
Лёлишна и теперь еще время от времени начинала возмущаться:
- Эль, ты только послушай, как она нас зовет! Лёлька! Элька! Будто мы болонки какие-нибудь. И как мы ее называем: А-а-ася. Трепетно и нежно.
- Как скажешь, дорогая, — не возражала Ася. — Отныне тебя я буду звать Ольгой, а Эльку — Элеонорой.
- Ой, только не это! — скукоживалась Эль.
- Ольгой? — без энтузиазма Лёлька пробовала слово на вкус. — Так и просится «Петровна». Я целый день Ольга Петровна. Вся из себя библиотечная дама. Ну и как я с таким ником буду хулиганить? Ладно, так и быть, для тебя я Лёлька.
- А для меня? — надувала губы Элька.
- Для тебя само-собой, по умолчанию, — Лелька целыми вечерами просиживала за компом, в форумах и блогосферах, потому их специфический сленг частенько пробивался в ее речи. — С тобой мы в одной лодке, сестра!
Окончив школу, каждая из троицы пошла своей дорогой. Однако связей друг с другом они не потеряли, и новые друзья-подружки старой дружбы не затмили. Лёлька — самая озорная и бесстрашная из троицы — долго не могла выбрать профессию. Когда уже во всю шли выпускные экзамены, она услышала по радио об институте Культуры, и в тот же день до невозможности удивила подруг, заявила, что идет на библиотечный факультет. Не меньше удивлены были и родные Лёльки. В их представлении библиотечная профессия и Лелька — два абсолютно несовместимых понятия. Но решение ее оказалось окончательным и пересмотру не подлежащим.
А вот за Эльку выбор сделали родители, и она — разумная, послушная, прекрасно воспитанная девочка — спокойно этот выбор приняла, пошла учиться на экономический факультет.
Ася поступила в медицинский, и для подруг не было секретом, почему она связала свое будущее с медициной: в медицинский институт пошел Артем, их одноклассник. Самый красивый мальчик из всех старших классов школы.
Правда, чуть позже Ася переменила свой выбор, и решила, что будет психологом-логопедом.
- Вот кто поставит мне язык на место! — радовалась Лёлька.
У нее были проблемы с «эр». Иногда получалось красивое, четкое «р-р-р». Но чаще — не получалось. Это никому не мешало, в том числе и самой Лёльке. Но картавить, когда лучшая подруга — логопед, это, извините, нонсенс. Увы, Лёлька радовалась зря, ей так и не суждено было перестать картавить. Прошло несколько лет, и Ася развела руками, обследовав Лёлькин речевой аппарат:
- Раньше надо было звать на помощь логопеда, в детстве, понятно? А сейчас — увы…
- Ну, все понятно, какой ты специалист! — презрительно оттопырив губу, резюмировала Лёлька. — Я теперь специально всю жизнь буду твоей подругой! В качестве анти-рекламы. Путь тебя совесть грызет — у логопеда картавая подруга! Ха!
- Лёлишна, ты не картавая. Ты очень красиво грассируешь. У тебя совершенное французское эр!
- Точно? Не врешь? — сомневалась в Асиной искренности Лёлька. — Ладно, пусть будет. Может, я во Франции как-нибудь окажусь. Выйду замуж за француза и стану француженкой. Вот пусть тогда они у меня учатся грассировать. Но ты меня еще прононсу научишь! — гнусаво заявляла она.
Да запросто! — весело обещала Ася.
Часть вторая. Начало
Окраинный район города был застроен частными домами. Еще до Асиного рождения ее родители переехали из села в город в поисках работы и лучшей жизни. Именно этот район приглянулся им почти сельской неспешностью жизни, огородиками и садами. Тихо, зелено, спокойно. А город вот он, рукой подать — какой-нибудь десяток минут на трамвае или автобусе, и ты уже среди многоэтажных домов, вокруг красивые витрины, парки… Хочешь — иди в кино, хочешь — в театр,
До трех лет Ася была домашним ребенком. Благодаря бабушке, она знать не знала никаких детских садов. А потом бабушка стала прихварывать, и Асю решили отдать в детский садик. В первый же свой детсадовский день она познакомилась с мальчиком Артемом, когда воспитательница привела ее в группу и сказала:
- Артемка, пожалуйста, позаботься об Асе. Покажи девочке наши игрушки, книжки. Посмотри, чтоб не обижали ее.
Четырехлетний Артем был на редкость самостоятельным и рассудительным человеком. К поручению он отнесся со всей ответственностью. Взял за руку робкую, растерянную малышку и повел за собой. Опекал весь день. Решительно пресекал все попытки отобрать игрушки, которыми она играла, вместе с ней раскрашивал картинки в книжке-раскраске. А когда Ася разревелась, загрустив без мамы и папы, он утешал, гладил по голове, цепляясь рукой за большой бант, и неловко вытирал ладошками ее мокрые щеки. Потом пришло время обеда, и Артем притащил из игровой комнаты стульчик, приставил пятым к своему столу. Воспитательница хотела навести порядок, но он заявил: «Пусть Ася с нами сидит!» Воспитательница улыбнулась и пересадила за другой стол кого-то из «старичков». Она еще помнила, что сама же поручила Артему заботиться о новенькой, но вообще-то никакого особого значения своему поручению не придавала. А ведь, может быть, именно она заронила в детские сердечки чувства привязанности друг к другу, ответственности и признательности.
С этого дня началась их крепкая дружба. Оказалось, живут они на параллельных улицах, а дома их стоят рядом, через огороды.
Артем и Ася стали неразлучны. В один год пошли они в первый класс. Вместе шли в школу и вместе домой, сидели за одной партой, но никому в голову не приходило дразнить их женихом и невестой. Их отношения воспринимались как явление абсолютно естественное, само собой разумеющееся, а многие вообще считали, что они брат и сестра. Правда позже, когда девочки и мальчики подросли, немало нашлось, кого злила и раздражала неразлучность этой пары.
Артем стал красавцем. Все в его внешности было гармонично. Неотразимым было сочетания очень светлых волос и черных бровей. Ясные сине-зеленые глаза, как черным контуром обведены были густыми ресницами. При взгляде на него сердечки ёкали и дух захватывало не только у девчонок-школярок. Ни один женский взгляд не мог равнодушно скользнуть мимо. В учительской о нем говорили, еще когда он малышом был:
- Ну что за прелесть! Бывают же такие красивые дети! Настоящий Маленький Принц! — и улыбались: — У него даже «роза» есть, как у настоящего, из книжки, — Асенька. Он точно так же трогательно о ней заботится!
Позже об Артеме-старшекласснике говорили:
- Какой мужчина растет! Мечта! — и в голосе слышались нотки зависти.
- И что удивительно, характер у мальчика золотой. Всегда спокойный, самостоятельный, надежный. За таким любая как за каменной стеной будет. Повезло Асе, ничего не скажешь.
- Если только не уведет какая-нибудь…
- Ну, Анастасия тоже не Золушка. По ней тоже вздыхают ни один и ни два, я вам точно говорю, — утвердительно кивала классная руководительница. — И умница к тому же. Так что они — пара на редкость гармоничная. Дай Бог, чтоб у них все счастливо сложилось.
- Никто не спорит, Ася — прелесть, — соглашалась молоденькая преподавательница химии. — А все же Артем… — не найдя слов, она восторженно крутила головой и вздыхала.
Она была права. В Асином облике не было ничего такого, чтобы взглянуть на нее, да и остолбенеть с открытым ртом. В Артеме было, а в Асе нет. Но она была мила, великолепно сложена, а стоило заглянуть в ее выразительные серые глаза, стоило познакомиться с ней, пообщаться хоть с пол-часа, час, и человек очаровывался этой девушкой, неизменно попадал под ее обаяние.
А в мединститут Ася вот почему пошла. Артем задолго до окончания школы знал, что станет врачом. Его мать была очень болезненной женщиной, но чем она страдала — точного диагноза врачи поставить не могли. Артем очень жалел маму, переживал за нее и злился на бессилие врачей. Его мечтой стало поскорее выучиться и самому вылечить мать. И он не просто мечтал, а настойчиво шел к мечте. Дома у него было много книг по медицине, он весь был там, в этой области человеческого знания. Для кого-для кого, но для Артема не существовало вопроса, куда идти после школы. Он самостоятельно учил латынь, анатомию, много знал о лечебных травах, о народных и прочих нетрадиционных методах лечения. Знал профессоров, преподающих в медицинском, и нередко ходил на их лекции вольным слушателем.
С Асей он делился своими открытиями и знаниям, и, в конце концов, так увлек ее, что будущую профессию она не видела нигде кроме как в медицине. Правда, в медицинский Ася пошла в большей степени для того лишь, чтобы не расставаться с любимым. Она поступила и была на седьмом небе от счастья, что они вместе. Артем с удовольствием помогал ей. Сам он учился легко, азартно. Им владели два главных увлечения, два смысла жизни: учеба и Ася.
Чувства, которые связывали Асю и Артема, были чем-то большим, чем любовь. Они знали друг друга всю жизнь. Да, именно так — у Аси было очень мало воспоминаний, в которых не присутствовал бы Артем. Так мало, что можно сказать, их вовсе не было. То же самое и у Артема. Он хорошо запомнил девочку с испуганными глазами, и как ее маленькие пальцы крепко вцепились в его руку. Это воспоминание неизменно вызывало у него улыбку — наверное, Асе он показался тогда большим и надежным, хотя в действительности был он таким же малышом, как она. Но ей нужен был защитник, и она наделила этого малыша качествами, которых до того дня маленький Артемка не знал в себе. В тот день он почувствовал себя именно защитником, большим и сильным. И стал таким для Аси на долгие годы. Потому их связывали почти родственные чувства. Такие, которые возникают в крепкой семье, где царит бережная любовь, и каждый окружен вниманием и заботой всех.
Доверие Аси к Артему было безоговорочно и безгранично. Нет, слепой она не была. Прекрасно знала, что по ее Артемке вздыхают и убиваются. Взять хоть девчонку, соседку Артема. Малышня, школьница — приходит после своих уроков и занимает «пост» на подоконнике. Из окна ей видна часть улицы, по которой он будет идти домой от трамвайной остановки. И вот сидит она часами, обняв острые девчачьи коленки, положив на них голову. Или читает что-то, даже уроки, кажется, делает на подоконнике. Всё ради нескольких минут пока он идет к дому, чтобы не спускать с него огромных влюбленных глаз. При этом она уверена, похоже, что Артем остается в абсолютном неведении про эти ее ожидания — она ведь смотрит на него из-за капроновой шторы, за которую успевает шмыгнуть. Робеет перед Артемом до крайности. Пару раз при Асе приходила она к соседям с материным поручением, то возвращала долг, то еще что-то. Глядя на девочку, Ася тогда почувствовала к ней что-то вроде сострадания… Девчушка была сама не своя, и визит этот, возможность оказаться так близко к своему обожаемому кумиру, был для нее событием вселенского масштаба.
И не только про безумно влюбленную школьницу знала Ася. Но при этом — как ни странно может показаться — чувство ревности было ей незнакомо. Она настолько хорошо знала Артема, что никогда, ни разу в нем не усомнилась. Она знала, что если бы Артем — нет, не изменил ей, а только мыслями потянулся бы к другой, только в душе его ворохнулось бы что-то — она сейчас же поняла бы, прочитала по глазам, расслышала бы в голосе, узнала по походке, по плечам, по спине… Как не понять, когда она чувствует его, как себя. Но не было никогда и ничего, ни малейшего повода, ни даже тени его. В институте поначалу они были неразлучны. Приходили вместе, сидели на лекциях рядом. Правда, после занятий Артем почти всегда находил себе дело, задерживался допоздна.
Тихо и мирно, и неожиданно быстро подошел к концу первый семестр. И тут Артем сказал неожиданное:
- Ася, не надо было тебе в медицинский идти. Не твое это.
Для нее эти слова прозвучали столь же внезапно и странно, как раскат грома посреди солнечного полдня. Ну да, она не была так фанатично, как он, захвачена медицинскими науками. В подаче Артема — окрашенное его эмоциями и увлеченностью — все выглядело куда интереснее, чем то, о чем приходилось слушать на лекциях и читать в учебниках. Ася немного завидовала его одержимости. Учился он на редкость легко и как-то… естественно, что ли. Не замечал никаких трудностей. Ей же хоть и труднее было, но училась она старательно, добросовестно корпела над конспектами лекций, сидела в библиотеках, зубрила латынь… Присутствие Артема скрашивало все минусы, и она не возводила свои проблемы в степень. Асе даже в голову не приходило, что если бы не Артем, она не пошла бы в эту трудную, беспокойную профессию. И услыхав такое от него, она изумленно уставилась на Артема:
- О чем ты говоришь?..
- Я хочу сказать, может быть, все исправить, пока не поздно? — спокойно пояснил он. — Ведь профессия — она на всю жизнь. Зачем тебе дело, которое будет в тягость? Меня не радует, что ты выбрала медицинский только из-за меня. Может быть, еще раз обдумаешь все хорошенько, разглядишь попристальнее. Не поздно ведь передумать, перерешить.
- Артем, да я не вижу себя ни в какой другой профессии… Даже не задумывалась…
- А ты задумайся, Асютка. На медицине же свет клином не сошелся. Вот, к примеру, я давно заметил, у тебя с детьми как-то очень легко все получается, к любому находишь подход.
- Ну… да. С детьми мне легко. Они мне почему-то доверяют.
- Так ведь это редкий талант! Сколько людей специально с этой целью психологию штудируют, а все равно никакого толку, никакого контакта.
- Не-е-ет, вот уж кем-кем, только не учителем!..
- С детьми разве только учителя работают? Как тебе детская психология, например?
Ася в замешательстве смотрела на Артема. Из всех отраслей знания именно психология всегда ее привлекала. В библиотеке она хорошо знала полку с книгами по психологии, из серии «Эврика» все перечитала, что нашла по теме, да не по одному разу. Если бы сама выбирала, куда идти учиться после школы, может, и задумалась бы о профессии психолога. Но она не выбирала, она просто хотела идти по жизни рядом с Артемом.
- Асютка, ты даже не представляешь, сколько у малышей проблем психологического характера. Как нужна родителям и детям толковая помощь. Подумай, всё ведь из детства идет, из детских комплексов, стрессов, страхов. Не распутали их вовремя, а там, глядишь, Чикотило вызрел.
- Ну ты скажешь, Артемка…
- Крайность, конечно, но по сути-то правда.
- Артем, а ты, в самом деле, думаешь, мне лучше не быть врачом?
- Асенька, я совсем не хочу сказать, что ты не подходишь для этой профессии. Ты умница, старательная, обязательная. Ты выучишься и станешь работать ответственно, со знанием дела, специалистом хорошим будешь. На этот счет у меня ни малейших сомнений нет. Но для тебя самой-то… Ведь куда счастливей человек, если не по долгу на работу идет, а еще и радость от нее получает. Я точно вижу, что оно тебя не особо радует уже сейчас, так откуда что потом возьмется? Сама ты как думаешь? Нравится тебе? Есть предмет или преподаватель, на чьи лекции ты с радостью, с интересом идешь? Подумай, Ася, еще исправить не поздно.
В общем, второй семестр Ася начала на факультете прикладной психологии. Учиться стало интересно, темы лекций захватывали. В профессии психолога-логопеда сочетались и взаимодополняли друг друга знания физиологии и нейропсихологии. Оказалось, что логопед не только дикцию исправляет и учит правильно звуки-буквы выговаривать, но занимается проблемами детской психики в целом. Ася овладевала психотерапевтическими техниками, которые позволяли корректировать психику маленького человека, управлять им, и иногда она начинала чувствовать себя посвященной в тайные знания, которые дают тайную власть над человеком. Постижение техник и приемов как будто наполняло ее некой силой, которую она, Ася, способна преобразовать в невидимое, мощное и доброе оружие. Она улыбалась над собой, но ощущение этой силы и тайной власти ей нравилось. Ася обнаружила, что можно учиться с удовольствием, и была несказанно благодарна Артему.
Вот так и получилось у них, что учеба теперь была у каждого своя. Артем остался «без присмотра», что воодушевило его поклонниц.
Вокруг Артема закипели страсти в полном соответствии со словами Александра Сергеевича: чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей. Одни робко, другие смело и откровенно пытались вытеснить Асю из его сердца. «Она дура! — ставили Асе злобный диагноз. — Думает, всю жизнь у своей юбки его удержит! Ничего-ничего… Еще поглядим. Еще вспомнит, что близко локоть, да не укусишь!»
Артема пытались соблазнить, плакали, объяснялись в любви и в ненависти. Какие только сплетни не распускали разочарованные и обиженные, обманутые в самых дорогих сердцу надеждах! И обязательно находились доброхоты, которые доносили ядовитые наветы до Асиных ушей. Но злой радости «доброхотов» тут ничего не обламывалось — всё разбивалось об Асино непрошибаемое равнодушие к этим нашептываниям. Равнодушие ее было той же самой природы, что и легкость, с которой Артем выдерживал любые искушения.
Асины «странности» еще как-то могли объяснить — мол влюблена по уши, дорожит им, потерять боится, а потому слово боится поперек сказать… Потому готова от него все терпеть, молча обиды глотает, делает вид, что не трогают ее всякие россказни про то, как охмуряют ее Артема… А уж что там на самом деле в душе у этого херувимчика творится, какой ад кипит — этого же не видно. Такие предположения вполне годились для объяснения Асиного поведения. Но вот Артем… Не монах же он, в конце-то концов! Так почему не действуют на него испытанные методы. А может, голубой? Может, они с Аськой «подружки»? И такие сплетни распускали тоже. А только эти двое все равно каким-то образом оказывались вне досягаемости грязных брызг, к ним не липло. И всякие гадости сами собой сходили на нет. Да стоило один раз увидеть, как беззаветно влюбленный Артем трогательно заботится о своей Асе. В столовой хотя бы посмотреть, как опекает ее, строжится и заставляет есть, «как следует. И тут же — ласковое, любовное прикосновение к руке, к щеке… Слепыми, наверное, были те, кто пытался глубоко копать в поисках причин, почему Артем такой „странный“, а Ася столь безразлична, когда ей „открывают глаза на истинное положение вещей“. Причина-то лежала на виду, на поверхности, одна-единственная. Они по-настоящему любили друг друга, той самой редкой любовью, о которой мечтают все, но редко кто верит, что она в жизни случается.
А говорить, что Артем монах — это уж вовсе смешно! Это никак не про него. У Артема есть родная, нежная, возлюбленная его женщина. Несравненная. Потому что ни с чьими не сравнятся ее влюбленные, солнечные глаза, пьянящая улыбка, весь ее нежный облик. И потому никто кроме Аси Артему не нужен.
Досаждающие своим вниманием представительницы прекрасного пола не будили в нем никаких нежных чувств, а наоборот, вызывали раздражение. Они мешали, претендуя на его внимание, на его время. Не было у Артема лишнего времени. Он учился неистово. Вгрызался в теорию. Торопился стать врачом. Хорошим специалистом, владеющим обширными знаниями. Но знания — это ведь только пол-дела, к тому же, легкая его часть. А дорого ли стоит врач-хирург с одной голой теорией? Опыт нужен, который приходит только с годами работы. С этим всякий бы согласился, но не Артем. Не мог он ждать годы. Потому не выходил из анатомички. Артем торопился. Торопился изо всех сил… И не успел. Мать похоронили, когда он учился на последнем курсе…
Ее смерть сбила его на лету. Он потерял опору и падал, падал, в бездонную пропасть… Не стало мамы, из-за которой он решил стать врачом, мечтая вернуть ей здоровье. Вместе с мамой не стало цели, ради которой всё было. Столько лет он жил мыслью, что мама будет здорова, он сумеет, надо только постараться. Эта мечта светила ему, как далекая, но досягаемая звезда. И он стремился к ней изо всех сил, карабкался, сдирая кожу, задыхаясь… и вдруг погасло… Вместо сияния впереди — мрак, и впереди, и вокруг, такой непроглядный, будто ослеп… И многолетняя безумная гонка кончилась непрошибаемой стеной, вздыбившейся в один миг поперек его пути, и он влетел в нее со всего маху, разбился вдребезги…
Артем остался один. Братьев и сестер у него не было. Отец… Отец был. Но Артем никогда не испытывал к нему таких чувств, как к матери. Если между родителями случались размолвки — а случались они часто — Артем всегда был на стороне мамы, жалел ее, а на отца копилась в душе обида. Потом родители развелись, и отец из семьи ушел. Артем тогда перешел в девятый класс, и происходящее воспринимал по-взрослому. Его отношение к разводу родителей было двойственно. С одной стороны он испытал облегчение — не будет больше в доме скандалов и слез. А с другой стороны — он не понимал, не хотел понимать, не хотел принять и оправдать, что можно оставить больную, слабую женщину, предать ее, уйти.
Артем не видел отца ни разу с тех пор, как тот ушел. Знал откуда-то, что он не уехал, живет тут же, в городе. Но больше никаких сведений об отце не имел, да и желания не было ни узнавать что-то, ни встречаться. Не раз Артем задумывался о своем отношении к отцу. Ведь столько лет они жили рядом, отец и сын. Так почему не возникло в душе ничего теплого? Ведь, наверно, отец любил его, играл, забавлял, баловал… Однако в памяти ничего такого не осталось, как ни старался припомнить. Вот о маме помнил: как любил ее голос, когда она читала ему интересные книжки, как рисовала смешных человечков и придумывала про них целые истории, и он хохотал до упаду… Да много чего помнил. Иногда Артему даже приходило в голову — может быть, этот человек ему не отец, оттого между ними столь прохладные отношения. Это было предположение, не более, и Артем не очень-то верил, что оно истинно. Он допускал так же, что отец-то его любил, это сам Артем не отвечал ему сыновней любовью. Почему так между ними сложилось, один Бог знает, и уже ничего не исправишь…
Про похороны отец узнал, пришел. Был на кладбище и на поминках. Отец и сын перекинулись какими-то необязательными и скупыми словами, а опорой друг другу в горе не стали. Когда люди начали расходиться, отец подошел к Артему попрощаться. Оставил свой адрес. Когда он ушел, Артем листок разорвал не глядя.
Больше родственников, близких людей у него не было. Кроме Аси.
В те дни, окрашенные в траур, он забыл про свою мужественность, про свою взрослость. Что он, фактически, уже врач, которому люди будут доверять свои жизни. Он чувствовал себя осиротевшим, потерянным и одиноким.
- Ася, теперь у меня только ты, — сказал он в день после похорон. — Ты не исчезнешь?
- Ну что ты говоришь? Разве я могу без тебя?
- Тогда не уходи. Останься. Не думай, пожалуйста, что ты мне нужна пустоту заполнить. Тишину эту мертвую… Не поэтому… Я потерять тебя боюсь. Мне страшно, что вдруг ты куда-нибудь денешься. Давай подадим заявление в ЗАГС? Будь моей женой, Асенька.
Они никогда не обсуждали свое будущее. Они были так близки, что слова ничего не могли добавить в их отношения или взаимопонимание. Ведь было понятно само собой, что придет время, они станут одной семьей, а как иначе? Но пока все идет своим чередом. Не студенческую же семью заводить. Для чего вешать себе на шею новые обязанности? Снимать угол, думать, как платить за него, а есть-пить-одеваться? Неужто на родителей рассчитывать? Для чего эти проблемы? Для чего громоздить их друг на друга? Нет, сначала решить главную… А главная оказалась миражом. Оказалось, друг для друга они и есть самое главное. Нет у них двоих ничего дороже.
- Я не могу без тебя, Ася. Когда тебя нет, я как разряженная батарейка. Бессмысленный, ни на что не годный. А когда ты рядом — я не знаю, как получается… ты рядом, и я начинаю видеть какой-то смысл в жизни. Мне надо быть с тобой, чувствовать тебя, прикасаться, заботиться о тебе, любить… Когда ты уходишь, у меня такое ощущение, что я теряю всё. И страх, что навсегда. Не уходи, пожалуйста.
- Хорошо, Артем, я останусь. Только ты пообещай мне…
- Все, что хочешь.
- Нет, ты послушай сначала, потом обещай. Ты будешь по-прежнему стараться стать самым лучшим хирургом. Ты должен.
- Зачем?.. Я никому ничего не должен…
- Нет. Должен. В память о маме.
- Я не смог ее спасти…
- Перестань, Артем. Ты прекрасно все понимаешь. Ты понимаешь, что ничего не смог бы сделать. Врачи не боги. Но знаешь… где-то живут сейчас люди… Они еще не знают, что однажды придут к тебе, каждый в свое время. И для каждого ты станешь последней надеждой. Ты будешь их спасать. Врачи не боги, но на тебя будут молиться, ты мне поверь. Ты — хирург от Бога. Уже сейчас про тебя так говорят.
- Перестань.
- Темка, ты теперь на себе почувствовал, как страшно и больно терять. Ты подумай, сколько раз твои руки отведут от людей эту боль? Разве это не цель, Тема? Ты должен.
Асина заслуга, что в тот жуткий период жизни он собрался с силами и начал понемножку восстанавливать себя из осколков. Именно она вытащила его из жуткой депрессии.
К тому времени в Асиной семье дела обстояли так.
До переезда в город отец работал школьным учителем физики. Человек с живым и эвристическим умом, он очень любил свой предмет. Но „прелестями“ профессии был сыт по горло, и преподавать в школе больше не хотел. В городе имелось немало других учебных заведений, и молодого, энергичного физика с распростертыми объятиями встретили в техникуме автоматики и телемеханики. Но там он долго не задержался. Ученики Павла Соболева стали занимать первые места на всевозможных Олимпиадах, что привлекло к нему внимание. Его выступления и доклады на семинарах и конференциях отличались содержанием, глубиной подачи материала и почти интригой. Если в программе семинара стояло имя Соболева, его выступлений ждали с интересом, уверенные, что услышат нечто новое, необычное и захватывающее. Соболева узнали как человека высоко эрудированного, он всегда был в курсе последних научных событий, и так основательно вникал в эти события, что за консультациями к учителю физики обращались даже университетские преподаватели. У Павла завязались многочисленные знакомства и дружеские отношения среди ученых-физиков. Скоро ему предложили перейти работать в университет, а поскольку его диплома для такой работы было маловато, он одновременно начал заочно учиться на физико-математическом факультете.
С возрастом не убавилось ни энтузиазма, ни любопытства, зато прибавилось знаний, опыта и ученых степеней. Теперь он бывал на международных научных симпозиумах, конференциях, и в последние годы доктор физико-математических наук, заведующий кафедрой радиофизики Павел Соболев несколько раз получал приглашение от европейских университетов. Останавливало Соболевых то, что пришлось бы оставить Асю и мать Павла одних. В семье были тесны родственные связи, и такие „несущественные“ на чей-то взгляд причины для Соболевых значили много. И все же, когда пришло приглашение из Берлинского технического университета, на семейном совете решили, что его стоит принять. В Берлине уже около десяти лет жила сестра Павла, эмигрировавшая в Германию с мужем, немцем по национальности, и их заочное участие в семейном совете имело немалый вес. Они настойчиво уговаривали Павла и Катерину приехать в Берлин.
- Асенька — человек взрослый, самостоятельный. По всем законам природы ей пора от вашей опеки избавляться, — в шутку говорили они, но в этой шутке шуточной была только верхушка, а основа — вся, как есть, истиной. — А маму хорошо бы нам совсем к себе забрать. Приезжайте, проконсультируемся у хорошего юриста и узнаем, как это можно сделать. Вместе наверняка найдем возможность.
Таким образом, Асины родители уже около года жили в Германии и в ближайшее время должны были приехать, чтобы забрать с собой бабу Любу.
Семью Артема они, разумеется, прекрасно знали, как своих бывших соседей из времен молодости. Правда, не встречались с ними с тех пор, как продали домик на окраине и переехали в благоустроенную квартиру. Однако все равно, были в курсе событий, происходящих в этой семье. Теперь глубоко и искренне соболезновали Артему, скорбели о смерти его матери. Когда Ася сообщила, что они с Артемом решили пожениться, Соболевы приняли это как должное. Артем остался один, от Аси вот-вот уедет бабушка Люба… На фоне этих событий женитьба их выглядела самым логическим и правильным решением.
Разумеется, взгрустнулось родителям, что дочка так скоро выросла, и вот уж девочка-доченька становится женой. Печально, что омрачено это, большой важности, неповторимое событие печатью траура, и неуместна веселая и пышная свадьба… Ну что ж, значит так тому и быть. Утешало и примиряло с этими обстоятельствами то, что все знали: Артем — прекрасная пара для Аси, за таким мужем Асенька будет как за каменной стеной.
Так родилась семья Никитиных и, несмотря ни на что, Ася и Артем были счастливы.
Часть третья. Лёлькины хлопоты
Рабочий день подошел к полудню, библиотека опустела на один час — обеденный перерыв. Кто-то заспешил домой — благо, живет неподалеку. Другие отправились в рабочую столовую, занимавшую первый этаж в соседнем доме. Кормили там вкусно и недорого. Первое время Ася тоже вместе со всеми ходила обедать в столовую, но вскоре сообщила:
- Лёль, не хочу я туда. Целый час сидеть и ждать.
- Чего ждать?
- Когда обеденный перерыв закончится. Чего же еще?
- Почему — сидеть? Ты есть идешь, а не сидеть и ждать. Ася, у нас, между прочим, женщины очень милые, интересные, даже талантливые. Тебе что ли нисколько не интересно с ними?
- Да я же ничего против них не имею. Мне просто никто не нужен. Как ты не понимаешь? Мне не комфортно. Они говорят о своем, семейном, все про всех знают. Подразумевается, что я тоже как бы должна включаться. А мне не интересно про чужую, незнакомую жизнь слушать. И не интересно, чтоб мою обсуждали. Я не хочу никого. У меня есть вы. Ты и Элька. Мне больше никто не нужен. А пообедать ведь можно и здесь, правда?
- Всухомятку, ага? Или шоколадку сжевать. Ну ты хоть чуть-чуть думай о здоровье. Нельзя же так, ну что ты, как малый ребенок? Твоя худоба скоро станет ненормальной. Тебя это нисколько не заботит?
Саму Лёльку эта проблема — что Ася потеряла к еде всякий интерес — весьма заботила. И время от времени она принималась воспитывать ее и грозилась, что они с Элькой отведут подругу к врачу лечиться от анорексии.
- Женщины с нарушенными привычками питания в конце-концов страдают от ряда расстройств, начиная от расстройств сердечной деятельности и до аменореи, при которой прекращаются менструации, остеопороза, при котором происходит снижение плотности костей…
- Ой, ой, начиталась! — морщила носик Ася. — Знаешь, не надо мне этих популярных лекций, и перестань меня доставать. Нормально я ем, сколько надо. А если кто-то склонен к чревоугодию, это его проблемы.
- Это кто, интересно, „кто-то“?
- Вы с Элькой. Две маньячки, одержимые мыслью впихнуть в меня побольше еды. Из-за вас я просто не успеваю проголодаться, поэтому не хочу есть. Я что, по-твоему, ненормально тощая?
- Пока еще нет, — окидывала Лёлька подругу придирчивым взглядом. — Но тенденция имеется.
- А если нет, — игнорировала Ася конец фразы, — то и отстань от меня со своим откормом.
Несмотря на неодобрение Лёльки, от коллективных походов в столовую Ася все-таки избавилась. Как причину выставила приключившийся очень кстати насморк. Наврала, что со времен студенчества у нее аллергическая реакция на столовые.
- То ли запахи там особые, или, может быть, на какие-то моющие средства реакция, но вот сходила несколько раз в столовую, и пожалуйста — сразу насморк начался, — посетовала Ася заведующей. — Я лучше здесь, можно?
- Можно, почему нет? Но плохо — в обед и без горячего.
- Я принесу чайник и буду с горячим.
Коллеги Асе посочувствовали и звать с собой в столовку перестали. Только Лёлишна укоризненно покачала головой, когда поблизости не стало свидетелей: „Ох, и вруша ты, Аська! Имей в виду, если у тебя появится ‹аллергия› на какое-нибудь Элькино кафе, мы тебе ни разу не поверим!“
Эля была успешной хозяйкой небольшой сети дорогих кафе, и подруги нередко встречались на ее территории. То заезжали попить кофе — в этих заведения варили настоящий кофе. Причем предлагали посетителям не только разнообразные сорта, но и добрый десяток рецептов, чтобы гость выбрал, по какому именно приготовить ему кофе. Нередко Элька звонила подругам, говорила, что специально для них троих сегодня приготовят отменный ужин, и сообщала место и время встречи. А то и безо всяких договоренностей — после визита в театр, или вечерних посиделок, или в конце трудного дня, или возникала необходимость обсудить какую-нибудь проблему… они оказывались в одном из Элькиных кафе. Случалось такое часто, и подруги предупреждали ее: „Если ты обанкротишься, то мы догадываемся, по чьей вине“.
…Вместе с Асей оставалась на обеденный перерыв в библиотеке и Лёлька, за компанию. И с большим удовольствием, надо сказать. Они уютно устраивались в кабинетике Аси, неторопливо собирали на стол, съедали свой обед и долго чаевничали, получая удовольствие от разговоров, которые особенно хорошо шли под чаёк. „Харчевня Алисы Постик“, называла это Лёлька, имея в виду фильм „Ищите женщину“, где героиня Софико Чаурели владела замечательно оборудованным шкафом, заменявшим кухню и столовую.
У Аси тоже имелся электрический чайник за одной из дверок огромного шкафа, занимавшего пространство от стены до стены, от пола до потолка. Его полки были отягощены папками с годовыми отчетами, подшивками журналов „Библиотекарь“ и „В мире книг“, методическими пособиями, рассортированными по темам и расставленными в деревянные ящички, рулонами плакатов и прочей подобной рухлядью. Но пару полочек Ася отвоевала от натиска бумаг. Кроме чайника, там имелись: пачка хорошего чая, банка растворимого кофе и большая жестяная коробка, которую Ася и Лёлька пополняли чем-нибудь вкусненьким к чаю. К обеду они приносили домашнее. Особенно старалась Лёлька. Ее разноцветные пластиковые мисочки напоминали Асе киндер-сюрпризы — Лёлька снимала с мисок плотные крышки, и перед глазами представали: домашние котлеты, или куриные окорочка, или пирожки… салаты, творог со сметаной, круглые картофелины, малосольная селедка… и разумеется, на этом неистощимая фантазия Лёльки не останавливалась. Когда домашние припасы перекочевывали из сумок на стол, Ася стонала: разве мы это съедим? разве для этого хватит часа?
- Еще как съедим, — плотоядно потирала руки Лёлька.
- Вот обжора! — изумлялась Ася.
Она страдала от этого продуктового изобилия. К тому же, еще и то надо учесть, что тетя Валя тоже считала долгом „подкормить девочек“. Частенько приносила ватрушки, домашнее печенье, а то и наваристый бульон в термосе.
На этот раз на столе красовалась тарелка с фаршированными перцами — еще теплыми, горка сандвичей с сыром, мясом и помидорами, хлеб, масло, баночка фруктового джема и плитка сливочного шоколада. Сразу выяснилось, что ко всему этому Лёлька приготовила неслабую приправу в виде чрезвычайно полезной — с ее точки зрения — информации.
- Ешь и слушай, — сказала она, намазывая маслом кусок хлеба. — Я тебе сейчас все про твоего Дакоту расскажу. Я теперь, можно сказать, всю подноготную его знаю.
- Откуда? — изумилась Ася.
- Дата рождения есть — что еще надо умному человеку?
- Ты что, его гороскоп собираешься мне рассказывать? — Ася расхохоталась.
- Ага. Между прочим, гороскопы сообщают про него много интересного.
- Ой, Лёлишна, ты же первая прикалывалась над этими предсказаниями, — припомнила подруге Ася. — И была тебе охота время тратить?
- Э-э-э, не-е-ет… Это ж надо знать где читать и как читать. Надо уметь отсеять зерна от плевел, и останется истина.
- Да ты что?! — насмешливо сказала Ася. — И ты, конечно, та, которая умеет отсеять!
- А то?! — с вызовом проговорила. — Или я не умная женщина?
- Умная-умная, кто бы спорил, но не я. Только давай поедим сначала. А то боюсь, я не переживу этого обеда.
- Это чего так?
- Со смеху уморишь.
Но как случилось, что Ася, специалист по детской психологии и счастливейшая из женщин, вдруг стала библиотекаршей, рада была укромной норке и избегала людей?
…Прошло уже больше двух лет с тех пор, как рухнуло всё, что составляло Асино счастье. Раздавленная, полумертвая, она искала убежище ото всех, от знакомых и полузнакомых людей с их чужими словами, чужими глазами, чужим сочувствием. Она тогда уволилась с работы и выходила из квартиры только по необходимости — купить что-нибудь поесть да мусор заодно вынести. Лёльку и Эль пугала пустота в ее глазах, постоянно, даже ночью работающий телевизор, и логово, которое устроила Ася на диване в гостиной. На этом диване она жила — целыми днями пялилась в телеящик, ела, спала, завернувшись в клетчатый плед и не снимая того, в чем была весь день.
Вскоре подруги начали понимать, что Асю просто-напросто спасать надо, пока она не сошла с ума. Лёлька нашла ей работу:
- Пошли к нам в библиотеку, там сейчас место есть.
- Не хочу я ни на какую работу.
- Аська, — строго сказала Эль, — мы тебе ультиматум ставим: или идешь работать к Лёльке, или идешь жить к кому-то из нас.
- С какой стати я из своей квартиры куда-то жить пойду? Совсем сдурели?
- Пойдешь, как миленькая. Мы тебя одну тут не оставим. Чокнешься одна. Так что выбирай прямо сейчас.
- Ну умницы, ага! Какая библиотека! Что я там делать буду? Я ничего библиотечного не знаю. Лёлька четыре года училась. Да и кой черт?.. Не хочу я с людьми…
- И не надо! Ты послушай сперва, — принялась втолковывать Лёлька. — Нам компьютер выделили — тако щастье привалило, а как с ним работать, никто толком понятия не имеет. Да и сидеть за ним, тоже особо ни у кого времени нет. То есть желающие есть, конечно, но у каждого своя работа, ее не забросишь. Короче, я с заведующей поговорила, она согласна принять тебя на ставку младшего библиотекаря. Работать будешь только, — подчеркнула голосом Лёлька, — с компом, даже кабинетик — отдельный, — опять нажала она, — тебе определят. Но сразу говорю — ставка чахлая, никаких золотых гор.
Ася молчала. Но уже догадывалась, что пойдет в тот отдельный закуток с компьютером. Девчонки теперь не отстанут, да и… разве спрячешься от жизни на диване?.. Сколько слез он видел… Сколько слышал воя, когда, сжавшись в позе эмбриона, скулила и выла она в подушку от боли и отчаяния…
…Чахлая библиотечная зарплата Асю не пугала. На ее банковском счете лежала очень приличная сумма. Они с мужем с самого начала решили: пусть вся ее заработная плата перечисляется на банковский счет и копится там. Жить будут на его деньги, а Асины — для каких-то супер-покупок и на отдых. Ничего супер-пупер приобрести они не успели. Квартиру им купили Асины родители, к тому времени уже несколько лет работавшие за границей. Съездить отдохнуть тоже не успели — в первый же год родился Илюшка, ждали, когда он подрастет… Так что деньги лежали почти нетронутые. И был еще один счет, откуда Ася вообще ни разу деньги не снимала — родительские переводы. Каждый месяц ей автоматически шли очень солидные — по российским меркам — перечисления от них. Когда Ася говорила по телефону, что она вполне обеспечена, мама резонно спрашивала:
- Асенька, а нам их куда? Сыты, одеты, в квартире все есть, отдыхаем каждый год на море. Что нам с отцом еще надо? Ты у нас одна, для тебя всё. Пусть лежат, если сейчас не нуждаешься. Никто не знает, как оно потом будет.
В общем, Ася стала библиотекарем. С первого дня коллеги поняли, что единственное, чего она хочет и к чему стремится — уединение. Не без помощи Лёльки поняли, конечно. Она довела до сведения заведующей — Веры Савельевны, что в Асиной жизни произошло большое горе, поэтому единственное ее желание — залезть в какую-нибудь глубокую нору, никого не видеть, никого не слышать, зализывать свои раны. Именно для того она и в библиотеке оказалась. Больше Лёлька никому ничего не говорила, рассудив, что заведующая, женщина деликатная, предупредит остальных, чтоб не вздумалось кому задавать Асе лишние вопросы.
Ася неожиданно увлеклась обживанием своего нового рабочего места. Наверное потому, что это давало возможность новым мыслям занимать ее, заслоняло старые, причиняющие мучительную боль. Время еще нисколько не сгладило ее остроту. Может быть, оно и в правду лечит, но пока что лечение это было похоже на бинты, присохшие к кровавой ране — тронуть страшно.
Обещанный кабинет оказался крохотной подсобкой. Лёлька попросила ничего в ней не убирать, не подготавливать к приходу новой работницы. „Пусть сама“, — сказала она. Поэтому когда перед Асей открыли дверь ее „кабинета“, она увидела прямо перед собой громадный встроенный шкаф во всю стену. Дорогу к нему почти загораживал стол, заваленный пыльными бумажными рулонами. В простенке между шкафом и столом имелось небольшое окно. Над ним даже была приколочена темная деревянная гардина, но без шторы.
- Ася, я сказала Вере, что мы с тобой сами тут все приберем и сделаем, как тебе захочется. Правильно?
- Ты всегда говоришь правильно, — хмыкнула Ася, протискиваясь к окну.
Вид из него оказался неожиданно хорош. Библиотечное здание задней стеной выходило в парк. Из окна, в которое смотрела Ася, видна была часть парка, похожая на лесные заросли. Дорожки и примыкающие к ним ухоженные аллеи были где-то в стороне. Здесь разрослись клены, а между ними поднималась высокая трава.
- Конечно, Лёлишна, — улыбнулась Ася, отворачиваясь от окна. — Я сама тут, ладно? А если непонятно будет, что куда, я у тебя спрошу. Покажи, где взять ведро, тряпки?
Она разобрала рулоны на столе, отыскала для них место в шкафу. Бегло осмотрела его содержимое и решила, что тут есть простор для рационализаторской мысли. Намотала на веник влажную тряпку и обмела стены от пыли и паутины. Вымыла окно до хрустального блеска и передохнула, глядя на заросли, на птицу на ветке — ее трели влетали в раскрытую форточку. Потом Ася вымыла все дверцы шкафа, стол, пол… Долго приглядывалась к стеклянному плафону, в котором скрывалась лампочка, потом отправила Лёльку за стремянкой и оттерла плафон от многолетней пыли.
Когда к Асе заглянула Вера Савельевна, она даже удивилась метаморфозе — крохотное помещеньице абсолютно не походило на кладовку. А через несколько дней комната и вовсе обрела приличный вид. С гардины мягкими складками спускались светлые шторы. На стене рядом с дверью появилась вешалка и небольшое овальное зеркало с маленькой полочкой под ним. А главное — на столе стоял компьютер, перед ним были разложены листы бумаги — работы для Аси нашлось больше чем надо.
Конечно, между собой библиотекарши тему новой коллеги обсуждали, но аккуратно, подальше от Асиных ушей. А когда прошло достаточно много времени, Лёльке стали втолковывать, что Асю надо вытаскивать на люди, заставлять интересоваться жизнью… На что Лёлька — Ольга Петровна — повторяла одно: „Не трогайте ее, не лезьте. Все в порядке будет. Я ее знаю“. При этом Лёлька выглядела абсолютно уверенной, такой, что женщины верили: у Лёльки все под контролем, все идет по задуманному. В действительности Асин образ жизни беспокоил подруг все больше. Лёлишна уже ни раз жаловалась Эльке:
- Ой, зря я Асю в библиотеку запрятала. Она забилась в самый дальний угол и покидать его не собирается. Как ее вытащить, заставить жить?
Мужчин Ася и так-то не замечала, а тут библиотека, бабский коллектив. Читатели… ну да, кто другой, может, и делал бы глазки, но не Ася. Потому-то ее слова о некоем Дакоте до невозможности обрадовали Лёльку. Новость не выходила у Лёлишны из головы. Сведения, считанные из библиотечной карточки, были столь скудны, что Лёлька обрадовалась идее по дате рождения определить зодиакальный знак Евгения Дакоты и прочитать о нем все, что найдется в библиотеке.
Лёлька, уже который год работавшая в читальном зале, читателей своих знала, была внимательна и заботлива. Кому-то звонила домой, если по теме его постоянного интереса приходила литература — книга или статья в журнале. Знала, кому можно книгу домой выдать вопреки правилам, и не сомневаться, что утром книга будет на месте, как обещано. Знала и таких, за кем нужен глаз до глаз, и позволяла им работать с литературой только за первым столом, рядом с ее рабочим местом. Но Дакоту она не помнила — он был в библиотеке считанные разы. В его формуляре была записана всего одна книга — из технического раздела он брал что-то про автомобили. Но с тех пор прошел год с лишним. А последняя запись вообще рукой Аси сделана, выходит, заказ его она выполняла, Ася. Выдала ему ту же самую книгу… После этого проходит несколько дней и он является в библиотеку без дела именно в тот вечер, когда Ася остается дежурить. Зачем приходит? Журналы полистать на сон грядущий? О-о-очень сомнительно. Сильно напрашивается такая версия: пришел из-за Аси и ждал, когда у нее закончится рабочий день, чтоб напроситься в провожатые. Интересное дело… И всё же, если он сможет хоть чуточку переменить что-то в Асе, это замечательно. А то у нее сердце стало, как у снежной королевы, в ледышку смерзлось. Ну а уж чего этот Дакота сам стОит, то другой вопрос. Они с Элькой найдут возможность разглядеть его всего, с ног до головы. И не дай Бог червоточину обнаружат… Для чего, спрашивается, нужны подруги, если не заботиться и не оберегать, не быть рядом в самый нужный момент? Так что пусть, сейчас от него кроме пользы никакого вреда. А что потом будет… это поглядим.
- Ася, он Кот. Это уже можно за характеристику брать. Ты представь кота, любого. Он может не быть красавчиком, но в нем от природы все идеально гармонично. Согласна? И у этого, видать, от природы всё при нем, как у кота кошачья грация. Так что, каким бы Кот не был, а внутреннее ощущение красоты у него не отнять. К тому же Коты умеют следить за своей внешностью, и почти всегда довольно ухожены, даже холостяки. Ну, это тоже в кошачьих привычках — каждый знает, сколько времени они „умываются“ и вообще. Так? — Лёлька жестом фокусника переместила крупный перец на Асину тарелку, а второй неторопливо положила себе. — Аська, вот этот сандвич я специально для тебя делала, ты любишь, чтоб помидора побольше. — Она нацелилась и сандвич пристроить на Асину тарелку.
- Лёлька, прекрати мне подкладывать. По рукам получишь, обещаю.
- Да ладно тебе! Я же чисто от души. Ты ведь любишь.
- Терпеть не могу, когда ты начинаешь меня подкармливать! Дай спокойно поесть.
- Всё! Всё! Ноу проблем! — выставила Лёлька ладошки, зажимая в пальцах нож и вилку. — Между прочим, я каждый раз радуюсь твоему подарку. Эта штука сандвичи жарить — такая удобная! Как жарю, так и радуюсь!
Ася рассмеялась и махнула на Лёльку рукой: сердиться на нее Ася не умела.
- Вернемся к нашим баранам!
- К нашему барану, — поправила Ася. — Между прочим, умывание котов никакое не умывание, там что-то с железами связано. Ни то они „ароматизируют“ себя, ни то наоборот.
- Так и я про то! Представь мужика вместо умывающегося кота, как он стоит перед зеркалом и тщательно себя „ароматизирует“: там лосьон после бритья всякий, туалетная вода и прочее. Не понимаю, в каком месте ты возражаешь.
- Да ни в каком уже, — буркнула Ася, отправляя в рот кусок перца. — Себе дороже.
- Вот и хорошо. Вижу, даже тебе все понятно про внешность Кота. Теперь про ум. Кстати, в Котах завораживает не столько их внешняя неотразимость, сколько спокойная уверенность в себе. Ну кот, опять же, да? Достоинство и независимость, — изобразила Лёлька „достоинство и независимость“, выпрямив спину, задрав нос и оттого глядя на Асю свысока. — А! Вот еще важно — Коты очень проницательны, великолепно разбираются в людях и в жизни, прекрасно видят, где правда, где ложь. Его за нос не поводишь. Их знание людей абсолютно, и на этом знании они строят свое благополучие. Эти мужчины способны парализовать чужую волю, подчинить себе других людей. Но возможности эти сочетаются у них с мудростью. Они пользуются ими с большой осторожностью и ответственностью. И, кстати, имей ввиду, коты очень настойчивы в достижении своей цели. Вспомни, как они вертятся под ногами, как нарочно хотят, чтоб на них наступили, но потом пожалеют, погладят, колбаски дадут. Типа создают ситуацию в которой — пусть даже ценой мелких „повреждений“ — они всё равно своё получат.
- Лёлька, ты все это наизусть учила что ли?
- Нет, это профессиональные навыки проведения массовых мероприятий.
- Так сейчас у тебя что? Мероприятие?
- Да, ты меня не сбивай, пожалуйста. Между прочим, этот гороскоп, который я тебе пересказываю, сработан явно не от фонаря. Правда-правда. Ты же сама говоришь, я гороскопам не верю с лету. А этот даже интересно читать было. Я про себя прочитала — такие детальки подмечены… Никак не скажешь, что под любой характер подогнать можно.
- Это какие, например?
- Хочешь, скажу, что про тебя написано?
- Давай, — кивнула Ася с набитым ртом.
- Только без рефлексий, договорились?
Ася прожевала и сказала:
- Уже заинтриговала. Рассказывай.
- Нет, мы договорились?
- Да какие рефлексии? О чем ты? — Ася включила чайник и достала из шкафа две большие чайные чашки.
- Тогда подожди. — Лёлька положила на стол вилку и нож, на минутку исчезла из Асиного кабинета и вернулась с листком в руке. — Ну до того красиво, я даже выписала. Слушай: „Нежный эльф, окутанный тонкой паутиной мечтаний, прогулок под луной, шепотом ночного дождя и утреннего ясного солнца. Она немногословна, нежна и легкоранима, необыкновенно добра и отзывчива. Обладает способностью притягивать к себе самых невероятных персонажей, совершенно ненормальных. У нее есть Чеширский кот, который оставляет ей свою улыбку, психопаты Мартовский Заяц и Болванщик. Это ее друзья. Но она преданно любит лишь одного человека, грустного Рыцаря. Когда он поет свою песню, все кругом плачут…
- Черт! Это… Что за ерунда?!
- Ну что, до такой степени узнала себя?
- Да причем здесь я? Это я ‹нежный эльф› что ли? Это у меня Чеширский кот, куча психопатов, да еще и любимый рыцарь? Кто бы мог подумать! Прям ступить некуда! Не в рыцаря, так в психопата вляпаешься!
- Не ты, значит. А говорят, первое впечатление — самое верное. Ну не ты, так не ты. Хочешь, еще про Дакоту расскажу?
- Вот он, наверное, психопат и есть. Или Мартовский заяц?
- Психопат и Мартовский заяц — один персонаж. Не, он не мартовский, сейчас же осень, а не весна. О! Аська! Он же Кот! Чеширский кот! Как тебе совпадение? — Лёлька посмотрела в свой листок, как будто собиралась найти там подтверждение, потом посмотрела на Асю. — Слу-у-ушай, подруга, я и не заметила, что там и там — Кот!
- Значит, Чеширский кот? И от всех его достоинств мне достанется одна тающая в воздухе улыбка. Ну спасибо, подруга! Что бы я без тебя делала? — расхохоталась Ася.
- Знаешь… — Лёлька помедлила и состроила кислую гримасу: — Всё же фигня полная все эти гороскопы!
Часть четвертая. Ужин в ‹Пирамиде›
Лёлька зашла к Асе, оставила дверь открытой на случай, если появятся читатели. Из Асиного кабинетика видна была кафедра читального зала.
- Хватит тебе клаву долбить, подруга, перекур.
- Покури, я последний абзац забиваю, и на сегодня всё.
Лёлька подошла к окну, приоткрыла форточку, стало слышно, как шумит в листве дождь.
- Ты погляди, разошелся как.
Ася повернула голову к окну, — за окном уже вечерело — поморщилась. Но ничего не сказала, вернулась к работе. Лёлька закурила, прислонившись к подоконнику. Минут через пять Ася закончила печатать и потянулась, разминая затекшую спину и плечи.
- Не надоедает тебе? — спросила Лёлька.
- Нет, мне нравится. А слепой метод освоила, так вообще кайф.
Ася вытянула сигарету из пачки, лежащей на столе, щелкнула зажигалкой и, затянувшись, откинулась на спинку стула.
Курила она красиво. Так, что вполне могла только этим привлекать внимание мужчин, сидя за столиком в ресторане или кафе. Завораживал вид длинной сигареты в тонкой руке, когда она непринужденно лежала на подлокотнике кресла или изящно подносила сигарету к губам…
- Какие планы на сегодня? — спросила Лёлька.
- Никаких, — слегка пожала плечами Ася. — Хочу домой. А, вот! Сегодня надо довязать шарф. Он будет огромный и теплый-претеплый. Знаешь, как я его вяжу? Обматываю шею одним концом, а с другого вяжу, вяжу…. Лепота-а-а-а…
- Это из той пряжи, что мутер тебе прислала?
- Угу-м. Мягонькая, тепленькая! Будешь просить поносить — не дам.
- У, ты какая жадюга! — со смехом удивилась Лёлька. Посмотрела на часы и проговорила нараспев: — Пропел гудок заводской, конец рабочего дня… Давай, подруга, домой собираться, наши уже собираются, слышишь?
Ася сняла туфли и убрала их в шкаф, надела высокие сапоги, сняла с вешалки куртку. От одной мысли, что надо выходить в сумрачный вечер под дождь, и, как ни укрывайся, с холодными брызгами не разминуться, они все равно найдут незащищенное лицо, руки… От одной мысли стало знобко и испортилось настроение. Да что же она такая мерзлячка стала?!
Вспомнилось, как однажды в осеннюю непогоду сидели они с Артемом под деревянным грибком в песочнице. Им было хорошо, сырость и холод не играли никакой роли. Ася опять поморщилась и отмахнулась от воспоминания.
Она вышла из кабинета и увидела раздосадованную Лёльку:
- Вот каззза! — ругалась та.
- Ты на кого так?
- Да на себя! На кого еще?! Зонт забыла в сумку кинуть.
- Под моим добежим до остановки, — успокоила Ася.
- Вот сколько уже раз собиралась принести старый зонтик, чтоб здесь был! Всё, завтра два запасных принесу!
- Пошли уже, не ворчи! — засмеялась Ася. — Не размокнем авось. — Настроение у нее неожиданно поднялось.
Распрощавшись с коллегами, они вышли и на минутку приостановились под широким козырьком над входом, пока Ася раскрывала свой зонт.
- Аська, гляди! — вдруг горячо зашептала Лёлька.
Ася подняла голову и увидела близко, у обочины дороги машину. От нее к ним шел мужчина.
- Здравствуйте, девушки, — Евгений шагнул к ним под козырек, стряхнул с волос капли дождя.
- Вы? — удивилась Ася. — Здравствуйте, но…
- Я всё помню. Вы сказали вчера ‹нет›. Но ведь дождь. И холодный. И потому такси. Все условия соблюдены.
- Уж не вы ли наворожили этот дождь? — с подозрением спросила Ася. — Ольга, твой читатель — Евгений Дакота.
- Очень приятно. К сожалению, редкий. Наверно, не любит читать, — улыбнулась Лёлька.
- Люблю. Честное слово!
- Евгений, нет, сегодня такси нам не подходит. Оно ведь двухместное, насколько я помню.
- Ася, да я…
- Только из-за этого? — перебил Лёльку Дакота. — Не проблема!
Он быстро вернулся к машине, сел в нее, пробыл внутри не более минуты и уже опять шел к Асе и Лёльке, раскрывая на ходу большой черный зонт.
- Прошу вас, леди, — пригласил он, придерживая зонт над Лёлькой.
Ася обнаружила, что подлокотники пассажирского сиденья опущены, и получилось одно просторное сиденье, на котором было достаточно места для двух пассажиров.
- Здорово! — искренне восхитилась она. — Как у вас тут все предусмотрено!
Автомобиль плавно тронулся с места и, набирая скорость, покатил по улице.
- Настя, Оля, мне вообще-то не хочется такси изображать. Может быть, заедем куда-нибудь поужинать? — спросил Дакота. — Вы после работы, наверняка голодные.
Ася с Лёлькой переглянулись.
- Ну да, неплохо бы перекусить, — подтвердила Лёлька.
- Почему ‹перекусить›? Хорошо и вкусно поесть, — возразил Дакота.
- Тогда… в ‹Пирамиду›, может быть? — хитро глянув на Асю, сказала Лёлишна.
- Отличный выбор. Едем в ‹Пирамиду›.
- Вы бывали там? — спросила обеспокоенная Ася. Кафе принадлежало Эльке, и было одним из самых дорогих в городе.
- Был. Раза три, наверное. Там очень вкусно готовят. И удобно, что карточки принимают к оплате.
Лёлька повернулась к подруге и в ответ на ее укоризненный взгляд показала язык.
- Только пообещайте, если в ‹Пирамиде› не будет свободного столика, мы поедем куда-нибудь в другое место. Хорошо? — спросил Евгений.
- А я сейчас узнаю, — заверила Лёлька, достала из сумочки сотовый, набрала номер, коротко переговорила, и сообщила: — Все в порядке. Есть столик.
- Отлично! — улыбнулся Дакота.
Ася каким-то образом оказалась вне их общения, ее никто ни о чем не спрашивал, Лёлька решала за нее и за себя. Асю это вроде бы возмущало… но в то же время она легко смирялась с тем, что все происходит помимо ее воли. Это ее состояние больше всего было схоже с такой ситуацией: человеку нездоровится, и близкие спрашивают у него, вызвать ли скорую помощь? ‹Нет›, — говорит человек, но при этом был бы благодарен им, вызови они врача без его на то согласия. Так и Ася. Не нужен был ей этот Дакота. Она хотела в привычную атмосферу своего убежища, в одиночество. Никто не нужен. Тем более — мужчина. Она не хотела впускать в свою жизнь мужчину, и ей это прекрасно удавалось. Это было легко. Но этот, появившийся так неожиданно и вторгающийся в ее жизнь так настойчиво… Не удалось скользнуть по нему взглядом, взгляд задержался, стало интересно… Вот что было по-настоящему трудно: вытаскивать то, что глубоко похоронила. Способность смотреть, говорить с мужчиной, которому ты явно нравишься. Нет, не кокетничать, не ронять многозначительные фразы, а просто говорить, взламывать печать молчания, лежащую на губах. Нельзя же весь вечер молчать, как сейчас. Вчера было проще, она не собиралась встречаться с ним опять, вчера были несколько минут, случайно проведенных вместе.
Но с другой стороны, Ася понимала — ‹скорая помощь› ей нужна. И коль уж она здесь, хорошо, что рядом Лёлишна. Даже с врачом общаться лучше, когда с тобой близкий человек, знающий про тебя все. Близкий человек позаботится, чтобы все было как надо.
Элькино стильное кафе отнюдь не принадлежало к разряду ‹наскоро перекусить›. Оно скорее, располагало к неторопливости, отдыху и наслаждению.
У него не было вывески, его и так знали в городе. И название угадывали раньше, чем обнаруживали его на маленькой обязательной табличке у входа. Здание строили специально под это кафе и спроектировали его в виде пирамиды. Многих посетителей привлекало именно это: они были уверены, что несколько часов, проведенных в ‹Пирамиде›, доставляют не только удовольствие, — все эти часы магические свойства пространства пирамиды благотворно воздействует на них. Может, так оно было, а может быть, не так, но в этом Элькином кафе неизменно царила особая атмосфера. Под красивую музыку с легким оттенком вкрадчивых восточных мотивов так хорошо было расслабиться, и, удобно расположившись на маленьких диванчиках и в креслах среди мягких подушек, хоть на время забыть обо всех своих проблемах. Здесь не спеша ели, разговаривали, покуривали кальян с табаком или экзотическими, ароматными травами. Наркотики Элька у себя категорически запрещала любые, даже самые легкие.
Она выделяла ‹Пирамиду› среди прочих своих заведений, и считала это кафе своим рабочим местом. Посетители знали ее в лицо. Эль часто появлялась в зале, подходила к гостям, разговаривала.
- Надо дать понять людям, что они тебе интересны, — говорила Элька. — Это беспроигрышно. Автоматом попадаешь в число самых дорогих его приятелей.
В кафе она вела себя как хозяйка дома, в который пришли самые желанные гости, и она радушно их встречает. И так же как хозяйка, при случае знакомила между собой своих постоянных гостей, создавая атмосферу дома, семьи. И эта атмосфера ей удавалась. Она охотно раздавала посетителям номер своего мобильного, и когда люди хотели зарезервировать столик, звонили не администратору, а ей: ‹Эль, мы завтра к тебе собрались›. Это звучало так, как говорили бы очаровательной, умной хозяйке хлебосольного дома ее добрые приятели.
Наметанный взгляд охранника издали приметил Асю и Лёльку, их встретили улыбкой и распахнутой дверью.
Фейс-контроль в ‹Пирамиде› был строгий. Безмятежность и спокойствие посетителей охранялись самым тщательным образом. Вломиться в кафе, минуя охранников, было то же самое, что пройти сквозь каменную стену. Эльке стоило немалого труда среди десятков мордоворотов отыскать ‹золотники› — ребят умных, деликатных да чтоб еще и психологами неплохими были. Она и сама ни за что не вспомнила бы, сколько пришлось сменить охранников, прежде чем подобралась команда, устраивающая ее во всех отношениях.
Едва Лёлька, Ася и Женя устроились за столиком, к ним подошла Элька, по очереди чмокнула обеих подруг, повернулась к гостю.
- Эль, познакомься, это… ну, скажем, мой читатель. Евгений Дакота.
- Рада снова видеть вас, — улыбнулась ему хозяйка.
- Так вы… знакомы? — Лёлька перевела взгляд с Эль на мужчину и обратно.
- Знакомы, — подтвердила та. — К сожалению, Евгений не частый гость.
Ася едва не расхохоталась, глядя на Лёлишну. Уж от нее-то не укрылось, насколько Лёлька была обескуражена. Обложилась гороскопами, разведчица, а Эльке позвонить не сообразила. Благодаря ‹Пирамиде›, Элька про половину населения города даст самую эксклюзивную информацию. А если про кого сведений не имеет, на тот случай ‹Пирамида› свела ее с людьми, к кому за этими сведениями можно обратиться. Ася не знала, что Лёлька подруге как раз звонила и рассказывала про неожиданно объявившийся вблизи Аси ‹предмет интереса›, и потому теперь вдвойне обескуражена была: как это она не назвала имя-фамилию ‹предмета›. ‹Ах, ты ж!.. — ругала себя Лёлишна. — Ну и как это называется? Вот бестолковка! Вот так проруха на старуху!›
- Неужели помните? — Не ведая о самоедстве Лёльки, с удивлением говорил между тем ‹предмет›. — Мы ведь знакомились… дай Бог памяти… месяца два назад или больше даже.
- Где-то так, — кивнула Элька. — Но вас легко было запомнить. Во-первых, исключительно мужская компания, — а сюда без женщин приходят редко. Во-вторых, фамилия у вас необычная.
- А я тоже с того раза кое-что запомнил! — сообщил гость.
- Да? И что же?
- Мы тогда попросили подать нам ужин на ваш собственный вкус и нисколько о том не пожалели. Накормите нас сегодня тоже, на свой выбор. Тем более что предпочтения подруг вы, вероятно, хорошо знаете.
- Желание клиента для нас закон, — пошутила Элька. — Обещаю, вам подадут самое-самое вкусное.
- Ты с нами посидишь? — Лёлька приходила в себя.
- Конечно. Минут через несколько. А пока, смотрите, караульте мой стул! Всем говорите, здесь место кондуктора!
- Иди уже распоряжайся, ‹кондуктор›! Мы голодные, между прочим.
- Так заморите червячка салатом. У нас сегодня египетский, объедение просто. Из помидоров, толченых фисташек и салата рэдиччио.
- И пусть прямо сейчас принесут лепешки! — добавила Лёлька. — Мне так вообще, кроме твоих фирменных лепешек можно не подавать ничего!
- А с чем лепешки? Самое вкусное сегодня — баклажанный дип, паста из турецкого горошка и паста из кунжутных семечек.
- Эль, это натуральный садизм, — простонала Лёлька. — Все подать! И побольше!
Идея кафе-пирамиды появилась у Эльки неожиданно, когда она туристкой побывала в Египте. Очень уж понравилась ей египетская кухня. Она даже разузнала и привезла домой рецепт круглых и ароматных лепешек из не просеянной муки — традиционного для Египта хлеба. Кусочки этих лепешек по ходу трапезы обмакивают в божественно вкусные приправы — такое даже фараоны наверняка уплетали за обе щеки!
Египетские лепешки пользовались в ‹Пирамиде› неизменным спросом. Тем, кто пробовал их впервые, многозначительно говорили: ‹Рецепт Элионора прямо из Египта вывезла. Специально за ним ездила!› Что только добавляло экзотического колориту. Эль никак не участвовала в сотворении этой легенды, разве лишь молчаливым попустительством.
Все в кафе было выдержано в едином стиле. В интерьере преобладал успокаивающий песочный цвет. На стенах размещались фрески с египетскими рисунками и иероглифами. Светильники рассеивали желтоватый свет, внося свою лепту в создание атмосферы сухой и жаркой пустыни. Лёлишна упрекала Эль, что та пользуется нечестным приемом: ‹В твоей египетской пустыне у людей возникает сушняк, подсознательно! Ни в каком кафе я не пью столько, сколько у тебя! Твоя "Пирамида" телепает народу установку на жажду!›
- А ты садись лицом к аквариуму и ничего не пей, утоляй жажду на уровне подсознания, — смеясь, советовала Эль.
Действительно, ощущение пустыни смягчалось большим аквариумом вдоль стены, делящей пространство пирамиды надвое: зал для гостей и служебные помещения. В голубой воде медленно покачивались причудливые водоросли, между ними плавали рыбки поодиночке и стайками. На дне утопали в песке кувшины, лежали монеты странной формы…
- Евгений, а вы знаете про свою фамилию? — неожиданно спросила Ася. — Откуда она? Что значит?
Женя взглянул на нее, мягко улыбнулся.
- Да мне самому интересно. Я пытался узнать, но до сути так и не докопался. Значений у этого слова немного. Ясное дело, индейцы дакота из народа сиу. Оттуда, вероятно, растут корни Южной и Северной Дакоты и названия американского пассажирского самолета. У них есть такой самолет, ‹Дакота› называется. А еще так звали служанку богини солнца в пантеоне восточных богов. И последнее значение — в Болгарии давным-давно именно так звучал титул то ли военный, то ли гражданский. К каким из этих дакот имели отношение мои предки, я даже представить не могу, — пожал он плечами.
Лёлька восторженно покрутила головой:
- Значит, вы можете думать, что среди ваших предков могли быть либо американские индейцы, либо титулованные болгарские аристократы, либо ваш род вообще к богам восходит! Ничего себе! — рассмеялась она. — Вам можно позавидовать!
- Еще Дакотой зовут девочку-актрису. Она играла в ‹Войне миров› Спилберга, — сказала Ася. — Помните? Там еще Том Круз в главной роли был.
- А-а-а… да-да, — припомнил Евгений, — девочка в фильме была… дочка главного героя. Странная такая.
- Дакота Фэннинг.
- А я эту девочку-актрисочку еще в каком-то фильме видела, — проговорила Лёлька. — Только не помню в каком. Что-то из фантастики, кажется.
- ‹Похищенные›. Тоже Спилберга, — напомнила Ася.
- Точно! — обрадовалась Лёлька. — Ух, ты, какая классная компания дакот собирается! Можно сказать, у вас классная рекомендация, Женя.
- Ну, если эта компания заменит вам верительную грамоту, я с радостью ею воспользуюсь, — рассмеялся Дакота. — И с ней вместе челобитную подсуну.
- Какую челобитную? — удивилась Лёлишна.
- Насчет того, что, может быть, попробовать на ‹ты› перейти?
- Запросто, — согласилась Лёлька.
Ася молча кивнула, соглашаясь тоже.
- Нас тут уморить голодом собрались! — недовольно сказала Лёлька, оглядываясь на официантов.
Управлялись в зале всего трое — молодые, симпатичные парни. Они расторопно и ловко двигались между столиками. Их длинные передники с завязками, обмотанными вокруг талии, тоже были песочного цвета. Белые майки рельефно обтягивали мускулистые торсы, а высоко завернутые рукава обнажали твердые бицепсы. И как раз в эту минуту один из троих направился к столу с недовольной Лёлишной. Он принес три тарелки салата, а за ними последовал большой металлический поднос-подставка. В центре его стояло блюдо с горкой пышных лепешек, а по краю располагались мисочки, наполненные приправами. Все это легко вращалось, и мисочки с приправами катались по кругу, доступные каждому за столом.
Назло всем диетологам и настоятельным рекомендациям ‹ужин отдать врагу›, египтяне делают основной упор как раз на ужин. Ужинают они долго, с чувством, с толком. Утреннее вегетарианство забывается напрочь, вечером египтяне превращаются в самых разнузданных мясоедов. Потому обильные ужины в Элькином кафе как бы поощрялись, поскольку соответствовали общей атмосфере ‹Пирамиды›. И то, что распорядилась подать своим гостям Эль, было именно в духе ужина по-египетски: начать с легкой разминки — с овощных салатов и лепешек, а потом…
Потом пришла очередь неотразимых бортинган — тушеных баклажанов с чесноком. За баклажанами последовала молокхейя — мясной суп-пюре с овощами и пряными травами. Пока гости наслаждались вкусом и ароматом густого супа, подоспела курица по-каирски. Вкус у нее оригинальный благодаря способу приготовления. Сначала тушку курицы несколько часов выдерживают в маринаде из лимонного сока с луком, чесноком и приправами. Потом отваривают до готовности. И уже завершающий, можно сказать, художественный штрих — тщательно натереть вареную курочку смесью из масла и меда, хорошенько обвалять в молотых орехах, имбире и кумине и всего на одну минуточку засунуть в раскаленную печь. И вот она, красавица, появляется из печи вся в золотистой хрустящей корочке, источая волшебный аромат! И кто же устоит перед соблазном немедленно вкусить сей шедевр кулинарного искусства?!
Евгений ухаживал за тремя дамами, делал это ненавязчиво, однако от внимания его ничто не ускользало. Он вовремя наполнял бокалы девушек белым столовым вином ‹Гианаклис›, а когда Ася неторопливо вытянула из пачки сигарету, в руке его тотчас появилась зажигалка, и у кончика Асиной сигареты затрепетал желтый язычок огня. Ася поблагодарила молча, кивком головы.
У нее редко появлялось желание закурить ради сигареты. Обычно она тянулась к пачке, когда хотелось отдохнуть, или сделать в работе перерыв и подумать, или поболтать с подругой, или за компанию… да мало ли возникает разных поводов и причин. Однако иногда, редко, у нее возникало желание почувствовать на языке обжигающее тепло, услышать тихий шепот тлеющей сигареты, подержать дым во рту, оценивая аромат и вкус… Вот сейчас именно такое желание возникло. Она закурила с удовольствием.
Откинувшись на мягкую спинку, Ася слушала прихотливые мелодии, струящиеся по залу извилистым, тонким узором. Восточная, колоритная музыка, воинственная и одновременно изящно-лирическая, ткала неповторимые музыкальные образы. Странные, приглушенные удары по натянутой коже, порой похожие на шепот, на дыхание — завораживали, исподволь вовлекали в свой ритм, заставляли что-то внутри откликаться камертоном, звучать на той же волне… Дум дум тек-и тек, дум тек-и те… В крови начинало бродить нечто густое и жаркое, как египетское солнце.
Ася резко загасила в пепельнице сигарету, и краем глаза поймала быстрый, острый взгляд Дакоты.
- Расскажи что-нибудь, Женя, — попросила Лёлька.
- Мм-м-м… Что рассказать? Я как-то не умею так, по заказу. Анекдот, разве что…
- Нет, анекдоты не надо! — возразила Лёлишна. — Видишь ли, я у нас смешливая очень. Все станут таращиться и думать: по какой причине у девушки истерика?
- Это да, именно так и будет, — рассмеялась Эль. — Нет, на самом-то деле, это Лёлькин замечательный талант. Если Лёлишна смеется, рядом не остается ни одного угрюмого человека.
- Вот, — удовлетворенно проговорила Лёлька. — Между прочим, я не вижу ничего страшного, что люди хоть даже над тобой смеются. Куда хуже, когда они над тобой плачут.
- Браво! — Женя похлопал в ладоши. — На сто процентов согласен с Ольгой! Кстати, в цирке я как сумасшедший хохочу над клоунами. И когда мультики смотрю, тоже. Однажды в цирке я даже отвернулся от арены, чтоб передохнуть от смеха. Но бесполезно. Это как в школе на уроке. Чем больше хочешь прекратить, тем больше хохочется.
- Женя, предлагаю нам с тобой выпить! — Лёлька подняла бокал с вином. — За единомыслие!
Дакота чокнулся высоким стаканом с густо-бордовым напитком и отпил глоток. Стакан его был наполнен холодным каркадэ, приготовленным из лепестков суданской розы. Кисловатый бордовый ‹фараонский чай› отлично утолял жажду, да к тому же, обладал кучей всяких полезностей. Вкус его несколько напоминал гранатовый сок.
- Вот жаль, что ты не пьешь вина! — посетовала Лёлька. — Предлагаю матч-реванш!
- Лёлишна, — одернула Ася, — не многовато предложений на одну минуту?
- Не многовато! — возразил Женя. — Я с радостью.
- Место и время будет объявлено дополнительно, — заявила Лёлька.
- Заметано! — Дакота опять поднял свой стакан.
Элька сказала:
- Женя, раз ты не знаешь, о чем рассказывать, а Лёлишна против анекдотов, могу предложить тему. Может быть, расскажешь, по какому поводу был ваш мальчишник в прошлый раз? Я немножко в курсе этого самого ‹повода›.
- Ну, тогда придется рассказать. В тот вечер мы праздновали небольшую победу. Видите ли, спортивный автомобиль, он, можно сказать, с претензиями. Его, как беговую лошадь, в стойле держать нельзя, ему нужны скорость, азарт. Да и владельцы под стать ему. Их называют стритрейсеры, гонщики по городским улицам. В тот раз были ночные гонки.
- Ничего себе! — Дакота удивил уже в который раз, и Лёлька озвучила это удивление. — Вы что, гоняете ночью по городу на бешеной скорости?
- Нет, мы не хулиганим. Уезжаем куда-нибудь за город. Мы покоя спящих граждан не тревожим. В тот раз гонки были чисто импровизацией, без подготовки, без предварительных договоренностей…
- А как это может быть, если не договариваться заранее? — перебила Лёлька. — Как люди знать будут? Или встретились двое и устроили ‹наперегонки›?
- Примерно так. Спонтанные гонки частенько случаются — рыбак рыбака видит издалека. Выезжаешь вечером без всякой задней мысли. Просто потому, что нравится ночной город, пустые спящие улицы. Глядь — кто-то появляется рядом, явно проявляет интерес к твоему автомобилю, рассматривает — обгонит, опять притормозит, то рядом едет, то отстанет слегка. Потом начинаются призывные подгазовки: ‹Погоняемся?› Этот язык ясен-понятен. Едем за город. По дороге еще пара-тройка дрэгстеров пристроятся.
- Дрэг… кого? — уточнила Лёлька.
- Участников гонок. Вы вообще слышали что-нибудь о дрэг-рейсинге? — Дакота вопросительно посмотрел на каждую, девушки, как одна, замотали головами. — Глазам-ушам не верю! Такой пробел в вашей эрудиции, дамы!
- Хе! — насмешливо парировала Лёлька. — Да я та-а-акое могу сказануть! Еще поглядим тогда, чей пробел ширше!
- Она может, — заверила Ася и для убедительности покивала. — Но это в другой раз.
- Все реванши в другой раз! — подтвердила Лёлька. — Лучше расскажи-ка нам про этих дрэгов. И про себя в качестве стрип… стрит… Ну, не важно. Рассказывай!
Часть пятая. Евгений Дакота
В ‹Пирамиде› были прозрачные стены. Но посетители кафе не сидели перед прохожими, как на ладони. По периметру зала под наклонными стеклянными стенами поднимались из песка заросли: пальмы, тростники, кактусы. Посетители кафе при желании могли видеть, что происходит снаружи, за зеленой стеной, но их самих заросли хорошо скрывали.
С наступлением ночи обнаруживалось еще одно заведенное в Пирамиде правило — кафе погружалось в темноту. Снаружи пирамида обозначалась теперь только цепочками света по четырем гранями и четырем сторонам основания. А внутри свет не горел. Все, что находилось по другую сторону стеклянных плоскостей, освещалось лишь свечами на столиках да тем светом, что проникал с улицы.
Вот и сейчас настало время, когда снаружи стемнело по-ночному. Официанты начали переходить от стола к столу и зажигать свечи. Женя сам зажег широкую, приземистую красную свечу с тремя фитилями. Через несколько минут свет в зале погас, и показалось, что маленькие слабые огоньки не способны рассеять темноту… Но через минуту-другую глаза привыкли, темнота сменилась полумраком. Сидящие за столами теперь оказались заключены в теплые ауры живого света. Они усиливали атмосферу доверительности, отделенности ото всех, интима.
- Здорово ты с этим придумала, Эль, — сказал Женя. — Идея замечательная! Плюс эта музыка. Возникает совершенно особое состояние. Просто медитация какая-то.
- Гостям моим нравится, а я и рада, — улыбнулась Элька. — Хотите еще чего-нибудь? Фрукты, сладости, мороженое?
- Ох, нет. Сколько можно? Дай передохнуть, — взмолилась Лёлька. — Женя, так что там за история с этим… ну, с тем-чего-мы-не знаем.
- То-чего-вы-не знаете называется дрэг-рейсинг, — сообщил Дакота, наполняя вином бокалы подруг. — Пришел он из Америки. Там годах в тридцатых-сороковых у молодежи пошло увлечение скоростью. Машины самостоятельно переделывали, модернизировали, делали их более мощными, скоростными и потом гоняли на этих заряженных авто по дорогам калифорнийской пустыни.
- Повезло им с пустыней, — сказала Лёлька. — Если бы они по городским улицам гонять начали, на том бы этот дрэг-рейсинг и кончился.
- Ничего подобного. Молодежь-таки начала устраивать гонки прямо в городе, в Лос-Анджелесе. Понятно, честные обыватели не поимели никакого удовольствия от рева моторов и сдвинутых на скорости стритрейсеров. Но гонять с улиц их никто не стал, для них просто сделали треки и сказали: ‹Вот тут и гоняйте, пока сороки не побелеют, лысые не закудрявеют›.
- Ишь ты! — удивилась Ася. — А как с российскими стритрейсерами? Полагаю, им с этим делом повезло меньше? — спросила Ася.
- Не просто меньше, а меньше всех. В Европе дрэг-рейсингом начали увлекаться после войны. И как ни странно, именно война создала там отличные условия для этих гонок.
- В каком смысле? — спросила Ася.
- За годы войны понастроили военных аэродромов, а когда Германия капитулировала, они оказались никому не нужны. Кроме гонщиков. Взлетно-посадочные полосы — идеальное место для гонок.
- Так уж идеальные! — засомневалась Лёлька. — Эти полосы же прямые и длинные. А гонки по кольцу бывают.
- Так кольцевые — это только один из видов спортивных гонок. Возьми хоть ралли. Где там кольцо? Там маршрут, легенда. А заезд в рейсинге и вовсе краток, как выстрел. Для него всего нужен-то кусок прямой дороги с хорошим покрытием в пол-мили длиной или в милю. Кстати, в Америке расстояние между светофорами как раз четверть мили — четыреста два метра. Это самая оптимальная дистанция для гонок на максимальное ускорение. И машины успевают разогнаться, и зрителям виден как старт, так и финиш. Так что, может быть, дрэг-рейсинг начался от обычных светофорных покатушек. Каждый водитель знает этот дух соревновательности перед светофором — кто первый уйдет.
- Мне как-то не очень понятно, — пожала плечами Лёлька. — Только разогнался и уже финиш. Какое удовольствие?
- Удовольствие? Хм-м… Удовольствие в том, чтобы поменять ночь сна на ночь адреналина.
- В ночных гонках есть что-то особенное? — поинтересовалась Ася.
- О, да. Это именно что-то особенное! Днем я очень редко… да я, можно сказать, совсем не участвую в дневных гонках.
- А в чем прелесть ночных?
- Ночь — чуждая человеку среда. Наши далекие предки не были ночными животными. Враждебность ночи мобилизует, обостряет восприятие. Она скрывает недостатки и выпячивает достоинства, стирает грань между добром и злом. Слова ‹нельзя› и ‹хочется› становятся синонимами. Ночь — время чудес и перевоплощений.
Девушки переглянулись.
- Днем укрощаешь свою машину, табун бешеных лошадей, загнанных в мотор и день тебе в помощь, — продолжал Дакота. — А ночью еще и она твой соперник. Ночь. Лукавит, обманывает. Сокращается угол зрения, точность восприятия. Кстати, я знаю секрет, как повысить остроту ночного зрения. Им пользовались летчики при ночных бомбардировках.
- Ох, страсть как люблю чужие секреты! — сообщила Лёлишна.
- Ломтик лимона под язык, — улыбнулся Евгений.
- И все?
- И все. Попробуй ночью. Ты удивишься, как быстро включается ночное зрение. Дрэг-рейсинг — это, по сути, гонки без правил, — взглянул он на Асю. — Такими остаются только ночные гонки. Днем безопаснее. Днем чаще всего легально гоняют, и созданы все необходимые условия. Но я иду на гонки… не знаю, может быть, даже не за победой. Выплеснуть дневные стрессы, хандру — в этом смысле нет ничего лучше ночных покатушек, там столько драйва!. Возвращаешься с них обновленным.
- На ночных гонках девушки бывают? — спросила Лёлька.
- Конечно. Есть и стритрейсерши. Правда, в основном девушки присутствуют в качестве зрителей. Я бы с удовольствием пригласил вас. Что скажите?
- Променять ночь сна на ночь адреналина? — рассмеялась Лёлька. — Я с удовольствием! Ты так рассказываешь!.. Просто экстремал-романтик!
- А вы, Ася, Эль? Клянусь, впечатления будут незабываемые, и уверен, не пожалеете. А не понравится — сей же момент доставлю, куда пожелаете.
Ася пожала плечами:
- Не знаю. Может быть.
- А это опасно, Женя? — поинтересовалась осторожная Элька.
- Для зрителей — при элементарной осторожности — опасности ни малейшей нет. Я правду говорю.
- Я бы не против увидеть все своими глазами, — решила Эль.
- Отлично! Девушки, вы молодчины! Ася… я очень надеюсь, вы… ты… — Дакота неожиданно сбился и было странно обнаружить в нем эту неуверенность и даже, как будто, робость.
Лёлишна и Эль незаметно переглянулись, обменявшись торжествующими искорками в глазах. Ася ничего не заметила, стряхивала пепел в сигареты. Сегодня она курила больше обычного. Может быть потому, что в разговоре почти не участвовала, предоставляя подругам право и обязанность его поддерживать. Сигарета снимала ощущение ее безучастности к происходящему.
- Не знаю, — проговорила она, легко постукивая по сигарете тонким пальцем с ухоженным ногтем. — Обещать ничего не хочу. Звони. Будет желание — поеду.
- Женя, а что ты имеешь в виду под элементарной осторожностью? — Элька пришла на помощь то ли подруге, то ли Дакоте.
- Не перебегать дорогу перед близко идущим транспортом. Так мы договорились, да? Я приглашаю вас на ближайшие покатушки.
- Это когда? — уточнила Лёлька.
- Они нелегальные, поэтому никаких графиков не существует. Я постараюсь выяснить заранее, но в любом случае, я звоню, а дальше по ситуации. Хорошо?
- Погоди, нелегальные? Они что, запрещены? — удивленно вскинула брови Лёлька.
- Не то, чтоб запрещены… Конечно, стритрейсинг, вынесенный за пределы специально отведенных трасс, действительно, нелегальный. Поэтому второе его название аутлоф-рэйс — гонки вне закона. Но сказать, что стритрейсинг — это глубокий андеграунд, так тоже неправильно. Понятное дело, если в городе газовать начнешь, штраф за превышение скорости огребёшь легко. Но мы люди мирные, старательно не даем повода в чем-то нас обвинить. К тому же в последнее время установился как бы паритет между нами и ГБДД. Не мир, а типа договор о ненападении. Дело в том, что прошлой осенью московские стритрейсеры устроили показательную акцию. У ребят кончилось терпение, когда гайцы их погнали. Тогда колонны машин перекрыли центральные улицы — Ленинский, Волгоградский проспекты, Садовое кольцо — и на этих перекрытых трассах стритрейсеры устроили заезды. В городе был коллапс! В общем, ребята показали, что с ними надо считаться, и власти осознали-таки проблему, зашевелились. Под гонки решили отдать аэродром в Тушине. Он все равно без толку стоял, над городом же полеты запретили. В общем, там устроили все как надо, с размахом. Построили трибуны, оборудовали трассу. В честь открытия провели ночные гонки. Так что сейчас гайцы особо не наглеют. А раньше случалось — едем за город, никого не трогаем — бац! вклиниваются в колонну гаишники, начинают по мелочам придираться — аптечки проверять, пятое-десятое, в общем, гонку срывают. Так они московских ребят и достали.
- А у нас, где гонки проходят? — спросила Элька.
- За городом. Там есть несколько подходящих трасс. Дороги второстепенные, ночью по ним мало ездят. Мы перекрываем пол-километра, с обеих сторон ставим наблюдателей — никому же не надо, чтоб какой-нибудь колхозник на своих ‹Жигулях› выполз под наши болиды. Ну а появляется какой транспорт, пропускаем между заездами. Один раз выехали на нас три фуры. Постояли, посмотрели. И вдруг попросились тоже погонять. Заезд в исполнении фур — это было что-то!
- Всё! Я уже во что бы то ни стало хочу своими глазами на все это посмотреть! — воскликнула Лёлька. — Женя, в тебе пропадает талант трибуна. Полчаса назад я понятия не имела ни про какой дрэг-рейсинг, а теперь почти влюблена в него! Это же надо так преподнести тему!
- А чем ты занимаешься, Женя? — спросила вдруг Элька. — Про нас всех, ты знаешь — Лёлька с Асей библиотекарши, я вот, народ кормлю. А про тебя мы ничего не знаем. Ты же не одними гонками занимаешься?
- Нет, на них я деньги трачу, а добываю в другом месте. У меня агентство по найму рабочей силы.
- Ух, ты! Это что за зверь такой? — удивилась Лёлька. Даже Ася посмотрела на Дакоту с интересом.
- Таких агентств у нас еще мало. А в Европе они очень распространены, — пояснил он. — Я ничего не произвожу, но у меня куча рабочих. Я принимаю на работу человека, потом вроде как сдаю его в аренду туда, где требуется рабочая сила — на завод, в мастерские, в фирму, куда угодно. Бывает, человек там всего неделю работает, но обычно — несколько месяцев. Если на одном месте год проработал или больше, часто ему предлагают устротиться к ним на постоянную работу. А если проработал человек месяц-другой и больше на том месте не нужен, он возвращается ко мне. Тогда я опять подбираю ему рабочее место. Моя же корысть в том, что процент от заработной платы каждого из моих рабочих идет на счет агентства. Таким образом, я впрямую заинтересован устроить их на хорошее место, а не лишь бы куда.
- А что, — задумчиво сказала Эль, — хорошее дело делаешь. Тому работодателю, собственно, никаких забот об этих людях, за них отвечаешь ты. Рабочему тоже хорошо — ты заботишься, чтоб у него постоянно была работа. В наше время это ой, как важно. Да и тебе, судя по всему, тоже неплохо. Нет, правда, ха-аро-о-ошее агентство!
- Да, хозяева предприятий очень охотно ко мне обращаются. Агентство гарантирует, что придет человек добросовестный, не пьяница, не лодырь, у него нет проблем с пропиской. В общем, не кота в мешке берут.
- Женя, если меня уволят, я к тебе приду! — объявила Лёлька. — Возьмешь?
- Запросто. У меня же не одни чернорабочие без профессии и квалификации. У меня инженеры, программисты, да кого только нету! Так что библиотекарь отлично впишется.
Время за разговором текло незаметно, когда Дакота, Ася и Лёлька распрощались с Эль и покинули ‹Пирамиду,› был уже поздний вечер. Сначала увезли домой Лёлишну, потом поехали к Асе. После общительной и разговорчивой Лёльки в машине стало тихо. Асю это не тяготило. Женю, кажется, тоже не очень, он не пытался натужно поддерживать беседу. При этом молчание странным образом не напрягало. Дакота, как выяснилось, умел не только хорошо, увлекательно говорить, с ним и молчать было неплохо. Он отпускал какие-то замечания по ходу, вроде: ‹Вот торопится человек!› или ‹Смотри-ка, даже звезды появились. Наверно, не будет больше дождя›. Эти слова не предполагали обязательного ответа, можно было отвечать, а можно выслушивать их молча. Ася предпочла второе. Вчера было почему-то проще. Вчера он был случайным человеком, по доброте душевной спасший ее дождливым холодным вечером, и ни к чему не обязывающая болтовня, занявшая время до дома, была как бы благодарностью с ее стороны. А сегодня оказалось, он претендует на нечто иное, чем случайный ‹таксист›, и Ася еще не знала, нравится ей это или нет.
- Так Эль, действительно, ваша подруга? — спокойно спросил он, как бы продолжая неторопливый разговор.
- Да, подруга, — коротко ответила Ася.
- Я сначала решил, она с вами просто знакома. Не больше чем со всеми другими в ‹Пирамиде›.
- Мы вместе в школе учились.
- С Ольгой тоже?
- Да.
- Тебе повезло с подругами.
- Откуда ты знаешь?
- Так видно же.
- Да, повезло.
Кажется, ее односложные ответы не произвели на него какого-то особого впечатления, и немногословность Асину он воспринял как должное. Женя не сделал никакой попытки удержать ее, не предлагал продолжить вечер вместе. Остановив машину вблизи Асиного подъезда, вышел, открыл дверцу с ее стороны, подал руку.
- Спасибо за вечер, — сказал он, на секунды дольше нужного удерживая ее холодную руку. — Мне было очень хорошо с вами.
- Тебе тоже спасибо.
Склонившись, Дакота прикоснулся губами к ее пальцам. Ася потянула руку, но он и не удерживал ее больше.
- Всего доброго, — сказала Ася, повернулась и пошла к подъезду.
- До свидания.
Он поднял голову и посмотрел на окна дома, ожидая, когда в одном из них, как вчера, через несколько минут вспыхнет свет. Внимание привлекло окно справа от Асиных. В нем качнулась штора. Кажется, за ней кто-то стоял.
Ася включила свет и подошла задернуть штору. Она не любила глухие прямоугольники ночных окон. Снова начал накрапывать дождь. О стекло разбивались мелкие капли. Не взглянув вниз, Ася отгородилась от ночи и дождя тяжелыми шторами.
Наутро, при первой же возможности, Лёлька появилась в Асином закутке. Ася что-то читала с экрана монитора и грела ладони о большую чашку с дымящимся чаем. От близкого окна сегодня тянуло холодком — ночью поднялся ветер, разогнал облака, сделалось ясно и холодно. Ветер носился по пустому парку, густые кроны больше не вставали на его пути, не сдерживали, и он разбойно посвистывал между голых веток.
Окно в Асином кабинете Валентина Михайловна самолично тщательно проконопатила и заклеила в преддверии зимних холодов, но ветер находил крохотные щели, проникал вместе со свежестью из осеннего, прозрачно-холодного дня. На Асины плечи была накинута белая шаль, связанная ею собственноручно. Шаль была красивая. По краю шел рельефный узор из цветов, похожих на молочно-кофейные георгины.
- Там еще кипяток есть, — не отрывая глаз от монитора, Ася кивнула на электрический чайник.
Лёлишна налила кипятку в чашку, опустила в него пакетик с заваркой.
- Аська, ты чего замороженная какая-то? — недовольно спросила она.
- Никак согреться не могу. Ветер такой — пять минут на остановке постояла и не отогреюсь теперь. Все-таки надо было вчера шарф довязать.
Ася отпила глоток чая и поставила чашку на стол. Откинувшись на спинку стула, закуталась в шаль.
- Ты же поняла, о чем я. Ты что, разочаровалась в нем? — Лёлька смотрела с беспокойством.
- Да почему? Хороший, интересный мужик.
- Ась, ну чего ты? Ну, пожалуйста, не застывай. Ведь классный мужик-то! Он попросил о новой встрече?
- Нет.
- Как… нет?! Не может быть! Невооруженным глазом же видно, что ты ему очень нравишься! Ты что, отфутболила его? — обличающий взгляд уперся в Асю.
- Не кричи, Лёлишна, — поморщилась Ася. — И не говори глупостей. Ну не попросил, в чем трагедия? Позавчера спросил, я отказала — ему же это не помешало явиться.
- Да и правда, — Лёлька слегка успокоилась. — Явится вскоре, это сто процентов.
- Лёлишна, ты только не кричи опять, ладно? — Ася с ожиданием смотрела на подругу.
- Ну говори, натворила все же чего-то? — подозрительно прищурила глаза та.
- Мне кажется, ему ты понравилась.
- Вот еще! — с ходу выпалила Лёлька и опять в упор уставилась на Асю. — Ты мне это брось, подруга. Даже в голову не бери и не выдумывай.
- Олька, да не переживай ты. Я просто к тому… если понравишься ему, а тебе он уже нравится — так и хорошо, и здорово. Лёль… ну ты понимаешь меня?
- Вот дура! — в сердцах выдохнула Лёлька. — Причем здесь я?! Что тарахтела вчера без умолку, так я же для тебя… Ой, Аська, ну что ты такая?.. Мы ведь с Элькой рады без ума, что появился, наконец, мужик, на которого ты соизволила внимание обратить! А ты его тут же мне подсовываешь!
- Да понимаю я все про вас… Вы у меня классные, я не сомневаюсь.
- Тогда хоть чуточку к нашим советам прислушивайся, а? Правда же, интересный человек этот Дакота. Ты, пожалуйста, присмотрись к нему, постарайся присмотреться, дай ему и… себе… шанс. Надо ведь жить, Ася.
Ася вздохнула, обхватила острые плечи, обтянутые шалью. Улыбнулась Лёльке уголками губ.
- Ладно. Не переживай. Шанс он и сам возьмет, если он ему понадобится. Ты что ли согласилась сегодня дежурить? — сменила она тему разговора.
- Ага, у Никитишны супруг заболел, попросила поменяться. Да ладно, отсижу. Хотя сомневаюсь, что явится кто-нибудь. Зато потом буду свободна в любой вечер.
- Надо обсудить это дело с Верой. Я понимаю, летом еще, — день длинный, находятся книголюбы. Но осенью… зимой… кому оно надо?
- Точно, Ася, при первом удобном случае мы этот разговор затеем. Уверена, девчата нас поддержат. А сегодня придется-таки отсидеть положенное. Может, Дакота скрасит вахту! — ляпнула она и спохватилась, поспешно хлопнула себя по губам. Ася добродушно рассмеялась.
Лёлька отработала положенные часы на пару с бессменной Валентиной Михайловной. Ни одна бесприютная душа не заглянула в библиотеку в тот вечер. По ночным улицам свистел один только холодный ветер, люди сидели по домам, в теплых квартирах, у своих телевизоров.
‹Нет, права Ася, надо поговорить об этом с Верой!› — думала Лёлька, досадуя точно так же, как Ася позавчера.
Она вышла из двери, посмотрела на небо с ясными холодными звездами и пошла к остановке троллейбуса. Однако не прошла десяти шагов, как услышала знакомый голос, ее окликнули по имени. Лёлька обернулась и увидела большой черный автомобиль. Незнакомый. Однако со стороны водителя появился Дакота.
- Здравствуй, Оля, — сказал он. — Садись.
- Здравствуй. Ты откуда так кстати взялся? — удивилась Лёлька. — Погоди-ка… Ты что, меня поджидаешь? — вдруг осенила ее догадка.
- Да.
‹Вот мерзавец! — пронеслось у нее голове. — Неужели Аська права! Ну, дубина…› — не испытывая ничего кроме глубочайшего разочарования, подумала она. Было так обидно разочароваться именно в этом человеке. Он, действительно, очень ей вчера понравился. Но связывала она его только с Асей и ни в коем случае не с собой. Ну и что, что он кому-то понравился? Сам он не имел никакого права обращать внимание на кого-либо кроме Аси! Ведь он дал ей надежду! Пусть даже сама Ася думает, что она ей не нужна, и вообще, причем тут надежда?.. Просто он сумел что-то переменить в ее мыслях… И теперь норовит в сторону вильнуть?! Ну не мерзавец ли?!
Вероятно, Лёлька была не права, но происходящее было так обидно, что она готова была заплакать. ‹Да что это за подлость такая?! Зачем он только вообще появился?! Теперь еще хуже будет!›
- Зачем ждал? — сухо спросила она, и голос ее прошелестел, как колючий песок пустыни.
- Странно. По-твоему я не могу встретить девушку, когда она поздно вечером идет с работы?
- Не можешь! — вопреки всякой логике, отрезала Лёлька, радуясь почему-то, что между ними автомобиль, что Дакота стоит не близко.
- Ну, может быть, не могу, — покладисто согласился он. — Садись. Объяснишь, почему.
- Знаешь, не стоит… Мне удобно на троллейбусе, остановка как раз под моими окнами.
Женя обошел машину и открыл дверцу:
- Садись. Поговорить надо.
Он смотрел уверенно и спокойно. Лёлька медлила, он ждал без малейшего признака нетерпения. Она недовольно поджала губы, и шагнула к открытой дверце.
- О чем говорить будем? — требовательно спросила она, едва автомобиль тронулся с места.
- Об Асе.
- Ч-ч-черт! Ты что, сразу сказать не мог?! — разозлилась она непонятно на кого.
- Ты не была бы такая неприветливая? — улыбнулся Евгений.
- Да это я так… настроение плохое.
- Ой ли? — насмешливо глянул Дакота.
- Ладно, брось. Что ты про Асю хотел?
- Ты сначала пообещай не фыркать и не шипеть как рассерженная кошка. Про что не хочешь, не говори. Но без нервов, идет?
- Идет.
- Тогда согласись для начала, — спокойный и неторопливый разговор все-таки лучше вести не за рулем. Давай заедем куда-нибудь.
- Нет, ты просто остановись и все.
Женя молча свернул на первую попавшуюся стоянку, заглушил мотор и повернулся к Лёльке. Помолчал, заговорил медленно:
- Понимаешь… я боюсь разговаривать с ней. Она такая… Вот болит, к примеру, у человека рука. Сильно болит. А вокруг толкотня, и человек постоянно настороже, только и думает, чтоб не дай Бог, не задели. Она так же.
Лёлька заговорила не сразу, думая, как точно он понял про Асю. И о том еще думая, как и что говорить ему сейчас. Может ли она вот так запросто выложить все этому, незнакомому, в сущности, человеку только потому, что он кажется неплохим?
- Почему ты решил, что у меня можно разузнать? Это ее жизнь. Только она решает, о чем говорить, о чем молчать.
Дакота посмотрел то ли удивленно, то ли разочарованно. Сказал с упреком и даже с легким раздражением:
- Будем ребячиться или как? Давай, скажи еще — иди к ней самой и спрашивай. Не думай, я бы пошел и спросил. Толк-то был бы, ты как думаешь? А то, что у тебя спрашиваю… Ну… считай, из двух зол выбрал меньшее. Подумал, что ты скорее заговоришь, чем она.
- Это почему? — метнула на него сердитый взгляд Лёлька.
- Потому что ты — ее близкая подруга. И все, что касается Аси, тебя должно волновать на самом деле, а не формально. Формально, это как раз и есть: она молчит, и я не выдам! А ты лучше подумай, как для нее лучше будет?
Лёлька молчала и смотрела на Женю, как будто пыталась если не расслышать фальшивые нотки, то разглядеть что-то в его лице. Не дождавшись, когда она заговорит, он вздохнул:
- Ну, не хочешь об Асе говорить — значит, не хочешь. Жаль. Я ведь когда с ней, каждую минуту боюсь ляпнуть чего не следует… У нее такие глаза… Я глаза эти увидел, и всё… Больше ни о чем думать не мог. Скажи мне тогда хотя бы… Я понимаю, у нее случилось что-то. Ей можно помочь? Я хочу сказать, ей помощь нужна?
Лёлька тяжело вздохнула:
- Как тебе сказать?.. Ничем тут не поможешь. А просто по человечески… это уж ты сам, коль такой догадливый.
Дакота поднял на Ольгу глаза, помолчал, прежде чем спросить:
- Я что-то не то сказал?
- Да все то, — поморщилась она. — Все то. Ладно, — все еще с сомнением проговорила она, — я расскажу. Только дай мне слово самое честное, что Ася об этом не узнает. Никогда. Ни в коем случае.
- Оля, да о чем ты говоришь?! Это само-собой. Даю тебе слово, что Ася об этом разговоре не узнает.
Лёлька покачала головой:
- Вот ведь щас расскажу, а потом переживать буду, зачем рассказала, — сокрушенно посетовала она.
- Мне что, уговаривать тебя, что я порядочный-распорядочный? — Через паузу сказал: — Вот как ты думаешь, я хочу, чтоб Ася узнала, что я у нее за спиной про нее выпытываю? Мне тоже не хочется, чтоб ты завтра ей все выложила. Мы с тобой на равных.
Собираясь с мыслями, Лёлька медленно стянула перчатки, расстегнула верхние пуговицы пальто, оттянула шарф на горле.
- У тебя в машине курить можно?
- Конечно, — Женя открыл пепельницу.
Она достала из сумочки пачку сигарет, вытянула одну, прикурила от его зажигалки, чуть опустила стекло, выпуская дым наружу.
- Это я у Аси курить научилась. А она начала, когда осталась одна.
- Ася была замужем?
- Была. Вышла за самого красивого парня. Говорят, что у каждого человека есть на земле половинка, и если найдешь свою, будет тебе щщастье. Они нашли друг друга. Представляешь, как подружились в детском саду, так и не расставались. Они, действительно, были счастливы. Так счастливы и благополучны, что, наверно, боги позавидовали и решили скинуть их с небес на землю. Сначала погиб ребенок. Илюшка. — Дакота удивленно взглянул на Лёльку. — Это был необыкновенный ребенок… — у Лёльки дрогнул голос, и она торопливо и глубоко затянулась, выпустила дым в черную щель. — Его сбила машина, когда Артем вел его из садика. Артема окликнули, он обернулся, и в это время машина. Конечно, он не виноват, но Ася… она не помнила себя от горя, мы боялись, что она с ума сойдет… Кричала, что он виноват, что ненавидит, гнала с глаз… Мы за Артема тоже боялись… Ведь все на его глазах случилось. Илюшка умирал у него на руках , а он… — Лёлька со вздохом покачала головой, — классный врач, и ничего не мог сделать… А потом слышать ‹Ты виноват! Из-за тебя!..› Жалко его было до слез, мы пытались говорить с Асей, образумить, но она никого не слышала. Да мы все тогда с ума сходили, невозможно было поверить, что все происходит на самом деле… Артем уходил, бродил по улицам, опять к ней возвращался, пытался как-то приспособиться жить дальше. Но Ася снова кричала… Слушать это было невозможно. Однажды Артем ушел совсем. К другой женщине. Она, конечно, воспользовалась моментом, в Артема давно влюблена была, замуж не выходила. Вот и дождалась своего счастья… Она, может быть, спасла Артема. И кого тут винить?.. А Ася потеряла всё. Бывало, называла себя самой счастливой женщиной, смеялась, что на седьмом небе живет. А ее оттуда, да об камни со всего маху…
Лёлька нервно раздавила окурок в пепельнице и потянула из пачки вторую сигарету.
- Где он сейчас?
- Артем? Здесь живет, в городе. С той женщиной. Она сразу же забеременела, дочку ему родила.
- Когда всё случилось?
- Уже больше двух лет прошло.
Ольга молча курила. Разговор всколыхнул пережитое — два года съежились, боль и горе опять были рядом, в недалеком вчерашнем дне.
- Она и правда ненавидит его?
- Нет. Теперь нет. Она же адекватный человек. Понимает, что он не виноват в смерти Илюши. Сожалеет… Винит себя. В общем, это очень больное место. Мы не говорим с ней об этом.
- Выходит, он был вашим одноклассником?
- Да. Я не сказала?
- Ты сказала, они не расставались с детского сада.
- Да, мы все вместе учились. С тех пор, как ушел Артем, у Аси никого не было. Вот… я тебе всё рассказала. Может быть, даже больше, — невесело хмыкнула Лёлька.
- Да перестань. Не глупи, — недовольно проговорил Женя. — Неужели не понимаешь, как важно мне это знать. И не бойся, Ася про наш разговор ни словечка, ни пол-словечка не услышит, — он завел машину и неторопливо выехал со стоянки.
- Услышит, — вздохнула Лёлька.
- Как это?.. От кого? — не понял Женя.
- От меня, — призналась она.
- Зачем? — удивленно посмотрел на Ольгу Дакота. — Зачем, Оля?!
- Разве я смогу промолчать, что видела тебя на крутом джипе? — развела ладошками Лёлька.
- О, Господи! Ты меня почти напугала, — с облегчением рассмеялся Женя. — Это — можешь. Скажи, что видела меня… да вот хоть на этом светофоре.
- Так внедорожник этот — твой? У тебя две машины?
- Это моя рабочая лошадка. Надежный, не капризный, на него всегда можно положиться. А ты, я вижу, лучше Аси в авто разбираешь?
Они оба охотно переключились на другое. Лёлька рада была закончить разговор об Асином прошлом, а Женя, потрясенный услышанным, чувствовал себя виноватым, что Лёльке пришлось снова пережить давнюю боль. Потому он с готовностью поддержал ее попытку сменить тему.
- Да не-е, не очень. Но с ‹Патриотом› немножко знакома. Непривычно высоко в нем, да? От земли далеко!
- Это точно. Среди прочей дорожной мелюзги на нем, как на крейсере — высоко сижу, далеко гляжу. Кстати, тем кто снаружи он тоже что-то подобное внушает. Я когда только начал ездить на нем, как-то в час пик сунулся с боковой улочки на проспект. Куда там — сплошь забиты все полосы. Ну, — думаю, — надолго я тут завис, фиг кто пустит. В это время водители все злые, на взводе. И тут, не поверишь, — две полосы встали как вкопанные! Пропускают! Я весь такой, как на параде, только что не козыряют моему уазику! Уважают, понимаешь!
- Здорово! — рассмеялась Лёлька.
- А потому, что всем видом своим внушает уважение. У него на морде лица нарисована сила и открытым текстом, можно сказать, сообщается, что нежностей от него не жди и дорогу лучше-таки уступить. А кто будет между колес путаться, бампером приложит — мало не покажется.
Часть шестая. Черное время
То было страшное, черное время, наполненного нескончаемой болью.
…День клонился к вечеру. Ася приготовила ужин, ждала мужа и сына, они должны были появиться с минуты на минуту. Неожиданно приехали Ольга и Эль. Лёлька сказала, что ей позвонил Артем: Илью сбила машина, Артем с ним в больнице, велел никуда не уходить, быть дома. Ася переполошилась, стала спрашивать что именно с Илюшкой. Подробностей подруги не знали. Они действительно ничего не знали, все трое были одинаково встревожены.
- Почему он мне не позвонил?! — возмутилась Ася.
- Не знаю… может, дозвониться не смог… — растерянно предположила Лёлька.
Ася раздраженно махнула рукой и начала звонить Артему. Его сотовый был отключен.
Ася металась. Ругалась, почему Артем не сказал в какую больницу повез Илюшку… Наконец, во входной двери скрежетнул ключ. Они подхватились, кинулись в прихожую… Ася взглянула на мужа и побледнела. Лицо Артема было землистого цвета, заострились скулы, глаза ввалились. Он сказал, что Илья умер.
- Нет… — с дрожащей улыбкой оттолкнула Ася эти слова. — Нет… Нет… — потом закричала каким-то звериным криком и потеряла сознание.
Ее привели в чувство, она снова кричала, порывалась бежать к сыну, опять теряла сознание. Вызвали скорую помощь, Асе сделали укол, она уснула. Когда проснулась, казалось, что продолжает действовать вчерашний укол, она будто до конца так и не пришла в себя.
Внезапно обрушившееся горе оглушило Асю. Она оцепенела и даже не плакала. Лицо застыло, все чувства непостижимым образом исчезли, словно провалились куда-то вглубь. Лучше бы она плакала и билась в истерике, тогда можно было бы прибегнуть к медикаментам. Но она не плакала. Ее эмоциональная холодность пугала. Невольно приходила мысль, что там, за непроницаемым ‹равнодушием› Ася медленно сходит с ума. Она замкнулась в себе, почти утратив контакт с окружающим миром. С ней разговаривали — она не отвечала. Если и говорила что-то, речь была невыразительная, заторможенная, действовала она тоже автоматически.
Перелом случился на третий день после похорон. Она проснулась с мыслью, что сегодня Илюшка с группой идет в парк на пикник. Ася приготовила аккуратные пакеты с бутербродами, фрукты, бутылочку сока, взяла Илюшкин рюкзачок и принялась все укладывать в него.
- Что ты делаешь? — спросил Артем, застыв в дверях.
Ася подняла на него глаза, медленно перевела на рюкзачок взгляд, сделавшийся осмысленным… и из глаз хлынули слезы. Прорвался заслон от ужасной реальности, выстроенный ее психикой, неспособной вынести такого удара. Асино бесчувствие взорвалось гневом и обидой. Плохо было то, что гнев и обида затмили ее разум. Виновником несчастья сделался Артем.
Родители, приехавшие разделить горе, ничем не могли помочь. Мама только плакала, усугубляя и без того тяжелую атмосферу. Отцу надо было возвращаться к работе. Мама хотела остаться, но Артем и Эль с Лёлькой уговорили ее ехать вместе с ним. Здесь есть кому позаботиться об Асе. Отвели девять дней, и родители уехали.
Жизнь в осиротевшем доме превратилась в ад. Ася злилась на Артема, за то, что будучи всего лишь в шаге от Ильи, он допустил, чтобы с ним случилось несчастье. Отец, которого мальчик обожал, считал самым лучшим на свете, самым умным, самым сильным — не защитил! Врач высокого класса, десятки раз спасал чужие жизни, сына — не спас! Злость Асина доходила до ненависти. В ее необоснованных, несправедливых обвинениях не было и капли рассудочности, и приговор, который она выносила Артему, становился страшнее в своей бессмысленности. В те дни с Асей не могли говорить ни подруги, ни родные. Никто не мог пробиться к ее разуму сквозь негодование, озлобленность, раздражение, обиду. Все, кто был вокруг нее — они живы, едят, спят, дышат… А ее мальчика нет! Совсем нет!!!
С уходом Илюши в семье нарушилось равновесие, семья пошла в разнос. Казалось, Ася физически не может видеть Артема. Она то и дело срывалась на него, кричала, требовала: ‹Уходи! Я хочу, чтобы ты ушел!›. Он терпел. Пытался говорить с ней. Ни на какой контакт она не шла. Ночью, лежа рядом со спящей Асей, он смотрел на нее, задыхаясь от жалости и любви к ней. Лицо ее и во сне на становилось спокойным. На нем будто тень лежала. Иногда Ася стонала во сне. Один раз, Артем, желая прогнать дурное из ее сна, тихонько погладил Асю по щеке. Она вздрогнула, лицо ее исказилось и, не просыпаясь, Ася принялась отталкивать его руку. После этого Артем горько сказал Лельке:
- Она стала меня ненавидеть…
- Да нет же!.. Нет, Артем! — возразила она, страдая с каждым из них и за каждого. — Ася себя не помнит. Она не понимает…
- Не надо ничего говорить. Я знаю.
- Может быть, ей можно как-то помочь? Она ведь, правда, не в себе. Может, ей таблетки какие…
- Я пытался. Она мне их назад швырнула. В еду добавлять — она почти не ест. В воду — она горькие, почувствует. Если только в клинику, принудительно…
- Потерпи… — прошептала Лёлька, стараясь сдержать закипающие слезы. ‹Как потерпеть? — понимала она сама. — Разве ему легче, чем Асе? Зачем она с ним так?.. — Артем…
Он покачал головой и не сказал больше ни слова.
Он терпел. Но в их отношениях ничего не менялось. Когда терпеть уже не оставалось сил — уходил. Потом возвращался. Уходил и возвращался. Уходил и возвращался. Месяц, другой, третий. Настал день, когда Артем обернулся от двери и сказал:
- Может быть тебе и правда одной лучше. Я не знаю. Но так жить я больше не могу. Я не вернусь.
- И уходи! Уходи! Не хочу видеть тебя! Мне никто не нужен! — все еще кричала Ася, когда дверь за ним уже закрылась. Потом рухнула ничком на диван и плакала долго, взахлеб, пока не обессилела и не уснула.
Артем не вернулся. Асе даже легче стало как будто. Но теперь она ушла в горе еще глубже, всеми мыслями, всеми чувствами погружаясь в черноту и боль.
Ася остро переживала чувство вины перед сыном. Главная вина была в том, что она продолжает жить, а его нет. Почему в тот день она сама не пошла забрать Илюшу из детского сада?! Чем таким страшно важным была занята?! Отторгая реальность, сознание Аси постоянно "соскальзывало" в прошлое и снова проживало события, связанные с Ильей, окрашивало их в иные краски, чем прежде. Вспоминала какие-то Илюшкины просьбы, желания, которые они оставили без внимания… Эти воспоминания теперь отзывались чувством мучительного сожаления. Вспоминала редкие случаи, когда он был за что-то наказан, или когда они, родители, были не правы, но все же настояли на своем. Как горько было думать об этом, и раскаиваться, и страстно хотеть, чтоб этого не было, и знать — поздно… Непоправимо поздно… Каждая такая мысль мучительной болью переполняла все ее существо, и Ася опять начинала плакать — это было всё, что она могла сделать.
Она никак не хотела смириться с постигшей их бедой. "Почему это случилось с нами? Почему ее сыну досталась такая коротенькая, крохотная жизнь? Почему его отняли у нее? Почему именно он? Почему он, а не я?" — спрашивала Ася снова и снова.
Чувством вины Ася заслонялась от необходимости принять свершившееся и признать свою беспомощность в этой ситуации. Из-за несогласия с тем, что случилось, она в сотый раз возвращалась к событиям рокового дня и мысленно прокручивала, перестраивала их, думала, как все изменилось бы, если бы только в какой-то момент она поступила иначе. Не проходило навязчивое желание найти тот момент, с которого все пошло не так.
Если бы кто-то мог заглянуть, какими мыслями жила Ася, понял бы, что у нее развивается психическое расстройство, настолько иррациональными были холодные, липкие, мутные мысли, заполнявшие ее мозг. Они выстраивались в замкнутый круг, разорвать который было невозможно. Ася становились рабой этих мыслей.
Потом пришло время осознания, что прошлого не вернуть. Прошлое безвозвратно утрачено. Настоящее ужасно и невыносимо, будущее — невозможно. Вместе с Ильей ушел смысл жизни. Потеряв ребенка, Ася потеряла себя. У нее не осталось ничего, кроме ощущения опустошенности, беспомощности, потерянности. Однако она по-прежнему не хотела никого видеть, не хотела ни с кем говорить. Да ей просто трудно было общаться с людьми. Ася не могла сосредоточиться, мысли терялись, как в тумане, разбегались, терялись и путались.
Сильно ухудшилась память. Нарушился сон. С наступлением ночи к Асе приходил страх. Чего именно она боится, Ася не смогла бы сказать. Страх был многоликий.
Это был период максимальной душевной боли, которая порой казалась невыносимой. Она накатывалась волнами. Временами чуточку стихала… Но передышку давала лишь для того, чтобы нахлынуть вновь с такой силой, что хотелось выть и кататься по полу.
Ася не хотела, чтобы ее жалели. Ее бесили слова, что жизнь не кончена, и надо жить. А она знала — ей нечем жить! Ей говорили: "Ты еще такая молодая, Асенька. У тебя еще будет ребенок, а то и два или три". Эти слова приводили Асю в бешенство. Неужели они не понимают — это будет другой ребенок! Разве он заменит ее солнечного мальчика? И легче никогда не станет. Никогда не будет радости в ее жизни. Она НЕ ХОЧЕТ испытывать радость! Эти боль и страдание — на всю жизнь. Она ни в чем и ни в ком не найдет утешения и никогда не найдет замены сыну. Зачем они так говорят?! Зачем думаю, что эти слова могут ее утешить?! Они думают, что их слова — целебный пластырь на ее раны и не понимают, что лишь снова и снова ранят бедное сердце.
Ася была права. Счастливы те, кто судьба уберегла от такого горя. Потеря ребенка — самая тяжелая утрата из всех, какие могут выпасть на долю человеку. Осиротевшие матери и отцы скорбят и через пять, и через десять лет, и до конца жизни мысль об умершем ребенке отзывается болью сердца.
Детские голоса, доносившиеся со двора, заставляли ее наглухо закрывать окна и зажимать уши. Ася к тому времени уволилась с работы, не представляя, как сможет работать с детьми, лечить, делая их будущее более благополучным, и все время помнить, что у ее сына будущего нет. Однако избавившись от работы, Ася окончательно лишилась жизненного тонуса. Ни к чему было вовремя просыпаться, делать лицо, прилично одеваться. Подруги обнаружили, что Ася стала жить на диване, Лёлька тогда практически переселилась к ней, уходила только на работу. Она заставляла Асю просыпаться, умываться, переодеваться, усаживала с собой завтракать. Лёлька знала, что Ася ждет не дождется, когда она уйдет на работу, но это ее не волновало. Хоть не выгоняет из квартиры, и то хорошо.
Подруги не оставляли Асю в покое, проводили втроем много времени. Вечером вытаскивали Асю из дому, увозили куда-нибудь поближе к природе в безлюдные места, что поменьше встречалось людей. Они гуляли или усаживались где-нибудь на берегу озера, или на поляне, или на какой-нибудь старой скамейке и ели вкусные Элькины бутерброды. Они разговаривали с Асей, не обращая внимания на то, что поначалу она и десяток слов едва ли говорила. Они радовались уже осмысленному выражению ее глаз, тому, что она следит за разговором. Они по капельке отвоевывали подругу, хоть на час, другой разрывали маниакальное кружАло прилипчивых мыслей.
Прошло достаточно времени для того, чтобы начать заново учиться жить. Может быть, Лёлька и Эль угадали или почувствовали, что подошло время возвращать Асю к реалиям жизни. Как бы то ни было, они этот момент не пропустили. Ася по чуть-чуть, почти незаметно для окружающих, все таки начала размораживаться.
Потихоньку опека подруг переставала быть жизненно необходима. Лёлька уступила просьбам Аси оставить, наконец, ее одну.
- Только дай честное-пречестное слово, что будешь жить нормально, варить обед, выходить на улицу. Чтоб в квартире был порядок и никаких берлог.
- Честное-пречестное… Все будет нормально.
Они по-прежнему приходили к ней почти каждый день, не позволяли ей превратить свой дом в застенок, заставили даже старый диван из гостиной выкинуть и купить новый. Подруги вытаскивали Асю ужинать в Элькино кафе, увозили на какие-то дачи, на пляж… Беспокоило же их то, что, несмотря на все их усилия и ухищрения, Ася как будто потеряла способность увлекаться, наслаждаться чем-либо, будь то изысканный обед или прекрасный пляж в жаркий день. Да, она говорила: "вкусно", или "как хорошо"… Но уж слишком спокойно это у нее выходило, бесстрастно.
В то время она начала курить. Это случилось как-то само собой, когда она едва не пристрастилась к алкоголю. Эту беду от нее что-то отвело — однажды вдруг сама собой открылась нижняя дверца кухонного шкафа и из нее посыпались на пол, раскатились, засунутые как попало пустые бутылки. Грохот перепугал Асю… Потом она долго сидела и смотрела на эти раскатившиеся винные бутылки. У нее не к вину была тяга, но сам процесс — держать в руках бокал, отпивать глоток, доливать, когда опустеет… Из этих действий возникало ощущение какой-то заполненности, занятости. Вместо тупого сидения с опущенными руками… Но в следующий раз, когда Ася отправилась в магазин за продуктами, она прошла мимо винного отдела, зато купила пачку первых попавшихся сигарет. С того дня она начала курить. Курила как-то автоматически, не понимая вкуса сигарет, только по утрам во рту было гадостно, и вообще, постоянно чувствовалась неприятная горечь, как у старого пива. Еще ведро мусорное чаще выносить приходилось, потому что из него противно воняло. Лёлька с Элькой ругались, разглядывая сигаретные пачки:
- Что это за дрянь? Уж если куришь, кури что-то приличное.
В конце концов Элька принесла ей блок японских сигарет "Лючия":
- Вот. Эти почти без запаха. И пальцы потом не воняют табаком.
С тех пор Ася курила только эти сигареты. Они были легкие, с мягким вкусом, со слабо выраженными табачными нотками, зато чувствовался аромат апельсинов. Чуть позже компанию ей неожиданно начала составлять Лёлька.
- Мне нравится, как ты куришь. Я тоже так хочу!
Ася научилась разбираться в сигаретах, но не пристрастилась к ним. Курение, по прежнему имело для нее некий психотерапевтический эффект. Неспешные, медленные затяжки прогоняли суету, упорядочивали мысли — с сигаретой хорошо думалось. Она же выручала при общении, когда с человеком не о чем было говорить, но можно было покурить.
После того, как подруги уговорили Асю пойти работать в библиотеку, они перестали бояться за нее: и делом занята, и все время на глазах у Лельки. Да, Асина жизнь потихоньку начала налаживаться. Только прежняя боль взрывалась в сердце, когда Ася видела на улице мам с малышами Илюшкиного возраста.
А однажды Ася шла по улице, занятая своими мыслями, и вдруг из окна дома, мимо которого она проходила, раздался заливистый мальчишечий смех. Ася почувствовала, как отливает кровь от лица. В сердце впилась игла и так осталась. Ася прислонилась к шершавой стене. А счастливый малыш смеялся и смеялся…
- Сердце? — участливо заглянула ей в лицо незнакомая женщина и торопливо полезла в сумку: — Вот, милая, возьми. Я без нитроглицерина не хожу.
Она никому об этом не рассказывала. Как и о том случае, когда произошло что-то вроде помрачения сознания. Ася очнулась и обнаружила, что держит в руках плюшевого мишку. Она не помнила, как вошла в магазин, почему и зачем стала выбирать игрушку.
Не рассказывала Ася подругам, как мучает ее вина перед Артемом. Она кусала себе руки от осознания, какую боль причинила ему, как заставляла страдать; и от мысли, что потеряла его тоже. Илюшу отнял рок, но любимого, единственного своего мужчину, она выбросила из жизни сама. Иногда он ей снился. В снах она была так счастлива, что просыпалась. И, обнаруживая, что это только сон, кусала руки, чтобы не закричать в голос. Ночь насмехалась, дарила ей любимого по бисеру… и отбирала до одури, до смерти.
Оставшись одна, мужчин она не замечала ни через год, ни через два. Они ей были не интересны. Иногда стараниями Лёлька и Эльки в компании оказывался очередной "экспериментальный экземпляр" мужского полу, по их мнению вполне достойный внимания. Но когда потом они спрашивали мнение Аси о нем, им оставалось только переглядываться: выяснялось, что Ася не нашла в нем ни одной положительной черточки и выдавала короткие, но емкие характеристики, такие, что обзавидовалась бы любая мужененавистница.
Именно поэтому появление в Асиной жизни Евгения Дакоты вселило надежду в сердца подруг.
Часть седьмая. "Княжий терем"
Дожди прекратились, как и предполагал Дакота. Установились прозрачно-ясные, холодные дни. Низкое солнце уже не грело, но сияло ярче летнего. Вчерашняя серость пасмурных дней раскрасилась яркими, солнечными красками. Даже прозрачность голого парка стала ясной, сияющей. Солнце заливало парк холодным светом, и он весело светился насквозь. Где-то в глубине его жгли листья, по земле растекалась голубоватая дымка. Воздух чуть пах легкой горечью, но дышалось им так славно и легко.
Дакота появился в библиотеке на следующий вечер после тайной встречи с Лёлькой — Ася о ней, естественно, не знала. Он пришел перед самым концом рабочего дня. Несколько минут ни о чем болтал с Лёлишной, потом постучал к Асе.
- Привет! Я подожду тебя? — не входя, спросил он.
Ася пожала плечами. От неожиданности, вероятно. Он принял это за согласие и, улыбнувшись, исчез за дверью. "Кот", — дернула она уголком губ. Она смотрела на дверь и пыталась понять, что чувствует в эту минуту. Ни радости, ни волнения. Она осталась абсолютно спокойной, если не сказать равнодушной. Ася взяла сигарету и закурила, так и просидела оставшиеся минуты — медленно курила, откинувшись на спинку стула…
- Так вот кто на Лёльку такое впечатление произвел! — глядя на машину, от которой к ней шел Женя, Ася остановилась и окинула взглядом джип. Она, кажется, сама не заметила, но Женя отметил, что сказала про автомобиль, как о существе одушевленном .
- И какое это впечатление? — спросил он.
- Она мне с утра… В общем, сейчас я знаю о внедорожнике куда больше, чем знала утром. Вот уж некогда не подозревала, что Лёлька такая "Патриотка"!
- Ага, значит, впечатление все-таки хорошее! — засмеялся Женя.
- Мягко сказано. Кажется, она собирается фанатеть на тему этого монстра. Тут лестница в комплекте не шла? — спросила Ася, глядя на высокий порожек джипа. Впрочем, ответа она не ждала, ступила на него ногой — действительно, высоковатый для маленькой Аси — и упруго поднялась в кабину.
- Хочешь, поужинаем где-нибудь? — спросил Женя, трогаясь с места.
Ася почти уже сказала чистосердечно: "Не хочу". Но тут подумала: не симпатично будет выглядеть, если она опять использует его для доставки ее, драгоценной домой. Разве он в личные шоферы к ней нанялся? Вообще-то она запросто может наплевать на все эти деликатности. Она же не просила его приезжать. А с другой стороны, тогда надо было сразу сказать "нет", чтоб ни на что не рассчитывал и не ждал ее. М-да, она-то наплевать на приличия может, а вот Лёльке такая беспардонная эксплуатация ее ненаглядного Дакоты точно не понравится.
- Если не хочешь, то и не надо, — сказал он. — Мне просто приятно с тобой побыть хоть сколько-нибудь. Даже если только до дома тебя довезу.
Ася повернулась к нему, склонила голову на спинку кресла и некоторое время молча рассматривала его профиль. Он тоже молчал, глядя вперед, на дорогу.
- Хорошо, — наконец, сказала она. — Давай поужинаем.
- Хочешь в "Пирамиду"?
- Нет. А в общем-то, мне все равно.
- Понятно, — заключил Женя и больше ни о чем не спрашивал.
Ася обернулась, осмотрела просторный салон.
- Громадина какая. Сколько человек тут можно возить?
- Пять-шесть. А если установить в багажнике дополнительные сидения, то и девять.
- Прямо автобус! Ты на нем тоже гоняешь?
- Нет. Собственно, для внедорожников устраивают тест-драйв, не на скорость, а на выживаемость. Участники должны за день, за два — по-разному — пройти трассу, и продемонстрировать возможности автомобиля. Трассу для тест-драйва могут по болотам проложить, по горным склонам, да где угодно.
- Что значит "драйв" в сочетании с "тестом"?
- Если не ошибаюсь, английское drive — это движение, гонка, спешка. В джазе так называется манера исполнения, когда создается эффект нарастающего ускорения темпа. То же самое и в сочетании с "тестом" — напряжение, возбуждение. Для водителя эмоциональная встряска, когда дух захватывает от происходящего, а для автомобиля — работа на пределе, а часто, за пределом официальных технических характеристик. Я один раз участвовал с снежном тест-драйве. Представь, трасса идет по полю, по плотной снежной целине, машина несется, а за ней вихрь снега. Потом спуски-подъемы. Низины так завалены снегом, что просто плывешь, впереди волну снежную гонишь. Там ни разу никакая техника не проходила кроме снегоходов — только снегоходная колея и есть. Но они же на лыжах, а мы на колесах. Но ничего, летишь, только вихри да фонтаны из-под колес. Хотя иной раз след от техники обнаруживали, — в виде огромных снежно-ледяных брустверов и тракторной колеи. Так эти следы цивилизации нисколько не помогают. Машины просто теряли сцепление с дорогой, то одним колесом зависнут, а то сразу двумя. Когда опять целина пошла, даже лучше стало. Лес насквозь исколесили, за лесом озеро, прямо на лед выскочили. Мы там такое танго исполнили, вихрь до неба достал! В общем, одно слово — драйв полный!
- Наверное, это здорово.
- Не то слово! Ну вот, мы приехали, — сказал Женя, поворачивая на стоянку. — Надеюсь, инструментальная музыка тебе нравится?
- Нравится. Особенно в последнее время.
- Почему "особенно"?
- А в песенном жанре сейчас такое… — состроила гримаску Ася. — Ни голосов, ни музыки, ни слов. Со словами вообще — чисто пародия на стихи. Авторы как в поддавки с юмористами играют, чтоб тем было над чем прикалываться. И такая пошлость, хамство. Смотришь и чувствуешь себя оплеванной. Такое вот искусство. А в инструментальной, там есть имена, которые уже гарантия качества. Поль Мориа, Джеймс Ласт, Эннио Морриконе.
- Да ты как будто мысли мои читаешь!
- Шутишь? — скептически хмыкнула Ася.
- Это почему? — удивился Женя. — Нисколько не шучу. Поль Мориа с его неповторимым французским шармом, старый кудесник Ласт, Морриконе, способный прямо к подсознанию обращаться — это же все классики инструментальной музыки. Почему я не должен ими восхищаться?
- В таком случае здорово, что нам нравится одна и та же музыка.
- И в таком случае, я рад, что не ошибся и привез тебя в "Княжий терем"! Бывала здесь?
- Нет. Здесь что, инструментальный оркестр?
После теплого автомобильного салона снаружи показалось еще более промозгло и холодно, чем было на самом деле. Женя нажал кнопку на ключе, и автомобиль в ответ мигнул, давая знать, что замки заперты.
- Когда мне хочется послушать живую музыку, — сказал Женя, — я еду именно сюда. Здесь отличная группа, и вкус у ребят отменный. Надеюсь, тебе понравится.
Официант встретил и показал свободный столик, через минуту принес меню, карту вин, спросил:
- Какие напитки желаете?
Ася попросила томатного сока, а Женя минеральной воды. Ася пробежала глазами сверху вниз по наименованиям блюд, закрыла меню и отложила его на край стола.
- Выбери сам, — попросила она. — Ты наверняка со здешней кухней лучше меня знаком. Только что-нибудь легкое и немного.
Скоро официант принес высокий стакан с густым соком для Аси и маленькую бутылочку воды для Жени. Откупорив ее, он на треть наполнил бокал и приготовился записывать заказ. Женя выбрал стерлядку под сливочным соусом с черной икрой и козий печёный сыр. Еще он заказал французское "Шато Бель Эр Муляр".
- В "Тереме" это вино особенное, — сообщил он Асе. — Они заказывают его в маленьких бутылках. А в них вино зреет иначе, чем в больших.
- Женя, я вовсе не знаток вин. Боюсь, ты будешь разочарован, но признаюсь, я такие нюансы различить не способна. И вообще, ты собираешься пить вино?
- Разумеется. В такой вечер без вина никак.
- А потом сядешь за руль?
- Нет, конечно. Все будет по правилам.
- По каким правилам? — не поняла Ася.
Женя неожиданно ответил стихами, продекламировал, чуть растягивая слова:
- Я сегодня немного пьян, и не сяду уже за руль. Закрывается ресторан, обнимает ночной июль. В темноте растворен жасмин, я хочу тебя попросить: мы оставим наш лимузин, и поймаем с тобой такси. Такси, такси, вези, вези вдоль ночных домов, мимо чьих-то снов…
Женя умолк, но Асина память тут же закончила фразу из хита Игоря Николаева: "Такси, такси, хочу в такси я тебя обнять и поцеловать".
- В этом правиле будет много исключений, — сказала она. — И не июль, и не жасмин, и вообще…
- Ну… — виновато развел руками Женя. — Претензии не ко мне, к автору.
Ася улыбнулась. Она вдруг призналась себе, что ей нравится быть с этим мужчиной. Он слишком уверен в себе, слишком умен и многоопытен, чтобы дать ей возможность с отстраненным скептицизмом разглядывать и оценивать его. И ей стало легко. Оказывается, ее тяготил этот скепсис, поперек горла стоял минус, с которым она априори воспринимала особей мужского пола. Может быть, она увидит еще в Дакоте нечто, чем он ее разочарует. Может быть. Но сейчас она с облегчением освободилась от пристального вглядывания в него в поисках этого "нечто". Ася хотела просто слушать, смотреть на него. Не противиться мужской ауре, расслабиться и позволить обволакивать себя мягкими пеленами силы, уверенности, покровительства. Это было так целительно для того, что болело в ней сплетенным клубком обнаженных, воспаленных нервов, в любой момент готовых ударить болью от самого ничтожного прикосновения. И не важно, что будет потом. Сейчас с этим мужчиной ей легко и хорошо.
Улыбаясь, Ася спросила:
- А как же лимузин?
- О! — Женя поднял палец. Затем вынул из кармана сотовый. — Тарас, — сказал он, когда в трубке раздался голос. — Машину от "Терема" забери, пожалуйста. Да, я в "Тереме".
Пока он говорил по телефону, над залом поплыли волны чистой и ясной музыки. Она звучала негромко, как бы на заднем плане. Грустные, изысканно красивые переливы мелодии были знакомы, и Ася узнала "Лолу" Дмитрия Маликова. Она обрадовалась встрече с одной из любимых мелодий, заслушалась.
- Нравится? — вернул ее голос Жени.
Ася медленно кивнула:
- Не то слово… Очень нравится. Я ни разу не слышала ее вживую. Совсем другие ощущения…
- Энергетика другая, — согласился он. — Техника ее не передает, никакое стерео не передаст энергетику. Из телевизора или магнитофона выходит дистиллированный, выхолощенный звук, а настоящий вкус только вот таким образом узнать можно.
- Просто роскошно…
- Рад, что сумел порадовать тебя.
- Это верно. Еще как!
- Только про меня не забывай, ладно? — медленно скользя глазами по ее лицу, улыбнулся Дакота.
В это время им принесли плетенку, накрытую клетчатой салфеткой, и плоскую масленку с кубиком желтого крестьянского, чуть солоноватого масла. Эту "перемену блюд" Ася предпочла использовать, как возможность не отвечать на его слова.
В плетенке под льняной салфеткой лежали тонкие ломтики белого хлеба. Женя взял один кусочек, тонко намазал его маслом и протянул Ася. Хлеб оказался подогретым, масло сразу растаяло и пропитало его. Хоть Асе казалось, что она совсем не голодна, но хлеб оказался очень вкусным. В ожидании, пока им принесут ужин, она съела аж три ломтика.
Между тем прозвучали последние аккорды маликовской "Лолы", музыканты отложили инструменты и ушли на перекур, но один из них остался. Полился протяжный звук саксофона. Он то пел печально и тягуче, то голос его становился хрустально ломким и оттого тревожным. Саксофон стонал и плакал, и сделалось невозможно отделить себя от этого безумного колдовского звука, вопреки воли затягивающего в омут печали. Асины глаза потемнели, брови неуловимо сдвинулись. Вроде бы и не заметно, но от этих перемен как будто притух свет ее глаз, на лицо опустилась невидимая тень. Будь она сейчас дома, непременно заплакала бы под эту печаль саксофона… Теплая ладонь легла на ее пальцы, прогоняя сгустившиеся над Асей тени, и они отпрянули. Ася вскинула глаза на Женю, и он улыбнулся, убрал руку.
- Не поддавайся ему. Саксофонист колдун, обожает нажимать на кнопочки в сердцах слушателей. Захочет — плакать заставит, а захочет — тут же прогонит слезы. Не давай ему играть на твоих чувствах.
Ася восхищенно покачала головой:
- И правда, — колдун. У меня слов нет… А какие есть — всё не те…
- А какие есть?
- Типа "а-бал-деееть"! Прям Элочка-людоедка какая-то!
Женя расхохотался, махнул рукой:
- Пойдет! Главное — выразительно!
За музыкой, за легким и непринужденным разговором Ася почти забыла, что они ждут заказ. По крайней мере, ожидание нисколько не было тягостным или раздражающе долгим, как обычно случалось в таких заведениях. Даже в "Пирамиде", припомнила Ася, Лёлька досадовала на официантов. А здесь ей и в голову не пришло хотя бы мысленно их поторопить, все было естественно, приятно, не скучно.
Потом они так же неторопливо ели. Асе понравилась сочная, со сливочным привкусом рыба, и восхитительным был французский сыр "Валансэ", поданный на тонких и нежных листьях салата. Его запекли с рукколой и маленькими кусочками шпика под соусом бальзамико. При этом сохранился нежный вкус молодого сыра с легким ароматом миндаля. В бокалах светилось вино прозрачно золотистого цвета. Женя пил его маленькими глотками, делал долгую паузу, прежде чем отпить еще глоток, как будто прислушивался к его вкусу.
- Научи меня пить вино, — сказала Ася.
Он так же выдержал паузу, как будто теперь прислушивался к истинному "вкусу" ее слов. В глазах поигрывали искорки то ли иронии, то ли удовлетворения.
- Правда, научи, — Асе пришло в голову: не думает ли он, что она испытывает его каверзным вопросом, как лукавые ученики — учителя.
- С удовольствием, — невозмутимо сказал он. — Хотя не такой уж я знаток. Но для тебя готов по всем амбарам и сусекам памяти поскрести. Та-а-ак… С чего ж начать? Ну вот, скажем, вина потребно выпивать не больше трех бокалов — так мудрые предки завещали. Первый для здоровья, второй для любви и наслаждения, третий — для сна. После четвертого начинается ругань, за пятым идут скандалы, дальше начинаются всякие непристойности, как я это называю, потом и вовсе рассудок мутится. Это всё мудрецы говорили.
- Ха-а-ра-а-шо-о-о говорили! Этому бы совету да силу закона!
- А карать принудительным просмотром видео-записи? — развил Асину идею Женя.
- Какой видео-записи? — не поняла Ася.
- С камеры видео-наблюдения, где ты запечатлен после четвертого бокала, пятого и так далее.
- А-а-а, — рассмеялась Ася, — отличная идея! Ну рассказывай дальше про вино, я больше не буду перебивать.
- Разве я против? — удивился он. — Ну ладно, дальше. В вине полно нюансов, там есть что разгадывать, прочувствовать. Подают его в классическом стеклянном бокале-тюльпане, — Женя приподнял бокал, провел пальцем по его стенке. — Зауженный верх удерживает аромат вина. Лучше, если бокал из простого стекла, не граненый, не хрустальный, дабы ничто не мешало оценить цвет и прозрачность. Это первый нюанс. Бокал поднимают на уровень глаз и оценивают цвет одежды вина — термин виноделов и дегустаторов. Молодые вина ярко прозрачные. Вот у нас молодое вино. А старые, выдержанные могут быть немного тусклыми. Но если вино мутное или полосатое — оно больное. Красное вино, если его повращать в бокале, оставляет на стенках потеки. Французы называют их "винные ножки". Чем они дольше держатся на стенках, тем вино качественнее. И крепче, тоже.
- Ну надо же! Интересно как! А я думала, вино просто так в бокале покачивают. Или чтоб запах интенсивнее был.
- Вот! Это и есть второй нюанс. Запах! Разгадывать тайну винных ароматов — не меньшее удовольствие, чем от питья. Прежде чем сделать глоток, впитай его запах. Тут очень важна температура. Если вино слишком холодное, то запах очень слабый, а может даже совсем не чувствоваться. Когда вино начинает согреваться, появляются запахи. Одно и то же вино при разной температуре имеет разный аромат. Но у перегретого вина запахи выделяются слишком быстро, они смешиваются, их трудно различить. Поэтому когда вино уже в бокале, бокал лучше долго в руке не держать. В хорошем вине целый набор ароматов, потому и говорят про "букет".
- А как угадать нужную температуру? — озабоченно спросила Ася. — Сколько его охлаждать? Не градусник же ему ставить!
- За отсчет можно принять два часа. Больше двух часов в холодильнике вино держать не надо. А дальше — запомнить просто, чем легче вино, тем холоднее должно быть. Потому что чем легче вино, тем оно быстрее нагревается. Шампанское остужают сильнее всех прочих, это ты знаешь, шампанское подают во льду. Меньше всех охлаждают десертные вина, ликёры, их можно вообще не охлаждать, ну или на пару градусов ниже комнатной температуры.
- У нас белое вино… и было оно довольно холодным…
- Градусов десять. Теперь гораздо теплее. Я говорю, легкие вина быстро согреваются.
- Ой-ё-ё-ёй! Целая наука! — восхищенно проговорила Ася, подняла бокал, посмотрела вино на свет.
- Запах сначала у неподвижного вина оценивают. А потом, как ты говорила — наклонить бокал, покачать.
- Ага, значит, все же для запаха!
- Конечно, — улыбнулся Женя. — Если вино согревается, а особых нюансов в его запахе не чувствуется, то вино, скорее всего, молодое, не старше года. Это не значит, что оно плохое. Нормальное вино. Но выдержанные вина, особенно коллекционные, имеют очень сложные букеты. Тут можно говорить о многослойности, пышности, плотности. Букеты пряные, острые. С гаммой медленно раскрывающихся ароматов… В общем, тут уж только поэт способен достойно про это рассказать.
- И чем пахнет наше Шато? — Ася поднесла бокал к лицу, медленно вдохнула. — Эм-м-м… сначала мне показалось, орехом. А сейчас… — она снова прислушалась к своим ощущениям, — что-то лесное… не пойму.
Женя поднял бокал, слегка покачал в нем вино.
- Папоротником… Нет?
- Папоротником? — недоверчиво проговорила Ася. — Точно! Именно лес с зарослями папоротника! — восхищенно посмотрела она на Женю. — Это же целая история в вине запрятана. Тайна.
- Так и есть. Тебе подают вино, и ты разгадываешь его, погружаешься в его тайну глубже, глубже… насколько сможешь.
- Женя, какой ты молодец, что все это рассказал! Я, конечно, не совсем уж дремучая, но столько про вино не знала. Богатые у тебя сусеки! Но ты же еще про вкус ничего не сказал.
- Ну да, наконец, последнее — вкус вина. Опрокидывать в себя сразу весь бокал… ну это уж если жажда замучила. Пить вино надо маленькими глотками. Задержать во рту, взвесить на языке, посмаковать. Тогда раскрывается вкус вина. Кроме того, еще раз чувствуешь букет, теперь немного по-другому. Ведь вино во рту согревается и начинает выделять ароматы один за другим. Их можно попытаться уловить, прочитать. А вкус у вин самый разнообразный. Тут уж каждый оценивает сам и определяет свои предпочтения. Кто-то любит терпкие вина, кто-то сладкие, кто-то с кислинкой. Вкус бывает агрессивный, освежающий, цветочный, фруктовый, тонкий, благородный, грубоватый, пряный… Гурманы про вкус говорят: вино, как удар в солнечное сплетение. Вино нежное, как поцелуй. Сексуальное. Вино как менуэт Моцарта. В общем, сколько людей, столько и вкусов, каждый по-своему чувствует. Еще у вина важно послевкусие. У хорошего вина оно долгое, и тоже бывает сложное и разнообразное, в зависимости от качества. Ой, Настя, — взмолился он, — кажется, я даже себя утомил своей лекцией!
- Только не меня! — возразила она. — Я бы еще слушала и слушала.
В это время взгляд его ушел в сторону, через зал, он кого-то заметил.
- Я на минуту, — сказал Женя, вставая.
Ася обернулась и увидела, что он идет к дверям, где мужчина в куртке спрашивает что-то у охранника. Тот повернулся в их сторону, и, судя по всему, собирался указать на столик, за которым сидела Ася. Но тут оба заметили направляющегося к ним Женю. Охранник кивнул своему собеседнику и отошел. Тот самый Тарас, догадалась Ася. Пришел за ключами, чтоб забрать со стоянки автомобиль. Она отвернулась и хмыкнула: похоже, новый знакомый не из тех, у кого проблемы на ровном месте возникают. И не из тех, кто стесняется доставить неудобства другим. Первый вывод ей нравился. Второй… вызывал некоторые сомнения, и Ася не знала, куда она хотела бы отнести его: к достоинствам или недостаткам Евгения Дакоты.
Ася старательно пыталась перевести свои новые знания из теоретических в прикладные. В целях расширения ее практики Женя заказал другое вино — французское десертное "Сотерн" пятилетней выдержки.
- Ой… — сказала Ася, чувствуя, что и без того уже захмелела.
- Обещаю не доходить до стадии непристойностей! — заверил ее Женя.
- Как ты это называешь? — уточнила она.
- Как я это называю!
- Ну, если всё под контролем… — Ася смотрела, как официант ставит перед ней бокал с вином глубокого соломенно-золотистого цвета. — Знаешь, мне не терпится его попробовать. Интересно, определю, чем выдержанное вино от молодого отличается?
Она подняла бокал, любуясь цветом вина.
- Э-э-э… если это десертное, то почему такое холодное? Ты говорил, десертные вина и ликеры подают комнатной температуры.
- Ты молодец. И запомнила, и заметила. Вот именно тут есть одна интересная заковыка. Раньше в фамильных замках было прохладно даже летом, не говоря уж про зиму. Такие громадины разве натопишь? В общем, было там обычно не больше шестнадцати-восемнадцати градусов. Эта температура считалась комнатной. А к вину она и теперь относится, хотя уже давно не комнатная.
- Ух, намудрили эти французы! Или не французы? — тут же усомнилась Ася. — Короче, все эти фамильные замковладельцы. — Она еще чуточку подумала и передернула плечами: — Бр-р-р!.. Как же они, бедные, в такой холодине жили? Шестнадцать градусов, это же холодно!
- Ну, как-то ухитрились не вымерзнуть. Кстати, как раз они придумали ночные колпаки. Потому что голова мерзла.
Потом они пили вино. Точнее сказать — дегустировали. Смаковали вкус и запах, обменивались впечатлениями и ощущениями. Асе нравилось, что она, как оказалось, способна различить очень тонкие оттенки запахов и нюансы вкуса, почти не уступая в этом Жене
А воздух был пронизан столь красивой музыкой, что хотелось просто сидеть и слушать. Здесь так хорошо было молчать. Паузы в разговоре не тяготили, не напрягали, и разговор лился абсолютно естественно. Ася знала, что с Дакотой или без него, но обязательно придет сюда еше, и не один раз. Придет, потому что опять захочет послушать живые волшебные мелодии.
В мучительные, беспросветные дни Ася открывала для себя инструментальную музыку как способ уходить от навязчивых, рвущих сердце воспоминаний. Музыка без слов успокаивала, очищала мысли как от воспоминаний, так и от шелухи повседневности. Мысли, освободившись от тяжкой ноши, взлетали и парили в прекрасном далеко, в космических просторах. Может быть, мысли и чувства менялись оттого, что приближались к Великому, Абсолютному и Совершенному, который обитал где-то там, в горних высях, исполненный истинной любви ко всему сущему, копошащемуся в несовершенном, жестоком мире. Так Ася думала иногда, с невеселой усмешкой над собой. Но правдой было то, что музыке каким-то образом удавалось уводить от печального. В ней все можно было понять без слов. Она умела передать столько эмоций и чувств, сколько невозможно высказать словами. И черным мыслям не было места, когда Ася вслушивалась в мелодии, поражаясь, какое чудо способны сотворить талант и безукоризненный вкус.
- О! Послушай! — подняла она палец. Через некоторое время заговорила: — У нас дома была большая пластинка, их называли "гигант". Мама часто ее ставила и очень берегла. И там была эта мелодия.
- "Бабье лето" называлась?
- У тебя тоже такая была?
- Нет, видел как-то на распродаже. А на чем ее проигрывать? Это уже прошлое. Теперь другие носители.
- Вот послушай сейчас… — они снова несколько минут молчали и слушали. Потом Ася сказала: — Вот как он сумел через звук передать флер осенней тишины? И ведь ни с каким временем года не спутаешь, правда? Как сумел найти этот хрустальный, хрупкий, удивительный осенний звук и держать его столько времени? Сколько раз слушаю, столько раз восхищаюсь!
- Наверное, Мориа тоже встречался с танцующими коттинглийскими феями3? — улыбнулся Дакота. — И они подарили ему эти звуки!
- Не иначе!- согласилась Ася. — С какими-нибудь своими французскими феями или эльфами знакомство водил, но без духов, точно, не обошлось.
- Но знаешь, в этой мелодии такая грусть о несбывшемся, о неосуществимом… Под эту музыку хорошо поплакать.
- Да?.. — озадаченно посмотрела на него Ася. — Может быть… Но я не ставлю музыку специально для "поплакать".
- Я тоже.
- Пойдем домой.
Глаза у него сделались серьезными и тревожными.
- Я что-то не то сказал? У тебя испортилось настроение?
- Ой, нет же… — Ася даже тронула его руку, лежащую на столе. — Вот сейчас и впрямь глупость сказал, — улыбнулась, убрала руку. — Я удивляюсь, что не знала раньше об этом чудесном ресторанчике. И очень тебе благодарна за него.
- И все же… — начал он, но остановился, потом сказал: — Ну, пойдем. Мы здорово посидели. Такой вечер замечательный получился.
Женя подал знак официанту. Когда тот подошел, он попросил:
- Вызови такси, пожалуйста. И принеси счет.
Через несколько минут в зале появился один из крепких парней, чье рабочее место было у входа в ресторан — то ли вышибала, то ли секьюрити. И сообщил, что такси ждет.
Они доехали до Асиного дома, Дакота открыл дверцу с ее стороны.
- Я провожу тебя.
Поднялись по лестнице, остановились на площадке. Женя посмотрел на номер, закрепленный на двери, облицованной дубовыми панелями.
- Теперь я знаю номер твоей квартиры.
- Для этого поднимался?
- Нет. Я хотел сказать, что уеду на несколько дней. И еще попросить хотел. Разреши мне встречать тебя с работы.
- А разве ты не встречаешь? — насмешливо удивилась Ася.
- Встречаю. Но каждый раз боюсь, что ты прогонишь.
Ася помолчала и сказала:
- Если скажу "нет", ты больше не придешь?
- Не говори. Пожалуйста. Мне очень важно видеть тебя. Я думаю о тебе. Тороплю вечер… Я не могу не приходить.
- Приходи. Только… — Ася поняла на него глаза. — Это ничего не… Это значит гораздо меньше, чем ты думаешь.
- Хорошо. Я буду иметь ввиду.
Часть восьмая. Толик Пунич
Ася лежала в ванне с закрытыми глазами. С тихим шорохом лопались пузыри в ворохе пены. Из соседней квартиры доносились неразборчивые бубнящие голоса, особенно хорошо слышимые в воде. Она любила подолгу бездумно лежать в горячей ванне. Иногда дремала. Иногда — плакала.
…Вода остыла, добавлять горячую не стоило, пора было выбираться. Ася открыла глаза и вздрогнула — ее по-прежнему обступала темнота. Ася поморгала, не доверяя себе — нет, глаза открыты, но вокруг все равно темно.
- Вот гадство! — в сердцах выругалась она и села — под дверью лежала полоска света.
Ася выбралась из ванны, роняя на пол хлопья пены, на ощупь отыскала кнопку светильника над зеркалом. Потом пощелкала выключателем у двери, с ожиданием глядя на безжизненный плафон под потолком, и недовольно поморщилась.
- Все, зову Пуняшу! — сообщила Ася плафону.
Она замучилась менять в нем лампочки, новой хватало хорошо, если на неделю. Придется-таки звать Толика, пусть посмотрит, в чем там дело.
Пуняша — Толик Пунич, был ее давним-давним соседом. Сначала они жили рядом на той, полу-деревенской улице с маленькими деревянными домиками и огородами. На этой улице была на редкость дружная ребячья компания. Собирались и играли в штандер, в третий лишний, в вышибалу. Устраивали "штабы" в каких-то развалинах. А летом, бывало, прихватив хлеба, огурцов, яблок, уходили за окраину — благо, она была рядом, они ведь жили на самой городской окраине — и весь день бродили в полях, перелесках, которые для них тогда были целым особым миром. И жили они в полном согласии с миром и друг с другом. Не то что драк между ними не случалось, даже ссору сколько-нибудь серьезную, и то едва ли кто вспомнил бы.
На той улице Толик жил всего через три дома от Аси и был самым постоянным участником всех игр и затей. Одно время Асе даже показалось, что Толик влюблен в нее. Но особого значения этому открытию она не придала. Рядом с нею был Артем, и разве мог кто-то еще претендовать на его место. Ася не могла себе такого даже вообразить. Да впрочем, в поведении Толика никакой особой пищи для Асиных фантазий не содержалось, он по характеру был добрый и внимательный. А еще был Толик на удивление скрытный. К примеру, никто даже не подозревал в нем таланта художника, а он вдруг взял однажды, да и подарил Асе на день рождения ее портрет! И не какую-нибудь корявую попытку перерисовать фотографию, а настоящий портрет, выполненный уверенной рукой художника. Ася в изумлении ахала и теребила Толика, а он пожимал плечами и совершенно искренне считал, что ничего особенного тут нет. К сожалению, талант свой он не ценил и не развивал.
Понятно, что, будучи соседом, Пунич оказался в той же школе, что и Ася с Артемом. Но на один класс ниже. Толик остро сожалел по поводу этого отставания, потому что все они были ровесниками, однако из-за какой-то болезни в первый класс его привели на год позже.
- Зато теперь ты вон какой здоровый, — успокаивала его Ася. — Ради здоровья год потерять не жалко.
Толик был коренастым крепышом, с густой шапкой черных, абсолютно прямых волос. Густющие ресницы делали его темные глаза особенно выразительными. Казалось, он не должен бы отбою от девчонок знать. Но не тут-то было! На первый взгляд был Толик человеком угрюмым, мрачным. Глубоко посаженные глаза под густыми бровями всегда глядели как будто исподлобья. Но Ася знала, что Толик добрый, безотказный, заботливый. С ее подачи в компании его ласково называли Пуняша.
Когда Толик перешел в седьмой класс, его родители получили квартиру. Они продали домик с огородом и садом, и переехали в благоустроенную квартиру. Тогда они еще не знали, что в не таком уже далеком будущем их район станет престижным. Но в те времена даже слово это в ходу не было.
Расставались с Толиком с огромным сожалением, брали слово, что он будет приезжать на их улицу… И он приезжал несколько раз, потом перестал. Всё было уже не то, не так.
Прошло немало лет, и Ася неожиданно встретилась с ним опять. Случилось это незадолго до рождения Илюши, когда Асины родители купили молодой семье квартиру. Ася с Артемом недоумевали — зачем квартира, когда родительская свободна? Но так захотели отец и мама, и переубедить их не удалось. "Вы должны знать, что живете в свой квартире, а не в той, из которой рано или поздно уйдете, — говорили они. — Нашу сдадите на охрану и все дела". Вскоре после переезда, проходя через двор, Ася обратила внимание на молодого человека с таким знакомым, хоть и изменившимся, повзрослевшим лицом.
- Пуняша! — она изумленно окликнула его.
Он даже вздрогнул от неожиданности, резко обернулся.
- Ася? Асенька! Ты?!
После невразумительных радостных возгласов и удивления они выяснили, что живут в одном доме, в соседних подъездах. Ася была искренне рада видеть его. Как-то так случилось, что они ни разу не встретились после того, как Пунич исчез из их уличной компании. Время от времени кто-то из знакомых сообщал, что видел Толика, но как сложилась его жизнь, этого ничего Ася не знала.
- Пуня-я-яша, — ласково протянула она, с радостной улыбкой разглядывая его. — Ух, какой ты стал! Красавец мужчина! Женат?
- Не-а. Свободный как ветер! А ты собралась Артему наследника подарить? — опустил он глаза на Асин живот.
- Да ты, оказывается, в курсе событий. Я имею в виду, знаешь, что мы с Артемом поженились?
- А за кого бы ты еще вышла? — даже удивился Толик. И засмеялся: — Это без вариантов. Для тебя весь свет на Артеме клином сошелся. Надеюсь, ты в нем не разочаровалась?
Ася только улыбнулась и ничего на вопрос его не ответила.
- Пуняша, приходи к нам вечером, — пригласила она. — Так хочется поговорить, обо всем расспросить тебя. Приходи, Артем рад будет.
Внешне Толик изменился, и перемены пошли ему на пользу. Ася помнила его невысоким, не очень ловким крепышом. За прошедшие годы он вытянулся, еще больше раздался в плечах. Лицо сделалось худощавым. Славянские черты несли отпечаток южной крови. Асино приглашение он принял. Пришел в тот же вечер с коллекционным, 1952 года "Мускатом черным красного камня", с круглым мягким сыром к вину и с фруктами. Посидели очень душевно, несколько часов незаметно пролетели в ностальгических воспоминаниях, в рассказах о том, как сложилась жизнь у бывших друзей. О себе Толик рассказал, что живет один. Родители вернулись в село, когда умер дед по отцу, и бабушка осталась одна в осиротевшем доме. Родители подумали-подумали, да и надумали ехать к ней. Квартиру оставили Толику. Вскоре он женился. Семья просуществовала всего полгода. С тех пор живет один. После школы пытался в техникум поступить, сдал один экзамен и передумал поступать, забрал документы. В тот же год забрали в армию, там получил водительские права. Потом работал на заводе, в автобусном парке, таксистом, да много где работал. Подвернулись курсы охранников — закончил их, и уже третий год служит охранником в одной из фирм. В общем, живет, как хочет, и всем доволен.
Во второй раз Пунич пришел к ним поздравить Асю и Артема с рождением сына, в день, когда Илюшке исполнился ровно месяц.
- Бабка говорила, что до месяца чужому глазу нельзя на младенца смотреть, — с неловкой улыбкой сказал он, как бы оправдываясь. — Сердилась она и осуждала, когда к новорожденному шли сразу, чуть только из роддома. Вот я вспомнил да и дай, думаю, по правилам все сделаю, чтоб рос здоровым. Кто его знает, может, оно бабкины сказки, а может, и нет.
Больше Толик к ним не приходил. Если встречались во дворе, видно было, что рад, с удовольствием останавливался поболтать. Увлекшись разговором, мог хоть час вышагивать рядом с детской коляской, когда Ася или Артем гуляли с маленьким Илюшкой. Но домой к ним не приходил, в приятельство не набивался.
Никаких решительных перемен в отношениях Толика и Аси не произошло даже когда она осталась одна. Он был с ней корректен, четко знал меру в выражении соболезнования и в том, что касалось ее разрыва с Артемом. За это Ася была ему благодарна. И еще он сказал:
- Ты во всем можешь на меня рассчитывать.
Что он подразумевал под "всем" Ася не поняла, а впрочем, и не задумывалась. Просто была благодарна и за это. А примерно через полгода Пуняша заставил ее удивиться. Во время случайной встречи она невзначай посетовала:
- Весь день слесаря прождала! Обещали, что придет, и вот, — разбежался он приходить!
- Зачем тебе слесарь?
- Кран в кухне не закрывается. Чуть ни сутки вода течет!
Он неожиданно рассердился:
- Ты почему меня не позвала? — в голосе его была настоящая злость.
- Тебя?.. — Ася даже растерялась.
- Я же говорил, просил, чтоб ты!.. Я тебе что, совсем никто?!
- Ну-ка прекрати мне тут разносы устраивать! — резко осадила она, и Пунич тут же замолчал. — С какой стати я позову тебя кран чинить? Вообще, откуда я знаю, что ты умеешь его чинить?
- Конечно, умею, — смущенно сказал Толик, так, как будто был виноват в своем умении. — И краны всякие, и электричество, и стенки сверлить, и мебель собирать… всё. Я же просил — если что, рассчитывай на меня.
- Пуняша, да я не думала…
- Ладно уж… Пошли кран смотреть. Нет, пообещай сейчас, что никаких слесарей, никаких электриков никогда ждать не будешь, а сразу будешь звонить мне.
Слова его, неожиданный взрыв эмоций заставили Асю улыбнуться, хотя в те дни она еще не находила в своей жизни повода для улыбок.
- Конечно. Спасибо тебе, Толик.
Таким образом Пунич утвердил свое право, именно право, а не долг — право выполнять всю мужскую работу для Аси. На нее это не налагало абсолютно никаких обязательств. Приходил, делал все что нужно, собирал инструменты и уходил. Правда, если предлагала выпить чаю или кофе, он шел мыть руки и оставался. Абсолютно спокойно, не радуясь и не делая ей одолжение. Посидит, поговорит, поделится чем-то своим и уйдет как раз вовремя — не задерживаясь дольше, чем надо, но и без какой-либо поспешности.
- И так всегда? — удивилась Лёлька, когда однажды случилось ей присутствовать. — Без нюансов? Ну братец, в натуре! — изумилась она. — Аська, а может, твой Пуняша голубой?
- Ничего не голубой! — обиделась за Толика Ася. — У него девушка есть.
- Ну надо же! — недоумевала Лёлька. — К тебе-то он почему супер-братские чувства испытывает? Ведь ты же ему нравишься. Или у него с девушкой серьезные намерения?
- Едва ли, — пожала плечами Ася. — Он их часто меняет. Но знаешь, подруга, меня не Толик удивляет, а ты. Почему, интересно, у нас не могут быть чисто дружеские отношения?
- Вот уж не зна-а-аю… — протянула Лёлишна. — Не верю я в такую дружбу. Что за благоговение ты ему внушаешь? Ведь как дважды два получается, что он сейчас самый близкий тебе мужчина. Так какого лешего он ушами хлопает?
- Лёлька, прекращай. Накаркаешь еще. Пусть братом остается. Мне он в другом качестве не нужен.
- А ведь твой Пуняша красавчик. Ассириец!
- Кто-кто?
- Мне ассирийцы такими представляются, именно как он. Черные прямые волосы. Глаза-потемки… Нет, ну не то, чтобы красавчик, конечно. Но взгляд как магнитом тянет.
- Ой, Лёлька, хватит, — замахала руками Ася. — Куда тебя понесло, подруга? Если тянет, давай, займись им сама.
- Нет, я оскорблена. Он на меня ноль внимания! Ты точно знаешь, что он натурал?
Ася расхохоталась:
- Возьми да проверь, озабоченная ты моя!
А руки у Толика были золотые. Его беспрекословно слушалось и дерево, и железо. Ася была уверена, что вещи живые, они чувствуют, в чьи руки попадают. Особенно техника. Асю бытовая техника обслуживала снисходительно. Иногда издевалась над одинокой, беззащитной женщиной. При Артеме вещи не позволяли себе такого. Или тогда для Ася всякие поломки настолько не имели значения, что она их почти не замечала. А теперь проблема за проблемой. То и дело что-то переставало работать, ломалось, чего-то в железных недрах сгорало, отходили контакты. А с чего бы им "ходить"? Нет, они, правда, живые. Однако вот удивительно — стоило войти в квартиру Пуничу, вещи вытягивались по стойке "смирно" и четко помнили о своем предназначении. Очередная поломка начинала устраняться уже от его присутствия. Вот как сейчас — Толик щелкнул выключателем в ванной, и в плафоне обозначилось свечение, нить накаливания в лампочке покраснела. Но ведь Ася видела, она была абсолютно мертвая и холодная. Ася пожала плечами, сокрушенно покачала головой и отправилась на кухню варить кофе. Пуняша говорил, что такого вкусного кофе никто из его знакомых варить не умеет, и Ася с удовольствием угощала его при случае. Нет, хорошо, что у нее есть Толик, молчун и бука! Но такой надежный, верный… рыцарь? Ася вспомнила про Лёлькины астрологические изыскания и едва не рассмеялась. Выходит, Пуняша должен бы соответствовать образу печального Рыцаря, от чьих песен все кругом плачут, а она, Ася, должна преданно его любить? Не сходится ни в одном пункте. А кого ей в друзья гороскоп определял? Каких-то психопатов… Да, еще Чеширского кота. Ася усмехнулась: "Который оставит в конце концов одну только роскошную улыбку". Немного же у нее в активе. Дырка от бублика, верные психопаты — где же они, интересно, от нее таятся? — и печальный образ от Рыцаря… Глаза у нее сделались больными, как будто внутри вдруг ворохнулась боль, застав ее врасплох. Она сглотнула и судорожно помотала головой, как-то поспешно нажала кнопку DVD-плеера, стоящего на окне, привычно заглушила пустоту звуками.
- Принимай работу, хозяйка, — шутливо сказал Толик, входя в кухню.
- У тебя принимать не надо. Тебе надо какой-нибудь знак качества придумать и ставить его на выполненной работе.
- Ага, типа "Здесь был Пунич".
Ася рассмеялась. Боль отступила. На время.
Часть девятая. Ночные гонки
Дакота позвонил в пятницу вечером.
…Ася вышла из ванной в толстом махровом халате, с полотенцем, намотанном на голову, и тут затрезвонил телефон. Она была уверена, что звонит Лёлька или Элька — больше некому. Наверняка хотят осчастливить какой-нибудь идеей насчет сегодняшнего вечера. Нетушки. Никуда она сегодня не пойдет! — заранее решила Ася и голосом, полным этой решимости, сказала в трубку: "Что скажите?"
- Э-э-э… — несколько озадаченно протянул мужской голос. — Это я, Настя. Здравствуй.
Ася прыснула, с опозданием прикрывая трубку ладошкой.
- Кажется, ты не очень любезно говорила с кем-то? Я не помешал?
- Здравствуй, Женя, — улыбаясь, сказала она. — Да нет, ничего подобного. Я думала кто-то из девчонок, собираются меня из дома вытянуть, вот и уперлась заранее.
- Вот незадача, — голос Дакоты зазвучал огорченно. — И я тоже собираюсь… Помнишь, я обещал, что приглашу вас на ночные гонки? Что скажешь насчет сегодняшней ночи?
- А Лёльку и Эль ты тоже пригласишь?
- Конечно. Но сначала хотел твое мнение узнать. Если ты скажешь "не сегодня", значит, все отменяется до следующего раза.
- Не скажу. Пусть будет сегодня.
- Отлично! Тогда так. Я звоню Эль и Ольге, а ты будь готова через два часа, я за тобой заеду. До скорого.
"Интересно, — подумала Ася, опуская трубку. — Он собирается нас троих к себе в машину усадить? Может у него там еще что-нибудь складывается-раскладывается?"
Итак, предстояла ночь адреналина. Интересно. А еще там будет холодина! Ночь ясная, вон как звезды обсыпали небо! И, значит, холодная. Ася наскоро пожамкала полотенцем волосы и бросила его, влажное, на спинку кресла. Тряхнула головой, рассыпая мокрые пряди, и открыла настежь платяной шкаф, намереваясь произвести в нем ревизию на предмет обнаружения теплых вещей. Она только успела снять с вешалки старую куртку-пуховик с широкой трикотажной резинкой по низу и на рукавах, и нацелилась на свитер с высоким просторным воротником, в который можно, если придется, даже нос упрятать, и тут телефон опять настойчиво заверещал. На этот раз звонила Ольга.
- Привет! Женя сказал, что он с тобой уже обо всем договорился. Так?
- О чем "обо всем"? Сказал, что через два часа заедет.
- А, ну вот это я и хотела услышать. Что ты вся в сборах без никаких лишних рефлексий.
- Всё? Больше ничего не хотела?
- Ничего.
- Ну, пока, подруга дней моих суровых. Увидимся скоро, — Ася быстро опустила трубку.
Свитер лег рядом с курткой. Потом к ним добавились толстые вязаные рейтузы… Когда Женя позвонил и сказал, что он в пяти минутах от ее дома, Ася, одетая, стояла у зеркала и размышляла, стоит ли надевать шапочку. Решив, что на крайний случай есть капюшон куртки, она забросила шапочку на полку над вешалкой. Ася выходила из подъезда, когда во двор въехали два автомобиля: БМВ Дакоты и еще один, марку которого она не определила.
- Знакомься, Ася, это Калина.
Она протянула руку высокому, темноволосому парню.
- Ася.
- Калина, — повторил он.
Ася подумала, что не очень-то вежливо представляться кличкой.
- Это мое имя, — чуть смущенно пояснил он, и она спохватилась: уж не вслух ли мысли свои высказала: — Калина Димитров. Все думают — ник такой. Потом спрашивают, как зовут. Это болгарское имя, я там родился.
- И я тоже так подумала, — призналась Ася. — Это потому, что имени у нас такого нет, а дерево есть. Кустарник.
- Знаю. Очень горькие ягоды.
- А имя очень красивое. Мне вообще болгарские имена нравятся. В них что-то исконно славянское.
- Калина возьмет к себе Ольгу или Эль. Ко мне-то больше двух сесть не могут. За кем сейчас?
- К Лёльке.
Пока ехали, Ася позвонила Лёлишне: "Выходи. Да, имей ввиду, Женя сейчас познакомит тебя с Калиной. Не вздумай спрашивать "А зовут как?› Он болгарин, его так зовут. С ним Эль поедет или ты“.
- Откуда у нас болгарин? Да еще так хорошо говорящий по-русски? — не теряя времени даром, Ася решила расспросить Женю о новом персонаже.
- Он здесь живет. У него отец болгарин, а мама русская. Сначала жили в Болгарии, потом в Россию приехали. Калине тогда было года четыре, наверно. Часто ездит в Болгарию, у него там родственники. Потому говорит по-болгарски и по-русски.
- А что за машина у него?
- Фольксваген Гольф. Машина хорошая, немцы всё делают с умом, всё продуманно. Хотя особых понтов на ней нет. Да они ни к чему нормальному человеку. У Калины пятая модель, он этот Гольф в прошлом году из Болгарии пригнал. А вот шестая модель Гольфа очень интересная. Он признан самым успешным, самым продаваемым автомобилем. Владеет титулами „Автомобиль года в Европе“ и „Автомобиль года в мире“. Вообще концерн делал большую ставку на него. Времена у них настали трудные, на заводах Фольксвагена шли сокращения, рабочую неделю увеличили, уплотнили время. Однако при такой жесткой политики экономии на презентации своего главного автомобиля экономить не стали. Для дебюта выбрали ледяной остров — Исландию. Остров дремлющих вулканов, ледников, гейзеров и океанских ветров. В общем, никаких прилизанных европейских пейзажей, наоборот суровая правда жизни. И вот, представь, у подножия вулкана, в долине, залитой застывшей лавой, в свете мощных прожекторов стоит белоснежный новеньких автомобиль. Потом, как положено, тест-драйв и все дела. Этот дебют освещали чуть ни полторы тысячи автомобильных журналистов со всего мира. В общем, реклама была достойная. Он на самом деле ее заслужил. Если с точки зрения пассажира судить — в нем очень комфортно. Идет под сотню, под колесами гравийка, а в салоне тишина и комфорт на уровне седанов представительского класса. Автомобиль буквально стелется по дороге.
- Ишь ты… — с уважением покачала головой Ася. Потом взглянула на Дакоту. — Женя, в тебе пропадает талант рекламного агента. Вот я в машинах абсолютный ноль. Но стоит тебе сказать несколько слов, и я уже готова в влюбиться в автомобиль.
- Вот уж нет, врать на голубом глазу я не умею. И что удивительного в том, что я разбираюсь в машины и кое-что знаю о них? Будь ты автовладельцем, тоже отлично разбиралась бы в этих делах.
К дому Лёльки подъехали минут через десять. Она отказалась ехать в BMW, сказала, что подругу не бросит, ибо не по-дружески оставлять Эльку одну, подсаживая ее к незнакомцу.
Вскоре они стояли у подъезда Эльки и, выйдя из машин, ждали, когда она спустится.
- Пчелка, — жалостно вздохнула Лёлишна. — Она пока с работы своей вырвалась… Простим ей.
Женя успел коротко переговорить с кем-то по мобильному. В это время из подъезда вышла Эль.
- Извините. Скорее никак не получилось.
- Да ладно, — махнула рукой Лёлька, — трудоголик ты наш.
- Мы никуда не опаздываем, — успокоил Женя. — Все в стадии сбора.
Познакомили Эль с Калиной — ее Ася и не подумала предупреждать, как Лёльку. Эль была деликатна, молчалива, предпочитала больше наблюдать и слушать, чем говорить. Тем весомее были ее слова. Мнение Эль очень редко ставилось под сомнение. А бестактность была настолько не в ее характере, что едва ли подруги припомнили бы подобную оплошку с ее стороны.
- Ну всё, по машинам, — скомандовал Женя, когда их команда была в сборе. — Ребята от цирка зайдут на Гвардейку, — сказал он Калине.
Проспект Гвардейцев, один из центральных в городе, был по-ночному тихим. Фонари заливали его холодным светом. Катились редкие машины, пешеходов почти не было. Припозднившиеся пассажиры дремали в сонных, неповоротливых троллейбусах. Автобусы, не притормаживая, проезжали мимо пустых остановок.
От цирка проспект шел на подъем и там, на господствующей высоте, вздымалась церковь, сияя в ночи золотыми куполами. Храм был новым, возвели его всего чуть больше года назад. Горожане были довольны и гордились им, видным из любой точки города. На горке, вблизи храма Женя свернул к обочине и остановился.
- Теперь остальных подождем, — сказал он Асе. — Они с минуты на минуту появятся.
Действительно, прошло не более пяти минут, и Женя позвал ее выйти из машины. Подошли Калина и девушки. В это время далеко внизу на проспект начала выезжать колонна автомобилей, сияя аварийками. На улице, опустевшей почти по-ночном, зрелище было внушительное. Авто выезжали на проспект из боковой улицы одно за другим.
- Мощно… — восторженно сказала Лёлька и спросила: — Почему так медленно едут?
- Пока все не подтянутся, мы из города не уходим, вот так потихоньку и катаемся.
- Разве опоздавшие сами не могут приехать на место гонок? — поинтересовалась Эль. — Вообще, это традиция такая, чтоб колонной собираться?
- А никто не знает, куда ехать. У нас несколько пригодных мест. Но где сегодня будем, это только в головной машине знают. Все остальные идут за ней.
- Всегда так много участников? Я двадцать четыре машины насчитала, — сообщила Лёлька.
- Я думаю, будет больше. Сегодня почти все наши собирутся. До весны, скорее всего, гонок не будет.
Тем временем колонна вышла на подъем, автомобили проезжали мимо. За последним пристроился Калина, потом Женя. На проспекте присоединились еще трое. Дакота всех пропустил вперед, оставаясь замыкающим.
Гонщиков обогнал троллейбус. Изумленные лица пассажиров прилипли к стеклам, они не понимали, какому явлению стали свидетелями. Кто так празднично и организованно движется по ночному городу? Асе нравилось чувствовать себя причастной к этой загадке.
- Женя, а почему ты последним едешь?
- На всякий случай. Гайцы нас не любят. Они, конечно, знают, что это за сборище. Найдут повод — обязательно прицепятся. Может, гонки не сорвут, но оштрафовать — это они с удовольствием. Вот чтобы не повышать их благосостояние, мы стараемся не дать ни малейшего повода к нам придраться. Поэтому и едем пятьдесят км в час с аварийками. Если у них по этому поводу вопросы какие возникнут — „Мы поломались!“ В общем, я завершающим еду для контроля и на случай интеллигентной беседы со стражами порядка. У меня юридическое образование, я знаю, как с ними говорить.
- Ого, какая у тебя миссия! — протянула Ася с уважением.
Ведущий автомобиль неторопливо направлял колонну с включенными габаритами к городским окраинам. Трижды вдоль колонны проследовали патрульные машины блюстителей порядка, медленно, будто высматривали слабое звено в цепи. Но дело ограничилось этим демонстративным дефиле.
- Иногда они сопровождать принимаются, — прокомментировал Женя. — Тогда я в первую машину сообщаю, что хвост подцепили. Начинаем катать их по городу, пока не отвалят.
- А если хвост не отцепится?
- Отце-е-епится! Им ведь беспорядки ночью в городе не нужны, а мы — фактор дестабилизирующий. Московский прецедент имеется. Случись что, их наглость будет выглядеть провокацией, и отцы города спасибо им за это не скажут. Ну, правда, пару раз приходилось им это объяснять. Да это давно было, — махнул он рукой.
Ночь была безлунной, но не темной. На высоком, безоблачном небе разгорались звезды. Ася давно не видела такого звездного неба. В городе ночная иллюминация соперничала с небом, ослепляла горожан сияющими витринами, уличными фонарями, окнами многоэтажек. Люди, будто незрячие, переставали видеть. А прямо над их головами висел космос, и без всяких телескопов можно было любоваться созвездиями, галактиками и звездными скоплениями. Мириады звезд, этой осенней ночью на удивление ярких, создали странный, прямо-таки компьютерный стереоэффект, подчеркивая космическую бездонность. Там, далеко-далеко в черной глубине неба звезды виделись светящимися пылинками и терялись, ускользали от самых зорких глаз. Но те, что холодным пожаром сияли прямо над головой, наполняли серебряным светом все пространство до самой земли.
- Ты на Плеяды смотришь, — сказал Калина, заметив, что Ася любуется звездным небом. — Сейчас их время. Осенью они яркие, прямо горят на небе. Их еще Стожарами называют.
- Это где такие? — запрокинула голову Лёлька.
- Вон, смотри, — указал рукой Калина. — Три яркие звезды в ряд видишь?
- Это Стожары?
- Нет, это пояс Ориона. От него бери выше и правее. Найди кучку звезд, как маленький-маленький перевернутый ковшик. Нашла?
- Ага… Они правда, ярче всех… Красиво так переливаются…
- На Плеядах зрение можно проверять — если видишь семь-восемь звезд в ковшике, зрение хорошее, — сказал Калина.
- Раз, два, три, четыре… — тут же начала проверять зрение Лёлька. — Пять, шесть… семь… семь… а где?.. А, вон где спряталась! Две рядышком! Все восемь вижу! — рассмеялась она.
- Жрецы майя — их называли „хранителями дней“ — считали, что их тайные знания пришли из цивилизации, обитающей в Плеядах.
- Ого! — удивилась Лёлька, с возросшим интересом всматриваясь в звездное небо.
- Стожары… пожары… красиво… — сказала Эль.
- Красиво, когда из Плеяд идет звездный дождь… Это именно осенью бывает.
- Калина, ты астрономией увлекаешься? — спросила Эль.
- Нет. Так, помню кое-что со школы.
- Почему они больше не приходят к нам? — грустно сказала Ася. — Цивилизация майя, это же когда было — давным-давно… А теперь братья по разуму не хотят больше дружить с нами?
- Может, они и не дружили, — предположил Калина. — Может, исследовательская программа у них такая: научили, знания подарили, а теперь летают, смотрят, что из этого получается.
- Ишь, какие! — обиделась Лёлька. — Нашли кроликов!
Недавно заасфальтированная прямая дорога была идеальным местом для нелегальных заездов. С основной магистрали она не просматривалась, а в темноте и вовсе становилась невидимой. С наступлением ночи она, практически, оставалась до утра свободной и была излюбленным местом для дрэг-рейсинга.
Люди выходили из машин, возбужденно и радостно приветствовали друг-друга, обнимались, как давние знакомые, хлопали по плечам, со смехом выполняли какие-то „приветственные обряды“, похожие на ритуалы. Неподалеку возникла толпа вокруг одного из автомобилей, в ней заинтересованно обсуждали какое-то новшество.
Вернулся Женя, уходивший на несколько минут, и сообщил, что трасса готова, перекрыта со стороны старта и финиша, и уже определилась первая пара.
- Калина, ты стартером пойдешь сегодня? — спросил он.
- Конечно, какой разговор. Девушки, — повернулся он к подругам, — я на свое место.
- Стартер, это кто? — спросила Лёлька, глядя вслед Калине.
- Он на старте дает отмашку участникам. По его сигналу начинается гонка. Идемте смотреть?
Они проходили мимо авто с роскошной, профессионально сделанной графикой. На кузовах автомобилей в прозрачном зеленовато-голубом просторе медленно плыли дельфины, и лучи сквозь толщу вод чертили солнечные вензеля на гладкой, лоснящейся коже. Рядом огненная жар-птица распростерла крылья — того и гляди прянет в небо. Капоты оплетали причудливые, фантастические цветы, и мчались вольные скакуны, разметывая гривы. Белые волки тропили добычу по свежему снегу… Асю поразила чья-то идея без лишних изысков раскрасить автомобиль под бетонную стену. Серо-коричневый покров лег на все детали кузова, превратив его из металлического в бетонный. Текстура восхитительно передавала шероховатость бетона, с россыпью маленьких каверн, выпуклостей, неровностей… Рисунки завораживали, заставляли любоваться и восхищаться фантазией и искусными руками художников. Лёлька заранее выяснила, можно ли фотографировать на этих подпольных гонках, и теперь не выпускала фотоаппарат из рук, восхищенная аэрографией и тюнингом спортивных авто. Прошли мимо веселой компании, собравшейся у разноцветного жигуленка, гадким утенком затесавшемся в стаю красавцев-лебедей.
- А он что тут делает? — удивилась Лёлька. — Болельщик?
- Участник, — без тени иронии ответил Евгений. — Найдет себе пару из подходящих по классу автомобилей, и вперед. Владелец его — отличный парень, душа компании. Вокруг него всегда куча народу, и болеют за его Желтую Табуретку сильней, чем за какой-нибудь заряженный болид.
- Желтую Табуретку? — переспросила Ася.
- Это имя жигуленка.
- Класс! — восхитилась Лёлька. — А что, тут все авто с именами?
- Многие.
- А твое? Тоже?
- Даже не знаю, как сказать. Я не придумывал имени. Но в заездах его стали называть Дакота. И слышу — в разговоре не про меня, а про мою машину, ее так называют. В общем, получается, мы тезки с ней, — засмеялся он.
Женя тоже часто здоровался, отвечая направо и налево, кто-то окликал его, приветственно махал рукой издали… Впереди резко взревели моторы, раздались крики болельщиков.
Рев моторов, под стать авиационному, в клочья разметал покой холодной осенней ночи.
Девушки с любопытством смотрели, как два автомобиля тяжело выползли на стартовую линию. Зрители единодушно приветствовали их криками. Крики слились с басами, вырывающимися из огнедышащих глушителей. Асе показалось, что от этих звуков дрожит земля. „Болиды“, — именно это слово пришло в голову сейчас, когда она смотрела на рычащих монстров, и как будто физически ощущала их дикую мощь, рвущуюся из-под капотов. Двигатели срывались на визг. Автомобили-соперники буквально выпрыгивали за стартовую черту. Между ними появился Калина, указал рукой на левый автомобиль-участник — тот моргнул ему фарами. Калина поднял левую руку вверх. Затем также сообщил о готовности автомобиль справа. Калина с поднятыми руками замер на секунды, резко опустил руки и присел на одно колено. Под восторженные крики толпы автомобили с визгом сорвались с места и, дымя резиной, в один миг ушли в точку. Оглушающий рев моторов рванулся за ними вслед.
- Теперь я поняла, почему они болиды! — воскликнула Ася.
- Похожи, правда? — кивнул Женя. — Журналисты знают толк в эпитетах. Хотя, как пить дать, из них мало кто видел на небе огненный шар. Кстати, за ним точно так же остается дымный след.
Первая пара вернулась под аплодисменты, на старт уже выходили следующие. И снова рев моторов и едва удерживаемые на линии старта автомобили. Снова безумный рывок, секунды, за которые из мотора надо выжать все и прийти к финишу первым. Окружающий азарт и ажиотаж не могли не захватить подруг. Девушки возбужденно обменивались впечатлениями, восхищались, кричали, хлопали в ладоши, приветствуя возвращающихся победителей. Эмоции перехлестывали через край. Кстати сказать, среди болельщиков девушек было немало.
- Ну ты погляди на него! — возмущалась Лёлька во весь голос. — Такой весь из себя, а толку? Я, между прочим, болела за тебя, раскоряка! — обливала она презрением возвращающийся автомобиль, навороченный и крутой: с массивным обвесом, невероятным спойлером на багажнике, с яркими колпаками на колесах и гигантского размера выхлопной трубой.
- Ольга, это же все мишура, грим, — втолковывал ей Женя. — На ездовые качества машины оно мало влияет. Большинство таких монстров технически слабовато, едва ли чем удивят.
- А что надо? На что надо внимание обращать? — Эль, как всегда, к вопросу подходила со всей серьезностью.
- Да по внешнему виду не всегда угадаешь. Машина с завода скорость не покажет. Над ней поработать надо. Иной так поработает, что от первоначальной версии один кузов остается. Да и то, в труднодоступных местах только. Устанавливают кучу дополнительного оборудования, меняют все, что душе угодно, лишь бы финансы позволяли. Но разве по внешнему виду узнаешь, что у автомобиля двигатель разогнали, тормоза куда мощнее родных, подвеска более жесткая. Что он не на бензине, а на „жидкой взрывчатке“ — на нитрометане. Вот такие серьезно заряженные автомобили на многое способны. А не те, что в полном обвесе.
- Ой, Женя, я мало чего поняла! Поняла в основном, что заряженные жуткой взрывчаткой автомобили — это круто! В общем, ты лучше подсказывай, за какую машину болеть надо! — подытожила Лёлька.
- Да вот! Вот за кого поболеть не грех! — разулыбался Женя.
- На старте Желтая Табуретка и Бибигон! — объявил распорядитель.
Толпа вокруг разразилась веселыми приветствиями и рукоплесканиями: на старт выходили Жигули в компании с такой же малолитражкой, итальянским Фиатом.
- Что, сразу за обоих?! — удивилась Лёлька. — Ты сам за кого?
…Вокруг бушевал накал страстей во всем их спектре от ликования до шекспировского драматизма. Хозяина Желтой Табуретки, побившего собственный рекорд, качали на руках. Взлетая, он что-то кричал, смеялся и был счастлив. А чуть погодя зрители приобщились к драме: один из гонщиком уходил со слезами на глазах — на его Уличном Бойце — Тойоте Карола — бывший хозяин держал диск сцепления китайского производства. После старта китаец расплавился, не выдержав мощи японского двигателя.
- Женя, а ты участвовать будешь? — спросила Ася, повыше задергивая молнию на куртке — на холод как-то не обращали внимания, азарт грел, но время от времени налетали порывы ледяного ветра, и тогда ощутимо пробирало.
- Буду. Позже. Сейчас другой класс идет. Замерзли? Идемте, у меня для вас кое-что есть.
- Ух, ты, сюрприз! — обрадовалась Лёлька. — Идемте-идемте!
Сюрпризом оказался большой термос. Но содержалось в нем нечто другое вместо ожидаемого чая или кофе. В высокие картонные стаканчики полилась дымящаяся темная жидкость, и в чистом холодном воздухе поплыл густой запах горячего вина, апельсинов и корицы.
- Неужели глю-вайн? — изумилась Лёлька. — Женя, ты — прелесть!
- Что, правда глю-вайн? Я ни разу не пробовала, — призналась Ася. — М-м-м-м… хорошо-то как… — проговорила она, обеими ладонями охватывая горячий стакан.
- Здорово! Ты молодчина, — сообщила Эль, — как раз то, что надо. И как мне в голову не пришло?
Блаженное тепло стаканов согревало руки, а каждый глоток вина как будто не в желудок попадал, а растекался внутри, наполняя теплом каждую клеточку тела. Скоро разрумянились щеки, сделалось жарко. Ветер уже не казался пронзительно холодным, наоборот, он приятно ласкал разгоревшееся лицо.
Глю-вайном Жени отогревался еще кто-то, Дакота знакомил девушек со своими друзьями, и скоро подруги оказались вовлечены в круг давно знакомых друг с другом людей, в их разговоры, в обсуждение каких-то новостей, споров…
- Ну что аварии? С головой дружить надо и всё, — горячился кто-то. — Риск, да, согласен. Но знаете, что больше всего драйверу грозит? Что сердце от счастья остановится! — под общий смех сообщил он. — Нет, я вам, пацаны, вот что скажу — дрэг-рейсинг — лучшее, что придумали вместо дуэли. Берите на покатушки любовников жены, кровников, случайных хамов. Тут самое место выяснить отношения и показать ху из ху и чего стоит.
- Эй, там Шмель рассказывает про последний стрит-челлендж! — позвал кто-то, и подруги оказались в другой компании.
Женя успел коротенько объяснить: „Это смесь гонок и ориентирования. За минуту до старта команда получает ‹легенду›: место старта, финиша и промежуточные точки — чек-пойнты, называются. Задача — как можно скорее добраться до финиша, отметившись на каждом чек-пойнте. Отметиться — это найти, например, машину с включенной аварийкой и получить у водителя чек, контрольный листок. Или найти нужный дом, на нем найти табличку и списать текст. Еще на каждом чек-пойнте надо выполнить какое-нибудь задание. Ну, там, без консервного ножа открыть банку тушёнки и съесть…“
- …Легенду получили — пат сталом валялись! — весело рассказывал Шмель. — С каждого чек-пойнта надо было фото предъявить — команда в полном составе, в памперсах! — Вокруг дружно хохотнули. — Что ха-ха? Что ха-ха? В полном составе, это значит кто-то из прохожих должен щелкнуть. А народ шугается от придурков в памперсах! Пока-то заловишь кого-нибудь! А на Московском проспекте — я не могу! — там знаете какое задание было? Сфотать гайца с соской! Во уроды, придумали! — в полном восторге рассказывал парень.
- Постой, чтоб сосал что ли?
- Ну! Пустышку ему дать и так сфотать!
Все покатились со смеху.
- И что? Сделали? — спросил кто-то, когда хохот чуть-чуть унялся.
- Ну щас! Никто это сумасшедшее задание не выполнил. Они сразу все такие застенчивые, блин! — с искренним огорчением проговорил Шмель, вызвав новый взрыв хохота. — Ага. А на старте еще было — тока мы, значит, приготовились, Эриксону на мобилу звонок: „Встречайте батальон гайцев“. Мы по газам, болельщики тоже кто куда. Короче, когда гайцы прибыли, на точке было чисто — какая тусовка, командир? мы мирные люди… Не, насчет дел с гайцами у челленджеров четко поставлено. Кому надо, все частоты знает, все четко под контролем. Ну, там отделы ГИБДД, всякие городские службы — весь эфир под контролем. У Эриксона и его ребят связь по рации, наблюдатели по всему маршруту. А стрит-челлендж, я вам скажу, это такой драйв! Впечатления улетные! Моментами аж зубы потели, чес слово!
- Эх, жалко, обломились вы насчет гайца с соской!
- Да что ты, весь интернет валялся бы. Дурило он что ли?
- Челлендж всегда по приколу. В прошлом году в конце лета, помните, откатали челленджеры „Конец сезона отпусков“. Чек-пойнтами были все кожно-венерические диспансеры города. В легенде написали, типа, гонка посвящается пропаганде безопасного секса. Типа, чтоб вам после отпуска никогда не ходить по этому маршруту!
Ни Асе, ни Лёльке, ни Эль не доводилось еще бывать в окружении подобных людей — веселых, увлеченных, бесшабашных. Это был какой-то другой мир, до сего дня существовавший параллельно их миру, и согласно добропорядочным параллелям не соприкасаясь ни в одной точке. До сегодняшней ночи. Нет, вероятно, они пересеклись раньше, когда из пустоты полу-ночного библиотечного зала навстречу Асе вдруг шагнул странный человек…
- Дакота, погоняем? — подошел незнакомый мужчина, невысокого роста, плотный.
- Давай, — согласно кивнул Женя. — Только тебе не светит. У меня сегодня такие болельщицы, я как на крыльях!
- Всё, я щас точно голос сорву! — сокрушенно пообещала Лёлька.
- Ася, хочешь со мной? — неожиданно предложил Женя.
- Ой… — испуганно пискнула Ася. — Я же скорости боюсь! Не-е-ет, по-моему, для меня это будет уже слишком…
- Жаль. А может, насмелишься?
- Ася, давай! — даже Женя удивился неожиданной поддержке со стороны Эль.
- Элька, ты что?! Меня же потом валерьянкой отпаивать будете!
- Я уверена, с Женей безопасно.
- Точно голос сорву! — радостно пообещала Лёлька.
- Вы сумасшедшие!.. — жалобно сказала Ася.
- Ася… — в голосе его звучала просьба.
Она закусила губку и, все еще не решаясь, посмотрела на него. А сердце уже колотилось, опережая решение. Ну не зря же оно колотилось, и уже адреналин вскипал в крови. Как тут сделать шаг назад? Всего какой-нибудь десяток секунд пережить…
- Давай, — сказала Ася и протянула ему руку под взвизг Лёльки. — Только я так же визжать буду. И не обещаю, что не помру со страху.
- Ай, малатца! — широко разулыбался он.
Усадив Асю, Женя достал из багажника шлем и надел ей на голову, тщательно подогнав крепления, потом застегнул ее ремень безопасности. Устроился за рулем и медленно, плавно выкатил к линии старта. Бок о бок с ними встал черный BMW с огненным драконом на дверце. О его хозяине Ася забыла, воспринимала сам автомобиль как живое существо, как яростного, опасного соперника, не уступающего ни в чем, ни капли. И таким же живым был тот, в котором сидели они. Гордым, красивым и сильным зверем. Ася осторожно провела рукой по панели, и почувствовала под пальцами теплую кожу, как будто и впрямь, под рукой было живое. „Сделай его! — неожиданно взволнованно сказала она. — Давай!“
В ответ автомобиль рыкнул и сразу громко взревел. Ася почувствовала, как яростно рвется он вперед. Она с беспокойством посмотрела на Женю, впервые подумала: каково управляться с железным монстром… нет, с табуном в сотню, в две сотни, а может, и больше, разъяренных, диких жеребцов, загнанных под капот? Лицо Дакоты перестало быть мягким. Однако никакой нервозности или напряжения Ася тоже не увидела. Он был сосредоточен, спокоен и уверен. Именно это ему нужно сейчас, ведь малейшее неверное движение, неправильное решение грозит бедой. Ради чего он рискует? Ради победы и приза? Или ради ощущения власти над бешеным, своенравным табуном, укрощенным его рукой? Заметив, что Ася смотрит на него, он повернулся к ней, снял руку с рычага и накрыл Асину ладонь: „Не бойся“.
Калина увидел ее, широко улыбнулся и поднял вверх два больших пальца.
Моторы ревели, толпа болельщиков загалдела. Ася не спускала глаз с Калины, ожидая, что вот сейчас он даст отмашку… нет, еще мгновение спустя… или в следующее?.. Она не заметила, что вцепилась пальцами в подлокотники, нетерпеливая и устремленная вперед, впилась глазами в Калину: „Окаменел он что ли?!“
Наконец вот он, взмах… Калина тотчас исчез из виду… Стрелка тахометра мигом влетела в красный сектор… Автомобиль прыгнул в ночь…
Ася ждала, что это произойдет грубо, резко. Она видела, как автомобили выстреливали со старта, вставали на дыбы, отрывая от асфальта передние колеса. Страшно было смотреть на эту безумную скорость, почти полет. „Что же испытывают те, которые внутри?“ — думала тогда Ася, уверенная, что ей эти ощущения не понравились бы, она же не экстремалка, острых ощущений не жаждет. И вот она полезла за этими ощущениями.
„Зачем я здесь?!“ — рванулась паническая мысль. Однако ничего страшного всё не происходило. Да, ее вдавило в кресло, но вполне терпимо, как будто легла на грудь большая, мягкая лапа. А Женя говорил: если, например, забыть убрать с передней панели солнцезащитные очки, то в момент старта они окажутся на заднем стекле и потом уж, оттуда, упадут вниз — после финиша.
Рев мотора… летящая в лицо ночь с пятном света там, где финиш… сумасшедший стук сердца… Женя переключал скорости, давил на газ… Как можно в этом успевать еще что-то делать, ориентироваться?
Сбоку за стеклом мелькнул свет, темные силуэты и тут же исчезли… Асю толкнуло вперед, натянулись ремни безопасности. Это было неожиданно, и она на миг испугалась, потому что ожидание чего-то страшного еще длилось. Но одновременно из предельного напряжения и чувства опасности возникало какое-то новое чувство. Догадка, что все опасные секунды позади, рождала радость. Но не только из-за того, что миновала опасность. Чувство было многогранным, слагалось из неоправданного страха, преодоления себя, но одновременно качество этого преодоления было гораздо глубже — как будто отважилась превозмочь земное тяготение, прыгнула и… взлетела. Теперь внутри ширилось ликование, освобождение, полет.
Женя вдруг резко вывернул руль, свет фар метнулся по обочине, потом опять упал на дорогу и… замер.
- Всё, — сказал он.
- Вау!.. — сдавленно проговорила Ася, и так это было сказано, что Женя расхохотался.
Она откинулась на спинку и длинно выдохнула, приходя в себя.
- Ну, как тебе?
- Класс… Женя… это что-то… это круто! Фу-у-у… А дракон где?!.. — Ася вытянула шею, вглядываясь вперед, потом обернулась: — Я сразу его потеряла!
- Вторым пришел. Вон, возвращается, — он глазами указал в зеркало заднего вида.- Поехали наше время узнавать! — Автомобиль тронулся с места.
- Так мы его сделали?! — вопросительно воскликнула Ася, вскинула руки и в восторге завопила „Ур-р-р-р-р-а-а-а-а!“, но через секунду призналась: — Женя, я ни-че-гошеньки не поняла! Как ты разгонялся? Где перегрузки?
- Ты перегрузки хотела? Так это он виноват, — похлопал Женя по приборной панели. — Он набирает скорость очень быстро, в считанные секунды. Но аккуратно, плавно. Ускорение чувствуется, конечно. Но оно не жесткое, наоборот, очень мягкое.
Подруги встречали Асю и Дакоту так, что будь они первее самых главных победителей, большей радости и ликования выразить было просто невозможно. И какая важность в том, что в предыдущих заездах кому-то удалось еще сильнее уплотнить, сжать время — экая важность! Лёлишна и Эль твердо знали — „Победили наши!“
Калину сменил другой стартер, он вернулся к друзьям, предупредил:
- Не слышу ничего! Вы мне кричите!
- Бедный… — пожалела Лёлишна. — Тебе за вредность давать надо чего-нибудь!
- А? — сказал Калина. И обречено махнул рукой: — Теперь дня два глухим буду!
- Как он там столько выстоял?! — сочувственно сказала Эль. — Такой рев! Земля вибрирует.
- Я как-то постоял на его месте, — помотал головой Женя. — Экстремально, ничего не скажешь. Еще если обе машины на старте в резонанс войдут — всё, кажется, барабанные перепонки лопнут. А звук чувствуешь через вибрацию всего тела. Но Калина — молоток. Лицо наших гонок. Лучше него никто отмашку не дает. Стартер на дрэг-рейсинге — это не барахло какое-нибудь. Нечетко сработал — из-за него пилот опоздал со стартом на секунду, две. А секунда у нас дорогая.
Часть десятая. Неопределенность
Еще когда ехали за город, Ася подумала, что Калина тоже гонщик и озвучила свою мысль.
- Нет, в качестве гонщика он ни разу в гонках не участвовал, абсолютно не азартный человек, — пояснил Женя. — Просто ему нравится там бывать. Но для гонок Калина — человек уникальный и незаменимый
В чем уникальность их нового знакомого Ася в ту минуту не поняла и не спросила, что-то отвлекло. Но уже после гонок она спросила Женю об одном эпизоде, который запал ей в память и беспокоил.
Во время заездов был момент, когда после отмашки автомобили сорвались со старта, но водитель одного на миг потерял контроль над мощью снаряда на колесах. Возник какой-то дикий угол атаки, автомобиль стартовал боком, его потащило на стартера, и в толпе зрителей послышались испуганные возгласы. Калина неуловимым образом переменился. Он не сделал никакого движения, но теперь фигура его напоминала сжатую пружину, подобно спринтеру, замершему на старте. К счастью, машина, „поймала“ задние колеса, безукоризненно овладела собой и стала послушной. И все же, Асю увиденное обеспокоило. Пусть она полный профан и мало чего поняла в происходящем… Но, между прочим, другие, не профаны, явно тоже забеспокоились.
Вот об этом Ася и спросила, когда почти под утро, переполненные искрометными впечатлениями, возвращались они в город. Женя к тому времени поучаствовал еще в двух заездах, вышел в четверть финала, но дальше не прошел. Впрочем, проигравшим и огорченным он не выглядел. А уж Лёлька и Эль и вовсе пребывали в эйфории, так как на втором заезде с ним в машине была Лёлька, а в третьем Эль.
И вот теперь, когда подруг увез Калина, а Женя вез домой Асю, она спросила, сильно ли рискует стартер на своем месте?
- Со слухом вон какая беда, и вообще…
- Со слухом ничего страшного не случится. На рок концертах децибелов не меньше. Я однажды побывал на Лав-параде в Берлине. Выглядит это так: по улице течет поток из одного-двух миллионов людей, в потоке как щепки плывут огромные грузовики, переоборудованные под электро-сцены. На них ди-джеи, грохочет техно-музыка, полуобнаженные девушки танцуют. И оказался я в фарватере одной из машин. Такого звукового удара я в жизни не испытывал. Звук шел через подошвы. Я думал, подошвы у сандалий отвалятся. И еще кругом пищалки всякие, свистки — полный дурдом.
- Про Лав-парад я только в новостях короткие сообщения видела.
- Я как-нибудь тебе расскажу, — Женя не торопился на абсолютно пустой городской улице.
- Ну, про звук, ладно, убедил. Но его же чуть не сбила та машина! Еще бы секунда… слава Богу, что выправилась.
- А, то дрифтующее авто! Нет, оно никакой опасности для Калины не представляло. У него все было под контролем. Он просто перепрыгнул бы через капот.
- Как? Ничего себе — просто! — возмутилась Ася, выпрямляясь на сиденье и разворачиваясь к Жене.
- Зуб даю! — клятвенно проговорил тот. — Для него — просто. Он трейсер.
- Подожди-подожди! — Ася подняла раскрытую ладонь. Пытаясь сообразить, пробормотала: — Дрэг-рейсинг… трейсер… — И призналась: — Нет, я не помню, что ты про трейсеров говорил.
- Я про них не говорил. Трейсеры никакого отношения к гонкам не имеют. Ты видела „13-ый квартал“, „Ямакаси“?
- Д-да… Ты что… ты хочешь сказать, что Калина вот так же по крышам, как там, в этих фильмах?!
- По крышам он тоже может. Калина занимается паркуром. Это городской вид спорта, из новых, современных. Так же как дрэг-рейсинг. „Паркур“ — это от французского военного термина „паркур дю комбатен“, что значит „полоса препятствий“. В нем соединяются акробатика, легкая атлетика, альпинизм и боевые искусства. А человека называют не акробат, не атлет и не альпинист. Его называют трэйсер — „человек, прокладывающий новые пути“.
- Ой-ё-ё-ё… — протянула Ася, уже даже не удивляясь, а как бы капитулируя перед обстоятельствами. — Женя, с того вечера в библиотеке я как будто в другом измерении живу. Никогда не интересовалась гонками, никакими экстремальными делами, и вдруг оказываюсь прямо посерёдке этого самого экстрима.
- Тебе это измерение не нравится? Хочешь к креслу, к телевизору, к книжкам, в свое уютное теплое гнездышко?
Ася медленно, без улыбки повернулась к нему, так ничего и не сказав, снова стала смотреть на дорогу.
- Настя? — позвал он. — Что случилось?
- Ничего, — качнула она головой. Не говорить же ему, как она задыхается в „уютном, теплом гнездышке“ — от одиночества, он острой тоски по утраченному, от необратимости произошедшего с ней и ее любимыми… — Ты классный, Женя. Я… и девчонки, мы тебе так благодарны. Ты появился и открыл для нас такую… чертовски интересную грань жизни! Она всегда была рядом, а мы о ней понятия не имели, даже не подозревали. Ты просто ведешь меня ужинать, и я открываю для себя чудо — тот невероятный ресторанчик! Твой звонок — и я оказываюсь на этих нелегальных гонках, и голова идет кругом от всего, там происходящего. Я про машины столько узнала, сколько за всю жизнь не знала. А про вино? Теперь паркур… правильно я хоть сказала?
- Правильно.
- Ты… — Ася пошевелила пальцами, отыскивая нужные слова, — странный. Был у тебя в детстве калейдоскоп? Сколько ни смотришь — постоянно новый узор, яркий, нарядный, праздничный. По сравнению с ним вокруг все тускло и блекло. Он притягивает, манит, не оторвешься. Он обещает узор красивее прежнего…
Женя свернул к обочине и остановился. Спросил:
- Ты хочешь продолжить сравнение?
Ася посмотрела на него вопросительно.
- Суть этих волшебных узоров — разноцветные стекляшки. Обман. Тебя это пугает?
Ася нахмурилась, медлила, не находя ответа.
- Я вовсе… — Вдруг рассмеялась, покачала головой: — Так ты и позволишь разобрать тебя до стекляшек! Брось, Женя, ничего такого я не думала, и твой логический вывод совсем не правильный. Я и сама не помню теперь, куда меня несло с этими аналогиями… так что, не обращай внимания. Ничего умного я не изреку. Под утро. После такой ночи! После глю-вайна! Мне сейчас только спать и ничего больше. Честное слово, я сейчас мало чего соображаю. Забудь.
На лестничной площадке перед дверью Ася никак не могла найти ключ. По второму кругу обшаривала одни и те же карманы и сначала с досадой, потом растерянно бормотала: „Вот этого мне еще не хватало… да где же он…“ — пока Женя не заметил угловатый рельеф, проступающий на ткани нагрудного кармана Асиной куртки. Он расстегнул на кармане молнию и двумя пальцами извлек ключ на брелоке.
- Ох! — облегченно и обрадовано вздохнула Ася. — Я ее уже сто лет не надевала, совсем забыла, где тут карманы!
Женя повернул в замке ключ, толкнул дверь, нашарил внутри выключатель и зажег свет. Пропустив Асю, сам вошел следом, закрыл за собой дверь.
- Уф! Дома… — Ася опустилась на маленькую, обитую гобеленом скамейку в прихожей, с закрытыми глазами прислонилась к стене.
Женя присел перед ней и начал снимать сапоги.
- Ты здесь, — утвердительно сказала Ася, не открывая глаз.
- Здесь, — подтвердил он.
- Отлично. Щас будет забег. Мы стартуем и до утра идем параллельными курсами. Пересечение чревато катастрофой. Ищи себе место и ложись спать. Хочешь чаю, кофе — все там, — бессильно махнула она рукой. — И холодильник где-то там. Считай, что меня нет. М-м-м?
- Принято, — улыбаясь, сказал Женя.
Проснулась Ася поздно. Она и дольше спала бы, не разбуди ее телефонный звонок. Ася на ощупь отыскала трубку, отозвалась невнятным со сна голосом.
- Настюша, ты что, спишь еще? — услышала она мамин голос.
- А, мама… Привет! — она приподнялась на локте, устраиваясь повыше, выпростала руки из-под одеяла. — Ага, сплю еще. Мы с девчонками вчера допоздна… — и тут до Аси донеслись какие-то позвякивания, шорохи, совершенно неуместные в ее квартире звуки. — …допоздна засиделись, — машинально закончила она, слушая приближающиеся шаги.
В дверях появился Женя и встал в проеме, прислонять к косяку. Он смотрел на Асю и улыбался. Только полусонное сознание не позволило ей тотчас сообразить, кто является источником звуков, сосредоточенных где-то в районе кухни. Но все-таки, она вспомнила о присутствии гостя раньше, чем узрела его в дверях. Поэтому встретила его улыбку спокойно, чувствуя себя неуязвимой в зимней фланелевой пижаме.
Ася не догадывалась, что за его улыбкой скрывается любование ею, еще не вполне проснувшейся, но такой домашней и уютной. В эти минуты Ася еще не успела нацепить свое дневное лицо, давно обретшее способность скрывать мысли и чувства. Этой необходимой способностью владеют все дневные лица. В какой момент они возникают? Наверное, когда человек утром посмотрит на себе в зеркало и — оп! — в зеркале уже отражается другое лицо, потому что никто никогда не видит в зеркале себя настоящего. Видит по-особому сосредоточенный взгляд, некую значительность в своем облике. Думает: это я. И зеркало не разубеждает его, легко и привычно лжет. Но сейчас лицо Аси было так беззащитно, так мило и безыскусно.
- Мама, как вы? Здоровы? Как папа? — говорила Ася, не придавая улыбке Жени особого значения.
- Все в порядке, Асенька. У тебя что нового?
- Все нормально. Я тебе позже перезвоню, ладно?
- Не звони, нас дома не будет. Нас пригласил папин коллега, мы сейчас уйдем. Я тебе потому и позвонила пораньше, узнать, все ли у тебя в порядке. Ну, спи дальше. Целую тебя, детка!
- Пока, мамуля.
Ася опустила руку с телефоном на одеяло.
- С добрым утром, — сказал Женя. — Ничего, что я в кухне похозяйничал?
- Не знаю. Надо оценить последствия твоего самоуправства.
- Я их мог бы и сюда доставить. Последствия, имею ввиду… А может, встанешь?
- Может, встану. Если дашь мне такую возможность.
- Даю возможность. И через пятнадцать минут ты объявляешься в кухни. Идет?
- Угум-с, — согласилась Ася, с блаженным видом ныряя под одеяло.
На лице Жени обозначилось сомнение.
- Примечание, — сказал он. — По истечении оговоренного срока за неявкой известного лица в пределы вышепоименованной территории, лицо… хм-м-м… с прилегающими к нему частями тела, — добавил он, — надлежит упаковать в мягкую тару, коей может служить одеяло, и доставить по назначению.
- Шедеврально! — сон из глаз Ася улетучился. — Теперь вижу — юрист!
- Иди уже. Умывайся, — проговорил Женя, исчезая из ее поля зрения.
Ася чуточку постояла под душем, потом немного посушила волосы и в пятнадцать минут, конечно, не уложилась. Когда она появилась в кухне, стол был накрыт к завтраку, фырчала кофеварка, Женя перекладывал со сковороды на тарелку гренки с расплавленным сыром.
- Я подозревал, что пятнадцать минут у нас с тобой разной длины, — ворчливо сказал он. — Но все-таки надеялся ошибиться.
- Не мелочись, — посоветовала Ася. — К тому же, я торопилась. А это откуда? — Ася смотрела на крупную белую розу, украшающую стол.
- Никогда не угадашь!
Ася задумчиво посмотрела на Женю и, не отвечая, села к столу. Завтракали молча. Иногда Асин отстраненный взгляд останавливался на нем, как будто она решала что-то для себя.
- Настя, что с тобой? — он поставил на стол кофейную чашку.
Она встала, отвернулась к окну.
- Я хочу, чтобы ты ушел.
- Я вернусь, — помедлив, сказал он.
- Не знаю, хочу ли я…
- Ты сказала, что твои дни стали ярче, праздничнее.
- Я не знаю, хочу ли я этого! — повторила Ася зазвеневшим голосом.
- Скажи… что у тебя случилось? — Женя не знал, как мочь ей заговорить, открыться.
Она медленно, неловко помотала головой: „Ничего“.
- Прости, но это неправда. Ася… послушай… позволь мне помочь тебе? Это не поставит тебя ни в какую зависимость. Ты ничем мне не обязана, не обязана отвечать взаимностью. В конце концов, бывают же простые человеческие отношения!
- Ну ты еще скажи, что будешь мне другом.
- Почему нет?
- Ой, не говори ерунды! — Ася резко вскинула руки, сцепила пальцы на шее в замок, сжала голову локтями, заговорила резко, нетерпимо: — Конечно, вот именно такого друга, как я, тебе не хватало по жизни!
- Чем я обидел тебя?
- Перестань, Женя. Ты — человек-праздник. А я не хочу веселиться. Причем тут „обидел“?
- Я готов с уважением отнестись к твоему желанию. Может быть, я уйду. Совсем. Но не раньше чем пойму, почему должен так сделать. Сейчас я только вижу, что тебе плохо. Сама подумай, могу я послушаться твоего „Уходи“?
Ася не отвечала, и Женя, помолчав, сказал:
- Я приеду. Может быть, сегодня… Или завтра. Не знаю.
Ася шагнула к столу, вытянула из пачки сигарету и вернулась к окну. Зажав ее в губах, глазами рассеянно повела по подоконнику, по плите, как будто не могла сообразить, чего же еще не хватает. Зажигалка осталась на столе, рядом с пачкой. Женя несколько раз щелкнул ею, прежде чем вспыхнул язычок пламени, подошел к Асе, поднес огонь к сигарете. Она кивнула в знак благодарности, затянулась, глотнула дым.
- Я не хочу быть назойливым… Даже особо настойчивым быть не хочу. Одно только можно, попрошу? Если велишь оставить тебя, то я хочу понимать — почему я это делаю. Объяснишь?
Асины губы дрогнули в неприятной усмешке. Она вздохнула, и чтобы смягчить впечатление, качнула головой:
- Я попробую. Потом. Не сейчас.
Не могла же она сказать ему, что усмешка как раз означала: мне бы самой это понять.
Женя постоял, потом повернулся и пошел в прихожую. Когда негромко хлопнула дверь за спиной, и щелкнул замок, Асины плечи опустилась, из позвоночника будто вынули стальной стержень — она сникла, глаза сделались несчастными, как у горько обиженного ребенка. Несколько минут она сидела и курила. Казалось — если бы не резкие короткие затяжки, она бы расплакалась. Она докурила сигарету, успокоилось нервное дыхание, Ася встала и пошла к телефону.
- Я тебя разбудила? — спросила она.
- Нет, — прозвучал далекий Лёлькин голос. — Думаю вот, чего бы слопать.
- Приезжай ко мне. Прямо сейчас.
- Ну… ладно. Только я страшно голодная, чем ты меня накормишь? — Ася глянула на часы — время шло к обеду. Озадаченно перевела взгляд на холодильник, а Лёлька продолжала: — Своим фирменным салатом. Ага?
- Если по дороге чипсы купишь.
- А кукурузу?
- Есть.
- „Бондюэль“?
- „Бондюэль“.
- Ну всё. Уже иду.
Ася качнула головой, чуть улыбнулась. Как у Лёльки получается — одним голосом… или одним своим существованием уменьшить тяжесть, давящую на сердце. И уже смягчился упругий, тугой комок в горле, вот уже дышится легче… Ася налила в кастрюлю воду и поставила варить яйца для их любимого салата. Пока они варились, успела порезать луковицу, потом очистила и покрошила сваренные вкрутую яйца, опрокинула туда же банку кукурузы, щедро плюхнула майонеза и хорошенько все перемешала. Теперь добавить пачку крабовых чипсов и готово. Дешево и сердито. Просто до примитивности и обалденно вкусно.
- …Ну как тебя сказать, чтоб не обидеть? — спросила Лёлишна, глядя в бокал с мартини.
Ася посмотрела на нее, подумала, пожала плечами и отвернулась.
- Аська, бедная ты моя Аська, — вздохнула подруга. — Скажи, чего ты испугалась? Ты что, не видела, что нравишься ему, не понимала, для чего всё?
- Оно как-то само собой шло. Всё с моим участием, но одновременно я как будто в стороне… — медленно сказала Ася. — А сегодня вдруг так резко поняла … уже в стороне нельзя быть… требуется решение…
- Скажи, подруга… Тебе сейчас хорошо жить? Нет, не в смысле хорошо… Устраивает тебя твоя жизнь?
- Я привыкла, — помедлив, сказала Ася. — Мне плохо. Но я так привыкла уже.
- Теперь слушай меня внимательно и, главное, спокойно. И думай. Ты привыкла, или лучше сказать, смирилась, что Артема и Илюшки нет с тобой. Но ты все еще живешь вместе с ними. Каждую минуту помнишь обоих, думаешь. Ложишься с мыслями о них и встаешь. Так ведь?
Ася кивнула.
- Не надо говорить, что это неправильно? Что так нельзя жить? — Ася молчала. — Не надо, — ответила за нее Лёлька. — Сама прекрасно знаешь. И вот появился мужик — умный, интересный, состоятельный во всех смыслах. Благодаря ему, твоя жизнь может измениться. Но этого ты как раз и испугалась. Тебе показалось, что ты должна еще раз потерять тех, кого любила в прошлой жизни. Совсем уйти от них.
Лёлька вдруг неожиданно и громко хлопнула ладонью по столу. Получилось оглушительно, Ася подпрыгнула, испуганно вскинула влажные глаза.
- Не реви! — со злостью крикнула Ольга. — Не хочу, чтоб ты ревела! Не смей!
- Не кричи, — попросила Ася.
- Кричу потому, что злюсь!
- Я их люблю, — тихо сказала Ася.
- Что?
- Ты сказала — испугалась еще раз потерять тех, кого любила. Не любила. Люблю.
Повисло молчание. Потом Лёлька проговорила:
- К сожалению, это не имеет значения. Ни для Артема, ни для Илюшки… — У Лёльки задрожали губы, и она крепко сжала их. Когда заговорила, голос был ровный. — Дакота — твоя соломинка, цепляйся за него и выкарабкивайся, живи! Даже если потом ничего у вас не будет. Сейчас выбирайся. Ты, действительно, привыкла, смирилась, успокоилась. Это называется — сжилась со своим горем. Но к жизни еще не вернулась. Надо еще один шажочек сделать. А ты испугалась. Женя как раз такой человек, который поможет. Он умеет тонко чувствовать. Он понимает… Пожалуйста, Ася…
Ася взяла бокал и выпила всё до дна.
- Хватит. Все, что мне надо было, я услышала.
- И что?
- Ничего. — Ася хмыкнула, глядя, как лицо подруги принимает огорченное выражение. — Я еще не знаю. Но больше не надо об этом. Давай про что-нибудь другое.
- Ну что ж… давай про другое. Я сегодня ночью тоже не одна была.
- А с кем? — удивленно подняла брови Ася.
- С трех раз отгадай, что это был Калина.
- Ба-а-а-а!!!… Ну, ты даешь!
- Контуженому человеку нельзя без присмотра оставаться.
- Хм-м-м… А твой стоматолог?
- Пора в романе ставить точку. В душе я ее уже сто раз поставила.
Часть одиннадцатая. Ольгин роман
Ольгин роман длился третий год. Начался он с грандиозного скандала.
Однажды Лёльке позвонила сестра и сказала, что ей только что звонили из детского сада — у Тараски разболелся зуб, и не может ли она, Ольга, забрать племянника и сводить к зубному.
- У меня зарплата сегодня, я никак уйти не могу, — жалобно сообщила Людмила, кассир на швейке. — Сможешь, Лёль? Пятница сегодня, боюсь я на выходные так оставлять.
- Не беспокойся, сделаю, — заверила сестру Лёлька.
Через час они сидели в стоматологической поликлинике. Была очередь. Лёлька нервничала, страдая вместе с любимым племянником. Тараске не было еще пяти, но вел он себя мужественно — не ныл, не капризничал, но жался к ней и иногда начинал тихонько плакать. Лёлька усадили его к себе на колени, обнимала и баюкала, утешала. Ей было ужасно жалко пятилетнего малыша. В регистратуре она сказала, что у ребенка острая боль, и была уверена, что их вот-вот пригласят. Из кабинета вышла пухлая девочка лет двенадцати, Ольга спустила с коленей Тараску… но за дверью уже скрылись те, чья очередь была за этой толстухой. Ольга возмутилась. Понятно, что никому не хочется пропускать внеочередников, но кроме Тараски в очереди нет ни одного ребенка с зубной болью, они могут подождать!
Лёлька устроила скандал даме в регистратуре — та, оказывается, еще не удосужилась отнести врачу Тараскину карточку. В кабинете они оказались спустя добрых пол-часа. Врач — высокий широкоплечий мужчина — выслушал Лёльку, осмотрел Тараскин больной зуб и сообщил:
- Кариес. Будем удалять или пломбу ставить?
- Конечно, пломбу! — возмутилась Лёлька вопросу. — Вы что, сами не знаете? Постоянный зуб еще только года через три, а то и четыре вырастет!
- Хорошо, поставлю пломбу. Но боюсь, она не долго продержится.
- Это еще почему?! Нет уж, вы так поставьте, чтоб держалась!
- Хорошо-хорошо, я всё сделаю. А вы подождите в коридоре.
- С какой стати? — Лёльке все эти дела абсолютно не нравились. Теперь еще из кабинета выгоняют!
- Извините, но это правило. Один ребенок ведет себя гораздо спокойнее, а родители в большинстве случаев бывают неадекватны. Прошу вас. Вы мне мешаете и отнимаете время.
- Да не мешаю я вам! Работайте!
- Послушайте, мама, вы создаете нервную обстановку. Ваш ребенок спокоен, а вы разнервничались. Я при вас работать не стану. Или подчиняйтесь нашим правилам, или ведите ребенка в другую клинику.
Лёлька кипела от злости, но постаралась взять себя в руки.
- Тарас, скажи, мне остаться здесь или в коридоре подождать?
- В коридоре! — Тараска, пока ждал очереди, приметил, что другие дети остаются в кабинете без родителей.
- Ну, хорошо, — Лёлька вынужденно согласилась. — Только имейте в виду, ребенок впервые лечит зубы, и я не хочу, чтоб он ушел от вас с комплексами. Делайте все осторожно и аккуратно!
- Разумеется, — буркнул врач, поворачиваясь к Лёльке спиной.
Ольга раздраженно уселась на обшарпанный стул. Она сидела и злилась. Ее бесцеремонно выгнали! Что за дурацкие правила они тут устанавливают? И она подчинилась! Оставила Тараску одного! Этот врач… да по нему видно, что он ненавидит больных детей! Садюга! И тут в кабинете раздался крик, а потом громкий рев Тараса. Ольга подскочила, как ужаленная, рывком распахнула двери и бешеным танком поперла на врача.
- Вы что делаете?! Вы что, издеваетесь?! — по-змеиному прошипела она, с ненавистью глядя на него.
Ее попыталась перехватить молоденькая ассистентка, но Ольга просто снесла ее движением руки, никого не видя кроме врача-садиста. — Мерзавец! Коновал! Тебе не с детьми работать, а…
- Успокойтесь! Я только сделал укол!
Тарас ревел, размазывая слезы. Его несчастный вид, слезы в три ручья подлили масла в костер Лёлькиного гнева.
- Кто тебя пустил к детям, негодяй?! Имей ввиду, я это так не оставлю! Тебя в ветеринары не примут! Мясник! Садист! Тебе на скотобойне место! Ты что сделал, мерзавец?! Да чтоб у тебя руки отвались!
Ольгины глаза сверкали так, что казалось, из них вылетают молнии. Щеки пылали. В выражениях она не стеснялась, выплескивая на зубодера свою ярость. Он пытался что-то сказать, Лёлька его не слушала, да и не так просто было вставить слово в поток ее ругани.
- Вот урод, а?! Ведь как человека просила — осторожнее! Нет же, крабами своими полез к ребенку! Уй, гад! Ну погоди, ты меня еще узнаешь! Мы с тобой еще встретимся!
Лёлька сгребла с кресла Тараса, замолчавшего от удивления и во все глаза смотревшего на буянившую тетю, и вылетела из кабинета. Зуб они долечили в частном „Стомалюксе“, где врач поздоровался с Тараской как со взрослым, за руку, показал „космонавтское кресло“ и даже покатал на нем вверх-вниз. Пломбу поставили быстро и без проблем — тот врач-садюга действительно, успел сделать обезболивающий укол, и анестезия еще во всю действовала.
Врач, конечно, спросил, почему они явились в таком виде, и Лёльке пришлось рассказать о визите в поликлинику. Врач сочувственно качал головой, но сказал:
- К сожалению, мне это знакомо. И объяснишь, и покажешь, и успокоишь вроде бы, а ребенок все равно пугается. Вы сами знаете, укол — это не больно, но и приятного мало. Взрослый человек терпит, а дети, чаще всего, уколов боятся, вот и пугаются, никакие предварительные уговоры не помогают. Ну ничего-ничего, это уже прошло все. Правда, Тарас? Зуб больше не болит?
- Ы-ы! — высказался Тарас с открытым ртом.
- Вот и хорошо. Да я сразу понял, ты — настоящий мужчина.
Из „Стомалюкса“ Лёлька с Тараской вышли повеселевшие. Лёлька уже без злости вспоминала, какой растерянный вид был у зубного врача, на которого она, взбешенная, наскакивала.
А вечером от души хохотала, рассказывая подругам о приключении с Тараскиным зубом.
Прошло несколько дней. И однажды, возвращаясь домой поздно, в начале ночи, Лёлька обнаружила — вблизи ее подъезда на скамейке сидит тот самый зубодер.
- Здравствуйте, Оля, — поднялся он ей навстречу.
- Здра-а-асссьте! — протянула она насмешливо, не сразу его узнав. — Чего это вы тут?
- Ждал. Вы пообещали встречу и не пришли. Так что — не дождался я. Сам пришел.
- Когда это я чего-то обещала вам?
- Да как же? Вы сказали „Мы еще встретимся“!
- Вы что, ненормальный? — изумилась Лёлька.
- Это заметно? Так и есть, ненормальный. С того самого дня.
Лёлькин „артобстрел“ накрыл Виктора с головой. Каждый „снаряд“ лег точно в цель. Он бы потрясен яростной Лёлькой. Глаза, мимика, голос — ему явилась страсть во плоти, и воплощение это было прекрасно. Виктор и в самом деле надеялся, что Лёлька исполнит свою угрозу, он жаждал снова ее видеть. Жалоба… да Бог с ней! Не первая и не последняя. К тому же, виноватым Виктор себя не чувствовал, все делал правильно и тому есть свидетели. Но эту женщину ему надо было увидеть опять. Думал о ней постоянно, ни о чем другом думать не мог. Сначала этот плен был сладостен — вероятно, муха тоже бывает счастлива, обнаружив целую миску меду. Потом мысли по кругу, по кругу стали мучительны. Он сказал себе „Хватит, подурил. Теперь хватит“. Муха трепыхнула крылышками, но они уже распластались по медовому янтарю, безнадежно вросли в него. Виктор безнадежно влип. Он был распят на кресте из мыслей о Лёльке, приколочен гвоздями-мыслями, его сжигали на этом кресте те же мысли.
Виктор взял в регистратуре медицинскую карточку Тараса, где имелись данные о родителях мальчика, и несколько дней носил в портмоне листок с рабочим телефоном Тараскиной мамы. Как-то, по пути на работу, понял, что все равно позвонит ей, рано или поздно позвонит, — и вынул из кармана сотовый.
- Здравствуйте, Людмила Александровна. Я Виктор Купов, врач из стоматологической поликлиники. Вы недавно приводили ко мне своего сына на лечение, и я хотел извиниться…
- Ах, да, я в курсе этой истории! Но знаете… я не уверена, что Лёлька была права на сто процентов.
- Лёлька?.. Разве не вы приходили с мальчиком?
- Нет-нет, это не я скандал вам устроила! То была моя сестра, Ольга.
- Вот оно что! Тогда дайте мне телефон вашей сестры.
- Телефон дать я могу. Но, право, она уже сама поняла, что переборщила.
- Вы меня успокоили, но все же, пожалуй, я позвоню. Диктуйте, записываю.
В справочном Виктор получил Лёлькин адрес и в тот же вечер ждал ее у подъезда — благо, семья доктора Купова в те погожие летние дни жила за городом, на даче.
Если бы ее еще накануне спросили, как она смотрит на то, чтоб стать любовницей женатого мужчины, Лёлька скривилась бы: „Да на кой он нужен, женатик? Нет, это не для меня“. А вот, поди ж ты… Может быть, страсть в ее высшем проявлении имеет способность передаваться как грипп, воздушно-капельным путем? Не всем подряд, а одному-единственному, на кого направлена. Может быть, нужны для того какие-то особые условия, обстоятельства? Кто его знает, но для Лёльки совпали все обстоятельства и условия, проявились все тайные способности к инфицированию — голова закружилась от близости именно этого мужчины, от тепла его рук, от слов „я не могу без тебя“.
Они были самозабвенно счастливы. Жизнь заиграла самыми яркими красками, неудержимый свет лился из их глаз. Они сделались остроумны, легки, интересны. Им нельзя было появляться вдвоем, любой увидел бы, что эти двое — две половинки целого. Слишком похожи они были друг на друга счастливыми улыбками, сиянием лиц. Слишком много говорили друг другу их глаза. Стоило посмотреть на них, и понятен становился смысл слов „земли под собой не чует“, и что значит — „летать на крыльях любви“. Лёлька по земле не ходила, она ее не касалась — такая была окрыленная, так наполнена счастьем, что, кажется, могла полететь. И летала. Но вдвоем их мало кто видел. Всё знали про них только Ася и Элька. Иногда они все вместе выезжали за город, бывали на Элькиной даче. На этой даче Виктор и Лёлька провели немало дней.
Необходимость прятать свое ворованное счастье вроде бы совсем их не угнетала. Они были счастливы уже оттого, что могли встречаться, быть вместе. А обстоятельства этих встреч отходили на задний-задний план, не имели абсолютно никакого значения. К счастью, Лёлька жила в отдельной квартире — маленькой, однокомнатной, но это была их территория, их солнечный остров в безбрежном человеческом море.
Ольга, разумеется, давала себя отчет, что тайная их любовь длиться вечно не может. Иллюзиями тешиться себе не позволяла. Она знала, что Виктор души не чает в сыне и дочке. Она запретила Виктору даже гипотетически говорить о том, каким могло бы быть их совместное будущее. Сейчас было их время. Но без будущего.
- У тебя хорошая семья — не раз говорила она. — Ты, Витенька, гад, конечно, что любовницу завел. Льщу себе, что я — форс-мажор, а не звено в цепочке.
- Ольчик-колокольчик, клянусь! Ты самый форс-мажорный форс-мажор! Ты мое стихийное бедствие! Разве человеку против смерча, к примеру, выстоять?
Нет, разумеется, не выстоять. Только вцепиться друг в друга, сплестись в неразрывное, единое. И пусть носит, кружит, лишая разума и памяти.
Но любая стихия со временем теряет силу, смиряет безумие, сходит на нет. А любовная страсть — что оно, как ни огненная стихия? Те, кто горит в ней, бывает, дотла сгорают. Но ведь не может она пылать вечно. Стихает мало-помалу, становится костром, вблизи которого уютно, тепло. Так и роман Ольги с Виктором все больше начал обретать черты спокойного костра. Они встречались и были рады этим встречам, оба ждали их, тянулись друг к другу сердцами. Каждый любил и был любимым. Но одновременно свидания стали напоминать расписание, в них уже не бросались очертя голову. Все больше они становились по-семейному размеренными и разумными. Роман грозился перейти в бесконечный обмен репликами, где каждый считает за должное поддерживать диалог и никто не решается поставить точку. Более всего Лёлька боялась того, что Виктор станет тяготиться их связью. Нет, он любит ее, им хорошо вместе, Лёлька нужна ему. Но есть семья. У него есть жена и дети. И невозможно ему разделиться на двое. Осенний марафон. С унылыми мыслями, выстуживающими ветрами, серыми дождями… долгая-долгая дистанция, которой не видно краю… Пока один не скажет: стоп!
Вот в это время, когда начали беспокоить Лёльку эти навязчивые мысли, появился в ее жизни Калина. Лёлька поняла, что именно он поможет ей отпустить Виктора.
- Я чувствую, Ася, надо рубить концы. Пора. А как? Не могу же я сказать: вали отсюда и дорогу забудь! С какой стати? По-хорошему надо.
- Выходит, если ты скажешь „У меня другой мужчина“, это будет по-хорошему?
- Да. Как ты не понимаешь? Не „другой мужчина“. Это не выглядит так, что я одного любовника кинула, другого завела. Это выглядит так, что я хочу семью, мужа… Понимаешь?
- И Калиной ты просто решила воспользоваться, как предлогом?
- Калина… — Лёлька улыбнулась. — Он классный!
- А Витя? Неужели можешь вот так легко?..
Лёлька быстро взглянула на Асю, и та умолкла. Усмехнувшись, Лёлька сказала:
- Не сыпь мне соль на рану, подруга.
Ольга взяла наполовину пустую бутылку мартини, налила в оба бокала.
- Самое время выпить за прошлую любовь и помянуть ее добрым словом. Нам обоим, подруга. Если у любви есть душа, давай отпустим ее на волю. — Она подняла бокал: — Не чокаясь. Ну?
Ася медлила… Даже не глядя на Лёльку, она чувствовала ее злой, требовательный взгляд. Она взяла свой бокал и молча выпила. Ну и пусть! И пусть Лёлька не оставила ей выбора. Не могла же Ася сказать: ты пей за помин своей любви, а я не буду. Что, у Лёльки меньше болит? Нисколько! Что с того, что любовь ее не обернулась такой трагедией, как у Аси? И слава Богу, что не обернулась. Но Лёлька никогда не была пустой, легкомысленной дурочкой, порхающей по удовольствиям. Виктора она любила по-настоящему, и теперь любит. И если считает, что вместо „продолжение следует“ в романе пора поставить „конец романа‹… где ж тут легкомыслие? Она на тысячу раз все передумала, и коль считает, что так надо, значит, по-другому быть не может. И значит она, Ася, обязана Лёльку поддержать, значит быть им с одной стороны баррикады, нельзя остаться с другой стороны. С другой стороны — всегда предательство. Лёлька не оставила выбора.
- А я видела его месяца полтора назад, — вдруг сказала Лёлька.
Ася молчала, не спросила, кого "его" видела Лёлька. Хоть слова Ольги были неожиданны, — подруги избегали говорить с Асей об Артеме, — но она поняла, о ком речь. Прикурила сигарету, взяла пепельницу и откинулась на спинку кресла.
- Ему очень хотелось сделать вид, что не заметил меня, — хмыкнула Лёлька. — Но мы столкнулись нос к носу. Он испугался.
- Почему?
- Не знаю. Может, не хотел, чтоб я его таким видела. Он как будто неделю не просыхал. Худой, в щетине. Но какой же он красивый!.. Даже такой. Хоть бери, да падшего ангела с него пиши!
- О чем говорили?
- Ни о чем. Пустое всякое. "Как дела?" — "Нормально" — "А у тебя?" — "Тоже"… Он торопился. Или сделал вид, что торопится.
- Я хотела бы увидеть его. Странно, мы с ним ни разу не встретились.
- Зачем?
- Попросить прощения.
- Он и так все про тебя знает.
- Это не имеет значения. Мне важно, сказать, — как от дыма сощурив глаза, посмотрела она на Лёльку.
- Ну, если для тебя так важно, почему не встретиться? Только захоти и найдется способ. Узнать его телефон, например.
Ася покачала головой:
- Нет. Если звонить, то надо было давно позвонить. Сейчас, это как приглашение к чему-то большему… Я хотела бы встретиться с ним случайно.
Она говорила с Лёлькой об Артеме, и удивлялась, что может говорить. И голос звучит нормально, и горло не подпирают слезы. И даже хочется говорить, расспросить Лёльку подробнее о нем… Но нет, это лишнее. Как приглашение Артема на встречу. И Ася заговорила о другом:
- Ты уже знаешь, что Калина паркуром занимается?
- Да ты что-о-о-о?! — округлила глаза Лёлька. — Ну ничего себе, чем он занимается! А показался таким приличным! А что это — паркур? Вид онанизма?
- Фу, Лёлька! — расхохоталась Ася. — Иногда ты бываешь ужжасно вульгарная!
- Ну, пардон, в Смольном манерам не обучались. И потом, — укушалась девушка, достойна снисхождения. Кстати, о покушать. Мы что, уже весь салат уговорили?
- Ага. В основном ты.
- И что теперь? Чего у тебя еще есть зажевать? — Лёлька плотоядно обернулась к плите.
- Пакет мороженых креветок имеется. Варить пойдешь?
- Спрашиваешь! — Ольга бросилась к холодильнику. — И молчит! Собиралась зажать креветки? Но, постой, как-то мы ушли от очень интересной темы. Чего там Калина-то?
- Паркур. Такой спорт. Женя мне про него рассказал. Помнишь, мы смотрели у Эльки "Ямакаси или новые самураи"?
- Там про что?.. А! Вспомнила! На небоскреб парнишки забирались! — Лёлька обернулась с Асе с пакетом в руках. — Ты хочешь сказать, что так по-правде лазают? Не может быть! Они там из окна вывались, с балкона прыгали — явно же комбинированные съемки да каскадеры.
- Про это я не знаю, но Женя сказал, что паркур — это как в том кино, — и Ася пересказала услышанное от Дакоты.
- …Какие они странные — что Дакота, что Калина, — подвела итог Лёлька. — Два друга. Экстремалы, елки-палки! И как нас с тобой угораздило? Сидели себе в библиотеке, никого не трогали. И вдруг трах-бабах! — среди ночи, за городом, на какой-то тусовке с сумасшедшими гонщиками! И главное — мы в безумном восторге от этого. Теперь еще скачки по крышам!
- Интересно, он тебе не рассказал из скромности?
- Хм-м-м… да нам как-то не до разговоров было, — опустив глаза долу, призналась Лёлька. И тут же, размахивая ложкой, которой собралась мешать креветки, перешла в атаку: — Нет, ты сама подумай — как нам было разговаривать, если Калина ничего не слышит? Ночь, между прочим, вокруг народ дрыхнет, а мы бы на весь дом ор устроили!
Опершись подбородком на руку с сигаретой, Ася с улыбкой смотрела на подругу.
Когда Лёлька ушла, Ася тоже недолго оставалась дома. Сегодня она больше никого не хотела видеть. День стоял ясный, солнечный. С утра было холодно и ветрено. Но во второй половине дня ветер стих, и сразу потеплело. Ася просто так бродила по городу. Гуляла по парку, по аллеям, засыпанным листьями. Долго стояла у парапета набережной, смотрела на воду. Потом села в случившийся троллейбус, и ехала просто так, бездумно глядя на субботний город, проплывающий за окном отдельно от нее.
Домой вернулась в сумерках. Во дворе встретила Толика Пунича. Он неожиданно спросил:
- У тебя появился друг?
- С чего ты взял? — удивилась Ася вопросу.
- Видел пару раз, как тебя на BMW подвозили. А вчера этот BMW до утра у тебя под окнами стоял.
- Стоп! — Ася нечасто бывала резка с людьми, но слова Пунича мало что были неприятны — от них дурно попахивало. — Тебе, Толик, какое дело до этого? Ты что, ведешь учет моим свиданиям?
- Не злись. Ты не так поняла. И мне не все равно… Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
- Пуняша, — вкрадчиво сказала Ася, — ты лучше уймись. Не знаю, чего ты себе напридумывал, но я не просила опекать меня. Я как-нибудь сама, ладно? Никому не отчитываясь.
Она отвернулась от Толика и пошла к подъезду.
- Ася! Ну, Ася!.. Извини… Слышишь? Ну прости, пожалуйста! — слышала она за спиной умоляющий и виноватый голос, но была зла и не обернулась.
Дома она рассмеялась и уже не знала, все еще злится на Пуняшу или уже нет. Потом отключила телефон, умылась, почистила зубы, легла спать и сразу уснула.
Часть двенадцатая. Тактильные ощущения
Сон ее был глубоким и спокойным. Сегодня Ася как будто перешла некий трудный рубеж. Кажется, она сумела многое оставить там, позади. Сон был уже по другую сторону этого рубежа. И, наконец-то, он был глубоким и спокойным. Наконец-то, ей не снилось плохое.
Почему то, что происходит где-то глубоко внутри — в подсознании ли, в душе — разум тщательно укрывает от человека одежками рефлексий, сомнений, мыслей, порожденных чувствами и окрашенных в их цвета. И невозможно человеку вывернуться наизнанку, обнажив истину своих поступков и желаний. Похоже, это умеют психотерапевты — вытащить на свет из непроглядных подвалов тебя самого, обшелушив с голенького, неприглядного тельца бесконечные сомнения, мучительные поиски ответов… И показать: твои сомнения и муки — мертвая шелуха, которая мешает новым росткам жизни. Видишь, ты пытаешься жить тем, что давно мертво. Посмотри сама — оно серое, как давно остывший пепел, сухое, как прошлогодние листья. Но уже весна, и на дереве им не место. Давай, стряхни их!
И пусть бы ты морщилась от созерцания страшненького тельца — думаешь, мы в тех, непроницаемых для разума подвалах, прекрасны, как Афродита, выходящая из пены? — но то был бы шанс откинуть сомнения, принять за истину то, что вовсе не казалось очевидным.
Голос Дакоты, прозвучавший в трубке, отозвался-таки в Асе эхом досады. У нее возникло что-то вроде пресыщения встречами с ним, наполненными яркими, сильными эмоциями. Это оказалось утомительно после долгой внутренней аскетичности. Наверное, она обрадовалась бы, исчезни он из ее жизни. Но Женя исчезать не собирался, он без обиняков сказал: "Я сейчас приеду".
Ася уже решила, что откажется куда-либо ехать с ним. И удивилась, когда он попросил:
- Можно просто побыть с тобой? У тебя дома так хорошо, уютно. Не прогонишь?
"Как он догадался?" — Ася глянула цепко, испытующе, но лицо Жени было спокойно, только ожидание ответа читалось на нем.
- Нет, если ты не хочешь дома оставаться, я с радостью, куда угодно, — спохватился он.
- Не поверишь, — хмыкнула Ася, — пять минут назад я подумала: никуда сегодня не хочу. Вот и смотрю — ты не подслушал мои мысли под дверью?
- Мысли подслушивать я не умею, — развел он руками.- Но рад, что они у нас сошлись.
- Раздевайся и пойдем чай пить, — решила Ася.
- Тогда мои конфеты кстати. А то я уж боюсь показывать их — вдруг опять в штыки примешь? — Он потянул молнию на куртке и вытащил большую коробку конфет.
Ася хмыкнула, впрочем, вполне доброжелательно, взяла коробку и пошла на кухню.
- Проходи. Если хочешь руки помыть, ванная знаешь где.
- Ты голоден? — спросила Ася, когда Женя появился в кухне. — Может, чего посущественнее к чаю?
- Можно посущественнее, — кивнул он.
- Сейчас сообразим чего-нибудь, — Ася открыла холодильник, начала разглядывать его недра, прикидывая, что можно приготовить на скорую руку.
- Можно, я? — услышала она и вопросительно обернулась. — Предлагаю тебе чаем заняться, стол накрыть, а я тут поназадумываюсь. Ты только скажи, чего нельзя трогать.
- Ну, поназадумывайся, — улыбнулась Ася. — Интересно, что из этого выйдет. А трогать можно все без исключения, весь холодильник в твоем распоряжении.
- Должен предупредить: я не волшебник, я только учусь. Не надо ждать от меня супер-пупер-с-ног-сшибательного. Чтоб не разочароваться.
- А-а-а-а, так мой холодильник — сырье для экспериментов волшебника-недоучки?
- Типа того. Ты хочешь взад разрешение забрать?
- Нисколько не хочу. Единственное просьба — не оживляй мороженую курицу!
Со своей частью дела Ася справилась быстро и теперь с интересом наблюдала, как хлопочет у плиты гость. Созерцаемая картина доставляла удовольствие. Он действовал неторопливо и уверенно. Размеренность движений как будто подчиняла себе весь процесс — всё поспевало вовремя, именно, когда подходила ему очередь. Жене не приходилось ни ждать, ни торопиться.
Он поставил на плиту сковороду с кусочком масла, и пока она разогревалась, отрезал от буханки ржаного хлеба три ломтя, потом каждый из них разрезал по диагонали. Шесть хлебных треугольничков отлично уместились в сковороде. Пока они обжаривались, небольшой кусок подсохшего сыра превратился в пушистую горку натертого. Женя перевернул хлеб, слегка смазал майонезом, посыпал подрумяненную горячую сторону тертым сыром, сверху придавил пластиками помидора. Ася сглотнула слюнки. Почему, когда сама готовишь, хлопоты у плиты не выглядит так же аппетитно?
Наконец, он выложил горячие гренки на тарелку, пересыпав их нарезанным соломкой зеленым болгарским перцем.
- Ну, Женя!.. — восхищенно проговорила Ася, — Сдается мне, волшебник-недоучка способен на большее!
- Ага! — с готовностью согласился Дакота. — То ли еще будет, ой-ёй-ёй!
Оба рассмеялись.
- Кажется, я успела проголодаться, пока ты готовил, — сообщила Ася.
- Так долго? — разочарованно протянул он.
- Нет, так вкусно! Аж слюнки потекли! У тебя любимое блюдо — гренки с сыром? — ехидно спросила Ася и с удовольствием запустила зубки в хрустящий хлебец.
- Не только, — с серьезным видом ответил Женя. — Еще яичница с помидорами. Но сейчас мне ее нельзя готовить.
- Это почему?!
- Ты что подумала бы тогда? Что я виртуозный готовильщик. И то могу, и другое, и еще шут знает чего могу! Точно? А в заблуждение тебя вводить, мне никакого резону нету! — он категорически помотал головой. — Не-е-е, нам, знаете ли, чужих достоинств не надобно. Нам, понимаешь, свои девать некуда!
- Да ты еще и скромняшка! — восхитилась Ася.
- Что есть, то есть, золотой характер тряпицей не закинешь.
Ася фыркнула, едва не облившись чаем.
- Не смеши меня.
- Горазды вы, девушка, двусмысленности говорить! Но я выбираю — пусть это, типа, просьба будет. Не буду смешить. Хотя я вообще всегда серьезен до неприличия. Бери еще гренки. Кому я готовил?
- Женя, — вкуснятина, пальчики оближешь. Я теперь тоже так делать буду. Но там же вон еще конфеты!
- Ах ты, сладкоежка! Никуда они не денутся. Съешь еще хоть один.
Ася покладисто взяла с тарелки еще один треугольный кусочек. На несколько минут воцарилось молчание, только негромко звучала музыка из маленького магнитофона, стоящего на окне.
- Давно не слушал "Энигму", — сказал Женя. — Мне у них многое нравится.
Звучала медленная, спокойная и обволакивающая музыка. Тягучие электронные пассажи вырисовывали мелодию. С ними сплетались звуки свирели и флейты, мелодичные звуки арфы. И как будто струение воды, всплески…
- Кстати, Брайан Ино, человек, который придумал это направление в музыке, он очень интересный человек. Профессиональный музыкант, но его еще называют великим мыслителем и провидцем, футурологом.
- Он что, будущее прогнозирует?
- Ну да. Я как-то читал его прогнозы. Вроде бы шутливые, но, по сути, все с глубокой мыслью, всерьез.
- И что он пророчит?
- Ох, да я теперь уж и не помню… Вот с тобой всегда как на экзамене, — попенял он.
- Сам же начал! — изумилась Ася такому беспардонному переводу стрелок.
- Не мешай мне в уме рыться, — остановил он ее категорическим жестом. — Что-то про детей интересное было… Да, про воспитание! Их перестанут растить в любви и заботе, потому как вырастают люди, неприспособленные к жестокому миру. Игрушки у них будут: зверушки с зубками-коготками и непредсказуемым поведением. Занозистые кубики. Хорошо, чтоб токсичные слегка. И площадки детские будут устраивать специально с риском травматизма.
- Вот ничего себе! Веселенькое дело! — возмутилась Ася.
- Меняется общество, — развел руками Евгений. — Может, и доживем до такого.
- Бедные дети…
- Вот! — вспомнил еще Женя. — У него про это тоже есть. Только не дети бедные, а учителя. Школьные учителя будут проходить жесточайший отбор у работодателей. Детки, прежде чем принять чела себе в учителя, устроят ему мощный перекрестный допрос.
- В смысле — принять? Что ли дети будут работодателями?
- Вот именно.
- Ну и мир пророчит этот Ино! — Ася состроила недовольную гримасу.
- А что, в нашем мире детки сплошь ангелы? — Ася только вздохнула в ответ. — Да, про Иисуса! Он вернется на землю. Но ему не поверят и осудят заодно с какими-то сектантами за их преступления.
- Это запросто, — сразу поверила Ася.
- В моде перестанет быть юность.
- О как! И что взамен?
- Пожилые, умудренные опытом, много в жизни повидавшие. Пластические хирурги будут наводить на физиономии морщины. Но знаешь, что мне очень хорошо запомнилось из его пророчеств? Я даже рассказывал несколько раз в виде шутки. Не поверишь, но это на тему секса.
- Кто бы сомневался?! Так что там у него?
Женя расхохотался, так уморительно совместились нарочито презрительное выражение Асиного лица и любопытство в голосе.
- Для уничтожения нефтяных пленок в морях-океанах придумают микроб. А он, гад, начнет жрать всю подряд резину. Из-за повреждения шин начнутся аварии. По этой причине люди больше остаются дома и больше занимаются сексом, но презервативы микроб жрет тоже и они все время рвутся. За считанные годы население земли удваивается.
Теперь и Ася расхохоталась:
- Вот это весело! И ужасно. Ничего себе, перспективы!
- Женщины и мужчины вообще поменяются ролями. Мужчины будут краситься, носить всякие побрякушки, а за ними станут гоняться женщины в мешковатой, абы какой одежде.
- О, это уже! У меня родители в Германии, папа там работает. Так они именно так и говорят, можно сказать, слово в слово. Мужчины становятся женоподобными, а женщины перестают следить за собой.
- Вот это обидно.
- И это всё вот тот музыкант? — Ася покрутила головой: — Надо же! Знаешь, я не слышала его имени раньше и не знаю кто он такой. Он что, музыку для "Энигмы" пишет?
- Нет, он родоначальник эмбиент-музыки. Это музыка безо всякого ритма, медленная, спокойная, причем в ней есть как бы отдаленные шумы. Обрывки фраз, бульканье, пение птиц, шелест листьев, шум дождя. Под нее хорошо релаксировать, засыпать. Это ты знаешь. А появилась эта музыка так: Ино лежал в больнице, был прикован к постели довольно долго. И вот однажды то ли в полусне, то ли в полубреду звуки за окном он принял за музыку. Из этого родилась идея. Когда выписался, стал ходить с магнитофоном и все подряд записывать, все отголоски реальной жизни. Потом стал обрабатывать эти записи — смешивать звуки, комбинировать, микшировать. В результате появилась серия работ под общим названием "Эмбиент". По-английски — "обволакивающее, окружающее". Потом это превратилось в музыкальный стиль, и его так и назвали — эмбиент. Вообще в нем три направления. Утро. Печаль. И темный эмбиент. По-моему, названия говорят сами за себя, правда?
- В принципе, да. Хотя я не знаю, что такое темный эмбиент. А темы "утро" и "печаль", это у "Энигмы" в каждой композиции найдешь, правильно?
- Да. Абсолютно. А темный эмбиент — это жуть, мрак, уже не печаль, а тоска. Готские мелодии. Слушаешь, и как будто переносишься на кладбище, к развалинам старинного замка, под ночной дождь. Мрачная, гробовая электронная музыка, бьет по нервам скрипка. Мурашки по коже. Короче, в плохом настроении лучше не слушать, запросто вгонит в депрессию. Эмбиент, вообще, психоделическая музыка. Один музыкант говорил, что она такого сорта, что может поднять сознание на много порядков выше.
- Женя, твоя эрудиция пределы имеет?
- Имеет. Но вообще-то пределы эти весьма беспредельны. Я и про инопланетян могу, и про домовых, и вообще… многое могу.
- Ты что, встречался с ними? — страшным голосом спросила Ася.
- С кем?..
- С этими, с инопланетянами и домовыми?
- Не скажу.
- Хитрый ты, Женя, но я этот приемчик очень хорошо знаю: остановиться на самом интересном, чтобы сразу мечталось о следующем разе, когда будет продолжение.
- Ты меня раскусила.
Ася хмыкнула, встала, подошла к окну. Снова поднялся ветер. В безлюдном дворе он гонял редкие желтые листья по застывшим лужам. Опять всю ночь будет биться в окно, выть, стонать и заглядывать внутрь…
- Так мама тебе из Германии в то утро звонила?
- Что? — Ася задумалась, не сразу поняла, о чем он спрашивает. — А, мама… Да. Папа у нас физик. Его пригласили в Берлин, в университет. Читает там лекции.
- О-о-о! — с уважением протянул Дакота. — Вон, оказывается, какой у тебя папа! И давно ты одна живешь?
Вопрос был самый невинный, а ответить на него, не соврамши, оказалось непросто. "Одна" и "без родителей" — это ведь разное: то, сколько лет отец с матерью в Берлине, вовсе не значит, что столько же Ася живет в одиночестве. Ася взяла широкий шарф, висевший на спинке стула, набросила его на плечи.
- Они уже около шести лет в Германии, — сказала она, но Женя вдруг заговорил совсем о другом.
- Ты помнишь, спросила, почему я так поздно да еще в непогоду приперся в библиотеку?
- Неужто прямо так и спросила? — улыбнулась Ася.
- Нет. Ты другие слова сказала. Но, по сути так. Помнишь?
- Ты сказал, что ответишь при следующей встрече. Обманул.
- Мне показалось, ты не хочешь знать.
Ася неопределенно пожала плечом. Может быть, так оно и есть. Она и без того знает, что он беспардонно вторгся в ее жизнь и делает всё, чтобы заполнить собою как можно больше. Это у него получается успешно. А она не то что сопротивляется, она просто понять не может — хорошо ей? Или плохо? Но что она точно знает, так это то, что не желает поощрять его расспросами о подробностях первой встречи. Потому ее вполне устраивало, что Женя вроде бы позабыл про ее дурацкий вопрос и про свое обещание. И вот поди ж ты, ничего он не забыл. И теперь решил воспользоваться, чтоб затеять какой-то нужный ему разговор.
- Пусть это будет твоей тайной, — усмехнулась она.
- Пусть, — легко согласился он. — Ну, если мои тайны знать не хочешь, может, свои расскажешь? Я видел там фото, — кивнул он в сторону спальни. — Это кто?
На тумбочке у кровати стояли фотографии Ильи и Артема.
- Муж и сын, — не давая времени проскользнуть никакой мысли, ответила Ася. — Их больше нет.
- Как так?.. Ох, прости…
- Да ладно…
Секунду-другую Женя испытующе смотрел Асе в глаза, потом отвел взгляд, покрутил головой:
- Знаешь, я когда в первый раз тебя увидел, подумал: какая девушка! светлая, легкая… и наверняка всё у нее легко… А потом… Ты помнишь, когда я в первый раз приходил? в читальный зал. И ты была вместо Ольги.
- Да, помню.
- Ну да, ты даже фамилию мою, запомнила. В зале сначала никого не было, только я и ты. Я читал, увлекся, потом как-то случайно, мельком глянул на тебя. И как будто в стенку вмазался на всей скорости… Даже не могу сказать, что у тебя в глазах было. Только ощущение осталось, что они черные-черные, беспросветные… А ведь думал, у тебя все легко, как у мотылька… И вдруг такие глаза. Тут к тебе пришли читатели. Ты разговаривала, уходила за книгами, потом ты ушла, и пришла Ольга. Я ждал, а тебя все не было. Вот, собственно, и всё. Потом я узнал, когда ты опять будешь там работать.
- Это что за осведомитель у тебя?
- Да не осведомитель. Ваша тетя Валя.
- Тетя Валя??!! — удивилась Ася. — Да не может быть!
- Может-может. Но она искренне оскорбится, если сказать, что она сливает информацию кому попало. Просто надо знать, как спрашивать.
- Опасный ты чел, Дакота!
- Какой же я опасный? Я белый пуфыстик.
- Ага, пуфыстик-экстремал.
- И все же, что у тебя случилось? Понимаешь… я должен знать.
- Да не все ли тебе равно? — скривила губы Ася. — Нет, в самом деле, Женя. Зачем тебе мое прошлое? Вот она я, такая как есть. А что было… Какая разница? Я сама стараюсь подальше его куда-нибудь задвинуть. А тебе оно и подавно не надо.
- Я не спрашиваю о прошлом у девушек, которые мне нужны на одну ночь.
"Какой привет, такой ответ", — едва не сорвалось у Ася с языка. — Да тут палец в рот не клади!›
Она вернулась за стол, вытряхнула сигарету из пачки, закурила.
- Решил счет подровнять? Беленький, зубастенький пуфыстик.
Дакота медленно накрыл ладонью ее руку, лежащую на столе, потом взял ее, прижал к своей щеке. Молча смотрел на Асю. Наконец, сказал:
- Я дурак. Прости.
Ася поморщилась, отняла руку, сказала с неприятной усмешкой:
- Да ладно… Еще подумаешь, что у меня там какая-нибудь позорная тайна. Нет никакой тайны. Была замужем. Был ребенок. Потом несчастный случай и ребенка не стало. А с мужем развелись. Видать, не связывало больше ничего, — хмыкнула она и затянулась сигаретой. Выдохнула дым тонкой струйкой и сказала: — В общем, это все в прошлом, пережито-прожито, ушло.
Женя молчал, вертел в руках зажигалку. Потом сказал:
- Обманываешь, что ушло. Ты, прежде чем сказать, в сто одежек завернулась, в скорлупу, в броню. Только бы не дать повода для сочувствия.
- Послушай, кто тебя просит о каком-то сочувствии?! — вспыхнула Ася и резко смяла сигарету в пепельнице. — С какой стати ты мне допросы устраиваешь? — Обхватив себя руками с зажатыми концам шарфа, она нервно и бесцельно прошлась по комнате. Остановилась перед ним. — Это мое, понимаешь? Только мое! Хочу — расскажу, а хочу, спрячу за семь замков. Кому какое дело?
Он не ответил на ее гневные вопросы, а, помедлив, спросил неожиданно:
- Тебе холодно?
- Нет, — удивленно глянула Ася, тряхнула головой, сказала резко: — Да. Не люблю осень. Осенью всегда холодно.
Он вдруг встал, и Ася оказалась прямо перед ним, не успела шагнуть прочь, Женя положил ладони ей на плечи. Ася подалась назад.
- Нет. Останься так, — не отпустил он. — Просто послушай. Ничего не говори, просто послушай. Конечно, твое прошлое, оно только твое. И ты не должна никому и ничего, и в прошлое свое впускать тоже не обязана. Но… — он вздохнул: — понимаешь… я не могу пройти мимо, когда плачут.
- Кто плачет? — Ася с вызовом вскинула голову. — Да что ты выдумываешь?!
- Не выдумываю. Но ты же не ребенок. Это дети могут плакать открыто, громко, наружу. А такая взрослая женщина, как ты, — он улыбнулся одними уголками губ, — считает, что это нельзя. Неприлично. Некрасиво. Заворачивается в сто одежек и плачет в себя. Но все равно надеется, что кто-то придет, поймет, избавит от пустоты.
- Перестань, это неправда!..
- Чш-ш-ш… молчи. Ты знаешь, человеку, оказывается, очень важно, чтоб к нему прикасались. Обняли, прижали, погладили. Без этого человек болеет…
Ладони его тихонько скользнули по Асиным плечам, и она почувствовала, как вопреки всем колючкам, тягостному несогласию в самой себе, неприязни на грани отчаяния, сто ее одежек неудержимо расползаются, распадаются на молекулы. От горячих ладоней Дакоты исходило какое-то на удивление успокоительное, блаженное тепло, и тело нежилось в нем, таяло, с готовностью впускало в себя медленную глубокую волну, и она разливалась по всему телу… нет, прямо в сердце… до боли…
- …ты это чувствуешь и постоянно кутаешься в шаль… но это другой холод, тут даже самая теплая шаль не согреет… — тихо говорил Евгений, и теплое дыхание касалось Асиных волос.
Его рука медленно поднялась к шее и обожгла прикосновением, но одновременно вниз по позвоночнику пробежали мурашки, и Асю сводили с ума взаимоисключающие ощущения, захватившие ее. Она ловила смятенные обрывки мыслей: ‹Нельзя… Он прав… оно бы любому так же отозвалось… Зачем он так близко?› Но кружилась голова, и если бы не кольцо его рук… Как сладко быть в этом обережном кругу живого тепла!.. Оно успокаивает, баюкает. За ним — холодно, одиноко, горько, а здесь… ах, как трепещет и обмирает сердце в болезненно сладкой истоме… Объятая теплом и нежностью, она не могла и не хотела ни о чем думать. Не думать, не анализировать, не контролировать, не вспоминать. Ничего не решать. Пусть все идет само собой, пусть другой кто-то подумает за нее и решит. Просто каждой частичкой своей ощущать, — какое это счастье, когда плечи твои укрыты большими теплыми ладонями.
- …ты кутаешься, чтобы обмануть себя… как будто тебя обнимают.
С ресниц соскользнули слезинки, и их уже стало не сдержать. Ася плакала молча, горько и одновременно счастливо, освобожденно. Ах, как давно не чувствовала она ничего этого… как пронзительно и невыносимо не хватало всего лишь прикосновения…
- Ася…
- Пожалуйста… замолчи… — чуть слышно пробормотала она.
- Тогда скажи ты…
- Что сказать?..
- Чтоб я не отпускал тебя.
- …не отпускай…
Евгений положил руку ей на затылок и заставил поднять заплаканное лицо. Теплыми губами снял слезинки со щек, с ресниц, и где-то стороной, едва коснувшись ее, прошло удивление, что губы его неожиданно мягкие, нежные… А они уже захватили в сладкий, мучительный плен ее губы. Поцелуй был долгим. Евгений пил сладость ее губ и не мог напиться. Асино сердце готово было взорваться. Так долго спавшая, а теперь разбуженная чувственность захлестнула ее с головой, снося все лишнее, несущественное в эту минуту. Она трепетала, дрожала в его руках. И вдруг не разумом, а каждой клеточкой тела поняла, каких усилий стоит ему сдерживать свое неистовое желание. Руки ее скользнули к нему под рубашку, и ладони прикоснулись к горячей гладкой коже. Как потрясающе приятно было так близко чувствовать сильное тело мужчины, скользить руками по его спине и плечам, по буграм мышц и впадинкам, прижиматься к нему, слегка царапать коготками.
Евгений застонал и оторвался от Асиных губ. Легко, без усилия поднял ее на руки, она обхватила его за шею, и губы их снова нашли друг друга.
Позже от одного лишь вспоминания о том, как прикосновения нежных рук и горячих губ снова и снова разжигали в ней иступленное желание, стремительной волной горячей дрожи накатывающее на нее… как изнемогала и отдавалась неистово… в сладостно-мучительных судорогах умирала в объятиях… в изнеможении, в полубеспамятстве, покрытая любовным потом, опустошенная до состояния невесомости, выпитая до капельки, раскачиваясь на медленно затухающих волнах наслаждения, и усталая, проваливалась в забытье… Когда позже Ася вспоминала об этом, сердце начинало бухать колоколом, разгоняя по телу кровь волной жаркого томления…
…Ее легкий сон спугнул какой-то мелодичный звук. Ася открыла глаза и увидела, как Женя, завернутый в шелковое покрывало подобно римскому патрицию, ставит на тумбочку у кровати бутылку красного вина и два бокала. Он с улыбкой смотрел на Асю, потом наклонился и легким поцелуем прикоснулся к усталым губам.
Потом они пили вино, хохотали над чем-то, пока Женя не облил ее, когда Ася неожиданно рассмешила его, пригубившего в ту секунду бокал. Она подскочила с воплем и, глядя на пятно, произнесла:
- Теперь знаю на что пошли алые паруса!
Снова расхохотавшись, Женя опрокинул ее на спину и умолк, любуясь. Потом наклонился и снял губами остаток вина в ложбинке на груди, медленно провел языком.
- Ты не представляешь, насколько в этом больше градусов. Я и так от тебя пьян, а сейчас вообще начну безобразия безобразничать.
- Вы нахал, мистер! — сообщила Ася и с видом обличителя уставила на него указательный палец.
- ‹Нахал› — совсем не значит ‹прекратите›! — хмыкнул он и поцеловал кончик ее пальца.
- Ой, да уже не сомневаюсь я нисколько, что ты начитанный-начитанный!
- Эй, это мой собственный шедевральный перл! — преувеличенно возмутился Женя.
- И врал он искренне и заблуждался честно, — вздохнула Ася словами Вишневского.
- Да-а-а… с кем взялся тягаться… с библиотекаршей!
- Вот именно! Здесь вам не тут! — строго сказала Ася.
Женя с полу-улыбкой задумчиво смотрел на нее.
- Что? — забеспокоилась она.
- Ничего. Пытаюсь сказать, какая ты… а слов нужных не знаю… Просто вот тут, — он положил руку себе на грудь, — сжимается, когда смотрю на тебя, и все.
Он откинулся на подушку, обнял Асю и привлек к себе.
- Ася, давай праздник устроим.
- Угу. А как? — закрыв глаза, и наслаждаясь теплом его тела, гладкостью и упругостью кожи, пробормотала она.
- Давай поедем куда-нибудь.
- Например? — не особо вникая в его слова, вздохнула Ася.
- Где осени нет. Чтоб тебе тепло было. Хочешь в Испанию?
Ася открыла глаза, улыбнулась:
- Ты шутишь?
- Нисколько. Я уже года два собираюсь. Приятель был в Каталонии на Коста-Брава. Это вблизи французской границы. Он столько рассказывал и с таким восторгом, я решил — обязательно поеду. Сейчас там тепло, купаться можно. Пляжи, горячий песок, море… Правда, давай сбежим от осени! Представляешь, только мы, двое. Как будет здорово! У тебя отпуск есть еще?
Ася повернулась на живот и покачала головой.
- Ну и ладно, — не увидел в этом проблемы Евгений. — Ты же можешь за свой счет пару недель взять.
- Я не могу так, Женя…
- Как? — он вопросительно посмотрел на нее.
- Не знаю… всё слишком быстро.
Женя вздохнул:
- Жаль… Послушай! — вдруг осенило его: — Мы могли бы и Ольгу с собой взять!
- Тогда бы и Калину.
- Почему… Калину?
- У них, кажется, роман. Боюсь, что выдаю тебе страшную тайну, но ты спроси у него, как он остаток ночи после гонок провел?
- Да ты что?! — в крайнем изумлении протянул Женя. — Вот это да-а-а!.. Ай, скромник! Так тогда что, надо к свадьбе готовиться?
- Сразу уж к свадьбе!
- Ася, это ж его знать надо! Он девушку за руку подержит и считает, что уже жениться обязан!
- Реликт! — рассмеялась Ася. — А кто он по профессии?
- О! Тут у него полный Hi-Fi! Самая крутая и востребованная сфера деятельности — ‹Информационные технологии›.
- Э-э… и чем он занимается?
- Компьютерная обработка информации. Это очень интересно. Вообще Калина свободный художник, но за работой ему бегать не приходится, наоборот, работа за ним бегает. Сейчас ведь без компьютера нигде и никак, а специалистов по обработке информации раз-два и обчелся. Хороших специалистов! — подчеркнул Женя. — А Калина именно хороший и очень востребованный. Взять рекламу. Кто делает агенствам проекты всяких стендов, растяжек, баннеров? А рекламные анимационные ролики. Компьютерные спецэффекты. Калина делает сайты, проектирует объемный дизайн помещений, телевизионные ролики для разных презентаций! В общем, он специалист во всем, что касается графики, звука, 3D-анимации и тэ дэ, и тэ пэ.
- Круто! Да он молодчина! — с уважением и долей удивления проговорила Ася.
- А то! — с удовольствием подтвердил Женя. — Так мы едем в Испанию?
- Давай не так быстро, — полу-шутя, полу-серьезно попросила Ася.
Ночью пошел снег. На тихих ночных улицах он роился под лампами фонарей, возникал из ниоткуда и пропадал в никуда. Тихонько шуршал об оконные стекла и успокаивался, выстилая белым холодный асфальт и пожухлую траву, дворы, парки, скверы. Наверное, Ася услышала бы сухой шелест снежинок за окном, отдернула бы штору и стояла, кутаясь в шаль, смотрела на белые рои. Если была бы одна. Но в эту ночь ей не было дела до колючих белых мух, бьющихся об ее окно.
Проснулись они в другом городе. Еще вчера ветер разбойно свистел по улицам, и город был неспокоен, затаенно темный и нечистый, как закоулки мятущейся души. А поутру явился преображенным: чистым, тихим и умиротворенным. Снег скрыл грязное и темное, и в мире сделалось светлее. ‹Земля как будто тоже знала внутренний холод, тосковала… — неожиданно подумала Ася. — И вот пришел, наконец, снег, обнял, окутал… После первого снегопада в воздухе всегда разлито умиротворение…›
Они неторопливо пили кофе. Сегодня почему-то состояние внутреннего покоя лежало на всем. И на этом начале рабочего дня, тоже. Вроде бы обычное будничное утро. Но сегодня время как будто сказало: ‹Я к вашим услугам›, и сделалось медленным, вмещало их неспешность — долгий утренний поцелуй, завтрак. Нет, конечно, сегодня Асе не было надобности поглядывать на часы, чтоб вовремя выйти из дома и не упустить свой автобус, потому что другой придется ждать, а в это время холод будет вкрадчиво и упорно подбирается к телу все ближе… Но ведь не только из-за этого сегодня всё по-другому?
Они пили кофе и молчали, но молчание было таким теплым, объединяющим, наполненным одинаковыми чувствами и мыслями. В глазах Дакоты нежилась улыбка. Ася сказала:
- Ты откуда знаешь про тактильность?
- А я про нее знаю?
- Не кокетничай, признавайся.
- А зачем ты такими умными словами меня спрашиваешь? Нет что сказать: откуда ты знаешь, что обниматься дюже для здоровья полезно?
Ася рассмеялась:
- Ближе к делу! Отвечай коротко и по существу.
- Да не помню. Читал, наверно. Ты вот тоже знаешь. Откуда, а?
- Я психолог по образованию.
- Ёлы-палы! Вот это да! А я-то кажилюсь, изображаю, что на три метра вглубь вижу! Нет, что, правда?
- Факультет прикладной психологии, специальность психолог-логопед.
- Так почему ты в библиотеке?!
Ася пожала плечами:
- Не захотела по специальности.
- Ой, ты знаешь, мне страшно нужен психолог!
- У тебя проблемы?
- Та не-е-е… В фирму нужен!
- Могу порекомендовать хорошего специалиста.
- Но специалист уже передо мной.
- Женя, я не ищу работу. Мне нравится в библиотеке.
- Не отказывайся сразу. Давай, так: я делаю тебе предложение, а ты обещаешь подумать.
- Хорошо, — улыбаясь, беззаботно согласилась Ася.
- Обманываешь, — грустно заключил Женя. — Не хочешь всерьез подумать.
- Не хочу.
- Тогда не обманывай. Тогда я потом, позже тебя опять спрошу.
- Попробуй, — опять согласилась Ася.
- Да-а-а, психолог в тебе не дремлет: обезоруживаешь сговорчивостью, но в ней не больше весу, чем в мыльном пузыре.
- Да ладно тебе! Библиотекарь я. И вообще, молодой человек, задумайтесь о своем поведении — лишь только я разоткровенничалась, как вы тут же даете повод пожалеть об этом.
- Да нет, же, Асенька! — воскликнул Женя, мгновенно отбросив шутливый тон. — Я не думал, что тебе так неприятно, — с огорчением сказал он. — Ася… ну обещаю, я буду хорошо себя вести!
- Перестань. Не будь таким серьезным, — рассмеялась она. — Между прочим, мне пора. Что-то мы засиделись.
- Не хочу расставаться с тобой, — сказал он, продолжая сидеть. Потом вздохнул и встал: — Ладно. Куда деваться, поехали. Увезу тебя в твою библиотеку и сразу начну ждать вечера.
- Сомневаюсь я. Неужто тебе никаких дел в фирме нет, кроме как сидеть и торопить время?
- Дела есть. Но я все равно сто раз на часы гляну сегодня и всё с одной только мыслью.
- Знаешь, Женя… я тебе признаюсь. Я буду думать ту же самую мысль, — Ася обняла его за талию, прижалась.
Действительно, мысли о Дакоте не отпускали ее ни на минуту. И еще она думала, что психолог она, оказывается, плохой. Иначе, как получилось?.. Ведь знала всё, о чем сказал вчера Женя. Но, как выяснилось, одно дело знать всё в теории и совсем другое — применить на практике, да не просто на практике, а к себе самой. Как точно подметил он ее навязчивое желание закутаться, создать иллюзию теплых объятий. Ей-то почему даже в голову не пришло?
Когда-то Ася отлично знала, что прикосновение — это вопрос здоровья. Врачам известно: если человека легонько взять за кисть руки, у него замедлится ритм сердца, понизится кровяное давление. Это и практика показывает, и серьезные исследования.
В Асином подъезде жила одна стервозная дама. Ася в общем-то никак с ней не пересекалась, единственное — доносился время от времени ее визгливый крик, да выслушивала потом сетования бабушки из соседней квартиры: ‹Опять Нинка крик на весь подъезд подняла, не так ей, видите ли…› Дальше следовала причина визга. Причины Нинкиных скандалов варьировались. А однажды сын бабули, случившийся рядом, добавил к словам матушки: ‹Мужика нет, вот и бесится›.
Спустя какое-то время дама эта вдруг начала по-соседски захаживать к Асе, увидев в ней родственную душу, одинокую и тоскующую. Или звала Асю на свежеиспеченный пирог, на бутылочку вина, под которую так хорошо изливать тоску и обиды.
Тогда Асе не понадобилось много времени, чтоб разглядеть причины психического неблагополучия одинокой женщины. Соседка была явный кинестетик, воспринимала мир через ощущения. В отличие от аудиала, для кого на первом месте звуковые ощущения, и визуала, ориентированного на зрительное восприятие. Завяжи такому визуалу глаза, и он будет реально страдать, так как порвется его связь с миром. А дама лишена была этой связи из-за скудости ощущений и прикосновений, и остро страдала от этого, мучилась.
Ася посоветовала ей заняться танцами. Та очень удивилась такой рекомендации, но все же записалась на какие-то курсы. И ведь как подменили человека! Глаза засветились, стала куда спокойнее и добрее. Такой малости не хватало человеку, чтобы стать счастливее. Соседи забыли об истерических скандалах в подъезде. Они так и не поняли, что, по сути, скандалы эти были неосознанным криком о помощи.
А когда работала в поликлинике — сколько раз объясняла родителям, что прикосновение — не просто поверхностное физическое касание участка кожи. Что это сильное эмоциональное воздействие, потому как на коже человека расположено около пяти миллионов тактильных рецепторов. Учила избавлять близкого человека от усталости и стресса: ‹Положите одну ладонь ему на лоб, а другую на шею, под подбородок — результат будет уже через несколько минут. Обязательно обнимите и приласкайте ребенка, если он упал, ушибся, ободрал коленку — от прикосновения происходит повышенный выброс эндорфинов, естественного обезболивающего. Если болен ребенок, массаж — универсальное и необходимое лекарство. Вы его просто поглаживаете, а иммунная система начинает интенсивно работать›.
Еще на курсе им рассказывали одну историю. Ходила по врачам мама с ребенком. Малыш был явно болен, а чем — никто не мог понять. Ребенок часто плакал, вел себя странно, неадекватно: все дети смеются — он плачет, плачут — он смеется. К четырем годам все еще не говорил. Мать измучилась, дошла до пределов отчаяния. Десятки врачей, сотни диагнозов, денег сколько потрачено бестолку. И все же им повезло. Нашелся врач, сумел и болезнь распознать, и правильное лечение назначил. Очень простое и дешевое. Тактильные ощущения. Поглаживания, объятия, пеленание. Это был экстра-кинестетик. ‹Дозировка› ласки и нежности оказалась слишком мала для его физического и психического благополучия. С самого рождения он как будто жил в сумрачном и холодном мире, в состоянии тревоги, одиночества и потерянности. Пребывание в постоянном стрессе дало результат — психика ребенка страдала. К счастью, финал у этой истории был хороший.
‹Ох, Женя! — покрутила Ася головой, — Ох, надо с тобой ушки на макушке держать! Ты и вправду на три метра под землю смотришь. Какой тебе психолог на фирму? Ты сам себе психолог›.
Часть тринадцатая. Элионора
Днем Асе позвонила Элька.
- На вечер никаких неотложных дел не напланировала? Лёлька, надеюсь, тоже? В общем, сегодня девичник у меня в ‹Пирамиде›. Мне надо вам с Лёлькой что-то важное сказать. Я весь вечер там буду, так что приходите, как самим удобно — в шесть, в семь, или хоть сразу после работы. Ну всё. Целую. До вечера.
Во время обеденного перерыва, когда подруги остались вдвоем, Лёлька заговорила об этом звонке:
- Интересно, что это за важное сообщение у нее?
- Понятия не имею, — пожала плечами Ася. — Выспрашивать не стала. Вечером узнаем.
- Ты когда-нибудь гуляла на еврейской свадьбе? — задумчиво спросила Лёлишна.
- Еще нет, пока, — выделила она последнее слово.
- Вот-вот… Сдается мне, теряем мы подругу.
- Честно сказать, у меня такая же мысль мелькнула, — кивнула Ася. — Вроде бы других поводов для особых сообщений у Эльки нет.
- И время подходящее. Я слышала, евреи предпочитают свадьбы зимой играть.
- Почему?
- А у них нельзя справлять свадьбу во время шаббата — от заката пятницы до заката субботы. Остается только воскресенье, не в будний же день современным людям праздновать. Но один день тоже вроде как маловато, потому начинают в субботу, сразу как солнышко сядет.
- А! Я поняла! — рассмеялась Ася. — Зимой-то солнце рано садится!
- Вот именно! И укатит наша Элька в туманный Альбион… Навестит нас разок-другой, да и потеряется насовсем.
- М-да… не нашла себе никого поближе, — с сожалением проговорила Ася.
Лёлька лукаво сощурилась:
- Вот ты погляди, как всё сходится: придется тебе за Дакоту замуж идти, а мне за Калину!
У Аси брови прыгнули на лоб:
- О как! Это из чего же, интересно, следует?!
- Ты Ася бестолочь, что ли? Объясняю для блондинок: Элька отбывает на ПМЖ в Англию, меня Калина увозит в Болгарию, а ты с Дакотой едешь в Дойчланд. И мы как нормальные европейские леди, запросто наносим визиты друг другу. Соскучились — и раз! На уик-энд — или как оно в Европах называется — съехалась посередке, у тебя. А на Рождество в Англию, а летний отпуск на золотых болгарских пляжах! Нет, ну кайф же, согласись!
- Я что-то пропустила? Калина уже предложил тебе руку и сердце?
- Что ты о ерунде? Предложит, конечно.
- Я не о ерунде. Я об актуальном.
- Да ну нафик, об актуальном! Давай лучше о приятном!
- Ну давай. О чем, прикажешь?
- Зажимушница ты, Аська! — вздохнула Ольга. — Что ли я не вижу, как светишься? И чего молчим, интересно?
- Надо же! Все всё видят насквозь! Одна я бестолочь и блондинко.
- А это не оскорбление. В данном случае это типа синоним ‹влюбленная и счастливая›. Ничего не вижу, ничего не слышу, вся в предмете чувств!
- Ой, Лёлька, перестань, ладно?
- Да ладно. Я же не насмешничаю. Я рада за тебя. Ты мне сегодня очень нравишься.
…У Эльки, в самом деле, имелся жених в импортном исполнении. Нашла она его, конечно же, в Лондоне.
Эль умела принимать нужные решения и совершать правильные поступки. Года три назад она решила, что должна серьезно заняться английским языком. Иностранный, которым она ‹овладела› в школе, абсолютно ее не устраивал. Девушка начала брать частные уроки. Закончила один курс, потом второй, третий, меняя преподавателей и уровень сложности языка. Один из преподавателей сообщил ей, что существует международный проект ‹Язык, на котором говорят всюду›. Цель проекта — содействовать распространению английского. В их городе представительства нет, но можно заочно участвовать в программе. Эль, разумеется, шанс не упустила и начала с удовольствием ездить на какие-то семинары, тренинги. И однажды с восторгом объявила подругам, что ее посылают на три месяца в Англию, практиковаться в языке.
Лондонская еврейская община оказалась на редкость деятельной. Приезд Элионоры, конечно, не остался незамеченным. Было бы удивительно, если бы ‹тетя Соня в телефонном разговоре с племянницей Розой не сообщила, что вчера случайно встретила Иосифа, и он сказал, что Элечка, дочка Липовских, эта умница и красавица, через два дня летит в Лондон! Ну что ты говоришь? Конечно ты знаешь Липовских! Твой двоюродный брат Шура…› и далее следовал подробный разбор родственников и знакомых. В общем, в Лондоне Элька в одиночестве не осталась. Каждую неделю она получала приглашения на какие-то вечера, встречи, презентации. Бывала, конечно, далеко не везде, куда ее приглашали, поскольку располагала свободным временем меньшим, чем хотелось бы. К тому же, в Лондоне было чем заняться и кроме мероприятний, проводимых лондонской общиной.
Но на благотворительный бал, посвященный сбору средств на нужды евреев стран Восточной Европы, Элька пришла. Честно сказать, мама настойчиво рекомендовала принять это приглашение. Вот на этом балу Элионора и повстречалась со своей судьбой.
Эльку на этих мероприятиях опекали и всячески о ней заботились. Разумеется, не была она обделена вниманием сильного пола. И это еще мягко сказано. Захоти Эль, с ходу могла бы закрутить роман. Однако не было у нее никакого желания тратить время еще и на ‹отношения›.
Сегодняшнее мероприятие мало чем отличалось от предыдущих. Разве что наличием танцевальной залы, где кружились под музыку разновозрастные пары. А вокруг чужие люди с чужими светскими разговорами… Обсуждали, где что можно купить, какие предстоят распродажи, что надевала Мадонна на последнюю вечеринку в лондонский центр Каббалы, и как относится к Израилю новый глава МИДа…
А потом Эльке в лучших традициях светского бала представили Саймона Шеррингтона. Она видела его впервые, хотя почти все лица уже примелькались по предыдущим встречам.
- Я вижу тебя сегодня впервые, — представленный ей мужчина высказал ее же мысль. — У тебя такое… особенное лицо… Я не мог не попросить, чтоб нас познакомили. Итак, ты из России?
- Да, из России. Приехала в Лондон изучать английский язык.
- Ты отлично говоришь по-английски!
- Спасибо. А ты, мне кажется, не часто посещаешь подобные собрания. Я уже бывала не нескольких, но тебя не видела.
- Это так, не часто и не долго. В основном с целью благотворительности.
- Мне бы тоже хотелось ‹не долго›, — призналась Эль. — Меня мама попросила непременно принять приглашение на этот бал. Она беспокоится, что я игнорирую здешнее общество. Хотя это не так, и беспокоиться ей не о чем. Но на сегодня, кажется, со всеми долгами и обязанностями покончено.
- Как ты мило сказала о маме, — улыбнулся Саймон. — Значит, ты ищешь возможность покинуть общество? Я правильно понял?
- Правильно, — со вздохом подтвердила Элька. — Признаться, мне жаль тратить время на обсуждение шоппинга.
- Боюсь показаться слишком бесцеремонным, но я готов украсть тебя. И предложить лучший способ потратить время.
- Но мы едва знакомы…
- Вот и познакомимся получше!
Благотворительный бал они покинули вместе.
Саймон Шеррингтон оказался коренным лондонцем, английским евреем. Семья их владела крупной строительной компанией, которую Саймон должен был целиком унаследовать от отца, так как был единственным ребенком в семье. Несколько лет назад младший Шеррингтон окончил университет, и теперь работал в компании одним из ведущих специалистов.
Новый знакомый предложил покататься по вечернему Лондону.
- Ты много успела посмотреть?
- К сожалению, нет. Я хорошо знакома с Лондоном, но только теоретически. Сейчас у нас очень плотное расписание тренингов. Позже свободного времени будет побольше, так что путешествие по городу пришлось отложить на потом.
- Отлично! Считай, что ‹потом› уже наступило. Я очень рад, что могу показать тебе Лондон. Начнем прямо из его сердца, с Трафальгарской площади. Она официально считается центром Лондона.
Распугивая серых голубей, которых было здесь неимоверное количество, они шли через площадь к гранитной колонне с фигурой легендарного адмирала Нельсона. Саймон рассказывал, что когда-то на этом месте были королевские конюшни. Что голуби — достопримечательность площади, их принято кормить, поэтому сюда слетелись голуби со всех прибрежных скал. Их здесь тысячи, но голод им не грозит благодаря огромному наплыву туристов.
- Значит, лондонские голуби на довольствии у туристов?
- Выходит, так. А еще в лондонском ‹птичнике› есть королевские ворОны. Знаешь про них?
- Нет. Что это за вороны?
- Они живут в Тауэре и ими очень дорожат. Британцы верят, как только вороны покинут Тауэр, придет конец монархии.
- И они не улетают? Они же птицы, везде летают!
- Я тебе государственную тайну открою, — шепотом проговорил Саймон: — Им подрезают крылья.
- Тогда они уже не вороны, а домашние курицы! — рассмеялась Элька.
- А это уже не важно. Государственный интерес превыше всего! Здесь утром красиво, — повел он рукой вокруг. — Ровно в девять начинают враз бить все фонтаны. Очень красиво! Особенно в солнечное утро. К сожалению, солнышко нас не балует. А каждый год перед Рождеством на площади ставят елку из Норвегии.
- Почему из Норвегии?
- Традиция такая возникла. В первое же Рождество после войны норвежцы прислали огромную елку. В знак благодарности за освобождение от немецкой оккупации. И с тех пор каждый год присылают.
Эль обвела глазами площадь, пытаясь вообразить ее в Рождественском убранстве, подумала, что наверняка реальность превосходить ее фантазии. Ей и вправду захотелось оказаться здесь зимой и полюбоваться на рождественскую сказку.
Саймон поднял голову вверх, где, подсвеченная прожекторами фигура однорукого и одноглазого победителя Трафальгарской битвы как будто парила над вечерней площадью. Затем указал на огромных львов, с четырех сторон охранявших подступы к памятнику:
- Их отлили из пушек, захваченных у французов.
Эль с интересом рассматривала статую и львов, а потом озадаченно сказала:
- Странно… Здесь вот сколько голубей… Они же первейшие враги скульптурам, а Нельсон весь такой чистенький.
- Его покрывают специальным антиголубиным гелем.
- И птицы на нем поскальзываются и сваливаются с Нельсона? — рассмеялась Элька. — Ну надо же! Как просто!
- Вот у этой статуи тоже интересная история, — указал Саймон на всадника, стоящего перед колонной адмирала. — Это Карл Первый, от него отсчитывают все расстояния в королевстве. Памятник ему поставили при жизни, Карл успел увидеть свою скульптуру, но вскоре к власти пришли республиканцы, и короля казнили. Ему отрубили голову, а статую продали на переплавку. Потом монархию восстановили, статую разыскали под грудой мусора и поставили на то месте, где казнили убийц Карла. А смотрит он сейчас на Уайтхолл, где казнили его самого. Вот такая история. Жаль, что людей нельзя восстановить с такой же легкостью, как скульптуры. Да, а вон там Британский музей, — показал Саймон на здание, возвышающееся с одной стороны площади. — Ты знаешь, что там хранится Розеттский камень? Это ключ, благодаря которому удалось расшифровать все египетские тексты.
- Я читала! Розеттский камень — это табличка с письменами. А ключом стала благодаря тому, что один и тот же текст написан на двух или трех языках. Саймон, а ты отличный экскурсовод. Мне повезло.
- Спасибо. В таком случае, смею надеяться, наша сегодняшняя прогулка по городу не последняя?
- О, это было бы здорово!
С Трафальгарской площади по Чаринг Крос они вышли на Лестер-Сквер.
- Тут собираются уличные музыканты и художники, здесь самые модные дискотеки, театры, мюзик-холлы и лучшие кофейни. Неподалеку кинотеатр есть, в нем показывают самые нашумевшие, скандальные фильмы. Так на этих сеансах можно встретить королевскую семью. Народу здесь в любое время суток полно. Пожалуй, в Лондоне нет более оживленного места. Кого здесь только не увидишь. Настолько экстравагантные персонажи встречаются, невольно думаешь, что здесь собираются все городские сумасшедшие.
Вокруг и вправду было людно. Сновали двухэтажные автобусы, в толпе взрывались ритмы африканских барабанов и под них отплясывали чернокожие танцоры, создавая ломкий рисунок странных телодвижений.
- Там дальше площадь Пикадилли. На Пикадилли каждый вечер можно послушать самодеятельных и профессиональных музыкантов, артистов всех жанров, посидеть в кафе. Еще несколько лет назад она бы легко выиграла чемпионат по грязи.
- В каком смысле?
- В прямом. Площадь была ужасно грязной. Пикадилли — одно из всенародно любимых мест столицы. Народ толчется там круглые сутки. И создавался ‹культурный слой› из ворохов газет, раздавленных банок из-под пива и кока-колы, макдональдских упаковок и еще кучи всякого подобного мусора. Но сейчас за этим тщательно следят, вовремя чистят, моют, подметают.
- Я хочу пройти по Пикадилли! Так не бывает, чтоб быть рядом и не взглянуть. Мне очень хочется!
- Отлично, идем на Пикадилли. Ваш писатель, Пустовский писал, что по Пикадилли любил гулять высокомерный Оскар Уайльд, и весь аристократический Лондон подражал ему…
Через несколько минут они шли по знаменитой площади. Правда, Эль ожидала чего-то другого от прогулки по вечернему Пикадилли. От галдящей толпы некуда было деться. Пакистанские панджаби (длинная рубашка и брюки) и индусские дхоти попадались на глаза едва ли не чаще, чем одежда, более привычная глазу. На бордюрах сплошь сидели люди, курили и неторопливо потягивали ‹Гиннес› из банок.
- Вот на этой улице, — показал Саймон на короткую, ничем не примечательную улочку, отходящую вправо, — находятся самые старые английские клубы. Они часто даже без вывесок обходятся, им вывески не нужны. Это закрытые заведения, только для членов клуба.
- Чем же там занимаются?
- Да ничем особенным. Сидят, читают газеты, пьют что-нибудь, разговаривают, заключают пари. В XVIII веке граф Арлингтон проиграл восемнадцать тысяч фунтов стерлингов. Никогда не отгадаешь, о чем было пари.
- Хмм… что-нибудь спортивное?
Саймон рассмеялся:
- Почти угадала. Спор был, какая из двух дождевых капель быстрее сползет по стеклу к подоконнику.
Эль рассмеялась вслед за ним:
- Всё, можешь больше не рассказывать, чем занимаются в закрытых клубах. Эта история много объясняет. А ты, Саймон, ты тоже член какого-нибудь закрытого клуба?
- Формально да. Но бываю в клубе не часто. Вообще-то в Англии шесть миллионов членов клубов и тайных обществ.
Над вечерним Лондоном начали сгущаться тучи. С минуты на минуту затянутое пеленой небо грозило пролиться дождем — вечным спутником британцев. По Пикадилли медленно двигался поток ‹Роллс-Ройсов›, ‹Бентли› и ‹Феррари› с включенными дворниками.
- Саймон, а смог у вас, наверное, зимой бывает? — спросила Эль.
- Смо-о-ог, — протянул Саймон, — боюсь, что разочарую, но лондонский смог там же, где российские медведи, гуляющие по городским улицам.
- Не поняла, — вопросительно повернулась к нему Элька. — То есть это что, из области предрассудков?
- Ну, не совсем. Смог был. Но в 1952 году от него погибло пятнадцать тысяч лондонцев. И тогда был принят ‹Закон о чистом воздухе›.
- Пятнадцать тысяч?! Как такое могло случиться? Он что, ядовитый был?
- В известной степени. Смог был причиной серьезных легочных заболеваний. Но чуть ли ни половина из этих пятнадцати тысяч погибли под колесами — на улицах смог мешал вовремя заметить автомобиль. Но зато теперь, говорят, воздух в Лондоне такой же чистый, каким был в пятнадцатом веке. Так что про смог лондонцы стараются забыть навсегда. Даже стены отмыли от столетней копоти. Восемь лет отмывали. Некоторые удалось быстро очистить, чистили пескоструйными пушками. Но многие здания стояли в лесах по несколько лет. Те, что сложены из песчаника, их знаешь, как чистили? Вручную, зубными щетками. Часовню Вестминстерского аббатства отмывали два года, ушло три миллиона зубных щеток!
- Надо же! Я ничего такого не знала.
- Наша Темза тоже была самой грязной рекой в Европе. А сейчас стала самой чистой. По реке постоянно курсируют специальные корабли и накачивают в воду кислород. Несколько лет назад в Темзе поймали лосося и с тех пор о каждом пойманном лососе сообщают в газетах. А лосось, как известно, в грязной воде не живет.
Начал накрапывать дождь, Саймон и Эль свернули на узкую, неожиданно тихую улочку и зашли в маленькую кофейню. Для этого понадобилось спуститься вниз по ступенькам, так как кофейня занимала полуподвальный этаж. Но благодаря этому в ней царила атмосфера покоя и уединенности. Внимание Эльки привлекла японка, сидевшая в одиночестве. Она была в национальном костюме: кимоно, грим, парик, — все как положено. Потом в кофейню впорхнула стайка девушек. У всех на головах были короны, а через плечо были надеты широкие ленты с надписью ‹Мисс…› — видимо, где-то поблизости проводился конкурс красоты.
Эль не догадывалась, что ее знакомство с Саймоном Шеррингтоном было вовсе не случайным. И мамина настойчивость имела особые причины. И Саймон приехал на вечер-бал не с одной лишь благотворительной целью. Хотя и для этого тоже. Но еще он приехал взглянуть на девушку из России, познакомиться с которой ему настоятельно порекомендовали родители. Его не особо заинтересовала их рекомендация. Саймон знал, что родители озабочены затянувшимся холостяцким периодом его жизни. Однако сам мало им тяготился и не торопился кардинально свою жизнь менять. Однако почему бы своими глазами ни посмотреть, что такого особенного в девице, ставшей событием в лондонской общине.
Элька же и не подозревала, что является ‹событием›, ее не сильно заботило, что о ней думает лондонская община. Она была мила, учтиво выслушивала советы местных дам, вообще слушала куда больше, чем говорила, и обществу это понравилось: ‹Умная девочка›. Если же спрашивали, как ее дела, отвечала как бы охотно и подробно, но — в меру. Эль умела произвести нужное впечатление. Оставить о себе мнение, как о положительной во всех отношениях девушке, у нее получалось естественно и само собой, без принесения каких-либо жертв на алтарь общественного мнения. Хотя, зарабатывать какие-то особые бонусы в глазах этих людей, она, собственно, и не собиралась. Люди были не очень ей интересны. Ну лондонцы, и что? Как великая Раневская сказала то ли Париже, то ли о Лондоне?.. ‹Это такая провинция!..› — очень правильно сказала. Разговоры о покупках, о заработках и налогах, обсуждение последних событий про то, кто как одет, кто поправился, а кто похудел и обсуждение диет, сплетни … Для чего бы Элька сидела с дамами и делала большие глаза, узнав, что между той и этим наметились отношения?
Ее первые мысли о Саймоне Шеррингтоне? Да, собственно, и мыслей-то не было. Он принадлежал этому обществу и никак не заинтересовал Эльку, когда был церемонно ей представлен. Невысокий, чуть полноватый, с гладко выбритой головой. Наверняка скрывал лысину. Правда, форма головы у него была красивая. Даже почему-то вспомнился Брюс Уиллис, хотя дальше лысины никакой аналогии между крутым мэном и новым знакомым Элька не увидела. В тот момент она и не подозревала, какие бездны обаяния скрываются в Саймоне Шеррингтоне, хотя начала тонуть в них с первых минут общения с ним.
Вот он рассмеялся открытым и чистым смехом. Он был приятен для слуха, и уже заработал маленький магнитик, притягивающий к обладателю такого хорошего смеха. Вот он посмотрел внимательно, слушая ее, при этом глаза его лучатся искренним интересом. А рассказчиком он вообще редкостным оказался. Голос его, богатый оттенками, гибкий, овладевал вниманием и уже не отпускал от себя.
Короче говоря, в оставшееся до Элькиного отъезда время не было ни одного дня, чтобы она и Саймон не встретились. Где только они не побывали. Если бы не Саймон, Элька никогда не узнала бы столько интересного о Лондоне. Да разве только о Лондоне?! В один из выходных они бродили среди загадочных камней Cтоунхеджа.
- Не могу представить, что они вот так стоят уже пять! тысяч! лет! — качала головой Эль.
- Жаль, в день летнего солнцестояния ты уже далеко от Англии будешь. Мы бы обязательно сюда приехали. Современные друиды каждый год устраивают здесь праздник, я давно собирался приехать посмотреть. Правда, в этот день полицейских тут едва ли не больше, чем празднующих
В другой раз Саймон спросил:
- Хочешь посмотреть на собор, который специально построили кривым? Это в Линкольне, в графстве Линкольншир.
- А зачем его так строили? Вторая Пизанская башня?
- Нет, у нас другое. Всё из-за пословицы ‹Devil Dislikes Disorder› — черт не любит беспорядка.
Эль несколько секунд соображала, непонимающе глядя на Саймона, потом рассмеялась:
- Вот оно что! Решили, если с собором будет что-то не так, то черт десятой дорогой обходить его будет?
- Десятой дорогой? — теперь Саймон удивлялся незнакомому выражению. — Да, очень верно, десятой дорогой! Когда мама упрекает меня за беспорядок на рабочем столе, я в качестве главного довода привожу ей эти слова — Devil Dislikes Disorder! Эля, я очень хотел бы познакомить тебя с моими родителями. Что ты на это скажешь?
Элька растерялась. Да, Саймон нравился ей вне всяких сомнений. Ну, не красавиц, не атлет — так причем здесь это? Он милый, очаровательный, искренний, добрый, честный, открытый. С ним легко и надежно, и никогда не скучно. И при этом Элька знала: вот закончится ее курс и всё, они расстанутся. Она даже не очень огорчалась — это факт, и бессмысленно возмущаться его существованием. Рассчитывать, что отношения каким-то образом продолжатся после… нет, глупо забивать себя голову подобными фантазиями. И вдруг это предложение-просьба!.. Для чего? Тут открывался простор для догадок и предположений, смущающих покой…
Но Элька не была бы той Элькой, чье хладнокровие и выдержку очень высоко ценили подруги. Саймон едва ли разглядел ее секундное замешательство.
- Я с удовольствием познакомлюсь с твоими родителями, — улыбнулась она. — И обязательно скажу им, какую удивительную Англию ты мне открыл, и как я тебе за это благодарна. Без тебя я не узнала и не увидела бы даже десятой части.
В ближайший субботний вечер Саймон заехал за Элькой.
- Они живут в Уимблдоне, — коротко сообщил он, и Элька про себя охнула.
Она хорошо знала, что это один из самых элитных пригородов Лондона, чьи теннисные корты знамениты на весь мир, ибо Уимблодонский турнир как раз в этом Уимблдоне и проводится. И, разумеется, жить здесь могут позволить себе только очень состоятельные люди. Саймон почти не рассказывал о семье. Сказал только, что у них строительная фирма. Элька не придала особого значения этим словам. Ну, строительная фирма, и ладно. У нее вон тоже сеть ресторанов, можно сказать. Но теперь глаза Эльки начали открываться на то, что, кажется, между их ‹фирмой› и ее ‹сетью› большущая дистанция. Эль струхнула, предчувствуя, что ее ждут открытия, на которые она не рассчитывала.
…Вдоль Темзы тянулись ухоженные сады и парки, роскошные виллы и особняки.
Виллу Шеррингтонов тоже окружал парк. Он спускался к самому берегу, к небольшой пристани с пришвартованным катером. От пристани начинался пляж с чистым крупным песком. На него отбрасывали тень два больших зонта, в тени стояли лежаки с полотенцами, на песке валялся большой пестрый мяч. Но все это Элька увидела позже, когда Саймон предложил ей погулять по усадьбе.
Сначала он привел ее в дом, и гостиная заставила Эльку вспомнить термин ‹английский стиль›. Он встречался, когда она читала об Англии, а теперь увидела, как выглядит жилье, выдержанное в этом самом английском стиле. Царство света и тепла, ощущение спокойствия и комфорта. Широкая деревянная лестница вела на второй этаж. На паркетном полу лежал толстый ковер. В гостиной имелся огромный, почти до потолка камин. Стояли уютные шерстяные диваны с зелено-золотистой обивкой. В той же цветовой гамме были выдержаны шторы, подушки, скатерти, абажуры светильников и ткань, которой были затянуты стены выше деревянных панелей. Во всем чувствовалась солидность, основательность, надежность. Элька теперь уже откровенно опасалась, что родители Саймона окажутся чопорными, высокомерными снобами — интерьер дома давал повод для таких мыслей…
- Элька, вот это поездочка у тебя получилась! Очень удачная поездочка! — с восхищением заметила Лёлька. Они с Асей увлеченно разглядывали лондонские фотографии подруги. — Даже не верится, что ты все это видела, успела везде побывать.
- Да если бы не Саймон… Без него я бы вообще ничего посмотреть не успела. Ну, по Лондону чуточку если побродила бы. Расписание курсов очень плотно составлено было. Правда, там было запланировано несколько экскурсий по Лондону, но опять же, все с ‹языковым уклоном›, во время экскурсий надо было задания разные выполнять.
- Жалко, что на фотографиях нет дома этих Шеррингтонов.
- Ну, Лёлька, скажешь тоже!.. Как я могла? Во-первых, это частная собственность, во-вторых, вообще не вежливо, бестактно… Короче, это ни в какие ворота.
- Да я понимаю, не совсем уж я дикая. Я только сожалею, что у тебя не оказалось какой-нибудь скрытой камеры. А он интересный. От прически его я вообще тащусь.
- Ты ехидничаешь?
- Да нисколько! — возмутилась Лёлька. — Я от всей души! Нет, Аська, скажи, ну разве не лапа? — она подсунула Асе фотографию Саймона, где он что-то говорил Эльке и смеялся в камеру. — Прелесть, скажи?
- Абсолютно согласна! Я бы тоже не отказалась с таким мужчиной по Лондону погулять, — весело подтвердила Ася. — Так что его родители? Как они тебя приняли? О чем говорили?
- Да все очень здорово было. Я, конечно, запаниковала, как услышала, где они живет, а потом еще и усадьбу их увидела. Но куда было деваться? Назвался груздем — от корзины не отвертишься. Но они оказались людьми очень милыми, приветливыми. Хорошо, что я со своим английским лицом в грязь не ударила, хотя тоже переживала. Приободрилась, когда поняла, что мы отлично друг друга понимаем. Хоть это уже хорошо. Мне было легко — у них хороший, литературный английский. Во-вторых, наша еврейская корпоративность всегда дает тему для начала разговора, — хмыкнула Элька. — Они принялись расспрашивать про мои корни, а как докопались до общих знакомых, — а до них просто невозможно не докопаться, — так мы уже и не чужие друг другу, как бы стали. Попутно о родителях, о семье немножко говорили. Чем я занимаюсь, чем увлекаюсь. Про путешествия: где была, что видела? Они тоже рассказывали, куда ездили, где понравилось, а где нет. Ну и еще обо всяком. Потом миссис Шеррингтон сказала, что лично она была корыстно заинтересована во встрече со мной. Оказалось, из-за апельсинового мармелада. Вы знаете, что англичане просто умирают по апельсиновому мармеладу? У них почти традиция — к завтраку обязательный поджаренный тост с апельсиновым мармеладом. А я привезла от мамы для одной ее лондонской знакомой баночку этого мармелада. Я и значения-то никакого не придала. Привезла, передала и забыла. Ага, как бы ни так! Знакомая устроила по этому поводу званое чаепитие. Пригласила знакомых дам, и миссис Шеррингтон в их числе. Эти дипломатические тонкости… В благодарность за гостинец из России, она обеспечила мне рекомендацию. Как бы рассказывая о происхождении мармелада, она оповестила дам о моем появлении в Лондоне. Короче, теплый прием в обществе мне был обеспечен. Но, кроме того, все высоко оценили качество маминого произведения, и миссис Шеррингтон надеялась узнать у меня его рецепт.
- …Милая Эля, я подробно рассказала нашей поварихе, что это был за мармелад, и она пыталась сварить такой же, но получилось совсем не то! Почему в вашем дольки апельсина были похожи на ароматнейшие цукаты?! Ты расскажешь мне секрет его приготовления?
- С удовольствием!
- Погоди! Я должна записать. Вот. Теперь рассказывай, — хозяйка нацелилась карандашом на чистый лист в блокноте.
- Варить мармелад по маминому рецепту получается долго, но результат того стоит. Итак, сначала готовим сироп. Соотношение апельсинов и сахара получается как один к трем или четырем. То есть на один вес апельсинов — три-четыре веса сахара. Но половину сахара лучше заменить медом. Мед ведь гораздо полезнее. Ставим на плиту, и пока сахар и мед тают и превращаются в сироп, разрезаем апельсины на дольки. Либо на дольки, либо просто поперек нарезаем, кружками. Вместе с кожурой, если любите горчинку, или очистить от кожуры и просто разобрать на дольки.
- Нет, обязательно с горчинкой! В ней и есть пикантность апельсинового мармелада!
- Да, мы тоже так любим. Дальше, когда сироп вскипел, заливаем им апельсины и оставляем так на целую ночь. Утром сироп сливаем, опять кипятим, опять заливаем, настаиваем. Так три раза. На третий раз надо залить и покипятить вместе с апельсинами. Дольки пропитаются сиропом и, действительно, становятся похожими на цукаты. Потом остается только дать ему остыть, и все — райское наслаждение готово.
- Я хочу сварить этот мармелад сама, займусь этим сегодня же! И, надеюсь, ты, Элечка, согласишься прийти, чтобы в качестве знатока продегустировать результат моих усилий.
- …Потом миссис Шеррингтон водила меня смотреть ее оранжерею и попутно показала мне дом. Ой, девочки! Дом шикарный, конечно. У них там даже сауна с турецкой баней и джакузи есть! И плавательный бассейн! А оранжерея… Какие орхидеи — девчонки, это чудо! Красота неописуемая. Я даже не видела таких, как у нее. Там столько видов! А в оранжерее бабочки летают. Тоже необыкновенные, тропические. Какая красотища, я просто обалдела от увиденного. Но миссис Шеррингтон, произведенным эффектом была очень довольна.
- Они что, миллионеры?
Эль пожала плечами.
- Думаешь, следовало поинтересоваться состоянием их счета?
- Хм-м… но желательно бы, это несомненно, — мечтательно вздохнула Лёлька.
- Да ясен пень, не бедные, — сказала Ася. — А Саймон с родителями живет?
- Нет, у него квартира в Лондоне, я была в ней. Дом интересный, где он живет. Фасад старинный оставили, а внутри все перестроили, очень современно, комфортно.
- Да-а-а… Сходила, называется, за хлебушком … — протянула Лёлька. — Ты хоть по-правде влюблена в этого Саймона, честно скажи.
- Девочки, он очень хороший… — с застенчиво-неловкой улыбкой проговорила Элька.
- Тю-ю… — глядя на эту улыбку, заключила Лёлька. — Диагноз сомнений не вызывает.
- И что теперь будет? — спросила Ася, и снова взяла со стола фотографию Саймона.
- Он спросил, можно ли ему приехать ко мне. Я сказала: конечно, в любое время, мы будем рады.
- Отлично! Очень хочется его живьем увидеть! — Лёлишна обняла Эль: — Здорово, Элька! Просто здорово! И пусть все сбудется! — Лёлька старательно постучала костяшками пальцев по столу.
- Только будет страшно жаль, если ты уедешь от нас, — вздохнула Ася. — И все же, если кому и должно было так повезти, то это тебе, Эль. Ты немало потрудилась для этого везения. Хоть с тем же английским. Столько упорства, целеустремленности! Это непременно должно вознаградиться. И правда, дай Бог, чтоб всё случилось, как ты хочешь.
…Ася и Лёлька угадали, о чем собирается сказать им Элька. И не удивительно. Подруги настолько хорошо знали все обстоятельства жизни каждой, знали о мечтах и надеждах, про грядущее и прошлое, что не нужно было никакого шестого чувства. Элька позвала подруг, чтобы сказать: через пол-месяца Саймон с отцом приедет для заключения помолвки.
- Это что?!. Через две недели?! — подскочила в кресле Лёлька. — Вот это да!
- Что требуется от нас, от подруг? — Асю больше волновали вопросы практического характера.
- Присутствовать и больше ничего.
- Эль, ты должна рассказать нам, как это происходит, — Ася развернулась к ней, готовая сей же час внимательнейшим образом прослушать лекцию о еврейских обрядах. — У вас же, как я знаю, стараются соблюдать всякие ритуалы, традиции. Уж ты нам про все эти тонкости-условности расскажи.
Они сидели в Пирамиде, в небольшом, уютном Элькином кабинете. Подруги расположились в креслах у солидного столика на колесиках, уставленного тарелками, бокалами и бутылками.
- Да-да, — подхватила Лёлька, — нам обязательно надо знать. А то будем с Аськой стоять как две лохушки. Не дай Бог, тебя в неловкое положение поставим.
- Ой, девчонки, вы что выдумываете? Собираетесь… как.. в стан не знаю кого. Ничего вам не надо заранее знать. Просто стоять и смотреть, за нас с Саймоном радоваться. К тому же, — она растеряно пожала плечами, — я сама не очень-то хорошо все это представляю. Мне тоже, между прочим, в первый раз такое предстоит. И вообще, я в панике. Одно дело, когда все наши, а тут из Англии… Короче, я опять боюсь.
- Вот это ты оставь, пожалуйста! — непререкаемым тоном заявила Лёлька, в которой немедля пробудился бойцовский дух. — Чего тебе бояться? Во-первых, нечего им в чужой монастырь со своим уставом… А во-вторых, тебе вообще не о чем переживать — что скажут, то и делай, ни о чем думать не надо. За тебя будут думать отец с матерью, бабушка с дедом, братья и куча родственников. Уж они позаботятся обо всем.
- Да я себе тоже так говорю, — вздохнула Эль. — А все равно боюсь. Вдруг они не понравятся друг другу — Саймон моим или наоборот…
- Этого просто не может быть, — категорически сказала Ася. — Если уж он понравился тебе… Нет, даже и не думай об этом, это уже чисто мнительность.
- Элька, ты с ума сошла что ли? — возмутилась Лёлишна с набитым ртом и заторопилась прожевать кусок бифштекса. Наконец, проглотила и воскликнула: — Саймон — такая партия! — она сложила пальцы в щепоть и восторженно причмокнула. — И чтоб твои родители сказали ‹он нам не подходит›? У тебя больное воображение!
- Ага, — жалобно хныкнула Эль. — А если наоборот, мои родные им не понравятся?..
- Спорим, они перелопатили всех российских и английских евреев и узнали о вашей семье всё. Да они теперь знают про Липовских больше, чем ты сама! Точно-точно! — поклялась Ольга. — И если едут, значит, всем довольны, все их устраивает.
- Ух! — Элька передернула плечами, как будто ее неожиданно пробрал мороз, и потянулась к вину: — Лёлишна, ты самый настоящий тост сказала. Надо выпить!
Когда выпили, Ася закурила, и, сощурив глаза сквозь дым, посмотрела на Эльку.
- Ты ведь еще что-то сказать хочешь.
- Да. Посоветоваться. Как вы думаете, если я попрошу Калину и Женю сопровождать вас, это удобно? Согласятся они?
Ася с Ольгой переглянулись.
- Это что, по правилам так надо? — неуверенно спросила Лёлька.
- Так лучше.
- Что здесь неудобного? — пожала плечами Ася.
- Вот с таким сопровождением мы при любом раскладе лохушками не будем выглядеть! — Лёлька тут же разглядела плюсы в намерении Эльки.
- А почему ты думаешь, они не согласятся? Тут вообще не вижу проблемы, — размышляя вслух, проговорила Ася. — Нет… ну если только какая-нибудь неотложная поездка или типа того.
- А я прямо сейчас позвоню Жене, — встрепенулась Элька.
Не откладывая в долгий ящик, она быстро подошла к рабочему столу, отыскала в блокноте телефон Дакоты, набрала номер и, присев на стол, начала ждать ответа.
- Женя, это… — Узнал уже? Ну, привет! У меня к тебе просьба. — Нет, ты погоди обещать, дай, скажу сначала. Через две недели — точной даты еще не могу сказать — у меня важное событие, помолвка. — Как где взяла? Места знать надо. — Нет, тебе не скажу, зачем тебе жених? — Элька прыснула и посмотрела на Асю: — Ладно. Тоже не скажу. — Спасибо большое, — улыбнулась Эль, выслушав, наконец, поздравления Дакоты. И сказала: — Так вот какая у меня просьба. На своей помолвке я хотела бы видеть тебя с Асей. Что скажешь? — Выразительно глядя на подруг, Эль кивала, — Просто отлично! Ты меня обрадовал. А можешь дать телефон Калины? Мне ему тоже позвонить надо. Ага, пишу. Ой, спасибо, Женя! Спасибо!
С Калиной все было, по сути, так же. Он слегка удивился звонку Эль, потом радостно поздравил с приближающимся торжеством, потом сказал, что польщен ее приглашением, поблагодарил и обещал придти обязательно.
- Уф! — облегченно вздохнула Элька, опуская трубку. — Ура. Одно дело сделала.
Затем она притащила кучу журналов и свалила их на пол у ног подружек.
- Вот. Мне скупили эти журналы с модами. Помогите пересмотреть.
Обсуждение интересных моделей затянулось, и росла стопочка с закладками, на которых было написано: ‹Эль›, ‹Лёлька›, ‹Ася›. И неизвестно, сколько бы они еще просидели в развале журналов, если бы не зазвонил Асин сотовый. Ее разыскивал Дакота.
- Мы у Эльки в ‹Пирамиде›, — сказала она. — Платья придумываем. — Да, Лёлька тоже здесь.
Ася прикрыла ладошкой трубку:
- Спрашивает, можно ли им с Калиной заявиться?
Лёлька так энергично закивала, что подруги рассмеялись.
Часть четырнадцатая. Калина
Наутро, едва поздоровавшись с Асей, Лёлька спросила:
- Ты поняла, как она развела нас вчера?
- В смысле? Кто развел?
- Да Элька с этим приглашением Жени и Калины!
Ася рассмеялась:
- Ага. Уже спать легла, тут меня и осенило.
- И как мы повелись, а? Нет, вот хитрюга, скажи? Если бы Элька в лоб тебе сказала, чтоб ты с Женей пришла, у тебя была бы возможность заартачиться.
- Почему это у меня? — возмутилась Ася.
- А у меня что ли? — искренне удивилась Лёлька. — Точно говорю, Элькино предложение могло бы пройти, но с таким же успехом ты могла бы запротестовать. Фифти-фифти. Что ли я тебя не знаю? С тебя станется. Но Элька, погляди, как вывернулась! Не-е-е, я б так не смогла. Но, главно дело, я-то тоже уши развесила, повелась! Ну Э-э-элька! Ну, молодца!
- Как мне с вами трудно… — вздохнула Ася. — То засада, то развод. Подруги, называется.
Все шло своим чередом. В семье Эльки на всех парах шла подготовка к встрече гостей и к помолвке. Ася с Ольгой осуществляли всяческую моральную поддержку виновнице торжества. Оказывать моральную поддержку счастливой, но трезвомыслящей Эль было не обременительно, потому у них оставалось достаточно времени для себя. Отношения Ася-Женя и Лёлька-Калина развивались постепенно, но неуклонно. Ольга делилась с Эль своими наблюдениями и выводами, и они радовались, что Ася, наконец, ожила. Тусклые цвета ее существования налились и заиграли красками. Подруги от души радовались за нее, суеверно стучали по дереву и не забывали сказать тьфу-тьфу-тьфу, опасаясь, что события дадут обратный ход.
Ольга тоже разрулила свой старый роман. Хотя для Виктора ее решение расстаться с ним оказалось громом среди ясного неба и очень болезненным ударом по мужскому самолюбию и чувству, которое он испытывал к Лёльке. Женщины в таких ситуациях зачастую жестче, решительнее, последовательнее, и даже безжалостнее. А мужика надо раскачивать, как зуб, чтобы выпал. Разумеется, было выяснение отношений, горькое ‹почему?›, слезы и иступленные объятия. И все же Ольга оказалась права, когда говорила Асе, что Виктор, как человек глубоко порядочный, ее поймет и отпустит, хотя сама ревела, уходя. Однако знала, надо уйти и помнить крепко-накрепко: дверь тщательно заперта и выброшен ключ — сюда возвращаться не надо, нельзя. Они расстались на высокой ноте, звенящей печалью, благодарные друг другу, унося в душе боль и тепло. Оба надеялись, что боль со временем утихнет. Виктора ждала семья, и он с горьким ощущением потери, но и вины перед женой и детьми весь ушел к ним, чувствуя потребность восполнить им то, чем долго обделял, отдавая лишь необходимый минимум. А Ольга окунулась в новые чувства, старательно заглушая ими прошлое.
Калина, в самом деле, стал для нее спасением — объектом, на котором она могла сосредоточить все свое внимание. Благодаря ему, Лёлька избегла почти неизбежного, что следует за разрывом отношений — хаоса мыслей, депрессии, бессонницы, приступов сомнений и тревоги. А в одно прекрасное утро Ася обнаружила на лице Лёльки выражение непроходящего изумления.
- Ася!… Это фантастика… — выдохнула она, и у Аси появилось ощущение, что в читальном зале присутствует одно лишь телесное воплощение Лёльки, а мысли и чувства ее находятся где-то в другом месте.
- Э-эй! Подруга! — Ася пощелкала пальцами. — Я тут!
- И я тут, — эхом отозвалась Лёлишна.
- Не-а, — покачала Ася головой, — ты где-то в астрале. Давай, вертайся в свое тело и толком рассказывай про фантастику.
В конце концов, Асе удалось понять, что Калина по просьбе Лёльки показал ей что такое паркур. Он взял ее в качестве зрителя на тренировку.
- Это безумие, что он делает… но какое красивое безумие!.. Я в шоке! Как он владеет телом! Какая реакция, точнехонький расчет!.. Мама моя! Я онемела просто. Все слова колом встали в горле, и я онемела! Ася, ты должна это увидеть! Куда тем ямакасям с их кинотрюками!
- Ну, не знаю… Он у тебя вон какой скромный. Неловко как-то…
- Ты должна! Я же не могу, чтоб одна только я видела! Скромный, ага! — саркастически повторила она. — Нет, я точно, в шоке. Я теперь понять не могу, как он такой… такой… да слов нет, какой! Самый крутой мужик! И умудряется казаться таким домашним паинькой! Какое там!? Точность, сила, бесстрашие. Я вчера в него сто раз заново влюбилась, ну такой он у меня пусечка! Слов нет.
- Пу-у-усечка??! Ты даешь!
- Ой, да я просто обожаю его.
Через пару дней после этого разговора Женя спросил:
- Калина говорит, ты паркуром интересуешься?
- Я? — удивилась Ася.
- Ну да. Он готов дать показательное выступление.
- Это Лёлька! — в эту минуту у Аси прорезались способности к ясновидению. — Да еще на меня же и стрелки перевела! Вот чудо-юдо! Ну, я ее выведу на чистую воду!
- Так ты отказываешься, как я понял?
- Ни за что! Сейчас поедем?
Заехали за Лёлишной, и она, едва устроившись в салоне, немедля принялась донимать Дакоту вопросами и расспросами.
- Женя, вот я не пойму… Ты гонщик, то есть этот… стритрейсер, да? А по городу такой черепашкой ползаешь! Это ты нам типа глаза отводишь?
- А как надо? Педаль газа в пол и ура? Ты считаешь, если стритрейсер, так у него один стиль езды на все случаи жизни?
- Ну.. если человек любит скорость… Знаешь, как-то у меня не совмещаются понятия стритрейсер и спокойный водитель.
- А голова должна быть у человека, который любит скорость? Это ведь две большие разницы — гоночная трасса и дороги общего пользования. Когда участвуешь в гонке, знаешь и трассу, и соперников, знаешь, кто на что способен. А на шоссе ни-че-го неизвестно. В каком техническом состоянии встречная фура? А водитель не засыпает ли за рулем от усталости? На шоссе ни один фактор нельзя предсказать. К тому же я терпеть не могу хамов, а на наших дорогах их полно.
Лёлька наклонилась вперед, стараясь заглянуть ему в лицо:
- Ты специально пугаешь нас такими страшилками?
- Да с какой бы стати я вас пугал бы?! — протестующе воскликнул тот. — И в мыслях не было. Разве ты не согласна, что чем больше скорость, тем опаснее? А уж на российских дорогах тем более. У нас все друг другу без конца мешают, хамят. Да вон! Ну, смотри, что делает!
Они как раз тормозили перед красным глазом светофора. Машины впереди стояли в три ряда, покорно ожидая зеленого света. И тут одна из машин в левом ряду вдруг медленно тронулась и начала забирать вправо.
- Он что, развернуться хочет что ли? — удивилась Лёлька.
Автомобиль с затемненными стеклами замер. Но теперь он стоял почти поперек улицы, полностью перекрывая дорогу тем, кто стоял сзади.
- Нет, не разворачивается. Это он мозг включил и сообразил, что ему совсем в другую сторону надо, оказывается. Хотя, откуда там мозг? Там пластилин вместо мозгов. По каким правилам его так ездить учили? Хлебом не корми, как любят у нас нарушить правила, создать нервозность на дороге, да еще обругают другого! Полный неадекват. Вот поэтому в городе я очень аккуратно езжу. Редко когда на спидометре больше шестидесяти. Ведь ситуация может поменяться в секунду и надо успеть среагировать, да чтоб еще автомобиль тебя послушался. На высокой скорости это просто невозможно.
- Как страшно жить! — горько вздохнула Лёлька.
- Нет, правда, на гоночной трассе я чувствую себя куда спокойнее, там есть правила: что можно делать, а что нельзя. Кроме того, есть этика стритрейсеров. С безбашенным в заезд никто не встанет, и не пойдут на трассу с человеком, способным устроить подлянку сопернику. Настоящая гонка без правил знаете где? Вот на этих наших дорогах.
Загорелся желтый, потом зеленый. Пришлось ждать, когда ‹пластилиновые мозги› встроятся в правый ряд и тут же рванутся вперед.
Они ехали через город, приближаясь к окраинным районам. Ася даже спросила, не за город ли везет их Женя? В ее представлении паркур был городским видом спорта. Не бегает же Калина по лесам да полям! Женя пояснил, что трейсеры предпочитают проводить свои тренировки там, где поменьше посторонних глаз, в окраинный районах, например. В этих районах мало чужих, люди в основном одни и те же, и они уже привыкли к ‹этим малахольным›.
- А для нового человека зрелище слишком непривычное, ответная реакция непредсказуема. Кто шок испытывает, кто милиционеров грозится вызвать. Да это не только у нас. Во Франции, в Лиссе, где паркур родился, мэр пытался запретить его. Пришлось ограничиться указом, чтоб трейсеры не демонстрировали свое мастерство перед окнами пожилых людей, дабы не доводить их до инфаркта.
- Ничего себе! Вот это спорт! А вообще, как вы с Калиной познакомились? — спросила Ася.
- Да как… Рыбак рыбака видит издалека, — пошутил Женя. — На гонках встретились. Калина хоть не гонщик, но паркур и дрэг-рейсинг по духу очень близки. Даже, смотрите, паркуром занимаются трейсеры, а гоняют стритрейсеры. Стритрейсер — трейсер — явно близнецы-братья. В общем, там и там одни и те же люди пересекаются. Я не знаю, кто привел Калину на покатушки, увидел его, когда он на отмашку встал. Мне понравилось, как он держался, познакомились. Потом он про паркур рассказал, позвал посмотреть. Вот так и сошлись. Очень редко, когда совпадаешь с человеком как два пазла из мозаики, а Калина именно ‹мой› человек.
- Как же ты паркуром не заболел? Не понравилось или не смог? — спросила Лёлька.
- Скажешь тоже, не понравилось! Это круто! Когда идет команда трейсеров, это зрелище… — Женя покачал головой, — глаз не отвести! Но паркур тоже кое-чего требует. Времени, например. Калина каждый день тренируется, он молодчина. А я, может, просто-напросто ленивый. Но паркур, это классно. Не надо никакого фитнеса, никакого ‹бега трусцой›. Настоящий трейсер обязательно приходит к тому, что называется здоровым образом жизни. Калина почти не пьет и бросил курить. У трейсера все группы мышц задействованы, развивается гибкость, пластика, баланс, реакция, глазомер… — тут можно перечислять и перечислять. И за чем я на покатушки еду, это тоже паркур дает — возможность сбросить негатив, получить заряд положительных эмоций, адреналиновую встряску, насладиться скоростью и свободой. Но на самом деле он дает куда больше. Как видите, теоретически я уже подкован и созрел, осталось приступить к практике. Вот, может, погляжу, как вы Калиной восхищаетесь, да и пойду в трейсеры, пусть меня научат.
- Вот прямо так и пойдешь? Ну да!.. — недоверчиво протянула Лёлька. — Там как минимум гимнастом надо быть!
- Ничего подобного. Они каждое лето устраивают день открытой тренировки. Приглашают всех желающих, особенно родителей, которые не пускают своих чад к этим ‹хулиганам›. Именно тренировку устраивают для папаш, а не чтоб стояли да со стороны смотрели. А вообще-то, я не знаю, что еще придумают люди для физического и духовного совершенствования, но пока не вижу ничего, что было бы лучше паркура. Очень он соответствует духу времени.
- Ты сказал ‹духовное›? — недоверчиво сказала Ася. — Как, интересно, прыжки по крышам развивают человека духовно?
- Еще как развивают! Философия паркура близка к восточным философиям. Это другой стиль жизни, другой стиль мышления, другой стиль ощущения себя в окружающем пространстве. Их цель — ‹рациональное движение›, пройти самым коротким путем между двумя точками, одолевая что бы там ни было на пути. Для этого, прежде всего, надо мысли привести в порядок, одолеть препятствие внутри себя. А собственные препятствия — это страх, границы физических возможностей, освобождение внутренних возможностей. Тот же алкоголь и сигарета, они ведь тоже сужают возможности, а значит они — препятствие. Трейсеры куда свободнее многих. Если в нормальной жизни нормальный человек воспринимает препятствие как красный кирпич и не ломится на него, обходит. То в паркуре это ‹кирпич› только побуждает к поиску выхода и движению вперед. Ну как, ты согласна, что физическое перерождение случается только после духовного перерождения? — посмотрел он на Асю.
- Да разве с тобой не согласишься? Ты просто оду пропел этому паркуру! Но я все еще понятия не имею, о чем вы с Лёлькой говорите. Фильм я видела, конечно, но не могу поверить, что именно такое собираемся смотреть. Хотя уже готова к чему-то необычному и шокирующему.
…Создал Бог в первый день свет — чтобы трейсер видел препятствия. Во второй день создал он ночь, чтобы трейсер имел время расслабиться. На третий день создал Он землю — чтобы трейсер бегал по ней. На четвертый день создал Бог деревья и заборы — чтобы трейсер лазил и преодолевал их. На пятый день создал Бог приматов — гопников, быдланов и прочую нечисть — чтобы трейсеру интересней было бегать. И создал Он на шестой день существования мира самое разумное существо — трейсера. Остался последний день недели — и этот день был днём тренировок… Вот как оно было.
Калина припарковал автомобиль на стоянке около продуктового магазина, вышел, снял куртку, бросил ее на сиденье. Остался в мягких, легких спортивных штанах, не стесняющих движений, и в просторной толстовке с капюшоном. Когда только начинал заниматься паркуром, в экипировку входили байкерские перчатки. Особенно после того, как однажды, раскачавшись на турнике, снес кожу с ладоней и запястий. Через какое-то время понял, что ладони и пальцы надо приучать к царапинам, ссадинам, ушибам и боли, постепенно адаптируя их к паркуру. Так же, как начинающий гитарист приучает свои пальцы к жестким струнам. Тогда перчатки снял раз и навсегда, но еще какое-то время носил кожаные напульсники с ремешками. Напульсники придавали уверенности. Они защищали запястья и предохраняли связки от растяжения, в них снижалась нагрузка на сухожилия на предельных выкручиваниях кисти. Но вскоре убедился, что не надо ни напульсников, ни перчаток. Без них будут закрепляться запястья рук и кожа на ладонях. А чтоб не травмироваться, надо и вовсе немного — не делать вещей, в успехе которых не уверен.
Проверил шнурки на кроссовках, заткнул концы поглубже внутрь, чтоб не болтались. Кроссовки самая главная деталь в экипировке трейсера. Ко всему остальному никаких особых требований нет, лишь бы одежда хорошо ‹дышала›, была эластичной, свободной, но при этом ни за что не цеплялась. Вот и все требования. Другое дело кроссовки. В чатах и на форумах трейсеры увлеченно обсуждают плюсы и минусы кроссовок с гелевыми вставками, и без них, с толстой подошвой и тонкой. Насколько важна глубина протектора, и у каких лучше сцепление с асфальтом и бетоном? Калина тоже уверен был, что в большой степени от обуви зависит эффективность передвижения, скорость, и выполнение многих трюков. Правильно, никто не будет спорить, что именно на стопу приходится большинство нагрузок, причем самых травмоопасных — при прыжках с высоты. И сцепление важно, особенно на вертикальных поверхностях. Когда у новичков некоторые трюки не получаются, типа обычная вертикальная пробежка или толчок на стенке, опытный трейсер, прежде всего, на обувь внимание обратит. Часто именно в них причина — сцепление слабовато.
И только с опытом приходит осознание, что для трейсера все это не важно. Самое важное — отточить трюки до автоматизма, чтоб с той же легкостью и простотой, как ходишь, — прыгать, крутить переднее, заднее и боковое сальто, делать перекаты. Сейчас Калина, спрыгивая с высоты, вполне мог обойтись без толстой, амортизирующей подошвы — он даже босиком приземлялся достаточно мягко, по-кошачьи.
Вот этим паркур и хорош — все дело в человеке, в его возможностях. А, как известно, потенциал человека практически безграничен.
Калина посмотрел на часы. У него еще достаточно времени, чтобы разогреться. Закинул за плечи рюкзачок, защелкнул на груди замок, соединяющий лямки. В рюкзак он складывал записную книжку, сотовый, ключи… Все, что обычно лежит в карманах. Если в долгую пробежку уходил, то прихватывал с собой пару бутербродов, бутылку воды, свитер. Рюкзак очень удачный попался. Он абсолютно не мешал при беге и прыжках, будто прилипал к спине. С ним даже удавалось делать аккуратные роллы — это когда прыгаешь с большой высоты и, чтобы уменьшить нагрузку на ноги, приземляясь, уходишь в кувырок, перекатываешься через плечо, снова оказываешься на ногах и без паузы продолжаешь движение.
…От первого снега мало что осталось на земле, и даже талую влагу выпили ночные заморозки. Последние дни стояли ясные. Солнце хоть и не грело почти, но щедро сияло с голубого безоблачного неба. Температура даже поднималась выше нулевой отметки. Однако одет Калина был не по сезону легко, и холодный воздух почти беспрепятственно пробирался к телу. Холод — это ничего, нормально. В беге тело разогреется, и свежий, прохладный воздух будет приятно остужать. Главное, что сухо. Иначе в затененных местах на стенах, на асфальте могла бы намерзнуть тонкая ледяная пленка. Какая уж тогда тренировка.
Калина вставил в уши маленькие наушники, включил плейер и засунул его под толстовку, в карман с молнией. В наушниках рэперским речитативом зазвучали ‹Иероглифы улиц› в исполнении Кэт, задавая ритм. Калина надвинул поглубже на лоб маленькую черную шапочку ‹бини›, повернулся лицом к магазину и сорвался с места.
Современные города — это стены, крыши домов, заборы, деревья, машины, тротуары, бордюры, траншеи, ямы, ступени, улицы, забитые пробками сгрудившихся автомобилей. Это среда, противоестественная человеку. Город возводит препятствия и опасности на каждом шагу, делает человека рабом случая и времени. Человек вынужден жить в осторожности, ходит там, где есть дорога и нет на пути забора или стены, пересекать улицы не там, где ему хочется. Город сковывает, делает людей малоподвижными и оставляет минимум выбора. Городское сообщество навязывает константы поведения, правила, ярлыки, стереотипы мышления: ходить надо по дорогам, а ночью полагается спать. Но человек волен ходить там, где хочет, и передвигаться так, как хочет. Трейсер одолевает стереотипы. Он стремится к тому, чтобы чувствовать себя в каменных джунглях города так же естественно и свободно, как зверь в природной стихии. У трейсера другой взгляд, чем у обычного горожанина. Там где масса видит городской пейзаж, трэйсер видит тренировочную площадку и препятствия. Где люди думают: ‹как бы обойти›, трэйсер думает: ‹как преодолеть›. Он сканирует местность, анализирует преграды и прокладывает свой собственный путь, настолько прямой, насколько позволяет его мастерство. ‹Маугли бежал под деревьями, меряя глазом расстояние от ветки до ветки, иногда забираясь вверх по стволу и для пробы перепрыгивая с одного дерева на другое…› Так же и для трейсера город полон не препятствий, а новых способов передвижения, еще неизведанных путей. Трэйсер рисует собственные узоры дорог, создает свой мир, удобный для него. В мире трейсера нет преград, все знакомо, все существует по его, трейсера законам. В этом мире люди движутся по-другому, думают по-другому, видят по-другому.
Этот район городской окраины был хорошо знаком Калине, он тренировался здесь не в первый раз. Правда, чаще это происходит в группе. Так веселее, и полезнее. У кого-то возникнет идея нового элемента, а кто-то покажет уже готовый. Более опытный поможет младшему, подстрахует, укажет на ошибки, которые всегда виднее со стороны. Но сегодня он вышел на тренировку с другой целью.
Позади магазина находился небольшой сквер, удобный для разогрева. Туда и нацелился Калина. Нормальный человек должен был обойти площадку для парковки, потом пройти вдоль солидного сплошного забора, перейти улицу… Короче, трейсеру с ним вовсе не по пути.
Крепкий забор огораживал хоздвор за магазином. Туда через большие двустворчатые ворота въезжали и разгружались фургоны с продуктами. Сейчас ворота были закрыты. Калина разлетелся к забору так, будто собирался пробить его. С разбегу толкнулся ногой о ворота, будто о ступеньку, и выкинул тело вверх. Обе ладони обхватили железную балку над створками ворот, колени прижались к животу, подошвы кроссовок прилипли к металлической створке ворот. Не замедляя перетекающих одно в другое движений, упруго оттолкнулся ногами, замер на миг в упоре на прямых руках, и в следующее мгновение ноги скользнули между балкой и верхним краем створок, пронося тело на другую сторону ворот почти параллельно земле. Закончил манки — обезьяний прыжок — приземлением на четыре точки, распределив встречу с землей на ноги и руки, погасил тем самым силу удара.
Внутри двор было пустынным: ни людей, ни машин. У дальнего забора выстроились мусорные контейнеры, а у стены, рядом с дверью в подвал, сложены штабелями пустые ящики — тара. Калина на хорошей скорости пересек двор, подпрыгнул, ушел в сальто и оказался на крышке мусорного контейнера. Снова забор. На этот раз перелетел его гейт волтом. Почти так же, как делают это МЧС-овцы, когда переваливаются через забор на животе. Но Калина, перекидывая ноги на другую сторону, развернул в полете тело и на долю секунды замер ‹флажком› — обе руки на заборе, одной держится за его верх, другой в него упирается. МЧС-овцы спрыгивают лицом к забору, несколько мгновений не контролируя, что происходит за их спинами. Калина, завершая прыжок, уже оказался развернут лицом в направлении движения, и видел, что как раз под ним на обочине стоит небольшой фургончик. Выходило, что приземляться надо никуда иначе как на крышу этой легковушки. Калина пошел вниз и, едва коснувшись ногами дуги, на которую крепится багажник, сгруппировался, перекатился ролом по удлиненной крыше, спрыгнул на землю.
Между дорогой и сквером невысокое ограждение. Калина с ходу перелетел чего него фронт-флипом — передним сальто.
Теперь разогреться. Он никогда разогревом не пренебрегал. Разогрев не разминка. Это самостоятельный и важный элемент тренировки. Особенно для новичков важен, они еще не умеют быстро мобилизовать силы. И именно новички рвутся ‹в бой›, скучно им, видите ли, ногами и руками махать, подавай им роллы, манки, кинг конга. Приходится разъяснять, что без разогрева можно легко порвать себе что-нибудь, и не только штаны. Что разогретые мышцы и суставы становятся более гибкими и, значит, лучше защищены от травм. Физическая выносливость повышается от таких обычных махов и круговых вращений руками. Потому что происходит перераспределение крови. Отток от кишечника и селезенки к мышцам. А значит, мышцам больше кислорода достается и питательных веществ. И еще важно очень постепенно довести частоту сердцебиения до целевой зоны. Без разогрева нагрузка на сердце окажется слишком высокой, покажется, что не по земле бежишь, а по песчанным барханам или по снежным сугробам.
Около получаса Калина добросовестно приседал, бежал на месте, широко размахивая руками. Ходил гусиным шагом, сцепив пальцы за головой. Поднимался на носках и подпрыгивал, используя только пальцы ног…
Калина стремительно пронесся по улице, и, не сбавляя скорости, лишь оттолкнувшись руками от телеграфного столба, изменил траекторию движения, нырнул в боковую улицу. Теперь с одной стороны тянулись дома, а другая была застроена гаражами, плотно стоящими один к одному.
Он с разбегу прыгнул на автомобильное колесо, наполовину вкопанное в землю в двух метрах от гаражного угла. Колесо спружинило и вытолкнуло Калину вверх. Он взлетел на крышу на манер шаолиньских летающих монахов.
Изумленно замерли трое тинейджеров.
- Класс!.. — протянул один.
- Во дает, блин! — восхищенно покрутил головой другой. — Просто ниндзя какой-то!
Калина набирал скорость для предстоящего прыжка. Впереди между гаражами имелся разрыв метра в четыре — проезд во второй ряд гаражей. Калина толкнулся от края, пролетел по воздуху, вынося вперед согнутые в коленях ноги. Он не допрыгнул до крыши соседнего гаража, расстояние было слишком большим. Ухватился руками за край крыши и на мгновение как будто прилип к кирпичной стене, упираясь перед собой согнутыми ногами. Но в следующую секунду от упругого толчка тело как будто само собой легко вынеслось вверх и вот он уже на крыше. Ничего сложного. Главное, не схватиться за какое-нибудь рваное железо.
Сзади залаяла собака, запертая в одном из тех гаражей, которые Калина только что миновал. Однажды во время тренировки за ним погнались собаки. Это было здОрово! Ничего не стоило в легкую отделаться от них, перемахнув через какой-нибудь забор, но чувство погони пьянило. Потому что гнали не его, он не был загнанной, испуганной дичью. Он позволил им эту погоню, дразнил, как тот Маугли: а теперь следуйте за мной, рыжие собаки! Мышцы, кровь, как кислородом, наполнились духом состязательности, вообще-то паркуру чуждым. Соревнования в паркуре быть не может. Тут ведь смысл не в скорости движения. Конечно, если ситуация не требует именно скорости, если не требуется как можно скорее оказаться там, где ты необходим. Бывает, трейсеров называют ‹скорая помощь на ногах›. И среди них считается хорошим тоном пройти курсы по оказанию первой помощи. Ведь при травмах нужно действовать молниеносно. И все же скорость не самоцель. Смысл в преодолении препятствий. Но тогда, давая себе возможность почувствовать жаркое дыхание на пятках, накатывающую сзади ярость, идя на риск, граничащий с фолом, он испытал такое сладостное чувство свободы, какое не испытывал никогда. Позже он услышал от кого-то, что ‹паркур, это когда уходишь от стаи собак›. Калина подписался бы под этим.
Гаражи кончились, и он спрыгнул вниз. Нет, не вниз. Выпрыгнул он вверх. Хоть места и знакомые, да мало ли что. Может, кучу песка насыпали, а может, машину гравия да камней сгрузили. Лучше иметь секунду-другую, чтоб оценить место приземления или приготовиться к встрече с препятствием и способу его одолеть, как с тем фургончиком у забора. Итак, толчок вверх, колени поджаты к груди. Ноги готовятся к удару о землю. О землю хорошо, это не асфальт и не бетон! Колени слегка разжать, а ноги напрячь немного, чтобы самортизировали в момент столкновения. Приземлиться на ступни и пальцы. Смягчить лэндингом — упор расслабленными руками о землю, они принимают часть удара, гасят его силу. Руки ставить между ног, чтобы не попасть коленом в бицепсы. Всё в доли секунды. Земля толкает, отпружинивает вверх и вперед, и бежишь дальше.
Движения Калины точны и скоординированы. Прыжок. Руки-ноги не болтаются абы как, он полностью контролирует своё тело. Синхронное движение рук, синхронное движение ног. Движение трейсера завораживающе красиво. Но в этой зрелищности нет и капли шоу. Красота не на показ, не в рассчете на зрителя. Все движения вызваны только необходимостью. Вот приземление. Ноги касаются земли одновременно, на одной линии. Синхронность — это правило, техника безопасности. Если одна нога пойдет вперед, то заберет большую часть нагрузки. Оно может и обойдется, но микротравма колену обеспечена.
Бег, легкая одышка, рассекаешь воздух, быстрые, легкие толчки ногами… ты бежишь… Прохладный ветер так приятно обволакивает лицо и тело… Ветер и ощущение полета… Оборачиваются люди, удивленные взгляды прохожих тебе вслед, быстрота движений, молниеносность и легкость прыжков, преград не существует… Внутри будто пружина, и когда на твоем пути оказывается парапет, забор, гараж, дом, каменная плита, перилка, мост и всякое прочее, она срабатывает с той же естественностью, с которой сгибаются при ходьбе колени. Но трейсер еще и наслаждается действием этой пружины. Всякое препятствие — повод оторваться от земли. Не зря ведь трейсеров называют вертикальными пешеходами.
Ася первой увидела его.
- Смотрите!.. Это что… Калина?! — воскликнула она. — Да вон, там, на автобусе!
- Вижу, вижу! — обрадовалась Лёлька. — Зачем он туда, на свалку!?
- Это не свалка, — сказал Женя, высматривая впереди поворот. — Это зона!
- Какая зона? — не поняла Ася.
- Вторчермета.
Скрестив ноги, Калина сидел на крыше старого, с выбитыми стеклами, безколесого автобуса. Стоял он среди куч металлолома за изгородью из сетки-рабицы. Ею была огорожена большая территория, куда свозили всякое железо, отслужившее свой век.
- Но правда, зачем он туда забрался? — удивилась Ася.
- Нас ждет, — Женя свернул на узкую дорогу, засыпанную гравием, и коротко просигналил.
Калина неспеша встал и поднял обе руки над головой, помахал. Потом, глядя на приближающийся автомобиль, указал рукой куда-то себе за спину и вправо.
- Направление показывает, — пояснил Женя. — Он напрямик, а мы по дороге.
BMW глухо зарычал, набирая скорость, по днищу защелкали камешки, Калина развернулся и побежал по крыше автобуса. Вектор его движения уходил от наблюдателей под острым углом, потому с дороги Калину было хорошо видно.
Он спрыгнул с автобуса, пробежал десяток шагов, перепрыгнув при этом через несколько железных бочек, составленных вместе. Они не заставили его отклониться от выбранного направления. Ася с Лёлькой прилипли к окну и во все глаза следили за стремительным бегом Калины. Они видели, что прямо на его пути громоздится большая куча железа. Из кучи высовывалась спинка от железной кровати, ржавые мотки толстой проволоки, гнутая арматура с кусками бетона, какие-то трубы, решетки… А венчала все перевернутая вверх дном чугунная ванна. Калина стремительно приближался к этом устрашающему нагромождению, и подруги тщетно пытались уловить хоть какой-нибудь намек на то, что он собирается свернуть с прямой.
- Ой… он что, прямо по куче?.. — обеспокоенно пробормотала Ася, видя, что Калина не сбавляет скорость, а наоборот, ускоряет бег.
Ей никто не ответил, потому что именно в эту секунду он сильно толкнулся, взлетел в воздух, перевернулся через голову, распрямился упругой дугой, и ноги его пришлись как раз на ванну, непоколебимую с ее чугунным весом. Сейчас же движение его перелилось в новый толчок, снова он кувыркнулся в воздухе и приземлился уже по другую сторону железной кучи.
- Ух!.. — выдохнула Ася, а Лёлька рассмеялась радостно, хотя и несколько нервно.
У Жени не было времени следить за бегом трейсера. Дорога, чреватая сюрпризами, требовала внимания. При этом он старался держать хорошую скорость, надеясь выиграть в соревновании, предложенном Калиной.
Ржавый трактор с порванной гусеницей Калина проскочил насквозь: подпрыгнул, ухватился за верхний край дверки без стекла, и рыбкой скользнул в кабину, пронося вперед ноги. Миг — и он появился уже с другой стороны трактора, среди завалов искореженного металла…
Он двигался, не уходя с прямой, которую мысленно протянул от автобуса к приземистому зданию конторы. Линия эта проходила через кучи и завалы, щетинящиеся рваным железом, металлическими штырями и прочим отслужившим свое скарбом. Когда Калина сидел на крыше автобуса и поджидал друзей, он прикинул дорогу. Но не ту, которую предстояло ему одолеть. Он имел ввиду дорогу, приемлемую для BMW Дакоты, и уж потом примерился, как должен пролегать его маршрут, чтобы не исчезать из поля зрения сидящих в BMW. Так что не выбирал Калина дорожку, чтоб завалов пореже и кучи пониже.
На этой трассе из многочисленных трейсерских приемов больше годился сприн. Это когда с разбега через препятствие, не касаясь его — через машину, через куст или через кучу железного хлама. А из видов сприна прыгать приходилось, в основном, блайндом — в момент толчка не видя точки приземления. Прыжок не сложный. Главное, в полёте не зацепить чего-нибудь торчащего и просчитать приземление.
Не заставила его свернуть с прямой и настоящая гора из старых автомобилей. Калина прыгал по мятым кузовам с одного на другой, забираясь все выше. Где мог, проскальзывал сквозь, благо стекол не было ни одного. Иногда застывал на мгновение, балансируя на шаткой опоре. Но всего пары секунд хватало ему, чтобы принять нужное решение, и он скользил дальше.
Последним препятствием между Калиной и зданием конторы был штабель из батарей парового отопления, выкрашенных когда-то в зеленый цвет, а теперь пятнами зеленого, рыжего и коричневого напоминавших расцветку одежды спецназовцев. Через батареи он перелетел арабским сальто, с опорой на одну руку.
Когда Женя и девушки подъехали к воротам конторы, Калина застывшей статуей стоял на одном из столбов, на которые были навешаны створки ворот. За воротами суетились две собаки и сторож. Все трое ‹облаивали› Калину. Сторож выглядел растеряным и удивленным — уж больно странно выглядел парень, вторгшийся в охраняемую зону. Скачет, что та обезьяна! А теперь стоит. И сколько еще он собирается стоять на такой верхотуре? Руки сложил и хоть ты ему что. Ишь, ‹не беспокойся, отец›, говорит. Это как не беспокойся? Иди себе дальше чай пей, а он тут стоять будет? Сбить его оттуда чем-нибудь, что ли? Он все ж таки сторож, а не пионер из почетного караула, чтоб стоять тут, как у подножия памятника. Так ведь собьешь, а он свалится да покалечится! Тогда что? А если он психический?
К облегчению сторожа, к воротам подъехала машина. Сторож успел заметить в ней двух девчонок и мужика. Но что за мужик, он совсем не видел, внимание все привлекли девчонки. Они вроде как кричали что-то, лица у них были такие… взволнованные. Больше он ничего не разглядел. Потому как не успела их машина затормозить, тот чудак прыгнул со столба вниз, попал на штабель автомобильных колес, что были сложены прям за воротами, опять подлетел вверх, упруго ими подкинутый. В полете он перекувыркнулся через подъехавшую машину, приземлился позади нее чуть ни на четвереньки, но как-то удачно очень, ничего себе не повредил. Хотя от таких финтов впору в лепешку расшибиться. А этот подскочил как ни в чем ни бывало и легко, даже вроде как неторопливо побежал прочь. Девки в машине только визгнули, торопливо высматривая его в заднее окно. А мужик за рулем сей же час задний ход дал и разворачиваться начал. Вот и слава те, господи!
‹Гоняются они за этим сумасшедшим что ли?› — подумал сторож, глядя вслед быстро удаляющимся нежданным визитерам. ‹Не-а, не догонят. Пока они задний ход, пока развернулись — а он уж вон где, напрямки по бездорожью! Он не к развалинам ли побёг?› — приставив ладонь козырьком, всматривался сторож в остов трехэтажного строения в полукилометре от него. Говорили, вроде как Горэлектросеть подстанцию какую-то начинала стоить, да, видать, власть переменилась, а с ней и планы. ‹Если он туда, так там есть где убиться!› — покачал головой сторож, шумнул на собак и пошел допивать свой чай.
‹Замороженную› трехэтажку Калина хорошо знал, не раз прокладывал по ней вертикальные трассы, отрабатывая приемы билдеринга. Билдеринг — восхождение по зданиям и всяким конструкциям, от промышленных металлических ‹кружев› до манументальных памятников и статуй. Городские скалолазы находят свои вершины в дебрях городских джунглей. Если человека, очень далекого от паркура, знакомить с ним и начинать при этом с билдеринга… это еще ой, как подумать надо!
Калина обещал показать, что такое паркур, и показал. А билдеринг — это лишнее. Когда человек впервые видит, как ты боком срываешься с крыши в арабском сальто, на мгновение зависаешь вниз головой над многометровой пропастью… Или затяжным прыжком летишь на соседнюю крышу, распластавшись белкой-летягой, и снизу ясно видят, что ты не дотянешь, сорвешься…. Зрелище не для слабонервных. И что с того, что сам ты прекрасно знаешь: всё как надо, руки придут как раз на край крыши, и затяжной сам собой перейдет в кэт-лип. Ты кошачьй хваткой влипнешь в стену… упор согнутыми ногами… толчок пружиной выбрасывает вверх… и ты уже на крыше… Но тебя сопровождает крик ужаса тех, кто смотрит снизу. Такие эффекты Калине не по душе.
Он давно освоил приемы билдеринга, мог легко подняться на крышу прямо по стене, используя неровности, выступы и углубления, декоративный рельеф, вентиляционные решетки и пожарные лестницы. А можно по балконам — и подняться, и спуститься. Особенно удобно шахматное расположение балконов. Умел Калина просто взбежать по стене на два-три хороших шага и там уж зацепиться за что-то руками, либо проложить дорожку из шагов не вертикально вверх, а вбок, параллельно земле, обманув закон притяжения и минуя какое-то препятствие внизу. Легко балансировал на перилах, на самом краю крыши и прочих рискованных опорах. Мог прыжком одолеть расстояние в несколько метров между зданиями. На первых порах мысль о высоте вызывала нервный трепет. Но когда прием тщательно отработан — в условиях достаточно безопасных — и появляется ощущение полного владения собственным телом, когда уже точно знаешь свои возможности и риск исключается… тогда высота как таковая становится не важна. Страх высоты исчезает.
В общем, закончил Калина свою показательную программу у ворот базы Вторчермета, но не захотел разговаривать с друзьями под аккомпонемент крикливого сторожа с его собаками. Далеко уходить не стал, дождался друзей у выезда с гравийки на трассу. Автомобиль затормозил с ним рядом, прошумев по гравию. Девушки выскочили, кажется, еще раньше, чем он остановился, и Калине с лихвой досталось слов восхищения и сияния глаз. Их впечатление коротко высказала Ася: ‹Калина! — с восторженным придыханием воскликнула она. — Мы ваши навеки!›
Когда схлынула немного волна эмоций, он предложил им ехать к продуктовому магазину, где стоит его машина. А он доберется к месту встречи своим ходом и своей дорогой.
Спустя какое-то время они сидели в ‹Княжем тереме› и ели теплый хлеб, тонко намазанный желтым крестьянским маслом. Плетенка с клетчатой салфеткой быстро опустела. Все были голодными после эмоциональной встряски, что устроил им Калина. Сейчас эмоции слегка улеглись, но восхищение и изумление от увиденного все еще переполняли девушек.
- …Да какое там преодоление препятствий?! — перебила Ася Дакоту. — Вы что, ребята? Это балет! Самый настоящий!
- Бале-е-ет? — со смехом протянул Калина. — Про паркур я такое еще не слышал.
- А вот давай… скажи, про что я говорю. Движение, пластика, прыжки, легкость, точность, координация… А? Про что?
- Хмм… Ты права, можно подумать, что ты о балете говоришь.
- Нет-нет, ты был в тыщу раз лучше! — возразила Лёлька. — Никакой балет не заставит меня визжать от восторга! Ты мой герой! — Она восторженно смотрела на Калину, глаза ее сияли.
- Это точно, ты лучше! — подтвердила Ася. — Я видела, но все равно не понимаю, как можно — бегать, прыгать, кувыркаться и при этом выдерживать такую плавность движения! Без пауз и остановок!
Калина улыбнулся. Красота и естественность — один из принципов паркура. Тому, кто наблюдает за бегом трейсера со стороны, невдомек, каким трудом и потом оплачена такая легкость движения. Лишь идеальная отточенность приемов рождает кошачью грациозность, ловкость, точность. Движения оттачиваются в тренировках до такой степени, что при исполнении они выглядят элегантно. Настоящий трейсер передвигается, как вода течет. Для воды нет препятствий. Так же и для трейсера. Сквозь любую преграду можно либо ‹просочиться›, либо ‹перетечь›. Только вперед, открывая свой собственный путь. Вода ведь никогда не течет назад.
- Калина, а девушки паркуром занимаются?
- Да, — с готовностью ответил за него Женя. — И называются они паркурицы!
Лёлька и Ася медленно повернулись друг к другу.
- Ты что-нибудь слышала? — спросила Лёлька.
- Скорее нет, чем да… — с сомнением проговорила Ася. — Но если хорошенько подумать…
- Пощады! — взмолился Женя. — Признаю. Был неправ. Прошу дать шанс.
- Лёлишна, у нас не завалялся где-нибудь шанс для шовиниста?
- Если только самый завалященький. Пусть берет, не жалко.
- Смотри-ка, — сказал Калина. — Тебя даже не побили! Вот тебе пример благородства!
- Так значит паркурицы? — еще раз уточнила Лёлька. — Ну-ну. Помнить будем, не забудем.
В это время им принесли заказ, что спасло Дакоту от дальнейших разбирательств. Некоторое время все были заняты свиными рульками с тушеной капустой. Но рульки недолго владели всеобщим вниманием. Даже музыка сегодня не способна была привлечь их мысли или стать предметом разговора.
- Если серьезно говорить, — опять заговорил Калина, — то девушек в паркуре я приветствую. И все же, на мой взгляд, есть вещи для них запретные.
- Стоп-стоп! — потребовала Ася. — Калина, не давай нам повода и тебя шовинистом назвать!
- Что ты, Ася, какой из меня шовинист? А вообще, у девушек в паркуре даже есть преимущества. Пластика у них — обзавидуешься. Мышцы и связки сильнее растягиваются. Вообще, девушки созданы для акрострита. Такое направление в паркуре — акробатика на улице. Очень красиво, зрелищно. Не работа, а загляденье, глаз не оторвать. А если взять, к примеру, билдеринг, тут девушкам сложно. Многие приемы исполняются на выходе силы. Мускулатура нужна. В общем, если честно сказать, я бы хотел видеть девушек только в качестве вдохновляющего фактора. Вы уж меня не бейте, — обезоруживающе улыбнулся Калина.
- Тебя?? Калина! Тебе сегодня все можно и все прощается заранее! — дружно заверили его подруги.
- Счастливчик, — вздохнул Женя. — Непременно воспользуйся, такое, может, раз в жизни бывает. Хотя ты заслужил, без всяких сомнений. Я даже поверил, что люди от обезьян произошли, — под общий смех проговорил он.
Есть Ася больше не хотела, захотелось курить. Она вынула пачку сигарет. Женя щелкнул зажигалкой, тотчас появившейся в его руке, подставил огонек под кончик Асиной сигареты, потом дал прикурить Ольке. Ася неторопливо затянулась несколько раз, облокотилась о стол, повернулась к Калине:
- Знаешь, я такой неспортивный человек, но, по-моему, каждый вид спорта имеет свою возрастную группу… ну, как книжка — свое читательское назначение. Так паркур, мне кажется, он больше для тинейджеров.
- То есть, в моем возрасте несолидно? — улыбнулся Калина.
- Да нет, я же не про то совсем. У тебя все так классно! Но скажи честно: ты — исключение? Много ли в паркуре людей лет этак за тридцать?…
- Ты права, Ася, с солидным возрастом в паркуре мало людей. Но причина не в возрасте. Видишь ли, заниматься паркуром начинают рано, уже и десятилетние приходят, и даже еще моложе есть. А выходят из детства — обзаводятся взрослыми заботами, проблемами. Меняется все. И с годами от паркура отходят, как вообще от спорта, да от любого увлечения юности. Они ведь у каждого бывают, а кто проносит такое увлечение через всю жизнь? Единицы. Потому, да, немногие остаются в паркуре до солидных лет. Но главная причина — паркур очень молод. Неоткуда ветеранам взяться.
- Самый главный ветеран снялся в фильме ‹13-й район›, — сказал Женя. — Дэвид Белль. Его и Себастьяна Фукана считают основателями паркура.
- Ветеран? — удивилась Ася. — И сколько было ему когда снимался?
- Точно не знаю, — Женя вопросительно посмотрел на Калину. — Слегка за тридцать, наверно.
- Да, — кивнул Калина, — года тридцать два ему там.
- Ну ничего себе, ветеран! Я думала — лет пийсят! — воскликнула Ася. — Так паркур, действительно, совсем молод!
- А я про что говорю? Если не считать Белля, Фукана и их команды, то массово увлекаться им стали после ‹Ямакаси›. Год выпуска 2001-ый. Что до возраста, — чуть пожал плечами Калина, — нет, я с тобой не согласен, что для тинейджеров занятие. В паркуре можно всю жизнь оставаться, было бы желание. С возрастом человек больше внутри меняется, чем внешне. Молодость бесстрашна, безрассудна. С возрастом человек становиться более осторожным и осмотрительным. Он медлит, прежде чем сделать новый шаг, думает, сможет ли его сделать — так в любом деле, я не о паркуре сейчас. Человек испытывает колебание, а это тот же страх — смогу-не-смогу. Но если человек постоянно тренируется, постоянно испытывает себя и точно знает, на что способен? Откуда взяться страху?
- Нет-нет, подожди, — возразила Ася. — Как это внешне не меняется? Ничего себе! Разве человек пожилой вот так же скакнет, как ты? И мышцы слабеют, и реакции замедляются. Ты, Калина, чего-то не то сказал.
Калина неопределенно качнул головой:
- Это не однозначно. Согласен, с возрастом человек теряет мышечную массу и мышцы слабеют, да. А отчего он теряет? Возраст-то ни причем, как выяснили специалисты в последнее время. Просто с возрастом человек меньше двигается. Как раз паркур эту проблему отлично решает. Он просто напросто продлевает молодость. Я, Асенька, в этом уверен. И вообще, паркур не спорт, как мы его тут называли. Это образ жизни. Стиль жизни.
- Погодите вы про жизненную философию! — вклинилась Лёлька. — Прям спросить не даете! Какой ‹13-ый район›? Это как ‹Ямакаси›, да? Мы только ‹Ямакаси› видели!
- Да, вроде того, — подтвердил Калина. — Стоит посмотреть хотя бы только из-за Дэвида Белля.
- Ой, как я хочу посмотреть! — заерзала Лелишна. — Надо срочно достать где-нибудь!
- Зачем доставать? У меня есть на диске. Приглашаю вас в гости.
- Ура! — воскликнула Ася. — Это просто ура!
- Ну и всё. Вечером в пятницу все ко мне. И кстати, Фукан тоже снимался, в фильме ‹Прыжки по Британии›. Фильм еще позже ‹13-го района› вышел. Это я к слову о тридцатилетних, — повернулся он к Асе. — Фукану в ‹Прыжках› очень хорошо за тридцать, побольше, чем Беллю в ‹Ямакаси›.
- А этот фильм у тебя тоже есть? — спросила Ася.
- Есть.
- Здорово! — обрадовалась Лёлька.
- Только он не художественный.
- Да? Ну и что! Все равно интересно!
- Вы, ребята, такие молодцы… — Ася посмотрела на Женю, потом на Калину: — Эти ваши увлечения — потрясающе просто. Мы после гонок-то в шоке и в восторге были. Но там все-таки ближе, понятнее. А то, что сегодня видели… — фантастика. Когда кино смотрела, даже не задумывалась, само собой воспринималось ‹не по правде›. Ясно же, что кинотрюки и комбинированные съемки. А сегодня все это в реале увидела. И жуть, и восторг. Я вопила, как сумасшедшая.
- Ну, не как сумасшедшая, — снисходительно хмыкнул Женя. — Однако из вас с Олькой хороший дуэт получиться может. Звонкий, — рассмеялся он.
- Нас тоже сумасшедшими называют, — сообщил Калина. — Было такое — идут мимо две девчонки, а я отрабатывал кэт-лип. Это когда прыгаешь на стену и как бы прилипаешь к ней. Слышу, одна говорит: ‹Смотри — байкер!› У меня на руках перчатки были байкерские. Другая отвечает: ‹Ага. Взбесился!› И шустренько от меня на другую сторону улицы.
Все расхохотались, представляя, как взбесившийся байкер раз за разом кидается на стену.
- Я тогда от смеха чуть со стенки не свалился!
Лёлька поперхнулась дымом, смеялась и кашляла. С трудом успокоившись, вытирая слезы, сказала:
- А если серьезно, Калина… ты, знаешь, мы сегодня видели человека с другими способностями. Чем-то уже не такого, как мы. Наверно, это что-то из будущего.
- Совсем засмущали, — отмахнулся он с улыбкой и увел разговор от своей персоны: — Недавно прочитал, в Лондоне один трейсер провел акцию — перестал ходить по земле.
- Это как? — с недоумением спросила Лёлька. — Зачем?
- В знак протеста. Это была акция против пехотных мин. Смысл ее в том, что миллионы людей не могут без опаски ходить по земле. Вот он и решил обойти часть Лондона, не касаясь земли.
- Баа!.. Да как же ему удалось? А через улицу как? Ася! Надо будет Саймона об этом спросить! Поди-ка он знает, что в его Лондоне творится!
- Люди, страшно не хочется ломать компанию, но у меня еще кое-какие дела, — со вздохом сказал Женя. — Но Асю я тоже украду.
- У тебя же дела!
- Да мне только взять дома кое-что и отдать. Один наш товарищ в командировку едет утром, надо ему пару документов передать.
- Тогда ладно, покататься я согласная!
Прощаясь, Женя пожал руку Калине.
- Ты классный, чесслово! Думаешь, только на девушек впечатление произвел? И, кстати, по сравнению с прошлым разом ты заметно вырос. Так все четко, чисто, красиво. Маладца! Ой, приду я к тебе в ученики!
- Давно пора. Такого трейсера из тебя сделаю, закачаешься!
Часть пятнадцатая. Диссонансы
Дни сделались короткими, как всегда в это время года. Вдоль улиц зажглись фонари, в небе догорала заря, тлея последними красками на подбрюшьях туч. Короткий осенний день дарил так мало солнца… Вместо солнца он, обычно, одаривал хандрой.
Осень, нелюбимая Асей, поначалу всегда была вкрадчива, задаривала даже: прозрачным до звона, высоким небом, золотом и пурпуром одежд, ласковыми днями бабьего лета. Заставляла клены пылать факелами, заметала сухими листьями аллеи парка… А утвердив свою власть, переставала быть ласковой. Обнаруживалось, что она сурова, как мачеха. Приходило время холодных дождей со снегом, пронизывающих колючих ветров, и холодно становилось в доме. Само время делалось тягучим, как бессонница. Туманы съедали все краски, город превращался в размытую гравюру. Тогда Асю настигала хандра.
Но в эту осень хандра отступила. Асе стало не до нее. Все переменилось оттого, рядом с Асей появился мужчина, с которым спокойно, надежно, хорошо… Они с удовольствием гуляли по улицам осеннего города, никуда не торопились, шли медленно и говорили, говорили… И пусть грязно-серая пелена тумана затягивает город, погружая в ранние сумерки. Пусть дерзкий ветер не дает покою голым, озябшим деревьям. Ася не кутается в шарф и не прячет лицо от снежинок, летящих с холодного неба. Ей тепло оттого, что у нее внутри что-то растаяло, разгорелось теплым маленьким солнышком. А холодный воздух как ледяное шампанское — слегка пьянит и дурманит голову. Они заходят в маленькие кафе выпить горячего чаю, греют ладони о форфоровые бока чашек. От этого тепла так хорошо и весело… .
…Пока ехали к дому Жени, окончательно стемнело. Он въехал во двор, два луча света скользнули по фасаду дома, по окнам, по фигуре человека, тут же канувшую в темноту. Потом они опять увидели того человека. Он шел к освещенному подъезду навстречу им, остановился, отбросил сигарету, упрятал руки глубоко в карманы и стоял ссутулясь, смотрел на них.
Ася уже ждала, что мужчины по-приятельски друг друга поприветствуют. Но незнакомец кашлянул, будто слова застряли у него в горле, и неловко сказал:
- Евгений Дмитриевич … я опять к тебе…
- Вижу. Удивляюсь твоей наглости, — неожиданно холодный, даже ледяной тон заставил Асю искоса недоуменно вглянуть на Дакоту.
- Евгений Дмитриевич… Мне позарез нужна работа.
- Твои проблемы. У меня для тебя работы нет, — он говорил равнодушно, разве что с легкой брезгливостью. Ася с удивлением и любопытством слушала этот незнакомый голос.
Она догадалась, что мужчина был одним из тех, кого Женя обеспечивал работой через свою фирму. И судя по всему, успел что-то сотворить, чем заслужил такое к себе отношение. Одет он был довольно неплохо. Черная вязаная шапочка, куртка-аляска расстегнута, под ней свитер домашей вязки с высоким воротом… Нормально одет, обычно. Но сам он выглядел хуже некуда. Ася даже подумала, не наркоман ли? Вид у него был совсем больной. Его, кажется, даже потрясывало — то ли замерз, дожидаясь, то ли нервничал. Или похмельный сидром? Это поздним-то вечером? Хм-м…
Над дверью подъезда горел фонарь, и незнакомец стоял к нему лицом. И все равно лицо его оставалось каким-то темным. Не цветом кожи, а будто в тени. К тому же, к щекам и подбородку уже дня три, не меньше, не прикасалась бритва. В результате возраст нежданного встречного определению не поддавался. Возможно, ему было много меньше тридцати, но щетина, хмурые брови, опущенные углы губ старили. И эти печать сумрака на лице… отчего оно казалось еще более старым. Очень старым. Асе вспомнилось выражение ‹печать порока лежала на его лице›. Но нет, здесь было что-то другое.
- Я прошу тебя… — умоляюще проговорил мужчина. — Беда у меня. Жена в аварию попала, машина сбила, срочно нужны деньги на лечение.
Асе показалось, что все в ней обмерло и заледенело. И где-то за тридевять земель говорил Дакота, голос его не смягчился ни капельки.
- Я сказал, у меня для тебя работы нет. Больше говорить не о чем.
- Евгений Дмитриевич… — мужчина сжал руки, — Христом Богом молю! Возьми к себе! Мне любую работу! Ты же знаешь, я всё могу… Жена в тяжелом состоянии… нет у меня времени искать работу.
- Так не теряй его, иди, ищи.
- Женя, — Асе показалось, что он не услышал, так тихо, безголосо прошелестело его имя.
Но он обернулся к ней.
- Помоги ему…
- Ася… — Женя растерялся, глядя в ее, странно застывшее лицо. — Я просто не верю ему! Он врун, каких свет не видывал!
- Да вот телефон!.. — дернулся мужчина, полез рукой во внутренний карман куртки. — В больницу…
- Пусть. Это не важно. — Ася его не слушала, не отрываясь, смотрела на Дакоту.
- Конечно, — сообразив что-то, виновато проговорил он. — Прости.
Он повернулся к мужчине, коротко распорядился:
- Выходи завтра к Семену на автопогрузчик. Но сначала ко мне заедешь, дам аванс.
- Спасибо! — выдохнул мужчина, и Асе показалось, что у него даже плечи расправились. Он перевел взгляд на нее: — Спасибо вам, девушка!
Порывисто притиснул кулак к груди от невозможности высказать ей свою благодарность, и, так и не найдя каких-то особых слов, горячо сказал:
- Я не подведу, слово даю! Вам, девушка, слово даю!
- Пусть жена ваша скорее поправляется.
- Спасибо, — еще раз с чувством проговорил он, и как будто еще что-то хотел сказать, но пробормотал только: — До свидания… я пойду.
Женя уже открыл дверь подъезда, когда мужчина вдруг окликнул: ‹Подождите!›. Он торопливо вернулся назад, подошел к Асе, улыбнулся неловко и сказал:
- Я теперь знаю, какие бывают ангелы.
И ушел, не ожидая ответа.
Когда поднимались в лифте, Женя привлек к себе Асю, прижал ее голову к груди:
- Прости…
Они снова ехали через темный осенний город, и он все не мог успокоиться, чувствуя себя виноватым. Ну надо же было, чтоб все при ней случилось! А он тоже, стоял, тупил, пока не дошло, с какой стороны увидела эту ситуацию Ася.
Действительно, слова ‹сбила машина› не просто напомнили и всколыхнули осевшую в душе боль, они просто швырнули Асю — как лицом об асфальт — в то состояние отчаяния и беспомощности, когда все в ней выло, стонало, кровоточило, молило о помощи. Так же, как этот человек умолял только что.
- Ася, ты не думай… я не бессердечный, правда… Я ведь его почти не слушал. Я два раза ему работу давал, а он даже месяц продержаться не может. Безответственный — страшно! Не мужик, а тряпка. А тут… Не успел уволить, он опять заявился… Зло меня взяло, слушать его не хотел и не слушал. Ася, ты мне поверь. Пожалуйста. Я всё, что нужно сделаю. И телефон завтра возьму у него, позвоню в больницу, узнаю, не надо ли чего…
- Ладно, Женя, всё. Не переживай, всё нормально.
Ася через силу улыбнулась ему. В самом деле, нельзя так. Ну сплоховал, так раскаивается же. Тот человек сам виноват… А в душе все же зарубочка осталась. Ведь не будь ее, Женя прогнал бы того несчастного… И может быть, тут же выкинул из головы встречу с ним… Едва ли стал бы потом переживать и упрекать себя за жестокий поступок. Так неужели он жестокий человек?
Как бы то ни было, а беззаботно-восторженное настроение вечера исчезло.
Остаток вечера оказался бесповоротно скомканным, когда узнали, что человек, которому они привезли документы, внезапно заболел, и в командировку поехать не может. От Жени требовались какие-то экстренные меры, так как поездку никак нельзя было отменить.
- Ася, мне ужасно неприятно…
- Да ничего страшного, Женя! Спокойно занимайся своими делами и… да что здесь такого? Нормально всё! — бодро и беззаботно говорила Ася.
На самом деле она, кажется, даже рада была такому повороту дел. Именно сегодня ей хотелось побыть одной, никуда не идти, не болтать, гуляя по городу. А просто побездельничать дома, помолчать самой с собой.
- Ты не обижаешься? — виновато спросил Женя.
- Да за что?! — искренне удивилась Ася. — И знаешь, это кстати. Я так давно не проводила вечер в одиночестве. Пора остановиться, подумать.
- А ты ничего такого не надумаешь? Лишнего? — забеспокоился он.
- Не говори ерунды, — хмыкнула Ася. — Ну я пошла, ладно? — она отстегнула ремень безопасности.
- Стой! Куда ты?
- Вот остановка через дорогу. На троллейбусе через двадцать минут дома буду.
- Ася, ты окончательно во мне разочаровалась? — мрачно спросил он. — С какой стати ты поедешь на троллейбусе?
- Да потому что удобно и близко!
- Тебе как будто не терпится от меня избавиться! — там же мрачно, но уже с сердитыми нотками проговорил Женя. — Давай, как будто я не слышал этого. Ага?
Он увез Асю домой, поцеловал на прощание в щеку и взял с нее слово, что увидятся завтра.
Ася осталась одна. Нет, она не изводила себя бессмысленными раздумьями на тему добрый-злой, хороший-плохой. Она просто наслаждалась тем состоянием, в котором пребывала долгое время, и находила в нем немало положительных моментов. Вот тебе и ‹плохое-хорошее›. В каждом — в явлении ли, в человеке, есть и то и другое. Главное, чтоб всего в меру. Тогда уединение не перейдет в одиночество…
Впрочем, как вскоре выяснилось, ни то, ни другое в этот вечер Асе не грозило. Не прошло и двадцати минут, как вошла она в квартиру — она только успела умыться, переодеться, включить любимую музыку, и тут зазвонил телефон. У Аси даже возникло намерение не брать трубку. Но подумала: ‹Вдруг Женя. Он же знает, что я дома›.
Но звонил не Дакота.
- Ася, привет! — услышала она
- Пуняша! — узнала Ася голос Толика Пунича. — Привет!
- Ася, я соскучился по твоему кофе. Можно к тебе? — и воспользовался мгновениями, пока Ася колебалась, не решаясь отказать с ходу, протянул жалобно. — Пожа-а-алуйста! Я на полчасика. Через полчаса смоюсь, как ни бывало, клянусь!
- Ну, куда тебя денешь? — засмеялась Ася. — Приходи.
А потом сообразила: выходит, он точно знает, что она одна, иначе с какой бы стати звонить стал! С этого вопроса она начала, едва он вошел:
- Признавайся, откуда знал, что я одна?
- Ай… вот только не надо думать, будто слежу за тобой! У меня же окно рядом с подъездом, всё слышно — кто подъехал, кто уехал… А еще я курю в форточку. Ну и вот, стоял в кухне у окна. Тут знакомый BMW прикатил. Ты вышла, а этот, в автомобиле, уехал. Вот и вся слежка. Поругались вы, что ли, Ась?
- С чего ты взял? И вообще, тебе какое дело?
- Ася, ну ты опять хочешь ругаться? Конечно, мне есть до тебя дело. Ты мне как родная, всю жизнь, считай, тебя знаю, что ты мне, чужая что ли?
- Так, Пуняша, считай, я тебя предупредила, — наставила Ася на него указательный палец, — не давай мне повода вытурить тебя безо всякого кофе.
- Молчу. А ты кофе варишь уже?
- Ага, щас! Прям как трубку положила так и кинулась варить! Подождешь. Пошли на кухню.
Потом они пили кофе, и Ася задумчиво спросила:
- Толик, ты почему не женишься? У тебя ярко выраженная потребность в объекте заботы. Синдром наседки.
- Вот давай, ты и будешь таким объектом?
- А я здесь при чем? — подняла брови Ася. — Нет уж, меня ты, пожалуйста, выведи из рядов кандидатов.
- Это почему? Я уже привык о тебе заботиться. И ты ко мне привыкла, нет разве? На кой тебе сдался этот твой навороченный деловой. Ты же его совсем не знаешь. А меня всю жизнь знаешь, я весь как стеклышко прозрачный — плохо что ли такого мужа иметь?
- Именно потому, что знаю всю жизнь и привыкла, ты мне как братец стал, Пуняша. За брата замуж не выходят.
- Чё-то Артем тебе братцем не стал, — дернул губами Толик. — А его ты еще побольше, чем меня, знала.
Ася недобро сузила глаза:
- Пуняша, ты чего в последнее время нарываешься на скандал?
- Нарываюсь… — упрямо склонил он лобастую голову. — Не нравится мне твой новый…
- Дурак. С какой стати он тебе должен нравиться? — возмутилась Ася. — И с какой стати я вообще с тобой говорю об этом? — еще более возмущенно вопросила она. — Попил кофе? И пошел теперь вон! Подъем, я тебе говорю!
Уже закрывая за ним, высунулась за дверь и крикнула в лестничный пролет, в спину Толику:
- Еще раз заговоришь на эту тему — я тебя убью!
О том случае — о неожиданной встрече у подъезда Дакоты — Ася не напоминала ему и ни о чем не спрашивала. Он сам спустя неделю сказал, что с женщиной все в порядке, она поправляется. А непутевый супруг ее взялся-таки за ум, от работы не бегает, и в бригаде его даже хвалят. Ася удовлетворенно кивнула и сказала: ‹Вот и хорошо›.
Вскоре праздновали Элькину помолвку.
Небольшой, уютный зал ресторана был красиво убран, благоухал нежными цветочными ароматами.
Эль в этот день была необыкновенно хороша. Платье оливкового цвета с ручной вышивкой бисером сидело на ней идеально, подчеркивая хрупкость точеной фигурки. Теплые тона макияжа оставляли лицо естественным и нежным. Кожа казалась бархатной, притягательной. Открытые плечи светилась. Взгляд таинственной незнакомки исходил из темной глубины ярких миндалевидных глаз в обрамлении пушистых ресниц.
А Саймон просто очаровал всех без исключения. Зрелый мужчина, в возрасте ‹хорошо за тридцать›, казался трепетным маленьким мальчиком, которого нарядили в безукоризненно отутюженный костюм, и дали в руки самый желанный подарок. А он верит и не верит в такое счастье, ошеломленный, неуклюжий. При этом на Эль он смотрел так, будто вокруг вообще никого больше не было, только она одна.
Приглашенных на помолвку оказалось немного: самые близкие родственники и друзья. И все со стороны невесты. Со стороны жениха были всего двое: сам жених и его отец — Энтони Шеррингтон. Эль представила им своих подруг — Асю и Ольку и, соответственно, Женю с Калиной. Все четверо в большей или меньшей степени владели английским, то есть общий язык найти оказалось не так уже сложно. Все с удовольствием участвовали в светской беседе, и даже шутки вполне были понятны и вызывали смех. Потом Шеррингтонов увели знакомить еще с кем-то, и они, извинившись, ушли, но оставили о себе хорошее впечатление.
Вообще, как оказалось, почти все присутствующие на помолвке Эль и Саймона, английский знали. Кто лучше, кто хуже, но могли обойтись без переводчика. Липовские подумали-подумали, да и решили, что не стоит приглашать на семейное торжество постороннего человека. Если уж понадобится толмач, так есть Элионора! Куда еще лучше?
Вскоре гостей пригласили за стол. Элька и Саймон расположились с широкой стороны стола. По правую руку от Эль сидел Энтони Шеррингтон, а по левую руку от Саймона — родители невесты.
Отец Эльки встал, привлекая общее внимание, за столом сразу установилась тишина. В короткой речи отец объявил о помолвке своей дочери и Саймона. Когда он умолк, Саймон встал и вынул коробочку с кольцом. Влюбленно глядя в глаза Эльки, он произнес положенное ‹ты хочешь стать моей женой?›
- Will you marry me?
- Yes, — скромно ответила Эль, и жених, волнуясь, надел кольцо на ее безымянный палец.
Энтони Шеррингтон произнес ответный спич и предложил выпить за виновников торжества. Все отлично поняли смысл его тоста и горячо поддержали.
Скоро парадность мероприятия пошла на убыль. К общему удовольствию Шеррингтоны не были символом английской сдержанности и хладнокровности. Потому торжественная атмосфера вечера оставалась возвышенно-патетической не очень продолжительное время, а как-то сама собой трансформировалась в семейно-дружескую. А потом — не сидеть же сиднем, когда в зале живая музыка — кто помоложе или считает себя таковым выбрались из-за стола танцевать.
Ася с Лёлькой пришли полюбоваться Элькиным кольцом. Саймон, естественно, был рядом.
- Какое красивое! — восхитилась Олька, рассматривая двухцветное кольцо: желтое золото, инкрустированное белым. Грани инкрустации вались вокруг единственного камня, голубого бриллианта. — Обалденное кольцо! И наверняка страшно дорогое, — проговорила она шепотом.
- Саймон говорит, что кольцо для помолвки должно быть дорогим и заметным. Более дорогим, чем обручальное.
- В самом деле? — удивилась Ася. — А я думала, наоборот.
- У них кольцо для помолвки даже свое название имеет. Саймон, — перешла Элька на английский, — как ты сказал это кольцо называется?
- Engagement ring, — с готовностью ответил жених. И что-то еще объяснял, указывая на кольцо.
- Что-что про классическое кольцо? — переспросила Лёлька у Эль.
- Это классическое кольцо для помолвки, в нем должен быть один только камень. Это означает, что в сердце жениха только одна девушка и он через кольцо отдает ей свое сердце, — с гордостью пояснила Элька.
- Саймон, — по-английски спросил Дакота, — как тебе удалось так точно размер угадать? Спросил напрямую?
- Нет, это не романтично, — покачал головой жених. — Когда Эля была в Англии, я однажды, как бы в шутку снял у нее с пальца колечко и надел себе. Осталось только запомнить, докуда оно наделось.
- Ну это ж надо! — удивленно воскликнула Элька. — Я бы ни в жизнь не догадалась!
- Отлично! Ты понял, Калина? Это обязательно надо запомнить!
- Я очень долго искал для Эли кольцо, — сказал Саймон. — У нас много ювелирных фирм. Но мне больше всего понравились кольца ювелирного дома Graff. У них есть секрет. Они придумали особые гнезда для камней, необычный способ крепления. От этого свет падает по-особому, и у камня возникает необычное свечение.
- Саймон еще гравировку внутри сделал, — с удовольствием похвасталась Элька, сняла кольцо и указала ноготком мизинца на гравировку.
- Bonum factum! — прочитал Дакота. — На благо и счастье!
- Элька-а… — протянула Олька, — он у тебя классный!
Между тем, дело шло к Новому году. Мама и отец звали Асю приехать к ним, расписывали красоты немецкой зимней сказки, в которую превратилась Германия в декабре. Впрочем, Ася уже гостила однажды у родителей в канун Рождества, и все красоты представляла себе не понаслышке. Действительно, они стоили того, чтоб ехать в такую даль только ради Рождественского волшебного убранства целой страны. Изобилие электрических огней, гирлянд, ‹дождя› из крохотных лампочек над вечерними улицами. Золотые и серебряные звезды, бегучие огни на балконах и в окнах, горящие свечи… Этой красотой можно было без конца любоваться и без конца удивляться выдумкам дизайнеров.
Единственное не понравилось тогда Асе — вся эта роскошь принадлежала празднику Рождества. Его праздновали за неделю до Нового года. И после Рождества возникало ощущение, что вот и всё, кончился праздник. И не важно, что подходил Новый год. Он уже напоминал запоздавшего гостя и довольствовался остатками. Это-то и было обидно. Самый веселый, добрый, чудесный праздник в Германии таким вовсе не был. И хотя встречали наступающий год за изобильным столом, и в полночь взвивались в небо фейерверки, Ася все равно чувствовала себя обворованной — Новому году не хватало радости. Нет, на Новый год должна быть веселая компания, шампанское, бокалы с шапками пены, много смеха и бесшабашного веселья, музыка, нарядные платья, нежданно нагрянувшие веселые и пьяные гости с поздравлениями…
А с другой стороны, Ася соскучилась по маме, отцу и бабуле. Очень хотелось их повидать…
Лёлька узнала об Асиных колебаниях, начала канючить:
- Ну давайте, давайте меня бросим! Элька с ее Саймоном ненаглядным намылилась в Англию на Рождество, ты в Германию… А я одна?
Жене Ася ничего об этом не говорила, но, возможно, он знал — не длинной была дорожка через Лёльку и Калину. Впрочем, Ася так и не поняла, был он в курсе ее сомнений или нет, но в один из вечеров ее ждал сюрприз.
Женя заявился с билетами на премьерный показ нового блокбастера. Когда они пришли в кинозал и пробрались на свои места, Ася с удивлением обнаружила, что соседнее место занимает Лёлька, а рядом довольно улыбается Калина. Она вопросительно обернулась к Жене, и тот пожал плечами с видом: ‹А причем здесь я? Я за случайности и совпадения не отвечаю›.
- Вот вруша! — весело обличила его Ася.
Фильм был двухсерийный, и между сериями устроили перерыв. Вышли в фойе размяться и чего-нибудь попить, и тут Женя сообщил, что у них с Калиной есть отличная идея насчет Нового года. Предлагается встретить его в два приема. Сначала, числа так двадцать пятого, повеселиться на городском новогоднем балу, а окончательно проводить-встретить за городом, для чего арендовать домик в Радостном.
- Это реально? — крайне скептически поджала губы Лёлишна. — Это же всё заранее надо. На ‹Новогоднюю феерию› билеты в сентябре заказывать начинают. То же самое и в Радостном — да там домики только так расхватали! И, кстати сказать, хорошо, что расхватали. Там цены знаете какие? Три шкуры сдерут!
- Оля, твой скептицизм неуместен, — категорически заявил Женя. — Всё абсолютно реально, шкуры с нас никто не сдерет и вообще, проблем ни разу не будет. Если вы их не создадите. Короче, дело за вами.
- Да я обеими руками! — вскинула Лёлька руки и требовательно повернулась к Асе.
- Мы, вообще-то, хотели бы, чтоб вшестером Новый год встречать, с Эль и Саймоном, — как бы между прочим заметил Женя, выставляя еще один аргумент.
- Ой, давайте уговорим их остаться! — воодушевилась Лёлька. — Ну в самом деле, чего он в своей Англии не видел? И Элька напразднуется еще. А вот встречать Новый год в русском зимнем лесу, где они таку экзотику без нас раздобудут?
- А что, с Саймоном очень весело! — поддержал Калина. — Отличная компания могла бы получиться!
- Ася, твое слово. Давай добро, и мы начинаем агитацию и организацию.
Под напором выжидающих глаз Ася хмыкнула:
- Ну согласна я. Не надо меня так-то уж прессовать. Буду звонить родителям, огорчать.
- А ты расскажи им, как собираешься встречать Новый год, они нисколько не огорчатся.
- Ну да… не огорчатся… Ладно уж, как-нибудь. Щас поедем Эльку с Саймоном обрадуем. У них наверняка билеты уже заказаны.
- Ну и что? — беззаботно сказал Женя. — Билеты запросто на другое число переоформить можно. Зато какой Новый год будет! Ребята-а-а! Настоящий праздник!
- Нет, стоп. У меня одно условие, но непременное.
- Какое? — подозрительно проговорила Лёлька.
Ася посмотрела на Женю, и ответила ему, а не подруге:
- За билет на феерию и за аренду домика, за себя я буду сама платить.
- Я как-то не ожидал, что ты до такой степени феминистка, — поморщился Женя. — Ерунда какая-то, чесслово!
- Я же сказала, или так, или никак, — резко сказала Ася.
- Хорошо-хорошо, будет по-твоему, — кивнул он.
Позже Лёлишна озадаченно спросила: ‹Аська, ты чего взбрыкнула-то? Меж прочим, его нисколько бы не напрягло, как я понимаю. Калина мне сказал, что обидится, если я тоже так захочу›.
- А никто тебе и не говорит. С Элькой тоже все понятно. Я только за себя сказала.
- Да почему?!
- Понимаешь… Ну, во-первых, у меня деньги есть, и меня тоже нисколько не напрягает…
- А во-вторых?
- Оль… я не хочу чувствовать себя за что-то обязанной…
- Ася, но у вас же все хорошо! Скажи, всё хорошо? Я же вижу, как он хлопочет вокруг тебя… не знаю… скажи, так он живую воду тебе достанет. А ты что? Неужто опять кукситься начала?
- Не выдумывай, Лёлька. Все в порядке. Я тоже все вижу, не слепая. Да нормально всё, не трепыхайся.
Саймон с Эль немножко подумали да и перенесли визит в Англию на начало января. В общем, ничто больше не омрачало ожидание праздника, и с легкой душой все отдались предпраздничным хлопотам.
Девушки предложили, было, активную помощь в составлении праздничного меню и в организации праздничного стола. Но нисколько не огорчились, услышав в ответ, что всеми хозяйственно-организационными вопросами будут заниматься мужчины, а прекрасная половина пусть позаботиться о том, чтобы стать главным украшением праздника. Украшением, так украшением. Уж они постараются.
Часть шестнадцатая. Новогодняя феерия
На городском ежегодном балу, был введен строгий дресс-код. Это когда по одежке встречают. То есть, когда существуют определенные требования к внешнему виду. Например, не в каждый ресторан впустят мужчину без галстука, а заношенные до бахромы джинсы плохо сочетаются с оперным театром. А бал… О, это как раз то место, где о человеке составляют впечатление именно по одежке. Согласно науке психологии надо всего тридцать секунд, чтобы составить общее представление о собеседнике, и пять лет, чтобы рассеять первое впечатление. А уж на бал а-лишь-бы-в-чем-не-заявишься.
К тому же от бала всегда можно ждать сюрпризов, на этот раз сюрприз объявился еще на дальних подступах к знаменательному дню — вместе с билетами вручили буклет-памятку, где сообщалось, что в этом году ‹Новогодняя феерия› объявлена ретро-балом.
Буклет оказался ценнейшим в смысле содержащейся в нем информации. Внимательнейшим образом прочитали: ‹Общие рекомендации›, ‹О женском платье›, ‹О мужском платье›, ‹Этикет или советы к благовоспитанному поведению для кавалеров и дам в бальной зале› и ‹Программа бала›.
В требованиях к женской одежде говорилось: ‹Дамам рекомендуется костюм первой половины — середины 19 века, с облегающим лифом и пышной юбкой на кринолине или подъюбнике, обязательная длина "в пол". Желательны перчатки. Веер — аксессуар не категорически обязательный, но практически необходимый›.
Мужчин лаконично ориентировали: ‹Для кавалеров на балу будет уместен один из следующих вариантов: фрак или смокинг, мундир офицера русской армии первой половины — середины 19 века›.
Советы по бальному этикету читать было забавно. ‹В бальной зале следует вести себя учтиво и вежливо. Определённая манера разговора исключает громкую, резкую речь и употребление ненормативной лексики. К присутствующим необходимо обращаться по имени и отчеству. Держать себя грациозно и изящно следует не только во время танцев, но и во всякое другое время на балу. Не следует прислоняться к стенам и колоннам. Кавалерам не держать руки в карманах. При обмене приветствиями, сначала кавалеры приветствуют дам поклоном, дамы, после реверанса, могут протянуть руку для поцелуя. На балу "моветон" танцевать несколько танцев подряд с одним кавалером и не принято отвечать отказом, если вас пригласили на танец. Также и кавалеру следует приглашать во время бала разных дам›.
Подруги развеселились, обсуждая бальный этикет, и само собой родилось предвкушения радостного события.
Строгие требования дресс-кода не напрягли. Какая женщина откажется оказаться на настоящем балу в настоящем бальном платье, можно сказать, примерить на себя образ Золушки? Для тех, кто хотел избавить себя от лишних хлопот и готов был за это заплатить, в буклете имелась спасительная строчка, что в день бала желающие могут посетить костюмерный салон, где профессиональные костюмеры и стилисты помогут им совершить путешествие во времени.
Ася, Лёлька и Эль сразу отмели такую помощь. Придумывание нарядов — что может быть увлекательнее и интереснее? Глупо отказываться от такого удовольствия. Рылись в книгах, сидели за компьютером, погружаясь в моды прошедших веков. Их затянул мир прошлого, они ощущали себя в другой эпохе.
Потом был нелегкий поход по магазинам за тканями, кружевами, фурнитурой и всяким прочим для осуществления своих идей. Легко ли выбрать красивую, эффектную ткань, да чтоб еще недорого? Ведь на одно платье тогдашней моды уйдет семь-восемь метров, да на нижние юбки и чехол не меньше.
Олька подбадривала притомившихся подруг:
- Не переживайте, у нас всегда есть запасной вариант — ещё Скарлетт шила платье из штор.
Наконец, в списке необходимого открыжили последнюю галочку, и страшно усталые, но довольные свалили все покупки у Лёльки. Несколько дней подряд ее швейная машина стрекотала, как пулемет. У Ольги были золотые руки, она разве что обувь себе не шила, а все остальное — с удовольствием. И себе, и подругам.
Оставался еще один пунктик, озадачивший в еще большей степени, чем наряды. Это был перечень танцев, уместных на балу. В программе бала говорилось о кадрили, мазурке, менуэте, кельтской польке и о чем-то еще и еще, смутно знакомом лишь названиями. В качестве ‹особо желательного умения танцевать› устроители бала называли вальс и полонез.
- Девочки, мы собираемся стоять у стенки?! — с пафосом вопросила подруг Элька и сама себе ответила: — Нет, на балу мы собираемся пользоваться бешеным успехом! А танцы что, у них только названия такие страшные. В общем, студия исторического танца открыта.
- Правильно, — поддержала Лёлишна. — В интернете наверняка все схемы, ну этих… фигур имеются. И видео-ролики на YouTube найдем.
- Девочки, вы забыли! — радостно упрекнула подруг Эль. — У нас есть Софи!
- Ой, да она же на бальные танцы ходила! — вспомнила Ася, услышав имя младшей сестренки Эльки.
- Спасены! — захлопала в ладоши Лёлька. И тут же перешла на деловой тон: — Мальчишек учить будем?
В общем, все сложные моменты благополучно разрулились, день ‹Новогодней феерии› подруги ждали со всё большим нетерпением. Так хотелось уже предстать во всем блеске под оценивающие взгляды. Как разбираются со своими нарядами мужчины, девушки не спрашивали, отнеся этот момент к числу ожидавшихся приятных сюрпризов. Хотя были слегка заинтригованы, какой вариант парадного костюма предпочтут мужчины. Мужская мода консервативна, варианты на пальцах перечтешь: деловой костюм, блейзер то бишь клубный пиджак, фрак, смокинг. Но самое-то важное — уметь это носить. Взять фрак: оденется мужчинка, хоть на прием к британской королеве, а выглядеть будет пингвин пингвином. Так что интрига, разумеется, была.
И вот день бала настал.
Сюрприз ждал, начиная с первого шага. Подъехав на такси к Дому Искусств, они вышли из машины на широкую красную ковровую дорожку. Дорожка стлалась до самых парадных дверей. А у дверей стоял швейцар в темно-синей ливрее, в фуражке с золотым галуном и парадной перевязью через плечо. За дверью встречали лакеи, указывали, где можно оставить верхнюю одежду, где находятся гардеробные и туалетные комнаты, в которых дамы могут поправить прически и платья.
Освободившись от верхней одежды, три пары впервые предстали во всем блеске и с нескрываемым любопытством оглядывали друг друга. Глаза мужчин говорили выразительнее самых восторженных слов. Девушки были очаровательны, прекрасны.
На Ольге было элегантное платье глубокого изумрудного цвета, отделанное золотым и серебряным шитьем. Над ее высокой сложной прической мастер трудился без малого два часа.
Небесно-голубое платье Эль отдаленно напоминало римскую тунику-столу, с ниспадающими до земли каскадами драпировок и длинным шлейфом. К тому же на мысль о тунике наводила прическа Эль, выполненная в греческом стиле. В темных локонах светились ‹жемчужины› — перламутровые бусины.
От Аси просто глаз было не отвести, так потрясающе выглядела она в длинном черном платье, мерцающем мелкими стразами. Оно великолепно подходило к ее фигуре, и создавало потрясающий чувственный эффект. Возникали текучие линии, плавные, переменчивые формы… Ткань повторяла все изгибы фигуры, но не льнула к телу, а как бы струилась, волнуя и возбуждая фантазии.
Плечи ее были открыты, поднятые вверх волосы уложены в затейливую прическу. Вокруг шеи плелись нити агатового ожерелья. Переливчатые полированные камни оттеняли белизну Асиной кожи, придавали ей особую нежность. Браслет из таких же темных агатов был на руке, поверх перчатки.
Длинные, до локтей перчатки и вееры были у всех троих девушек. Плюс тонкий вечерний макияж, плюс особенный блеск в глазах, порожденный сознанием своей неотразимости. Черты лица, голос, походка — все стало мягче, нежнее, изящнее, девушки выглядели настоящими аристократками, ухоженными от кончиков волос до кончиков полированных ноготков.
- Вы красавицы… — проговорил Калина. — Такое превращение… потрясающе! Фантастика!
- Нет, мы знали, что вы красивые… Но… все же мы были слепые… — маловразумительно высказался Женя.
Саймон обескураженно развел руками и помотал головой, демонстрируя безмолвное восхищение. Он склонился к руке Эль, нежно поцеловал ее сквозь перчатку.
- Ой, ребята… — проговорила Ася. — А мы так просто гордимся вами! Какие вы!.. Блеск!
Да уж, мужчины тоже не ударили в грязь лицом.
Саймон, когда снял черное пальто с белым шарфом, оказался в белом фраке с длинными, как положено, фалдами и короткими, до талии полочками. Расстегнутый фрак открывал атласный пикейный жилет с удлиненными лацканами и белоснежную накрахмаленную сорочку со стоячим воротничком, уголки которого были слегка отогнуты. Под ними, разумеется, расположился галстук-бабочка. Уж о ком-о ком надо было переживать, только не о Саймоне. Он-то наверняка надел фрак не впервые в жизни. И чувствовал себя в этом аристократическом наряде отнюдь не пингвином, а легко и непринужденно.
На Дакоте был черный смокинг. Острые лацканы отделаны шелком и такие же галуны украшали боковые швы брюк. Ослепительно белая рубашка, галстук-бабочка, широкий шелковый пояс, белые перчатки и уголок платка в нагрудном кармане завершали идеальный образ.
Калина удивил. Парадный, сверкающий погонами офицерский мундир сидел на нем как-то поразительно благородно, так, будто он в жизни не носил ничего другого. Подтянутый, с развернутыми плечами — мундир ли придал ему такую безукоризненную выправку, или он всегда был таким? Калина вскинул руку, отдавая честь, звякнули шпоры:
- Имею честь представиться, ротмистр Кавалергардского полка, Калина Димитров !
- Наконец-то я поняла про дамские обмороки! — воскликнула Лёлька. — А то все думала — чего тогдашние дамы такие падкие были… Вот теперь поняла — как устоять перед таким?.. Непременно всплеснуть ручками и падать в обморок. О, падать в такие руки, боже! — Лёлька мечтательно подняла глаза. Затем взяла себя в руки, чинно склонила голову и присела в элегантном реверансе: — Я счастлива таким знакомством, господин кавалергард, — проговорила она томно.
- Господин Димитров, позвольте неуместный вопрос, — не утерпела Ася. — А это — настоящее? — Она дотронулась пальчиком в ажурной перчатке до эфеса сабли на поясе Калины.
- Разумеется, Анастасия! Всё во мне самое настоящее и самой высшей пробы!
- Кто бы сомневался!? — не аристократически эмоционально воскликнула Лёлишна.
- А как с этим танцевать? — поинтересовалась осторожная Элька.
- Я еще не пробовал, — чистосердечно ответил Калина. — Теоретически я знаю, что на бал все мужчины, кому положено было носить холодное оружие, являлись при оружии, здоровались с хозяевами и гостями, но потом оружие и шпоры рекомендовалось снять. Однако русские офицеры этими рекомендациями пренебрегали, танцевали и при шпорах, и при оружии. Это был такой особый шик. Так что я тоже попробую, с вашего разрешения.
К такому игнорированию правил все отнеслись с пониманием, всячески выразили Калине свою поддержку.
Затем Саймон галантно подал руку своей даме, Элионора с непринужденной элегантностью подобрала подол платья и они пошли по покрытой ковром лестнице. На верху гостей встречала хозяйка бала, дама в бархатном платье винного цвета, с диадемой в высокой прическе. Благодаря неторопливому, степенному движению на лестнице, она имела возможность сказать несколько слов каждому гостю или паре гостей, лицо ее сияло приветливой улыбкой:
- Добро пожаловать! Я рада вам! Дорогая, вы сказочно хороши! Господин офицер, вы непременно, непременно должны танцевать!.. Не соблаговолите ли составить мне пару на полонез?
По периметру большого зала располагались столы с именными табличками. Зал быстро наполнялся нарядной толпой. Кавалеры — во фраках, смокингах, в сияющих золотом мундирах. Красивые дамы с обнаженными плечами, веерами, браслеты сверкают поверх длинных перчаток. Высокие прически украшены цветами, диадемами и перьями экзотических птиц. От нарядов разбегаются глаза. Кружево, шелк, органза, шифон, тончайшие крепы, драпировки, вышивки золотыми и серебряными нитями, бисером, стразами. Как украсили, преобразили женщин вечерние наряды и удивительная атмосфера, завораживающая неотразимым шармом и аристократическим изяществом, погружающая в мир волшебной сказки! Все мужчины вдруг сделались галантными, а дамы изящными и женственными.
Наконец, долгожданные фанфары открыли бал, церемониймейстер объявил первый танец. Это был торжественный полонез, танец-шествие, в котором должны были принять участие все гости. Не у всех сразу все получилось. Но первыми встали профессиональные пары, и, имея перед глазами такой пример, ориентироваться было довольно легко. К тому же полонез — танец неторопливый, его составляют плавные движения, поклоны и реверансы. Назначение его — себя показать, на других посмотреть. Скоро повсюду можно было видеть приглашающие поклоны кавалеров и ответные реверансы дам. Пары чинно выходили в центр зала — кавалер по левую руку от дамы, прилежный, хоть и не всегда ловкий — и вставали в линию, образованную танцующими.
Подруги убедились, что со ‹школой исторического танца› им невероятно повезло. Благодаря Софии двигались они уверенно, грациозно и легко. Танцы, о которых они понятия не имели еще несколько дней назад, оказались совсем не страшными, как и обещала Эль. Девушки танцевали с наслаждением. Сколько удовольствия доставлял старомодный рисунок танца, порождающий особую грацию движений. Они обнаружили, что танцы ушедшей эпохи включали в себя безграничные возможности для игры в ‹случайные› касания и взгляды, для тонкого флирта, для демонстрации изящных манер. А как было приятно во время танца вдруг поймать восхищенный мужской взгляд со стороны.
Их танцевальное умение оценили немедленно, от кавалеров не было отбою. Оказалось, маленькие блокнотики с перечнем танцев, что обнаружили они на своем столе, были именно для того, чтобы расписать эти танцы, кому какой обещан. У всех трех девушек пустые строчки исчезали очень быстро. Впрочем, Жене, Саймону и Калине тоже не пришлось скучать за столом. Не так много оказалось мужчин, способных танцевать кадриль, мазурку или менуэт. В первый же раз, как девушек у них увели (‹Не откажите мне в удовольствии танцевать с Вами!›), и наши друзья попытались остаться за столиком тесной мужской компанией, хозяйка бала подошла и мягко упрекнула их в жестокосердии за то, что лишают дам удовольствия танцевать с великолепными кавалерами.
Впрочем, бал — это не одни лишь танцы без остановки. Это еще салонные игры, карточные столы, музыкальные салоны. Веселье протекало не только в большой бальной зале, но и рядом в банкетной, и в небольших кабинетах. Там можно было поучаствовать в разгадывании шарад, сочинении буриме, составлении ‹живых картин›.
Ася и Ольга решили отдохнуть от танцев за карточным столом. Едва лишь две одинокие девицы остановились у стола, несколько мужчин тот же час встали, уступая им свое место. Девушки благосклонно заняли два из них. Затем они рассеянно-небрежно вынули тонкие сигареты (свою крохотную сумочку в виде мешочка затянутого тесемкой, Ася собственноручно два вечера расшивала черным стеклярусом), и безраздельно завладели вниманием присутствующих. Наперебой защелкали зажигалки, суетливо затрепетали огоньки. Ася аккуратно вставила сигарету ‹Эпик Суперслим› в длинный изящный мундштук, неторопливо прикурила от чьей-то зажигалки. Как она сидела! Как она курила! Модель из ‹Космополитен›! Как великолепно женственна была рука в перчатке, с грациозной небрежностью держащая длинный мундштук. Она подносила его к полураскрытым, ‹зовущим› губам, загадочно щурилась во время затяжки… и это было невероятно эротично. Лёлишна с полу-улыбкой наблюдала за ней, любуясь и восхищаясь. Нет, у нее все же так не получается, не хватает этой небрежной естественности. У Аси-то откуда?
Девушки сыграли один кон в подкидного дурака, и крупье, едва ли не со смущением проговорил, обращаясь к Асе:
- Боюсь, ваш веер останется у меня. Вы можете его отыграть, и точно так же вместо вас это может сделать кто-то другой.
Перед крупье уже лежала кучка проигранных вещей. Состояла она из ‹драгоценностей›, нескольких вееров и… расписки на жеребца орловского завода. Проигранный фант следовало отыграть либо отработать. Крупье вынимал из бархатного мешочка маленькие свитки с красными печатями, на коих написаны были задания. Как раз когда к карточному столу подходили Ася с Ольгой, проигравшие отрабатывали свои проигрыши и немало веселили людей, вызывая взрывы смеха. Теперь Ася раздумывала, рискнуть ли самой отыграть… Нет, в карты ей никогда не везло, а честно сказать — она не игрок. Не то что покеристы, оккупировавшие стол поодаль. Да хоть и Лёлишна — это ж другое совсем дело, бьет карты соперников, как орешки щелкает. Ей довериться? Или сразу Дакоту на помощь звать?
- Анастасия, будьте так любезны, позвольте мне отыграть ваш фант! — услышала Ася чей-то голос, подняла глаза и увидела по другую сторону стола широко улыбающегося мужчину.
- Стас?.. Стас, дорогой! Рада видеть тебя!
- А уж я-то как рад! — он обошел стол, склонился к ее руке. — Вы великолепны, Анастасия! — И перевел взгляд на Лёльку.
- Познакомьтесь. Ольга, моя пожизненная подруга, — улыбнулась Ася. — А это Стас, мы знакомы со студенческих времен.
Пока ждали окончания текущей игры, светски беседовали, обоюдно не затрагивая тему Артема. Стас Мещеряков был из Асиной прошлой жизни и Артема хорошо знал. Они вместе учились, и в те времена были ни то чтобы друзьями, но довольно близкими приятелями. Именно через Артема Ася была знакома со Стасом, им не раз доводилось встречаться.
- Неужели вы здесь одни, без сопровождения, милостивые сударыни?
- О нет, мы с друзьями. Да вот и они, легки на помине! — воскликнула Ольга, увидав в дверях Женю и Калину.
- Я встретила своего старого знакомого, — сказала Ася, с улыбкой посмотрев на Стаса, — мы давно не виделись. Познакомьтесь, — она представила вновь объявившихся персонажей.
- Вы собираетесь играть? — спросил Женя.
- Мы уже играли, а некоторые даже и проиграли, — сообщила Лёлишна.
- Женя, я проиграла веер, — Ася повела рукой с сигаретой в сторону стола. — Стас любезно предложил свои услуги, чтобы отыграть его назад.
- Наших прелестных дам нельзя на минуту оставить одних, — покачал головой Женя, и было непонятно, сетует ли он по поводу проигрыша или по поводу тотчас же объявившегося рядом с ними постороннего мужчины. — Анастасия, а я? Неужто я в опале?!
- Это отчего же? — удивилась Ася.
- Видите ли, любезная Анастасия, я почитал своим исключительным и почетным долгом оберегать вас от всяческих напастей. Так неужели вы откажете мне в этом?
- То есть вы горите желанием исключительно собственноручно спасти деталь моего туалета?
- О да! Именно!
- …И это при том, что право сделать это обещано другому?
- Анастасия, я готов — поверьте, с большим сожалением — вернуть вам это обещание и избавить от неловкого положения.
- Вы благородный человек, Стас! — Ася плавно протянула руку Мещерякову. — Я воспользуюсь вашим предложением, но тем не менее, соблаговолите принять мои извинения.
- Господа, у вас великолепно получается! — с улыбкой восхитился Калина. — Я убежден, что лишь в силу обстоятельств предки не оставили вам титулов. Однако голос голубых кровей говорит яснее всяких титулов!
Они забавлялись перемещением в прошлое, отдаленное на два века. Увлеченно и с удовольствием изображали из себя золотую молодежь давно минувших дней. И главное, вправду, самим нравилось, как получается. И фразы сами собой строились в непривычные, но столь красивые формы, и слова всплывали в памяти из-под толщи столетних наслоений. Прямая спина, развернутые плечи порождали особую грацию, изящная несуетливость в походке, в жестах, в движениях… Откуда оно все бралось, кто его знает? Поистине, в новогоднюю ночь чудесам нет предела!
Но сколь не длится ночь чудес, а все же заканчивается. Гости начали разъезжаться. В холле фотографы продавали фотографии с бала. Город начинал просыпается, когда девушки попрощались и начали рассаживаться в подкатившее такси. Лёлька вздохнула и с сожалением сказала:
- Кажется, я готова ущипнуть себя и сказать: ‹Проснись, ты больше не императрица›.
- Но была! — воскликнул Женя. — Девушки, если бы вы знали, как великолепны вы были сегодня! Это незабываемо!
- Да, — улыбнулась Ася. — Ночь была сказочной, волшебной.
- Не забывайте, Новый год еще впереди, — напомнил Калина. — Праздник еще не кончился, он продолжается.
Да, праздник продолжался. Но после ‹Новогодней феерии› возникло стойкое ощущение, что главное событие уже произошло. Мысль эта огорчала, потому что походила на правду. Ну что такое, эта предстоящая загородная встреча Нового года? Чем удивит после бального великолепия? Кажется, напрасно уговорили Эльку и Саймона остаться. Сейчас, после бала, они как раз могли бы еще уехать и впечатления Саймона остались бы не смазанными, не испорченными. Ну что уж теперь, пусть все будет как будет, ребята столько хлопотали.
Часть семнадцатая. Время чудес
Идея о загородном ‹пикничке› принадлежала Жене, потому что именно у него имелось на примете одно замечательное местечко. Находилось оно на берегу озера вблизи лесной опушки. Лет пятнадцать назад там стояли корпуса пионерского лагеря. В известные годы лагерь внезапно оказался никому не нужен — финансовых вливаний постоянно требует, а прибыли с него как с козла молока. Вот и отказались все, нету хозяина и точка. Из него вывезли все, что можно было увезти. Потом растащили и то, что не увезли: стекла, оконные рамы, штакетник из заборов, плахи с полов. Загадили всё основательно… В конце концов, покупатель на это добро нашелся, но к тому времени то, что осталось от лагеря годились только на мусорную свалку да на дрова.
Новый хозяин все строения подчистую снес, и скоро вместо скучных корпусов поднялись красивые деревянные дома-игрушечки. С резными наличниками, с точеными столбиками крылечек и с петухами на коньках крыш. Каждый — сам по себе красавец, ни разу неповторимый.
Дома хоть и деревянные, а со всеми удобствами. Тут тебе и котельная центрального отопления. И канализация, и вода из кранов горячая-холодная, хочешь — душ, хочешь — ванна. А лучше — банька с веничком березовым да дубовым, то бишь сауна, по-нонешнему. В общем, все, что душе угодно. При поселочке этом крохотном охрана строгая, кому попало туда ходу нет. Еще там для разного обслуживания люди проживали. Но постоянных все же не так много. В основном гости. Круглый год вдоволь находилось желающих пожить недельку-другую, в тишине, покое и комфорте, отдохнуть среди красивой природы от городского бетона и асфальта. Гостевые дома пользовались большим спросом и пустовали редко.
Дотошная Олька разузнала-таки реальную стоимость аренды роскошного загородного домика, и ужаснулась. Бешеные деньги! Подругам она решила не выкладывать с пылу-жару результаты своих изысканий, а прежде обсудить проблему с Калиной. И правильно сделала. Калина ее успокоил. Сказал, что Женя в приятельских отношениях с хозяином тех прелестных ‹выселок›. Но это еще ладно, это не показатель. Известно ведь, дружба дружбой, а денежки врозь. Так вот, их не только приятельство связывает. Во времена материализации своей идеи тот человек попал в очень затруднительное положение, так как объявились чрезвычайно энергичные и влиятельные конкуренты. В результате их активности человек реально мог лишиться и территории, на которой уже во всю шли работы, и денег, вложенных в дело. Да еще поимел бы крупный штраф, который окончательно и бесповоротно его разорил бы.
И вот в тот судьбоносный момент Женя оказал неоценимую услугу приятелю. Прежде всего, поддержал финансово. А еще важнее — помог как юрист. С его помощью удалось обнаружить белые нитки, которыми были шиты претензии. И благодаря именно его дельным советам по вскрывшимся слабым местам конкурентов были нанесены удары. Тщательно спланированная акция конкурентов развалилась. Женин приятель сохранил всё свое, да еще заполучил хороший приварок, так как сумел доказать, что за время разбирательств понес значительный материальный ущерб. После всех этих дел не естественно ли было желание приятеля выразить Жене признательность и благодарность? Ему было объявлено, что в любое время в его распоряжении бесплатный домик — позвони, и всё будет!
Выслушав Калину, Олька возгордилась Дакотой, как родным. Эльке с Асей немедля всё было доложено. Известие оценили, обсудили, Женю зауважали еще больше.
Как уж говорилось, мужчины отказались от женской помощи, потому девушки впервые прибыли в домик тридцать первого декабря.
Для этой поездки джип Дакоты пришелся как нельзя более кстати. В нем с легкостью разместились и пять пассажиров, и внушительный багаж девушек.
Сначала ехали дорогой, что тянулась вдоль реки. Взгляд скользил по заснеженном простору — по речной глади, скованной льдом. Дальше, за рекой крутояром вздымался берег, а за ним — белые поля, рощицы, купы кустов так густо одетых в иней, что они казались белыми шарами разной величины.
С другой стороны дороги, близко — шеренгой стояли березы, несказанно нарядные в искрящемся мохнатом инее. Березы перемежались черемуховыми и рябиновыми кустами. Тяжелые гроздья алых ягод клонили вниз гибкие ветки. С них взлетали снегири, осыпая с веток иней, и долго потом опускалась на землю искристая невесомая взвесь. Столько вокруг было красоты и всякого, от чего отвыкли городские жительницы: цепочка заячьих следов на снежной целине; по реке, укрытой льдом и снегом; неторопливо трусит лошадь, запряженная в сани; на белом полотне реки чернеют фигурки рыбаков, сутуло замерших над лунками во льду…
Потом дорога поднялась на взгорок, и там гости увидали сторожку. Это был небольшой домик под берестяной крышей, срубленный из толстых, сосновых бревен. Человек расчищал дорожки деревянной лопатой. Остановился, заслыша шум моторов, сдвинул ушанку на затылок, сложил руки, опершись на черенок лопаты. И так ждал, пока автомобиль ни приблизился. Человек пристально вглядывался в приезжих, стараясь разглядеть их в глубине салона. Потом разулыбался, замахал приветственно рукой, а другой махнул вдоль улицы. Внедорожник свернул к одному из домиков и остановился. Так вот каков их терем-теремок! Девушки с интересом разглядывали дом. Он тоже был сложен из толстенных сосновых бревен. Бревна солнечно светились, и дом производил впечатление живого, теплого.
А так оно и было. Олька неожиданно для всех оказалась знатоком деревянного жилья. И так рассказала о его достоинствах, что они готовы были хоть завтра поменять свои квартиры на что-нибудь приличное деревянное. ‹Дерево дышит! — рассказывала Лёлька. — Вы думаете зазря называют его природным кондиционером? Да-да, кондиционером! Ведь в деревянном доме два раза в сутки воздух сам собой обновляется! Обновляется! — понимаете? А все потому, что дерево дышит. Как-как… не жабрами, ясен пень! Дерево же пористое! Порами и дышит. Ну вот глядите: возьмем влажность. Тут такая интереснейшая штука: теплый воздух проходит сквозь древесину, остывает до "точки росы", и получается пар. Но влага не накапливается внутри, как в каких-нибудь бетонных блоках, а потом плесень лезет. Нет, пар уходит через торцы! Как по естественным трубам, порам. А? Каково? Гениально и просто. Сия подробность означает, что стена никогда не отсыреет и, следовательно, не промерзнет. Именно потому влажность в деревянном доме постоянная: в сухую погоду дерево работает как увлажнитель, а в сырую всасывает излишки, как промокашка. Летом — прохладно, зимой — тепло, — это тоже про деревянное жилье. Внутренняя поверхность деревянной стены примерно такой же температуры, как и воздух в доме, зимой прислонишься к такой стене, и нечего. А попробуй к бетонной прислонись?! Вот еще — статическое электричество деревянные стены не накапливают. Руку можно спокойно челу подавать, искра не проскочит и током не шарахнет. Вывод: в деревянном теплом доме человек един с матушкой-природой, дом его согревает, лечит, бережет. Откуда я это знаю? Как откуда? Иль я не русская, исконная? Ну вообще-то, — Олька хихикнула, — недавно статья интересная подвернулась.
Все это Лёлька поведала, когда они шли к дому по тропинке. Сбоку от крыльца видна была поленница дров, и стоял рубленый стол с лавками, каждая — из половины огромного бревна.
Поднялись на высокое крыльцо с резными столбиками. Веником голяком обмели снег с обуви и вошли в сени. Здесь по стенам висели деревянные тележные колеса, плетеные из ивы корзинки, под ногами лежали циновки из рогоза. И витал не декабрьский запах. Что-то травяное, покосное.
В доме бросилась в глаза массивная дубовая лестница с резными перилами. Она соединяла первый этаж со вторым. Девушкам радушно предложили осматриваться, осваиваться. И указали на запертую дверь в глубине первого этажа, сбоку от лестницы, предупредили:
- Комната Синей Бороды. Убедительно просим дверь не отрывать, в комнату не заглядывать!
Девушки увлеченно знакомились с домом, а в экскурсоводы им вызвался Саймон! Он прямо-таки с гордостью рассказывал, что все в доме сделано вручную, начиная со старинных косяков, дверей, окон и заканчивая деревянной мебелью. И непременно требовал оказать внимание кованной гардеробной стойке для верхней одежды. Кажется, он каким-то загадочным образом чувствовал личное соучастие в творчестве мастеров. Такая восторженность английского аристократа веселила и радовала не меньше, чем все прочее в этом, совершенно удивительном доме.
Стены были не белены и не оклеены — чистые, тщательно обработанные круглые бревна являли природную красоту дерева. На первом этаже двухэтажного дома, как рассказал Саймон, находилась зона гостиной-кухни-столовой. Правда, как раз в гостиную двери оказались табуироваными. И несложно было догадаться, что там девушек ожидает сюрприз. Но и в кухне-столовой было на что посмотреть. Во-первых — большая русская печь в центре. Саймон восторженно сообщил, что ее можно разжечь, хотя обогревательная система дома входит в общую систему всего поселка! А все равно в печи можно разжечь дрова! "Протопить русскую печь" — такого понятия в английском, вероятно, не существовало.
Всюду бросались в глаза аксессуары под старину. Вдоль стены тянулась лавка, застеленная шерстяной домотканой дорожкой, многоцветной, нарядной. Рядом стояла точеная прялка. Саймон просиял, когда Элька, любуясь ею, провела пальцами по линиям резьбы на верхней части, похожей на деревянную лопату. На окнах висели занавески из прозрачной кисеи, на подоконниках стояли горшки с пышными цветами.
В кухне обнаружили большой дубовый шкаф-стеллаж. На полках сияла начищенная медная посуда. Там же стояли банки с домашним вареньем и берестяные туески, плотно закрытые деревянными крышками. Лёлька заглянула в них, в туесках хранились соль, сахар, крупа.
- Девушки, — сказал Женя, — у нас есть сауна и баня. Сауна в доме, в подвале. А баня вон, — указал он в окно на небольшое, приземистое строение без окон, к которому от дома по снегу вела узкая тропинка.
Подруги глянули на часы, и Лёлька со вздохом выразила общее мнение:
- Жалко, но сегодня уже никак. А потом — обязательно!
По широкой лестнице с резными перилами они поднялись на второй этаж. Сумки их уже были на месте, и, разыскивая свои вещи, девушки разобрались, кому какая спальня определена. Их было как раз три, по числу пар.
Ася оказалась в просторной, наполненной светом комнате. На полу лежали домотканые дорожки с искусными переплетениями цветных полос. Основное место занимала широкая двухспальная кровать. Из прочей мебели имелся шкаф для одежды с огромным зеркалом в центральной части, комод и прикроватные тумбочки. На тумбочках стояли лампы, вместо абажуров на них накинули легкие платки. Мебель в спальне была выдержана в медово-золотистой гамме, а весь текстиль: шторы, стеганое покрывало, лоскутный коврик на полу, платки на лампах содержали все оттенки охры. Эти цвета согревали комнату. Какой-то янтарно прозрачный теплый свет наполнял ее.
Асе спальня очень понравилась. Она не ожидала найти в загородном доме столь изысканный, тонкий дизайн и теперь была приятно удивлена, с удовольствием признавая свою ошибку. Вскоре к ней присоединились Олька и Эль вместе со своими нарядами, с косметикой, расческами и фенами.
Праздничный вечер не только позволял сложный, яркий макияж, более того, именно таким он и должен быть в такую ночь. Ведь тонкий, естественный рисунок косметики просто потеряется в вечернем электрическом свете, в переливах праздничных огней.
- Ася, я тебя раскрашиваю, а ты мне прическу делаешь, идет? — предложила Лёлька. — Ты классно так с моими волосами управляешься!
- А меня кто раскрасит? — вызывающе поинтересовалась Элька.
- Как всегда. Ася, — успокоила ее Лёлька.
- Нетушки, Лёлишна! — возразила Ася. — Помнишь, ты красила Эльку по своей тайной геометрии? Вот так и сделай сегодня. Эль, кто тебе делал макияж для помолвки?
- Да Бог его знает! Мама к какому-то визажисту меня возила.
- Нет, ты не думай, ты классно выглядела, но я посмотрела — Лёлька сделала бы лучше.
- Сколько говорить, никакая там не геометрия, — с притворной ворчливостью сказала польщенная Олька. — Секрет нанесения макияжа основан на принципах векторного сечения.
- Да ну тебя, Лёлишна, с твоими заумностями. Как хочу, так и говорю. Главно дело, чтоб ты поняла.
- Госпидя-я-я, — протянула Лёлька, — несчасныи вы люди, гуманитарии…
Ася и Эль расхохотались: уж кто бы хвастал математическим складом ума, только не Лёлька!
- А тебя тоже по вектору красить? — спросила Лёлька.
- Что-то как-то не внушает мне доверия такая постановка вопроса. — Задумчиво проговорила Ася. — Так. Доставай бигуди, сейчас я тебя кручу, потом ты сохнешь и занимаешься Элькой, а я сама как-нибудь попробую.
- А мне платья свои давайте, пока крутитесь. Я посмотрю, мож там погладить чего надо, — предложила Эль.
Сегодня Ася решила не экспериментировать. Она просто усилила обычный свой дневной макияж: взяла более интенсивные цвета, более глубокие цветовые контрасты и четкие линии. Хватило карандаша и туши, чтобы изменился разрез глаз, ресницы под двумя слоями туши сделались густыми и пушистыми. Вокруг глаз легли дымчатые тени. На внутренний уголок глаза Ася поставила точку белым перламутровым блеском и растушевала от уголка на верхнее и нижнее веко. Взгляд сделался открытым и сияющим.
Лёлькин секрет заключался в том, что при макияже необходимо сделать акцент на трех строго определенных точках лица. Первая стратегическая точка: между бровью и верхним веком, вторая — скула, третья — верхняя губа. Точки определены, в ход идут румяна: от основания брови до того места, где она выгнута выше всего, дальше — тронуть румянами скулу, и последнее — губы. Верхняя губа оформляется в точности параллельно линии брови от ее начала до ее наивысшей точки. В общем, на лице румянами как бы ромб образуют. Лицо визуально подтягивается, становится моложе и ярче. Лёлька уверяла, что любая страшила сделает из себя красавицу только при помощи румян и помады. Если, конечно, освоит технику векторного макияжа. Про "страшилок" подруги верили Лёльке на слово, а Элька и в самом деле становилась чудо как хорошо после того, как Олька с кистью и кисточками "поколдовала" над ее лицом.
- Ася, мне надо укоротить нос! — сообщила Лёлька, внимательно следя за процессом усмирения ее шевелюры.
У Лёльки были густые пушистые волосы, и она страдала оттого, что любая прическа через два часа выглядела пушистым облаком. Вообще-то она нашла способ управиться с ними: помыв волосы, она расчесывала их и заплетала в косичку. Наутро получались аккуратные локоны, которые более-менее сохраняли форму, постепенно приобретая вид растрепаны-шаловливым-ветерком. Сейчас Ася выпрямляла "утюжком" прядь за прядью и они приобретали вид тяжелой массы гладких, блестящих и переливающихся локонов.
- Укоротим. Какие проблемы, — пробормотала Ася, рассматривая в зеркале результат своего труда.
- Ух! Здорово! — восхищенно проговорила Лёлька через несколько минут. — Ну почему у меня они так не укладываются?
Эль фыркнула от смеха:
- Сначала бы терпение как-нибудь повоспитывать, что ли? — посоветовала она. — Тебя же и на пол-головы не хватит.
- Теперь займись своим лицом, а под занавес позовешь, будем нос укорачивать, — сказала Ася.
Загадочный процесс "укорачивания" не имел ничего общего с обрезанием носов или их стачиванием. Все было куда проще. Ася провела вдоль спинки Олькиного носа очень прямую и очень тонкую линию светлыми тенями цвета слоновой кости. Линия заканчивалась примерно в сантиметре от кончика носа. Именно благодаря этой хитрости визуально нос казался короче.
Под "занавес" для придания большей свежести Олькиному лицу Ася чуть тронула румянами крылья носа, мочки ушей и подбородок.
Все трое преображались на глазах, почти как Маргарита под воздействием крема из золотой коробочки. Если бы мужчины были допущены созерцать этот процесс, они бы собственными глазами убедились, что все без исключения женщины — немножечко ведьмы!
Деликатный стук в дверь предварил голос Калины:
- Девушки, через сколько вы готовы будете?
- А мы уже готовы! — радостно сообщила Лёлька. — Пять минут — и спускаемся. — И к Асе: — У тебя совсем не новогоднее лицо. Дай чуточку блесток у глаз положу! Вот, лучше же так, скажи! И сюда чуточку!
- Лёлишна, не увлекайся! Уже северное сияние перед глазами! Всё-всё, ничего себе, чуточка у тебя!
- Ася, Ася, это же прелесть — золотистые блесточки и благородная бледность кожи! Из нас троих у тебя самое идеальное сочетание!
Время подходило к десяти, вполне можно было двигать поближе к столу.
- Вот и мы! — сообщила подруги, появляясь на лестнице.
Впрочем, могли и не сообщать. Стук каблучков уже привлек внимание мужской половины. Теперь три пары восхищенных глаз были устремлены вверх, на лестницу. Восхищение их было понятно — каждая из девушек выглядела так, что способна была как якорной цепью приковать мужской взгляд. Но втроем они были в три раза неотразимее.
У Эльки, яркой брюнетки, была удивительно светлая кожа. Сочетание белой кожи с темными, ровными дугами бровей и глубокими, загадочными глазами создавало образ пленительно-магнетический, роковой красавицы. Хотя подруги-то знали, что ничего рокового в Эльке нет.
Ольга была шатенкой. Сейчас, когда свет отражался от гладких, блестящих локонов, ее светло-каштановые волосы явно отливали в рыжину. Прекрасная персиковая кожа светилась (благодаря мерцающей пудре и легким румянам). И еще Лёлька обладала тем, что озадачивает женщин и немедленно разгадывается мужчинами — сексапильностью. Женщины в таких случаях искренне недоумевают: что уж в ней особенного?! Секрет этого "особенного" плохо поддается словесному объяснению. Он просто идет изнутри женского существа и просвечивает во всем: в походке, взгляде, жестах, голосе… во всем. Не зря прекрасным златовласкам определено место где-то между ангелом и бесом. В волосах Лёльки переливались снежинки. Это Элькина идея была — через трафарет набрызгать лаком с блестками рисунок на гладкие Олькины волосы — и новогоднее настроение в прическу вносит, и от распушения сбережет.
И, наконец, Ася. Изящная женщина с ярким, глубоко проникающим взглядом. Образ Прекрасной Дамы, хранящей некую тайну там, в глубине глаз, где неизменна и непроницаема завеса тихой печали. Светлые волосы, выразительные глаза — именно такая красота, лишенная пафоса и искусственности, привлекает вернее всего. В ней светлая, спокойная женственность, хрупкость, нуждающаяся в опоре. Рядом с ней, безусловно, должен быть сильный и надежный мужчина. Рядом с нею любой мужчина именно таким себя чувствует и таким становится.
Ко всему подруги обладали вкусом, чувством стиля и искусством быть элегантными.
Мужчины завороженно смотрели, как они спускаются по лестнице. Наконец, спохватились, поспешили навстречу.
- Боже, какие вы красавицы! — потрясенно проговорил Женя, протянул к Асе обе руки, свел ее с последних ступенек лестницы.
- Ты чудо! — Калина поцеловал руку Лёльке, не сводя с нее восхищенных глаз.
Саймон как ахнул, взглянув на девушек, так, кажется, и дышать забыл. Всё лицо его выражало высшую степень восторга. Женя взглянул на него и на Калину, сказал:
- Я вижу, мы все трое не ждали, что после того бала вы опять сможете нас удивить.
Девушки переглянулись и рассмеялись.
- Синяя Борода еще охраняет дверь? — спросила Лёлька.
- Нет, — ответил Калина и широким жестом пригласил девушек следовать вперед. — Все двери распахнуты и ждут вас.
- Ведите, — снисходительно разрешила Ася.
Теперь была очередь девушек ахать от изумления. Праздничный стол, само-собой, был роскошным. Но над чем подружки ахали и охали, и не верили собственным глазам, так это большой стеклянный шар в центре стола. В шаре был необыкновенно красивый букет из еловых веток и крупных белых орхидей. Но главное — он был полон бабочек!
- Вот это да! Ничего себе! Какая красота! — разглядывали девушки бабочек.
Саймон протянул руку, снял с шара верхнюю часть, оказавшуюся крышкой, и бабочки начали вылетать из шара. Лёлька взвизгнула от восторга, Ася и Эль, затаив дыхание смотрели, как по комнате разлетаются яркие, крупные бабочки.
- Ребята-а-а-а… — выдохнула Ася, — ну вы даете!..
- Это ты? Твоя идея? — влюбленно глядя на Саймона, спросила Элька, вспомнив оранжерею миссис Шеррингтон.
Счастливый Саймон широко по-мальчишечьи улыбался.
- Давайте все-таки за стол сядем? — жалобно проговорил Женя, терпеливо ожидавший, когда девушки налюбуются на порхающую по гостиной красоту. — Есть хочется…
- Да это не стол, — со знанием дела окинув взглядом праздничную сервировку, сказала Элька, — это песня! Вам как такое удалось?
- Секрет! — гордо сообщил Женя. — Предлагаем заценить не словом, но делом! — он отодвинул стул, предлагая Асе садиться.
- В меню сегодня только русская кухня, — сказал Калина. — Это мы для Саймона так решили.
- Здорово! Вы молодцы! — усаживаясь за стол, девушки, наконец, обратили внимание на блюда.
- Эль, тебе придется объяснять Саймону тонкости национальной кухни, мы не осилим, — признался Женя. — Вот рулетики, называются "Царские" — с сыром и ветчиной, — указал он. — Тут салат "Адмиральский" — креветки, курица, маслины, ну и всякие овощи. Это "Екатерининский", в нем главное — отварной язык. Еще там сыр и это… м-м-м… болгарский перец, орехи грецкие… Кажись, не перепутал ничего. В общем, надо пробовать, тогда уж будем уточнять, где-что. Я, вообще-то, только названия учил наизусть, а не рецептуру.
Расставаться со старым годом было пока рановато, и первый тост Лёлька предложила за все перемены к лучшему, что случились в уходящем году.
- А особенно за то, что случились три такие замечательные встречи — Лёлька с улыбкой обвела глазами всех за столом.
Выпили легкого вина, немножко поели, нахваливая блюда:
- М-м-м-м… вкуснятина-то какая! Ася, Эль, сейчас же попробуйте! Нет, подожди, я еще себе возьму, теперь забирай! Да я же лопну, если все будет таким вкусным!
- Ребята, признавайтесь, как вам удалось такой стол организовать?
- Это мы все сами! Да-да, вот этими самыми ручонками! — хвастливо и неискренне уверяли "ребята".
Правда, потом они все же сознались, что заказали новогодний стол в одном ресторане, где собралась команда отличных поваров, и где делали "выездные" праздничные столы. Сервировали тоже люди из ресторана, и привезли готовые блюда.
- Холодными закусками весь холодильник заставили, а горячее в специальных термосах стоит: вынимай и на стол.
- Вы молодцы! Отлично придумали! — одобрили девушки.
- Девочки? — Элька вопросительно глянула на подруг. Обе кивнули согласно. Эль обратилась к мужчинам: — Вы такое устроили… слов нет. Она протянула руку к порхающей бабочке, и та опустилась на ладонь. — Это ведь настоящее новогоднее чудо! Бабочки — в декабре! Но теперь мы хотим подарить вам наш подарок.
- О, превосходно! — обрадовался Саймон. — Очень люблю подарки!
Все старались говорить по-английски, кто на сколько способен был, и ничто не проходило мимо Саймона.
- Один на троих? — озадаченно поднял брови Женя.
- Кажется, нас тоже ждет сюрприз, — выжидающе посмотрел Калина на Лёльку, как будто пытался угадать, что за сюрприз их ожидает.
- Минуту терпения! Мы только рояль из кустов выкатим! — Лёлька и Эль быстро вышли и через минуту вернулись — у обоих в руких были гитары.
- О-ля-ля! — по-французски восторженно воскликнул Саймон.
Ася поставила для подруг два стула поодаль от стола, сама встала позади них.
- Вот! Наш новогодний подарок! — сказала она.
Девушки склонились над гитарами, пальцы легли на струны, зазвучал мелодичный гитарный перебор. Под тонкими пальцами зародилась мелодия, причем каждая из девушек вела свою собственную партию. Мужчины враз восторженно зааплодировали.
Девушки долго думали, что бы такого особенного подарить сильной половине. Наконец, Асю озарило. Подруги хотели качать ее за такую классную придумку, но Асино чувство самосохранения оказалось сильнее их желания. Идея Асина была: подарить романс!
Элька закончила в свое время музыкальную школу по классу скрипки, по ходу освоив еще с полдюжины инструментов. У Лёлишны-школьницы года два настольной книгой был самоучитель игры на гитаре. Потом книга со стола исчезла за ненадобностью, но любовь к гитаре нисколько не ослабела. Ася, единственная из подруг, музыкального образования не имела, зато обладала идеальным музыкальным слухом. Голоса у них были не сильные, но тем проникновеннее звучали, камернее. Первым в музыку вплелся Элькин голос. Тихо, задумчиво, не для слушателей, а как мольба в пустоте и тишине одиночества зазвучали слова:
Забери меня в свой одинокий дом
На краю черно-мутного озера снов,
Где ещё в октябре догорает огнём
На деревьях листва, где не нужно и слов…
Среди подруг у Эльки был самый низкий диапазон голоса. Бархатистый и мягкий, он лился плавно, чисто. Завораживал, завлекал своим звучанием, овладевал вниманием слушателей. "Где не нужно и слов…" — почти прошелестел Элькин голос и стих, уступив неторопливому гитарному перебору. Тонкие пальцы легкими прикосновениями к струнам рождали печально-волнующую мелодию. Мужчины слушали, затаив дыхание. Но вот опять зазвучали слова, теперь это был Олькин голос:
Там на пристани ветер гуляет всю ночь
По траве изумрудно-зеленой, босой,
Где тебе подарю я и сына, и дочь,
Где останусь на вечные веки с тобой.
Ее голос был более объемный и гибкий. В нем разгорался медленный огонь, печальная страсть, протягивающая нити-связи к кому-то кто должен был услышать песню-мольбу. Лёлькины округлые, мягкие "р" придали романсу особую доверительность, почти интимную трогательность. Снова струны запели успокаивающе, остужая страсть. И, наконец, Асин голос, тревожно-хрупкий, серебряно звенящий на высоких нотах, легкий и светлый, продолжил:
Где ты в волосы мне, заплетая звезду,
Вытрешь теплой ладонью ненужную боль,
Где, слепая от счастья, к ногам упаду,
Там, где имя твоё — самый важный пароль…
И когда ее мелодичный голос опасно зазвенел надрывом, он оперся на голоса подруг, которые влились в самое нужное мгновение. Три девичьих голоса звучали на удивление гармонично, трогательно и нежно.
Где счастливая, в кресло у кромки воды
Сяду я, наблюдая закатную тишь,
Где сойдутся слова на одном звуке — ТЫ…
Где от ласки моей ты тихонечко спишь…
Где на ветхий причал ровно в восемь утра
Старый, нищий паромщик приходит опять,
Где нашепчет нам ветер "Ещё не пора",
Где бесшумное время течет словно вспять4.
Последний звон струны затих, и в гостиной воцарилась глубокая тишина. Прервалась она неожиданно: Саймон шмыгнул носом и промокнул салфеткой глаза.
- Саймон, дорогой, я переведу тебе каждое слово! И тебе еще больше понравится! — воскликнула Элька.
- Еще больше нельзя, — вздохнул Саймон. — Вы сирены! Еще больше — опасно. Простите. Я никогда не считал себя сентиментальным…
- Это еще не всё! — из маленькой дамской сумочки, что висела позади нее на спинке стула, Лёлька вытащила три плоские коробочки. — Вручайте! — разделила она коробочки между подругами.
- Вот. Мы этот романс записали на студии звукозаписи! — протянула Ася диск Жене.
- Девчонки… — Он бережно принял его и без тени улыбки покачал головой, — это что-то…
- Потрясающе… Вот это подарок!.. — Калина рассматривал фотографию Аси, Ольги и Эль, из которой сделали обложку для диска.
И тут, перебивая Калину и Женю, раздался вскрик Саймона, полный трагизма. Глядя на лица, испуганно обернувшихся к нему, он простонал:
- Я не сделал ни одного фото!
Дело в том, что Саймон вел себя как заправский папарацци, и с момента приезда девушек в дом наверняка уже с полсотни фото сделал своим цифровым аппаратом. Но вот "подарок" девушек оказался абсолютно не запечатленным для истории, Саймон так был заворожен исполнением романса, что напрочь забыл о фотоаппарате. Теперь, молитвенным жестом прижимая к груди врученный ему диск, он умоляюще смотрел на подруг.
- И что теперь? — не поняли они его умоляющего взгляда.
- Надо исполнить романс на бис! — скорее девушек догадался Калина. — Мы с огромным удовольствием вас об этом просим!
- Ах, вот что!..
В общем, пришлось девушкам свой "подарок" повторить. И Саймон опять заслушался, едва не забыв, ради чего поют они во второй раз.
Потом пришла очередь мужчин дарить подарки. Эль долго искала свой подарок на елке, и только с помощью подруг обнаружила серьги в одном из больших золотых шаров. Элька восторженно расцеловала жениха, рассмотрев, что серьги выполнены в том же стиле, что и кольцо, которое надел ей Саймон в знак помолвки, и вместе составляют очень красивый комплект. Подарок, несомненно, был дорогой.
Девушки рассматривали, восхищались, вынимали из Элькиных ушей сережки и вдевали новые. Саймон светился от удовольствия — подарок его был оценен по достоинству.
А зато Калина немало повеселил компанию. Он подарил Лёльке будильник. Да не простой. Во-первых, необычным было то, что по бокам у него имелись два колеса. Второе — сам пузатенький будильник был одет в пушистый чехол, из него только окошечко со светящимися цифрами виднелось. Лёлька сначала думала, что у него такой корпус, потом разглядела, что шубейка снимается.
- Какой симпотяга! — полюбовалась Ольга подарком, и повертела им, хвастая перед остальными.
- Дай-ка на минутку, — попросил Калина, завел будильник и поставил на край стола перед Лёлькой. Через минуту или две будильник принялся пищать. В тонких, пронзительных звуках мелодичности было мало. Впрочем, голос всякого будильника спросонья оценивается как "противный". Послушав, Лёлька со смехом сказала:
- Надеюсь, этой футуристической пищалке удастся будить меня вовремя. Как его выключить?
- Кнопка рядом с экранчиком.
Лёлька попыталась выключить. Но вместо того, чтоб умолкнуть, будильник вдруг покатился. Под Олькин испуганный вскрик и судорожную попытку поймать его, будильник свалился со стола, но не замолчал, а продолжал пищать оттуда. Лёлька наклонилась поднять.
- Ася, он у тебя под ногами! Нет… Женя, к тебе укатился… Что?! — вопросила она из-под стала изумленно, села на место и уставилась на Калину. — Он катается??? Он убегает???
Калина кивнул.
- Вот это да-а-а!.. — ошеломленно протянула Лёлька. — Вот это штучка!
Ася с Эль расхохотались:
- Калина, как ты догадался?
У Лёлькиных будильников была большая проблема в виде самой Лёльки — она реагировала на побудку неправильно: сомнамбулически давила на кнопку, но, к сожалению, сознание в этом процессе поучаствовать не успевало. После этого Лёлькина голова опять падала на подушку, и она счастливо уплывала в объятия Морфея, которые и покинуть-то толком не успела. Потому бедная Лёлька заводила два будильника, а в особо ответственных случаях даже три. Калина и обратил однажды внимание на их обилие у Лёльки в спальне, а она пожаловалась, что уродилась такой супер-соней, разбудить которую одному будильнику не под силу.
Нет, она, конечно, все-таки просыпалась и вовремя приходила на работу. Только если предстояло проснуться очень рано, Лёлька всякий раз переживала и боялась проспать. В этом случае она ставила свои будильники подальше от кровати, чтоб нельзя было дотянуться рукой и выключить, а надо было все-таки встать. Она удивлялась и завидовала подругам, когда Элька и Ася говорили, что часто просыпаются за минуту до звонка — срабатывают внутренние часы.
- Что ли у меня они сломанные?! Что ли я ущербная?! — жаловалась и возмущалась она.
И вот теперь она радостно завопила:
- Выходит, я не одна, иначе б такой будильник не придумали! Калина, ну какой ты милый! Спасибо-спасибо-спасибо! — Ей, наконец, передали ее подарок, и она разглядывала его теперь совсем другими глазами — прямо-таки с любовью. — Кла-а-асный будильничек!
- У него поди-ка еще и звук регулируется? — со смехом спросил Женя.
- А как же! При желании можно весь дом разбудить, — подтвердил Калина.
- Да-а-а, Лёлишна, небольшая утренняя погоня за будильником, и задан темп всему дню! — сказала Ася. — Калина, мо-ло-дец!
А Женя подарил Асе зажигалку.
- Извини, я без фантазий. Просто видел, что твоя плохо работает.
Ася потянулась к нему и поцеловала в щеку.
- Спасибо тебе…
Глаза ее влажно блеснули.
- Ну что ты? — он с улыбкой обнял ее за плечи.
- Вы такие заботливые… Всякие мелочи замечаете… Это так трогательно, — Ася шмыгнула носом. — А красивая-то какая! — она с растроганной улыбкой залюбовалась изящным легким узором, покрывающим золотистый корпус плоского пенальчика. — Ой, девочки, да тут мои инициалы! — рассмотрела она вензель АН, заплетенный в узор. — Так ты и гравировку заказал?
- Ну, так красивее, правда?
Лёлька взвесила на ладони Асин подарок и выразительно посмотрела на подруг.
- Да-а-а, ребята, удивили!
- До вас нам далеко, — Калина погладил коробочку с диском, лежащую перед ним на столе. — Кстати, не пора ли прощаться со старым годом?
- Ой, да так мы и Новый год пропустим! — забеспокоилась Лёлька. — Давайте-ка за стол! И я бы чего-нибудь посущественнее салатов съела, какие будут мнения в поддержку меня?
- Только единогласные! — сообщил Женя. — Лёлишна, а давай мы вместе в эти термосы позаглядываем! Я, видишь ли, хорош как дегустатор, а сервировщик столов, знаешь ли, не шибкий.
Мужчин отправили освобождать место на столе для горячего, а девушки разобрались в термосах, определили, где что, и водрузили на стол новые, исходящие паром и ароматами блюда.
- Можно я скажу? — смущенно попросил Саймон и встал. — Я очень рад, что мы с Элюшкой не уехали, иначе я так и не узнал бы, какие у нее замечательные подруги. Еще я узнал, как великолепно Элюшка играет на гитаре и поет! Всё просто супер! Я даже вообразить не мог чего-то подобного! Мы совсем по-другому празднуем. А у вас — столько сердечности, столько теплоты друг для друга. И эти необыкновенные подарки… А наши девушки! Я не знаю никого очаровательнее, и это правда! Девушки, вы самое главное украшение, самая дорогая драгоценность! Спасибо вам, друзья, за этот необыкновенный праздник! Я просто счастлив сегодня! А если говорить об уходящем годе — для меня он получился одним из тех, которые помнятся всю жизнь, потому что самые счастливые. Я надеюсь, у каждого из вас тоже случилось в этом году что-то очень хорошее. Вспомните это хорошее, и с добрыми мыслями проводим старый год.
- Замечательно сказал! Ура! За это непременно надо выпить до дна! — одобрительно зашумели за столом, зазвенели бокалами.
Когда включили телевизор, президент уже поздравлял соотечественников. Под бой курантов открыли шампанское. Потом, накинув пальто и куртки, поспешили на улицу, чтобы присоединить свои фейерверки к залпам салюта, полыхающего над маленьким поселком. С каждого двора в звездное, морозное небо взлетали и распускались огромные разноцветные астры, взмывали ракеты, рассыпаясь юркими змейками. От соседнего дома из шумной и пьяной компании закричали: "С Новым годом!", замахали руками. А над головой прогоняли темноту ночи огненные диски, взрывались в небе клубки искр, небо во всех направлениях полосовали кометы, и хвосты их осыпались звездной пылью.
Они веселились, смеялись, дурачились. Озябшие, вернулись в дом, Калина включил музыку и пригласил Лёльку танцевать. Женя и Саймон тут же взяли с него пример, но в сумочке у Аси зазвонил сотовый — мама поздравляла с наступающим Новым годом. Ася отошла, чтобы не мешала музыка, и пока говорила с родителями, расспрашивала, как и где они собираются праздновать (в Германии еще только собирались накрывать праздничные столы), пока отвечала на такие же вопросы, компания опять уселась за стол.
- Вам привет и поздравление из Германии! — сказала Ася: — Эй, сколько можно есть?!
- Это обжорство из любви к ближнему, — сообщил Калина.
- Как это? — удивились Ася.
- Мы четверо танцевали, а у одинокого Дакоты началась депрессия. Пришлось его лечить.
- Ха! Ну, мудрецы! Я слышала о лечении голодом, а не наоборот.
- Смотря что лечишь, — философски сказала Элька: — Вот про этот салатик я обязательно расскажу сестре!
- Он что, лечебный? — удивилась Лёлька.
- Он вкусный. Курица с апельсинами под соусом карри отлично впишется в меню Пирамиды.
- Почему сестре? — удивился Женя.
- Я передаю ей бразды правления.
- Тебе не жалко покидать свое детище?
- Нет, — пожала плечами Эль. — Хочется чего-нибудь нового.
- Скоро тебя увезет Саймон, нового у тебя будет — хоть отбавляй! Вообще, чем ты будешь там заниматься? — спросила Ася.
- Не знаю. Саймон рисует такие перспективы, что хочется заниматься всем сразу!
Элька влюбленными глазами посмотрела на жениха.
- Я сказал, что Элюшка, если захочет, может попробовать держать маленький антикварный магазин. У нас любят и ценят старинные вещи. И не важно, что она мало знает в этой области. Специалиста по оценке и продаже можно нанять. А со временем и сама научится. Или не антиквариат, а модный бутик. А может быть, мы снимем для Элюшки студию, и она будет заниматься живописью — я видел, как она делала эскизы в Лондоне, мне очень понравилось. Картины можно выставлять в галерее для продажи. Да что угодно! У Элюшки в Лондоне много друзей, у нее будет хорошая поддержка.
- Предлагаю тост — за перспективы! — поднял бокал Женя. — У тебя, Эль, перспективы великолепные!
В эту минуту раздался стук, такой громкий и настойчивый, что сразу даже непонятно было, что и где стучит. Следом послышался шум, гомон, топот и в гостиной появился роскошный Дед Мороз со свитой. Это он стучал своим посохом. Огладив пышную, в шелковистых блестящих завитках бороду, он начал поздравлять хозяев. Голос у него был густой, рокочущий. Рядом с дедом стояла улыбчивая, хорошенькая Снегурочка в длинной атласной шубке — по голубому атласу как звезды сияли снежинки. Вокруг кривлялись и приплясывали ряженые.
- Тихо! — пристукнул посохом Дед Мороз. — Слово сказать не дают, неслухи! Лучше ставьте всех в хоровод, а мы с внучкой будем подарки дарить! — прогудел он.
Пришлось-таки, держась за руки, ходить вокруг Деда Мороза и петь "В лесу родилась елочка"! А он и впрямь принялся дарить подарки — от фирмы. Со складными поздравлениями и пожеланиями, с шутками Жене вручили красивый сувенирный штопор, Саймону досталась матрешка, а Калине брелок-фонарик. Каждая из девушек получила пушистую зверушку-игрушку, и еще им вручили большую коробку конфет и бутылку шампанского. Потребовав, чтоб хозяева выпили с гостями, нежданная компания удалилась, сообщив напоследок, что они еще и половины поселка не обошли.
Саймон был в восторге от происходящего. Его фотоаппарат то и дело озарял гостиную фотовспышкой.
Когда они поднялись в свою медово-коричневую спальню, Женя сказал:
- Кажется, я все-таки напился.
- Я тоже, — радостно сообщила Ася. — И глаза закрываются. Сейчас прям стоя усну!
- Засыпай. Обещаю донести до кровати и ни разу не уронить.
- Да? — Ася принялась внимательно его разглядывать. — Ну не зна-а-аю… — протянула она, — я чё-т не пойму… Вдруг ты пьян до невменяемости? Невменяемые за слова не отвечают. Я уж лучше сама! — решила она и отправилась в ванную.
Вышла, со снятой косметикой, умытая. Женя сидел в кресле с закрытыми глазами, откинув голову на спинку. Асина совесть успела кольнуть ее упреком за столь долгую оккупацию туалетной комнаты, что человек уснул, не вынеся ожидания. К счастью, Женя, услышав шаги, открыл глаза, и совесть, ворохнувшись, успокоенно затихла.
Пока Ася умывалась, он успел расправить кровать. Ася обнаружила, что постельное белье шелковое. Надо же! У нее были более традиционные предпочтения, ей нравился хлопок — мягкий, нежный, практичный. А шелковое постельное белье почему-то представлялось скользким и холодным. Ну вот, есть случай убедиться в этом на практике. Или развеять ошибочное предубеждение. Хотя, надо сказать, что для новогодней романтической ночи эти кремовые шелковые простыни — как раз то, что надо, — Ася, хихикнула, в это время взгляд ее упал на зеркало, и Ася увидела собственное отражение. Скептически оглядела себя и сказала, скривив губы:
- Э-э-э-э… пьяная женщина… романтическую ночь ей! В койку и спать!
Она сбросила халатик, осталась в короткой трикотажной маечке на узких бретельках, и в шортиках. Поежилась, представив прикосновение холодного шелка, провела ладонью по подушке. Тут вспомнилась давняя статейка в каком женском журнале — Лёлька во время обеда читала ее Асе вслух. Статейка была про то, что какой-то то ли ученый, то ли врач, то ли американец, то ли англичанин, утверждает, что отличный способ продлить молодость — это просто спать на шелковых подушках. Вроде как всякие другие наволочки только и делают, что всю ночь напролет травмируют кожу лица, когда лицом об них трешься, и от этого делаются морщины. А шелк нежно скользит. И еще влагу хуже впитывает, и кожа ее не теряет во сне.
- Жють! — сказала Лёлька. — Выходит, мои хлопковые наволочки и не наволочки вовсе, а гадкие вампиры! Я сплю, никого не трогаю, а они из меня всю ночь влагу впи-и-и-тывают, впи-и-и-тывают… Ох, гады какие! То-то утром моя морда лица такая вся скукоженная! Вот, гляди! И правда пишут, что шелковые подушки не делают на лице отпечатков!
Лёлька даже вынашивала некоторое время идею заменить все свои простыни и наволочки. Однако это "некоторое время" закончилось сразу, как только Лёлишна увидала ценники на комплектах шелкового постельного белья.
Ася улыбнулась, проводя ладонью по шелку. Против ожидания наволочка не была ни скользкой, ни холодной. Под рукой оказалось что-то бархатистое, будто кожа персика. "Ух ты!" — удивилась Ася и забралась под одеяло. Некоторое время с интересом прислушивалась к своим ощущениям, а ощущения оказались очень даже приятными. Шелк нисколько не холодил, наоборот, ворсистая ткань была теплой. И еще, при малейшем движении возникало впечатление, что кто-то нежно гладит ее тело. Это было необыкновенно приятно! Ася вспомнила, как Лёлька, в период активного обсуждения достоинств шелка, рассказывала про какую-то даму:
- Она нашла свой способ лечить депрессию. Однажды она сшила себе шелковые бермуды. И вот когда надела, была поражена ощущением,что кто-то гладит ее по ножкам. Носила их все лето и все лето пребывала в необыкновенно добродушном настроение! Теперь, как только подбирается хандра, она начинает носить шелковое белье. Говорит, что отлично помогает.
Ася тихонько рассмеялась, легла на бок, свернулась калачиком и закрыла глаза.
Ася уплывала в страну снов, когда вернулся Женя. Спиной почувствовала прикосновение его груди, теплые руки заключили ее в объятие. Это чуточку вернуло Асю в реальность. Настолько, чтобы она почувствовала, как ей упоительно хорошо. Ася счастливо вздохнула и пробормотала: "Я чу-чуть…" Еще только минуточку побыть в таком сладостном покое, в теплом объятии его сильных, уверенных и надежных рук. Евгений шепнул:
- Спи…
Ася счастливо улыбнулась, повозилась, устраиваясь, как в гнезде…
…В ее сон проникла нежная ласка. К коже прикасалось горячее дыхание, потом медленные и легкие, почти неслышные прикосновения губ к плечам, спине, шее… Ласки были такие бережные, что сплетались со сном, позволяли не выплывать из уютного забытья. Сознание оставалось в полусне, но в теле зарождалось блаженство — теплое, томительное, дразнящее блаженство предвкушения. Ася откинулась на спину и открыла глаза — лицо Жени оказалось над ней, близко. Что-то показалось странным… а, вот, ведь только что было темно! Ася посмотрела на окно и спросила:
- Почему светло?
- Потому что утро.
- Как… утро?.. Мы ведь только что легли!
- Восемь часов утра.
- Ночь прошла?! Ты меня не разбудил?
- Разве ты все еще спишь? — улыбнулся Женя. — Значит, разбудил.
- Какой ты милый, Женя! — Ася обвила руками его шею и сама оказалась в тесных объятиях, из которых он ее уже не выпустил.
…Она лежала утомленная, разгоряченное тело покрывала легкая испарина, и прикосновение легкой ткани сейчас приятно холодило. В ней было разлито такое сладостное удовлетворение, что хотелось лежать так целую вечность, наслаждаясь близостью мужчины рядом. Ася чувствовала его тело — сильное, красивое. В ладонях еще жило ощущение гладкой кожи и напрягающихся под ней мышц.
Потом Женя сходил вниз, принес бутылку минеральной воды и два стакана.
- Что там наши? Спят? — спросила Ася.
- Наверно. Никого не слышно. Даже бабочки не летают. Все спят. О, я что-то тебе покажу сейчас!
Он завернул Асю в одеяло, поднял на руки и вынес на длинный балкон, тянущийся вдоль всего второго этажа.
- Ты с ума сошел! — забеспокоилась она, глядя на его голые плечи. — Простынешь ведь!
- Тссс… Ты лучше вокруг посмотри.
Ася повела глазами по маленькому поселку и дальше, по широкому спящему миру. Стояла изумительная хрустальная тишина. Деревья, укрытые белым пушистым инеем, замерли в неподвижности, как будто боялись шелохнуться, оберегая хрупкую драгоценную красоту. И ни звука нигде, ни малейшего движения. Разве что иногда с ветки вдруг начинала сыпаться искристая пороша, невесомо и беззвучно.
- Какая красота! Настоящее царство Снежной Королевы!
Когда они снова забрались в постель, Ася прижалась к Жене, согревая его холодные плечи.
- Попробуй только заболей! — пригрозила она.
- Ой, как страшно! — "испугался" он. — Мне срочно надо сделать профилактику простудных заболеваний!
- Горчичник прилепить, что ли? — озадачилась Ася.
- Ты мой горчичник! — расхохотался он, и перевернулся так, что Ася оказалась под ним.
- Перестань хохотать, люди спят, — строго сказала она.
- Может, спят, а может, и не спят, — резонно ответил Женя. — Хочешь проверить?
- Не-а, мне и здесь хорошо. Женя, — сказала Ася, обняла его за шею и поцеловала. Потом пояснила: — Это тебе спасибо.
- За что?
- За праздник. Ты для всех нас такой незабываемый праздник устроил…
- Почему — я?
- Ой, брось! Конечно, ты. Все так необыкновенно, празднично…
- Я для тебя старался. Для одной только тебя.
Часть восемнадцатая. Похищение
Три дня пролетели скоро, и пришла пора возвращаться в город. Не успела Ася вернуться домой — гость на порог!
- Ты извини, что с опозданием поздравляю… Вовремя не получилось, тебя дома не было. Поздравляю с Новым годом! Вот, это тебе.
Толик двумя руками протянул ей что-то круглое, упакованное в блестящую подарочную бумагу с серебристыми снежинками и снеговиками. Сверху бумага была собрана в пучок и красиво завязана ленточкой.
- Пуняша… — растрогано и одновременно озадаченно проговорила Ася. — Спасибо, конечно, только… ну зачем ты? Праздник же прошел. И вообще…
Ей и в голову не пришло подарок ему приготовить. Ася почувствовала себя неловко.
- Не отказывайся. Я это ради собственного удовольствия, — смущенно хмыкнул он. — Мне приятно.
Ася укоризненно и нерешительно покачала головой, потом сказала:
- Ну, заходи, чаю выпьем за Новый год.
- Если разрешишь, я прихвачу чего-нибудь покрепче чаю, — вопросительно посмотрел Толик.
- Не надо. Я напою тебя необыкновенным чаем — эликсиром бессмертия. Ты пил когда-нибудь белый чай?
- Это с молоком что ли?
- Ничего не с молоком. Есть чай черный, есть зеленый, красный, а есть белый. Вкуснятина-а-а-а! Ну, давай, заходи.
Пунич прошел на кухню и поставил свой подарок на стол. Ася хотела легким движением подвинуть его подальше от края, и удивилась:
- Ничего себе! Что там такое тяжелое?
- Не гантели, не бойся, — улыбнулся Толик.
Ася развязала ленточку, развернула бумагу и всплеснула руками. Большая хрустальная ваза была наполнена шоколадками и самыми изысканными конфетами.
- Вот это ты придумал! У меня слов нет!
- Я же знаю, ты сладкоежка, — довольно проговорил Толик.
- Нечего хвастаться, что знаешь мои пороки. С ними бороться надо, а как, если такие провокации?
- Кто бы не говорил, что слишком много хорошего это плохо, он лжёт. Сказал Чеширский Кот, — сообщил Пунич.
- Что-что? — удивленно посмотрела на него Ася.
- Я здесь не причем.
- Ох уж этот Чеширский Кот, — поджала губы Ася. — Что-то он стал путаться под ногами.
Они долго сидели и пили чай с вкусными конфетами. Толик расспрашивал, как Ася встретила Новый год, и она, предупредив, чтоб Пуняша не вздумал опять критиковать ее друзей, рассказывала про тропических бабочек, про Саймона и Эль, про паркурщика Калину и его подарок Лёльке. Описывала домик-теремок и шикарную сауну; уморительно смешно рассказала про катание с ледяных горок и прогулку верхом на лошадях по зимнему лесу… Имя Дакоты она старалась часто не упоминать. Хотя неприязнь Толика к нему считала глупостью. И даже не глупостью, а чистой шизой, на которую Пунич никакого права не имел и поощрять эту шизу Ася не собиралась. И все же, тактично упоминала о Жене вскользь.
- А ты как праздновал? Что мы все про меня?
- Я обыкновенно. С родственниками. Нормально так посидели, но рассказывать нечего.
Толик соврал. Новый год он встречал дома, один. Но почему-то не захотел сказать об этом Асе.
- Чай у тебя и правда очень вкусный, — перевел он разговор на другую тему. — Где взяла?
- Родители снабжают деликатесами. Посылку прислали к празднику. Я его раньше тоже не пробовала и не знала даже, что есть такой. Оказывается, чайные листочки для него собирают всего два дня в году, рано утром с 5 до 9 утра. И даже не листочки, а только стрелочка серебристая из почки выходит, ее и сощипывают. Сборщикам строго-настрого запрещается есть лук, чеснок, пряности, и прочее с сильным запахом. Алкоголь тоже ни в коем случае. А то запах испортит аромат листочков. Если во время сбора начинается ветер или дождь, то весь урожай забраковывают.
- Ничего себе, вот это чаёк! Дорогой, наверно?
- Это да. Он считается самым редким, самым дорогим и самым роскошным в мире. На самом деле есть и более дорогие, но все равно, именно у белого такая репутация.
- Ася, вот почему так получается? Рядом с тобой всегда что-то особенное.
- С чего ты взял? — вскинула брови Ася. — Придумаешь, тоже.
- Не придумываю. Сама разве не видишь? Сама же рассказываешь, как Новый год встретила. И этот чай тоже необычный. Дело даже не в вещах, которые тебя окружают… Просто какое-то другое состояние, атмосфера другая рядом с тобой… Я чувствую, только не знаю, как сказать. Вот есть в искусстве разные стили, да? Классицизм там, ренессанс, барокко, что еще… ну, не важно. И с тобой рядом как будто в другой стиль попадаешь.
- Хм-м… в какой же, интересно?
- Не знаю. Ты притягиваешь красоту. Грустишь красиво, красиво куришь, вот даже чашку держишь как-то по-особенному.
- Толик, Толик… — покачала головой Ася, — фантазер ты и выдумщик. А может, ты поэт? Стихи романтические пишешь?
- Не пишу я стихи, — буркнул Пунич, и опять почему-то соврал.
Ася проснулась, и первая мысль, которая ее посетила, была о том, что сегодня день рождения Артема. В ту же минуту у нее испортилось настроение. Зачем такое вспоминается? Ей нет никакого дела до этой даты, ей нет никакого дела до чужого мужа.
Она лежала и бездумно смотрела в щель между задвинутыми шторами. С улицы сочился мутный утренний свет. Ох, пусть ее сегодня никто не трогает! Она будет долго-долго лежать в полудреме, со своими безрадостными мыслями. И не будет их прогонять. Потому что лень. Наверное, она устала от праздника. Сегодня не хочется развлекаться, отвлекаться, улыбаться… а хочется наоборот, отключить телефон, исчезнуть для всех. Увы, выдернутый из розетки телефонный шнур не поможет исчезнуть. Наоборот, такая самодеятельность чревата визитами. А видеть она не хочет сегодня ни-ко-го. Ладно, пусть звонят. Сегодня для всех она как бы по уши в домашних делах. Хозяйство и впрямь запустила не хуже той горе-Федоры. Только сегодня для ведра и тряпки она тоже не существует. Ее нет нигде. Хорошо, что на работу еще не надо, просто замечательно даже. Ася вздохнула, отвернулась от окна, натянула на голову одеяло и закрыла глаза.
Потом она захотела есть. Было уже около полудня. Ася встала и побрела на кухню. Сразу же зазвонил телефон, как будто в засаде сидел. "Женя", — подумала она, и услышала в трубке его голос. Дакота предлагал поехать куда-нибудь пообедать.
- Не могу, — сказала Ася, обводя глазами тихую, полусонную квартиру. — У меня сегодня трудовая повинность и полный разгром — стирка, глажка, уборка…
- Хочешь, я приеду, помогу с разгромом?
- Нет, я люблю убираться когда сама и одна. Завтра увидимся.
- Передумаешь — звони. Я с радостью.
- Передумаю — позвоню, — покладисто сказала Ася. — Пока.
Она положила трубку, скривила губы и сказала себе: "Вруша". Подумалось вдруг: "Странно, Женя и заботливый, и милый, и чуткий, но почему-то возникает ощущение, что его слишком много. Хотя он вовсе не навязчивый… А вот Артема никогда много не бывало… Он был как будто естественным продолжение ее самой…" Ася вдруг нахмурилась, резко тряхнула головой и плюнула в сердцах: да оставь ты меня ради Бога!
Что за блажь, в самом деле! Она решительно зашагала на кухню, будто надеялась, что досадливые, никчемные мысли не поспеют за ней, отстанут, заплутают, потеряются…
Включила кофеварку, открыла холодильник и разочарованно присвистнула — кормилец выглядел удручающе. Ну как она забыла! Вчера ведь, когда чай пили с Пуничем, она заглядывала в холодильник и подумала же еще, что прямо с утра надо в магазин сходить. Перед отъездом за город Ася разморозила, вымыла его, ну и повыкидывала, естественно, всякие залежалые продукты и остатки. Мда…
Выходит, не судьба провести день в берлоге. Придется выбираться за пропитанием. Не лапу же сосать! А значит, надо хоть по минимуму чистить перышки, одеваться… Нет, сначала все же кофе. Тем более, обнаружилась начатая пачка сухариков, а в холодильники стояла-таки масленка с кусочком сливочного масла. Ася неторопливо попила кофе, потом медленно курила у окна, глядя на улицу сквозь прозрачную штору. За окном был туманный холодный день, из тех, которые с утра до вечера проходят, будто в сумерках, и прямо с утра сразу начинает вечереть. Выходить и окунаться в эту смурность совсем не хотелось.
Тут позвонила Лёлька, и они долго болтали, пока Ася не сказала: "Всё, клади трубку. У меня в холодильнике шаром покати, я в магазин пошла". Лёльке она тоже сказала, что всем развлечениям сегодня дана отставка по причине того, что она намерена немножко прибрать в квартире.
То ли кофе, то ли общение с Лёлькой взбодрили ее, и Ася, собираясь в магазин, даже замурлыкала какую-то песенку.
Она возвращалась домой и была уже в десятке шагов от двери подъезда, когда ее окликнули. Ася обернулась на голос, и увидела молодого мужчину, выходящего из припаркованной неподалеку машины.
- Стас? — удивилась Ася. — Ты как здесь?
Он не ответил, шел, широко улыбаясь и раскинув руки. Ася даже сделала шажок назад, показалось, что Стас примется обниматься с ней. Нет, обниматься он не стал, остановился:
- Привет, Анастасия!
- Ну? И чего ты меня разглядываешь? Как ты здесь оказался?
- Разглядываю потому что смотрю — ты только в тот вечер была такая… — он выпятил губы, вспоминая нужное слово. Не вспомнил. — На балу ты меня прям удивила. Я даже подумал: — "Ну, Ася, ну Ася!.. Это ж надо! Кто мог подумать, что в маленькой худышке скрывалась такая леди?" Ты шикарно выглядишь, Анастасия!
- Надеюсь, ты приехал не для того, чтоб сообщить это мне?
- Я к тебе, Ася, приехал.
- Оба-на! Это с какого переполоху? — рассмеялась Ася.
- Ага… — невпопад сказал Стас. — Звоню в дверь, а тебя нет. Думаю ждать-не ждать — гляжу, как раз ты идешь.
- Стоп. Перестань болтать. Стаська, ты же пьяный совсем! Ты зачем явился-то, я не поняла.
- Ну… у меня дело к тебе… — он мялся, бросал взгляды ей за спину, в сторону своей машины. — Ася, понимаешь…
- Ничего не понимаю! — Ей вдруг неодолимо захотелось оглянуться. Откуда-то взялась глупейшая мысль, что в машине Артем — воспоминание о нем вцепилось в нее сегодня бульдожьей хваткой. Да еще Стас появился из той жизни, которую она обязана забыть… — Ничего не понимаю! — со злостью повторила она. — Приехал вдрызг пьяный, мямлишь про какое-то дело! Что за ерунда? Давай, Стасик, кати отсюда.
- Ну, постой… Я ж киднепингом никогда не занимался, вот и мямлю…
- Ты что, кого-то украл? — удивилась Ася.
- Еще нет. Тебя украдаю. Ася, поехали со мной, пожалуйста.
Ася состроила гримасу, не собираясь отвечать на его слова, и шагнула к подъезду. И тут Стас облапил-таки ее, крепко обхватив за плечи.
- Прекрати! — гневно вспыхнула Ася, и почувствовала, как ноги ее отрываются от земли, Стас подхватил ее на руки…
Все случилось в секунды — Ася оказалась на заднем сиденье машины.
- Эт-т-то еще что?! — Ася была возмущена и шокирована таким с ней обхождением, но не испугана. Резко толкнула противоположную дверцу, но она оказалась заблокированной. Стас уже упал рядом на сиденье, и автомобиль резко сорвался с места.
- Немедленно остановите! — кипя от ярости потребовала она, едва не выламывая ручку двери. — Я вам разнесу эту халабуду!
- Ася, ну погоди… Ты не бойся, никто тебе ничего плохого не сделает!
- Идиот! Я по-русски говорю: останови! Ты оглох?! Эй, за рулем! А ну выпусти!
- Ася, ну перестань, давай я тебе объясню…
- Вели остановить машину, тогда объясняй!
- Щас приедем и остановимся.
- Ну урроды! — металась Ася, колотила по двери и куда не попадя, в том числе по своему похитителю.
- Ася! Да сядь ты! Эй, ты мне нос разбила! — шмыгал он, пытаясь схватить ее руки. — Ну всё! Сама виновата!
Он обхватил ее, прижал руки к бокам.
- Вот идиотище! — запыханно, прерывисто говорила Ася, пыталась выдраться из тесноты крепких рук. — Прекрати дышать на меня, вонючка! Отпусти, говорю!
- Аська! Сиди! Не отпущу! Будешь дергаться, тебе же хуже будет.
- Ну ты гад, Мещеряков! И куда ты меня везешь?
- Я не гад. Честно! Ты не бойся, Настя, это сюрприз такой. Про сюрприз заранее не говорят, подожди маленько.
- Стаська, скотина такая, ладно… если что, я извинюсь за разбитый нос. Но если что… смотри, мало тебе не покажется.
- Всё, договорились. Только ты больше не дерись, сиди спокойно, ага? Пятнадцать минут и ты все узнаешь.
- Все равно, Мещеряков, ты гад. И сюрприз твой идиотский. Ну так и быть, поглядим…
А что еще оставалось? За рулем сидит незнакомый парень, знай себе крутит баранку, игнорируя происходящее за спиной.
- Хоть приятель-то твой не пьяный, надеюсь?
- Не пьяный, — буркнул водитель.
- А чего тогда людей похищаешь? Это знаешь, ли, статья.
- Ася, не приставай к человеку. Это хороший человек. Я… ну так, выпил слегка, а под мухой я за руль никогда-а-а, — с категоричностью протянул он. — Вот и позвонил хорошему человеку.
- Ладно, помолчи. Надоел. И не дыши в мою сторону! — потребовала Ася.
- Что ты такая суровая? — вздохнул Мещеряков. — Я же ни какой-нибудь приставала с улицы, я же тебе не чужой, а ты… Дерешься…
- О-о-ой, — сморщилась Ася, как будто внезапно заболел зуб. — Ты, лучше молчи, Стаська! Заявляешься с бухты-барахты, понимаешь. И ведешь себя, как гад — в хлам пьяный, тащишь в машину, везешь невесть куда и зачем, а я всё это время должна кидаться к тебе на шею и обливаться умильными слезами.
Стас опять вздохнул, молча глядя на Асю, а потом сказал:
- Ты такая красивая стала.
- Иди к черту, — буркнула она и отвернулась к окну.
Больше Ася не отвечала ни на какие вопросы и попытки Стаса ее разговорить, успехом не увенчались. Хотя в общем-то она как-то вроде перестала злиться на него. Даже неожиданно для самой себя. Ну болван, что с него взять. А бояться Ася не боялась. Ехали они по знакомым улицам, по центру города. Белый день и люди кругом. Да и… это же Стаська, нормальный, свой парень. О том, что прошло немало с того времени, когда она знала его в качестве "нормального, своего парня", а теперяшнего его она совсем не знала, об этом Ася не думала. А если бы знала, насколько Стас изменился, пожалуй, заволновалась бы. Наконец, он сказал:
- Вот, приехали.
Машина свернула во двор, зажатый четырьмя кирпичными пятиэтажками. Молчаливый парень из машины не вышел, кивнул Стасу, развернулся и уехал. Мещеряков стоял с двумя большими Асиными пакетами, набитыми продуктами из магазина. Ася скептически окинула его взглядом, задержалась на пакетах и строго сказала:
- Имей ввиду — за сохранность головой отвечаешь.
- Не извольте беспокоиться, глаз не спущу. Вперед!
Лифт поднял их на четвертый этаж. Стас, прислонив один пакет к стене, сунул ключ в скважину. И тут из-за двери донеслись мужские голоса. Асе это не понравилось, но Стас уже распахнул дверь и отступил, пропуская Асю вперед. При этом он надавил кнопку звонка, и Ася вздрогнула от пронзительной электрической трели. Голоса в квартире смолкли.
- Проходи, — заговорщицки шепнул Стас. — Нет, погоди, я сейчас…
Он торопливо сунул куда-то свою ношу, взял Асю за руку и повел в гостиную.
Там были только мужчины. Судя по всему, компания гуляла давно. Все смотрели на нее и молчали. Смотрели со странным интересом. Интерес был такого рода, будто они знали про нее что-то. Ася повернулась к Мещерякову и с убийственным спокойствием спросила:
- Ты привез меня на мальчишник?
Он кивнул, но смотрел мимо Аси, с каким-то ожиданием смотрел, с предвкушением… И она обернулась. Тогда мужчины, один, другой, глянули куда-то за спины и посторонились, открывая того, кто сидел там, сзади. Он так и сидел, не двигаясь, только стал на глазах бледнеть.
- Стас… зачем… — прошептала Ася, но голос вдруг провалился куда-то, от него остался один колючий шелест. Ася поперхнулась им, закашлялась взахлеб. В руке у нее оказалась бутылка. Ася, обливаясь, глотнула минеральной воды, снова закашлялась и, повернувшись спиной к бледному лицу, к прожигающим болью растерянным глазам, бросилась прочь…
Часть девятнадцатая. Мальчишник
Все было как в дурном сне.
Артем не подошел к Асе, не сказал ей ни слова. Он сидел и смотрел на нее.
Ася пыталась уйти, перед дверью вставал Стас, и какие-то чужие мужские голоса душевно увещевали: "Посидите немножко. Не уходите так скоро". Злая и колючая, она садилась к столу, наливала себе водку и хотела напиться, чтоб всё стало до лампочки. Водка не помогала. Ася чувствовала себя абсолютно трезвой, только забывала свинчивать крышечку и всякий раз недоумевала, почему в стопку не льется. Стас то сидел с ней, то уходил к Артему и что-то говорил ему тихо и требовательно. Артем реагировал на него, только если Мещеряков заслонял собой Асю. Тогда Артем морщился и нетерпеливым движением его отстранял.
- Перестань суетиться, Стаська, — хмыкнула Ася. — Успокойся уже. Давай, пригласи девушку танцевать.
Даже танцуя, Стас продолжал гнуть свою линию. Он никак не мог поверить, что его гениальная идея с треском провалилась. Они устроили этот мальчишник ради Артема, пытаясь отвлечь и развлечь приятеля. Люди, что здесь собрались, занимали очень разное положение на социальной шкале. Их одно объединяло — каждого из них Артем был рад видеть. И они решили подарить ему радость на день рождения. Собралась отличная компания, поляну накрыли роскошную, и вроде все нормально, весело — стены вздрагивают от хохота дюжины с лишним мужиков. И Артемка вроде смеется — да не от души. Будто сидит в нем что-то, мучает и одолевает, не дает расслабиться… А Стас так старался. Даже в квартире прибрал как никогда. Нет, не сам, конечно, но главное, что позаботился.
В последние годы жизнь свела их с Артемом даже ближе, чем за все время учебы. Обидно, что у такого парня жизнь наперекосяк валится. И из-за чего? Из-за баб! Первая семья рухнула — там, конечно, всё трагично, жаль страшно, что так сложилось у них. Но теперь другая на грани развала. Да и Бог с ней, здесь с самого начала как-то неправильно было и счастья не принесло. Вот сейчас как раз момент самый что ни на есть подходящий, чтоб со всем прежним расстаться. Со всем прежним. Перестать на прошлое оглядываться и начать строить всё заново. Стас даже рассказал ему про встречу с Асей на городском новогоднем балу. Сказал, что была она там с подругами, но не только с ними. Что Асин друг произвел впечатление человека солидного, надежного и самолюбивого. Еще сказал, что Ася была великолепна, выглядела довольной и счастливой. По всему видно, она неплохо устроила свою жизнь.
Потом Стас пожалел, что вообще сказал об этом Артему. Получилось совсем не так, как он надеялся. Он-то хотел дать понять Артему, что Аська ломоть отрезанный, надо о ней забыть. Так нет же, наоборот получилось. После напоминания об Асе глаза его совсем погасли.
Между тем мужики разомлели от выпитого, кто кальянчик покуривает, кто разговоры-споры затеял, кто анекдоты травит. Артем тоже от предложенного кальяна не отказался. Только Стас решил не говорить, что зарядил его для Артема хэшем — пусть оттянется, наконец. И что в результате? Артем еще больше помрачнел, сидит на своем дне рождения, как случайный гость.
И чем такого расшевелить? Решили девочек позвать. По компании такой оживляж пробежался! А этот — ноль внимания. Вид равнодушный, отсутствующий. Стас выбрал, какая поумней да поинтересней показалась, велел ненавязчиво развлечь виновника торжества. Девчонка только глянула на объект, нуждающийся в ее опеке, на глазах воодушевилась. Однако когда присела с ним рядом — ну сама скромность, разговор интеллигентный завела. Но лишь только попыталась некую близость наметить, Артем поморщился, сдвинул девушку, встал и отошел. Ну, блин! Мещерякова аж зло взяло. Ну вот что ему надо? Ой, да знал Стас, что надо Артему, совсем нетрудно догадаться-то. Ну ладно, коль нормально лечить не получается, шоковая терапия нужна. Перемолвился Стас с одним приятелем, с другим, поручил девушек спровадить, а сам отправился за этим за самым, за шоком для Артема. Знал точно, уж это Артемку встряхнет как тыщща вольт! Вмиг хандрить забудет!
…Стас вздохнул:
- Ася вы двое — ненормальные. Прошу тебя, подойти к нему, заговори. Он ведь только о тебе и думает. Ну, Асенька…
- А ты нормальный, Стася, да? Я так думаю, Артем еще скажет свое спасибо за услугу твою медвежью. Всё не так…
- Так давай мы все уйдем! — Стас подумал, что кажется он дотумкал, наконец, в чем дело, обрадовался! — И вы одни поговорите, разберётесь…
Ася отстранилась от него, скривилась:
- Скушно у вас, Стасик. Я домой хочу, — отвернулась и села к столу, заглянула на дно пустой стопки.
- Можно пригласить вас?
Ася подняла глаза на склонившегося к ней мужчину.
- Куда? — спросила озадаченно.
- Танцевать.
- Я хромая.
- Стас, может быть, представишь меня даме? — обратился кавалер к Мещерякову.
- Это Анастасия. Ася, это президент компании…
Ася в упор уставилась на мужчину, так, что Стас сбился.
- Стас, ты дурак? — спросила Ася и покрутила пальцем у виска. — Я что, не знаю кто у нас президент? Ну вы дае-е-ете, ребята… — разочарованно протянула она.
Оба вежливо посмеялись, сводя ее слова к шутке.
- Александр возглавляет компанию… — сделал вторую попытку Стас.
- Подите к черту оба! — отвернулась Ася и стала наливать себе водки.
- Ася, тебя же не обижают. Зачем ты ругаешься? — укоризненно проговорил Стас.
Ася выпила водку и неторопливо развернулась на стуле к Стасу.
- У тебя претензии?! У вас ко мне претензии?! — повела она глазами. — Я что, напросилась к вам? Навязалась? Ты чего ждал, когда без спросу сюда приволок? Я говорю и говорю, сто раз сказала, что хочу домой — меня хоть какая-нибудь зараза слышит? Вы, глухари уродские! Я не хочу с вами знакомиться! Я не хочу с вами танцевать! Я хочу одно-единственное — уйти отсюда! Стас! — Ася резко встала. — Быстро принес пальто и сапоги!
Не взглянув на Артема, она решительно вышла из комнаты, миновала прихожую и вышла на лестничную площадку. Никто ее не остановил, только Стас кинулся следом:
- Ася, Ася, ну погоди, я принесу сейчас!
С Асиным пальто в руках он выскочил за ней, накинул на плечи.
- Подожди, сейчас сапоги…
У Аси ноги заледенели на цементном полу, пока Мещеряков появился опять.
- Я сапоги найти не могу! Асенька, зайди в квартиру, прошу тебя! Я больше не буду тебя задерживать.
- Я шагу туда не сделаю! Ищи скорее!
- Ну ё-маё… — расстроенно пробормотал Стас и опять скрылся за дверью.
В конце концов он появился в куртке, вдев руку в один рукав, и с толстыми шерстяными носками.
- Надевай скорее! Вот точно простыла, стоишь тут в беленьких носочках… — он принялся сам натягивать носки ей на ноги.
- Эй, ты с ума что ли сошел? Я что, в носках домой пойду?
- Вернись в квартиру. Найдем твои сапоги и поедем.
- Ну не-е-ет… — замотала головой Ася. — Да я лучше босиком!
- Всё, пошли.
У дверей подъезда Мещеряков подхватил Асю на руки и понес.
- Вот так до моего дома? — ехидно поинтересовалась она.
До дома не получилось. Хотя нес он ее долго. Ася всю дорогу сокрушалась:
- Ничего себе! Ты знаешь, сколько те сапоги стоят? Полторы зарплаты! А твои носки? Рупь? И ты мне их вместо сапог впарил! Нашел лохушку! И между прочим, водка у тебя дерьмовая! Нисколько не пьяная!
Наконец, Стас выдохся, усадил Асю на скамейку и пошел ловить такси. Она сидела и, вытянув ноги, разглядывала носки. Качая головой, удивлялась:
- Ну нормально! Ты молоде-е-ец, Стасичка! Нормальный вечерок получился!
Хотела закурить и тут только спохватилась, что сумочка ее осталась в той квартире, где Артем. Про него она тоже подумала первый раз, как ушла. Сами собой потекли слезы. Стас остановил такси и бегом вернулся к Асе, хотел уже нести ее к машине, но увидел залитое слезами лицо.
- Ты чего?.. Ася…
- Курить хочу… А сигареты, между прочим, там остались…
- Ах, ё-маё! А ключи? Ася, ключи от квартиры тоже там?
- Не там, — показала Ася зажатую в кулак связку ключей.
Разбудил Асю звонок. Она никак не могла вырваться из сна — дурного, липкого и тягучего как паутина. На автомате дотянулась до трубки, не открывая глаз, хрипло сказала: "Да?" Трубка молчала, а звонок опять звенел. Ася с трудом сообразила, что звонят в дверь.
Она медленно просунула руки в рукава халата, натянула его на плечи и поплелась в прихожую. Она еще не проснулась настолько, чтоб вспомнить, отчего ей так дурно, почему руки норовят опереться о косяки и стены. Мелькнуло отражение в большом зеркале. Ася остановилась, с удивлением и неприязнью глядя на чучело, что смотрело на нее из зеркала. В глазах чучела собралась вся скорбь мира, на голове торчало и топорщилось… Она взяла расческу, махнула пару раз, упорядочивая эти колючки, и поморщилась — голова ужасно болела и отчаянно протестовала против каких-либо с ней манипуляций.
Ася отодвинула защелку замка, открыла дверь. Некоторое время смотрела молча, потом сказала:
- Вот оно что… Это ты меня напоил.
- Я?! — изумился Стас, держа на отлете тяжелые пластиковые сумки из магазина. Вчерашние Асины покупки.
- Я тебя напоил! Ага… Надо лишнее здоровье иметь, чтоб отобрать у тебя бутылку!
- Ой, не кричи, — опять поморщилась Ася.
- Знаешь, я тебе кефиру купил. Помогает.
- Спасибо. Ставь сумки, — указала она у своих ног. — Всё. Чао. Эй! А сапоги?
- Тут всё, — указал Стас на пакет. — Сапоги… сумка твоя.
- Сейчас носки верну, — направилась, было, Ася в глубину квартиры.
- Не надо, — остановил ее Мещеряков. — Носи сама.
Ася возражать не стала. Она не помнила, где сбросила Стаськины носки. Стояла, молча смотрела на него, ждала, когда уйдет.
- Ася… может, поговорим? — предложил он. — Ты пока душ примешь, а я чай тебе приготовлю. Посидим, поговорим.
- Иди, Стас.
- Жаль. Тогда, вот визитка моя. Не выбрасывай. Может, я тебе пригожусь. Пусть будет.
- Пусть, — равнодушно согласилась она.
- Ну… я пошел, — полу-вопросительно сказал Стас.
Она молча закрыла двери. Не двигаясь с места, посмотрела на пакеты с покупками. А память уже ухватила кончик ниточки, готовая размотать клубок воспоминаний о вчерашнем вечере. Ася тряхнула головой, сморщилась, прижала руку к виску. Зато ниточка от встряхивания оборвалась. Ася взялась за пластиковые ручки, поволокла пакеты в кухню, хотя еще минуту назад собиралась заняться ими позже. Но оказалось важно немедленно занять себя делом, все равно каким, а вот думать и вспоминать она будет позже.
Вопреки ожиданиям, замороженные продукты не раскисли, а оказались мерзлыми. "Ишь ты! — удивилась Ася. — Какой хозяйственный!"
Разложив покупки на полках холодильника, она выпила две таблетки аспирина и пошла в душ. Вот там ее скрутило. Ася, зажмурившись, стояла под горячими струями, и вдруг увидела Артема. Как он смотрел на нее, а с лица уходили все краски. Ее будто тряхнуло, сердце ухнуло в пропасть на мучительно долгие мгновения, а вместо него осталась холодная жуткая пустота, вакуум. Ася забыла, что стоит в душевой кабинке. Она попала в плен воспоминаний и там, среди них, она хотела рассмотреть каждую черточку в лице Артема, каждую морщинку, каждую перемену в нем. Каким же родным он был…
Сейчас она почувствовала это до боли остро, как не чувствовала никогда. Мучительным страданием за него переполнилось Асино сердце — от этой бледности, от растерянности в его глазах, от сжатых, безмолвных губ. "Артемка… — всхлипнула Ася. — Бедный ты мой… Жалкий… Прости ты меня, ради Бога…" Кажется, слезы жгли сильнее, чем горячие потоки воды.
Потом пришла мысль: а что это было, вчера? С чего вдруг Стас заявился?.. Она никогда не было с ним близко знакома, так, один из многих приятелей Артема. Что они праздновали? День рождения Артема? А почему в какой-то чужой квартире? Ася знала, что Артем живет у той женщины, где-то вблизи кондитерской фабрики, там работала его "сладкая женщина". А вчера у кого они были? У Стаса что ли? Да, именно он себя вел как хозяин. И что, она оказалась там в качестве подарка? А ведь Артем явно не ожидал… и не обрадовался ей…
Размышления о вчерашнем фортеле Стаса переменили Асино настроение. Ощущение вины, непоправимости, безысходности уступило место недоумению и злости на дебилизм Мещерякова. Как ни странно, это помогло Асе собраться и выплыть из удушающей трясины мучительных воспоминаний и мыслей.
Она выключила душ, посушила волосы полотенцем и облачилась в толстый махровый халат. То ли аспирин помог, то ли душ, то ли Стаськин кефир, но чувствовала она себя против прежнего куда лучше. Задумалась даже о завтраке… И тут опять зазвонили в дверь. Ася даже подумала, что если это опять Мещеряков, то как раз кстати. Сейчас Ася очень желает его распушить!.. Но за дверью стоял не Стас. Ася удивилась, увидав перед дверью Толика Пунича.
- Тебе чего? — не очень приветливо спросила она, не трогаясь с места. — Что это сегодня ранние гости косяком пошли!
- Да ты понимаешь… я что-то забеспокоился… у тебя все в порядке? Смотрю, понимаешь, выходит из подъезда незнакомый мужик. А я не люблю когда чужие в моем доме бродят.
- Совсем даже не в твоем.
- Ну подъезд другой, а дом-то один. А в вашем подъезде одни бабульки. Время, знаешь ли… лучше перебдеть, чем недобдеть.
- Интересно, с чего ты решил, что "незнакомый мужик" имеет ко мне отношение?
- Это я сначала подумал, что незнакомый. А потом я его узнал! Нет, если бы ты не рассказала, что встретила недавно Стаса Мещерякова, я б, конечно, ни за что бы его не узнал! Но он-то — прикинь — он меня помнит. Виделись у вас пару раз, не больше, а он помнит. Я удивился.
- А мне, Пуняша, другое удивительно. Что у тебя за талант все знать и оказываться в нужном месте в нужное время? В Штирлицы тебе надо было идти.
- Да брось ты меня в шпионы прописывать. Я же тебе говорил — не талант у меня, а удачный интерьер. Завтракаю, обедаю, ужинаю — двор как на ладони. Ну и я волей-неволей в курсе всех событий. А Мещерякова я вообще во дворе встретил. Из булочной иду, а он как раз из подъезда.
- И что? Вы разговаривали что ли?
- Да так… Поздоровались, закурили, и он уехал. Чего он спозаранку-то к тебе?
- А не твое дело.
- Не мое, — хмыкнул Толик. — Ну и храни свои тайны, все равно про них козлу понятно…
- Это что, интересно, тебе понятно?
Толик остро глянул из-под густых низких бровей. Очень выразительный был взгляд, такой, что Асе стало ясно — ее шпильку он мимо ушей не пропустил и даже разозлился.
- Проверка старых плацдармов, — резко бросил он. — Еще не успел семью бросить, а уже ищет, где заякориться. Вот и заслал приятеля на разведку.
- Э-э-э-э… стоп! Ты про кого сейчас?
- Как про кого? Ты разве?.. Тебе разве Стас?.. — он отрицательно помотал головой, вопросительно глядя на Асю. — Нет, ну он же для того и явился… Нет? Ты правда, не знаешь?..
Она задумчиво смотрела на Пунича… Не ответив на его вопрос, медленно закрыла перед соседом дверь.
Прислонившись к ней спиной, Ася пробормотала: "Ну, Стаська… ну попадешься ты мне…"
Именно в эту минуту Мещеряков держал ответ перед Артемом.
- Ты где был? — Артем вышел в прихожую, услыхав звук открываемой двери.
- Где-где… по делам ездил.
Стас решил, что лучше не называть Асиного имени.
- Ладно. Расскажи-ка лучше, что вчера было?
- Твой день рождения справляли.
- Здесь Ася была? — резко перебил его Артем.
- Оба-на! Он меня спрашивает! Как будто сам не помнишь.
- Ты что мне зарядил? — в упор глядя на приятеля, требовательно спросил Артем.
- Слушай, что за разборки? — Стас тоже решил рассердиться. — Ну да, да, я привез Асю. Что я, слепой? Да тут и слепому ясно, на ком у тебя свет клином сошелся. Ну так давай, говори с ней! Время многое меняет, не может быть, чтоб сейчас Ася думала так же, как в те дни… Я же как лучше хотел. А ты как идиот, чесслово, Артем. Уставился на нее и хоть клещами из тебя слова тяни! Что молчал-то как идиот?
Артем сглотнул и сказал:
- Не поверишь… я думал, она мне кажется…
- Нет, ты правда?.. Обкурился? Да там не с чего было !
- Не знаю… по мозгам шарахнуло… А что Ася?..
- Да ты знаешь… Никогда не подумал бы на нее. Она такая… в общем, всем тут вставила. Ругалась. И водку пила. Сама себе, никого не дожидаясь…
- Ася? Водку?! Ты врешь, — уверенно сказал Артем.
- Ася-Ася! — покивал Стас. — Не веришь, мужиков спроси. Они впечатлились, — хохотнул Мещеряков. — Ваныч пытался с ней потанцевать, она его отшила, сказала, что хромая. Я хотел их познакомить, знакомься, говорю, это президент компании… А она: вы оба, говорит, придурки. "Как будто я не знаю, кто у нас президент!" Ваныч от нее в восторге. Все дикой кошкой называл.
- Как ты ее привез? Она согласилась?
- А она не знала, я боялся, если скажу, она не поедет. Короче… я ее, типа, украл.
- Надеюсь хоть не со своими бычарами? — остро глянул на него Артем.
- Нет, ну что ты прям… — обиженно развел руками Стас. — Позвонил Сане… ну ты его не знаешь. Примерный семьянин межпрочим, жена и две дочки.
- Ладно…
Артем только сильно потер лицо ладонями, взял сигареты и пошел на балкон.
Как всё нелепо… глупо… Со Стасом ругаться? Какой смысл?
Артем помнил, как, екнуло сердце, когда Стас сказал, что видел Асю. Обрадовался, захотелось расспросить о каждой минуте их встречи… Но от того, что Стас рассказал… у него сразу испортилось настроение. По словам Стаса Ася выглядела потрясающей, роскошной, благополучной женщиной. И рядом с ней был мужчина. Значит, у его Аси появился мужчина. "А чего ты хотел?" — невесело усмехнулся Артем. — Нашелся, наконец, кто-то, кто сумел ее утешить, увести от воспоминаний. Сам он никогда не сумел бы. Потому что он сам — напоминание. И что, сейчас заявиться этим напоминанием в ее жизнь, которая только-только начала складываться? Растревожить, внести смуту и беспокойство? Нет, друг-товарищ Мещеряков, и в этом ты не прав. Знаю я твой талант — стараться как лучше, но — увы и ах — что получается в итоге?
Может быть, у Аси и впрямь, всё сложится. У него не получилось, а у нее всё будет как надо. Она ведь заслужила. Она обязана быть счастливой. А мужчина тот, вроде ничего, если верить Стасу, — Артем тяжело вздохнул, затянулся дымной горечью.
Стас чувствовал себя виноватым. И что толку доказывать, мол, ждал, всё получится совсем по-другому. С радостью теперь исправил бы, что натворил, а как? Хорошо хоть, что правда, не додумался спьяну поехать к Асе с кем-нибудь из своих новых "друзей".
Стас после окончания мединститута, как и Артем, работал хирургом в одной из больниц города. А через несколько лет как-то так получилось, что к нему стали обращаться братки. И он штопал их, подстреленных, порезанных. Его ценили и хорошо платили за работу. Вскоре Стас из больницы уволился. От Артема не было секретом, что Стас теперь вроде как индивидуальной врачебной деятельностью занимается. Только без лицензии, подпольно.
Артем вернулся с балкона, и Стас — в искупление своей провинности — взялся горячо уговаривать его поехать сейчас с ним — семья Мещеряковых на Рождество традиционно собиралась вместе.
- Поехали, а? Попробуй на пару дней отойти от всех своих проблем. Так сказать, подержи дистанцию.
- Стас, ты, правда, думаешь, что дистанция проблемам сильно мешает? — засмеялся Артем.
- Мешает, поверь. С новыми людьми встретишься, отвлечешься. Лучше что ли будет одному тут. Или к этой психопатке опять поедешь? Домо-о-ой, — гримасничая, скривился Мещеряков.
- У меня сегодня смена. Там будут мне и развлечения, и дом родной. Отвлекусь.
- А подмениться если? Попробуй.
- Зачем? Пусть люди празднуют.
Часть двадцатая. Прозрение
- Ася, а с Женей-то как? С ним, что будешь делать? — растерянно спросила Лёлька.
- Что тут мудрить? — пожала Ася плечами. — Расскажу всё как есть. Что я еще могу?
- Ой-ёй… — качнула Лёлька головой, — расскажешь, и он смирно отойдет в сторону? Боюсь, не из таких он.
- Лёлишна, милая, как ты не понимаешь? Это уже не имеет значения. Кроме Артема мне никто не нужен. Он во всем свете один-единственный мне нужен.
- Но ведь еще вчера ты так не думала?
- Не думала. Как в тумане жила. Вчера, когда увидела его… я не знаю, что со мной было. Как будто все мои чувства в кому впали, кроме одного — возмущение. Протест. Против того, что все не так. Что мы не вместе, а будто два обрывка, что я тысячу раз не права и виновата перед ним, что зачем-то есть в моей жизни Женя, что с Артемом так неправильно встретились… Я как будто в тупике оказалась и колотилась, колотилась в нем, а кругом стены и нет выхода. А сегодня вдруг, в какую-то минуту как наваждение с меня упало. Нет никакого тупика! Все ясно и понятно. И мне так спокойно стало, — Ася светло улыбнулась.
Ольга молча, без улыбки смотрела на нее.
- И так странно, что я могла столько дней жить без него!.. — проговорила Ася удивленно. — Почему?! Это неправильно, дико. Я уже звонила Стасу, хотела спросить телефон Артема, а Стас не отвечает. И понимаешь, меня это не огорчает. Я ведь знаю, что не сейчас, так через час ответит. А хоть и завтра. Меня сейчас ничто не огорчает и не беспокоит. Просто Артем есть. Где-то близко. И мы душой никогда не разлучались, мы вместе были и будем. От этого я счастлива и больше мне ничего не надо. Лёлишна, неужели ты считаешь, что это неправильно? — Она чуть виновато пожала плечами.
Ольга вздохнула, глядя на лучезарную улыбку подруги.
- Ася-Асенька… Если бы ты знала, как мне было больно от вашего разрыва. И если вы снова будете вместе… Господи, да я уж и мечтать об этом не могла. Но Ася… пожалуйста, спустись на землю. Дакота не растворится в воздухе. Он придет и потребует объяснений. И что ты ему скажешь? Что к тебе вернется Артем? Так вы с ним даже словом не перемолвились. Что за домыслы насчет его семьи? Почему ты думаешь, что он свободен? Пойми, Ася, с точки зрения Жени у тебя просто бзик. А это ему будет обидно, очень. Ты вспомни, пожалуйста, всё, что между вами было. Вспомни, какой он деликатный, заботливый. А новогодний вечер, а домик?.. Ведь нельзя взять и сказать: все кончилось, забирай свои тряпочки, отдавай мои игрушки, и чао-какао.
- А как надо? Чего ты от меня хочешь?
- А я знаю?! Не знаю я! — затрясла Ольга головой. — Только, боюсь, не увидит он причины, почему должен оставить тебя. Не альтруист он, Ася. Не альтруист. Я не знаю, что будет.
- Если не поймет, станет моим врагом, — задумчиво и печально сказала Ася. — Но он поймет. Он же умный человек, Лёлька, — с надеждой посмотрела она на подругу. — И добрый.
Ольга смотрела на нее испытующе, думала о чем-то. Потом покачала головой.
- Что? — спросила Ася.
- Да ничего! — не пожелала Лёлька посвящать ее в свои мысли. — Чем ты собираешься заняться сегодня? На телефоне сидеть?
- Нет. Знаешь, мне так хорошо жить с мыслью, что скоро мы встретимся. Так нравится думать об этом. Я сейчас затею уборку. Хочется все перемыть, перестирать, вычистить. Стереть отпечатки старых мыслей, — засмеялась Ася. — Забавно. У меня вчера как будто предчувствие было, про генеральную уборку
- Вчера ты соврала. Сегодня, надеюсь, не врешь?
- Нет. Сегодня правда. И когда я всё-всё переделаю, тогда позвоню Стасу. И Артему.
- Держи меня в курсе событий, ладно? — попросила Ольга. — Если переменится что-то, или надумаешь себе еще чего — звони. Договорились?
- Ладно. Ты не беспокойся, Лёлька. Теперь все будет хорошо.
Уже в лифте Ольга достала мобильник.
- Женя, ты занят сейчас? — Надо поговорить. — Я около Асиного дома. — Тогда… у "Весны", это салон тут рядом. — Помнишь? Ну, отлично. Жду.
…Усаживаясь за руль, Женя спросил:
- Ты сегодня как? Поедем где-нибудь посидеть? Или опять в машине говорить будем.
- Нет, не в машине. Давай… поедем к тебе. У тебя можно спокойно поговорить?
- Конечно. Ты, Ольга, непредсказуемый человек, — Женя рассмеялся.
- Ну… так будет лучше.
- Да я же не против.
Он мягко тронул машину с места, влился в уличный поток.
- Вообще-то я слегка забеспокоился из-за твоего приглашения. Ты была у Аси? — он вопросительно глянул на Лёльку.
- Да. Потерпи немного, ладно?
Ольга собиралась с мыслями. Он еще не знала, как будет говорить с Женей. Она только знала, что как ни грустно, а именно ей надо сделать это. Асе будет в сто раз сложнее. Они просто не поймут друг друга, не услышат, оставаясь каждый на своей волне. А почему решила, что лучше поговорить у него дома? Просто представилось, как после их разговора, расстроенный или злой и нервный, Женя сядет в машину. Нет, пусть он со своими растрепанными чувствами лучше дома будет.
Он вопросов больше не задавал, только несколько раз взглянул на Ольгу, как будто пытался прочитать по лицу.
Лёлька рассеянным взглядом скользнула по комнате, спросила:
- У тебя можно курить?
- Можно.
Женя поставил на подлокотник кресла тяжелую пепельницу, щелкнул зажигалкой, когда Лёлька вытянула из пачки сигарету.
Он молча ждал. Лёлька затянулась, обхватила себя руками и сказала:
- Пообещай, ты не скажешь ни слова, пока я не закончу. Просто слушай.
- Хорошо. Обещаю.
Лёлька помедлила, разглядывая кончик своей сигареты, негромко заговорила:
- Илюшка, сын Аси и Артема был удивительным ребенком. Людей к нему тянуло. И больших, и маленьких. Он очень легко находил контакт с окружающими его людьми. В детском саду он был маленьким ядрышком, вокруг которого сплачивались малыши. И как-то так получалось, что благодаря ему знакомились родители, начинали дружить семьями. Илюшки нет, а они до сих пор дружат, по-настоящему. И помнят, кому этой дружбой обязаны. Удивительно, правда?
Женя молчал, догадываясь, что ответа Лёлька не ждет.
- Он был солнечным мальчиком. "Солнечный!" — первое, что сказала акушерка. Не знаю, может, солнце так по-особому падало. Волосы у Илюшки в самом деле, с рождения были золотистые. А когда его хоронили… — у Ольги вдруг надломились брови и пропал голос, короткая гримаса боли прошла по лицу. Она кашлянула, тихо сказала: — У него височки седые были. Что же он испытал, прежде чем умереть? — Ольга затянулась, овладевая собой. Заговорила спокойно, только глаза блестели. — Не поверишь, Илюшка никогда не плакал. А смеялся часто, — Ольга улыбнулась: — Он очень любил рисовать. Психолог в детском саду по его рисункам сделал заключение, что у него было взрослое восприятие мира, но очень позитивное, он рисовал только светлыми, радостными тонами. На своем последнем рисунке Илюшка нарисовал свою семью: папу, маму, дедушку, бабушку, прабабушку и даже кота. Все стоят, взявшись за руки, и улыбаются. Он очень расстроился, что не успел нарисовать хомячка. Когда Ильи не стало, кот почти месяц не притрагивался к еде, думали помрет… А хомячок всего неделю прожил. У него текли слезы. Он плакал всю неделю, а потом тихонечко умер.
- Оля… перестань…
Она положила сигарету в пепельницу, обеими руками вытерла глаза, вздохнула.
- Я хотела тебе сказать, что он был необыкновенным ребенком. И мог родиться только от такой же необыкновенной любви.
- Ты зачем всё это?.. Я должен компенсировать то, что она потеряла? Но я обычный. Я не могу обещать какой-то заоблачной любви. Я просто люблю Асю, и знаю это точно!.. Я очарован, заворожен, мне нужна только она. Я хочу всю жизнь быть рядом с ней, чувствовать ее, заботиться о ней, любить… Зачем ты пришла? Для чего этот разговор? Просто скажи, чего вы от меня ждете, я всё сделаю!
- Ничего не надо делать. В этом все дело. Ей нужен человек, которого она любит. И никто другой.
- Какой человек? — зло спросил Женя, замолчал. Помотал головой, отрицая сказанное Лёлькой: — Прости, но разговор дурацкий! У нас с Асей все хорошо!
Ольга молчала, и он зло сказал:
- Да хватит уже из меня жилы тянуть? Случилось что-то? Я чувствую, случилось. Говори, наконец!
- Не ори на меня, Жень, — с упреком посмотрела Лёлька, и на глазах у нее выступили слезы. — Можно подумать, я тут до упаду счастливая вся. Вот и не ори.
- Извини… Я не могу понять смысла. Тебя Ася попросила?..
- Нет. Она, сейчас, наверно, придумывает, какие слова тебе говорить будет. Ну ладно, короче, ты знаешь, Ася вчера не хотела ни с кем встречаться, хотела побыть одна. Всё нормально, да?
- Ася сказала, что прибрать в квартире хочет, — кивнул Дакота, пока еще не понимая, к чему ведет Лёлька.
- Ага, и мне так. Ничего особенного. Только, видишь ли, вчера был день рождения Артема. Я уверена, она с этой мыслью проснулась. Нет, тут ничего такого, и настроение у нее было нормальное, мы с ней чуть ли ни час болтали по телефону. Пока она не сказала, что проголодалась и пойдет в магазин. И вот когда возвращалась из магазина, встретила одного знакомого. Ты помнишь его, он на новогоднем балу собирался отыграть Асин фант. В общем, он Асю ждал. Посадил в машину и увез в компанию, где праздновали день рождения Артема. Сюрприз, придурок, решил сделать. Обоим, — заметь. Ася хотела сразу уйти, ее не пустили. Она взбесилась, напилась, буянила. В конце концов заставила этого Стаса доставить ее домой.
- И этот… Артем… он там был?..
- Артем сидел и молчал. Глаз с нее не сводил. Но за все время они ни словом не перемолвились.
- Странно…
- Да, странно. А сегодня Ася сказала, что любит его, и всё прочее пусть идет лесом. Сказала, что без него больше не хочет и не будет. Женя, прости, поверь, у меня вот тут комок стоит и плакать хочется, что так сложилось… И кого сейчас винить?
- Господи… но это же… У нее просто стресс, она переволновалась. Он ведь ничего ей не сказал!.. Ольга, прости, но глупее этого я ничего не слышал! — Дакота был рассержен. — Почему ты всерьез приняла? Мне вообще кажется, что вы придумали какую-то дурацкую шутку, я не могу всерьез на это реагировать.
- Никакая это не шутка, Женя. Я знаю, что Артем безумно ее любит. Асе только слово сказать и он к ней вернется. Они ведь даже не разведены. А с той у него не сложилось. Она психопатка и ревнует его просто… да со всей дурью ревнует!
Женя молчал и смотрел на Лёльку. Она даже не пыталась угадать, о чем он думает в эти минуты. Тяжелый взгляд его был так нехорош, что Лёлька отвела глаза, старательно раздавливая сигарету в пепельнице.
- Выходит, я остался в дураках? Никогда не чувствовал себя таким… — Он не нашел слова, зло дернул уголком губ.
- Не обижай ее, пожалуйста…
Он снова хмыкнул, покрутил головой.
- С-с-с-с ума сойти! — проговорил с нажимом, так, что получилось то ли шипение, то ли свист. — Мне-то что делать? Исчезнуть? Но я люблю ее! Это что, совсем не считается?
- Любишь? Точно? А как тогда насчет: "Любовь долготерпит, милосердствует, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается…"?
- Ну что? Что? — Женя свирепо смотрел на Лёльку. — Чего ты от меня ждешь? Я должен в сторонке сесть на попу, сидеть ловко, терпеть и не раздражаться? Черт! Я только хочу сделать ее счастливой, и я могу это сделать!
- Наверное, у тебя другая любовь, — вздохнула Лёлька и саркастически скривила губы: — Правильная. А та что в Библии — фуфло, что нам до нее.
- Да он же бросил ее, этот ваш высокоморальный! В горе оставил и побежал утешаться к другой бабе! Предал! И ты меня убеждаешь, что он заслуживает ее любви?!
Лёлька вспыхнула:
- Иди к черту, Дакота! Знаешь… с меня хватит, ладно? Не надо меня вопросы спрашивать. Я всё сказала, больше мне сказать нечего и я домой пойду. И не воображай, пожалуйста, что ты весь такой озадаченный-растерянный, а мне в этой ситуации все легко и понятно!
Ох, как же не хватало Лёльке рассудительной спокойной Эльки. Два дня назад подруга улетела в Англию. Всего лишь два дня назад она с Калиной и Ася с Дакотой провожали в аэропорту Элионору и Саймона. И вот ведь, расставание — событие невеселое, печалиться положено. А они без конца смеялись, все были в приподнятом настроении, довольные собой, друг другом и жизнью в целом. Молодые, красивые, влюбленные… Все было так хорошо.
А это хорошее за один миг разлетелось в пух и прах. И Лёлька одна. Эльки нет рядом, и с Асей не поговоришь. Женя, как она уже убедилась, умело разруливает непростые ситуации, но в этой он не помощник, и даже вообще непонятно кто. Калина? А что Калина? Поплакаться ему в жилетку? Но едва ли стоит ждать от него толкового совета или хотя бы понимания — он, конечно, будет на стороне друга… Так что Ольга кругом одна. Очень ей непривычно было такое и спокойствия не прибавляло.
Женя поднял руку к звонку и увидел, что дверь приоткрыта. Он толкнул ее, вошел. На полу в прихожей валялся веник и совок для мусора, у стены стояли стопки журналов в глянцевых обложках, за дверью ванной завывала стиральная машина. Перешагивая через препятствия, он пробрался к дверям гостиной.
Ася, негромко напевая, стояла на стремянке и снимала плотные шторы. Тяжелое полотно упало на пол, Ася чихнула.
- Будь здорова, — сказал Женя.
Она обернулась, посмотрела на него сверху вниз, он стоял рядом, готовый подхватить, если от неожиданности Ася сделает неловкое движение.
- Осторожней, не упади, — предупредил он.
Но падать она не собиралась. И обернулась без поспешности, очень спокойно, ясные глаза улыбались ему.
- Же-е-еня! — протянула с улыбкой. — Ты как вошел?
- Так дверь открыта.
- Да? Значит, я не закрыла, когда к мусоропроводу выходила.
Он повел глазами вокруг. Рулон свернутого ковра был отодвинут в сторону, в пластиковом тазу с пенистой голубоватой водой лежали хрустальные подвески, снятые с люстры, диван отодвинут от стены и накрыт большим куском полиэтиленовой пленки.
- Вот это да… Не от моего ли "русского духа" так тщательно избавляешься?
Ася сверху оглядела весь разгром, улыбнулась:
- Нет, это я от прошлого.
Женя протянул руку, Ася оперлась о его ладонь и легко спустилась со стремянки. Он взял ее за плечи, она выставила ладошку между ним и собой:
- Нет, Женя. Пожалуйста.
- Почему?
- Ты всё знаешь? Или мне показалось?
- И что? Я должен без единого слова принять новое положение вещей? Так не бывает.
Он говорил слишком спокойно. Слишком четко выговаривал слова.
- Ты всё знаешь, — повторила Ася, утверждаясь в своей догадке. — Что же…. Так лучше.
- Что — лучше? Кому лучше? Послушай меня, Ася! Я люблю тебя. Останься со мной, и твое счастье станет смыслом всей моей жизни. Потому что ты — именно та, женщина, которая подарит мне мое счастье. Ася, я ведь не мальчик, первый раз влюбленный. Я знал много женщин, но ни с одной я не чувствовал себе так как с тобой. Я не знаю, как объяснить, чтоб ты поняла… нет, я сейчас ехал и думал, и попробую тебе сказать. Вот почему нужна именно какая-то одна женщина, чем она такая уникальная. Ну предположим, что дом держит в идеальном порядке. Да к черту! Я заключу договор с клининговой компанией, и дом блестеть будет без всякой бабы. Или пусть она гениально готовит. К черту! Хороший шеф-повар из ресторана в легкую переплюнет любую. Может она какая-то уникальная любовница? Да Боже ж мой, за деньги я себе такой секс куплю, чертям тошно будет!.. Не то это всё, не то! Не то, что дает любимая женщина, и никто больше в целом свете! Это… это такое ощущение тепла, нежности… полное слияние душ и тел… Это когда вдохновение просто оттого, что рядом именно твоя женщина… И если это у тебя в жизни есть, такая женщина с тобой рядом, остальное все не проблема. А если нет, то не помогут не шикарные ужины, ни порядок в доме, ни супер-секс! Ася… Асенька, вот она, ты! Я нашел женщину, которая наполняет мое пространство ощущением счастья. Я нашел тебя и не могу потерять снова. Не могу!
- Женя, достаточно! — Ася помотала головой. — Слова ничего не изменят. Что они могут? Зачем они? Если б была в них хоть капелька необходимости и смысла, я сказала бы, какой ты необыкновенный… умный, чуткий, добрый… Но ведь ничего не значат эти слова, когда мне нужен не ты, Женя. Мне нужен другой. И даже если бы он был десять раз не такой, как ты, — мне это не важно. Я не могу без него жить. Я честно пыталась. Но я ведь знаю, как мне было с ним. Все было другое — утро, небо, дождик. Без него все стало не таким. И ты ничего не изменил. Я не могу без него жить, все остальное не имеет значения. Ты прости меня…
Побледневший Дакота стоял, уткнув тяжелый взгляд в пол. Кажется, ему трудно было заговорить. Кашлянув, он медленно сказал:
- Прости? И всё? Больше ты ничего мне не скажешь? — слова падали свинцовыми слитками.
Ася покачала головой. Дакота криво улыбнулся и с трудом проговорил:
- Ангельские крылышки не для меня…
Так и не взглянув на нее, он быстро вышел.
Долго сидел в машине, потом, дернув губами, пробормотал: "Нет, девочки-мальчики, не согласный я в ваши игрушки играть…" Повернул ключ зажигания и выехал со двора, резко выворачивая руль.
Часть двадцать первая. Беда
У Лёльки зазвонил сотовый. Она отчего-то вздрогнула, хотя мелодия была не громкая и приятная для слуха. Сама себе удивилась и сказала: "Алло?"
- Олечка, это соседка Насти, — услышала она незнакомый взволнованный голос. — Кое-как отыскала ваш телефон. Вы помните, вы мне его дали, когда Настя… ну…
- Кто это? — неожиданно севшим голосом спросила Лёлька.
- Ах, вы забыли, наверно. Я Зоя Степановна, а телефон вы дали мне два года назад, вы тогда очень беспокоились за Настю…
- Да, я помню, помню… Почему вы звоните? Что-то случилось с Асей?
- Ой, случилось! С Настенькой беда!.. Нет-нет, она жива, ее в больницу увезли…
- Да что случилось-то??! — закричала Лёлька, сердце ее колотилось где-то в горле. Минуту-другую она слушала, и кровь отливала с ее щек.
- Еду! — крикнула она и бросила трубку.
Лёлька кинулась в прихожую, начала торопливо надевать сапоги. Путаясь в рукавах, натянула куртку. Вдруг заметила, что тихонечко подвывает. Прижала ладони ко рту, обрывая вой.
По пути к Асиному дому еще теплилась глупая надежда, что соседка напутала, что сейчас Ася откроет двери и всё страшное исчезнет без следа, как в рассветном начале дня тает ночной кошмар… Но улетучилась сама надежда, когда Лёлька увидела милицейскую машину у знакомого подъезда. Какие-то озабоченные, занятые делом люди топтались в подъезде, а на красно-кирпичных плитках пола почему-то были рассыпаны белые цветы. Под ними расплылось… Лёлька ошеломленно уставилась на пятно крови.
- Девушка, вы живете в этом доме? — повернулся к ней некто в куртке-дубленке.
- Нет. Я подруга пострадавшей, — неожиданно казенно ответила Лёлька. — Мне позвонила ее соседка и сказала, что с Настей случилось несчастье.
- Ах, подруга! — обрадовался незнакомец. И окликнул: — Вячеслав, побеседуй с девушкой.
Потом Ольга сидела в Асиной квартире с каким-то Вячеславом и отвечала на разные вопросы, в том числе: "Чтобы сразу внести ясность, скажите, Ольга, где вы находились в течение последнего часа".
- Дома. Одна. Почти час болтала по домашнему телефону со своим другом.
- Хорошо, — удовлетворенно кивнул Лёлькин собеседник и начал расспрашивать об Асе, ее семье, друзьях и знакомых.
- Знаете что, Вячеслав, — минут через пятнадцать вместо ответа на очередной вопрос заявила Лёлька. — Если хотите толкового разговора, расскажите мне, что с Асей. Она очень близкий мне человек, я так беспокоюсь о ней, что не могу как следует думать и говорить. Пожалуйста. Будьте человеком.
- Попробую, — хмыкнул оперативник. — Вашу подругу обнаружили в лифте. Мужчина выгуливал собаку, вернулся, вызвал лифт, а в кабине девушка лежит без сознания.
Лёлька переглотнула, не спуская глаз, с немой мольбой продолжала смотреть на Вячеслава. И он заговорил снова, уступая ее умоляющим глазам:
- Первоначальный осмотр места происшествия позволяет предположить, что на нее напали внизу, у дверей лифта…
…Постепенно — из испуганного, торопливого сообщения по телефону, из скупых слов опера Вячеслава, из обрывков, клочков, мимолетных картинок у Лёльки складывалась картина произошедшего.
Завершая день грандиозной уборки, Ася решила, что все прекрасно и радостно, но не хватает последней точки — букета цветов. За окнами густела темнота, но час еще был не поздний, и киоск цветочный тут рядом, в метро (в кармане Асиной куртки нашелся чек из того киоска). Да хоть бы и далеко — сегодня это ей ничего не стоило, сегодня у нее крылья за спиной выросли. Ася вернулась с цветами, вошла в подъезд и удивилась… ведь только что светло было, и вот, лампочка сгорела… Нажала кнопку лифта. Видела ли она, кто ее ударил?! Ее затащили в лифт. Цветы и сумочка осталась лежать там, где ее ударили, на полу в подъезде. А потом… почему-то негодяй оставил Асю в лифте и сбежал по чердаку. Он ничего ей больше не сделал, не успел, наверно. Наверно причина в том, что как раз в это время в подъезд вошел мужчина с собакой. Может быть, собака гавкнула, и тот гад услышал, вообразил, что ищейка возьмет его след? Кто его знает, что там за псих был? Как бы то ни было, похоже, именно собачник и его пес спасли Асю от чего-то ужасного.
Лёлька ехала в больницу. От волнения и переживаний ее колотило. Ни о каком неторопливом общественном транспорте и речи быть не могло! Она выскочила на дорогу навстречу такси, и теперь сидела в теплом салоне и напряженно пыталась найти ответ на короткий вопрос: "Кто?"
На всех подъездах в Асином доме кодовые замки. Но это не значит, что ублюдок живет в этом же доме. Оперативник сказал, кодовые замки не дают гарантии, что в подъезд не проникнет чужой. Часто нападают именно в подъездах, и почти всегда это человек с улицы.
Ладно, пусть чужой. Когда он вошел? Едва ли он уже стоял в подъезде, когда Ася выходила за цветами. Значит, зашел в те десять-пятнадцать минут, пока она ходила до киоска и обратно. И лампочку вывернул, чтоб темно стало! Может быть, он видел, как она вышла, и ждал именно ее возвращения? "Фу ты! — одернула себя Лёлька. — Откуда чужой мог знать, что она скоро вернется назад, а не в вечерний клуб отправится?! — В следующую секунду пришла короткая мысль: — А если не чужой?"
Сначала Лёлька даже не поняла, что это может значить. А потом испугалась. Не чужой — это тот, кто знал Асю. Не чужой, это тот, кто все-таки, именно ее ждал в темном подъезде. Именно Асе, а не какой-то случайной жертве предназначался жестокий удар. Но за что???
Лёлька изо всех сил зажмурилась, отгоняя подступившее, страшное. Она не хотела продолжать думать об этом. Однако от нее это уже не зависело.
Точно, подозревать будут Женю, это, как пить дать. "Господи, господи… — чуть слышно прошептала Лёлька и до боли закусила губу. — Пусть он последние часов пять делает какой-нибудь доклад! Пусть с него глаз не спускаю сотни три человек! Пусть у него будет самое твердое алиби, какое только может быть! Пусть даже самому недоверчивому следователю будет очевидно, что Женя ни при чем!"
И тут же коварная подсказка: а ведь можно не своими руками, чужими… "Нет! — Лёлька затрясла головой. — Тогда нужно время, чтоб кого-то подговорить, подготовить, организовать, экспромтом такое не делается!" — Лёлька очень надеялась что фильмы и книжки на этот счет на обманывают, другого опыта ей взять было неоткуда.
Она достала сотовый.
- Женя, с Асей несчастье, на нее кто-то напал в подъезде! Но его спугнули, он Асю оставил и сбежал. — Да, не знаю я! Как раз в больницу еду. — В пятую городскую.
Лёлька опустила руку с телефоном, откинула голову на спинку сиденья. Она поверила голосу в трубке, срывающемуся от страха за Асю.
Тетка сидела в больничной справочной, как в танке. Окошко, через которое она общалась с людьми, было не больше танковой амбразуры.
- Да, Анастасия Никитина доставлена к нам машиной скорой помощи. Девушка, мне-то откуда знать, что с ней? Вы интересная какая-то! Я же говорю, недавно привезли! Ждите. Доктор посмотрит, скажет.
После нескольких минут столь же информативной беседы, Лёльке хотелось взорвать тетку в танке, а потом додушить своими руками. Непроходимый тупизм ситуации доводил Ольгу до белого каления. Она лихорадочно пыталась сообразить, как бы добраться до кого-нибудь более адекватного, чем противная тетка… Тут с улицы ворвался человек, и Лёлька едва не бросилась ему на шею.
- Артем! — вскрикнула она, кидаясь ему навстречу. — Ася здесь! Ее на скорой привезли!
- Я знаю, — сжимая плечи Ольге, сказал Артем. — Мне по связи сообщили.
- Я ничего не могу добиться! Тут ничего не говорят, — кивнула она в сторону окошка.
Не выпуская Лёлькину руку, Артем наклонился к тетке.
- Людмила, кто сегодня дежурит? Тимохин?
Не говоря больше ни слова, он пошел к двери, перегораживающий коридор.
- Артем Викторович! Куда вы с девушкой?! Нельзя! Да нельзя же! — заволновалась дама, высунув лицо в окошко.
Артем даже не обернулся. Лёльку он продолжал держать за руку, да она и сама вцепилась в него, как будто боялась, что ее оторвут силой и заставят остаться у порога.
- Ты что… работаешь здесь? — запинаясь, спросила она.
- Я на скорой работаю. Часто здесь бываю.
- Понятно!.. А со мной тетка даже разговаривать не захотела.
- Тоже понять можно, — нервно проговорил Артем и окликнул кого-то: — Тоня!
- Артем Викторович? — появилась откуда-то девушка со стеклянными флаконами в руках. — Опять твоя смена?
- Тоня, где Тимохин?
- Да вон, к себе прошел только что.
- Будь другом, организуй нам два халата.
- Ну ладно… — с сомнением протянула сестричка, окинув Лёльку коротким оценивающим взглядом.
Артем без стука толкнул дверь табличкой "Дежурный врач", и Лёлька стремительно влетала в кабинет вслед за ним.
- Артем? — удивленно обернулся от окна высокий мужчина. Он курил, выпуская дым в форточку. — Что случилось?
- Настя Никитина. Что с ней?
- А, Никитина, я вот только что с ней закончил. Закрытая черепно-мозговая травма, большая внутренняя гематома. Надо понаблюдать. Еще перелом лучевой кости. Ну и ссадины, синяки. Знакомая что ли? Постой! Ты ведь Никитин! Твоя родственница?!
- Ася моя жена.
- О, черт!.. Что же ты сразу не сказал! Ах ты, беда какая… Но я сделал всё, как на духу говорю. Мы за ней как за родной будем смотреть. Вот в сознание придет, психиатра вызову, обследуем, понаблюдаем. Все должно быть нормально. Да, могу сказать, судя по силе удара, бил мужчина. Не пробил череп только потому, что удар вскользь пришелся. Думаю, она как раз в это время обернулась. Из-за этого получилось большое рассечение. Зашивать пришлось.
При всем сочувствии, пройти к Асе врач позволил с большой неохотой.
- Артем, ты прям как маленький. Реанимация же, должен понимать… — тщетно пытался он увещевать.
Ася лежала пугающе бледная, с забинтованной головой. Закрытые глаза, обведенные темными кругами, казались провалами. Сломанная рука покоилась в гипсе, к другой руке тянулась трубка системы. Рядом на столе светился маленьким экраном какой-то аппарат, что-то негромко и ритмично попискивало. Со страхом глядя на Асю, Лёлька изумилась, что человек за короткое время может настолько сильно перемениться. Несколько часов назад она видела Асю оживленной, счастливой, у нее душа пела… У Лёльки навернулись слезы.
Артем присел на колено у кровати, жадно всматриваясь в лицо Аси. Потом окинул нервным и тревожным взглядом ее всю, бережно взял в ладони безвольные, тонкие пальцы.
- Асенька… милая… — осторожно погладил щеку кончиками пальцев.
- Артем, — забеспокоилась Лёлька, — Ты бы осторожней, а? Что если Ася очнется сейчас и тебя увидит? Думаешь, эмоциональный шок — полезно в таком состоянии?..
- Ты права… не полезно, — глухо выговорил он.
В палату заглянула давешняя медсестра, Тоня.
- Артем Викторович, у вас срочный вызов. Бригада ждет.
- Господи, да оставьте вы меня в покое! — раздраженно мотнул головой Артем.
Девушка беспомощно взглянула на Лёльку, помявшись, спросила:
- Сказать, чтоб без вас ехали?
Артем с усилием оторвался от Аси.
- Идем — сказал Ольге. — Я не могу тебя оставить, здесь нельзя посетителям.
В приемном покое от справочного окошка им навстречу шагнул Дакота и остановился, как натолкнулся на что с ходу. Артем без всякого выражения на лице скользнул взглядом по возникшему перед ним человеку, мыслями и душой он остался с Асей. Потом в глазах его появилось осознание. Он понял, кто этот человек.
- Что с Асей? — Женя переглотнул. — Это опасно? — он требовательно смотрел на Артема.
- Надо ждать, когда придет в себя.
- К ней можно?
- Нельзя. — В это время дверь открылась, и с улицы вошел напарник Артема. Остановился на пороге, смотрел молча и вопросительно. — Извините, я вас оставлю, — резко сказал Артем, повернулся и вышел, не промолвив больше ни слова.
- Это ее муж? — как будто через силу спросил Женя.
- Да, это и есть Артем, — пояснила Лёлька. — У него смена, он на скорой помощи работает. Мы были у Аси. Хотя в реанимационное отделение не пускают, Артема тут знают, потому он особо-то никого не спрашивал. А без него точно не пустят. Ася вроде бы спит, но я беспокоюсь, откуда они знают, что спит? Врач сказал, что в сознание она не приходила.
Часть двадцать вторая. Асины сомнения
В реанимации Ася находилась несколько дней. Насчет посетителей был категорический запрет, и только Артема не могли удержать никакие запреты. Его можно было найти рядом с Асей едва ли ни в любой час суток.
Когда утром, после ночного дежурства он опять вернулся в больницу, усталый Тимохин встретил его сообщением, что Ася проснулась. Артем заявил, что пойдет к ней.
- Ты что, не понимаешь? Ей нужен покой! Абсолютный покой! Волнение для нее убийственно!
- Не ори, Тимохин. Давай, представь, что вместо моей Аси там дочка твоя лежит, — в упор глядя на доктора, тихо сказал Артем, и врач только покачал укоризненно головой. — Ты лучше пошли сестру, пусть уколет что-нибудь седативное.
Ася не спала, когда услышала, что кто-то вошел к ней. Пусть. Смотреть она не будет. Даже такое движение требовало физического усилия, и оно казалось ей непомерно велико. Вошедший, стараясь не стукнуть, поставил стул рядом с ее кроватью и сел. "Говорить собирается…" — обреченно подумала Ася, и тяжелые ресницы дрогнули, приподнялись.
- Привет, — с тихой улыбкой сказал Артем.
Она повернула голову на бок, прижала подбородок к плечу. Смотрела на него и молчала. Говорить совсем не хотелось. Только смотреть и смотреть в это безумно родное, любимое, прекрасное лицо. Потом Ася едва слышно сказала:
- Я так хотела, чтоб ты пришел… и думала… сойду с ума… если ты придешь…
- Тебе сделали укол, чтоб не сошла с ума.
Ася слабо улыбнулась, шевельнула рукой, пытаясь потянуться к нему. Артем придвинулся ближе, осторожно спрятал ее холодные пальцы в ладонях.
- Как ты?
- Счастлива…
Артем вздохнул, склонился к ее руке, прикоснулся теплыми губами, молчал.
- Только не грусти… Пожалуйста… Не уходи…
- Теперь я от тебя никуда… У тебя болит что-нибудь? Только правду скажи.
- Нет… Должно?..
- Ты помнишь, что с тобой случилось?
Ася чуть сдвинула брови, как будто стараясь припомнить:
- Темный подъезд… дальше ничего… — она прикрыла глаза.
- Ты не старайся вспомнить, само вспомнится. — Артем погладил ее по щеке. — Больше не разговаривай. А то твой доктор меня убьет. У нас будет много-много времени для разговоров. уже завтра тебе станет лучше. А сегодня силы надо беречь.
- Только одно… — не открывая глаз, медленно проговорила Ася. — Весь день… каждую минуту я думала… как скажу… я люблю тебя, — закончила она едва слышным шепотом.
- Я люблю тебя… — эхом повторил Артем. Ася глубоко вздохнула. Артем с беспокойством отстранился, чтобы взглянуть на нее. Асино лицо было умиротворенным и покойным. Через минуту она уснула.
Ася то приходила в себя, то опять впадала в забытье от слабости. Однако едва просыпалась, ресницы ее торопливо распахивались, глаза беспокойно искали… Коснувшись Артема, они как будто таяли, наполнялись влажным, мягким светом. Она влюбленно смотрела на него, желая видеть только его, каждую секунду, впитывать, вдыхать его присутствие.
Артем говорил, а она смотрела на него с тихой, счастливой улыбкой. Он рассказывал, как они с Лёлькой приходили к ней ночью и Лёлька опять уговаривает провести ее. Но нельзя же совсем ни во что не ставить больничные правила, оправдывался он перед Асей. Ася счастливо улыбалась. "А Элька названивает из Англии по пять раз на дню, — рассказал Артем. — И совсем уж собралась прилететь, да Ольга ее отговорила, что все равно повидать тебя нельзя, и какая разница, где слушать телефон здесь или в Лондоне?"
- Как ты узнал про меня?..
- К тебе вызвали скорую и кто-то тебя узнал, то ли в лицо, то ли по имени… Мы едем с вызова, и тут мне по связи сообщают о тебе. А у меня в машине больной. Я не помню, как сдал его.
- А хирургия?.. — Ася помнила его хирургом в центральной городской больнице.
Артем пожал плечами.
- Сейчас на неотложке только мужикам место. Женщинам опасно. Беспредельщиков развелось… Да и вообще, потаскай-ка кислород по этажам!
Ася прикрыла ресницами и опять открыла глаза в знак согласия.
- Я тебе одну историю расскажу, после нее я на другой же день написал заявление о переводе. История не страшная, наоборот, смешная вроде бы, готовый анекдот. Короче, дело было так. Ночь, начало смены, водитель неотложки остановился у ларька сигаретами затариться. В машине врачиха осталась, сидит на месте пассажира, ждет. Такая молоденькая, симпатичная. К ларьку небольшая, но очередь. В это время подваливает веселенькая компания, человек восемь парнишек. Увидели нашу девушку, решили пообщаться, пока двое в очереди трутся. Как обычно, шуточки, предложение пойти выпить, потанцевать. Девушка сначала вежливо с ними объяснялась, потом уже решительнее, а их заклинило. Дошло до того, что, раз добром не хочешь… начинают тащить ее из машины. Водитель подскочил, его тут же вырубили апперкотом в челюсть, очередь начала скоренько рассыпаться… И тут открывается дверь фургона и выходят трое санитаров. Неотложка была психиатрическая. Там санитары, сама знаешь какие. Помесь штангиста с баскетболистом. Минут через двадцать мимо киоска проезжает патрульная машина. Милиционеры удивляются, останавливаются и наблюдают такую картину. Восемь пьяных парней, как бы слегка помятые, бегают вокруг неотложки в затылок друг другу, останавливаются после каждого круга перед тремя шкафами и хором рапортуют: "Товарищ старший санитар Ордена Ленина и Ордена Трудового Красного Знамени Городской больницы такой-то, торжественный пробег имени Общества Красного Креста и Красного Полумесяца выходит на N-й круг! Разрешите продолжать движение?!" И представляешь, тараторят эту ахинею без единой запиночки! Каково было внушение, а?
Ася едва сдерживала смех — смеяться было больно.
- Когда мне рассказали, я понял, что хоть одну женщину да избавлю от подобных радостей.
Да, история такая была. Но Артем схитрил, представив ее главной причиной для перехода на скорую помощь. Причиной стала потеря сына. Это ведь он, а не кто-то другой держал ребенка на руках и смотрел, как уходит его солнечный мальчик. Он, врач высокой квалификации, НИ-ЧЕ-ГО не мог сделать. У него при себе были только руки… А скорая, в которой было всё, чтоб спасти — да, спасти, он это знал, только он один — скорая не успевала. Похоронил сына, вышел на работу, и сразу подал заявление о переводе. Шеф не отпустил, уговорил не горячиться, повременить. Потом Артем еще раз просил о переводе, и опять шеф уговорил: "С кем я останусь? Один на больничном, другой в отпуске, кто резать будет?!" Оно и правда, опять не ко времени. Но когда случилась та анекдотическая история, он положил на стол шефа два заявления: одно о переводе, второе на увольнение. Сказал: "Подписывай любое". В ту же ночь вышел в смену с бригадой скорой помощи.
Для него дежурства на неотложке были как обезболивающее, когда он мчался к людям, попавшим в беду, травмированным, раненым и успевал удержать, отбить у смерти. Горькое было лекарство, но он как будто искупал свою вину перед сыном, которого с такой легкостью отдал…
К Асе в палату приходил следователь, задавал вопросы, надоедливо расспрашивал, без конца уточнял. Однако она мало что могла сказать. Ася не помнила, как все произошло. Она помнила только, что в подъезде было темно. А снаружи, над подъездом горел яркий фонарь, и, войдя со света в темноту, Ася вообще ничего не видела. Она нашарила на стене выключатель и щелкнула им насколько раз — свет не зажегся. Хорошо, что светилась кнопка вызова лифта, Ася без труда до нее дошла, нажала. Что случилось потом, из памяти выпало. Так бывает, такая защитная реакция организма. На медицинском языке это называется истерическая амнезия.
У Артема следователь тоже взял показания. А как иначе — пострадавшей он официально мужем приходится. Что на самом деле вместе они давно не живут, так это следствию еще интереснее получается. Если отношения не простые, тут как раз и надо разобраться что к чему. Ну, разбираться-не разбираться, а у Артема алиби чистое.
Еще один момент в беседе со следователем Асе был неприятен — как-то слишком уж пристрастно расспрашивал он о Евгении Дакоте. А может быть, Асе так казалось. И все равно ей было неприятно, когда она говорила следователю о Жене, но следующий вопрос был опять о нем, и следующий тоже… Зачем он пытается докопаться до самого последнего донышка, зачем ждет четких и ясных ответов, когда она не знает их, сама еще не разобралась в той лихорадочной мешанине, наполняющей ее душу. Все, что она четко знает, и о чем сказала: по ее вине они расстались с Артемом после того, как погиб их ребенок; Женя — друг, который стал для нее опорой. Знакомы несколько месяцев. Да, охотно знакомился с ее друзьями. Нет, не ругались, характер спокойный, уравновешенный, очень ответственный… О последнем разговоре, случившемся как раз в тот день за несколько часов до несчастья, Ася следователю не сказала ни слова.
Между тем дела у Аси пошли на поправку, ее перевели в обычную палату, не стало запретов на посещения. Визитеров у нее было предостаточно, хотя праздники кончились, опять начались рабочие будни, и у людей стало меньше свободного времени. Впрочем, у Аси тоже не было времени скучать. Ее навещали коллеги, Лёлька, Калина, Элькины сестры, она подолгу разговаривала с мамой и с Элькой — обе каждый день звонили Асе на мобильный… И конечно, Артем. Никто не проводил с Асей столько времени, как он, но, как ни крути, и у него были обязанности. Он не мог совсем забыть о работе, бригада очень в нем нуждалась.
В первый же день, как только Ася стала обычной больной, Лёлька принесла ей сигареты.
- Исстрадалась, поди? — спросила подруга, задвигая ящик тумбочки, куда положила пачку "Лючии".
Ася улыбнулась и покачала головой:
- Нисколько не исстрадалась. А сигареты забери.
- Во как! — удивилась Лёлька. — Это что значит?
- Значит, что курить я больше не буду. Я ведь за сигаретами в тот вечер из дома вышла.
- Да? — опять удивилась Лёлька. — А решили, что за цветами…
- Сигареты у меня кончились. Дошла до сигаретного киоска и неожиданно подумала: всё, больше никакого курева. Артему точно не понравится, да и мне оно ни к чему. И купила вместо сигарет цветы.
- Ну дела-а-а… А все думали… — повторила Лёлька и хмыкнула: — Яркое доказательство, как курение вредит здоровью!
- Вот-вот, — усмехнулась Ася. — И знаешь, что забавно? Когда меня еще и по голове огрели, даже тяга к сигарете отпала.
- Правда что ли? Даже нисколечко не хочется? — недоверчиво уставилась на нее Лёлька.
- Правда. Совсем не тянет. Наверно потому, что из-за сигарет, получается, подставилась.
- Радика-а-ально… — покрутила головой подруга. — Какой верный метод избавиться от дурной привычки. Слушай, я тоже брошу тогда. Интересно что ли одной смолить!
Оставаясь одна, Ася снова и снова думала о случившемся. Пыталась восстановить в памяти полную картину, начиная с минуты выхода из квартиры и до возвращения домой, то того мгновения, как рухнула, подкошенная ударом. Вспоминала, терзая память, так напряженно всматривалась в недавние события, что начинала болеть голова. Она отгоняла навязчивые мысли, засыпала, но, проснувшись, опять шла по минутам, старалась расширить картинку виденного в тот вечер: был ли кто во дворе? а может, в окнах дома мелькнуло чье-то лицо? кого видела по пути к метро? И так минута за минутой.
После того, как следователь уронил фразу: "Следствие склоняется к выводу, что виновником является человек вам знакомый", Ася принялась перебирать людей из своего окружения. Правда, она скорей брала на себя адвокатские функции. Мысленно ставила перед собой человека и старалась взглянуть объективно, мог ли он так с ней поступить? А потом со всей пристрастностью и субъективностью старалась его обелить.
Часть двадцать третья. Частный сыск
Мучительно было примерять личину преступника к лицам добрых знакомых, но такому же анализу подвергла она Женю.
"Да, — сказала себе Ася, — я его обидела. Да, он человек самолюбивый и честолюбивый. Он был оскорблен, чувствуя себя униженным и отвергнутым. Да, он способен быть жестокосердным, неумолимым — вспомнила Ася историю с уволенным рабочим… — И при всем при том, не будет он караулить в темном подъезде!" — сказала себе Ася. Других аргументов у нее не было. Она бы хотела увидеть Женю, тогда бы аргументы появились.
Мыслей этих Ася никому не высказала, но Женя очень скоро явился сам. Каким-то образом его визит совпал со временем когда Артем был на дежурстве.
- Ты думаешь, я не должен был приходить? — спросил он вместо приветствия, глядя, как Ася усаживается на кровати, поджав ноги и прислонившись спиной к стене. Ее загипсованная рука лежала на перевязи.
- Нет, не думаю. Я знала, что ты придешь.
- А я боялся, что прогонишь, — Женя неловко улыбнулся, поставил на тумбочку яркий пластиковый пакет, сел на стул у кровати.
- Как ты себя чувствуешь?
- Нормально.
- Такая бледная… — он сделал какой-то намек на движение, как будто хотел прикоснуться к ней, но остановился, сцепил руки. — Здесь куча витаминов, — кивнул он на тумбочку, — ешь побольше фруктов.
- Это больничный окрас. Здесь даже врачи бледные, — сказала Ася. — Домой вернусь и сразу сделаюсь кровь с молоком.
- Да уж! Это как раз про тебя.
Уголки Асиных губ обозначили улыбку. Повисло неловкое молчание.
- Я найду его, — сказал Женя.
- Кого? — не поняла Ася, занятая другими мыслями.
- Эту сволочь, из подъезда.
Ася чуть приподняла брови.
- Ты? Как ты его найдешь? Пусть милиция ищет.
- Они найдут, — с непонятной интонацией проговорил Женя.
Ася смотрела на него вопросительно. Он помолчал, как будто колебался, но все же сказал:
- Ты не думала, что в подъезде был я? — он смотрел на Асю спокойно, только в глазах читалось болезненное ожидание.
Ася молчала, но взгляда не отводила. Через паузу заговорила:
- Сразу тебе скажу — не думала. Следователь уверен, тот человек ждал именно меня, то есть он меня знал. Я перебрала всех своих знакомых. Тебя, естественно, тоже не пропустила. К сожалению, получается, у тебя был мотив. Но чисто теоретически, формально.
- Ася, это не я! — Дакота проговорил эти слова тихо, но с такой безнадежностью и болью…
- Я говорю тебе правду, Женя. На тебя я не думала.
- Ты веришь, что это сделал не я?
- Я уверена. Честное слово.
Он испытующе смотрел на Асю, как будто не решался принять ее слова за истину.
- Знаешь, я все это время искал, что сказать, чтоб ты поверила… и не находил.
- Значит, это не я в тебя не верила, а наоборот. Выходит, ты совсем меня не знаешь, — Ася засмеялась и протянула к нему руку.
Женя с такой готовностью отозвался на это движение, как будто до того мгновения руки свои удерживал силой.
- Я тебя не знаю… — легковесно согласился он, прижимая ее пальцы к своей щеке. Но невольный вздох, завершивший эти слова, внезапный блеск в глазах, который он спрятал за быстро опущенными ресницами, делали неудачным камуфляж подлинных чувств легковесностью слов.
- А почему следствие сделало такой вывод? Про знакомого.
- Опрашивали всех жильцов, и оказалось, одна девушка — с девятого этажа — зашла в подъезд как раз передо мной. Я еще заметила, когда лифт вызывала, он вверх шел. Но ее никто не тронул. Она спокойно прошла к лифту и уехала.
- Вот как… Получается, тот, кто напал на тебя, уже был там, в засаде. Но ждал он не девушку с девятого этажа, поэтому затаился и ее пропустил… Действительно, первое, что приходит на ум — он знал кого ждет, он знает тебя.
- Я уже, наверно, сотню перебрала… Даже близко никто не способен на такое.
- Может быть, у тебя недостаточно холодная голова. Тут нужен более объективный взгляд.
- Что ты имеешь в виду? — вопросительно посмотрела на него Ася.
- Я сам хочу его найти. Но один я не смогу. Мне нужна помощь тех, кто хорошо знает всех твоих знакомых.
- Ну… Лёлька?..
- И твой Артем.
- О! — растерялась Ася.
- Ни "о", — Женя усмехнулся. — Пусть Ольга нас познакомит.
- Серьезно?.. — озадаченно пробормотала Ася. — Ты этого хочешь?..
- Я без него не обойдусь. Ум хорошо, а три лучше. Ась, ты не бойся, я его не обижу.
- Фу! — фыркнула Ася. — Какую ерунду говоришь!
- Вот именно, никакой "ерунды" не будет. Клянусь, я буду вести себя цивилизованно.
За дверью по коридору разнеслось дребезжание. Везли ужин. Женя нехотя поднялся.
- Хорошо. Я поговорю с Лёлькой, — пообещала Ася. — Думаю, она еще сегодня придет.
Подруга пришла вскоре после ужина. Вообще-то после ужина посетителей впускали неохотно. Но Лёлька деловито переодевалась в белый халат, принесенный с собой, запихивала куртку в пакет, и целеустремленно и независимо проходила мимо ворчливой тетки в справочном окошке. Тетка провожала ее подозрительным взглядом, но не задерживала. Вероятно помнила, что девица эта имеет какое-то отношение к Артему Викторовичу, часто доставлявшему им пациентов с экстренных вызовов. И коль идет так смело, наверно, ей можно.
Когда Лёлька рассказала Асе все библиотечные новости, передала все приветы (даже от читателей, некоторые каким-то образом оказались в курсе событий), заставила попробовать пироги с клубникой от тети Вали, тогда пришел Асин черед подробно рассказать о визите Дакоты и о его просьбе.
- Больше он ничего не сказал? — со странным выражением лица спросила Лёлька.
- Нет, а должен был?
- Думаю, что должен. С него подписку о невыезде взяли.
- Зачем? — не поняла Ася. Но тут же испуганно вскинулась, переспросила: — Что?! Женя — подозреваемый?!
Лёлька покивала.
- Он не сказал… — медленно проговорила Ася.
Лёлька вздохнула, потерла ладонью лоб:
- У меня в голове не укладывается… А что, если это правда?..
- Нет, — уверено покачала головой Ася. — Неправда!
- Почему так уверенно? Ась, может, ты все же видела того, в подъезде? Ты же не сразу потеряла сознание, если еще сопротивлялась ему, — Лёлька кивнула на руку.
- Я не знаю, Лёля. Следователь три раза приходил, и каждый раз про это спрашивал. Но в памяти как черная дыра. Ничего не могу вспомнить.
- Говорят, память может вернуться…
- Лёлька, про истерическую амнезию я тебе сама что хочешь расскажу.
- Расскажи, — заинтересовалась Ольга.
- Ну, вообще-то ничего интересного в ней нет. Случается после сильной психической травмы. В такой степени психика травмируется при угрозе жизни человека, при насилии. То есть случается не просто стресс, а стресс экстремальный. Тогда включается защитный механизм диссоциации.
- Диссоциации? Это из химии что-то… Типа разделение…
- Вот, ты как раз суть уловила. Человек неосознанно отделяет от себя неприятные переживания, которые он не хочет вспоминать и таким образом, переживать снова и снова. Эти переживания, как бы кодируются, перестают быть. Возникает истерическая амнезия внезапно и длиться может несколько часов или всю жизнь.
- А хоть и всю жизнь! — с преувеличенным оптимизмом Лёлька махнула рукой. — Было бы что помнить! А так, смотри, все у тебя нормально, отличная память! Как по писанному рассказала!
- Да ладно тебе, мне же не окончательно отшибло.
Лёлька вздохнула, покачала головой, следуя за своими мыслями, наконец, сказала:
- Если они кодируются… должен быть код. И все-таки… Ася, а вдруг у тебя эта травма как раз оттого случилась, что ты увидела Дакоту? Ведь, действительно, жутчайший был бы шок.
- Забудь. Женя вне подозрений. Я хотела, чтоб он пришел, хотела посмотреть на него. Теперь я знаю, он чист. Я его протестировала.
- Это как?! — встрепенулась Лёлька, подалась к Асе. — Ну-ка, ну-ка, расскажи подробнее. Ой, как хорошо! — порывисто сжала она руки. — Это же… черт знает что, думать на него, я прям… хоть плачь! Ну, Ася, рассказывай!
- Помнишь, ты восхищалась сериалом "Теория лжи"?
- Ух, ты-ы-ы… — выдохнула подруга, в изумлении уставившись на Асю. — Ты тоже так можешь?!
- Ну, я психолог, если ты помнишь.
- Но ты никогда не говорила! Почему ты никогда не говорила?! — все еще не могла поверить Лёлька.
- Во-первых, ничего сверхъестественного в этом нет, любому доступно. Во-вторых, ты бы навоображала черте-чего, особенно после того фильма, а мне это надо?
- Хм-м… ты права, не очень комфортно с человеком, который тебя насквозь видит, — состроила гримасу Лёлька. — А на самом деле как? Ты действительно, всегда анализируешь, как этот доктор… как его…
- Лайтман, — подсказала Ася. — Да ничего подобного! Делать мне нечего! Вот так и знала, ты напридумываешь сейчас что было и чего не было, — Ася даже рассердилась.
- Ну ладно, ладно, ты только не волнуйся. На самом деле я просто в восторге от тебя. Значит, ты Женю типа через детектор лжи пропустила и вынесла вердикт "не виновен"? — радостно улыбнулась она. — Господи, хорошо-то как, Асенька! Ты мне расскажешь про это, а? Расскажи!
- Ты же все видела в сериале.
- Что сериал, когда вот оно, в жизни. Ты про Женю расскажи. Да, а ты не устала?
- Нет, не устала. Ладно, расскажу. Когда человек лжет, в этом участвует сознание. Подсознание всегда честно и искренне. Но оно же не спит где-то там, глубоко-глубоко, его сигналы постоянно отражаются в поведении человека — в мимике, жестах, осанке. И сознание эти сигналы никак не способно контролировать. Например, состояние зрачков, сужение и расширение — это тоже микросигнал подсознания. Разве кто-нибудь может их контролировать?
- Погоди, зрачки же зависят от освещения. При чем здесь сигналы подсознания?
- Ну, здрасьте! От света, от алкоголя, наркотиков, от боли. Зрачок расширяется при позитивных эмоциях. У мужчины расширяются зрачки при взгляде на женщину. У женщин — при взгляде на ребенка. У младенцев — в присутствии взрослых. А если негативные эмоции — в том числе при желании обмануть, утаить что-то — зрачок сужается. Причем сильно, в два-три раза против нормального. Тогда говорят: глаза-бусинки, змеиный взгляд. Между прочим, картежники к этому очень внимательны. Если в покере игрок увидит, что у партнера расширились зрачки, он не станет поднимать ставку.
- Вот это да! Интересно как!
- Впрочем, нельзя делать вывод о человеке только по состоянию зрачков. Прежде всего, смотреть надо на жесты, на осанку. Бессознательные жесты и телодвижения выдают вруна с головой. В то время как он врет, его подсознание выдает истинную информацию, микродвижения противоречат сказанным словам, надо только уметь их читать. Взять руки. Ложь вызывает легкий зуд в мышцах лица и шеи. Поэтому, если человек оттягивает воротничок или трогает лицо — прикрывает рот, касается носа — это уже достаточно громкий сигнал, что на уме у него что-то нехорошее. Есть еще много приемов, поэтому я Женю проверила и перепроверила. Есть шаблон движения глаз, который психологи так и называют — "детектор лжи". Или можно понаблюдать, синхронны ли мимика и движение. Когда лгут, первым начинает двигаться тело, слова как бы отстают. У лгуна резче выражена асимметрия правой и левой половинок лица. Ты вообще знаешь, что лица у всех людей асимметричны? Да много еще приемов. Так вот у Жени я не увидела никаких признаков лжи. Он был абсолютно искренним.
- Подожди… он не сказал, что с него взяли подписку…
- Это другое. Он не лгал. Он не хотел о ней говорить.
- Да. Наверно. Он оберегал тебя.
- Ты мне поверь, Лёлька. Не надо больше искать черного кота в темной комнате.
- Особенно когда его там нет, — широко улыбнулась Ольга.
- А его, значит, подозревают… — медленно проговорила Ася. — Ты знаешь, я ни слова не сказала следователю о нашей с Женей последней встрече. Это значило бы заявить, что у него был мотив… А я не верила, что он…
Лёлькина улыбка погасла.
- Я тоже ничего про тот последний день не говорила. Но делом твоим, похоже, занимается хороший следователь, — она скривила губы. — В том смысле, что нюхом чует слабое звено. Да тут и без нюха все как на ладошке: ты и двое твоих мужчин. Муж, который ведет себя вовсе не как "бывший", и новый друг. Классический треугольник. Артем тоже запросто мог в подозреваемые угодить, но у него железное алиби. Он был на смене, с бригадой. А у Жени алиби нет. Вот следователь под него и роет… землю носом.
- Мало ли у кого нет алиби! — возмутилась Ася. — Всех подозревать? Кроме подозрений нужны факты, доказательства.
- Но мотив-то у него одного. И если следователь до этого мотива докопается… если еще не докопался… В общем, если будет на сто процентов уверен, что на тебя напал никто иной как Дакота… боюсь, за фактами дело не станет.
- Сфабрикует что ли? — скептически предположила Ася.
- Подруга, ты вчера родилась? Как будто срок получают одни виноватые! Только Женю они так просто не возьмут. Я уверена. А ты собираешься сказать следователю, вот что мне сейчас рассказала?
- Конечно. Но он такой упертый… Помогите Жене. Поговори с Артемом.
- Да поговорю, чего там. Надеюсь, это будет легче, чем сообщать твоему Дакоте, что ты намерена его бросить.
- Лёлька… спасибо тебе. Золотой ты мой человек…
Когда Ольга ушла, Ася вышла в коридор, прошла в его дальний конец и долго стояла у темного окна, смотрела на вечерний город. На стекло были налеплены снежинки, искусно вырезанные из салфеток. "Наверно, кто-то из пациенток, — подумала Ася. — Обидно встречать Новый год в больничной палате". Подумала о том, какой Новый год был у нее, чуть улыбнулась. Улыбка получилась грустная. Вынула из кармана сотовый, раскрыла, нашла в телефонной книжке Дакоту.
- Почему ты не сказал? — негромко спросила вместо приветствия.
- Чего не сказал?
- Сам знаешь. Если ждешь от меня полного доверия, будь добр, сам доверяй.
- Неужели ты подумала, что из-за этого не сказал?
- Главное, что ты захотел что-то утаить.
Ася услышала в трубке долгий вздох.
– При том, что бессмысленно скрывать, когда у нас есть Лёлька. Да, глупо… Ася, для меня важно, что ты меня не подозреваешь. Остальное не важно.
– Даже не знаю что и сказать на это, — сердито хмыкнула Ася. — Кому не важно? Тебе или мне? Если ты думаешь, ты для меня теперь Никто и звать тебя Никак, и меня не колышет, что с тобой происходит…
– Я надеюсь, это не так, — перебил ее Женя.
– А что же ты тогда?..
– Я очень не хотел, чтобы ты из-за этого переживала. Ася, давай ты поверишь, что меня все это беспокоит в гораздо меньшей степени, чем ты думаешь. Для чего я пять лет постигал юридические премудрости? Чтобы сейчас оказаться совсем беспомощным и уныло пойти под статью вместо какого-то ублюдка? Не на того напали. Все будет хорошо. Для меня куда важнее, чтобы ты спокойно выздоравливала и поскорее вернулась домой. Обо всем прочем есть кому позаботиться. Так Ольга приходила, как я понял?
– Да, она всё сделает. И все же, имей ввиду вот что. Ты, я вижу, высоко ценишь свою профессиональную подготовку и полагаешься на нее. Так вот, у меня, как ты знаешь, тоже есть кой-какие профессиональные знания. Сегодня я смотрела на тебя и все больше убеждалась, что ты к подъезду никаким боком не причастен. Но так же хорошо я видела про утаивание, скрытность. Думаешь, это было в твою пользу? Слава преподавателям, меня научили отделять мух от котлет. Но скажи я про свои сомнения Ольге… Она и так вся истерзалась между За и Против.
- Ладно. Я понял.
В Асиной квартире жил Артем. Хотя, почему в Асиной? Фактически, это была и его квартира.
Еще находясь в реанимации, Ася однажды спросила:
- Ты не знаешь, где сейчас моя сумочка? Там ключи, кошелек. Кое-какие документы тоже.
- Я знаю только, твою сумочку нашли на полу в подъезде. Наверно, она у следователя.
- Тогда возьми у Лёльки ключ от квартиры. Я у нее оставила второй. На всякий случай.
- Зачем тебе сейчас?
- Не мне. Это и твой дом.
- Знаешь, где мой дом сейчас? У Стаськи Мещерякова.
- Ты ушел от своей сладкой женщины? — робко улыбнулась Ася.
- Месяца три уже как совсем ушел.
И Артем вернулся домой, с еще большим нетерпением ожидая, когда Асю выпишут из больницы.
В один из вечеров к Артему пришли Лёлька, Калина и Женя. С Калиной Артем уже был знаком, пересекались, навещая Асю. С Дакотой познакомились сейчас. Представляя их друг другу, Лёлька назвала только имена-фамилии.
- Ребята, я уверена, вы уже имеете представление, кто есть кто, так что я уж без комментариев как-нибудь.
Оба кивнули, обменявшись взглядами.
- Идемте на кухню, — позвал Артем, — я только что от Аси, не успел перекусить. Составите мне компанию.
Ольга взяла на себя организацию ужина, мужчины присели к столу. Женя положил перед собой блокнот в коричневой матерчатой обложке с кнопочным ремешком-застежкой, полувопросительно сказал:
- Вы в курсе, что у следствия главный подозреваемый я, — Калина и Артем качнули головами, подтверждая его слова. — Я этот частный сыск затеваю не по причине собственного спасения. А потому, что боюсь, виноватого не слишком усердно ищут. Зачем, если уже есть очень удобный подозреваемый? Еще немного и дело можно закрывать, передавать в суд. До суда меня не арестуют. Но это уже моя забота. После суда, если до него все же дойдет, дело отправят на доследование. Об этом я тоже позабочусь. Но я все же надеюсь обойтись без суда, если мы вместе сможем вычислить, кто был тогда в подъезде, — Женя пожевал губами, снова заговорил: — Я сказал это, чтоб было понятно — не забота о себе руководит мной в первую очередь. Я хочу найти виноватого и обезопасить Асю на будущее. Я согласен со следователем, скорее всего, этот человек ее знал. Но что за мотив у него? Не была ли это только первая попытка? — Артем вскинул голову и тревожно посмотрел на него. — Да, — угрюмо качнул головой Женя в ответ на его безмолвный вопрос. — И что, если в другой раз он подготовится лучше? Случайность или мотив, вот что крайне необходимо знать. Сейчас составим список мужчин, с кем Ася хоть немного знакома, или не знакома, но встречалась при каких-то особых обстоятельствах. Тех, с кем она не общалась более двух лет, пока брать не будем. Едва ли человек будет два года вынашивать свое намерение. Составим список, потом каждого подробно обсудим.
- Про особые обстоятельства мне не понятно, — сказала Лёлька.
- Например, Ася провела вечер в какой-то компании. Может, ее не перезнакомили со всем, но кто-то из мужчин обратил на нее внимание, выделил, запомнил, — пояснил свою мысль Женя.
- Ой, это тогда надо всех с Элькиной помолвки записывать… А Новый год! На "Новогодней феерии" ее трудно было не заметить. Что, всех?!..
- Вы знакомых в тот вечер встречали?
- Н-н-нет… — припоминая, Лёлька помотала головой. — Ну, кроме Стаса, ты знаешь.
- Да, помню. Ну вот, если знакомых не было, если Ася там ни с кем не знакомилась — а это мы знаем, значит, она так и уехала, незнакомкой.
- Ага, понятно. Девушка без адреса, — догадалась Лёлька.
- От этого Стаса информация могла утечь, — заметил Калина.
- Я тоже так подумал, — сказал Артем. — Я узнаю у него, не расспрашивал ли его кто-нибудь про Асю.
- Но самого Стаса заносим в список? — уточнил Женя.
- Если хочешь, пиши, — сказал Артем. — Мещеряков Стас. Комментарии свои оставлю до обсуждения.
- Меня тоже надо записывать, — сказал Калина. — Но мне в этот список не хочется, поэтому сразу скажу, был дома, позвонил с домашнего телефона Лёле и мы долго разговаривали. Больше часа. Как раз в это время ей пыталась дозвониться Асина соседка. Если что, распечатку с телефонной станции всегда можно взять.
- Да, так всё и было, — подтвердила Лёлька. — Полное алиби. А в список вот кандидат — Толик Пунич, — назвала имя Лёлька. — Но он…
- Пожалуйста, больше никаких "но" сейчас не надо, — попросил Женя. — Просто давайте имена. Мы их потом просеивать будем. А сейчас только имена.
Список получался скудным. Именно в последние годы Ася сузила до минимума свое общение с мужчинами.
- Давайте поедим, — предложила Лёлька. — У меня готово. Будем есть и думать, вспоминать.
Лёлькино предложение одобрили.
- Оля, мне чай, — попросил Женя. — Я сыт, а чаю охотно выпью.
- Я с тобой, — сообщила Лёлька. — Тоже чай хочу.
Пили-ели молча, погруженные мыслями в воспоминания.
- А если он все же с улицы пришел, чужак? — с сомнением спросила Лёлька.
- В экспромт верится с трудом. Представьте, человек идет мимо дома, видит подъезд, решает устроить в нем засаду. Случайно он знает код замка или у него в кармане случайно завалялся ключ от подъезда. Заходит, выкручивает лампочку. А она, между прочим, в плафоне, надо несколько шурупов вывинтить. Допустим, отвертка у него в кармане. Потом занимает уже присмотренное место, где на него как можно меньше света упадет, когда наружная дверь откроется. И чтобы, когда человек будет мимо него проходить, не поворачивался лицом в его сторону. То есть выберет место с наименьшей вероятность, что его там заметят. Это в чужом подъезде, где он впервые. А подъезд здесь, кстати, довольно неудобный для засады. Впрочем, эту версию я тоже не отвергаю. Но сначала по знакомым пройдемся.
Женя отставил в сторону блюдце с чайной чашкой, подвинул к себе с блокнот.
- Стас Мещеряков, как я понимаю, твой приятель, — он поднял голову и посмотрел на Артема.
- В полдень того дня он уехал к родителям встречать Рождество, — сообщил Артем. — Я видел у него билет на поезд. Очень звал поехать с ним.
- А Пунич? Это кто? — Дакота глянул на Лёльку.
- Ася и Артем знают его с детства, в одной уличной команде тусовались, — пояснила Лёлька.
- Какое-то время мы с ним не виделись, его семья в другой район переехала, — добавил Артем. — А когда мы с Асей в эту квартиру въехали, Пунич оказался нашим соседом.
- Он тут изо всех сил опекал Асю, просто ангелом-хранителем ее стал, — заговорила Лёлька. — Руки у него золотые, что есть, то есть. По дому абсолютно всё умеет. Об Асе заботился очень трогательно, но отношения оставались на уровне брат-сестра. Я, по-правде сказать, очень этому удивлялась. Видно же было какое-то… чуть ли ни обожание с его стороны. При этом Ася с ним не церемонилась, могла прогнать, выставить за дверь. Он нисколько не обижался, принимал как должное.
Женя задумчиво посмотрел на Лёльку, мягко побарабанил по столу пальцами.
- Так он здесь, рядом живет?
- В соседнем подъезде. Толик очень любознательный, все видит, все знает. Ася называет его Штирлицем, а иной раз даже сердилась, что Пуняша в курсе всех ее дел. Вот только когда наблюдательность его позарез нужна, он оказался не при делах.
- Почему? — пристально посмотрел на нее Женя.
- Был на смене. Он в охране работает.
- Он Асю навещал в больнице?
- Ася говорила звонил. Был страшно расстроен, чуть не плакал, просил у нее прощения.
- За что?
- Ну вот, что не оказался на месте в нужный момент, не уберег.
- И все же проведать в больницу не пришел, — констатировал Женя..
- Меня это не удивляет, — сказал Артем. — Он какой-то… то ли застенчивый, то ли стеснительный. Когда мы узнали, что опять соседями будем, Толик так сильно обрадовался, просто счастлив был. Мы пригласили его к себе, он с удовольствием пришел. Но всего один-единственный раз. Больше никогда не приходил. Хотя встречам во дворе радовался, охотно вступал в разговор. Бывало, я или Ася гуляем с ребенком в коляске, а он сопровождающим рядом ходит. По целому часу.
- А может быть, пригласим его? — вдруг предложил Женя. — Такой наблюдательный и любознательный будет не без пользы.
Артем без лишних слов пошел к телефону, раскрыл телефонную книжку, лежащую на полочке рядом, и нашел в ней Толика. Одни долгий гудок, второй, следом послышался голос.
- Толя, это Артем Никитин. — Да, я тоже рад тебя слышать. — Где? Недалеко от тебя, мы снова соседи. — Да, снова. Толя, ты можешь сейчас прийти? — Нужна твоя помощь. Придешь — всё объясню. — Отлично. Жду.
- Придет, — сказал Артем, опуская трубку.
- Его квартира на втором этаже, справа от вашего подъезда?
- Да, — несколько удивленно подтвердил Артем. — Ты откуда знаешь?
- Не знаю, только предположил, — задумчиво ответил Евгений.
Он вспомнил, как во второй раз подвозил Асю домой, вспомнил качнувшуюся штору в окне второго этажа. Из-за шторы — ему показалось тогда — кто-то на них смотрел. Теперь он был уверен, что именно любознательный Толик Пунич стоял за той шторой.
Толик был удивлен и даже как будто растерян, обнаружив в квартире вместо одного Артема целую компанию. Еще больше удивили его личности присутствующих. Увидев Дакоту, он непроизвольно стрельнул глазами в Артема. Тот был спокоен, сказал:
- Знакомьтесь, Толя Пунич. Толик, Ольгу ты знаешь. Это Женя Дакота. Это Калина.
- Паркур! — вспомнил Толик. — Ася рассказывала.
- Мы тут пытаемся вычислить напавшего на Асю, — сказал Артем.
Пунич перестал улыбаться, обвел всех глазами:
- И как?
Женя неопределенно дернул плечом.
- Тебя позвали на помощь. Говорят, ты человек очень внимательный, наблюдательный. Поройся в памяти. Часто бывают ситуации, на которые сначала внимания не обратишь, а потом, после каких-то событий, они видятся совсем в другом свете. Это одно. А второе… Мы согласны с выводом следствия, что нападение готовилось именно на Асю, поэтому пытаемся вспомнить всех ее знакомых.
- Первое, да, резонно. Я подумаю. А знакомых… это не просто. Начинайте с читателей библиотеки.
Все переглянулись между собой.
- Я про них не забыл, — сказал Дакота. — Читатели, жители подъезда и всего дома, участники недавней вечеринки, — он посмотрел на Артема. — Это второй круг. А первый, малый круг — те, кто был к ней ближе.
В тот вечер они еще ни раз кипятили чай, засиделись чуть ни до полуночи. Женя переворачивал одну страницу блокнота за другой, заполняя ее своими пометками. Наконец, он закрыл блокнот, потер глаза.
- Теперь я буду с этим работать, — сказал он. — От вас пока ничего не нужно.
- Понадобится помощь, только позвони, — настойчиво предложил Пунич. — У меня куча свободного времени.
- Хорошая работа, — позавидовал Женя.- Где такую нашел?
- Охранники часто работают по графику двенадцать часов смена, потом, считай, двое суток дома. Так что зови, буду только благодарен.
- Договорились, — кивнул Женя, поднимаясь.
Часть двадцать четвертая. Ася и Артем
Как только Асю перевели в общую палату, она начала рваться домой.
- Забери меня, — жалобно глядя в глаза Артему, просила она. — Я буду самой примерной твоей пациенткой. Вот увидишь, у тебя таких идеальных еще не было.
Конечно, Артем перед ее глазами устоять не мог. И стоит ли говорить, что им самим владело такое же, и нисколько не меньшее желание. Другое дело, как врач, он прекрасно понимал, что Асе лучше оставаться в больничной палате. Но Ася… когда от одного только взгляда на нее сердце Артема затопляла волна жалости к ней и безмерной нежности… Когда он страдал от невозможности выразить, или высказать то, что чувствовал — на виду у всей больничной палаты. И вот к нему обращены ее умоляющие глаза… жалобный голос проникает в самое сердце… Разве в его силах отказать ей хоть в чем-то?!
Однако доктор Тимохин наотрез отказался потакать этой авантюре, когда вечером второго дня Артем явился к нему с идеей насчет скорейшей выписки.
- Не надо мне говорить, что ты сам врач! — сердито говорил Тимохин. — Ведь случись что, 03 звонить будешь, так? Врач еще не Бог.
Ох, как хорошо знал это Артем… Слова Тимохина попали в десятку, в самое больное…
- Короче, дурью не майтесь. Иди, успокой свою Асю. Скажи, ни дня лишнего держать не буду. Кстати, могу дать ключ от кабинета сестры-хозяйки. Вообще у нас там врачи ночуют, когда приходится. Хоть поговорите нормально, и даже чаю можете попить.
- Ну, что? — Ася нетерпеливо поднялась с кровати навстречу мужу. — Выписывают?
- К счастью, здесь не все такие как мы, остались еще адекватные люди.
- Артем, не говори со мной загадками. Я плохо соображаю.
- Тогда просто иди за мной.
Он взял ее за руку и под заинтересованно-разочарованными взглядами сестер по несчастью повел из палаты.
- Это мы куда пришли? — она оглядела небольшую комнату вроде бы похожую на кабинет, но у стены стоял диван с теплым пледом, а в углу примостился узкий кухонный шкаф с кофеваркой и электрическим чайником.
- Тимохин искупает свой отказ, — улыбнулся Артем. — Ведь здесь лучше, чем в палате?
- А-а-а… он не отпустил… — разочарованно протянула Ася.
- Не сердись на него. Думаешь, я отпустил бы на его месте?
- Нет?
- Ни за что. Он велел передать, что не станет держать тебя здесь ни одного лишнего дня.
- Ну ладно… — Ася улыбнулась.
- Наконец-то на нас никто не таращится, — сказал Артем, повернулся к Асе, взял в ладони ее лицо, расслабленными чуть влажными губами нежно и медленно поцеловал ее в губы.
У Аси перехватило дыхание, из сердца рванулась и затопила ее всю горячая, расслабляющая волна. Ей показалось, она перестает существовать как нечто самостоятельное, отдельное, она просто растворяется в Артеме, становится его частью. Закружилась голова… Ася покачнулась и едва устояла на ослабевших ногах.
Артем поднял ее на руки — какой худенькой, невесомой она оказалась — пошел к дивану. Сел, усадив ее к себе на колени.
- Руке удобно? — спросил он, чуточку отстраняясь.
- Да, — сказала Ася, едва ли придавая значение его вопросу, и прижалась к мужу. — Господи, твой запах! Я снова его чувствую! — она вдохнула глубоко, всей грудью. — Никогда не думала, что он для меня так важен. Как мне его не хватало! Как будто мало воздуха, я дышу, а его не хватает. — Ася потерлась щекой о свитер мужа, напитанный его теплом. — Мне он даже снился. Представляешь? Снился запах! Это было так грустно… Просыпаюсь оттого, что ты здесь, близко! Так близко, что чувствую запах! Просыпаюсь… темно и пусто… Никогда не думала, что так может быть, — сдавленным голосом прошептала она. — Я теперь уверена, твой запах узнаю из скольки хочешь тыщ!..
Артем провел по ее волосам не задевая марлевой повязки, прикоснулся губами к голове. Потом бережно укрыл пледом спину и плечи. Сердце останавливалось, замирало на болезненно долгие мгновения от жалости к его любимой, измученной несчастьем и страданием женщине.
Все последние дни, проведенные с нею, он изо всех сил сдерживал себя, старательно снижая градус искры, проскакивающей между ними. Пока Ася находилась в реанимационном отделении, сильные эмоции просто были опасны для нее. Поэтому Артем рассказывал ей про Ольгу и про звонки из Лондона. Какие-то забавные истории из будней бригады скорой помощи. Про Стаса Мещерякова и о том, в какой сфере нашел Стас применение своим знаниям и опыту. Рассказывал Асе про общих знакомых и о том, какая за окном погода… Он старательно придерживался нейтральной территории и ни словом не касался личного. Асе же в те дни не так уж важно было, о чем говорит Артем. Ей довольно было его голоса, дыхания, возможности видеть его, чувствовать тепло рук, просто смотреть, как двигаются его губы, любоваться ими…
Потом Асю перевели в палату. Но там тоже ни к чему было давать волю чувствам и устраивать театр для Асиных соседок — в палате кроме нее было еще пять женщин.
Артем по жизни, в общем-то, настолько привык к повышенному женскому вниманию, что не давал себе отчета в его "повышенности". Однако теперь, когда хотелось забыть про все кроме одного-единственного человека, очень не к месту было каждую минуту чувствовать себя объектом чьего-то любопытства. Теперь это так докучало, но было так неизбежно в скучной и серой больничной атмосфере, лишенной удовольствий и развлечений.
И вот, наконец, вдвоем. Можно держать ее в объятиях, целовать мягкие губы, прошептать все слова, что так долго сдерживал… Почувствовать, наконец, ее возвращение…
- Ты не представляешь, как мне без тебя было плохо… — прошептала Ася. — Ты прости меня, ладно? Я сама себя наказала так… жила будто обрубок…
Артем прижался губами к ее виску, потом прошептал:
- Не хочу, чтобы ты говорила "прости". Не надо. Мы прожили это. Если были виноваты, то оба. Если прожили с ошибкой, давай просто исправим ее. Я безумно тебя люблю. Без тебя я жил плохо, неправильно. Но вообще-то можно сказать, что без тебя я ни дня не жил. Думал о тебе каждый день. А чаще не думал, а просто медитировал на твои глаза, на голос, на имя. Я жил так, будто все вокруг временное, не мое. Однажды оно обязательно кончится и тогда будет настоящее. — Он приподнял Асино лицо, заглянул ей в глаза. — Ты знаешь, мечты бывают разноцветные.
- Разноцветные? Мечты?
- Да. У моей был цвет твоих глаз. Я так мечтал их увидеть.
Он взял ее маленькую руку, поднес к губами поцеловал, легко, невесомо, будто ладони коснулись крылья бабочки.
- Пахнет больницей? — спросила Ася.
- Апельсинами.
Он поцеловал ее ладошку нежно, ласково, тронул губами кончики ее пальцев. Не целовал — слегка касался своими губами. В этих прикосновениях было столько ласки, тепла и нежности, что каждое проникало в самую душу, превращаясь там в мягкие, но настойчивые и неодолимые импульсы. Артем положил Асину руку к себе на грудь и подушечками пальцев повел по контурам каждого ее пальчика по очереди, от большого к мизинчику. Он водил пальцем по черточкам на ее коже, по бугоркам и холмикам, как будто запоминал каждый. Тепло от его руки растекалось по ее телу, наполняя его жаром. Ася закрыла глаза, слушая, как подобно волне цунами поднимается в ней мучительное сладкое безумие, как цунами мощное, лишающее воли и способности быть разумной. Вместе с прерывистым вздохом с губ ее сорвался тихий стон…
- Я сейчас умру… — пролепетала она, рука проскользнула к Артему под свитер, и он быстро стянул его через голову, остался в светлой облегающей майке с короткими рукавами.
- Как я соскучилась по тебе… — прошептала Ася и обвила рукой, тесно прижалась к нему.
Он осторожно уложил ее на диван, коротким движением сбросил майку, порывисто склонился над Асей…
Два дыхания сплетались в одно… зацелованные, прерывались бессвязные слова… запах горячего, слепленного из мускулов тела, скользящего по шелковистой гладкости кожи… горячая волна блаженства, проступающая легкой испариной… и усталая нега, когда отдали себя друг другу до последней капли…
В комнате стояло молчанье… теплое, усталое. Ощущение дыхания на коже и рунной вязью сплетены горячие пальцы. Ася лежала с закрытыми глазами, улыбалась и думала, догадывается ли он, какое счастье она испытывает от одного лишь того, что дыхание его касается кожи? Вот они, минуты беспредельного и полного счастья, потому что он с ней, любимый, единственный ее мужчина, самый нежный, самый красивый, и во всем мире нет сейчас никого, счастливее, чем она.
А потом Ася не заметила, как уснула в его объятиях. Ей было в них спокойно и безопасно. Она уплыла в забытье с тем радостным давно забытым чувством, которое заставляет человека улыбаться во сне. Артем смотрел в ее лицо, и в сердце иглой входила боль. Так же трогательно и ясно улыбался во сне их ребенок. Обхватив Барбоса — серого плюшевого пса, с которым был неразлучен, он засыпал под пуховым одеяльцем, поцелованный мамой на ночь, абсолютно счастливый, обласканный, любимый, защищенный мамой и папой от всяких бед. В чертах Асиного лица, в улыбке, в спокойной ее умиротворенности Артем ясно видел сына.
Асино лицо поплыло. До боли сжав челюсти, Артем повернул голову так, чтобы слезы не пролились. Как мог он покинуть ее в момент, когда она острее всего нуждалась в нем?! Не защитил сына и едва не потерял ее. Бессмысленной щепкой болтался у чужого, постылого берега. Что было с ним? Будто злое наваждение спеленывало черными лентами, лишало воли, будило каждое утро шорохом чужих шагов, заставляло жить дальше. Теперь, именно в эту минуту Артем со всей остротой понял, для чего ему жить. От пришел в этот мир, живет, дышит для того, чтобы думать об этой женщине каждую минуту, заботиться и оберегать — это смысл его жизни. А все остальное существует лишь потому, что в его жизни есть она.
Часть двадцать пятая. Ситуация выходит из-под контроля
Через два дня Ася вернулась домой, уломав-таки Тимохина выписать ее под присмотр Артема. Артем собирался обязательно взять отпуск хотя бы на пару недель, чтобы ни на минуту не оставлять Асю одну в пустой квартире. Работа на неотложке — это смены по двенадцать часов: с утра до вечера, с вечера до утра. Не для того же Ася так торопилась вернуться домой, чтоб по пол суток сидеть в одиночестве. Уж не говоря о том, что владея только одной рукой, она, конечно, нуждается в помощи.
Неожиданно, к огромной его досаде, с отпуском возникли проблемы. С началом января зима преподнесла сюрприз — столбики термометров вдруг поползли вверх. С оттепелью в город пришел незваный гость — грипп. Почему-то весомые потери понесли бригады скорой помощи, где брешь в три-четыре человека уже ощутимой тяжестью ложилась на остальных врачей. А тут Артем с отпуском… "Да конечно я вас понимаю, Артем Викторович! Имеете полное право. Но ведь и меня понять можно, правда? Заставить людей работать сутками? И так уже бригады переформировал, уже на две бригады меньше выходит!.."
Колебания Артема разрешила Лёлька, она охотно отправилась в отпуск вместо него.
- Ой, да ты что, Артем, какие благодарности?! Ты одичал что ли? Во-первых, я по Асе соскучилась, как не знаю кто! Во-вторых, у нас столько разговоров не переговорено! И на день хватит, и на ночь. Конечно, я и ночевать могу, делов-то! Что ты спрашиваешь? Нет, ты точно одичал там со своей!..
- Лёлька, факт сердечной моей благодарности, еще не подразумевает, что тебе дозволено хамство.
- Упс! Я хамлю?
- Что-то типа того.
- Узнаю, узнаю незабвенный дуэт! — с улыбкой проговорила Ася. — Те же перепалки и подначки.
- Так это она!
- Так это он!
Голоса прозвучали одновременно.
- И что? Кто-то собирается мне сказать, что здесь не дуэт, а два солиста? — рассмеялась Ася.
Лёлька приняла спесивую позу:
- Ну, положим, я возражать не стану лишь потому, что некоторых здесь присутствующих следует холить и лелеять, и не грузить негативом. Итак, партнер по дуэту, до утра ты свободен. Так?
- Истинно так! Ночь отдежурил, сутки дома. Дежурство у меня завтра с восьми утра. До восьми вечера
- Ну всё, я ушла. Завтра утром в начале восьмого я здесь, — Лёлька помахала рукой и удалилась.
- Ура! Дома! Хорошо-то как! — с сияющими глазами воскликнула Ася.
Артем подошел, обнял ее, опустив лицо в Асины волосы.
Она глубоко и радостно вздохнула, прижалась щекой к его груди. Потом сказала:
- Артем, я нисколько не удивлюсь, если ты вот так и уснешь стоя. Ты с ночного дежурства, время к обеду, а ты даже полчаса не поспал. Ложись, пожалуйста. А я, сил нет, как хочу в ванну!
- Во-первых, я спал! Во сколько я к тебе пришел? В одиннадцать! Что я, по-твоему, делал с восьми до одиннадцати? Спал без задних ног! Во-вторых, я тоже хочу в ванну! Как ты управишься одной рукой?
- Прекрасно управлюсь. Замотаю гипс пищевой пленкой и положу руку на край ванны. Ни капельки не намочу.
- Замечательно. Я должен это видеть.
- Хитрюга ты, Артемка.
Они вместе лежали в густой пене, благоухающей смолистой хвоей. Артем опирался спиной о ванну, а Ася сидела перед ним, откинувшись ему на грудь. Она поднимала на ладошке шапку плотной пены, растопыривала и сжимала пальцы, переворачивала вниз белой охапкой…
- …Ты Стаса ошеломила, — продолжал говорить Артем. — Он сказал, что глазам не поверил, когда тебя увидел.
- Он тебе рассказывал о нашей встрече? — подняла бровь Ася.
- Да. На том дне рождения рассказал. Из каких соображений, не знаю. Но соображения у него наверняка были. Только кажется мне, получилось не то, чего он хотел. У меня окончательно испортилось настроение. Стас пожалел о сказанном, начал придумывать, как меня развеселить. Ну и додумался…
- Почему ты вел себя так странно?..
- Кхм-м… Видишь ли… я был под кайфом.
- Ой!
- Ну… из песни слова не выкинешь. И твое появление… этого просто не могло быть. В общем, ты мне "казалась" и это было невероятным счастьем. Я сидел и любовался тобой.
- Да уж… Было чем любоваться.
- Утром я не понимал, что было, а чего не было… Стас рассказывал и… знаешь, он о тебе прямо с придыханием говорил.
Ася рассмеялась.
- А сказал твой Стас, что потерял мои сапоги и вместо них притащил шерстяные носки? В них и отправил меня домой.
- Ага. Вот в этом месте я понял, как много пропустил.
Ася расхохоталась.
- А еще он говорил, что ты выпила у них всю водку.
- Правда что ли? — озадаченно спросила Ася и повернулась, чтобы заглянуть Артему в лицо.
- Тихо-тихо, не вертись, сейчас рука в воду шлепнется. Неужели это все про тебя — пьешь, куришь! Аська, ты стала курить?
Она вздохнула:
- Уже не курю. Я уже бросила все свои дурные привычки.
- Ты всю компанию сразила своими "дурными привычками", — ухмыльнулся Артем. — Хотя, когда Стас расписывал мне гламурную леди с сигаретой в длинном мундштуке… я не мог представить тебя в таком виде.
- А это была не я. Это был кто-то другой. И мне кажется, с тех пор прошло много-много лет.
Помолчав, Ася сказала:
- Мне жаль, что тебе пришлось познакомиться с Дакотой…
- М-м-м… я был готов, что стану испытывать к нему… скажем так, не самые дружеские чувства. Но когда обнаруживал в нем достоинства… почему я был этим доволен? Не знаю чем объяснить… Глупость несусветная… но я испытывал какое-то удовлетворение, что этот человек, оказался тебя достоин.
Возвращение Аси домой случилось через два дня после того разговора, когда по просьбе Жени собрались вместе Артем, Лёлька с Калиной, а потом к ним присоединился Толик Пунич. С того вечера они вместе не собирались, но связи не теряли, созванивались. Лёлька и Артем готовы были помочь чем могут, но, к сожалению, могли они только советами да информацией. Практической помощи ждать от них не приходилось, так как свободным временем ни Артем, ни Лёлька не располагали. Да Женя и не просил их об этом. Наоборот, говорил:
- Ваша забота — Ася. Сейчас она нуждается, чтобы кто-то из вас был с ней постоянно. Если вы оба заняты, рассчитывайте на нас, не оставляйте одну. И конечно, не позволяйте ей выходить из дома.
- Насчет этого можешь не беспокоиться, — заверила его Ася, когда он позвонил ей в день выписки. — У меня теперь фобия. Подъездная. И я пока не собираюсь побеждать ее систематической десенсибилизацией.
- Десе…би…Чем?
- Это такой психологический прием для лечения фобий. Примитивно говоря: чем чаще больной общается с предмет своей фобии, тем скорее она пройдет.
- Бедные больные! — посочувствовал Женя. — Только ты, пожалуйста, как-нибудь без этого пока, ладно?
В детали своего сыска Женя никого не посвящал, но результатов не скрывал. Судя по ним, он времени даром не терял: ездил, встречался с какими-то людьми, отрабатывал имя за именем из списка в своем блокноте. Больше других к делам Жени был причастен Калина, так как в некоторых поездках или визитах Дакота просил друга составить ему компанию. Порой им приходилось изображать из себя неких официальных лиц подобно братьям Винчестерам из сериала про "Сверхъестественное". С человеком, наделенным официальными полномочиями, люди, обычно, сотрудничают, хотят они того или нет. Но если с тем же вопросом явится человек с улицы, тут у людей и подозрительность проснется, и нахамят ему с удовольствием.
С одним только Пуничем после того вечера у Артема Женя не встречался и не говорил по телефону, оставляя его в стороне. Вероятно из-за того, что имя Пунича стояло в списке и, не смотря на его алиби, вычеркивать Толика Дакота не торопился.
Именно о Пуниче пошел разговор, когда Женя позвонил Калине.
- Ты сегодня во второй половине дня временем располагаешь?
- Если тебе надо — конечно.
Женя подъехал к дому Калины около двух.
- Куда едем? — спросил тот.
- Сегодня недалеко. К напарнику Пунича. Понимаешь, не дают мне покоя некоторые моменты. Уж больно платоническая у него к Асе любовь.
- Думаешь, любовь?
- Ольга назвала это обожанием. По-моему, обожание — это и есть любовь в превосходной степени. Но в таком случае, почему он не открылся Асе? Опекает, заботится, столько времени с ней рядом. Она свободна, он тоже. Что ему мешало? Потом, эта его потрясающая осведомленность обо всем, что касается Аси. Я бы сказал, он откровенно за ней шпионит. А когда оказался крайне ей нужен — он ни сном, ни духом. Странно как-то.
- Он очень переживает об этом. После того, как Ольга его у Артема увидела, сказала, что он плохо выглядит. Правда, Лёля давно его не видела, но сказала, он сильно переменился.
- Вот как? — задумчиво проговорил Женя. — Может быть, он болен? Онкология, СПИД… Это могло бы объяснить все странности… Хорошо, давай встретимся с его напарником, а там видно будет. Кстати, ты заметил? Он ушел от ответа, когда я спросил, где он работает.
- Да-да, именно это я как раз подумал тогда! Ты спросил, где он нашел такую работу, что свободного времени много. А он начал говорить про график работы охранников. Но, честно говоря, никакого особого значения я не придал. Ну, объяснил человек, откуда у него свободное время… Мог без всякой задней мысли..
- Конечно. Я буду только рад, если он окажется бескорыстным и верным Асиным другом. Поэтому закончим с этим поскорее. Если бы он сказал, где работает, мог бы уже вне подозрений быть. А так мне пришлось дождаться, когда подойдет его смена, потом проследить до объекта. Потом выяснить его напарников и их адреса… К первому из них мы сейчас едем. Кстати, — Женя сунул руку во внутренний карман куртки и подал Калине служебное удостоверение с красной корочкой. — Сегодня мы из милиции. Там на сиденье реквизит, посмотри.
Калина перегнулся, достал черную кожаную папку.
Дверь открыл мужчина лет тридцати пяти. Дакота представился и пару секунд подержал удостоверение (купленное на рынке) перед носом хозяина:
- Милиция. Капитан Калиновский. Капитан Суров.
При этом он с присущей милиционерам бесцеремонностью, оттеснив хозяина, уже входил в квартиру. Уверенно прошел в гостиную, по пути заглядывая в раскрытые двери: тесная кухня, спальня… Тем временем Калина деловито присел к столу, небрежно отодвинул разложенные там школьные учебники, раскрыл кожаную папку с бумагами.
- Кто кроме вас проживает в квартире? — официальным милицейским тоном равнодушно проговорил он.
- Жена и ребенок, — быстро ответил мужчина.
- Попрошу документы, — почти перебил его Женя, создавая обстановку нервозности.
- Жена где? — тут же спросил Калина, записывая что-то.
- На работе. В это время она всегда на работе, — пояснил хозяин с растерянно-недоумевающим выражением лица.
Разглядывая его паспорт, Евгений нетерпеливо протянул руку и затем поднял голову, раздраженно щелкнув пальцами. — Документы жены! — досадую на непонятливость, потребовал он.
- Итак, гражданин… — проговорил Женя барственно-хамским тоном и заглянул в паспорт, — …Симахин. У нас к вам несколько вопросов. Что вам известно о фирме "Гефест"?
- А почему вы меня?.. — удивленно начал Симахин, но Женя перебил:
- Потому что мы — спрашиваем, вы — отвечаете. Только отвечаете, — нажал он голосом.
- Ну ладно… Что известно? Они продают что-то… Что — не знаю. Не знаю, где у них склады, а бюро… хозяин так, бухгалтер, менеджер… Одним словом, вся контора, она в нашем здании. Ну, это… где я охранником… на Володарского пятьдесят шесть. На втором этаже.
- Всё? — недовольно проговорил Женя, обменялся многозначительным взглядом с Калиной и опять уставился на охранника Симахина, молчал, как будто давал ему возможность подумать и начать, наконец, сознаваться. Не дождался, заговорил снова с неприятным выражением лица: — Охранники дежурят по двое или по одному?
- По одному.
- И днем, и ночью?
- Днем мы не дежурим. Если организация желает, сама нанимает себе охрану. А я в ночной работаю, мы всё здание охраняем. Дом небольшой, поэтому хватает одного охранника. А в чем дело-то? — беспокойно глядя то на одного "капитана", то на другого, все же задал вопрос Симахин.
- Дело в том, что от торговой фирмы "Гефест" поступило заявление. В арендуемое фирмой помещение проникли неизвестные, вскрыли сейф и вынесли ценные бумаги.
- Не может быть… никто ничего такого нам…
- Не довели до вашего сведения? Кричать надо, когда вора за руку схватил. А если сейф уже пустой, кричать поздно. В интересах следствия факт ограбление не разглашается.
- Подождите!… А когда это случилось? Ну, обокрали их когда? — тревожно спросил Симахин.
Дакота и Калина опять переглянулись. Потом Женя сказал:
- А вот это самое для вас неприятное, гражданин Симахин. Взлом произошел ночью с пятого на шестое, именно в ваше дежурство.
- С пятого на шестое… — охранник задумался, покусывая губы. — Да вы что?! — выдохнул он. — Ну, ё-маё! Я же не работал в ту ночь! Моя смена вот, — он торопливо подошел к холодильнику и сорвал листок бумаги, прижатый разноцветными магнитами. — Смотрите, вот же, ясно всё. Я дежурил четвертого, а пятого смена Пунича!
- Мы располагаем информацией, что вы с Пуничем поменялись сменами. И пятого дежурили именно вы.
- Кто вам такое сказал?! Вранье! Ни с кем я не менялся! Вы Толика спрашивали?! Да пятого мы сыну день рождения справляли! Гости были. А с соседом мы вообще часов до двух ночи сидели, пока за ним жена не пришла.
- То есть вы утверждаете, что в ночь с пятого на шестое вы находились дома? — спросил Калина.
- Утверждаю! И человек двадцать подтвердят!
- Ладно. Разберемся. По-вашему, в ту ночь дежурил Пунич? — все еще недоверчиво спросил Женя.
- Так вот же, — Симахин опять сердито ткнул в график, — сами смотрите.
- А скажите, гражданин Симахин, вот что. Предположим, надо поменяться сменами, на кого из ваших коллег вы скорее могли бы рассчитывать?
- Хмм… — охранник почесал затылок, видно было, что ему не хочется отвечать, он не знает, не повредит ли названному человеку. — Ну, Толик, вообще-то… Пунич, то есть. Холостой, свободный. Если кого выручить, он всегда.
- Хорошо. Пока вопросов к вам нет, гражданин Симахин.
- Подпишите, — позвал Калина. — И обратите внимание, — он указал на печатные строчки внизу страницы, — нашу беседу вы обязуетесь хранить в строжайшей тайне. Если не хотите был привлеченным к ответственности по статье о противодействии следственным мероприятиям. — Калина понятия не имел, существует ли такая статья.
- Да Боже избавь! — Симахин даже попытался перекреститься.
- Гражданин Симахин отлично понимает, — нехорошо усмехнулся Женя, — если кто-то из его коллег допустил оплошность, помочь ему гражданин Симахин никак не может. А себе неприятности в виде укрывательства… если не соучастие в преступлении, очень легко организует.
Следующего из списка охранников дома не оказалось, зато с третьим разговор пошел как по маслу.
Лёлька явилась к Никитиным половине восьмого утра.
- Ни о чем не беспокойся, я буду с Асей весь день. Мне только надо будет Тараску около четырех забрать из школы, Людмила вчера вечером позвонила. Я махом управлюсь. Минут тридцать, — и я опять здесь. Тараску потом заберут отсюда. Это ведь ничего, как вы думаете?
- Конечно, не понимаю, о чем ты беспокоишься? — пожала плечом Ася. — Тарас забавный такой, буду только рада, что приведешь.
- Но сейчас же каникулы, — удивился Артем.
- Правильно, каникулы. А в Тараскином классе какое-то мероприятие. Лучше бы дали детям отдохнуть.
- Да ладно, всё нормально. Будь умницей, — он поцеловал Асю. — До вечера.
Проводили Артема. Потом Лёлька приготовила завтрак, они с Асей не спеша позавтракали, и еще долго сидели у неубранного стола, говорили обо всяком. Отношения подруг давно уже стали такими, когда можно говорить обо всем, а можно молчать, думая при этом о чем-то своем. Потом легко и непринужденно опять вступить в беседу и не удивиться, что думали об одном и том же.
Часов в одиннадцать Асе на сотовый позвонил Пунич, спросил, как дела.
- Можешь уже на домашний звонить.
- Ты дома?!
- Да.
- Тебя так быстро выписали? Что-то уж слишком быстро.
- Хватит. У меня свой врач дома.
- И улыбка до ушей, — засмеялся Толик.
- Ты что, видишь? — не переставая улыбаться, спросила Ася.
- Чувствую. Ты-то себя как чувствуешь?
- Отлично. Приходи в гости.
- Ты одна?
- Нет, меня Лёлька опекает, не дает поднимать ничего тяжелее чашки с кофе.
- Понятно. Значит, Артем на работе. Нет, не приду. Знаешь, мне с тобой просто и спокойно. А когда еще кто-то… я как не в своей тарелке. Лишним себя чувствую.
- Какие глупости ты говоришь…
- Глупости… знаю. Ты не сердись, ладно? Я приду тебя навестить, обязательно. Когда заскучаешь от одиночества.
- Ну, как хочешь, — хмыкнула Ася и отключилась.
Между тем, время текло незаметно. Ася позвонила родителям и почти час говорила сначала с мамой, потом с бабушкой. Несколько раз звонил Артем, чтобы узнать, все ли в порядке. Ближе к обеду Лёльке позвонил Женя, тоже беспокоился. Потом смотрели фильм с диска, принесенного Ольгой, от него Асю потянуло в сон. Лёлька выключила фильм и пошла готовить обед. День перевалил через свою половину.
Толик, конечно, бдил у окна, терпеливо выжидая, когда уйдет Лёлька. В этом Ася убедилась, когда в дверь позвонили буквально через десять минут после того, как она ушла за Тараской. "А я ведь не сказала ему, что Лёлька намерена быть у нас, пока Артем с работы не вернется. Повезло ему, а то высматривал бы зря", — улыбнулась Ася своим мыслям.
- Это я, — услышала она его голос, едва подошла к двери.
- Привет, — с той же улыбкой она открыла ему, но взглянула на гостя и улыбка сошла с лица: — Ой, Толик, ты болен? — спросила Ася обеспокоенно.
Темные его глаза казались провалами из-за темных кругов. Лицо осунулось, скулы заострились.
- Да нет, здоровый я. Это я за тебя… Вот как с тобой случилось, я места себе не нахожу, спать не могу.
- Толик, ты ненормальный! — изумилась Ася. — Ты-то причем? Ох, горюшко ты мое, — она улыбнулась. — Ладно, расслабься. Видишь, все обошлось, все хорошо. Даже повязку с головы сняли уже, нашлепку какую-то приклеили. Ты проходи. А кофе варить я сегодня не буду, — приподняла она руку в гипсе. — Хочешь, вари сам и угощай меня.
Пунич с готовностью принялся за дело, а Ася сидела и наблюдала за ним, иногда давая указания. Не прошло и пяти минут, в кармане у нее запиликал телефон.
Третьего охранника, которому Женя и Калина нанесли визит, звали Николай Денискин. Выяснилось, что Николай проживает в однокомнатной квартире с матерью. Хорошо еще, комната была большая, ее перегородили шкафом, и у сына получился персональный закуток.
Мать на данный момент отсутствовала, хозяин один встретил нежданных визитеров.
События развивались в точности по тому же сценарию что и в первый раз, но недолго. Когда Калина сообщил ему о причине визита и назвал даты, Денискин замер, прикидывая что-то, потом явно заволновался, сцепил пальцы, хрустнув суставами. Женя и Калина уже без поддельной выразительности переглянулись.
- Так, — сказал Дакота, — сел и все рассказал, ничего не упуская. Начни с того, что пятого вечером ты пришел на дежурство.
- Ну… вообще-то Пунич… — неловко выговорил Денискин и потер рукой подбородок.
- Да, согласно графику в ту ночь должен был дежурить Пунич. Следствию это известно. — Денискин переглотнул. — А дежурили… — Женя остановился, давая ему возможность договорить самому.
- Ну правильно, я дежурил. Вам Пунич сказал? Вот черт! — охранник потер шею ладонью. — Я могу поклясться, что все было тихо, все как всегда. Ночь прошла абсолютно спокойно.
- Кто предложил поменяться сменами? — спросил Калина.
- Я, — угрюмо признался Денискин.
- А теперь слушай сюда, — Женя вцепился глазами в глаза охранника. — Мы не из милиции, мы частные сыщики. Сейчас нас интересует только одно: был ли Анатолий Пунич на работе в ночь с пятого на шестое? Он утверждает, что был. Кто из вас говорит правду? Если ты лжешь, то с какой целью?
- Что?! Толик сказал, что ОН работал? Вранье! Уж не знаю, с какого перепугу, но он врет!
- Доказать можешь?
- Доказать?.. — Денискин заколебался. — Доказать-то я могу… Только… такое дело, мужики… Я зачем поменялся-то с ним… Видите, как живем? — кивнул он на шкаф-перегородку. — Считай, в одной комнате с матерью. Я могу сюда женщину привести? А на смене я всю ночь один, у нас там комната и это… в общем, условия подходящие. Теперь, если начальство узнает… — упавшим голосом добавил он, — выгонят же…
- Поможешь нам — мы поможем тебе, обещаю, — твердо сказал Женя. — Значит, точно, Пунич не работал в ночь с пятого на шестое?
- Точно. Если что, Нина… ну она со мной была… подтвердит. Она еще в киоск бегала, там, рядом, — он хмыкнул, — за презиками. Продавщица должна вспомнить.
По пути к машине Женя закрепил на ухе гарнитуру от мобильного, вытащил телефон.
- Ася? Как дела?
- Все в порядке. Лёлька ушла, а со мной Толик Пунич, так что не скучаю.
- Ася, спокойно, контролируй свое лицо. Немедленно иди в ванную, закройся и не выходи к нему. Мы уже едем.
- Хорошо.
Ася опустила телефон в карман, обернулась и вздрогнула. Пунич стоял у нее за спиной.
- Кто это был?
- Пуняша, фу, напугал! Кто-кто? Дед Пихто! Целый день сегодня звонят.
- Зачем ты сказала, что я здесь? — он сжал Асино плечо.
- Господи, Толик, ты что? — Ася засмеялась. — Ну, у тебя пальцы! Железные прямо. Отпусти, пожалуйста. Пуняша, у тебя сигареты есть? У меня сигареты кончились.
- Замолчи, — потребовал Пунич, обхватив Асю одной рукой, он резко прижал ее спиной к себе, другой рукой зажал ей рот.
Большая ладонь плотно закрыла половину лица, лишив Асю возможности дышать. Он держал ее железной хваткой, пока Ася не обвисла безжизненно в его руках.
Часть двадцать шестая. Маска сброшена
Холод и свежий воздух быстро привели в чувство и прояснили голову. Пазлы осознаваемой действительности сложились в цельную картину. Очень хотелось не верить в происходящее, считать, что всё — только дурной сон. Ноги — в розовых, пушистых тети Валиных носках — утопают в снегу. Колени едва не упираются в невысокое металлическое ограждение, а сразу за ним провал. И далеко внизу, куда тянется взгляд — двор, маленький, ненастоящий. Тяжелое дыхание сзади над ухом… и руки… грубые жесткие руки, которые она, теряя сознание от удушья, вспомнила…
Воздуха и сейчас не хватало, хотелось вздохнуть глубоко, всей грудью, но прерывистое неровное дыхание не могло наполнить легкие воздухом. Судорожно колотилось сердце… Ася до боли прикусила губу. Стоп! Только не терять головы. Только не позволить ужасу, разрушающему психику, вырваться на волю. Отвлечься от бездны дышащей в лицо. Не думать о ней. Занять мысли чем-то… думать, например, про симптомы, как на зачете… Так… что со смертельно испуганным человеком происходит? Зрачки резко расширяются… Потому и говорят: "у страха глаза велики". Руки и ноги будто ватные… И происходит спазм периферических кровеносных сосудов — человек делается белый, как мел. Наверное, все симптомы сейчас налицо. Но она ведь не только про себя все понимает. Она знает про него. И про эту ситуацию. И значит, она психологически готова. Не имеет права не быть готовой.
Заняв голову мыслями, которые могла контролировать, Асе удалось вернуть способность думать нормально, рационально. Удалось ослабить психологический шок, и избежать потери контроля сознания над чувствами и волей. Вместо все подавляющего ужаса, Ася почувствовала, как в ней поднимается ярость, распирает ее изнутри. Нет уж, если у нее и будет дрожать голос, то от ярости, а не от страха!
И тут внизу раздался крик.
…Ольга вошла во двор и замерла, еще не до конца осознавая происходящее. Просто в ту секунду, как она увидела странную кучку людей с испуганными, растерянными, встревоженными лицами, ее окатило волна озноба. Она еще не подняла глаза вверх, еще не увидела, на что они все смотрят, а жуткое предчувствие уже превратилось в уверенность, что случилась беда.
Будто загипнотизированная смотрела она на две фигуры, слишком четкие на фоне безоблачного неба. Ей показалось, что она смотрит на них уже целую вечность и не может оторвать глаз. Но кто-то потянул ее за руку:
- Там Ася? Зачем она там стоит? Ей холодно?
Лёлька перевела взгляд на Тараса, в это время рядом возникла перепуганная женщина со знакомым лицом:
- Оля! Ужас, ужас-то какой!
Лёлька сделала над собой усилие и вспомнила: это же Асина соседка, что звонила тогда…
- Чего он хочет?- спросила она у женщины. — Он давно ее там держит?
- Я не знаю! Я вот только подошла!
- Минут пять… или десять, — сказал кто-то. — Он звонил по мобильнику. Милицию вызывать надо. Или этих… МЧС что ли?
- Пожалуйста, уведите ребенка, — попросила Лёлька соседку, подталкивая к ней Тараса.
- Да-да, хорошо, — торопливо проговорила женщина и взяла Тараса за руку.
Лёлька, не сводя глаз с Аси, достала телефон. Не сразу нашла номер Артема. Пальцы просто лихорадочно тыкались в кнопки… Вместо Артема высветилось "Дакота", и Лёлька торопливо нажала вызов.
- На крыше?! — севшим голосом переспросил Женя. — Ублюдок! Пять минут назад мне звонил Артем, сказал, Пунич требует, чтобы Артем и я приехали к Асе. Но про крышу он не знал!.. Оля, не отключайся, нам нужна конференц-связь. Калина, давай, подключай Артема, — он передал Калине телефон, сосредоточившись на управлении машиной.
Как пригодился ему сейчас опыт стритрейсера! Он не любил скоростные гонки по городской трассе, но раза два участвовал в них. Этого хватило, чтобы понять — скорость не всегда дает выигрыш по времени. Бессмысленно гнать автомобиль очертя голову. Головой надо думать, потому что гонки по городу похожи на игру в шахматы. Надо предугадать, что будет происходить на дороге в ближайшие минуты. Просчитать кто, куда и когда перестроится. Какой свет загорится на светофоре. Куда выгоднее встроиться в "зеленую улицу" и проехать светофор без остановки, чем стартовать с него со свистом резины.
- Артем, — говорил Калина, включившись со своего сотового в конференц-связь, — в подъезде был Пунич! Ольга сказала, он вывел Асю на крышу. — Вой сирены скорой помощи услышали оба.
- Оля, что сейчас происходит? — спросил Дакота.
Слушая Лёльку, Калина порадовался… да нет, какая радость? Испытал удовлетворение от того, что очень вовремя запустил в действие крайне нужный механизм.
Когда от охранника Денискина они с Дакотой помчались к Асе, и буквально через минуту узнали, что у нее в гостях Пунич, уже тогда Калина почуял неладное. Он не стал ждать да сомневаться, а немедленно принял кое-какие меры. Поэтому сейчас, когда счет пошел на минуты, на секунды, несколько человек уже торопились к дому на улице Володарского.
… В кармане у Снупи завибрировал мобильник в то время как он скучал на уроке алгебры. На мобильнике высветилось лицо Калины.
- Понял, — уже на ходу Снупи ответил в трубку. — Простите, Светланиванна, — извинился он, прямо через парты устремляясь к выходу из класса, одновременно натягивая байкерские перчатки, они почему-то лежали в кармане его толстовки.
Растерянность и возмущение математички прорвались, наконец, гневным окликом. Но ее сердитый голос Снупи уже не догнал. В пустынном школьном коридоре он распахнул узкую створку окна и спрыгнул на карниз над главным входом. Перекат в снегу и с разбега вниз фронтфлип — сальто вперед. В полете сгруппировался, подтянул колени к плечам, прижал подбородок к груди. Не разгруппировываясь, приземлился на ноги и на руки, роллом кувыркнулся через плечо, смягчая удар об расчищенный асфальт… Элементы акробатики неуловимо переливались из одного в другое, превращались в плавное и целеустремленное движение трейсера…
…Чингиза звонок мобильного выдернул из-под душа. Энергично вытирая волосы, он голышом проскочил из ванной в свою комнату, подхватил с пола у двери трейсерский рюкзак. Рюкзак со всем необходимым с некоторых пор всегда лежал там, под рукой. Через три минуты он спускался по лестнице кратчайшим путем: спид ваулт — скоростной прыжок через перила, над лестничной шахтой. С середины одного лестничного пролёта на другой: обеими руками за перила, ноги вверх и влево, перенести над перилами, перекрут тела по часовой стрелке… Прыжок… еще… еще… всякий раз оставляя за спиной два лестничных перехода, на каждом из которых терпеливый ходок насчитает по десятку ступеней…
…Мозаика разговаривал по телефону с клиентом, когда раздался звонок мобильного, и Мозаика прижал его к другому уху. Выслушал, повернулся к трубке, в которой продолжал говорить клиент:
- Простите, у меня форс-мажор, — сказал он коротко, перегнулся через стол и сунул телефон в руку коллеге, чиркнув себя ладонью по горлу.
Коллега машинально понес трубку к уху, но не издал ни звука, ошалев от происходящего. Мозаика скинул пиджак и рубашку, к ним полетели брюки. Он остался в белой футболке и легких спортивных штанах. Выхватил из нижнего ящика стола какую-то котомку и пулей вылетел из кабинета. Все его действия не заняли и двух минут.
Мозаика давно знал, что наружная пожарная лестница проходит рядом с тем окном, что в самом конце коридора. И там же, в конце коридора находится мужской туалет. В нем Мозаика натянул на себя вещи из рюкзачка и распахнул окно.
Он, как и каждый из команды, где бы ни находился, всегда мысленно прикидывал кратчайший путь для выхода. Ни то чтоб специально озадачивался такой целью. Оно уже машинально получалось. Ну а с рабочего-то места он, понятно, давным-давно знал этот путь. И не зря каждый день открывал Мозаика окно в конце коридора, вызывая своей привычкой улыбки и шутки коллег. Зато, когда понадобилось, окно распахнулось легко, будто летом. Железная пожарная лестница — что может быть удобней для спуска? Он скользил, зажав её края ногами и руками, и в считанные секунды оказался внизу…
- А ведь обоим вам нельзя во дворе показываться, — сказал вдруг Калина.
Женя вопросительно глянул на него, одновременно слыша в наушнике вопрос Артема.
- Сейчас действия Пунича хоть в какой-то мере предсказуемы, — пояснил Калина. — Он ждет вас, и пока ждет, ничего не предпримет. Но что он сделает, когда вы оба там будете?
Женя медлил с ответом, Калина тоже молчал, глядя на его руки, сжимающие руль. Костяшки пальцев были белыми.
- Артем, — сказал он, — ты со скорой въезжай во двор, а я встану перед аркой. Будем на связи.
Калина кивнул, одобряя. Сказал:
- Меня высади вон на том углу, дальше я своим ходом, разогреться надо.
Калина гибко скользнул назад, где лежал на сиденье его неизменный рюкзак.
- Что ты задумал? — спросил Женя. — Не хочешь ввести нас в курс дела? Кому звонил, зачем?
- Ребятам своим звонил, трейсерам. Мы один раз тренировались и случайно спасли девчонку, она с балкона сорвалась, — голос Калины стал глухим, когда он через голову натягивал кенгуруху. — После этого… В общем, они все с подготовкой. Конкретного плана у меня нет, на месте смотреть надо. А сейчас притормози, я выйду.
- Сколько им добираться?
- Недолго. Я самых близких позвал.
- Сколько их?
- Со мной четверо, — уже закрывая за собой дверцу, договорил Калина.
- …Зачем ты хочешь, чтобы они приехали? — спросила Ася после того, как Пунич велел ей достать из кармана сотовый и набрать номер Артема.
- Им будет на что посмотреть, — нервно хмыкнул он. — И ты, может, поймешь, наконец, кто тебя по-настоящему любит. Кто ради тебя готов на все.
- Ты по-настоящему любишь?!
- А ты думаешь только у тебя да у Артема любовь настоящая? Значит, из-за этой огромной любви ты назвала его убийцей и выгнала из дома! А он из-за нее же плюнул на тебя да свалил к другой бабе! Во как!
- Ты знаешь куда побольнее ударить. — У Аси стучали зубы. — Злой ты, Пуняша…
-Я злой? Да я как пес… у твоей ноги готов ходить! Тапочки в зубах носить! На полу у двери спал бы! А ты гнала меня как собаку!
Голос его зазвенел. Ася выругала себя. Успокаивающим жестом положила ладонь на его руку, которой он притиснул ее к себе, обхватив поперек груди.
- Когда это я гнала? — удивилась она. — Ты знаешь, как Лёлька тебя называет? "Твоя золотая рыбка", говорит. Завидует, между прочим. А для меня ты самый близкий друг. Даже когда… Артем ушел… ты единственный тогда остался.
Почему она раньше не разглядела в Пуниче эту любовь-зависимость? Ее так и называют в психотерапии: наркоманическая. Слишком замкнута была на себе, чтоб разглядеть его нездоровое, болезненное пристрастие. Ася понимала, что Пунич находится сейчас в состоянии сильнейшего стресса. Его нервная система перенапряжена, а психика работает на пределе. Здесь, на краю крыши, страшно не только ей. Он тоже боится. Потому что один против всех. Его страх выливается в агрессию. Если кто-то и способен вывести зашкаливающую стрелку из красной зоны, то это она… Он хочет слышать о себе приятное, и не способен критически воспринимать услышанное. Люди с тревожно-амбивалентным стилем привязанности очень сильно зависят от похвалы.
- Разве ты не понимаешь, у меня нет другого такого человека, как ты. Ты настоящий. Но ты должен был сказать, что наши отношения тебя не устраивают. Почему мы никогда не говорили об этом?
- Только не говори, что ничего не видела!
- Клянусь тебе! Я гордилась тобой. Но Толя, я гордилась тобой как самым преданным другом. А ты никогда не показывал, что тебе этого мало.
- Я хотел дать тебе время. Время забыть прошлое и привыкнуть ко мне.
- Так и случилось! — Ася повернула голову, пытаясь посмотреть Пуничу в лицо. — Я привыкла к тебе как к источнику безопасности, заботы. Ты занял то место, которое сам определил в моей жизни.
- Друга! — зло хмыкнул он. — Для всего остального ты завела Дакоту. Да еще и Артем вдруг появляется! Они явились отнять тебя. Но они не имеют права. Они творили зло. Они обижали тебя.
- Какое зло причинил мне Женя?
- Я видел, как он вышел от тебя в тот день. Злющий, сидел в машине и курил. Он был в бешенстве.
- Женя слова дурного мне не сказал.
- Сказал бы. Он злился и ненавидел тебя. Впрочем, это сейчас не важно.
Неожиданно Ася почувствовала какое-то движение Пунича, а в следующее мгновение он рванул ее, разворачивая вправо.
В двух десятках метров от того места, где они стояли, Ася увидела небольшую надстройку с дверью, выход с чердака. Дверь была наполовину открыта и за ней, пригнувшись, кто-то скрывался.
- Послушай, отпусти ее, — заговорили оттуда, из-за двери. — Январь ведь, не лето. Отпусти, будь мужиком.
И тут во вскинутой руке Пунича Ася увидела пистолет.
- Убирайтесь! И дверь закройте! Считаю до трех!
Пунич начал считать. Из-за двери еще пытались что-то сказать. Потом кинули на снег одеяло. На счет "три" дверь закрылась. Пунич рассмеялся.
- Я не дам им отнять тебя, — каким-то вибрирующим голосом сбивчиво проговорил он. — Ты мой наркотик, мне без тебя никак. Это ты виновата! — вдруг зло выкрикнул он. — Зачем ты сказала про меня?
- Когда? — искренне удивилась Ася.
- По телефону! Я забрал бы тебя к себе, спрятал, и они никогда не догадались бы, где ты.
- То-о-оля, — укоризненно протянула Ася, — ты умный человек. Ты же понимаешь — на тебя первого подумали бы. Ну, украл бы ты меня. В моей квартире ни дверь, ни замок не сломаны. Значит, я сама похитителя впустила. Кого же я могла впустить, если не человека, которого хорошо знала и абсолютно доверяла? Но самое главное… Ты слышишь меня? Дакота знает, что в подъезде был ты.
- Врешь! — таким голосом прошептал он, что Асе показалось, он это слово прокричал. Потом вдруг рассмеялся издевательски и протянул: — Нет уж, вот это ты вре-е-ешь! Вот теперь я вижу, как ты мне по ушам ездишь! Про всё врала! Про лучшего друга. Что гордилась… — Пунич был в бешенстве, захлебывался словами и с такой злостью стискивал Асю, что она подумала: гипс на руке, оказавшейся в захвате Пунича, не выдержит, он еще раз сломает ей руку!
- Отпусти, Толя! — кривясь от боли, вскрикнула она. Хватка чуть ослабла. — Ты проверь, если хочешь! Просто позвони и спроси!
Едва ли в здравом разуме Пунич стал бы спрашивать: знает Дакота или не знает, что на Асю в подъезде напал он? Однако в эту минуту мысли его были совсем о другом.
- Знаешь, а я позвоню! — прошипел он Асе в ухо. — И если ты соврала, значит, каждое твое слово, до последнего — вранье!
Он перекинул пистолет в ту руку, которой удерживал Асю, и выдернул из кармана телефон.
- Как ты узнал про подъезд?! Что там был я?! — без предисловий, резко спросил он.
- Денискин сказал что на работе ты не был, значит алиби липовое, — так же коротко ответил Женя.
- Сволочь! — выругался Пунич, захлопывая телефон.
- Я говорю с тобой честно, — кротко сказала Ася, хорошо расслышав ответ Жени. — Будь и ты честным со мной. Что ты собираешься делать, когда приедут Артем и Женя.
- Ничего особенного. Мы немножко полетаем. И ты останешься моей.
- А зачем я тебе, мертвая? — проговорила Ася стеклянным голосом.
- Ни зачем. Ты просто не будешь ни с кем из них. О! Смотри-ка! — нервно хмыкнул он. — Вот и наш муж! А где твой добренький Дакота? Не торопится!
- Он требует, чтобы ты немедленно приехал. — Женя слышал сдержанный голос Артема, но сдержанность его была такого рода, что слушать его было страшно. — Мне сказал, чтоб постоянно был на виду и не вздумал исчезнуть с его глаз. У него пистолет.
- Откуда?! — Дакота выругался. — Ах, черт! Он же охранник!..
Жене показалось, что, разговаривая, Артем с усилием разжимает челюсти. И подумал, как бы чувствовал себя на его месте. Задрав голову, как простой зевака, смотреть на Асю, когда она в руках сумасшедшего, замерзает в легкой домашней одежде… смотреть и ничего не предпринимать!
- Артем, Калина и его ребята вот-вот будут, — сказал он.
- Что они сделают?
- Они толковые ребята. Они помогут. Милицию вызвали? — Ну может и хорошо, что еще не приехали. Они могут помешать. Артем, ты говори с ним, тяни время. Проси передать телефон Асе. Что угодно. Только не дави сильно, не выводи его из себя.
Женя старался говорить с Артемом как можно увереннее, но самому минуты ожидания показали вечностью.
- Всё, я на месте, — сообщил он.
Как не высматривал он тех, кого ждал, а первого человека увидел неожиданно, настолько стремительным было его появление. Это был Чингиз. От его флисовой балахонистой толстовки шел пар. Женя замахал рукой, привлекая его внимание.
- Евгений Дакота. Чингиз, — представились они друг другу.
Женя коротко обрисовал ситуацию. Чингиз задал еще несколько вопросов, всматриваясь вдоль улицы, оживился:
- Мозаика! Вон, черная шапочка мелькает, — кивнул он.
Одновременно с Мозаикой подоспел Калина.
- Снупи через минуту будет, сзади меня идет, — сказал он. — Чингиз, Мозаика, вы со Снупи зайдете сейчас во двор, осмотритесь там. Со двора выходите влево, там проход между домами и мертвая зона, с крыши не просматривается. Мы с Женей будем там. Поехали, — кивнул он.
…Ася потеряла ощущение времени. Сколько прошло? Минуты? Часы?
Странно, она не чувствовала холода. У нее прерывался голос и тело сотрясалось от дрожи, она чувствовала, что носки промокли, напитались талой снежной влагой. При всем при этом ей не было холодно. На ней были домашние фланелевые штаны и такая же курточка на молнии. Под курткой майка-безрукавка. Ткань сразу утратила тепло, ее прикосновения к телу казались ледяными. А потом Ася почему-то перестала на это реагировать.
Она даже попыталась объективно оценить свое состояние — если не чувствует холода, так может быть, замерзает? Тогда сейчас должна наступить фаза сонливости. А ей не хочется спать. Голова ясная, мысли четкие… Странно… И еще, тоже, может быть, странно — ей не было страшно. Ну не верила Ася, что через несколько минут всё кончится. Закончится ее жизнь, оборвутся мысли, мечты… Как такое может быть? Когда к ней только что вернулась любовь! И все потерять именно в этот миг? "Это не честно! — то была не мысль, не слова, то кричала сама душа. — Не честно! Должна же быть высшая справедливость! Господи Боже…" — Ася стала молиться…
…Вверх лезть не так уж трудно. Все трещинки и выбоинки, за которые зацепиться можно, вот они, перед глазами. Другое дело — спускаешься вниз и вдруг ногой не можешь нашарить опору. Но вниз спускаться они не собирались. Они одолевали этаж за этажом. Удаляющиеся фигуры, быстрота движений, молниеносность и легкость прыжков словно вводила в транс тех, кто смотрел на них снизу. Реальность размывалась. Люди смотрели и не верили, что можно вот так, взбежав вертикально по стене уцепиться за парапет балкона одной рукой, другой и вытолкнуть тело вверх, замерев на узкой кромке балконного ограждения. И тут же мгновение остановки переливается в момент прыжка-полета на соседний балкон, расположенный на пол секции выше — балконы были в шахматном порядке. И все это без малейшего снаряжения, без приспособлений, только руки, ноги, тренированные тела, способность ориентироваться в воздухе, навыки "самостраховки".
От этого фантастического зрелища невозможно было оторваться. У кого-то упал мобильник из опустившихся рук. Лёлька похолодела от страха за Калину, за этих четверых на стене и от мысли, что люди во дворе своим пристальным вниманием как-нибудь выдадут трейсеров, Пунич заметит… Но в дело включился Артем.
Он позвонил Пуничу в тот момент, как Чингиз, Снупи, Мозаика и Калина пошли по стене. На этот раз Артем говорил резко, вызывающе, требовательно. Пунич все больше раздражался, все больше его внимание поглощал какой-то дурацкий, невнятный разговор. Артем то обещал чего-то, то требовал, и непонятно было, чего он вообще хочет. Нет, Пунич ни на минуту не переставал следить за двором, ожидая появления машины Дакоты или его самого. Ни на минуту не выпускал из-под контроля выход с чердака. Но вот поведение людей там, внизу… нет, это его не занимало сейчас.
Перелетая с балкона на балкон подобно летающим монахам с холмов Шаолиня, все четверо двигались примерно на одном уровне. Кроме балконов на стене хватало элементов рельефа, вполне подходящих для опоры. Только на первый взгляд стена кажется отвесной и неприступной. А приглядись — выступы кирпичей и сколы, всевозможные неровности. А еще есть температурные деформационные швы, которые предусматривают при строительстве. Ведь в летнюю жару материал стен увеличивается в объеме, а зимой, в морозы, сокращается. Эти сезонные изменения никакой глаз не приметит, но нарушить прочность конструкций температурные деформации очень даже способны.
Артем уже почти кричал в трубку. Четверо остановились, влипли в стену на самом верху. Еще толчок — и они на крыше.
- Женя, ребята на месте, — сказала Лёлька в трубку. — Давай!
В ту же секунду Пунич дернулся, резко крутнулся на месте, не выпуская Асю…
…Ася испугалась непонятного грохота и тут же увидела Дакоту в проеме распахнутой чердачной двери. Все происходило в мгновения. Женя метнулся к ним… Пунич выпустил мобильник, перехватил пистолет и вскинул руку… Ася закричала, попыталась ударить по руке, но тело подвело, оно оцепенело… Выстрел… Сзади резко толкнуло… Ася полетела лицом в снег…
Потом чьи-то руки подняли ее, и реальность опять распалась на несвязные фрагменты. Кругом незнакомые лица. Откуда взялись все эти люди?
- Калина! — вскрикнула Ася.
Она не сразу заметила, что именно он держал ее на руках. Ася всхлипнула и прижалась к нему.
- Всё, Асенька, всё кончилось, — проговорил он, и от его теплого, такого родного голоса она заплакала.
Тут Ася вспомнила про Женю и вскинулась, испуганно завертела головой. Он лежал в нескольких шагах от чердачной двери, над ним хлопотали двое незнакомых людей.
- Что?! Что?! — выдохнула Ася, обмирая от ужаса.
И тут что-то произошло. Кто-то закричал, Ася почувствовала непонятное движение рядом, снова крик… это во дворе, поняла она. А вокруг уже сомкнулся чердачный полумрак, Калина торопился унести ее.
Во двор въезжала милицейская машина. 15—20 минут с момента вызова — что же, нормальный срок для экстренного реагирования.
- Что там случилось? Скажи! — взмолилась Ася.
- С Женей все в порядке. Плечо задело.
Ася вдруг успокоилась и закрыла глаза.
Когда она снова их открыла, то удивилась, как так быстро и неожиданно оказалось, что она лежит на своей кровати.
Рядом сидел Артем, а чуть дальше, в ногах — Лёлька. Едва их глаза встретились, у Лельки хлынули слезы.
- Ты почему плачешь? — озабоченно спросила Ася.
- Они сами… — всхлипнула подруга.
Ася улыбнулась и перевела взгляд на Артема. Сразу вспомнила каким белым было его лицо там, внизу. Увидев эту бумажно-белую маску, она больше не смогла разговаривать с Пуничем. Тогда она могла только молиться. Ася села и обняла мужа, прижавшись к нему сильно-сильно. Он обнял, укрыв руками всю, уткнув лицо в ее шею. Они сидели так, не двое, а одно в неразрывном слиянии душ, чья суть пронизана бесконечно большой любовью, одними мыслями, одним дыханием и биением сердец. Артем прикоснулся губами к голубоватой жилке, бьющейся на Асиной шее. Тихо отстранился посмотреть ей в лицо, провел пальцем по щеке и бережно, нежно поцеловал в губы.
Ася счастливо вздохнула и прижалась щекой к его груди. Артем краем одеяла укрыл ей спину, погладил по голове.
- Как ты себя чувствуешь?
- Не знаю… Жарко. И… я как пьяная.
Лёлька засмеялась сквозь слезы, решив напомнить о себе:
- Еще бы не пьяная, когда Артем в тебя бутылку спирта втёр!
Ася подняла голову, широко улыбнулась:
- Я так много пропустила? — из гостиной донеслись голоса, и Ася повернулась к двери. — Кто там?
- Все, — сказал Артем. — Позвать?
- Я не хочу лежать. Можно, я встану?- просительно посмотрела она на мужа.
- А ты сможешь? Ну, попробуй.
- Почему не смогу-то? Лёлишна, дай мне халат, вон там, в шкафу. Ага, этот, мохнатый.
Ася вошла в комнату и ей показалось, там полно каких-то незнакомых мужчин. Все выжидающе смотрели на нее, и Ася переводила взгляд с одного лица на другое. Нет, голова у нее точно была не в порядке. Хмм… можно ли опьянеть от растираний?
- Калина! — обрадованно воскликнула она и протянула к нему руку.
Он быстро подошел, обнял.
- Как я рад видеть тебя… живой и здоровой!
- Милый Калина, спасибо! — Ася потянулась и поцеловала его в щеку. — Подожди! — отстранилась она, на лице ее появилась тревога. — Там был Женя! Где он?!
- Ася, — услышала она голос Дакоты, резко обернулась и глаза ее расширились.
Он полулежал на диване, лицо его было бледнее обычного, правая рука покоилась на перевязи из марли.
- Ты только не пугайся, нормально все. Артем оказал неотложную помощь, — улыбнулся он. — А тебе я должен спасибо сказать. Ты сбила ему руку.
- Нет… Я же не смогла… — прошептала Ася.
- Конечно смогла. А я оплошал. Я не должен был нарываться на пулю, только шумнуть, внимание привлечь.
- Ребята, давайте потом разбор полетов устроим, позже, — сказала Лёлька. — Мне кажется, мы все сейчас немножко не в себе. Калина, ты лучше познакомь Асю с ее спасителями. Представляешь, они поднялись на крышу прямо по стене!
- Как по стене? На девятый этаж?.. — Ася смотрела недоверчиво, подозревая какую-то шутку.
- Да-да! Поднялись до самого верха, а когда Пунич отвернулся, оказались на крыше у него за спиной. Я думала, меня кондрашка хватит, — призналась Лёлька.
- Ох… — Ася опустилась на диван рядом с Женей. — Ребята… — переводя взгляд по их лицам, прошептала она, — это невозможно…
- Нет ничего невозможного, — улыбнулся Чингиз. — На башни из стекла и бетона поднимаются. А девять этажей и кирпичная кладка — ерунда.
- Знакомься, Ася, мои друзья трейсеры. Чингиз. Снупи. Мозаика.
- Как здорово, что вы есть, ребята… — всё еще ошеломленно проговорила Ася. — Как мне повезло, что вы есть…
Она посмотрела на Дакоту, на его руку, потом на свою тоже правую и тоже в перевязи и вдруг рассмеялась. Через секунду-другую хохотали все. Ася смеялась, и по лицу ее текли слезы.
Часть двадцать седьмая. Ангелы дарят перышки
Эта жуткая история оставила на Асе отпечаток.
Артем, Лёлька и другие, кто хорошо ее знал, не без основания опасались, что Ася станет бояться людей, сделается затворницей и предпочтет жить за надежными дверями и замками. Ведь и прежде в общении с людьми ее основной манерой поведения была вежливая доброжелательность. При этом даже самый не наблюдательный собеседник легко заметил бы в ней сдержанность, отстраненность. Ей нравилось уединение. Она создала вокруг себя маленький тесный мирок и предпочитала жить в нем, с неохотой впуская в него других .
Вопреки опасениям близких случилось противоположное. Ася будто пробудилась к жизни. Она с удовольствием вернулась в библиотеку, когда с руки сняли гипс. Ей так нравилось приходить на работу, встречаться с читателями! Она охотно помогала найти нужную литературу, разобраться в каталоге и в картотеках, сама предлагала помощь, не дожидаясь просьб. Ася стала любить и ценить людей, встречала их с открытым сердцем, с искренним интересом.
"Вы только посмотрите! — говорили теперь об Асе. — Словно подменили человека!" Раньше коллеги невольно сторонились ее. Не только потому, что Лёлька постаралась оградить подругу от бесцеремонного любопытства. Они сами чувствовали стену неприступности, в которую заключила себя Ася, и штурмовать ее желающих не находилось. И вот теперь, когда стена рухнула, Ася обнаружила, сколько света в сердцах тех, кто рядом с ней. Чуткие, неравнодушные, умные, истинно добрые люди!
- Ася, обожжешься, — из осторожности предупреждала ее Лёлька. — Между прочим, даже у нас в библиотеке люди очень разные. Посплетничать любят, и любопытные сверх меры, а потом твоим же и подколют при случае.
- Я что, выгляжу сильно поглупевшей? — смеялась Ася.
- Да, вроде нет, — задумчиво осматривала ее Лёлька.
- Ну и не переживай тогда. Все нормально. И чтоб ты знала — рассказывают мне куда больше, чем слушают. Люди ведь не очень любят слушать. Зато любят тех, кто готов слушать их.
Лёлька хоть и остерегала Асю, но такие перемены в подруге очень ее радовали. Как же могло не радовать, что ни психическое, ни физическое здоровья Аси ничуть не пострадало. Все кто звонил тогда Никитиным, кто приходил навестить, первым делом спрашивали об Асином здоровье. Спрашивали озабоченно, готовые выразить сострадание, сочувствие, но как быстро эти чувства в голосе и в лице сменялись изумлением. У Аси даже насморка не случилось.
- Видно, все мои мысли и чувства совсем в другой теме были, и организм остался без присмотра. Весь сошел с ума, — шутила Ася. — Рецепторы транслировали в мозг набор случайных иероглифов. Вот он и не понял, что хоть из приличия полагалось бы заболеть.
- Хочешь, уедем куда-нибудь? — предлагал Артем. — К морю, в горы, в Египет… куда пожелаешь!
- Не хочу уезжать. Хочу быть в нашем доме, с тобой, и чтоб вокруг не чужие люди, а свои, друзья, знакомые. Ты за меня не бойся. Теперь все в порядке.
Да, угрозы больше не существовало. Толик Пунич умер.
Если бы Дакота не поймал пулю из его пистолета, Толик остался бы жить. Но случилось непредвиденное.
Конечно, он не ожидал нападения. Он опомниться не успел, как оказался обезоруженным и лежащим на снегу со связанными за спиной руками. Дальше Калина занялся Асей, а Чингиз и Мозаика бросились к неподвижному Дакоте. Пунич остался под присмотром Снупи, вооруженного отобранным пистолетом. Поверженный, он лежал на боку молча, без движения, только темные глаза метались неспокойно, как у зверя, загнанного в ловушку. Толик выглядел ошеломленным, раздавленным и никаких активных действий от него уже не ждали. А напрасно.
Улучив момент, когда сторож с пристальным беспокойством смотрел в сторону Жени, пытаясь разглядеть, что там происходит, Пунич каким-то кошачьим движением вскочил на ноги и бросился к краю крыши. Люди во дворе закричали. В ту секунду в толпе не поняли, кто именно камнем падает вниз. Не поняли даже, что человек прыгнул сам. Многие были уверены, что его сбросили! И лишь потом, на видео, которое снимал мобильным какой-то подросток, следователь ясно увидел — чистое самоубийство. Человек подбежал к краю и прыгнул.
Бедная Лёлька в тот момент едва не потеряла сознание от ужаса. Когда Пунич уже лежал внизу, она, не двигаясь с места, только и могла повторять: "Кто?.. Кто?.." Артема в то время рядом с ней уже не было, он торопился к Асе. На верхней площадке он принял ее из рук Калины и услышал от него о последнем шаге Пунича. Позже Артему пришлось зафиксировать смерть Толика. Совершив свой одинокий полет, он поставил точку в конце недолгой жизни. Смерть наступила мгновенно.
Позже каждого участника событий допросил следователь.
Ася отвечала на вопросы четко и лаконично. Собеседник ее говорил мягко, с сочувствием, был подчеркнуто доброжелателен. Неожиданно спросил с улыбкой:
- Анастасия, вы так сдержанны, как будто боитесь сказать лишнее.
- Ну да, я боюсь признаться, что затащила Пунича на крышу, держала в заложниках, а потом скинула вниз, — серьезно ответила она. — Одной левой.
Следователь удивленно поднял брови:
- Откуда такие фантазии?
- Фантазии? Да ну! С вашей точки зрения — нормальная версия.
- Не понял. Что вы хотите сказать?
- Когда вы Дакоту в главного подозреваемого определили, это что было? Дерзкий полет мысли?
- Ах, во-о-от в чем дело! — с иронией протянул следователь. — Да, он был одним из подозреваемых. И далеко не единственный. Например, у сожительницы Никитина был очень явный мотив, мы и ее разрабатывали. Мы все варианты отрабатывали, такая работа.
Асю покоробило от слов и тона этого холодного, темного человека.
- Да вас заклинило на версии с Дакотой. А настоящий преступник ходил и обдумывал следующий шаг. Ладно, — Ася пренебрежительно махнула рукой, — бессмысленно об этом говорить. Примите к сведению одно — встречаться с вами я больше не хочу. Толик вам удружил, никого больше искать не надо. Закрывайте дело.
- Жаль, что расстаемся на такой ноте. Но я вас не виню. Имеете право. Займись мы Пуничем вовремя… — он вздохнул: — Мы не ясновидящие.
- Мои друзья тоже. Но если бы не они, я бы уже в земле лежала. Прощайте.
Сыщику по чину положено было задавать вопросы. Все прочие проявили чувство такта и избавили Асю от необходимости возвращаться к болезненным воспоминаниям, снова и снова пересказывать события тех часов. Все, кроме Лёльки. И это было хорошо. Асины мысли требовали-таки выхода. Но ни с кем другим кроме подруги Ася не могла быть так безоглядно открыта. С Артемом? Нет, не могла. Она вовсе не собиралась что-либо скрывать от него. Не в этом дело. Ася не хотела причинять ему боль. Лёльки ахи и охи были совсем другого характера, она реагировала правильно. А Артем страдал, снова окунаясь в пережитый страх за нее и в собственное бессилие. От этого еще больше страдала сама Ася. С Лёлькой говорить было почти так же, как в собственных бесконечных мысленных беседах. С кем? Чаще всего с Пуничем…
Выговорившись с Лёлькой, Ася избавлялась от навязчивых мыслей.
- Скажи, ты хоть что-нибудь заподозрила, когда он пришел? Или пока Женя не позвонил, тебе даже в голову ничего такого не приходило?
Был обеденный перерыв. Они остались в библиотеке вдвоем. Ася охотно ходила бы в столовую со всеми вместе, но теперь Лёлька сделалась ярой сторонницей их обедов тет-а-тет. Очень хорош был этот час разговора с Асей, беседа текла будто сама собой, легко и естественно.
- Он был.. неспокойный, — задумчиво сказала Ася, опуская на стол руку с вилкой. — Это бросалось в глаза. Все время покашливал. Не простудный кашель, а такой, — она пошевелила пальцами, — нервозный. Кашлянет и рот прикроет — я тебе рассказывала, это жест скрытности. Взгляд постоянно ускользал в сторону. Потом начал себя за ухо подергивать. Я поняла, у него что-то в мыслях, он хочет прервать разговор или как-то переменить ситуацию, но не решается. Да, я все видела, но… — Ася покачала головой, — мне это не помогло. Все мои предположения были очень далеки от истины.
- А что ты подумала?
- Ну что?.. Мелькнула мысль, не собирается ли опять извиняться… Не помню уже, что думала, — пожала Ася плечами. — В общем, к тому, что сказал Женя, я не была готова. А знаешь, я ведь все вспомнила.
- Что вспомнила? — Лёлька вопросительно уставилась на Асю.
- Мою амнезию как ветром сдуло. Когда он схватил меня, я узнала руки. Такое яркое тактильное ощущение… Моментом все блоки слетели.
- Надо же… Происходит там всякое, — Лёлька потыкала себя в грудь. — И ведь ни разу непонятно, что там к чему и почему. — Она покачала головой и взяла солонку.
Посолила яйцо, выскребла его ложкой из скорлупы и сказала:
- Вот никак у меня не получается соединить твоего заботливого Пуняшу и урода из подъезда. В голове сразу затык происходит. Ну, скажи ты мне, как это может быть один и тот же человек? Если так любил… как он мог?
- Несчастный больной человек…
- Больной? Ты что, жалеешь его?! Да какой он больной??? — Лёлька была так возмущена, что только махала руками и не находила слов.
Ася медленно сдвигала на столе хлебные крошки в одну кучку:
- Да, больной. Были у него отклонения от нормы. Если бы я чуть больше им интересовалась, обязательно заметила бы. Разве не отклонение, что он практически жил у окна? Знал про каждый мой шаг. Чуть только случилась какая перемена — он уже знает. Даже и не скрывал особо. Приходил, расспрашивал. Правда, называлось это "соскучился по твоему кофе".
- Зачем такое извращение? Ну пришел бы да сказал: так и так, я тебя люблю…
- Знаешь, Лёль, — Ася вздохнула, — я ведь даже не виню его в том, что он сделал.
- Как это? — у Лёльки расширились глаза.
- Ну не знаю, — она пожала плечами. — Не то чтоб совсем оправдываю… но мне его жалко, дурака. Понимаешь, есть теория привязанности. В раннем детстве это биологическая, потом она сменяется психологической. Такая у нас врожденная потребность. Привязанность — суть психологической жизни человека от рождения до смерти. Быть свободным от нее так же невозможно, как пытаться быть не зависимым от кислорода. В общем, если она у человека есть, то это не патология, а признак психологического здоровья. К сожалению, у привязанности существует темная сторона. Как я задним умом понимаю, у Пунича развивался стиль тревожно-амбивалентной привязанности с элементами избегающего.
- Ой! Переходи на русский! — сморщилась Лёлька.
- Да я и говорю по-русски. Есть несколько видов привязанности. Тревожно-амбивалентный стиль — это навязчивая поглощенность любимым человеком, желание секса, тесной связи, ревность, эмоциональные крайности с развитием депрессий. А избегающий стиль — страх близости, те же эмоциональные взлеты-падения и ревность. Понимаешь?
- Вот это все он переживал? — недоверчиво спросила Лёлька. — Желание тесной связи и одновременно страх близости? Ничего себе! Это ад, а не жизнь!
- А я, как нарочно, помогала процессу усугубляться. Видишь ли, такие люди еще больше привязываются к тем, кто их обижает. Пунич же упрекнул: ты гнала меня как собаку.
- А сам еще больше на тебя западал, — недовольно проговорила Лёлька. — Дурдом какой-то, вся эта ваша психология. Разложили по полочкам, стили, признаки вычислили. А придурок ходит себе и никому дела до этого нет!
- Ну, дело-то до него, прежде всего, мне должно было быть… Да задним умом мы всегда такие умные. Теперь понимаешь, почему жалею его? Ведь все можно было изменить, не доводить до… края. Вот и корю себя.
- Да ладно тебе, Ася…
- А совсем он в разнос пошел, когда у меня появился Женя, — продолжала Ася, будто не слыша. — У него возникло болезненное предчувствие потери. Включился точно такой же механизм, какой возникает у младенца при разлуке с матерью. Сначала фаза протеста. Ребенок истошно кричит. Затем фаза острого горя. Крик становится все более отчаянным и безутешным. У Пунича эта фаза возникла, когда он понял, что возвращается Артем. Третья фаза покинутого ребенка — фаза "отключения": эмоции как бы ампутируются. Покинутый младенец выжить не способен. Если к нему никто не придет, считай, он мертв. У Пунича работала точно та же нейронная схема. Он чувствовал себя потерявшим все, жизнь потеряла смысл.
- И он окончательно слетел с катушек, — мрачно заключила Лёлька.
- Власть привязанности сильнее голоса разума. Наверно, он уже чувствовал себя мертвым, когда прыгнул с крыши. Знаешь, я до сих пор сомневаюсь, что он взял бы меня с собой…
- Как страшно жить… — пробормотала Лёлька. — Не поверишь, я теперь тоже жалеть его буду… Вот дуры-бабы мы с тобой! Ладно, жалеть можно. Все же неплохой он был человек, пока крыша не съехала. Но чувствовать себя виноватой — вот уж нет. Ты, подруга, не глупи, давай. Мало ли какой псих на тебя западет! Ты здесь причем?
Лёлька встала, включила чайник.
- Лёлишна, а помнишь твой гороскоп?
- Какой гороскоп? — Лёлька не уловила логики Асиной мысли. — О чем ты?
- Я тогда рассказала тебе о Жене, что он меня до дому довез. Ты посмотрела в читательском формуляре его день рождения и зарылась в гороскопы.
- А-а-а, да-да, вспоминаю. Я думала ты все еще про Пунича.
- Именно про него.
- Да? А он туда каким боком, если гороскоп про Дакоту был? Ой, погоди! — Лёлька вскочила. — Я знаю где он! Один момент! — Вернулась она буквально через минуту. Принесла свою записную книжку. — Я ведь за обложку его засунула! Вот! — потрясла она сложенным вчетверо листком. Развернула и молча стала водить глазами по строчкам. — Ух ты-ы-ы… Ася… а ты почему вспомнила?
- Да ты просто читай вслух. Прямо там читай, где "ух ты".
Лёлька помолчала, мотнула головой, следуя за какими-то своими мыслями.
- Вот черт! Ну как это так?.. — пробормотала она и прочла: — "Обладает способностью притягивать к себе самых невероятных персонажей, совершенно ненормальных. У нее есть Чеширский кот, который оставляет ей свою улыбку, психопаты Мартовский Заяц и Болванщик. Это ее друзья. Но она преданно любит лишь одного человека, грустного Рыцаря".
Она подняла на Асю потемневшие глаза:
- Я что, нагадала тебе психопата? — прошептала она, прижав ладони ко рту. Нет, Ась… это же была шутка… Елы-палы! — воскликнула Лёлька, — Кассандра, млин, недоделанная! Это нечестно! Брякнешь, что ни попадя, сам не знаешь что. А потом оказывается — в самую точку было. Больше никогда! Никогда! Ф топку все эти гороскопы! — она взяла салфетку, промокнула глаза.
- Лёлишна, ну чего ты расстроилась? Просто совпало.
- Я не хочу предсказывать такие "совпадения". Нет уж, даром мне не надо такое ясновидение. Только… не сходится же… Ну в Чеширские коты мы, вроде, тогда еще Женю определили. Любимый грустный Рыцарь… Артем, да? Больше некому. Но еще целых два психопата! Один Пунич. Кто еще? У нас что, еще один психопат есть?
- Нет, больше нету. В гаданиях всегда остается процент на погрешность.
- Меня все-таки беспокоит. Ты же видишь, дело клином сходится на Калине. Почему он психопат?
- Калина твой… — Ася улыбнулась. — Он простой гений. Если бы он не позвал своих друзей-трейсеров, всё кончилось бы гораздо хуже. Ты согласна, что он гений?
- Ну да, гений — это лучше. Пусть будет.
- Тогда все сходится — гениальность всегда рядом с безумством. И всё, не возражай. Ты меня утомила.
- Слушай, Ася, я поняла, как страшно быть предсказателем! Сказал, и сам не догоняешь, что сказал. К тому же нельзя ничего изменить… Ужасно!
Ася собиралась на работу. Артем встал, чтобы позавтракать вместе, а потом проводить Асю. Сам он работал сегодня с двенадцати и до полуночи. По дороге обсуждали намерение Артема вернуться в хирургию. Главврач отделения до сих пор при каждой встрече уговаривал вернуться в клинику. Встречи эти были случайными. Но месяца два назад шеф позвонил Артему сам.
- Твое место здесь. Я тут стажеру задание дал, составить статистику процесса восстановления хирургических больных. В общем, хочу, чтоб ты знал — когда ты работал, в вашем отделении был лучший результат по всей больнице. Особенно среди женщин. Потом резко упал. Соображаешь, почему?
- Почему?
- Да потому, что их лечил красавец-доктор, и они уже на другой день после операции просили косметику принести! — шеф повысил голос, досадуя на непонятливость Артема. — Они для тебя красились и кудри крутили. Ты прекрасно знаешь, как важны для выздоровления хорошее настроение больного и положительный настрой. Они химии меньше глотали, потому что рядом с тобой исцелялись на глазах!
Тогда Артем в очередной раз сказал, что в скорой помощи он тоже на своем месте. Он оставался прежнего мнения о том, кто должен работать в неотложке. Но Артема устраивала эта работа еще по одной причине, которую он не называл — работа на скорой оставляла мало времени для семьи, куда его нисколько не тянуло.
Так было месяца два назад. Теперь Артем не хотел по пол суток быть в разлуке с Асей. Все прочее отступило на второй план. Вопрос с переводом в клинику был решен.
- Не дождусь, когда мы, как нормальные люди, будем вовремя возвращаться домой, — сказал Артем, целуя Асю перед дверью библиотеки. — Что будешь делать после работы?
- Ты меня опередил, как раз собиралась сказать. Мне надо поговорить с Женей. Не возражаешь, если посижу с ним где-нибудь?
Артем погладил Асю по щеке.
- Ты будешь дома, когда я приду?
- В двенадцать ночи? Конечно, буду!
Дакота обрадовался Асиному звонку. На вопрос, свободен ли он после работы и может ли уделить ей часок времени, Женя помолчал, потом сказал:
- А ты как думаешь? Что ты спрашиваешь? Будь я тыщу раз не свободен, в пять часов я все равно стоял бы перед дверью твоей библиотеки.
Он так и ждал — перед дверью.
- Рад тебя видеть, — улыбнулся он, взял ее руку и поднес к губам. — Ничего не случилось?
- Нет. Просто хотела где-нибудь посидеть с тобой, разговаривать и никуда не торопиться.
- Я ушам не верю! — еще шире заулыбался Женя. — Эм-м… Артем сегодня на работе, как я понимаю. Ты не против хорошего ужина?
- Не против.
Ася взглянула на его правую руку, он держал ее в кармане. Она и правда поверила тогда про "царапину". Счастье, что пуля прошла навылет, пробив мышцы плеча. Но, увы, продырявить человека — это далеко на царапнуть. Подумав о том, что Женя из-за нее, не раздумывая, бросился под пулю, Ася почувствовала к нему прилив сострадания и нежности.
Он привез ее в "Княжий терем". С тех пор, как они были здесь, прошли считанные месяцы. Но казалось, это было целую вечность назад, а уж сколько плохого и хорошего случилось за это время!..
Сделали заказ, сидели напротив друг друга и молчали. Женя поставил локти на стол, подперев подбородок, смотрел на Асю и чуть улыбался. Для Аси молчание не было тягостным. Ей просто было спокойно здесь, с ним. Она собралась заговорить, но Женя — наверняка почувствовав — не дал, заговорил первым.
- Я хотел сказать тебе спасибо.
Ася помедлила, вопросительно глядя на него.
- Нет, не за то, что я сам очень хотел вот так посидеть с тобой еще хотя бы раз… Не знал, как пригласить. И вдруг ты звонишь…
- Но "спасибо" не за это? А за что? Ты, Женя, ничего не перепутал? Эти слова я должна тебе говорить.
- Не должна. А спасибо за то, что мне было очень… хорошо… Счастье — пафосно, да? — он наморщил нос. — Но я был счастлив по самому большому счету. Благодаря тебе я вспомнил, как здорово быть без ума влюбленным. Ты меня встряхнула и перетряхнула. А когда во мне "осело", сложилось уже как-то не так. Я стал другим. Лучше.
- И ты нисколько не обижен на меня?
- Обижен? — Женя вздохнул и откинулся на спинку стула. — Совсем не то слово… Утрата… Потеря… Ты ведь, Ася, про все это понимаешь лучше, чем я могу словами сказать. — Он помолчал, покачал головой, заговорил: — Я вижу, как он на тебя смотрит. Вижу, какие у тебя глаза. Я смотрел на него, слышал его голос, когда ты стояла там, на крыше. И яснее ясного понимал, что я — третий лишний. Так случилось, с этим ничего нельзя сделать.
- С этим ничего нельзя сделать, — эхом повторила Ася. — И потому очень горько…
- А вот этого не надо. Считай, такая моя просьба. Ты, Асенька, просто не имеешь права быть хоть капельку несчастливой. И ты меня, пожалуйста, не жалей. Знаешь… может быть, не надо об этом говорить, напоминать снова… Но я скажу. Я пережил такой страх в тот день… Не знать, что придет в голову тому сумасшедшему в каждую следующую минуту и… думать… ждать… готовиться… к самому плохому… — Женя замолчал, сжал челюсти, справляясь с захлестнувшими эмоциями. Через минуту заговорил опять: — Это было очень страшно. А когда все кончилось, пришло опустошение, усталость, но одновременно я испытывал такое счастье… Безумное счастье, что не надо больше бояться, что тебе больше ничто не угрожает. В то время я не думал об Артеме, не думал, что ты не со мной. Я был счастлив просто оттого, что ты не перестала быть. И вот это со мной осталось. Радость оттого, что ты есть. Ну не со мной… что теперь? Кто виноват, что я пытался занять не свое место… В общем, я понял — это не горе. Настоящее горе — если бы мне пришлось опускать тебя в могилу… Такая вот шоковая терапия. Все познается в сравнении, — горько усмехнулся он.
Ася молча смотрела на него и не знала, какими словами рассказать то, что чувствовала сейчас. В это время к ним подошёл официант с картой вин. Исчезла необходимость что-либо отвечать.
- Ты ведь не будешь пить? - вопросительно посмотрела Ася.
- Буду. Сегодня мне хочется крепкого. Ты не против? Потом закажем такси.
Скоро в хрустальных гранях бокалов играло золотистое "Серсиаль". Ася сделала глоток. Вино было с приятной терпкостью и с ореховым привкусом. И немного жгучее, напоминало коньяк. Женя, покачивая бокал, посмотрел сквозь него на язычок пламени свечи, зажжённой у них на столе. Асе было спокойно. Ушло настроение горечи и печали.
- Знаешь, я хочу сказать тебе кое-что, - Ася задумчиво водила пальцем по бокалу с вином. - Я много думала о том, что случилось. И однажды вся эта ситуация представилась мне в странном ракурсе. Вот смотри. Рано или поздно Артём всё равно вернулся бы. И я на девяносто девять процентов уверена, у Пунича так же поехала бы голова. Но к тому времени как у него снесло крышу, в моей жизни уже были ты и Калина. И вот теперь - обрати внимание - если бы мы не познакомились, меня никто бы не спас. Ведь точно, не спас бы никто. Так что получается? В каком-то мега компьютере... в таком... планетарного масштаба, всё было заранее учтено и посчитано: что события именно так сложатся, что у Толика сдвиг случится, что он решит "не доставайся же ты никому". И задолго до этого мне были посланы два хранителя - ты и Калина, во спасение. Вот. Ну что ты так на меня смотришь? Смешно, да?
- Нет, не смешно. Мне просто нравится на тебя смотреть. А компьютер... или Господь Бог... или Ангел-Хранитель... не знаю. Может быть, так всё и есть, как ты говоришь. Я бы даже хотел, чтобы так было. Значит, за нами приглядывают. И значит, всё, что случается, оно не просто так, с бухты-барахты случается, а зачем-то надо. Значит, всё имеет смысл.
- Правда?! - обрадовалась Ася. - Ты так думаешь?
- Меня одно смущает...
- Что?
- Если принять твою версию. И мою роль в твоей жизни... Грустно получается. Мавр сделал своё дело. Мавр может уходить.
Ася пристально и почему-то обиженно на него посмотрела. Спросила:
- Ты знаешь, откуда эта фраза?
- Нет.
- Она не из "Отелло", если ты не знаешь. Это из другой пьесы. Там мавр помогает заговорщикам организовать восстание. И вместо благодарности эти сволочи от него отворачиваются, он для них никто, они его в тёмную использовали… Вот как-то так. В общем, так говорят, когда человека особо цинично использовали в своих целях, говорят: мавр сделал своё дело, мавр может уходить. А ты, Женя, не смей так про себя говорить, - у неё на глазах заблестели слёзы.
- Ася, я не знал, - виновато проговорил он. - Я так и не думаю, ну, что меня особо цинично...
- Не думаешь, и не смей думать! - сердито сказала Ася. Она помолчала, и с досадой проговорила: - Я не могу сказать, что ты для меня значишь. Такие слова... они из другого измерения. Ты сам подумай, что я могу чувствовать к посланному мне хранителю?
Лёльки сегодня на работе не было. Ее отправили на библиотечную конференцию.
В обеденный перерыв пошла побродить по парку. День был ослепительно яркий, слегка морозный. Под солнцем будто не снег искрился, а алмазные россыпи. Ася шла медленно, снег поскрипывал под сапогами. Вокруг было пусто и тихо. Снежный ковер в стороне от аллеи лежал не тронутый следами, и был похож на белый лист. С ветки вспорхнули птицы, стряхнули иней. Он сыпался бесшумно и невесомо, искрясь на солнце.
Ася очистила от снега скамейку и села. Закрыла глаза, подставила лицо солнцу. На душе было безмятежно. Ася улыбнулась и открыла глаза. Перед ней опускалась пушинка — маленькое птичье перышко. Она посмотрела вверх, пытаясь увидеть птицу, что уронила ей перо. Никого не увидела. Ася сняла варежку, подставила руку, и перышко невесомо легло ей в ладонь. Ася смотрела, и глаза ее — от слепящего снега, может быть, — наполнялись слезами.
Она никогда не увлекалась мистикой. Но было в ее жизни нечто, чего она не могла объяснить. К ней часто прилетали перышки. То опускалось рядом на траву. То прямо на рабочий стол. Однажды легкий ветерок бросил перышко на раскрытую книгу, которую Ася читала… Она удивлялась, а Артем смеялся:
- Ангелы дарят тебе перышки!
Ася, в общем-то, большого значения этому не придавала. Мало ли… вон сколько птиц! Летают, теряют. Может быть, к другим перья еще чаще прилетают. Так она думала … Однажды проснулась, пришла на кухню, а снаружи за оконную раму зацепилось черное перышко. Трепещет от ветра, но не улетает. Асе как-то не по себе стало, черное прилетело впервые. Она открыла окно и отпустила его. В тот день погиб Илюша.
Ася про черное перо вспомнила нескоро. А когда вспомнила, ее как морозом пробрало. Неужели оно предупреждало о беде?! "Ангелы дарят тебе перышки…" А кто подарил то, черное?! Артема с ней уже не было. Некому было рассказать, некому ответить. А после того жуткого дня перышки прилетать перестали. Или она не обращала внимания на них? И вот к ней на ладонь опустилось — рыжее… солнечное… "Мой маленький солнечный ангел", — сквозь комок в горле с трудом прошептала она.
По щекам текли слезы, и она не могла их сдержать. С этими слезами изливалось из ее души то мутное и темное, что лежало пластом где-то на самом глубоком дне ее счастья. Она выплакивала страх и боль, разочарование и потери, свою вину перед Артемом, Женей… даже перед Пуничем и перед той женщиной и маленькой девочкой, которых Артем оставил…
Может быть, ее хранил маленький ангел, но по аллее за все время не прошел ни один человек, никто не потревожил Асю. Когда она вытерла глаза и глубоко вздохнула, ей показалось, что она легкая-легкая, ничто ее больше не тяготило. Ася улыбнулась.
- Спасибо, мой золотой. Теперь все хорошо. Теперь все очень хорошо.
Она стянула вторую варежку и бережно опустила в уютное тепло пушистое солнечно-рыжее перышко.
После обеденного перерыва Ася вернулась с обновкой — с овальным медальоном на золотой цепочке. Он был украшен овальной пластинкой из золотистого янтаря. Незаметная кнопка открывала крышечку медальона и открывался миниатюрный тайничок. Сейчас в нем лежало маленькое солнечное перышко. Такого же цвета были волосы у их мальчика.
Мюнстер, январь 2010 года